Текст книги "Лаврентий Берия. Кровавый прагматик"

Завершая дела Ежова

Первой задачей Берии были репрессии против ежовцев. Из высших руководителей НКВД за 5 месяцев было арестовано 97 человек. Больше, чем Ежов арестовал за два года бывших подчиненных Ягоды. Вероятно, особенно приятно Берии было подписывать приказ об аресте своего бывшего шефа и свояка Сталина Станислава Реденса, занимавшего пост наркома внутренних дел Казахстана. Чекистов чистили так бойко, что в какой-то момент органы начали терять управление из-за нехватки руководящих кадров.

Хуже всего дело обстояло во внешней разведке. В октябре 1938 года был арестован ее руководитель Залман Пассов. 2 ноября посадили руководителя агентурной сети среди русских эмигрантов Сергея Шпигельгласа, организовавшего знаменитое похищение из Парижа Миллера и Кутепова. Исполняющим обязанности начальника внешней разведки назначили Павла Судоплатова, тогда еще совсем молодого чекиста, прославившегося убийством главы украинских националистов Евгения Коновальца. В декабре 1938 года начальником внешней разведки стал бериевец Владимир Деканозов. Но и он продержался недолго. В 1939 году Деканозов был назначен первым заместителем министра иностранных дел, а затем послом в Германии. 12 мая 1939 года начальником внешней разведки утвердили Павла Фитина, пришедшего в НКВД за год до назначения, по партийному набору. У него не было никакого разведывательного опыта. Растерянный Фитин докладывал Лаврентию Берии:

К началу 1939 года почти все резиденты за кордоном были отозваны и отстранены от работы. Большинство из них затем было арестовано, а остальная часть подлежала проверке. Ни о какой разведывательной работе за кордоном при этом положении не могло быть и речи.

Ежовские и бериевские репрессии опустошили большинство резидентур. В начале 1939 года в Берлине было всего два оперативных работника, один из которых не говорил по-немецки.

Тем не менее, под руководством Павла Фитина и фактически Лаврентия Берии, внешняя разведка сумела сделать то, что не удалось ни Ягоде, ни Ежову – убить Льва Троцкого.

С января 1937 года, когда Троцкий вместе с женой и внуком получил убежище в Мексике, в его окружение пытались внедрить агентов НКВД. Руководил операцией Сергей Шпигельглас. В начале 1938 года в секретариат Троцкого была внедрена испанка Мария де Лас Эрос Африка, завербованная еще во время гражданской войны в Испании. С июля 1938 года под боком у Троцкого устроились Иосиф Григулевич и Витторио Видали. Тогда же в Мексике оказались и будущие убийцы – Каридад Меркадер и ее сын Рамон.

27 декабря 1938 года бежавший в США резидент НКВД в Испании Александр Орлов предупредил Троцкого о готовящемся покушении. О письме Орлова стало известно Сталину. Операцию по убийству Троцкого пришлось заморозить. Сергей Шпигельглас был арестован и через полтора года расстрелян.

Автор знаменитых мемуаров Павел Судоплатов в это время находился на грани исключения из партии и ареста. Неожиданно в начале февраля 1939 года его вызвал к себе Лаврентий Берия, и они отправились на прием к Иосифу Сталину. Генсек провел среди чекистов довольно длинную политинформацию. В частности, он сказал:

В троцкистском движении нет важных политических фигур, кроме самого Троцкого. Если с Троцким будет покончено, угроза Коминтерну будет устранена. Троцкий должен быть устранен в течение года.

Новую группу боевиков поручалось возглавить имевшему опыт закордонной работы Судоплатову. Сталин сказал: «Докладывайте непосредственно товарищу Берии, и никому больше. Но помните, вся ответственность за выполнение этой акции лежит на вас».

Для руководства операцией на месте в Мексику был направлен опытный разведчик Наум Эйтингон, случайно выживший во время чисток. Вместе с Судоплатовым был разработан план оперативных мероприятий по делу «Утка», одобренный Сталиным в августе 1939-го. Судоплатов также съездил в Мексику для контроля на месте.

