Текст книги "Леший"

Глава 5. Оптимизация

Покойника пришлось везти в район.

– Прости, батя, видит Бог, не хотел тебя после смерти мучить, да вот приходится, – вслух произнёс Захар, взял с кровати тело отца на руки. – Ух ты, тяжёлый-то какой!

– Может, Ивана позовём? Вдвоём-то сподручнее, – засуетилась жена. – Не стукни хоть головой, а то, чего доброго, скажут, что убили, – и заплакала.

– Да не гоношись ты, не путайся под ногами-то, – повысил голос Захар. – И вправду, иди за Иваном. Не вынести мне одному.

Аккуратно положил тело отца на кровать, сел возле изголовья.

– Вот ведь напасть какая, даже похоронить по-человечески и то не дают.

Отец прибрался под вечер. Он совсем извёлся за последнюю неделю, как выписали его домой. Все понимали, что помирать. Неотвратимость надвигающейся смерти и сильные боли совсем доконали старика. Фельдшерица Анна Марковна только беспомощно разводила руками:

– Нету у меня обезболивающего. Ему бесплатно положено, да все лимиты в больнице уже исчерпаны. У меня-то здесь откуда возьмутся?

– Так выпиши рецепт, я в город съезжу, – горячился Захар.

– Захар Петрович, да в своём ли ты уме? Да на эти препараты на рецептах две печати ставят, как же я-то тебе их выпишу?

Захар молча вышел, завёл машину и поехал в райцентр. Он ходил в больнице от одного врача, уже знакомого, пока отец здесь лечился, к другому, просил, умолял, ругался и выпросил-таки две ампулы. Рецепт в поликлинике никто ему не дал: «Да как же мы вам выпишем, если пациента в глаза не видели?»

– Мне что, умирающего старика за сто километров к вам сюда за рецептом везти?

– Да вы нас тоже поймите. Это же препараты строгого учёта! В тюрьму никто сесть не хочет за распространение наркотиков. Вон в Восточной Сибири доктор уже несколько лет судится, пытается своё доброе имя отстоять. А и всего-то выписала препарат, который несколько лет назад можно было в любой аптеке купить без рецепта. За распространение наркотиков осудили. Вы что, нас тоже за решётку отправить хотите?

– Дурдом какой-то!

Дурдом не дурдом, но домой Захар вернулся только с теми двумя ампулами, что дал ему врач в бывшей районной больнице, ставшей теперь в ходе проводимой оптимизации расходов бюджетных средств филиалом областной.

– Анна Марковна, может, хоть таблетки какие есть? Вон по телевизору но-шпу рекламируют. Подскажи, что делать?

– Ну, вы же сами понимаете, тут уже никакая но-шпа не поможет.

А что те две ампулы?! Вот и маялся старик, от боли корчился.

– Сынок, ты уж заколи меня, а… Избавь от мучений… – слабым голосом просил умирающий. – Сил больше нету. Ну, ножиком не можешь, пристрели хотя бы… как собаку… сынок…

Захар уходил на улицу и плакал.

А вчера отец успокоился. Заснул и дышал ровно с еле слышными хрипами. Настолько тихими, что сидящие возле постели больного сын со снохой то и дело прислушивались: а жив ли хоть.

Сидели молча. Да и о чём было говорить у постели умирающего? Знали, что осталось ему совсем немного, поэтому к похоронам готовились. Говорить о чём-то другом? А о чём, когда за тридцать лет совместной жизни обо всём переговорено уже на сто раз. Вот и молчали, прислушивались к еле слышному дыханию старика не в силах смотреть на осунувшееся лицо человека, ещё полгода назад пышущего здоровьем.

Вдруг будто что-то булькнуло в горле спящего, он вытянулся и затих.

– Прибрал Господь, – прошептала Зинаида и заплакала.

Ещё немного посидели, потом Захар встал:

– Пойду к Анне Марковне, пусть хоть смерть засвидетельствует. Может, бумаги какие надо оформить.

