Текст книги "Леший"

Чека

– В десятый раз рассказываю и показываю. Собственно, напоминаю, поскольку вы это уже много раз делали с учебной гранатой. Но если та в случае задержки могла только пшикнуть в руках и пустить дымку, то эта уже ё… И ё… по-настоящему, что только мокрое место останется от распи… который выдернул чеку и задумался.

Майор не стеснялся в выражениях, но говорил чётко, чуть не по слогам, и громко, чтобы было всем слышно, вытянув вперёд руки, чтобы наглядно видели.

– Напоминаю инструкцию: метание гранаты складывается из выполнения следующих приемов: по команде: «подготовить гранаты!» вы выполняете заряжание гранаты – это значит, вы должны вынуть гранату из гранатной сумки, вывернуть вот эту пробку из корпуса гранаты, ввинтить запал. Теперь граната готова к бою.

– Вот для чего это занудство? – опять начал раздражаться Клавдий. После бессонной во время учений ночи, он отключился сразу после отбоя, и ему снова приснился тот злополучный сон про торпедный аппарат. Проснувшись часа в три, он так больше и не сомкнул глаз до подъёма, вспоминал жену, приставания к ней холостого соседа, мучился от ревности, а теперь, то ли из-за того, что не выспался, то ли по какой другой причине, сильно болела голова. Она не просто болела, она раскалывалась.

– Неужели нельзя сказать простым языком? Нет, надо наизусть талдычить написанную каким-то умником инструкцию для тупых. – Не удержавшись, он прошептал это стоящему справа Игорю.

– Разговорчики в строю! – рявкнул майор. – Я тут кому, себе, что ли, это рассказываю? Взорвись граната в руках, клочки по закоулочкам на двести метров разнесёт. Продолжаю! – сбавил тон майор. – Для метания гранаты необходимо взять гранату в руку и пальцами плотно прижать спусковой рычаг к корпусу, не отпуская спусковой рычаг, другой рукой надо выпрямить концы предохранительной чеки, просунуть палец в кольцо и за него выдернуть чеку из запала. После этого размахнуться и бросить гранату в цель и незамедлительно присесть на дно окопа. Метание гранаты производится по команде «Гранатой огонь!», а в бою – самостоятельно. Основное повторяю ещё раз. – Майор обвёл строй строгим взглядом. – Берёте гранату в правую руку. В пра-ву-ю ру-ку! Пальцами левой… – Он делал ударение на второй слог – пальцáми. – Выпрямляете усики чеки, вдеваете указательный палец левой руки в кольцо, рвёте его и бросаете гранату в сторону противника. В нашем случае – вон за тот земляной вал. В вашем распоряжении только три секунды. Через три с небольшим секунды происходит взрыв. Выполнять всё только по моей команде. Никакой самостоятельности! Я повторяю – ни-ка-кой! Первый справа – ко мне! На боевой рубеж – шагом марш! Остальные – в окоп бегом! И не высовываться, так твою мать!

Забились в глубокий окоп, вырытый на полигоне явно несколько лет назад, потому что края его затянулись дружными зарослями осота. Через некоторое время ухнуло, и вскоре над головами раздался голос майора:

– Следущий! На огневой рубеж – бегом марш!

– Ну как? – повернули все головы с прошедшему боевое крещение.

– Нормально, – беспечно отозвался тот.

– Мандраж есть?

– Ну, не без этого. Нагнал майор страху, а там всё – полная фигня. Выдернул чеку, бросил гранату, присел. Я, правда, поторопился, каской зацепился. Ремнём вроде ухо поранил. Хотя крови не видно.

– Главное, что ухо на месте, а то бы в день рождения и потаскать было не за что, – засмеялся фельетонист Вадик.

Снова ухнуло, снова голос майора:

– Следущий! На огневой рубеж – бегом марш! – И снова ухнуло… И снова…

Теперь по команде майора выскакивать из окопа предстояло Клавдию. Сразу сделалось как-то неспокойно, в низу живота появилось неприятное ощущение. Он спрыгнул в небольшой окопчик, рассчитанный на двоих – бойца и инструктора, по команде достал из сумки гранату, вывернул крышку, задрожавшими от волнения пальцами ввинтил запал. Почувствовал, как сердце стало биться намного чаще, в один миг вспотели ладони.

– Готов? – грозно спросил майор.

– Да, – кивнул головой Клавдий. Каска качнулась и нависла на глаза. Он левой рукой поправил сползающую каску.

