Текст книги "Лаврентий Берия. Кровавый прагматик"

Глава 10. 112 дней Лаврентия Берии

Новый, 1953-й, год не обещал партийной верхушке ничего хорошего. Состав новоизбранного на XIX съезде Президиума ЦК, так теперь стало называться Политбюро, был увеличен по численности в три раза. Вместо девяти полных членов и двух кандидатов стало, соответственно, двадцать пять и одиннадцать. Заматерелые в интригах представители «узкого руководства» понимали, что это неспроста: предстоит большая чистка. Шестнадцать малоизвестных новых членов Президиума должны будут вскоре заменить испытанные старые кадры. Так в 1930-е на смену ленинской гвардии пришли Маленков, Хрущев, Булганин, Жданов, Вознесенский и сам Берия.

Отстранение «стариков» от власти уже началось. Сталин вывел из руководящего ядра Ворошилова, Молотова, Микояна и Кагановича. Над тремя из них – Ворошиловым, Молотовым, Микояном – сгустились тучи. Близились к завершению «дело врачей» и «мегрельское дело». Полным ходом меняли кадры в органах госбезопасности.

Международная обстановка была напряжена до предела. Шла война в Корее и генерал Макартур уже предлагал Эйзенхауэру применить ядерную бомбу против коммунистического Китая. Советская разведка готовилась убить маршала Тито. При тогдашнем преимуществе американской авиации над советской любому, в том числе и члену Политбюро, погибнуть в результате применения атомного оружия было гораздо проще, чем в Великую Отечественную.

С 1927 года всякая внутрипартийная оппозиция была обречена на провал, а ее вождей ждали аресты и уничтожение. Противостоять Сталину было невозможно. Любое разномыслие он пресекал на корню. Квартиры всех членов Президиума ЦК прослушивались. Каждая их неформальная встреча вызывала подозрения. Сопротивляться бесполезно. Однако история делает неожиданный поворот, как в хорошем триллере.

«Я убрал его очень вовремя…»

28 февраля 1953 года вечером в Кремле руководство страны смотрит кино. Затем, уже ближе к ночи, Сталин вместе с Хрущевым, Маленковым, Берией и Булганиным отправляется «обедать» на Ближнюю дачу. Пьют молодое грузинское вино – маджари. К пяти утра гости разъезжаются. Сталин через начальника охраны генерала Ивана Хрусталева передает сотрудникам дачи: те могут идти спать, и просит его не беспокоить.

В 11 утра 1 марта охрана начинает нервничать. Обычно хозяин к этому времени уже на ногах. В то же утро в доме погашен свет, а вмонтированные датчики не фиксируют никакого движения внутри. Прикрепленные к Сталину охранники Старостин и Лозгачев проявляют беспокойство, но в дом зайти не решаются. Начальник охраны Иван Хрусталев – ушел и не появляется.

Между тем, около шести вечера, по словам охранников, в большой столовой, кажется, зажегся свет. Они решают: Сталин поднялся и скоро их вызовет. Но вызова не происходит. Лозгачев и Старостин парализованы страхом и прямым указанием «не беспокоить».

В пол-одиннадцатого вечера Петр Лозгачев входит-таки к Сталину и видит его лежащим на полу возле письменного стола в малой столовой. Рядом газета «Правда». На столе початая бутылка боржоми и стакан. Сталин парализован, он обмочился. Его бездвижное тело переносят на диван в большой зал. Сколько часов Сталин лежал на полу без помощи – непонятно.

Обнаружив Сталина, охрана немедленно сообщает о случившемся главе МГБ Игнатьеву, а тот Берии и Маленкову. Примерно через тридцать минут в 11 вечера перезвонил Берия и сказал Лозгачеву: «О болезни товарища Сталина никому не говорить и не звонить».

Только в 3 часа ночи 2 марта на даче появляются Берия с Маленковым. Берия, посмотрев на Сталина, сказал: «Лозгачев, что ты панику наводишь! Видишь, товарищ Сталин крепко спит. Его не тревожь и нас не беспокой»! О состоянии Сталина Берия и Маленков сообщают Хрущеву и Булганину. В 8.30 на дачу прибыл Хрущев. И только в 9 утра 2 марта появились врачи.