– Участковому надо звонить, он протокол должен составить. А за остальными бумагами в район ехать, – сказала Анна Марковна. – Он в больнице лежал, история болезни у них есть, выпишут справку, по ней в ЗАГСе свидетельство о смерти получишь. Какие проблемы?

Оказалось, что проблемы есть. Совсем ещё молодой главврач филиала, то ли с глубокого похмелья, то ли после дежурства, то ли всю ночь с бабами кувыркался, выглядел чрезвычайно усталым и неприветливым. Он только мельком посмотрел на Захара и, будто отмахиваясь от назойливой мухи, вытянул ладонь вперёд:

– Нет, нет, и ещё раз нет. Вот если бы он скончался у нас, тогда другое дело, но летальный исход наступил дома. В этом случае только судмедэкспертиза.

– Да какая экспертиза? – загорячился Захар. – Он же у вас тут лежал, вы же сами его домой помирать отправили.

– Такие правила, – отрезал главврач и помахал рукой в сторону двери, намекая, что разговор окончен.

– Какие такие правила? – Фёдор уже начал терять самообладание. – вы не вылечили, домой помирать отправили, а теперь экспертизу придумали.

– Понимаете, если летальный исход наступил вне стен лечебного учреждения, необходима судебно-медицинская экспертиза. Такой закон.

– Дурацкий у вас закон!

– Согласен, но не я его придумал.

Захар развернулся и громко хлопнул дверью, раздосадованный и законами, и бессердечностью доктора.

Домой вернулся уже после обеда. Мужики к этому времени сколотили гроб, но покойника в него класть Анна Марковна пока не советовала:

– Лучше бы сначала на судмедэкспертизу свозить, а потом уже обмывать и укладывать.

– Так что, нам его просто так в кузове везти или на моём прицепе нивовском? – чуть не матерился Захар.

– Ой, я не знаю, – пожимала плечами Анна Марковна. – Отвезти-то можно, наверное, и в гробу. А то на матрасе каком или на одеяле.

– Вашу мать! – выругался Захар. – Отца родного, труженика тыла, как бича какого безродного…

Грузовик на всю округу был только один, в бывшей центральной усадьбе совхоза. Газель-фургончик с надписью «Продукты».

– Да ты что, Захар Петрович?! – изумился просьбе мужика Андрей. – Да как же я на продуктовой машине покойника-то повезу? Да потом ко мне в магазин никто даже за хлебом ходить не станет. А если Роспотребнадзор узнает, меня же с потрохами съедят. Мне никаких денег не хватит, чтобы откупиться!

– Так что делать? Присоветуй. Ты у нас грамотный, институт кончил.

– Захар Петрович, в институтах этому не учат.

– Вот и худо, что не учат.

– Я давно в книжке одной читал, где-то в Латинской Америке закадычные друзья своего умершего друга-выпивоху три дня по кабакам под руки водили. Такое оригинальное прощание с разгульной жизнью ему устроили.

– Мой батя не загульный был, сам знаешь, – обиделся Захар.

– Да я разве о том? – тут же стал оправдываться Андрей. – Придётся тебе его на заднем сиденье своей «Нивы» везти.

– Ты что, издеваешься? – начал горячиться Захар. – Батя ростом под два метра был, как я его на заднее сиденье положу?

– Возьми моего «китайца», я тебе доверяю.

– Один хрен, что моя «Нива», что твой «китаец». Сантиметра два ширины разница.

– Захар Петрович, придётся сидя везти. Ремнями пристегнуть и везти. Другого выхода нету. Не могу я тебе свою продуктовую газельку дать.

– Да уж, ситуация. И на тот свет человеку без проблем отправиться не получается. Во всём у нас одни проблемы.

Жил отец в деревне отдельно. Никакие уговоры не смогли убедить его переселиться к сыну, хотя места в доме и было достаточно. Так он до последнего издыхания и находился в собственными руками срубленном доме. Печку не топили, зима ещё хоть и не пришла, снег только чуток припорошил землю, но на улице стоял бодрый морозец, поэтому решили входную дверь оставить настежь распахнутой, чтобы не испортить покойника, как сказала одна из ровесниц отца.

