Текст книги "Леший"

Прыжок

По натуре своей Клавдий был аккуратистом. Но даже ему до чёртиков надоело это бесконечное укладывание парашюта. Особенно после того, как москвич Валерка Тучин, имевший больше полусотни прыжков, но вместе со всеми уже две недели укладывавший парашюты, сказал, что купол можно в сумку хоть ногами утаптывать, он всё равно раскроется – лишь бы стропы были уложены как следует.

– Тогда зачем нас заставляют его складывать так аккуратно? – искренне удивился Клавдий.

– А чтобы знали, как это должно быть, и не привыкали к разгильдяйству. А то ведь оно так одно за другим и потянется: сначала купол кое-как, потом стропы, а там, глядишь, и камнем вниз с километровой высоты. За твою глупую смерть кому-то и срок впаяют. А оно им надо?

– А что, бывает и такое?

– Бывает, но очень редко. И хоть это парадоксально, но, как правило, у спортсменов. Самонадеянность подводит, когда чувство самосохранения притупляется.

– А что тогда нам тут инструктор про разные случаи рассказывает?

– А чтобы не расслаблялись.

– Тут расслабишься! Как же! Каждый день на этих долбаных тренажёрах. Уже все плечи ремнями сбил.

– Тяжело в учении… Помнишь?

– Да помню, помню, я вот только понять не могу, на фига нам всё это? И главное – на фига армии такие бойцы, как мы? Ты кандидат наук, Генка – кандидат, я тоже, Серёга диссертацию пишет. И, обрати внимание, все мы гуманитарии. Ни один из нас не специализируется по военным наукам. Так, может, для государства было бы полезнее деньги тратить на повышении нашей квалификации по специальности, а не на игры в войнушку? Вон ребята – врачи. Тоже тут фигнёй занимаются, а там, в поликлиниках, из-за этого очереди растут, операции некому делать.

– Ну, ты брат, загнул! Вредные у тебя мысли какие-то. Ты в армии, а тут думать командиры должны, мы же слепо выполнять их приказы. На этом принципе все армии мира во все века строились. Ввели вон после революции демократию в войсках, и что из того вышло? Перестреляли кадровых военных, которые порядок хотели видеть, и хана армии. Так что давай лучше укладывай свой парашют, а думают пусть наши генералы, которые нас сюда из дома сорвали. От жён, от детей. Ты, кстати, давно женат?

– За три дня до сборов свадьба была.

– Значит, медовый месяц тут отмечаешь? Не завидую!

– Да ладно! Чего там? Мне просто эта фигня надоела. Раздражает всё. И эти дурацкие прыжки с постамента, и с тренажёра, и эта долбаная укладка.

– Ну, прыжки, они, сам понимаешь, для отработки приземления. Чтобы до автоматизма довести. Помнишь, инструктор учил: ноги вместе, ступни и колени прижаты. Это же не просто так, из желания строить всех под одну гребёнку. Когда на обе ступни приземляешься – меньше вероятность вывиха или перелома.

– А он что, сразу об этом не мог сказать?

– Наверняка говорил, только ты, наверное, в это время о жене думал, вот и прослушал.

И вот в который уже раз парашюты уложены, и взвод отправился на тренажёры. Опять – сначала прыжки с высокого деревянного помоста, потом с муляжа самолёта Ан-2.

– Левой ногой упираемся в выступ у двери, толкаемся и прыгаем по ходу самолёта, – в который уже раз напутствовал инструктор. – Первый пошёл! Второй пошёл! Третий…

В сотый, наверное, раз Клавдий побежал к проёму, оттолкнулся левой ногой от кромки, прыгнул вперёд. Ремень больно рванул за левое плечо.

– Чёрт! – выругался Клавдий и покатил сначала в сторону, потом резко вниз. Сдвинул ноги вместе, но сгруппироваться как следует не успел и стукнулся подбородком о колени. Покатившаяся дальше тяжёлая каретка дёрнула ремни, и он полетел вперёд, зарывшись в песок. Вскочил, чтобы не попасть под ноги прыгающему следом, схватил каретку и побежал наверх. И снова прыжок, снова боль в плече от рванувшего ремня, полёт в сторону и резко вниз. На этот раз удалось устоять. И так снова и снова.