В мире о болезни Сталина узнали только 4 марта. Правительственное сообщение о его болезни прозвучало по радио и было опубликовано в газетах:

В ночь на 2 марта у товарища Сталина, когда он находился в Москве и в своей квартире, произошло кровоизлияние в мозг, захватившее важные для жизни области мозга. Товарищ Сталин потерял сознание. Развился паралич правой руки и ноги. Наступила потеря речи. Появились тяжелые нарушения деятельности сердца и дыхания.

В этом сообщении две очевидных попытки фальсификации произошедших событий. Место происшествия: Кремль вместо дачи. И пропажа из истории болезни и биографии Сталина целого дня 1 марта. Эта ложь, на которую пошли политики и врачи, свидетельствует о понимании, что день бездействия выглядит убийственным. А это значит, что и другим «официальным» сообщениям доверять нельзя.

5 марта в 21.5 °Cталин умирает. Его агонию наблюдают врачи, соратники и дочь Светлана. Предсмертный жест – палец в небо. Перед смертью – кровавая рвота. Консилиум окончательно устанавливает причину смерти – инсульт. При тогдашних методах лечения диагноз был изначально неблагоприятным; даже если бы Сталин выжил, было мало шансов на то, что он избавится от паралича правой части тела и потери речи. И, тем ни менее, он оставался бы жить. А живой, пусть и парализованный, Сталин оставался мощным политическим игроком (вспомним значение больного Ленина в 1921–1924 годах).

Между тем, создается впечатление, что участь тирана была известна его ближайшему окружению заранее. Об этом свидетельствует наглое заявление Берии охране «Не тревожить товарища Сталина», странное бездействие членов Политбюро, поздний вызов врачей. В обстановке начала 1953 года, когда полным ходом шло следствие по делу врачей-убийц, каждый из подчиненных вождя должен был понимать меру своей ответственности за преступное неоказание ему врачебной помощи.

Удивляет и необычайная смелость членов Политбюро, дважды собравшихся 2 марта без разрешения Сталина в его кремлевском кабинете. Это было, когда врачи, наконец, приехали на Ближнюю дачу, а прогноз болезни Сталина был еще не до конца ясен. Только утром 3 марта врачи сообщили, что, по их мнению, смерть вождя неизбежна. Сам по себе инсульт, при таком раскладе, стал неожиданностью для членов Президиума ЦК. Но они быстро поняли: положение Сталина критическое, если не безнадежное. И, оттянув почти на сутки врачебную помощь, они, прежде всего Берия и Маленков, предрешили быструю агонию и смерть вождя.

Принимать самостоятельные решения, делить между собой власть, демонстративно пренебрегать лечением вождя возможно только в одном случае, если верхушка партии была абсолютно уверена: Сталину не жить. Так, может быть, они сами убили вождя?

Об убийстве сразу заговорил Василий Сталин. Ссылаясь на «старых большевиков», А. Авторханов пишет:

Вечером 28 февраля 1953 г., поговорив со Сталиным по деловым вопросам и изрядно выпив, Маленков, Хрущев и Булганин уезжают довольно рано, но не домой, а в Кремль. Берия, как это часто бывало, остается под предлогом согласования со Сталиным некоторых своих мероприятий. Вот теперь на сцене появляется новое лицо: по одному варианту – мужчина, адъютант Берии, а по другому – женщина, его сотрудница. Сообщив Сталину, что имеются убийственные данные против Хрущева в связи с «делом врачей», Берия вызывает свою сотрудницу с папкой документов. Не успел Берия положить папку перед Сталиным, как женщина плеснула Сталину в лицо какой-то летучей жидкостью, вероятно, эфиром. Сталин сразу потерял сознание, и она сделала ему несколько уколов, введя яд замедленного действия. Во время «лечения» Сталина в последующие дни эта женщина, уже в качестве врача, их повторяла в таких точных дозах, чтобы Сталин умер не сразу, а медленно и естественно.

Таков рассказ старых большевиков. При этом невольно вспоминается то место из книги Аллилуевой, где сказано несколько слов о какой-то таинственной женщине-враче у постели умирающего Сталина:

Молодые врачи ошалело озирались вокруг… Я вдруг сообразила, что вот эту молодую женщину-врача я знаю, – где я ее видела? Мы кивнули друг другу, но не разговаривали.