Первое покушение было предпринято 24 мая 1940 года двадцатью террористами, подъехавшими к вилле Троцкого на четырех автомашинах. Советские агенты выпустили около двухсот пуль, но ни Троцкого, ни его родственников даже не ранили. Берия был взбешен. Его и Судоплатова вызвали к Сталину на ближнюю дачу. Вождь, в отличие от Берии, не был в ярости и спокойно предложил продолжить операцию с теми же руководителями.

Внедренный в окружение Троцкого Рамон Меркадер понравился Льву Давыдовичу и стал регулярно бывать у него на вилле. 20 августа 1940 года он нанес бывшему председателю Реввоенсовета смертельное ранение широким концом спрятанного под плащом ледоруба. На следующий день Троцкий скончался.

24 августа в газете «Правда» вышла ликующая статья «Смерть международного шпиона». Согласно этой публикации, Советский Союз не имел к убийству никакого отношения, а погиб Троцкий в результате внутренних раздоров. «Правда» писала: «Покушавшийся назвал себя Жан Морган Вандендрайн и принадлежит к числу последователей и ближайших людей Троцкого». Участники операции были награждены орденами. Рамон Меркадер получил двадцать лет тюрьмы – максимальное наказание по мексиканским законам.

В целом, интенсивность репрессий при Берии в бытность его главой НКВД резко снизилась. Следствие 1953 года особое внимание уделяло судьбе маршала Василия Блюхера, замученного до смерти в Сухановской тюрьме, когда Берия еще был первым замом Ежова. Но совершенно очевидно, что Берия не имел никакого отношения к аресту и следствию, которое находилось в руках ежовцев. Судьба Блюхера была предопределена и так. Тотальная чистка Дальнего Востока и Особой Дальневосточной армии, несомненно, дала множество показаний на маршала от арестованных его подчиненных. Наконец, неудачная операция на озере Хасан в июле-августе 1938 года, взбесившая Сталина. По его мнению, операция вскрыла «огромные недостатки в состоянии Дальневосточного фронта». Блюхера среди прочего обвинили в том, что он «не сумел или не захотел по-настоящему реализовать очищение фронта от врагов народа».

В приказе народного комиссара обороны Союза ССР от 4 сентября 1938 года ясно слышатся сталинские интонации:

…Даже после получения указания от Правительства о прекращении возни со всякими комиссиями и расследованиями и о точном выполнении решений Советского правительства и приказов Наркома т. Блюхер не меняет своей пораженческой позиции и по-прежнему саботирует организацию вооруженного отпора японцам. Дело дошло до того, что 1 августа с.г. при разговоре по прямому проводу тт. Сталина, Молотова и Ворошилова с т. Блюхером т. Сталин вынужден был задать ему вопрос: «Скажите, т. Блюхер, честно, есть ли у вас желание по-настоящему воевать с японцами. Если нет у вас такого желания, скажите прямо, как подобает коммунисту, а если есть желание, я бы считал, что вам следовало бы выехать на место немедля…».

Этим приказом маршал Блюхер был отстранен от должности командующего войсками Дальневосточного Краснознаменного фронта, так что судьба его была предрешена без всякого участия Берии.

Важную роль играл Лаврентий Берия в хорошо изученной истории гибели Исаака Бабеля, Михаила Кольцова и Всеволода Мейерхольда. В отличие от Берии, Сталин уничтожал деятелей культуры очень выборочно, с оглядкой. Из писателей первого ряда кроме Исаака Бабеля репрессиям подвергся только Осип Мандельштам. Но и здесь не все так просто. «Детский» срок 5 лет могли, не разобравшись, навесить Мандельштаму сотрудники Калининского НКВД, чистившие область от социально-опасного элемента, к которому поэт по тогдашней логике, конечно, принадлежал. Ни Борис Пастернак, ни Анна Ахматова, ни Марина Цветаева, ни Михаил Булгаков, ни Михаил Зощенко, при всех гонениях, репрессиям не подверглись. Быть известным писателем в 1937 году выходило гораздо безопаснее, чем быть известным чекистом.