– Не да, а так точно, товарищ майор! Интеллигенция, блин, на мою голову!

– Так точно, товарищ майор! Готов.

– Бери гранату в правую руку – и дальше по инструкции. Помнишь инструкцию?

Клавдий кивнул, и каска снова наехала на лоб. Он поправил каску, зажал гранату в правой руке, просунул палец в кольцо.

– Гранатой – огонь!

Клавдий изо всех сил рванул кольцо, а поскольку он был левшой, инстинктивно переложил гранату из правой руки в левую, чтобы размахнуться и бросить ей как можно дальше. Но граната выскользнула из мокрых от волнения ладоней и мягко шлёпнулась на песок. Клавдий растерянно проводил её взглядом и в долю секунды пулей вылетел из окопа.

Майор, когда Клавдий рванул кольцо, присел лицом в угол и не заметил упавшей на дно окопа гранаты, но краем глаза увидел метнувшуюся за бруствер тень, рванул следом, подсёк вскакивающего на ноги бойца, тот распластался на земле, уткнувшись носом в песок, навалился сверху, прикрывая телом от осколков.

Кровь в сразу набухших висках сильными толчками отсчитывала секунды до смерти. Пульс у невозмутимого майора был всегда, даже за минуту перед прыжком с парашютом, около шестидесяти, поэтому каждый его удар означал новую секунду. Три… Майор придавил тело бойца ещё сильнее, изо всех сил зажмурил глаза, ожидая, когда смертельные осколки вопьются в тело. Четыре… Пять… Взрыва не было. Майор отсчитал до десяти, медленно начал подниматься, в любой миг ожидая запоздалого по какой-то причине взрыва. Стояла тишина, которую называют мёртвой.

Клавдий, почувствовав, что на него больше никто не давит, тоже было поднял голову, но окрик «Лежать!!!» заставил его снова вжаться в песок. Край сбившейся при падении каски давил на щёку, но парень не смел пошевелиться, чтобы рукой поправить стальной головной убор и лечь удобнее.

Майор обошёл окоп и, внимательно глядя на песок под ногами, направился в сторону земляного вала. Гранаты, а её, окрашенную в зелёный цвет, хорошо было бы видно на песке, нигде не оказалось. После безуспешных поисков в радиусе полусотни метров, дальше боец её не смог бы забросить при всём желании, майор вернулся к окопу, заглянул в него и увидел гранату на земляном полу. Глубоко выдохнул, осторожно спустился вниз, взял в руки. И тут над полигоном раздался такой отборный мат, что стоящая у дороги берёза стыдливо опустила ветки.

Самые грубые выражения перемежались в монологе майора витиеватыми фразами про бывшие в его недалёком прошлом интимные отношения с матерью Клавдия, с ним самим, со всеми этими долбаными «партизанами», с каждым из них врозь и вместе взятыми, можно было понять, что он видел свою треклятую жизнь в заднице негра и под хвостом у чёрной кошки, ещё где-то в куда более тёмном месте, что из-за этих тупоголовых раздолбаев он тут каждый день ни за хрен собачий рискует жизнью. Он кричал много о чём, а бойцы испуганно сидели в окопе, не решаясь высунуться без команды, чтобы узнать причину гнева и без того не очень вежливого инструктора.

– Ну, какого хрена расселись? – раздался голос над головами. – Выходи строиться.

Бойцы выстроились в две шеренги, смотрели то на грозного, красного от гнева майора, то на распластавшегося на земле Клавдия.

– Я сколько раз повторял вам: «Отгибаешь у чеки усики! Усики отгибаешь! Говорил? Говорил! Так ведь этот м…к умудрился рвануть кольцо, не расправив усики. И ведь хватило силы! Кольцо стальное не выдержало, а чека на месте осталась!

В строю кто-то хихикнул.

– Я вам тут что, анекдоты рассказываю? – рявкнул майор. – Я вам тут цирк устраиваю? Ты хихикал? Вот в другой раз я тебя отправлю гранату искать. Посмотрю, как ты смеяться станешь. Равняйсь! Смирно! Продолжаем боевую подготовку.

Следующий на огневой рубеж – бегом марш! А ты тут чё разлёгся? Марш в укрытие! – И майор пнул по сапогу Клавдия.