Сторонники теории заговора и убийства Сталина указывают на ряд событий, свидетельствующих о желании заговорщиков изолировать Сталина, ослабить его охрану. В мае 1952 года был снят с должности, а 15 декабря 1952 года арестован Николай Власик, многолетний начальник охраны вождя. В 1953 году был обвинен в потере важных государственных документов и отстранен от работы глава секретариата Сталина Александр Поскребышев. 17 февраля 1953 года газета «Известия» сообщила, что «безвременно» умер генерал-майор Петр Евдокимович Косынкин, руководитель комендатуры Кремля, ответственный за безопасность Сталина после смещения Власика.

С начала 1990-х появляются исследования, основанные на интервью с дожившими до того времени охранниками Ближней дачи. Наиболее полная и разумная версия возможной гибели Сталина, основанная на этих материалах, содержится в книге Эдварда Радзинского «Сталин». Он обратил внимание на странное распоряжение полковника Ивана Хрусталева, отправившего спать всех охранников. Радзинский пишет:

Мы никогда не узнаем, что же произошло ночью в запертых комнатах Хозяина. Но есть только два варианта происшедшего: или Хозяин обезумел и действительно отдал приказ всем спать, по удивительному совпадению той же ночью с ним случился удар… или Хрусталеву было кем-то приказано уложить спать своих подчиненных, чтобы остаться наедине с Хозяином – ему, или кому-то еще неизвестному.

Иван Хрусталев был, судя по всему, последним человеком, видевшим Сталина на ногах. И сложно не признать странным, что этот последний и единственный собеседник покойного первым из множества людей, окружавших Сталина, встретился с ним на том свете. Спустя всего пару недель…

После того как в научный оборот были введены отрывки из истории болезни Сталина и воспоминания А. Мясникова, принимавшего участие в лечении Иосифа Виссарионовича, вышла совместная работа американского историка Джонатана Брента и российского – Владимира Наумова, где они утверждают: Иосиф Сталин был отравлен препаратом варфарином (или его аналогом дикумарином). Его могли подсыпать в стакан Сталину во время ужина 28 февраля. Он мог находиться в початой бутылке боржоми, которая стояла на рабочем столе Сталина. При этом в официальном перечне препаратов, использовавшихся для лечения Сталина, его нет.

Есть исследователи, считающие, что использован был не варфарин, а гепарин, который мог быть введен внутривенно, внутримышечно или путем ингаляции. Осложнения при введении гепарина соответствуют наблюдавшимся у Сталина (кровотечения в желудочно-кишечном или мочевом тракте). Гепарин действует очень быстро и быстро выводится из организма.

Некоторые медики видят картину внезапной болезни и смерти Сталина полностью соответствующей отравлению препаратами на основе курарина. Курарин в малых дозах применяется в хирургии. Но не дай бог, если кто-то перепутает его с другим препаратом или повторит дозу – двигательный паралич, расслабление мимической мускулатуры и мышц глотки, мышц шеи и конечностей, нарушение проницаемости сосудистых стенок и разрушение клеток крови обеспечено.

Яды широко применялись (и применяются) в практике чекистов. На Лубянке существовала специальная лаборатория, которой руководил Георгий Майрановский, испытывавший яды на несчастных заключенных. В списке полтора десятка наименований, от неорганических соединений мышьяка и таллия, цианистых калия и натрия до сложных органических веществ: колхицина, дигитоксина, аконитина, стрихнина и природного яда – кураре.

Ядом кураре МГБ в ходе «спецопераций» убивало людей, чья смерть официально фиксировалась как «умер от сердечной недостаточности». Уже после смерти Сталина агент КГБ Богдан Стишинский убил из пистолета, стрелявшего синильной кислотой, руководителей украинских националистов Степана Бандеру и Льва Ребета. После выстрела у жертв останавливается сердце; их смерть поначалу сочли естественной.