У писателей существовали две основные тактики поведения по отношению к советской власти: беззаветное служение или самоизоляция. Максим Горький, Алексей Толстой, Михаил Шолохов, Самуил Маршак, Валентин Катаев, Илья Сельвинский, Всеволод Иванов, Илья Эренбург избирались в президиумы, встречались со Сталиным, писали романы на «нужные» темы. Между тем Борис Пастернак зарабатывал на жизнь переводами, Анна Ахматова – пушкинистикой, Даниил Хармс и Николай Агнивцев – детскими стихами, Михаил Булгаков – написанием либретто и инсценировками классики, Евгений Шварц писал пьесы для детей.

Первые считали, что, максимально демонстрируя свою преданность советской власти, они гарантируют себе благополучие. Действительно, им давали сталинские премии, дачи в Переделкино, издавали собрания сочинений. Но близость к власти была и опасна. Среди тех, кого арестовали в 1937 году, – почти все вожди РАППа, скорее политические функционеры, нежели писатели.

Немало было и тех, кто, сотрудничая со сталинской властью формально, совершая обязательные ритуальные шаги, взамен на лояльность получали некую творческую свободу. Конечно, чем дальше, тем сложнее это становилось. Но, тем не менее, успешно в эти годы работали Юрий Тынянов, Вениамин Каверин, Аркадий Гайдар, Юрий Герман, Михаил Зощенко. А в еще более страшное для культуры послевоенное время писали Виктор Некрасов, Вера Панова, Ольга Берггольц. Для этих писателей определенная отдаленность от власти скорее гарантировала их безопасность, нежели наоборот.

Печальная судьба Исаака Бабеля, Всеволода Мейерхольда и Михаила Кольцова подробно описана их биографами. Как вспоминала жена Исаака Бабеля Антонина Пирожкова, 13 мая 1938 года писателю позвонил Александр Фадеев.

Как живете, Исаак Эммануилович? А «хозяин» вами интересуется. Просил меня позвонить вам. Не нужно ли чего? Может быть, вы хотите куда-нибудь поехать? Может быть, куда-нибудь вас откомандировать? Может быть, за границу съездите? А почему, интересуется хозяин, книг новых нет? Все ли у вас в порядке? Может быть, что-нибудь нужно? Так вы скажите.

Антонина Пирожкова вспоминала:

Когда Бабель повесил трубку, он сказал: «Не очень мне нравится этот звонок». Дважды я слышала нечто подобное от него: первый раз он сказал это свое «не нравится» по поводу назначения Берии.

У Исаака Эммануиловича были основания бояться именно Берии, потому что тот уже вовсю занимался чисткой окружения Ежова. Бабель практически входил в семейный круг бывшего наркома НКВД. С женой Ежова Евгенией он познакомился еще в 1927 году в Берлине. Она была типичная светская дама, к тому же в духе времени широко практиковавшая свободную любовь. Среди ее приятелей и любовников было множество писателей, журналистов, политических деятелей. По показаниям самого Ежова, у Бабеля с Евгенией очевидно был роман и Николай Иванович даже устраивал скандалы, обнаружив письма писателя. Исаака Бабеля всегда притягивали маргинальные личности – налетчики, погромщики, проститутки. И, конечно, кровавый монстр Николай Ежов ему был страшно интересен как писателю. По словам Ильи Эренбурга, Бабель, посещая чету Ежовых, понимал, что это опасно, но ему хотелось, как он говорил, «разгадать загадку».

Возможно, ему казалось, что знакомство с Николаем Ежовым и его женой Евгенией является некоторой страховкой. Известно, что Ежов действительно не давал ходу некоторым доносам на писателя. Например, агент зафиксировал, что после первого большого процесса Бабель сказал: «Мне очень жаль расстрелянных, потому что это были настоящие люди. Я считаю, что это не борьба контрреволюционеров, а борьба со Сталиным на основе личных отношений». Но донос не прошел.