Клавдий поднял голову, каким-то диким взглядом посмотрел вокруг и побрёл в сторону от полигона. Через несколько шагов снял наползающую на глаза каску, поправил автомат и, глядя под ноги, отправился в сторону недалёкого леса.

– Куда это он? – спросил кто-то.

– Да хрен с ним, пусть идёт. Оклемается – вернётся, никуда не денется, – махнул рукой майор. – Ему бы сейчас сто грамм не помешали. Да и я бы накатил с удовольствием, чтобы стресс снять. Мы же с ним смерть пережили. Тут не только стресс, тут и крыша поехать может.

Когда Клавдий удалился метров на триста и был уже у самой опушки, майор снова скомандовал:

– На огневой рубеж – марш!

Диверсанты

Клавдий сидел на опушке леса, прислонившись спиной к старой берёзе. Вот так же хорошо было в деревне у бабушки, куда он изредка ездил летом, побыть в тиши, собраться с мыслями, привести в порядок наброски своей диссертации. Но поработать не получалось, потому что скучающая по родным бабушка окружала его такой заботой, так хлопотала, стараясь угодить дорогому гостю, что больше недели он не выдерживал.

Успевал за несколько дней сделать что-то по хозяйству, подремонтировать удерживаемую подпорками изгородь, то подлатать ветхую крышу, то заменить прогнившие половицы в бане, то ещё что-то требующее мужского вмешательства.

Плотник из него получался аховый. Но даже сделанное неумелыми руками городского жителя, не привыкшего к топору и молотку, приводило бабушку в восторг, и она торопилась к соседкам рассказать о том, какой у неё деловитый вырос внук. Всё-то он знает, и мало того, что большой учёный, так ведь и по хозяйству мастак.

Там, в деревне, был настоящий рай, отличимый от потустороннего тучами злых комаров по вечерам и свирепыми оводами в течение всего жаркого дня. За неделю насладившись общением с природой и завершив неотложные хозяйственные дела, Клавдий возвращался в город, обещая бабушке приехать если не зимой, то на следующее лето – обязательно. И погостить подольше, чем получилось на этот раз.

И вот он на опушке леса, совсем такого же, как начинается сразу за домом бабушки. Только эти чёртовы взрывы бьют и бьют по перепонкам. Но вот гулкие уханья смолкли, и Клавдий начал соображать, где он находится. У бабушки в деревне? Тогда почему он в военной форме и с автоматом? Ах, да, он же в тылу врага. Вот только бы вспомнить, где его друзья? Он не помнит, чтобы они гибли на его глазах, он не помнит, выполнили ли они задание и что это было за задание. Странно, что он ничего не помнит. Какой-то жуткий провал в памяти… И эта дикая головная боль!..Почему же всё-таки он один?

Клавдий отстегнул рожок автомата. Патронов не было. Бросить? Нет, оружие надо сохранять любой ценой. Всё не с голыми руками, особенно, если придётся идти в рукопашную.

Идти… Куда? Если их забросили в тыл врага, значит, надо идти в сторону своих. На восток. Это значит – через вот это далеко простирающееся голое пространство. Так его легко могут заметить, придётся идти в обход. И только, было, он собрался встать и идти по краю леса, скрываясь за деревьями, как увидел приближающуюся грузовую машину с крытым кузовом.

Залёг. Наверняка это ищут его. Вот же гадство – и отстреливаться нечем, и в плен попадать нельзя. Начнут пытать. Он ничего не помнит про задание, но ведь они же не поверят. Значит, придётся терпеть боль. А может, и не его ищут? Может, вообще никого не ищут, и машина вовсе не военная?

Но машина оказалась военная. Не доезжая до Клавдия метров двести, она остановилась, и из кузова начали выпрыгивать солдаты, одетые в нашу форму.

«Диверсанты, – решил Клавдий. – Патроны добуду у них. А повезёт, уложу десяток-другой».

Пока обдумывал решение, справа, за мыском леса, невидимый для Клавдия, забубнил, будто застучал тяжёлым молотком по толстой доске, крупнокалиберный пулемёт. Клавдий посмотрел вперёд и увидел, что по полю движется наш бронетранспортёр, а пулемёт шпарит прямо по нему. В это же время в ту сторону стали стрелять короткими автоматными очередями и наряженные в нашу форму диверсанты. Клавдий присмотрелся: бронетранспортёр оказался макетом, а солдаты стреляют по поднимающимся на несколько секунд над землёй мишеням.