Через полчаса инструктор повёл на вышку. Поднимаясь по лестнице, вспомнил наказ инструктора по альпинизму – не смотреть вниз. Но когда на площадке пристегнул ремни парашюта и встал на краю, взгляд невольно скользнул вниз, и сразу похолодело в ногах.

– Пошёл!

Клавдий не услышал команды, продолжая со страхом смотреть вниз. Толчок в зад оторвал от поверхности, и вот он под куполом опускается вниз. Удар. За долю секунды до этого успел сдвинуть ноги и сгруппироваться, но всё равно не удержался и упал на бок.

Отстегнул ремни, обречённо полез наверх для следующего прыжка.

Тренировки продолжались ровно месяц. Назавтра – День ВДВ. Все занятия ради праздника отменили, и вскоре после завтрака повели на стадион, где обещали большой праздник. Начался он с показательных выступлений десантников. Ребята были настоящими профи и демонстрировали просто чудеса рукопашного боя, ребром ладони ломали доски, били руками и головой кирпичи. А потом на стадион из самолёта посыпались парашютисты. Они устраивали в воздухе шоу и приземлялись точно в центре футбольного поля, на самую середину уложенных на землю спортивных матов.

А когда приземлился долго круживший над трибунами последний и все выстроились в одну шеренгу, диктор стал перечислять их имена:

– Заслуженный мастер спорта СССР Валентина Закорецкая. Совершила более 11 тысяч прыжков с парашютом. Ее имя в 1976 году занесено в Книгу рекордов Гиннесса. Заслуженный мастер спорта СССР Наталья Сергеева, заслуженный мастер спорта СССР Майя Костина, заслуженный мастер спорта СССР Лариса Корычева…

Диктор продолжал называть имена и фамилии женщин, которые только что приземлились на этом стадионе и были собраны будто бы для того, чтобы заставить заполнивших трибуны мужчин устыдиться своих страхов и доказать свою смелость, решительность, отвагу.

Доказывать пришлось уже на следующий день. На разводе полковник объявил о прыжках и пожелал всем мягкого приземления.

«Партизанам» пришлось долго ждать своей очереди, потея под жарким августовским солнцем. Первыми, взмывая в небо друг за другом, самолёты уносили солдат срочной службы учебной дивизии. Было хорошо видно, как чёрными точками они вываливались за борт, как опускались потом под куполами и садились где-то за кромкой леса. Наступившее по дороге на лётное поле волнение постепенно улеглось, но как только выстроили их и, разбив на десятки, повели к самолётам, сердце начало биться с бешеной скоростью.

Клавдий большим пальцем левой руки приложился к вене и начал считать.

– Ну, и сколько? – поинтересовался заметивший это Генка.

– Сто восемнадцать.

– Ни фига себе! А ну-ка, у меня?

У Генки было чуть меньше, но тоже за сотню. Даже у бывалого Валерки пульс оказался почти такой же.

– Да нормально всё, ребята! – успокаивал он остальных. – Главное – сознание не теряйте. Парашют-то автоматически раскроется в любом случае, но при приземлении ноги поломать можете.

– Спасибо, успокоил, – как-то невесело улыбнулся Генка.

– Да тебе-то что волноваться? – продолжал Валерка. – У тебя бараний вес, значит, скорость падения невысокая. Это тяжёлые быстрее падают. Правда, ты смотри, чтобы тебя вместе с парашютом куда не унесло, если в восходящий поток попадёшь.

– Страшно? – спросил инструктор.

– Не то чтобы… – ответил за всех Генка. – Ну, немножко боязно, конечно.

– Есть такой анекдот: Командир самолёта выпускающему говорит: «Сходи посмотри, как там новички себя чувствуют, подбодри, если что». Тот выходит, смотрит на парашютистов, спрашивает: «Всё нормально, ремни яйца не жмут?» Головами качают, мол, нет, не жмут. Возвращается в кабину, командир спрашивает: «Ну как, взбодрил? А то девчонки первый раз прыгают».

