Текст книги "Лаврентий Берия. Кровавый прагматик"

«Я Берии не доверяю…»

В мае 2008 года в ходе нашей киноэкспедиции мы побывали в Тбилиси и нам удалось встретиться с бывшим президентом Грузии Эдуардом Шеварднадзе. Как известно, после отставки Эдуард Амвросьевич жил в своей загородной резиденции, неподалеку от грузинской столицы. В момент, когда мы приехали, его дом был блокирован так называемыми «черными колготками» – страстными сторонницами Звиада Гамсахурдии, смещенного в свое время с поста президента Грузии Эдуардом Шеварднадзе и вскоре таинственно погибшего где-то в лесах Мегрелии. Женщины дружно скандировали: «Шеварднадзе – террорист!» и не хотели пропускать наш микроавтобус, спрашивая, с какого мы канала. Мы честно ответили, что с Пятого. О существовании Пятого российского канала, вещающего из Санкт-Петербурга, фанатички не подозревали, но знали, что такой канал есть на Украине. Они начали стыдить нас, как это мы, журналисты из братской Украины (тогда в Киеве правили Ющенко и Тимошенко), едем в гости к террористу Шеварднадзе. Впрочем, их убедил аргумент о журналистском долге и успокоило наше мнимое украинское происхождение.

Резиденция Шеварднадзе по нынешним российским стандартам представляла собой скромный двухэтажный особнячок, окруженный садом и довольно высокой бетонной стеной. В саду – могильный памятник жене Шеварднадзе – Нанули Ражденовны. Дюжие охранники довольно серьезно досмотрели группу со всей аппаратурой, после провели нас на второй этаж в большую гостиную. Там нас встретили Эдуард Амвросьевич и его секретарь – почтенная дама, подруга покойной жены. Охрана сервировала столик коньяком и фруктами, хозяин был в высшей степени любезен.

Хотя внешне Эдуард Амвросьевич выглядел радушным, мягким человеком, холодные глаза выдавали в нем настоящего политического волка, которого не проведешь. Шеварднадзе знал, о чем мы будем его спрашивать, и большая часть его интервью представляла собой общеизвестные суждения о том, что Берия злодей, хоть и способный. Но был и живой автобиографический рассказ. Эдуард Амвросьевич вспомнил, как в 1951 году он, молодой комсомольский работник из Кутаиси, вместе с молодой женой отдыхал в санатории в Пицунде и услышал удивительную историю о Сталине и Берии.

По словам Шеварднадзе, Иосиф Сталин, отдыхая на Кавказе, любил встречаться с друзьями детства из Гори, простыми людьми, не сделавшими особой карьеры, не имевшими никаких политических амбиций. Время проводили в традиционном грузинском застолье: пили вино, закусывали и пели знаменитые многоголосые песни. В 1950-х годах люди эти были уже немолодые. Как-то раз, кроме земляков, Сталин пригласил двух Народных артистов СССР из Театра Руставели Ака́кия Хора́ву и Акакия Васадзе. Как мы помним, это были политически проверенные люди, на основании их показаний расстреляли знаменитого режиссера Александра Ахметели. И вот что произошло во время этой встречи. Эдуард Шеварднадзе рассказал нам:

Когда немножко выпили, Сталин запел и говорит своему другу:

– Второй голос, нужен второй голос.

Друг говорит:

– Сосо, ты же знаешь, что у меня голоса нет уже.

У него был или рак, или что-то с горлом. И этот актер, Васадзе, у него был прекрасный голос, вместе они запели, Васадзе был гуриец.

– Ты, гуриец, молодец! Хорошо поешь! Давай продолжим, – сказал Сталин.

Продолжали, и не это самое главное. На второй день опять собрались в том же составе, кроме Хорава, Хорава поехал на сессию Верховного Совета. Сталин обиделся. Но потом что случилось: немножко выпили, Сталин встал и вместе со своими друзьями, двумя друзьями, которые были, сидели за столом, пошел в ванну. Это рассказывает Васадзе, он от них все узнал. И пошел Сталин в ванну, открыл кран – значит, Сталин знал, что Берия подслушивает. Открыл кран и говорит им: вопрос Лаврентия решен, это вопрос времени, через некоторое время Лаврентия не станет.