– Вот гады! Это, значит, у них тут полигон. Значит, я в глубоком тылу, недалеко от передовой полигона быть не может. Значит, это ещё молодые, необстрелянные новобранцы. Тем проще.

Клавдий по-пластунски стал приближаться к машине. С половины пути увидел, что в тени кузова сидит прапорщик, рядом с ним жестяная коробка с патронами. Три бойца набивают рожки. Вот предыдущая тройка отстрелялась, ушла к лесочку, на огневой рубеж выдвинулась эта троица.

– Самое время, – решил Клавдий, вскочил и бегом бросился к машине. – Хенде хох! – скомандовал он прапорщику.

Тот заулыбался и поднял руки. Клавдий по-немецки больше ничего не знал, поэтому скомандовал по-английски: «Lie! Лежать». Прапорщик, всё ещё думая, что его разыгрывает какой-то шутник, покорно вытянулся на траве. Клавдий, как его учил инструктор по боевым единоборствам, отработанным за время тренировок ударом ребром ладони тюкнул прапорщика ниже солнечного сплетения, схватил коробку с патронами и подбежал к кабине.

Ключ зажигания оказался на месте. Клавдий завёл двигатель, на больших оборотах рванул с места и помчал по дороге в противоположную той, откуда приехали солдаты, сторону.

В тылу противника

Просёлочная дорога минут через пятнадцать вывела на щебёночную. Клавдий немного проехал по ней на восток, потом перед поворотом остановился, решив, что надо менять машину и уходить от погони, которую наверняка за ним уже организовали переодетые в советскую форму диверсанты. Он поставил грузовик поперёк дороги и стал ждать. Вскоре увидел зелёный «опель». Тот остановился перед препятствием, из салона вышел невзрачный мужчина и, что-то вполголоса бормоча, непонимающе начал оглядываться по сторонам.

Самое надёжное было бы его убрать. Клавдий без раздумий сделал бы это, будь мужчина военным, но убивать гражданское население при выполнении задания можно было лишь в исключительных случаях. Нынешняя ситуация таковым случаем не была. Ясно, что местный житель сообщит о происшествии в первом же населённом пункте, зато он угонит туда и грузовик, по следу которого должна быть организована погоня. Это даст Клавдию какое-то время на легковой машине оторваться от преследователей, тем более что патрули будут искать именно военный грузовик. Надо бы ещё переодеться, но встреченный мужчина был слишком маленького роста.

– Hende hoh! – скомандовал Клавдий из-за машины. Мужчина начал озираться по сторонам, пытаясь увидеть, откуда раздалась эта команда на немецком, который он знал ещё со школы, и действительно ли она относится именно к нему.

– Hende hoh! – повторил Клавдий.

Мужчина понятливо поднял руки.

– Tranquility. – Спокойно, – перешёл на английский Клавдий и шагнул из-за машины. – Exchange autos!

Видя, что мужчина не понимает, что ему предлагает этот человек в непонятной военной форме с автоматом, Клавдий повторил: «Change» и продублировал по-русски: «Меняемся машинами».

Мужчина испуганно закивал головой, послушно взял протянутый ему ключ зажигания. Его «опель» стоял с работающим мотором. Клавдий сел в салон, трогаясь, заглушил машину, завёл снова, развернулся и поехал в восточную сторону, где должны быть свои.

Вскоре, едва видный с дороги, за деревьями сада показался хутор, на развилке к нему на иностранном языке над стрелкой вправо было написано название и рядом со стрелкой прямо – Rukla. Клавдий по посыпанной щебёнкой дороге свернул к хутору. Надо было переодеться и запастись продуктами – без еды у него едва ли хватит сил добраться до своих.

Клавдий подрулил к самому дому, развернулся, чтобы можно было быстро покинуть хутор. Осмотрелся в поисках другой дороги, но выезд был только один, по которому он сюда приехал.

На крыльцо вышла молодая женщина и, приветливо улыбаясь, сказала:

– Laba diena!

Клавдий из общения с мужчиной в лесу понял, что английским местные жители не владеют, немецкий, даже те немногие слова, которые знал, напрочь забыл, поэтому заговорил на русском, почему-то коверкая слова, как это обычно делают при разговоре с иностранцами, думая, что так им будет понятнее.

– Здравствуйте! Мне нужна одежда и немного еда.

– О да! Конечно! – ответила женщина с сильным акцентом. – Ви заходи в дом. А как вам попал этот машина наш сосед?