Все натянуто улыбнулись, кто-то один засмеялся:

– А что, выпускающий не понял, что там девчонки?

– Значит, сиськи у всех маленькие были, потому и не смог разобрать, в комбинезонах же все.

Поднялись на борт, расселись, мотор взревел, и самолёт, немного попрыгав на неровностях лётного поля с грунтовым покрытием, начал набирать высоту. Вот выпускающий открыл дверь, и, как только самолёт накренился, делая разворот, Клавдий увидел далеко внизу землю. И снова к ногам покатился холод.

Загорелась лампочка, и вскоре противно и пронзительно заквакал сигнал.

– Первый пошёл! Второй пошёл! Третий пошёл!

Выпрыгнули сидящие по левому борту, теперь была его очередь. Клавдий на плохо слушающихся ногах сделал три шага, оттолкнулся левой, нырнул в открытый проём.

– 501, 502, 503, – как учил отсчитывать время капитан, дёрнул кольцо, и вскоре тело рвануло вверх. Клавдий поднял голову – над ним был наполненный воздухом купол. И вдруг Клавдий почувствовал, что он не падает вниз, а, кажется, поднимается наверх.

«Наверное, попал в восходящий поток», – подумал испуганно, но страх сразу же улетучился, едва услышал сверху восторженный крик Генки:

– Ура! Летим! Ребята, летим!

Ему начали отвечать остальные. Земля стремительно приближалась. Клавдий смотрел вниз, уже не ощущая страха. Вот только несло его боком. Вспомнив, что надо приземляться лицом вперёд, потянул стропы, вскоре парашют послушно развернулся, но вот какое расстояние осталось до земли, понять было почти невозможно. Казалось, ещё довольно далеко, на всякий случай соединил ноги, как учил инструктор, и как десятки раз делали на тренировках, сдвинул ступни и в тот же миг почувствовал удар снизу по пяткам. Земля оказалась ближе, чем думал. Не ожидая удара, не успел напружинить ноги и больно стукнулся подбородком о колени, как не раз бывало во время прыжков с муляжа.

Был полный штиль, поэтому купол сам медленно улёгся на песок, не дожидаясь, когда его будут гасить. Едва Клавдий стал укладывать его в сумку, как сверху раздался какой-то свист. Все подняли голову, к земле стремительно приближалось какое-то тело. Вот оно с глухим стуком ударилось о землю, и все побежали к месту падения, чтобы, если ещё можно спасти упавшего, оказать ему первую помощь.

Клавдию осталось бежать метров двадцать, когда самые ближние уже были на месте, откуда раздался громкий хохот. Оказалось, у кого-то из парашютистов, когда раскрылся парашют, сразу сбросивший скорость падения с 30 метров в секунду до пяти, с ноги сорвался сапог. Это именно он, свистя в воздухе голенищем, летел к земле, а неопытные ребята приняли его за падающего человека.

Впечатлениями делились до самого вечера. И даже после отбоя ещё долго разговор то и дело возвращался к ощущениям от первого прыжка. Даже не склонный к экстремальным выходкам Клавдий поддался всеобщему настроению, разделяя восторг от первого прыжка. Но перед вторым и третьим у него снова сердце билось намного сильнее обычного. Наверняка ребята тоже боялись, но все старались не показывать вида. Как-никак теперь они были настоящими коммандос, а настоящим коммандос не пристало проявлять чувство страха.