Потом один из них где-то проболтал, и этот слух дошел даже до меня. Я тогда был молодым человеком, работал в комсомоле, отдыхал на Пицунде, и там, рядом, отдыхала известная актриса Медико Анджапаридзе. Медико была родственницей вот этого человека, который все услышал, когда Сталин вошел в ванну. Раз она знала – значит, знали и другие, значит, знал и Берия. И Берия был убежден, что ему долго жить не дадут: или снимут, или что-нибудь случится с ним.

Съемочная группа с Эдуардом Шеварднадзе

Хотя рассказ Шеварднадзе похож на обычную байку, доля истины в нем определенно есть. Тем более, изменившееся в тот период отношение Сталина к Берии подтверждает Светлана Аллилуева, которая вспоминала, «как была поражена словами отца», когда однажды осталась ночевать у жены Берии, а «наутро вдруг позвонил разъяренный отец и, обругав меня нецензурными словами, прокричал: „Сейчас же езжай домой! Я Берии не доверяю“».

Некое охлаждение в отношениях Сталина и Берии наступило вскоре после окончания войны. В 1945 году Сталин впервые после 1936 года уезжает в отпуск на юг. Отдых неожиданно затянулся, что было замечено даже западными дипломатами и встревожило членов Политбюро.

На Кавказе сохранилось несколько сталинских дач. Мы в ходе командировки побывали на двух из них. В Новом Афоне, где когда-то Сталин заметил Берию, что предопределило взлет карьеры Лаврентия. И на озере Рица, где звезда Берии начала закатываться. Дача на озере Рица представляет собой урочище в готическом духе. Она затеряна в предгорьях Большого Кавказского хребта, добраться туда можно по единственной дороге, петляющей вдоль горной реки. Место идеально подходящее для уединения тирана. После страшного напряжения войны Сталин, вероятно, хотел подвести итоги и обдумать дальнейшие планы. Скорее всего, именно здесь вождь решает прервать союзнические отношения с англосаксами и преумножить свою коммунистическую империю за счет Восточной Европы, Китая, Кореи и Вьетнама. Подготовке ко Второй мировой войне, как мы помним, предшествовала страшная чистка, которая получила название Большого террора. Новая наступательная стратегия, чреватая Третьей мировой, вызывала необходимость острых кадровых решений. В руководящем аппарате нужна была свежая кровь, которая заменит возгордившихся своим вкладом в победу военачальников и партийных деятелей. И такая чистка началась.

Выдержав паузу, еще находясь на отдыхе, Сталин обрушил свой гнев на ближайшего, как казалось, к нему человека и возможного преемника Вячеслава Молотова, обвинив его в низкопоклонничестве перед недавними союзниками. Одновременно Сталин решает освободить Берию от поста министра внутренних дел, а его протеже Меркулова от должности министра госбезопасности. Берия просится приехать на дачу, чтобы встретиться лично, объясниться. Но в ответ получает подчеркнуто сухую короткую телеграмму: «Не вижу необходимости вашего приезда». Берия в итоге был отправлен в своеобразную почетную ссылку – руководить Атомным проектом. Из этой ссылки, в случае неудачи, он мог бы и не вернуться. Лев Троцкий называл Иосифа Сталина «великим нормировщиком». Вождь как никто другой умел ждать. Лаврентию он не доверял, но его время еще не пришло, на очереди был другой партийный вождь – Андрей Жданов.

«Ленинградское дело»

К концу войны пара Лаврентий Берия и Георгий Маленков набрала огромный политический вес. Но не было большего мастера в деле выстраивания кадровых противовесов, чем Иосиф Сталин. Уже в 1944 году отец народов переводит давнего соперника Берии Андрея Жданова из Ленинграда в Москву, где тот совмещает пост члена Политбюро и секретаря ЦК, выполняет важные внешнеполитические задачи: руководит контрольной союзной комиссией в Финляндии и Коминформом, управляющим мировым коммунистическим движением. К тому же он курирует идеологию.