Итак, в распоряжении заговорщиков (если заговор существовал) имелись средства для того, чтобы устранить Сталина так, чтобы создавалась иллюзия естественной смерти. У них был очевидный мотив для убийства вождя. Вызывает сильнейшее подозрение поведение руководителей партии с того момента, когда у Сталина началась смертельная болезнь. Такое впечатление, что они изначально знали: вождь умрет. Каждый сделанный ими шаг, в случае выздоровления Иосифа Виссарионовича, предполагал их мучительное уничтожение. Но они почему-то не боялись.

Наконец, первые же шаги коллективного руководства после смерти и похорон руководителя партии и государства означали обдуманную, решительную и планомерную ревизию его политического курса, как бывает при всех переворотах. Кто же явился инициатором этого заговора? По мнению большинства свидетелей и историков – Лаврентий Берия.

Двое оставивших мемуары членов Политбюро удивлялись тому, как откровенно плохо он относился к Сталину еще при жизни последнего. Анастас Микоян:

После войны Берия несколько раз еще при жизни Сталина в присутствии Маленкова и меня, а иногда и Хрущева, высказывал острые, резкие критические замечания в адрес Сталина. Я рассматривал это как попытку спровоцировать нас, выпытать наши настроения, чтобы потом использовать для доклада Сталину. Поэтому я такие разговоры с ним не поддерживал, не доверяя, зная, на что он был способен. Но все-таки тогда я особых подвохов в отношении себя лично не видел. Тем более что в узком кругу с Маленковым и Хрущевым он говорил, что «надо защищать Молотова, что Сталин с ним расправится, а он еще нужен партии». Это меня удивляло, но, видимо, он тогда говорил искренне.

Никита Хрущев:

Берия все резче и резче проявлял в узком кругу лиц неуважение к Сталину. Более откровенные разговоры он вел с Маленковым, но случалось, и в моем присутствии. Иной раз он выражался очень оскорбительно в адрес Сталина. Признаюсь, меня это настораживало. Такие выпады против Сталина со стороны Берии я рассматривал как провокацию, как желание втянуть меня в эти антисталинские разговоры с тем, чтобы потом выдать меня Сталину как антисоветского человека и «врага народа». Я уже видел раньше вероломство Берии и поэтому слушал, ушей не затыкал, но никогда не ввязывался в такие разговоры и никогда не поддерживал их. Несмотря на это, Берия продолжал в том же духе. Он был более чем уверен, что ему ничто не угрожает. Он, конечно, понимал, что я неспособен сыграть роль доносчика. К тому же я знал, что Сталин и Берия значительно ближе, чем Сталин и Хрущев. Милые бранятся – только тешатся.

У опального Молотова в 1949 году была арестована жена Полина Жемчужина. Переводчик Сталина Валентин Бережков пишет:

Молотов рассказывал, что, когда встречал в кремлевском коридоре Берию, тот, поравнявшись, шептал ему на ухо: «Полина еще жива»…

В том, что отец его мог организовать убийство вождя, фактически признавался Серго Берия:

В 1952 году мой отец уже понимал, что терять ему нечего… Мой отец не был ни трусом, ни бараном, послушно идущим на бойню. Я не исключаю, что он мог что-то замышлять… Для этого в органах у него всегда были свои люди… Кроме того, у него была своя разведывательная служба, которая не зависела ни от какой существующей структуры.

Именно Берия велел охране не беспокоиться, когда она обнаружила неподвижного и беспомощного Сталина на полу кунцевской дачи. Такое впечатление, что он изначально знал, что конец близок, по крайней мере ему было трудно скрыть радость от того, что вождь умирает.

Хрущев вспоминал:

Как только Сталин свалился, Берия в открытую стал пылать злобой против него. И ругал его, и издевался над ним. Просто невозможно было его слушать! Интересно, впрочем, что, как только Сталин пришел в чувство и дал понять, что может выздороветь, Берия бросился к нему, встал на колени, схватил его руку и начал ее целовать. Когда же Сталин опять потерял сознание и закрыл глаза, Берия поднялся на ноги и плюнул на пол.