Письмо из дома

«Милый, как же я рада, что получила от тебя письмо. Оно пришло в один день с извещением на бандероль, поэтому я сначала прочитала письмо, а потом уже побежала на почту за ведьмочкой. Я эту Бабу Ягу, Бабульку-Ягульку буду называть Ведьмочкой. Ты специально такую мне купил? Она чем-то очень напоминает мне меня. Правда-правда! Я долго смотрела в зеркало на себя и на Ведьмочку. Наверное, мы с ней характером похожи, но это я ещё выясню со временем, потому что она теперь будет моим основным собеседником. Я была у мамы ровно неделю. Дома, конечно, хорошо, но я очень скучаю по тебе, поэтому не усидела и вернулась в надежде, что тут меня ждёт твоё письмо. И предчувствия меня не обманули. Милый, ты пиши мне каждый день! Я очень без тебя скучаю! От безделья решила сделать тебе сюрприз – занялась перестановкой мебели. Но, как всегда, одно дело непременно тянет за собой другое. Отодвинули вчера с Сашкой шкаф, а за ним обои намного темнее, теперь придётся переклеивать всю комнату. Сашка обещает помочь. Он такой прикольный! И почему мы с соседями так мало общались? Сейчас допишу тебе письмо и поеду покупать обои и клейстер. Вечером после работы приедет Маринка, и мы втроём быстренько поменяем обои, чтобы завтра я могла прибраться, а потом с Сашкой поставим мебель по-другому и устроим втроём небольшое новоселье. Я же должна отблагодарить их за помощь! Так что, как видишь, на ближайшие дни у меня полно всяких дел. А как ты? Как твоя служба? Сашка говорит, что даже завидует тебе, что тебе удалось вырваться на два месяца в Прибалтику. Там ведь сейчас очень хорошо? Сашка говорит, что «партизаны» на сборах отдыхают по полной. Он три года назад был две недели на военных сборах здесь, в пригороде. Говорит, целыми днями валяли дурака, пили пиво, вечерами ходили в посёлок на дискотеки, что это хорошее дополнение к отпуску. Так что ты там пользуйся возможностью, отдыхай, загорай. Всё, милый, заканчиваю писать, поехала искать обои. Говорят, сегодня в мебельном магазине ожидается привоз. Обнимаю! Целую крепко-крепко! Люблю! Скучаю! С нетерпением буду ждать твоего письма! Кстати. А почему у тебя обратный адрес: «Москва, в/ч… Если ты говоришь, что находишься в Литве? Что-то я запуталась. Дойдёт ли это моё письмо до тебя? Или ты шутишь про Прибалтику? И Ведьмочку купил в Москве? Всё-всё! Убегаю. Чмоки-чмоки!»

– Вот ёлки-палки! – думал Клавдий. – Сашка – гад! С соседями они общались совсем мало. Так, перебрасывались ничего не значащими фразами. Да и то больше с родителями Сашки. Особенно – его матерью. Она иногда заходила по старой памяти, потому что почти каждый вечер бывала у бабушки, скрашивая её одиночество. А теперь, когда после женитьбы Клавдия бабушка переехала к его родителям, отдав молодым свою квартиру, тётя Лиза иногда заходила позвонить своим подружкам, постоянно справлялась о самочувствии своей бывшей соседки, сетовала, что поставить телефон ей давным-давно обещают, но никак не доходит очередь. Вроде бы уже и Сашкино начальство ходатайствовало, чтобы провели без очереди, и муж через своих знакомых пытался найти блат, но пока всё заканчивается обещаниями. Так что, если можно, она будет иногда пользоваться их добротой – бабушка-то никогда не отказывала. Хорошо, что она в войну была медсестрой в госпитале, поэтому как ветерану войны единственный в подъезде телефон ей провели без очереди. Вот и приходили все к ней, когда кому позвонить надо. Клавдий радушно отвечал, что, когда надо, пусть они по-прежнему приходят и звонят, не жалко. И соседи этой добротой пользовались постоянно. Правда, Сашка заходил очень редко. А тут, ишь ты, зачастил и даже помогать вызвался. Явно решил приударить за молодой женой соседа, пока того дома нет.

А что? Вполне вероятно! Алла – девушка красивая, весёлая, добрая, почему бы и не приударить?

От этих мыслей сделалось грустно, и захотелось домой.

По тревоге

Свет вспыхнул среди ночи.

– Подъём! Боевая тревога! Быстро одеваемся, получаем оружие и бегом – строиться! – во всё горло орал полковник.