Андрей Жданов относится к числу безупречных сталинских руководителей, он, пожалуй, самый культурный в этой среде, легко находит нужную цитату из классика русской литературы или Ленина, играет на пианино и баяне. Важное конкурентное преимущество Жданова – он откровенно злоупотребляет алкоголем. Подозрительный Сталин полагает: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Жданов непременный участник всех сталинских застолий, балагур, весельчак и не обижается на чужие порой злые шутки, например, когда Берия подкладывает ему на стул помидор. Он и сам шутник и острослов, прозвал толстого бесформенного Маленкова Маланьей – и кличка прижилась.

При всех своих слабостях Жданов отвечал высоким сталинским стандартам. Мог сам написать речь или статью, обладал прекрасной памятью, был отличным исполнителем и неплохим организатором. Известно, что Жданов был одним из главных сторонников сближения с Германией в 1939 году и испытывал нескрываемое сочувствие к победам немецкого оружия над прогнившими западными демократиями. Сталин вспомнил об этом в июне 1941-го и, не желая видеть Андрея Александровича, приказал ему лететь из Сочи, где он находился в отпуске, прямо в Ленинград, минуя Москву.

Андрей Жданов

В конце 1941 года Жданов еще больше настроил против себя вождя. В Ленинград была направлена специальная комиссия, которая раскритиковала ленинградское руководство за беспомощность в управлении городом и войсками. Сталин бомбардировал Жданова оскорбительными телеграммами, требуя невозможного, – прорвать кольцо блокады и вывести из города хотя бы войска Ленинградского военного округа.

Но к концу войны отношение Сталина к Жданову резко поменялось. В это время пошатнулось положение Молотова и Жукова. Получив информацию от сына Василия о неблагополучии в авиационной промышленности, Сталин выводит из секретариата ЦК Георгия Маленкова, курирующего эту отрасль. Когда Берия попытался за него заступиться, Иосиф Виссарионович сказал: «Что вы так тревожитесь об этом имбециле, да он первый вас предаст». Напомним, сам Берия с 1945 года сослан в Атомный проект и уже не министр внутренних дел. Снят с понижением его протеже министр государственной безопасности Всеволод Меркулов.

Жданов же, напротив, небывало возвышается, становится фактически вторым человеком в партии. Ему, кажется, позволено то, что Сталин не позволяет никому. У него в столице есть своя группа приверженцев из земляков, вместе с ним переживших блокаду Ленинграда и обосновавшихся в Москве еще до войны, – Вознесенского и Косыгина.

Вслед за Ждановым в Москву отправились его бывший первый зам Алексей Кузнецов, который получает важнейший пост секретаря ЦК, курирующего правоохранительные органы, в частности МГБ. Председателем Совета Министров РСФСР был назначен еще один выходец из Смольного Михаил Родионов. Пост министра просвещения СССР достался брату Николая Вознесенского Андрею.

Ленинградцы возглавили Ярославский, Новгородский, Псковский, Мурманский, Крымский и Карело-финский обкомы партии. Им был поручен надзор над компартиями прибалтийских республик. Сын Жданова Юрий заведовал сектором науки ЦК КПСС. Маршал Леонид Говоров, защищавший Ленинград всю войну, – главный инспектор Вооруженных сил СССР. Ждановцы продолжают руководить и собственно Ленинградом.

Особенностью ждановского круга было наличие собственной идеологии, которая соответствовала духу времени и знаменитому сталинскому тосту «за русский народ». По воспоминаниям Никиты Хрущева, сам Андрей Жданов жаловался ему на ущемленное положение РСФСР и русских вообще в составе Союза ССР. Русский народ спас советскую власть, усеяв трупами путь до Берлина, а теперь деревни погибают от голода, бабы впрягаются в плуги, молодежь бежит в город.

В отличие от всех других союзных республик, нет ни компартии Российской Федерации, ни Академии наук России, ни российского союза писателей, нет даже своей столицы. Еще один мотив, близкий всем ленинградцам, тоже восходит к сталинским словам, сказанным на знаменитом параде в ноябре 1941 года о том, что Красную армию вдохновляют на победы в частности знаменитые полководцы старой России, которые в учебниках 1930-х годов выставлялись царскими сатрапами, – Александр Суворов, Михаил Кутузов, Федор Ушаков. Ждановцы считают имперское время частью советского исторического наследия.