Об этом свидетельствует и Светлана Аллилуева:

Только один человек вел себя почти неприлично – это был Берия. Он был возбужден до крайности, лицо его, и без того отвратительное, то и дело искажалось от распиравших его страстей. А страсти его были – честолюбие, жестокость, хитрость, власть, власть… Он так старался, в этот ответственный момент, как бы не перехитрить и как бы не недохитрить! И это было написано на его лбу. Он подходил к постели и подолгу всматривался в лицо больного – отец иногда открывал глаза, но, по-видимому, это было без сознания, или в затуманенном сознании. Берия глядел тогда, впиваясь в эти затуманенные глаза; он желал и тут быть «самым верным, самым преданным» – каковым он изо всех сил старался казаться отцу и в чем, к сожалению, слишком долго преуспевал… А когда все было кончено, он первым выскочил в коридор и в тишине зала, где стояли все молча вокруг одра, был слышен его громкий голос, не скрывавший торжества: «Хрусталев! Машину!».

Эта фраза – как бы рубеж, отделяющая одно время от другого. Хрусталев, это начальник охраны Сталина, он Берии не подчиняется. И, отдавая приказание, Берия показывает, кто в доме хозяин. «Хрусталев, машину!» – это как слова Палена, сказанные Александру I после убийства его отца Павла: «Ваше Величество, довольно ребячиться, идите царствовать», или как фраза матроса Железняка Учредительному собранию: «Караул устал – хочет спать». Началась другая эпоха, эпоха Берии.

Георгий Жуков видел Лаврентия Берию на Пленуме ЦК, который происходил во время агонии Иосифа Сталина:

При внимательном наблюдении, хотя его глаза и были прикрыты очками, все же в них можно было рассмотреть хищность и холодную жестокость. Всем своим видом и развязанностью он, видимо, старался подчеркнуть и дать понять: хватит, мол, сталинских порядков, натерпелись при Сталине, теперь у нас все будет по-иному.

После смерти Сталина Берия испытывал чувство эйфории. Вот что писал уже подследственный Всеволод Меркулов Никите Хрущеву в сентябре 1953 года:

Накануне похорон товарища Сталина Берия неожиданно позвонил мне на квартиру (что он не делал уже лет восемь), расспросил о здоровье и просил приехать к нему в Кремль. У него в кабинете я нашел Мамулова, Людвигова, Ордынцева, позже пришел т. Поспелов. Оказывается, надо было принять участие в редактировании уже подготовленной речи Берии на похоронах товарища Сталина. Во время нашей общей работы над речью, что продолжалось часов 8, я обратил внимание на настроение Берии. Берия был весел, шутил и смеялся, казался окрыленным чем-то.

Ну, а вскоре Лаврентий Павлович откровенно признался, что это именно он организовал убийство Иосифа Сталина. Вячеслав Молотов дважды рассказывал об этом поэту Феликсу Чуеву, а потом повторил то же самое публицисту Владимиру Карпову:

1 мая 1953 года Берия на трибуне Мавзолея очень значительно сказал мне, но так, чтобы слышали стоявшие рядом Хрущев и Маленков: «Я всех вас спас… Я убрал его очень вовремя».

В обоих случаях – убийство или неоказание помощи – кто-то из четырех последних посетителей Сталина должен был взять на себя инициативу. Подробности биографий всех четырех персонажей – Берии, Хрущева, Маленкова, Булганина – хорошо известны.

Булганин был слабым, ведомым человеком, считался сначала сталинским, затем хрущевским холуем. В Министерстве обороны у него не было настоящей поддержки, боевые генералы и маршалы Николая Булганина откровенно презирали.

Георгий Маленков, человек влиятельный, наследник Сталина «первой очереди», долгие годы руководил партийным аппаратом, ему обязаны были своей карьерой многие чиновники, в частности тогдашний министр госбезопасности С. Д. Игнатьев. Именно Маленков мог сыграть решающую роль в падении последней стены, охранявшей Сталина, – аресте лично преданных вождю Поскребышева и Власика. Однако все, что вспоминали о Маленкове его товарищи по ЦК, свидетельствует – Георгий Максимилианович был несамостоятельным человеком и вряд ли мог стать инициатором убийства Сталина. Вспомним, как легко и непринужденно в 1955-м, а после в 1957 году с Маленковым «разобрался» его бывший друг Никита Хрущев.