Едва построились в две шеренги и успели рассчитаться, как подъехали крытые грузовики.

– По машинам! Первая и вторая группа – в первую, третья и четвёртая – во вторую, пятая и шестая – в третью, и остальные – в четвёртую. Приказ получите на борту самолёта. Колонна, за мной!

Полковник запрыгнул в свой уазик, и грузовики потянулись за командирской машиной, набирая скорость. Сколько ехали, Клавдий не понял, потому что почти сразу задремал, так же, как и остальные. Проснулись, когда машины остановились.

– Выходи строиться! – раздалась новая команда. – В две шеренги становись! Равняйсь! Смирно! Товарищ генерал-майор, отряд для выполнения задания построен. Командир отряда полковник Синцов.

– Вольно!

– Вольно!

– Товарищи офицеры, перед нами поставлена задача – десантироваться в заданный район и занять оборону в тылу противника. Вопросы есть?

– Никак нет!

– Подробности задания получите на борту. Желаю удачи! Командуйте!

– Справа по одному на борт самолё-о-та… бего-о-ом марш!

По рампе начали взбегать внутрь и строиться вдоль бортов, как показывали пилоты. Полковник взбежал последним. Взревели двигатели, рампа поднялась, боковые створки закрылись, самолёт начал рулёжку, а ещё через несколько минут оторвался от взлётной полосы и стал набирать высоту.

Неожиданный подъём среди ночи, эта спешная погрузка в самолёт с оружием заставляли обдумывать самые разные варианты, вплоть до того, что в какой-то братской стране снова повторились чехословацкие события, и теперь им тоже по просьбе руководства этого государства придётся принимать участие в наведении конституционного порядка, как это делали в шестьдесят восьмом.

Монотонное гудение двигателей постепенно усыпило десант, и очень быстро все заснули. Проснулись от раздавшегося сигнала приготовиться к десантированию, Клавдий посмотрел на часы – летели три часа. По восемьсот километров в час, примерно две с половиной тысячи километров. Албания? Скорее всего, именно в этой стране, не совсем советской и некапиталистической, живущей по своим отличным от всех законам, о которых почти ничего не писали в наших газетах и не говорили по телевидению, вдруг возникла необходимость военного присутствия. Да! Вот и пришло время становиться Героями Советского Союза или бесславно погибнуть.

– А задание нам так и не объяснили, – пронеслось в мыслях Клавдия. Командир тоже проспал, что ли? И как теперь быть?

Между тем двигатели немного затихли, открылся грузовой люк, заморгал красный плафон и противно завякала сирена.

– Первый пошёл! За ним бегом, бегом, бегом! – подгонял выпускающий. В два потока один за другим бросились к зияющей пустоте, пропадая где-то там, в предрассветном мареве.

Клавдий помнил рассказ инструктора, что при десантировании Ил-76 сбрасывает скорость до трёхсот и даже меньше километров в час, но это всё равно в два с лишним раза больше той, на которой они прыгали с Ан-2.

Добежав до края, Клавдий просто упал ничком, и будто лёг на воду. Ощущение действительно было близким к этому, настолько высока оказалась плотность воздуха на такой скорости самолёта. Отсчитав 501, 502, 503, дёрнул кольцо, провалился камнем на длину строп, и только после этого сильный рывок дал понять, что парашют благополучно раскрылся. Неподалёку под куполами парили товарищи. Солнце ещё не взошло, но землю хорошо было видно. Почему-то природа не отличалась от привычной, и первое, что пришло в голову – внизу явно не Африка и не Турция. Там не должно быть берёз.

Только загасил купол, как рядом радостно закричал Генка:

– Парни, твою мать, так это же наш полигон!

– Точно! – заорал кто-то слева.

– И на фига нас три часа по небу катали? Вот анекдот! Вот разыграли так разыграли!