С мужиками, что мастерили гроб, договорились, что, пока они копают могилу, Захар свозит отца в эту самую судмедэкспертизу. Поди, экспертиза дело нехитрое, что там больного старика экспертизировать-то? До обеда успеет обернуться, чтобы часа в два отправить отца в последний путь.

К зданию суда Захар приехал в половине девятого. Выкурил штук пять сигарет, пока дождался начала рабочего дня.

– Да вы что? – изумился охранник в какой-то новомодной форме чёрного цвета с шевроном на рукаве и в беретке с большой кокардой. – У нас тут суд, а не экспертиза.

– Так мне и сказали: «Суд медэкспертиза».

– Это недалеко от больницы. Кирпичное такое здание, небольшое, из силикатного кирпича, – пояснил охранник.

Дверь в здании с красной гербастой вывеской оказалась на замке. Захар робко постучал, потом постучал громче. Через пять минут уже вовсю колотил кулаками по металлической поверхности. Никто не открывал. Обошёл вокруг, постучал во все окна. Тишина. В неподалёку расположенном приёмном покое больницы женщина куда-то позвонила, потом позвонила ещё в несколько мест и только после этого повернулась к Захару:

– Патологоанатом-то у нас ведь по совместительству. Хирург он, а сегодня после ночного дежурства уже домой ушёл. Вы с ним минут на десять разминулись.

– Может, догоню?

– Да вы что?! Это же не частная лавочка, захотел – открыл, захотел – закрыл. Вы уж завтра приезжайте. Прямо с утра пораньше и приезжайте.

– Может, сменщик есть?

– Да какой сменщик? У нас тут с этой оптимизацией столько народу сократили, что скоро каждый по десять функций выполнять станет. А вы про сменщиков…

Дома с Иваном аккуратно занесли отца в избу, снова положили на кровать. Мужики доложили, что могила готова. Выпили за помин души тут же в доме покойного, не снимая куртки, потому что температура была чуть выше уличной. От второй стопки Захар отказался – утром снова ехать в район, как бы какой гаец не тормознул да не придрался.

Дверь судмедэкспертизы снова оказалась закрытой. Захар подождал до половины десятого, потом пошёл в приёмный покой. Та же самая женщина, что вчера отнеслась к нему участливо, позвонила куда-то и извиняющимся тоном сказала:

– А Степаныча нашего, патологоанатома, вызвали в область на двухдневный семинар. В воскресенье – выходной, так что в понедельник и приезжайте. А что у вас?

– Да батя у меня помер. Справка нужна, без неё хоронить не дают. Говорят, лучше со всеми документами, чем потом эту, как её, сгумацию проводить.

– Эксгумацию.

– Один хрен.

– А что с отцом случилось? – участливо поинтересовалась женщина.

– Что случилось? Помер … У вас тут лечили, лечили, не вылечили, домой помирать отправили, а теперь вот экспертизу делать заставляют.

– А вы с нашим главным не разговаривали?

– Да позавчера ещё. Упёрся – и всё. Законы, говорит, законы… твари бездушные! Мне теперь что, ещё три дня отца не хоронить?

– Да вы не переживайте сильно-то. Не лето на дворе, не жара… Погодите-ка, я спрошу.

Она вернулась минут через десять.

– Извините, ничего не вышло. Только с разрешения главного.

– Может, взятку ему дать? – почти прошептал Захар.

– Что вы ему, тысячу предложите? Две? Вижу, не из богатеев. Да у него машина вон миллиона три, говорят, стоит. Он с этими вашими тысячами и мараться-то не станет.

– Так подскажите, что делать? Вижу, женщина вы добрая.

– А ничего не поделать. Поезжайте домой и ждите понедельника.

Пришлось опять ни с чем ехать домой. На окраине города гаишники останавливали всех и что-то или кого-то искали. Тормознули и Захара.

– Старший лейтенант Давыдов, областная инспекция дорожного движения, – скороговоркой, почти невнятно представился гаишник. – Документы, пожалуйста.

– Что-то нарушил?

– Нет, просто объявлена операция «Перехват», всех проверяем.