Современным сталинистам, которые много пишут о Берии, не хотелось бы видеть его руководителем заговора против «отца и учителя». Поэтому они выдвигают на первый план Никиту Хрущева – ревизиониста и разоблачителя Сталина. Никита Сергеевич действительно отличался коварством и отвагой. Недаром через год после смерти Сталина он фактически стал руководителем СССР. С личными отношениями он в политике не считался и был абсолютно безжалостным – расправился почти со всеми своими союзниками: Берией, Маленковым, Молотовым, Ворошиловым, Кагановичем, Жуковым. Думается, однако, что в устранении Сталина Хрущев мог играть только вторую скрипку. У него, недавно появившегося после большого перерыва в Москве, не было в столице достаточно своих кадров, чтобы действовать самостоятельно.

Реконструировать заговор против Сталина легче всего по аналогии заговора против Берии, детали которого нам известны. Инициатором и движителем здесь явился Хрущев, который заручился сначала поддержкой Молотова, а затем – Маленкова. Остальные руководители страны, видя силу противников Берии, к ним присоединились. Вероятнее всего и в случае со Сталиным заговорщики действовали по подобному сценарию. Только роль Хрущева сыграл тогда Берия.

Несмотря на то, что с 1946 года Лаврентий Павлович не имел прямых связей с правоохранительными органами, у него оставалось огромное количество близких знакомых и бывших подчиненных и в МГБ, и в МВД. Первым заместителем министра госбезопасности служил Сергей Гоглидзе, в Первом главном управлении с Берией работал генерал-лейтенант НКВД Павел Мешик, руководителем активных операций был Павел Судоплатов, заместитель министра внутренних дел – Степан Мамулов, замминистра МВД по войскам – Иван Масленников, начальник управления МГБ Куйбышевской области – Михаил Гвишиани. Посты не самые высокие, но достаточные для того, чтобы получить квалифицированную помощь в области токсикологии и чтобы найти своих людей в охране Сталина.

Кроме того, Берия был самым наглым, бессовестным и циничным в партийном руководстве. Все кругом так или иначе были ему обязаны. Он почти не скрывал своего отрицательного отношения к Сталину. И наконец, его положение к 1953 году было самым уязвимым. Поэтому, думается, инициатором произошедшего на Ближней даче был именно Берия.

Но не только он. Все отмечают необычайную близость, которая установилась весной 1953 года между Хрущевым, Маленковым и Берией, которые всюду, где можно, появлялись вместе. Любопытно и то, что, казалось бы, очевидное и не раз проверенное в советских традициях обвинение в убийстве Сталина на следствии Берии даже не предъявлялось. Более того, в своих многословных воспоминаниях Никита Хрущев тщательно избегает описания обстоятельств и причин смерти вождя. Характерно, что единственный из тогдашнего руководства, прямо обвинивший Берию в смерти Сталина, был не принимавший участия в заговоре Вячеслав Молотов. Скорее всего, тайна смерти вождя так и не будет до конца раскрыта. Однако, выражаясь языком дореволюционного суда, Лаврентий Берия остается «в сильном подозрении».

Невероятная лесть начальнику, заканчивающаяся рано или поздно жестокой расправой над ним, как бы близки они ни были – отличительная особенность политического почерка Берии. Так он вел себя в Грузинском ЧК с Ефимом

Кванталиани, руководителем компартии Грузии Мамией Орахелашвили, вождем Абхазии Нестором Лакобой, с человеком, в честь которого он назвал своего сына, – Серго Орджоникидзе, со своим приятелем и предшественником на должности наркома НКВД Николаем Ежовым.

Видимо, что-то сидело внутри Лаврентия такое, что Зигмунд Фрейд характеризует как эдипов комплекс. Всякое покровительство, необходимость льстить и подчиняться вызывает нарастающее раздражение и жажду мести. Отношение Берии к Сталину вполне вписывается в этот патологический комплекс. Даже современники замечали нарастающую отчужденность Лаврентия от своего благодетеля. Первое, что он сделает, придя к власти, начнет решительно менять установленную предшественником систему. Подобное было в конце XVIII века, когда Екатерину II сменил ненавидящий ее сын Павел I.

Слева направо: Анастас Микоян, Никита Хрущев, Иосиф Сталин, Георгий Маленков, Лаврентий Берия, Вячеслав Молотов

Георгий Маленков и Лаврентий Берия

Маленков и Берия выносят гроб с телом Сталина