Поворот в идеологии, начавшийся еще в конце 1930-х годов не без участия Андрея Жданова, отразился в программных фильмах «Суворов», «Петр Первый», «Александр Невский», «Иван Грозный». В качестве главного произведения русской литературы теперь рассматривают не «Мать» Максима Горького, не «Что делать?» Николая Чернышевского, а «Войну и мир» Льва Толстого.

К концу войны идет ползучая реставрация монархических нравов. Наркоматы становятся министерствами, красные командиры – офицерами. Вводится раздельное обучение в школах, форменная одежда, мундиры для разных ведомств, открываются офицерские собрания, осторожно и частично реабилитируют православие. Эта тенденция особенно сильно воплотилась в Ленинграде, результатом чего стали два сенсационных постановления 1944 года. Тридцати улицам исторического центра возвращались дореволюционные названия. Проспект имени 25 октября снова стал Невским, а улица имени 3 июля – Садовой. Беспрецедентно решение о полном восстановлении практически полностью разрушенных Большого Петергофского и Большого Царскосельского дворцов.

Такое соединение личной и идеологической близости ждановцев не могло не начать тревожить Сталина. Поговаривали, что они не только хотят вернуть столицу России в Ленинград, но между собой любят повторять такую шутку: раньше в Политбюро пахло чесноком (было много евреев), а теперь шашлыком (стало много кавказцев). Эта дурацкая присказка могла быть отнесена не только к Лаврентию Берии и Анастасу Микояну, но и к самому Иосифу Сталину. Антикавказские настроения в годы войны усилились. Было модно упрекать народы Кавказа в том, что они недостаточно охотно сражались с немцами и незаслуженно хорошо живут. Поэтому потенциально подобные шутки могли быть опасны.

Берия умел хранить личные симпатии и антипатии при себе, но Жданова он открыто не любил. Это отношение отражается и в словах его сына, Серго:

Пожалуй, самой одиозной фигурой в сталинском окружении был Жданов. Он ревновал любого человека, который в тот или иной момент был близок Сталину. Как никто другой, он буквально рвался в наследники диктатора. Серый кардинал в окружении Сталина – так, наверное, будет точно. Именно он идеолог массовых репрессий в стране. Он ведь не только продвинулся на репрессиях, но и намерен был идти в буквальном смысле по трупам и дальше. Страшный человек!

Жданов олицетворял тот тип руководителя, который Берия ненавидел – коммунистический демагог, начетчик, не умеющий дело делать, высокопоставленный образованный болтун. Совсем как те грузинские коммунисты, которых он в свое время с удовольствием пытал и расстреливал.

Историки, особенно в хрущевское время, любили связывать трагедию ленинградских партийцев с интригами Лаврентия Берии и Георгия Маленкова. Несомненно, эта пара относилась к ждановцам с плохо скрываемой ненавистью. Но, конечно, судьбу ленинградцев решал сам Сталин.

Первый сигнал прозвучал уже летом 1946 года, когда в ЦК обсуждалось постановление о состоянии идеологии. Общая тенденция была очевидна. Заканчивалась дружба с Англией и Америкой, начиналась холодная война. Надо было резко пресечь «низкопоклонство перед Западом». Первоначальный замысел партийных идеологов заключался в показательной порке Бориса Пастернака и журнала «Новый мир». Но вдруг неожиданно цели меняются. Вместо «Нового мира» возникают журналы «Звезда» и «Ленинград», Пастернака заменяют Ахматова и Зощенко. Совершенно очевидно, инициатива этой рокировки принадлежала не Андрею Жданову. Многим было известно, что в семье Ждановых любили рассказы Зощенко. Ленинградская парторганизация организовала эвакуацию Ахматовой из блокадного города на самолете и ее возвращение в 1944 году. Она печаталась в «Правде» и толстых журналах, выступала по радио, была окружена подчеркнутым уважением.

Ахматова и Зощенко дворяне и русские патриоты. И удар по ним не укладывается в общую идеологическую тенденцию. Думается, здесь сыграли роль два фактора.