Посмотрел права, техпаспорт, сверил с номерами на бампере.

– Паспорт пассажира можно?

Захар взял с переднего сиденья пачку бумаг, достал отцовский паспорт, подал гаишнику.

– Он у вас что, пьяный? Сидит как-то…

Гаишник начал подбирать нужное слово.

– Нет, трезвый. – У Захара снова начала закипать злость. – Мёртвый он. Вот на экспертизу возил.

– Шутки шутите?

– Да какие, на хрен, шутки? С этой оптимизацией вожу покойника туда-сюда, вместо того чтобы похоронить по-человечески.

Старший лейтенант обошёл машину, открыл дверцу, пошатал покойника за плечо, потряс сильнее.

– Вы тут что за спектакли-то устраиваете?

Он отошёл к патрульной машине, связался по рации с начальством.

– Товарищ майор, тут такое дело… Мужик покойника в качестве пассажира на заднем сиденье возит. Пристегнул ремнём безопасности и возит.

– Пьяный что ли? – не понял майор.

– Пассажир?

– Водитель, твою мать!

– Да нет, вроде трезвый. Запаха нет, но какой-то нервный.

– Обкуренный, может? Или уколотый?

– Да нет, в возрасте уже мужик.

– Тогда что за хрень? Умом, что ли, тронулся? Совсем, блин, оборзели!

– Вот и я то же говорю, а он, мол, на экспертизу возил.

– Какую, на хрен, экспертизу? Ты его, что ли, направил?

– Да нет, на судмедэкспертизу, говорит. Покойника, в смысле.

– Совсем вы меня задолбали! И так голова кругом идёт. Гони ты его на хрен, с покойниками мне ещё разбираться! Вы преступника ищите, а не покойников. Работай давай!

– Так что с этим мужиком делать?

– Да гони ты его, твою мать, куда подальше. Куда он едет?

– Домой в деревню.

– Вот и гони его куда подальше, в свою деревню. И не пудри мне мозги, не до тебя тут!

В понедельник покойник поехал в район в третий раз.

– Заносите, – сказал патологоанатом, когда Захар объяснил ему про мытарства.

– А у вас тут санитаров каких нету или помощников? Один я, пожалуй, и не осилю. Дома уже пытался. А у вас тут ступеньки, не уронить бы.

– Да какие у нас помощники и санитары? Телевизоров насмотрятся и думают, что у нас тут, как в кино. А у нас тут оп-ти-ми-за-ци-я, – заворчал доктор. – Из-за этой оптимизации половину санитарок сократили. Здесь тоже один я остался. Говорят, зачем дармоедов держать, когда даже не каждый день трупы таскать приходится.

– Может, хоть вы мне подсобите? Я заплачу, сколько скажете, – затараторил Захар.

– Да что вы там заплатите! Пошли уже! Где там ваш покойник?

Захар подъехал к самому крыльцу.

– Вы что, его так и привезли? – улыбнулся доктор, увидев на заднем сиденье машины пристёгнутого ремнями покойника.

– Третий раз уже. И ничего смешного нету, – обиделся Захар.

– Извините, издержки профессии. Чего тут только ни насмотришься, но такое вижу впервые.

Не в состоянии смотреть, как патологоанатом будет вскрывать тело отца, Захар вышел на улицу и почти беспрестанно курил, зажигая одну сигарету от другой. Садился в машину, вылезал, ходил вокруг здания, снова садился, закуривал…

– Ну, где ты там? – вышел на крыльцо патологоанатом, вытирая руки далеко не свежим полотенцем. – Всё готово.

– Сколько я вам должен? – Захар достал из кармана тощую пачку купюр самого разного достоинства, среди которых были две бумажки по тысяче.

– Да ладно тебе, – отмахнулся доктор. – Бутылки нету?

– Не догадался, – извиняющимся тоном произнёс Захар.

– Тогда вот что, пока я бумаги пишу, сгоняй в магазин. Только не бери коньяк, барахло это. Возьми бутылку нормальной. Попроси непалёной, а то тебе всучат чего попроще, мол, мужик деревенский, ему какая разница.

