Текст книги "Дуэль (сборник)"

Былое было лишь прологом
Диана Гэблдон и Стив Берри
(Джейми Фрэзер и Коттон Малоун)

Диана Гэблдон – бывший ученый с четырьмя научными степенями, в том числе в сфере поведенческой экологии. В восьмидесятых годах в ее голове родилась история о шотландце из середины XVIII века и вздорной англичанке. Чтобы сделать свою историю интереснее, она включила путешествие по времени. В результате на свет появился роман «Чужестранка», ставший настоящим бестселлером, – по всему миру выпущено двадцать семь миллионов экземпляров. К настоящему времени напечатано семь книг о Джейми Фрэзере и Клэр Рэндолл. А теперь создан еще и телевизионный сериал, ожививший персонажей для новых поколений.

Мир Дианы благоденствует в прошлом, что сделало ее идеальным партнером для Стива Берри, который пишет современные триллеры, опирающиеся на уникальные события прошлого. Персонаж Стива, Коттон Малоун, стал главным героем двенадцати романов. Малоун – вышедший на покой агент министерства юстиции, живущий в Копенгагене, где у него собственный магазин старых книг. Однако, вопреки его желаниям, прежняя профессия постоянно его находит.

Как и в случае с Сандрой Браун, Стив не любит писать рассказы. Он это умеет, но ему требуются серьезные усилия. И, как Си Джей Бокс, Диана отлично владеет этим искусством. В результате они вместе со Стивом придумали сюжет рассказа, после чего Диана набросала черновик. Стив его отредактировал и переписал. Любопытно, что это единственный рассказ во всей антологии от первого лица. И в настоящем времени, ни больше ни меньше.

Но этим отважным писателям пришлось столкнуться с серьезной проблемой. Как соединить мир XVIII века Дианы Гэблдон (в том числе путешествие во времени) с современным героем Коттоном Малоуном?

Они мастерски вышли из положения.

Поклонники обоих писателей полюбят…

Былое было лишь прологом.

Былое было лишь прологом

Я люблю Шотландию.

И всегда любил.

Меня завораживает калейдоскоп зеленых и серых красок. В особенности я люблю замки Шотландии и сейчас в окно машины смотрю на Ардсмур, который возвышается над северными шотландскими торфяниками, словно сам Господь Бог высек его в древних скалах. Должен признаться, я никогда не видел менее гостеприимную груду камней, но не следует забывать, что столетия назад здесь была тюрьма. Я приехал прямо из аэропорта Инвернесса и вышел из машины под холодный дождь и пронизывающий ветер.

– Мистер Малоун, – слышу я голос, едва перекрывающий грохот стихии.

Я поворачиваюсь и вижу спешащего ко мне через вымощенный камнем двор мужчину с красным зонтиком, который он с трудом удерживает в одной руке, и электрическим фонариком в другой. Я тороплюсь поскорее оказаться в укрытии, но сначала забираю дорожную сумку у водителя, выдав ему пять фунтов чаевых.

– Очень рад, что вы сумели до нас добраться, мистер Малоун. – Мужчина с зонтиком засовывает фонарик под мышку, и мы обмениваемся рукопожатием. – Меня зовут Джон Макрей.

– Называйте меня Коттон. – Я ныряю под зонтик. – И, ради бога, давайте поскорее спрячемся от непогоды. Это напоминает мне бури на юге Джорджии.

Внутри стены выстроены из такого же сурового гранита, только здесь они служат фоном для мечей, щитов и голов оленей, украшающих вестибюль. К счастью, рев дождя и ветра смолкает. Я ставлю свою дорожную сумку. Макрей поспешно берет мое пальто, которое я отдаю неохотно, – привычки к слугам у меня нет.

– Джентльмен – и леди, – с улыбкой добавляет Макрей, – находятся в гостиной с мистером Чаббом. Позвольте мне показать вам дорогу, а я распоряжусь, чтобы вашу сумку отнесли к вам в спальню. Там уже разожгли камин.

Я следую за Макреем и вхожу в гостиную, большое уютное помещение с темными потолочными балками и тяжелой мебелью. Со стен на меня смотрят очередные головы животных. Внимание моего тренированного взгляда привлекает необычный пустой глобус, его ребра определяют широту и долготу. Как и обещано, в камине, сложенном из камня, пылает такой мощный огонь, что на нем вполне можно зажарить быка. Я сразу направляюсь к камину, едва успевая пожать руку хозяина, Малькольма Чабба. Наши пути с ним уже не раз пересекались на различных книжных аукционах в Лондоне, Париже и Эдинбурге. И всякий раз шотландец был в стильном костюме с Сэвил-роу[22]22
  Сэвил-роу – улица в Лондоне, на которой традиционно располагаются самые дорогие ателье модной мужской одежды.