Страхи Бабеля не были напрасны. Ежова арестовали 10 апреля 1939 года, а Бабеля 15 мая. Исаака Эммануиловича пытали, заставили признаться в связях с троцкистами и в шпионаже в пользу Франции. Согласно его показаниям, он принадлежал к антисоветской организации, в которую входили, кроме него, Юрий Олеша, Валентин Катаев, Соломон Михоэлс, Илья Эренбург, Леонид Леонов, Всеволод Иванов, Михаил Кольцов, Всеволод Мейерхольд, Григорий Александров, Сергей Эйзенштейн, Леонид Утесов.

После окончания следствия Бабель написал Сталину:

Я не виновен. Шпионом не был. Никогда ни одного действия не допускал против Советского Союза. В своих показаниях навел на себя поклеп. Себя и других оговорил по принуждению.

27 января 1940 года «тройка» приговорил Бабеля к расстрелу, и на следующий день он был казнен.

Дело Бабеля связывают с делом знаменитого журналиста Михаила Кольцова. По существу он был партийным работником, выполнял поручения Коминтерна и внешней разведки, редактировал журнал «Огонек», избирался депутатом Верховного Совета. Во время гражданской войны в Испании под прикрытием статуса корреспондента «Правды» фактически выполнял распоряжения НКВД. Так же как и Бабель, Кольцов был хорошо знаком с женой Ежова.

Кольцова арестовали самым первым, еще при Ежове, в ночь с 12 на 13 января 1938 года. Он тоже не выдержал пыток и дал показания примерно на тот же круг лиц, которых оговорил и Исаак Бабель. Разумеется, дал показания и на самого Бабеля. 1 февраля 1940 года Кольцова расстреляли.

Позже всех, 20 июля 1939 года, был арестован великий театральный режиссер Всеволод Мейерхольд. Старика подвергали страшным мучениям, заставляя признаться в участии в троцкистской организации Бабеля – Кольцова и в шпионаже в пользу Японии. Следствие по делу Мейерхольда вел новый кровавый подручный Берии Борис Родос, считавшийся в Москве лучшим «колольщиком». Именно он допрашивал и пытал таких важных арестантов, как С. В. Косиор, П. П. Постышев, А. В. Косарев, В. Я. Чубарь, К. А. Мерецков. И то, что в этом ряду оказались Бабель и Мейерхольд, свидетельствует о том, какое большое значение придавали Сталин и Берия их делам.

Перед смертью Мейерхольд написал письмо Молотову:

Меня здесь били – больного шестидесятишестилетнего старика. Клали на пол лицом вниз, резиновым жгутом били по пяткам и по спине; когда сидел на стуле, той же резиной били по ногам (сверху, с большой силой) и по местам от колен до верхних частей ног. И в следующие дни, когда эти места ног были залиты обильным внутренним кровоизлиянием, то по этим красно-сине-желтым кровоподтекам снова били этим жгутом, и боль была такая, что, казалось, на больные чувствительные места ног лили крутой кипяток (я кричал и плакал от боли). Меня били по спине этой резиной, меня били по лицу размахами с высоты… следователь все время твердил, угрожая: «Не будешь писать (то есть сочинять, значит!?), будем бить опять, оставим нетронутыми голову и правую руку, остальное превратим в кусок бесформенного окровавленного искромсанного тела». И я все подписывал до 16 ноября 1939 г. Я отказываюсь от своих показаний, как выбитых из меня, и умоляю Вас, главу Правительства, спасите меня, верните мне свободу. Я люблю мою Родину и отдам ей все мои силы последних годов моей жизни.

Слева: Исаак Бабель. Справа: ордер на арест Бабеля

Фото из следственного дела Всеволода Мейерхольда

Фото из следственного дела Михаила Кольцова

Это страшное письмо не возымело никакого действия. Заседание Военной коллегии Верховного суда СССР 1 февраля 1940 года приговорило режиссера к расстрелу. 2 февраля приговор был приведен в исполнение.