Курорт

Ребята во время перерывов рассказывали о своих снах, которые сплошь были на гражданскую тему. Кто-то мечтательно вспоминал привидевшееся эротическое приключение, ему вторили другие, которым тоже снились девушки, семья, коллеги по работе. И только Клавдию Морфей показывал картины военные. Чаще – страшные. Вот и сегодня ему снова привиделся тот самый сон, который снился довольно часто даже дома. Он повторялся с такой точностью, будто операторы сновидений из раза в раз крутили один и тот же фильм. Если просыпался во время сновидения, фильм включался снова сразу же, стоило только закрыть глаза.

Вообще-то, таких неприятных сновидений было у Клавдия два. Второе он видел тоже довольно часто, иногда даже дёргался, будто пытаясь отпрыгнуть от края глубокой пропасти, просыпался и долго не мог успокоиться. Этот сон стал появляться в его жизни после призыва на горно-егерскую подготовку. Равнинный человек, никогда в жизни не бывавший в горах, Клавдий очень трудно привыкал даже к заросшим травой склонам, на которых, казалось, упади – и будешь скользить до самого низа. Этот страх перед склонами помог преодолеть инструктор, который учил их, как нужно действовать, если упал. Десятки раз каждый из них поодиночке и группами отрабатывал этот приём, стараясь перекатиться таким образом, чтобы ноги оказались внизу. После этого требовалось раскинуть руки и ноги, прекращая качение.

Когда приём стал легко получаться, страх перед склонами прошёл, но вот побороть страх перед уходящей почти вертикально вниз пропастью не получалось даже после многочисленных спусков по отвесной стене.

– Главное – не смотри вниз, – напутствовал инструктор по скалолазанию. – И не задирай голову вверх, может начаться головокружение.

Побороть эту боязнь высоты Клавдий так и не смог, хотя выполнял упражнения наравне со всеми. Более того, стоило ему увидеть на странице журнала сделанную на краю обрыва фотографию, начинали холодеть ноги.

– Вот зачем мне этот экстрим? – много раз спрашивал он себя, но даже друзьям вслух задать его не решался. – Ведь вокруг столько молодых парней, что ищут в жизни приключений ради адреналина, но почему-то в спецназ взяли именно его, человека по натуре своей более чем спокойного и уравновешенного.

Тысячи парней занимаются альпинизмом, каждый год проводят свои отпуска, совершая восхождения на разные вершины. Возвращаются с ссадинами и синяками, даже переломами, но едут за этим бессмысленным риском снова и снова. Вот пусть бы их и включали в эти команды горных егерей. И пользы больше, и затрат на тренировки меньше. Но где-то там, в Генштабе или в местном военкомате, решали иначе, и вот теперь он должен не подавать вида, насколько ему страшно и дискомфортно.

Казалось, что среди сотни «партизан» он был один такой. Почти все сразу же охотно включались в военные игры и получали от этого настоящее удовольствие. Из них, наверное, вышли бы отличные солдаты, точнее – офицеры, но Клавдию приходилось постоянно притворяться. И эта вынужденность раздражала до невозможности. Тем более что переключиться было больше не на что. И если даже днём из-за плотности занятий времени на мрачные мысли не оставалось, ночью его сознание было бессильно сопротивляться наваливающимся страшным снам, что были сродни кошмарам.

Сон про стояние на краю обрыва наваливался с самого вечера, когда только начинал засыпать. Клавдий во сне делал прыжок назад, просыпался, убеждался, что находится в своей постели, и засыпал снова. Этот же был куда навязчивее и страшнее.

Парень понимал, что надо бы обратиться за советом к психиатру, но это значило, что в его медицинской карте появилась бы запись, от которой многие люди шарахались. Да и то: отсутствие руки или ноги воспринималось нормально – наверное, объяснением тому было большое количество вернувшихся инвалидами с ещё не такой давней войны, а вот проблемы с головой становились темой сплетен и разговоров. Не зря ведь таких прятали в психушки, значит, были они, в отличие от безруких или безногих, опасны для общества. Иметь такое клеймо Клавдий не хотел и потому к специалистам не обращался, переживая всё это в себе. Но как бы ни старался избавиться от того назойливого сна, ничего не получалось. Может быть, потому, что был он частью его реальной жизни.