Пока Захар ездил в магазин, доктор оформил бумаги.

– Компанию составишь?

– Дак я же за рулём. Нельзя.

– И правильно, а то спьяну-то ко мне чаще всего и попадают. Теперь в ЗАГС. Знаешь, где это?

– Да бывал когда-то, если не переехали.

– Они сто лет на одном месте. Давай загружать будем.

Вынесли, бережно усадили тело отца в тесный салон.

В деревню Захар приехал к часу дня, а в два обмытого бабами покойника честь по чести уложили в гроб, вынесли из дома и положили на прицеп.

– В церкву-то не заежжал? – спросила ровесница отца баба Стёша. – Надо было бы молебен за упокой души-то заказать.

– Да какой молебен, коли батя никогда в Бога не верил?

– Вот и худо, что не верил. Но молебен заказать всё одно надо было. Не по-христиански это. Дак и свечечек не купил?

– Да не был я в церкве, какие свечки?! Не до церквей там!

– Погоди-ко ужо, у миня дома-то есть. На могилке хоть запалим.

На погосте, когда всё было закончено, старушки стали устраиваться в машине Захара, сам он всё ещё стоял у могилы и потерянно смотрел на положенные на холмик искусственные цветы.

– Прости, батя! Пусть тебе на том свете будет лучше, чем здесь. Покоись с миром! Прости нас всех, грешных, что причиняли тебе боль. И прости всех, по чьей вине из-за этой оптимизации твой последний путь оказался таким длинным и беспокойным.

Глава 6. Домой!

– А ты чего, бабуля, без вещей? Чемодан на вокзале забыла, что ли? – с улыбкой спросил водитель, когда Нюра подала ему билет на автобус.

– Так, поди, не в гости еду, чтобы с чемоданом-то, – не приняла шутку Нюра. – К себе домой, так какие вещи?

– Нагостилась?

– Нагостилась, сынок, нагостилась.

– Не ужились? – продолжал словоохотливый водитель.

– Уживёшься с вами, бесами…

– Это точно!

Нюра прошла на своё место, устроилась у окна и стала смотреть на почти пустую ранним утром привокзальную площадь. Пассажиров было мало. Мороз не очень-то располагал к путешествиям, и в дорогу собирались только те, кому край-конец ехать было необходимо.

Не собралась бы и Нюра, терпела бы ещё выходки зятя, но случайно подслушанный вчера разговор заставил принять решение. Только месяц и прожила она у дочери после того падения на крыльце, когда получила сотрясение мозга, но и этого месяца хватило с лихвой.

Понятное дело, зять нервничал, что каждый день надо было отпрашиваться на работе, чтобы отвезти тёщу на процедуры, ждать её там полчаса и доставить обратно. Нюра уж сколько раз говорила, что доберётся сама, но дочь только досадливо отмахивалась:

– Куда ты сама? Шваркнешься по дороге или не туда уедешь, нам потом тебя по всему городу разыскивать. У Пети начальник добрый, разрешает на работу приходить позднее.

Правда, зять и с работы стал возвращаться всё позднее и позднее, да ещё каждый день под хмельком. А в выходные с утра уходил в гараж, где собиралась компания таких же отлынивающих от домашних дел мужиков. Понятно, насухую разговоры не клеились, начинали с пива, а пиво без водки – деньги на ветер. Вот и вчера зять заявился домой на бровях.

Васька с Колькой где-то болтались, Нюра сидела в комнате, из которой выселили к брату младшего. Дочь на кухне стала попрекать зятя за пьянку и гаражные посиделки. Тот какое-то время молча слушал, а потом громко выдал:

– А что мне дома-то делать? Надоело всё! Как в гостях живу – ни в трусах по квартире пройти, ни пёрнуть. Куда ни сунься, везде тёща.

– Петя, так ведь это мама моя!

– Вот именно, что твоя.

– А если бы твоя заболела, мы бы с ней точно так же нянчились.