– А, это долгая история, – заулыбался Клавдий. – Видите ли, ему потребовался грузовик, вот мы и поменялись ненадолго.

– О да! Конечно! – согласилась недоверчиво женщина. – Вы проходи в дом, сейчас муж приедет, я вас вместе покормлю обед.

– Понимаете, у меня нет времени. Дайте, пожалуйста, мне еда, рубашка и брюки.

– О да! Конечно, конечно! – заторопилась женщина, вошла в дом, и вскоре Клавдий услышал, что она с кем-то разговаривает. Он шагнул следом и увидел, что женщина говорит по телефону на не понятном ему языке. Увидев вошедшего, она снова заулыбалась, закончила разговор, положила трубку:

– Муж позвонил. Он скоро будет. Садитесь, пожалуйста, я сейчас принесу еда.

Она вернулась с двумя тарелками, наполненными колбасой, хлебом, сыром и свежими огурцами.

– У вас дома есть аптечка? У меня очень больной голова. Есть хотя бы цитрамон?

– О да! Конечно! – женщина подошла к шкафу, достала коробочку с лекарствами, порылась в ней и протянула аптечную упаковку цитрамона. Клавдий взял сразу две таблетки, потому что голова просто раскалывалась.

– Можно вода? Water. Понимаете?

– О да! Конечно, конечно!

Пока женщина ходила за водой, Клавдий переворошил содержимое коробки с лекарствами, увидел спазмалгон и добавил к цитрамону крупную, как нарукавная пуговица пиджака, белую таблетку. Взял протянутый стакан, положил таблетки в рот, хлебнул глоток, проглотил его вместе с таблетками, запил остатками воды, посмотрел на тарелки и начал жадно есть.

Женщина достала из шкафа рубашку в крупную клетку, светлые брюки. Повертела их в руках, несколько раз перевела взгляд с вещей на нежданного гостя, будто примеривая, подойдёт ли размер, повесила на спинку стула рядом с Клавдием. Тот, не переставая жевать, настороженно следил за движениями женщины, готовый в любой миг вскочить, если вдруг она из шкафа вместе с одеждой достанет ружьё. Но женщина вела себя спокойно, приветливо улыбалась и потчевала:

– Ви ешь, ешь.

– Danke! – вспомнил Клавдий немецкое слово «спасибо». – Danke!

– Prasome, – ответила на родном языке женщина. – Vaisinkites! Угощайтесь!

Догадавшись, что женщина говорит ему что-то типа «пожалуйста», Клавдий повторил ещё раз: «Danke!» и улыбнулся. Голова после таблеток почти перестала болеть, не мучил голод, и сразу стало спокойно. Женщина что-то продолжала ему приветливо говорить на своём языке, и этот нежный голос убаюкивал, клонил ко сну. Но спать было нельзя! Ни в коем случае нельзя было расслабляться! Надо было двигаться вперёд, к своим. К своим!

– Где, вы говорите, хутор вашего соседа? – спросил Клавдий по-русски. – А то он мне объяснял, но я не очень понял и по ошибке заехал к вам.

– Это два километра вперёд в сторону Рукла, – показала рукой женщина направление.

– Спасибо! Вы извините, я переоденусь.

– О да! Конечно!

Женщина вышла из комнаты, Клавдий скинул с себя пропотевшую под мышками куртку, майку, надел рубашку. Она была чуть тесновата, но вполне годилась. Быстро стянул сапоги, сбросил штаны, натянул светлые брюки хозяина хутора, обулся. Теперь он был совсем гражданским, потому что широкие штанины почти скрывали армейскую обувь.

– Danke! – громко сказал Клавдий. – Спасибо вам за угощение! За одежду. Я обязательно всё верну, вот только отгоню машину вашему соседу. До свидания!

– Viso gero! – сказала, войдя в комнату женщина. – До свидания! Ви повернуть налево, там два километр хутор Пальдус, хозяин эта машина.

– Danke! Большое спасибо!

Клавдий понимал, что нужно быстрее уехать с этого хутора, найти где-то укромное место и поспать хотя бы полчаса, пока не утихла мучившая с раннего утра головная боль. Надо поспать. Поспать!

– Извините, а вы не могли бы дать мне ещё таблетку?

– О да! Конечно!