Скорее всего, замышлялся большой процесс над творческой интеллигенцией. Но, как известно, этого не произошло. В 1930-е годы бывали похожие ситуации. В Ленинграде арестовали большую группу писателей по делу Николая Тихонова. Бенедикт Лившиц был расстрелян, Николай Заболоцкий и некоторые другие оказались в лагере, а сам Тихонов продолжал оставаться одним из вождей советской литературы. В Смоленске НКВД работал над делом Александра Твардовского, арестовали многих из его окружения, но сам Твардовский благополучно уехал в Москву и продолжал оставаться живым классиком советской литературы.

Можно выдвинуть такую гипотезу. В 1939 году происходит поворот в советской внешней политике и идеологии. Для борьбы с фашизмом, участия в направляемых из Москвы антифашистских конгрессах, привлечения на сторону СССР западной интеллигенции нужны были деятели типа Михаила Кольцова, Исаака Бабеля, Всеволода Мейерхольда, но после заключения договора с гитлеровской Германией надобность в них отпала.

В апреле 1939 года с поста наркома иностранных дел был снят Максим Литвинов, человек, с которым ассоциировалась политика по созданию широкого антифашистского фронта с участием социал-демократии и некоммунистической западной интеллигенции. Существуют многочисленные показания, что именно в это время Максима Литвинова хотели репрессировать. Именно тогда Берия лично вместе с Кобуловым пытал заведующего отделом печати наркомата иностранных дел Евгения Гнедина, чтобы получить показания на Литвинова.

Но затем от ареста Литвинова отказались. Скорее всего, по той же причине, по которой Бабеля, Кольцова, Мейерхольда не вывели на открытый процесс. Слишком известные люди, слишком много будет ненужного шума. По свидетельству переводчика Сталина Валентина Бережкова, Анастас Микоян рассказывал ему, что группа Судоплатова под руководством Берии планировала убить Литвинова в подстроенной автокатастрофе. Об этом же свидетельствовал и Никита Хрущев.

Сам Берия в августе 1953 года показал:

Мною Церетели намечался на работу в специальную группу, которую возглавлял Судоплатов, для осуществления специальных заданий, т. е. избиений, тайного изъятия лиц… В эту группу привлечены были мной особо доверенные лица. Так, например, имелось в виду применить такую меру, как уничтожение Литвинова, Капицы. В отношении режиссера Каплера намечалось крепко избить его.

Вениамин Гульст показал на допросе в 1953 году:

Весной 1940 года Берия приказал мне вызвать мою машину и подать ее к первому подъезду НКВД. В машину сели Берия, его шофер Борис Сергеев и я. Берия приказал ехать на дачу Литвинова, она была в 30 километрах от Москвы. Дачу Литвинова я показал Берии, и он предложил ехать обратно. Когда мы отъехали километров 5, на крутом повороте Берия вылез из машины и сказал мне, что надо подготовить диверсионный акт против Литвинова. Когда машина Литвинова будет возвращаться из города на дачу, из-за поворота навстречу должна выйти грузовая автомашина, за рулем которой должен был сидеть я, а в помощь мне придается Сергеев. Необходимость такого диверсионного акта Берия мотивировал полученным якобы указанием одного из руководителей партии и правительства. Через несколько дней Берия меня вызвал вторично, сообщил, что необходимость диверсионного акта отпала, и приказал молчать и никому не говорить о его задании.

Что же касается гибели трех известных деятелей культуры, полностью разгадать замысел Сталина невозможно. Очевидно, дело было не в творчестве. Мейерхольд всегда был готов поставить любой идеологически нужный спектакль, Михаил Кольцов и вовсе был верный солдат партии. Исаак Бабель в 1930-е годы зарабатывал на жизнь написанием довольно проходных киносценариев, забросив прозу. У каждого причины ареста были индивидуальные: близость к врагу народа Ежову и постоянные путешествия за границу у Исаака Бабеля, партийно-разведывательные тайны, о которых был осведомлен Михаил Кольцов, тесная связь в 1920-х с Троцким у Мейерхольда. Кроме того, все трое плохо держали язык за зубами, их высказывания из года в год документировались агентами госбезопасности. Совершенно очевидно, Сталин перебирал разные варианты действий. А когда ничего из задуманного оказалось не нужно, решил, что называется, «рубить концы».