– Слава богу, что моя давно прибралась, ни меня, ни тебя не намучила. Пойми ты, я хочу у себя дома без оглядки жить. Ходить в чем хочу, пиво пить, где хочу, да и в туалет – без очереди…

– Петенька. Ну, потерпи ещё немного, придёт весна, отвезём её в деревню, а потом и сами в отпуск с ребятишками к ней поедем.

– Нет уж, уволь! Мне её и тут за глаза за этот месяц хватило, чтобы я ещё и в деревню к ней поехал.

– Петя, но ведь это же мама моя! Люблю я её! Она вон как для нас старается. И на машину тебе все свои сбережения отдала. Нам бы без её денег никогда её не купить было.

– Стариков надо любить на расстоянии. А деньги… Что деньги? Кредит бы оформили.

– Ага, кредит! И как потом с ним рассчитываться? Не ахти какие миллионы домой приносишь.

– Ты что, теперь меня ещё зарплатой укорять станешь? А посчитай, сколько на лечение тёщи потратила? На эти деньги можно было мне новую дублёнку купить. Ещё и на шапку хорошую осталось бы.

– Да ничем я тебя не корю, только прошу – будь с мамой поласковее. Она это заслужила.

– Мне теперь что, перед ней на коленях ползать, что на машину денег добавила? На задних лапках всю оставшуюся жизнь ходить? Извини, моё терпение лопнуло. Вот закончит лечение, на другой же день домой отвезу.

Процедуры в поликлинике были прописаны через день, поэтому утром, как только ребята убежали в школу, а дочь с зятем уехали на работу, Нюра взяла в шкафу тысячу рублей, нашла на столе у ребят листок бумажки.

«Я уехала домой. Спасибо за угощение!». Положила на кухонный столик, оделась и пошла искать автовокзал.

– А вон на тройку садитесь, до самого вокзала и довезёт, – подсказал первый же попавшийся навстречу мужчина.

Повезло и на вокзале. Подошла к кассе за пятнадцать минут до отправления единственного в её сторону автобуса. Пассажиров было мало, знакомых не оказалось, люди молча кутались в одежды, к Нюре с разговорами тоже никто не приставал, и она погрузилась в свои невесёлые мысли.

А какие ещё они могли быть, когда родные люди, по сути, выгнали её на улицу, когда вот так, украдкой, пришлось сбежать, чтобы не быть поводом для семейных скандалов?

Нюра ни в чём не винила дочь. Та действительно её любила, сразу же нашла через знакомых хорошего доктора, показала ему мать, тот назначил обследование, а потом лечение. Нюра даже и не подозревала, что за всё это пришлось платить. Не скажи вчера зять, и не подозревала бы, в какую копеечку её падение на крыльце у Матвеевны обошлось. Да что деньги? Права дочь, она-то им сколько давала? А сколько продуктами каждую осень увозили? Тут уж попрекать-то бы и негоже. Но зять есть зять – чужой человек, хоть и живут уже вместе столько лет. Вон, и свои-то подчас хуже чужих бывают. Так что и на зятя она обиды не держит. Ну, брякнул спьяну лишнее, так ведь и то понять можно. А дочь хорошая, ласковая да обходительная. То и дело спрашивала, чего, мама, ещё надо? А чего ей надо? Одета, обута, сыта, в тепле, и на ласковое слово дочь не скупилась. Внуки не обижали, да и зять никогда косого взгляда себе не позволял. Вот только вчера и высказался. Так и то спьяну.

Нет, не зря говорят – в гостях хорошо, да дома лучше. Приедет сейчас домой, печку затопит, пару дней у Матвеевны поживёт, пока дом прогреется. А потом и в свой угол. Ой, как дома-то хорошо! Зима скоро кончится, весна придёт, зацветёт всё вокруг – любо-дорого!

Ну, начнёт Матвеевна пытать, почто не пожилось в городе, в тепле да сытости, скажет, что соскучилась по ней да по дому своему. А ведь и правда соскучилась!

И так благостно на душе стало! И все мрачные мысли куда-то улетучились. И хоть холодно и тряско было в автобусе, почувствовала такое умиротворение, какого не испытывала давным-давно.

Домой. Домой!