Выдавая ему документы на первые военные сборы, военкоматский майор дружески подмигнул и с нескрываемой ноткой зависти сказал:

– На курорт едешь за казённый счёт! Почти два месяца будешь валяться на черноморском пляже, загорать в своё удовольствие. Эх, поменялся бы я с тобой! С превеликим удовольствием поменялся, но, вот видишь, приходится тут в этом душном кабинете с бумагами «загорать».

В Очакове, где располагалась военно-морская база и куда он попал на сборы, действительно было Чёрное море. Но будь проклят такой курорт, на котором с утра до вечера, истекая потом, приходилось отрабатывать разные приёмы. Да, собственно, и в самом Очакове они были всего несколько раз, по воскресеньям, когда их возили в музей Суворова, на развалины турецкой крепости Ачи-кале, да просто так поболтаться по этому небольшому городу, где, казалось, из гражданского населения были только жёны военных моряков. Все сборы проходили на легендарном искусственном острове Майский, на базе «морских котиков», потому что из них, офицеров запаса, московские командиры тоже хотели сделать «несущих угрозу врагу водоплавающих млекопитающих». По типу дрессированных дельфинов, занятия с которыми проходили тоже совсем неподалёку.

Конечно, за полтора месяца всему научить невозможно, но и занимались они совершенно по другой программе, поскольку горно-егерскую и воздушно-десантную подготовку должны были проходить в других воинских частях. А здесь, на Майском, они отрабатывали приёмы рукопашного боя, плавали с аквалангом, по утрам во время зарядки бегом огибали остров, окружность которого была порядка полутора километров. С солдатами срочной службы, точнее – матросами морского десанта, «партизаны» практически не общались, но видели, как те занимались неподалёку по ещё более изнуряющей программе, как прыгали с аквалангами в воду с вертолётов, как десантировались на парашютах с самолётов прямо на поверхность моря, на котором постоянно катились волны.

Офицеры-инструкторы во время перекуров были немногословны, но некоторые рассказывали, что до берега от острова меньше четырёх километров, и если кто-то очень захочет холодного пивка, может вечером сплавать. Мол, солдаты срочной службы, бывает, ходят таким образом в самоволку, что при их постоянных тренировках не так уж и сложно. Мало того, что плавают на берег, так умудряются там ещё и с девчонками шашни заводить и держать в страхе гражданских парней и матросов с военных кораблей, которые только и умеют, что палубу драить. А «морские котики» за себя постоять умеют. Не зря их называют элитой.

Как-то во время дружеской беседы командир сборов то ли проговорился, то ли для придания важности сказал, что генерал не лукавил, говоря о Героях Советского Союза, потому что в случае начала Третьей мировой войны именно диверсантам с Майского, им, нынешним «партизанам», тоже могут приказать захватить базы НАТО в проливах Босфор и Гибралтар для обеспечения выхода Черноморского флота в Средиземное море и Атлантический океан. Будто бы некоторые из офицеров и матросов этой отдельной бригады спецназа ГРУ принимали участие в войне во Вьетнаме, Никарагуа, Анголе, на Кубе, в Афганистане, чтобы на практике применить полученные здесь навыки.

А навыки эти дай бог какие! Клавдий на своём опыте убедился, что за два года службы ребята могут стать классными бойцами. Даже они за полтора месяца должны были получить навыки владения чуть не всеми видами огнестрельного оружия, в том числе для боевых действий под водой, отработать приёмы защиты и нападения с холодным оружием, в том числе – под водой, научиться убивать врага голыми руками.

– Я знаю на теле человека около пятидесяти точек, воздействие на которые надолго нейтрализует человека или убивает, – говорил им инструктор по рукопашному бою. – Но вам хватит и десяти. И не дай бог, если кто из вас применит эти приёмы в гражданской жизни. Ссылки на то, что вы овладели этими приёмами на Майском, назовут вашей больной фантазией, потому что официально здесь стоит лишь инженерная часть, обслуживающая старые фортификационные сооружения от разрушения.