В отличие от Сталина, Берия вряд ли понимал значение писателей в общей идеологической конструкции государства. Ему были ближе инженеры, ученые, конструкторы. Время покажет, что такая позиция оказалась недальновидной. Статусная художественная интеллигенция отнесется в 1953 году к падению Берии почти единодушно восторженно.

Ликвидаторы

С назначением Лаврентия Берии на пост наркома НКВД время больших показательных процессов закончилось. Карали без лишнего шума, порою тайно. Специальная группа под руководством Шалвы Церетели в деле Максима Литвинова не понадобилась. Зато по распоряжению Берии тайные ликвидаторы убрали трех известных людей.

В 1930 году прославленный полководец Гражданской войны, начальник Главного артиллерийского управления РККА Григорий Кулик попал в любовный переплет. Примерный семьянин без памяти влюбился на курорте в красавицу Киру Симонич. Страсть захватила обоих, они бросают свои семьи с детьми и становятся супругами.

Дочь Кулика вспоминала:

Кира была не просто красивая, а очень красивая. И еще у нее была та самая изюминка, которая даже некрасивую женщину делает привлекательной. Мужчин как магнитом притягивала: артисты, писатели, музыканты… Ей это нравилось, любила быть в центре внимания.

Пока муж разъезжал по полигонам, его жена не скучала. Как известно из сводок НКВД, одним из любовников Киры Ивановны был профессор консерватории режиссер Борис Мордвинов. При этом положение ее мужа после чисток 1937–1938 года только укрепилось. Он воевал под Царицыным в 1918 году вместе со Сталиным и оставался одним из трех маршалов Советского Союза наряду с Ворошиловым и Буденным. На его дне рождения в 1939 году присутствовал сам Сталин.

Знаменитый тенор Иван Козловский вспоминал:

Я сидел за пианино в соседней со столовой комнате и напевал Сталину шутливые песенки. Вдруг вошла в эту комнату Кира Ивановна и прямо к Сталину. И начинает с ним так говорить, как будто они давние знакомые. Я краем уха слышал, что Кира говорила о своем брате Сергее, бывшем офицере белой армии. Он в то время находился где-то в лагерях. Кира очень настойчиво просила Сталина помочь спасти ее брата.

Такой разговор не мог не вызвать у Сталина оторопь. У хранителя важнейших военных секретов жена оказалась дворянкой, графиней, сестрой белого офицера. К тому же среди ее знакомых было много иностранцев.

В 1950 году Кулик на суде показал:

Однажды меня вызвал Сталин и сказал, что имеются сведения о том, что моя жена связана с итальянцами, и предложил мне с ней разойтись.

Но Кулик не только не развелся с женой, но привел ее на первомайский прием в Кремле в 1940 году. Видимо, это стало последней каплей. 5 мая в 11 часов дня Кира Симонич вышла из дома для визита к стоматологу и больше не возвращалась. Кулик тут же обратился к Берии. Но Лаврентий сказал, что ничего не знает. Киру Симонич объявили во всесоюзный розыск.

О том, как это было, показал в 1953 году бывший заместитель начальника первого спецотдела НКВД Аркадий Герцовский:

Бывш[ий] начальник следчасти УГБ НКВД СССР Влодзимирский пришел ко мне и принес материалы для объявления розыска внезапно исчезнувшей жены маршала Кулика – Симонич-Кулик, по национальности сербки, находившейся в каком-то родстве с б[ывшим] послом Югославии в СССР. Влодзимирский просил немедленно объявить розыск, для чего был составлен план розыска, утвержденный б[ывшим] заместителем НКВД СССР Меркуловым. Розыск был объявлен по телеграфу, при этом были даны шифровки во все органы и размножены фотокарточки разыскиваемой.

Через день или два меня вызвал Берия. У него в кабинете были Кулик и кто-то еще из сотрудников НКВД. Я показал Берии шифротелеграмму, разосланную для розыска, размноженные для рассылки фотокарточки, и Берия, обратившись к Кулику, сказал ему: «Видишь, мы приняли все меры к ее розыску».