Первый относится лично к Ахматовой – ее встреча с третьим секретарем британского посольства в СССР Исайей Берлиным, который, основываясь на разговоре с поэтессой, сумел правильно определить губительную для коммунистической идеологии тягу общества к русской культуре. Записка Берлина, благодаря знаменитой Кембриджской пятерке, была прочитана Сталиным, и, вероятно, больше всего насторожили его слова о популярности поэзии Ахматовой в офицерской среде. Перед знаменитым постановлением в Кремле прошло специальное заедание, на которое вызвали руководителей ленинградских партийной и писательской организаций. Они, естественно, каялись в идеологических ошибках. А Всеволод Вишневский сказал невпопад, что они больше не будут печатать идеологически чуждых писателей, у них есть много рукописей офицеров-фронтовиков. На что Сталин взвился, возразив, что офицерам платят деньги за то, что они защищают Родину, а не за написание книг.

Второй фактор заключался в желании намекнуть ленинградцам на ошибочность их идеологических устремлений. Сталин вообще любил своеобразный дуплет. В начале человек должен был публично покаяться и осудить все, что ему дорого. Это, как правило, не спасало его от будущей кары. Знаменитый доклад Жданова был по существу самобичеванием. Он рассказывал, как в его вотчине при его статусе идеолога партии были допущены крупнейшие идеологические ошибки. И, конечно, Георгий Маленков и Лаврентий Берия не могли не радоваться унижению своего противника. Но предстоял еще один тур борьбы.

Слева направо: Вознесенский, Маленков, Молотов, Жданов, Берия. 1947

К 1948 году весы начали склоняться в пользу Берии и Маленкова. Из идеологической сферы ждановцев постепенно вытесняют люди Маленкова, руководимые Михаилом Сусловым. Резко уменьшается влияние Жданова на руководство международным коммунистическим движением. Гром грянул в апреле 1948-го.

Сын Жданова Юрий Андреевич, молодой заведующий сектором науки ЦК ВКП(б) делает доклад в Политехническом музее на семинаре лекторов обкомов партии «Спорные вопросы современного дарвинизма» о положении дел в советской биологической науке, где осторожно критикует создателя национальной мичуринской биологии Трофима Лысенко. О докладе становится известно Маленкову. Он, вероятно, знал о предубеждении Сталина к «вейсманистам-морганистам», противникам Лысенко ученым-генетикам. Обеспокоенный Лысенко добивается в мае встречи со Сталиным. На ней присутствовал и Андрей Жданов. Вождь целиком встал на сторону Лысенко.

31 мая состоялось расширенное заседание Политбюро, где Сталин сообщил свое мнение о выступлении Жданова-младшего. Особенно ему не понравились такие слова Юрия Андреевича: «Я выражаю здесь не официальную, а только мою личную точку зрения». Это место рукописи лекции Сталин подчеркнул и написал «Ага». У партийного функционера, как известно, не может быть личной точки зрения.

Последовал страшный разнос, причем Сталин прямо сказал, что «виноваты отцы». Имелось в виду, что за выступлением младшего Жданова стоит Жданов-старший. Вождь со свойственным ему коварством поручил Маленкову и Жданову написать сообщение ЦК ВКП(б) «О мичуринском направлении в биологии». Андрей Жданов, как унтер-офицерская вдова, был вынужден снова выпороть самого себя. В сообщении говорится:

Попытка Ю. Жданова в его лекции на тему «Спорные вопросы современного дарвинизма» эклектически примирить два противоположных направления в биологии является ошибочной. Этот доклад противоречит позиции ЦК ВКП(б).

Сообщение это не было опубликовано, но 6 августа 1948 года в «Правде» появилось покаянное письмо Юрия Жданова. 11 августа 1948 года секретариат ЦК ВКП(б) под председательством Маленкова принимает постановление, осудившее Юрия Жданова. По словам младшего Жданова, «Берия так „утешал“ моего отца (с его слов): „Все это, Андрей, конечно, крайне неприятно, но надо быть выше отцовских чувств“».

Жданов переносил неприятности крайне тяжело. Он забывался только при помощи алкоголя. Но становилось еще хуже. Он обретал репутацию алкоголика среди товарищей по партии и – главное! – в глазах вождя. При том что как ответственный за идеологию обязан был находиться при Сталине, постоянно участвовал в ночных «обедах» на Ближней даче.

Никита Хрущев вспоминал:

Помню (а это было редким явлением), как Сталин иногда покрикивал на него, что не следует пить. Тогда Жданов наливал себе фруктовую воду, когда другие наливали себе спиртные напитки. Полагаю, что если за обедом у Сталина тот его удерживал, то что было дома, где Жданов оставался без такого контроля? Этот порок убил Щербакова и в значительной степени ускорил смерть Жданова.