Клавдий выдавил из упаковки ещё таблетку спазмалгона и остатки цитрамона, сунул в карман полученных в обмен на свою форму брюк и пошёл к машине. Обернулся, женщина помахала ему рукой и вошла в дом, притворив дверь. Клавдий бросил взгляд на дорогу и увидел, что оттуда к хутору свернул армейский грузовик.

«Придётся отступать в лес», – мелькнула мысль. Бросился за дом, стоящий всего метрах в ста от рощи, но увидел, что оттуда цепью идут солдаты с автоматами наизготовку. Тоже почему-то одетые в советскую военную форму. Клавдий выпустил в их сторону очередь из автомата и заскочил в распахнутые ворота сарая.

«Вот и пришло время стать героем, – мелькнула мысль. – Живым не дамся! Надо уложить как можно больше врагов. Дадут Героя, какое-нибудь пособие жене станут выплачивать. Жалко только, что пожить успел так мало! Но они дорого заплатят за мою жизнь».

Встав у ободверины, Клавдий слышал, как подъехал грузовик, как на русском раздалась команда оцепить сарай.

– Сдавайся! – послышался голос. – Ты окружён. Сдавайся, пока не успел наделать глупостей.

«А вот хрен вам!» – подумал Клавдий, вспомнил, что у него осталась вторая граната, как учил майор, вставил запал, отогнул усики, выдернул чеку и бросил гранату за дверь.

Раздался врыв.

– Бить на поражение! – скомандовал тот же голос. – Дурак, выходи по-хорошему! Зачем тебе проблемы? Выходи!

В ответ Клавдий дал короткую очередь. И едва снова прижался к стене, как в проём двери заскочил какой-то военный.

Он не знал, что блокированный в сарае человек – левша, поэтому повернулся не в ту сторону, откуда мог ждать удар.

Клавдий заученно ребром ладони тюкнул его в район кадыка, и вбежавший сразу же рухнул навзничь. Отсекая тех, кто мог бежать следом, Клавдий дал длинную очередь, вторую, третью. Нажал на курок, но патроны кончились. Пока выхватывал из подсумка новый рожок, в сарай ввалились бойцы, сбили его на землю, кто-то стукнул прикладом по затылку, разом оборвав военную службу «партизана».

* * *

Через полгода семья Клавдия получила письмо. «Уважаемая Алла Александровна, настоящим извещаем, что ваш муж, Степанцов Клавдий Иванович, прошёл полный курс лечения и реабилитации в психиатрическом отделении Ленинградской военно-медицинской академии им. С.М. Кирова…»

Дальше было что-то про дату выписки, про сопровождение домой, про тёплую одежду, про необходимость прохождения ВТЭК по месту жительства и тому подобное. Не вдаваясь с детали, Алла собрала вещи, купила билет на первый же поезд и поехала в Ленинград. Без особого труда неподалёку от Финляндского вокзала отыскала красивое старинное здание военно-медицинской академии.

В отделении Алле выдали документы и сложенные стопочкой какие-то личные вещи мужа, сверху на них лежал амулет с изображением весёлого чёртика. Молодая красивая женщина придвинула всё это к себе, расписалась в получении и стала ждать выписанного мужа.

Когда в вестибюль из-за угла коридора в сопровождении женщины в белом халате вошёл одетый в полосатую больничную пижаму худой, наголо постриженный и плохо побритый мужчина в возрасте за сорок, Алла даже не обратила на него внимания. Под руку с сопровождающей его женщиной он шаркающей походкой продвигался вдоль стены по паркетному полу, глядя под ноги и что-то вполголоса бормоча под нос. Красавица равнодушно скользнула по этой паре взглядом, отвела его снова в сторону коридора, и вдруг что-то будто силой заставило её посмотреть на мужчину снова.

– Господи! – ахнула вдруг она не в силах пошевелиться или сказать ещё что-то. Некоторое время она в шоковом состоянии стояла возле стойки регистрации, потом, роняя на бегу выданные ей бумажки, бросилась навстречу любимому, за полгода постаревшему лет на пятнадцать. Клавдий отшатнулся в сторону, и когда Алла, остановившись в полуметре от опешившего мужа, вроде бы даже и не узнающего её, протянула руку, чтобы погладить его по плохо выбритой щеке с торчащими тут и там клочками щетины, Клавдий испуганно отшатнулся, стукнулся затылком о стену, опустился на пол и заплакал, как ребёнок.

Алла растерянно стояла рядом, не зная, что делать. Потом опустилась перед мужем на колени, обхватила его голову, прижала к себе и тоже горько заплакала.