После этого ни Берия, ни Меркулов, ни Влодзимирский результатами розыска не интересовались, хотя органы были обязаны каждые три дня доносить о ходе розыска.

Сам факт объявления розыска на Симонич через 1-й спецотдел, без привлечения к активному агентурному розыску оперативных аппаратов, свидетельствовал о формальности самого розыска, и у меня сложилось впечатление, что все это делалось только для успокоения Кулика.

Розыск не дал никаких результатов. Жена маршала пропала бесследно. Впрочем, Григорий Иванович переживал недолго. Уже через четыре месяца он женился на восемнадцатилетней однокласснице своей дочери от первого брака.

В декабре 1953 года Лаврентий Берия рассказал следователям:

Я получил небольшую сводку о Кулик. Вернее, я попросил, чтобы мне дали о ней сводку. Получив сводку, я показал ее. Мне было приказано изъять Кулик-Симонич, и так, чтобы никто об этом не знал. Получив такое указание, я вызвал Меркулова и Влодзимирского и поручил произвести операцию. Они выполнили мое поручение.

Понятно, что «изъять» жену Кулика мог приказать только сам Сталин.

Подробности этой встречи с Берией рассказали в своих показаниях ее участники. Лев Влодзимирский поведал:

Меня вызвали в кабинет Берии. Там находился Меркулов и еще кто-то. Берия дал указание Меркулову создать опергруппу из 3–4 человек под руководством Гульста и произвести секретный арест жены Кулика. Я был участником этой группы. Меркулов разработал план, как устроить засаду. Он предложил жену Кулика снять секретно. Ордера на арест жены Кулика не было.

Вениамин Гульст показал, что Берия ему прямо заявил:

Кишки выну, кожу сдеру, язык отрежу, если кому-нибудь скажешь то, о чем услышишь. Надо украсть жену Кулика, в помощь даю Церетели и Влодзимирского. Но надо украсть так, чтобы она была одна.

Подробности проведения операции содержатся в показаниях Льва Влодзимирского:

Согласно намеченному плану, задержание гражданки Кулик должно было быть произведено на улице, без огласки. Для этого были выделены 1 или 2 легковых автомашины, и в них дежурила вся группа. Засада была установлена недалеко от дома, в котором находилась квартира Кулика. На второй или на третий день, когда гр[аждан]ка Кулик вышла из дома одна и пошла по пустынному переулку, она была нами задержана и доставлена во двор здания НКВД СССР. С ней тогда остались сотрудники 3-го спецотдела НКВД СССР, а я ушел.

Дальнейший ход событий понятен из показаний Всеволода Меркулова:

По указанию Берии мной был разработан план ареста Симонич-Кулик, устроена засада. Я выезжал проверять, как идет выполнение операции, на место. Кулик-Симонич я допрашивал вместе с Берией. Правильнее сказать, допрашивал ее Берия, а я вел запись протокола. Никаких показаний о своей шпионской работе она не дала и была нами завербована в качестве агента.

Возвращать жену маршала никто не собирался. Ее посадили в Сухановскую тюрьму, видимо, в ожидании дальнейших распоряжений. Скорее всего, даже не пытались выяснить ее возможные шпионские связи, чтобы не допускать к общению с Кирой лишних людей. Симонич-Кулик оказалась своеобразной советской «железной маской». Но не настолько важной, чтобы держать ее в заточении годами. Не была бы она женой маршала, «тройка» скоро определила бы ее судьбу. Но, видимо, Сталин не хотел огорчать Григория Ивановича и пятнать прославленного маршала. В результате было принято решение расстрелять Киру Симонич-Кулик втихую.