Алкоголизм ухудшал болезнь сердца, которой страдал Жданов. В 1947 году он прошел курс лечения в Сочи. К успеху это не привело. Стенокардия прогрессировала. Обострение произошло в июле 1948 года. 6 июля Сталин получает просьбу Главного санитарного управления Кремля о предоставлении Андрею Александровичу двухмесячного отпуска в связи с мозговым спазмом, частичным параличом правой части лица и руки, предынфарктным состоянием. Вождь накладывает резолюцию: «Где и как будут лечить?»

10 июля Жданова, «согласно заключению врачей», отправили в двухмесячный отпуск. Как говорил сам Жданов, его «обязали» поехать лечиться в санаторий «Валдай». Как полагается, у него были назначенные Лечсанупром лечащие врачи – доктора Майоров и Карпай. 23 июля, по свидетельству персонала, у него был телефонный разговор со своим подчиненным, заведующим Агитпропом Дмитрием Шепиловым. Разговор оказался неприятен для Жданова, он был крайне возбужден (сам Шепилов в своих воспоминаниях демонстрирует преданность Жданову и об этом телефонном разговоре в посвященной смерти босса главе не упоминает вообще). Ночью у Андрея Александровича случился тяжелый припадок.

25 июля из Москвы прибыли профессора Виноградов, Василенко и Егоров. Консилиум постановил, что имел место острый приступ сердечной астмы. А основной причиной недомогания был назван кардиосклероз. Больному прописали прогулки и массаж. Как указывает исследователь этого вопроса историк Костырченко, врачам положение пациента серьезным не казалось. Софья Карпай уехала в отпуск, а Майоров поручил уход за Ждановым медсестре и увлекся рыбалкой.

7 августа в «Правде» Жданов читает покаянное письмо своего сына, в котором тот, ссылаясь на свою «неопытность» и «незрелость», униженно просил у Сталина прощения. В тот же день была снята последняя перед приведшим к смерти кризисом кардиограмма. Следующую сделали только 28 августа, после припадка и за три дня до смерти.

Консилиум в лице кремлевских профессоров прибывает в «Валдай» 28 августа. Кремлевские врачи пришли к оптимистическим выводам о состоянии его здоровья и сообщили, что недельки через две он может вернуться в Москву. Впрочем, у приехавшей с ними заведующей кабинетом ЭКГ кремлевской больницы Лидии Тимошук особое мнение. Она обследует Жданова и констатирует «инфаркт миокарда в области передней стенки левого желудочка и межжелудочковой перегородки». Однако этот диагноз был отвергнут медицинским начальством, а 31 августа Жданов умер от повторного инфаркта. Эта история, как известно, будет через четыре года положена в основание знаменитого дела врачей.

2 сентября 1948 года Андрея Жданова похоронили в кремлевской стене. Маленков и Берия ничуть не грустили. По словам Юрия Жданова:

От Белорусского вокзала по улице Горького к Колонному залу Дома союзов двинулась траурная процессия. Непосредственно за гробом шли родные Андрея Александровича, а также члены руководства партией и страной. Траурная процессия медленно двигалась по улице, и вдруг внезапно я слышу громкий смех. О чем-то оживленно разговаривая с Маленковым, смеялся Берия.

В следственном деле Берии сохранились показания некой гражданки, скорее всего супруги ответственного работника. Она выглянула на балкон посмотреть на процессию в легкомысленном халатике. И увидела живописную и зловещую фигуру Лаврентия Павловича. И вдруг неожиданно он ей подмигнул. Она решила, что это ей показалось. Но через некоторое время в ее квартире раздается телефонный звонок. Она снимает трубку, и ей говорят: «Спуститесь вниз, вас ожидает Лаврентий Павлович Берия!». Дама думает, что это какая-то идиотская шутка. Сбегает вниз, как была, в одном халатике. Видит машину правительственную, черную. На заднем сиденьи сидит Берия и говорит: «Поедем, покатаемся?». Она, оцепенев от ужаса, садится на сиденье рядом с Берией и говорит: «Как же так, ведь похороны?!» А он ей говорит: «Когда сталкиваешься с грустным, душа тянется к живому». Понятно, что катания с Берией закончились, как обычно.