Эти сооружения с крепостными стенами толщиной чуть не в три метра им показывали во время экскурсии. На острове сохранились бункеры, складские помещения, поворотные механизмы артиллерийских батарей и, конечно, казематы, которые уже в советское время приспособили под различные нужды военных.

Экскурсовод – отставной капитан первого ранга с пятью рядами орденских планок, видимо, многие награды получил ещё в Великую Отечественную, когда в этих краях шли ожесточённые бои, рассказывал, что до конца восемнадцатого века тут не было никакого острова. Его начали строить после взятия русскими войсками Очакова на песчаной отмели на выходе из Днепро-Бугского лимана для защиты Очакова с моря. И задачу эту матросы выполняли с честью. Даже в Великую Отечественную войну гарнизон Майского держался ещё полгода после захвата Очакова.

Идею возвести остров приписывают князю Потёмкину, Александру Суворову и великому гению российской фортификационной науки генерал-адъютанту Александру Тотлебену. Но кто бы ни был инициатором, досталось-то русскому матросу.

Так что, можно сказать, на костях русского матроса вырос этот остров, по полуторакилометровому периметру которого вокруг затопленных барж с камнями был возведёт деревянный каркас. После этого его внутренне пространство заполнялось камнями и засыпалось песком. Есть у Майского и другое, народное, название – «Чертов остров».

Это название Клавдию нравилось больше, потому что он сотни раз посылал к чёрту эти сборы вместе с островом. Если многие ребята с удовольствием погружались с аквалангом, он не находил в этом никакой радости. На глубине больше десяти метров у него начинали сильно болеть уши, и все попытки выровнять давление по методике инструктора почти не помогали. Поэтому на каждое погружение он шёл, как на каторгу.

Но хуже всего были тренировки по десантированию через торпедный аппарат. Десятки раз на жаре приходилось проползать в толстом резиновом костюме сквозь эту чёртову трубу, проклиная всё на свете и молча поскуливать, чтобы всё быстрее закончилось.

Но заканчиваться сборы не торопились. Как объявил командир, итогом должны стать учения, в ходе которых группы должны десантироваться с подводной лодки, незаметно пробраться в охраняемую матросами срочной службы зону и условными минами уничтожить корабль «противника». И это будет уже очень серьёзное испытание, потому что за каждую обезвреженную «диверсионную» группу матросы получат отпуск на родину. Так что бдить они будут дай бог. А не выполнившая задание группа должна будет повторять его снова и снова до успешного завершения «операции».

В подводной лодке, куда их погрузили ночью с катера, оказалось ужасно тесно. Группу, в которую включили Клавдия, провели в кормовой отсек. По дороге каждый из них несколько раз стукнулся о расположенные рукоятки, вентили, какие-то металлические коробки. В кормовом отсеке инструктор объявил приказ: десантироваться через торпедный аппарат, под водой незаметно подобраться к крейсеру «противника». Карту этой части побережья они изучали целую неделю, и только теперь поняли, с какой целью. На карте были отмечены стоящие на рейде корабли, которые днём видели много раз, но не обращали на них никакого внимания.

Да! Найти ночью в темноте этот чёртов крейсер да ещё не рассекретить себя – задача не из лёгких. Командир группы, Серёга Солнцев из Ленинграда, долго изучал карту, потом показал всем:

– Идём сюда, почти точно на север, вот здесь, у гряды, всплываем, ориентируемся на местности, проходим под водой сюда и подплываем к кораблю.

– Ну, что! Решение правильное, – похвалил инструктор. – Желаю успехов! Теперь так: выходим по трое через левый верхний аппарат, командир – в первой тройке. Сразу на выходе слева есть крепление для фала. Цепляетесь, ждёте остальных. Как только выходит последний, ориентируясь по компасу, идёте за командиром на север. Не потеряйтесь по пути. Держитесь за фал! Последний, не забудь его отстегнуть от борта. Ну, давайте, ребята! Надевайте снаряжение. И не забудьте стучать. Если кто-то из троих не ответит, сливаем воду и возвращаем сюда. Всё понятно? Вперёд.