Богдан Кобулов показывал в 1953 году:

…Примерно через месяц или полтора после негласного ареста жены маршала меня вызвал Берия и сказал, что имеется указание «инстанции» о ликвидации Симонич-Кулик. Но сделать это нужно таким образом, чтобы, кроме Влодзимирского, об этом никто не знал. Тут же Берия вызвал Влодзимирского и проинструктировал его, как надо это сделать: «Поедете с Мироновым в Сухановку и возьмете там женщину, которую надо привезти сюда, во внутреннюю тюрьму, и здесь ликвидировать. Для того чтобы она при транспортировке не крикнула и чтобы никто из надзирателей не услышал ее крика, скажите ей, что вы везете ее для освобождения. Да и вообще лучше, если никто лица ее не увидит – обмотайте ей голову платком». Тут же Берия позвонил начальнику Сухановской тюрьмы, что приедет за «той самой» арестованной Влодзимирский, и вы ее ему отдайте. В ожидании приведения в исполнение его распоряжения о расстреле Симонич-Кулик Берия очень нервничал, считая, что дело затягивается, и поручил мне проверить причину задержки. Однако когда я прибыл, Влодзимирский и Блохин мне доложили, что задание выполнено.

Исполнитель приговора Блохин описал дело так:

…Симонич-Кулик я не знаю по фамилии. Такой никогда не слышал. Могу, вместе с тем, рассказать следующее. Меня вызвал заместитель наркома Кобулов и сказал, что начальник следственной части Влодзимирский привезет ко мне женщину, которую надо расстрелять. При этом Кобулов запретил мне спрашивать эту женщину о чем-либо, а сразу же после доставки ее расстрелять. В тот же день Влодзимирский вместе с начальником внутренней тюрьмы Мироновым привел ко мне женщину и сказал, что это ее надо расстрелять. Я выполнил указание Кобулова и ее расстрелял. Кто была эта женщина, я не знаю. Никаких документов на эту женщину ни Кобулов, ни Влодзимирский не представили, и точно так же и я о произведенном расстреле никаких документов не составлял. Насколько я помню, кроме Влодзимирского и Миронова, при этом расстреле никто не присутствовал…

Еще один теракт, осуществленный бериевскими ликвидаторами, – убийство полпреда СССР в Китае Ивана Луганца-Орельского (Бовкуна) и его жены. Это был старый революционер, в прошлом украинский эсер, член РКП(б) с 1920 года. С 1921-го служил в ЧК. В 1936 году отправлен вице-консулом СССР в Урумчи вместе с женой, шифровальщицей Ниной Угапник. После ареста органами НКВД посла СССР в Китае Дмитрия Богомолова назначен полпредом СССР в Китае, но уже в марте 1939-го отозван в Москву, посажен в Сухановскую тюрьму. Луганец-Орельский признался в организации антисоветского заговора, в котором участвовали чекисты полковник М. Ганин и полковник Н. Тарабарин – резиденты НКВД в Китае. В результате было принято решение уничтожить Бовкуна и его супругу тайно, с тем чтобы не вспугнуть заговорщиков в Китае.

Ответственным за ликвидацию Берия назначил Богдана Кобулова. Исполнителями стали Лев Влодзимирский, Шалва Церетели и Александр Миронов. Старшим в группе был Церетели. Берия объяснил им задачу: убийство следовало произвести так, чтобы смерть Бовкуна и его супруги выглядела как автокатастрофа на грузинской горной дороге. К поезду Москва – Цхалтубо был прицеплен салон-вагон, где находились пятеро – трое палачей и две жертвы. 8 июля 1939 года Влодзимирский деревянным молотком убил Нину Угапник, а Церетели нанес удар Бовкуну. После чего полпреда задушил Миронов. На ближайшей станции была подана автомашина, в которую погрузили тела, завернутые в специальные мешки. Нарком внутренних дел Грузии Авксентий Рапава инсценировал автомобильную катастрофу.

Как показал на следствии в 1953 году Шалва Церетели:

…Мне известно, что тела убитых были похоронены где-то по указанию Рапавы, но потом было получено указание из Москвы похоронить этих лиц с почестями. Тогда тела были выкопаны, положены в хорошие гробы и вновь похоронены, но уже гласно.

Действительно, 15 июля 1939 года чета дипломатов была торжественно похоронена на Нововерийском кладбище в Тбилиси. Ничего не подозревавших советских резидентов удалось заманить в СССР. 28 января 1940 года расстреляли Михаила Ганина, а на следующий день Николая Тарабарина. Участники ликвидации были награждены орденами.