Похороны Андрея Жданова

Смерть Жданова оказалась лишь началом конца ленинградской группировки. 15 февраля 1949 года было принято постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об антипартийных действиях члена ЦК ВКП(б) т. Кузнецова А. А. и кандидатов в члены ЦК ВКП(б) тт. Родионова М. И. и Попкова П. С.» с обвинениями, которые казались поначалу малозначительными: организация без разрешения ЦК оптовой ярмарки в Ленинграде, фальсификация счетной комиссии при подведении итогов выборов на партконференции. На самом деле это были первые раскаты приближающейся грозы.

Намеки на истинные причины обрисованы в проекте так и не разосланного закрытого письма ЦК, подписанного, что характерно, Лаврентием Берией и Георгием Маленковым:

…Группа Кузнецова вынашивала замыслы овладения руководящими постами в партии и государстве. Неоднократно обсуждался и подготовлялся вопрос о необходимости создания РКП(б) и ЦК РКП(б) и о переносе столицы РСФСР из Москвы в Ленинград. Эти мероприятия Кузнецов и др. мотивировали в своей среде клеветническими доводами, будто бы ЦК ВКП(б) и Союзное Правительство проводят антирусскую политику и осуществляют протекционизм в отношении других национальных республик за счет русского народа… Предложение бывших ленинградских руководителей Вознесенскому о «шефстве» над Ленинградом, сделанное ему Попковым после смерти Жданова, было не случайным, а вытекало из существа их антипартийных связей. Ответственность за враждебную деятельность ленинградской верхушки ложится и на Жданова А. А.

В июле 1949 года начинаются аресты среди ждановского окружения. Постепенно взяты под стражу около 300 человек, среди которых секретарь ЦК Алексей Кузнецов, председатель Госплана Николай Вознесенский, первый секретарь Ленинградского обкома Петр Попков, председатель правительства РСФСР Михаил Родионов, первый секретарь Крымского обкома ВКП(б) Николай Соловьев, секретари Ленинградского обкома Яков Капустин, Петр Лазутин, практически вся партийная элита Ленинграда.

Следствие было невероятно жестоким даже по сталинским стандартам. У Алексея Кузнецова при избиениях порвали барабанную перепонку, Николая Соловьева забили на допросе до смерти. Мучения арестованных ленинградцев длились больше года. 29–30 сентября 1950 года в Ленинграде в Доме офицеров состоялся суд. 1 октября 1950 года, спустя час после оглашения приговора, Н. А. Вознесенский, А. А. Кузнецов, М. И. Родионов, П. С. Попков, Я. Ф. Капустин, П. Г. Лазутин были расстреляны.

Чуть позже состоялись судебные процессы, которые вынесли приговоры остальным лицам, проходившим по «ленинградскому делу». В Москве были расстреляны двадцать человек.

Следствием по делу руководил непосредственно министр госбезопасности Виктор Абакумов. Позже Хрущев обвинил в организации «ленинградского дела» Берию и Маленкова. Представляется, однако, что при всем желании Лаврентий Павлович и Георгий Максимилианович не смогли бы организовать уничтожение своих конкурентов, если бы на то не было воли Сталина. Что касается Абакумова, по всем данным он был достаточно независимой политической фигурой, не входившей ни в одну из группировок, и подчинялся непосредственно Генеральному секретарю. Другое дело, что разгром ленинградцев был, конечно, на руку дуумвирам – Берии и Маленкову.

Обязанность Алексея Кузнецова наблюдать за силовиками отошла к Лаврентию Берии. Ленинградскую парторганизацию возглавил ставленник Маленкова Василий Андрианов. С арестом Вознесенского резко возросла роль Маленкова и Берии в руководстве Советом Министров СССР. Неслучайно им было поручено составить закрытое постановление ЦК ВКП(б) по итогам дела.

В результате событий 1947–1949 годов позиции Лаврентия Берии, казалось бы оттесненного на политическую периферию, значительно усилились. Но как только политический деятель становился слишком сильным, это немедленно вызывало подозрения Иосифа Сталина. Так что Берии было рано радоваться.