[Закрыть]. Теперь он больше похож на рождественскую елку – пылающий красно-зеленый килт до колен и накидка через одно плечо из такого же материала, закрепленная изумительной бронзовой брошью.

– Отвратительный вечер, – извиняется хозяин дома перед тем, как вручить мне бокал с односолодовым виски. – Мы не рассчитывали, что вы до нас доберетесь, но очень рады, что у вас получилось.

В принципе, я не пью. Но знаю, как шотландцы относятся к своему виски. Поэтому я поднимаю бокал к свету, чтобы насладиться его золотым сиянием. А потом позволяю горькой жидкости проскользнуть в мой пищевод, что позволяет телу немного оттаять, и прихожу в себя настолько, что начинаю изучать комнату. Вдоль стен располагается дюжина или даже больше продавцов и коллекционеров книг; они пьют виски, степенно угощаются закусками, которые разносят слуги, и негромко беседуют друг с другом.

Двое из них – мужчина по имени Аркрайт, с ним я знаком, и женщина, ее вижу в первый раз; несомненно, «леди», упомянутая Макреем ранее, – стоят у дальней стороны застеленного скатертью стола, восхищаясь дюжиной книг в бархатных футлярах.

Незнакомые люди всегда заставляют меня держаться настороже, и я не спускаю внимательного взгляда с дамы, когда обращаюсь к Чаббу:

– Я бы ни за что это не пропустил. – Перевожу глаза на килт хозяина. – Клан Макчабб?

– Если бы… Нет, шотландская кровь у меня по линии матери. Клан Фаркварсон. Разве не ужасно? – Чабб взмахивает рукой в сторону кисточек своего споррана[23]23
  Спорран – кожаная сумка с мехом снаружи (обычно с кисточками); часть костюма шотландского горца.


[Закрыть], отчего они начинают раскачиваться. Когда я немного присматриваюсь, оказывается, что это мертвый барсук, боже мой… Вы будете рады, когда узнаете, что мы приготовили кое-что именно для вас.

Не обманывает ли меня слух?

– Для меня?

– Именно так, – говорит Чабб. – Да, это очень важное событие. Мы ждем прессу… впрочем, с учетом погоды, они могут прислать младшего репортера из «Инвернесс курьер». Но все, действительно все, в том числе и фотографы, приедут на завтрашний книжный аукцион. Так что времени, чтобы изучить выставленные на нем вещи, будет вполне достаточно. Но вы ведь наверняка захотите на них взглянуть перед тем, как переодеться к обеду?

– Да, с радостью.

Я допиваю виски, Чабб забирает мой пустой стакан, отдает его мгновенно возникшему рядом официанту и манит меня к столу. Когда я подхожу ближе, мной овладевает диковинная дрожь, понять которую может лишь истинный библиофил. Я люблю книги. И хотя сначала служил морским офицером, потом работал адвокатом, а затем – оперативником американской разведки, в конце концов книги стали для меня близкими друзьями. Теперь же я вышел в отставку из «Магеллана», тайного подразделения Министерства юстиции Соединенных Штатов, и владею старым книжным магазином в Копенгагене, который славится среди коллекционеров тем, что в нем можно отыскать практически все, что им нужно. И хотя моя прежняя профессия шпиона имеет обыкновение снова и снова навещать меня, книги заняли в моей жизни главное место.

Я шагаю к раздвижному столу, ощущаю сухой аромат старых переплетов и восхищаюсь книгами, которые завтра будут выставлены на аукцион.

«Дирская книга», X век, что следует из короткой информационной карточки. Я знаком с этим ирландским Евангелием, одним из самых древних уцелевших манускриптов, появившихся в Шотландии. «Книга декана острова Лисмор», сборник поэзии XV века, настоящее сокровище; в мире существует всего несколько экземпляров. Авторами стихов были странствующие барды. Несколько других столь же редких кельтских томов…

Но по-настоящему меня заинтересовала вторая с конца книга. Если повезет, я даже увезу ее с собой в Данию, потому что у меня есть для нее покупатель. Все остальные предложения также превосходны, каждый том по-своему очень ценный, но это – настоящая инкунабула, из чего следует, что она напечатана до 1501 года, во времена ручного набора. Кроме того, насколько мне известно, существует только один экземпляр данной книги.

Гримуар. Книга волшебства.

В ней приводятся заклинания, сведения по алхимии и тому, что считалось черной магией в XV веке. Название происходит от французского слова grammaire, которое сначала обозначало все книги, написанные на латыни, но постепенно стало относиться только к посвященным магии. Я не осмеливаюсь к ней прикоснуться, хотя мне очень хочется. В соответствии с обычной практикой аукционов, книгу будут демонстрировать, страницу за страницей, во время тщательного изучения, предшествующего аукциону; при этом страницы переворачивают при помощи палочки с тампоном – и руками в перчатках.

Сейчас книга открыта на странице с ксилографическим изображением изысканного крылатого льва, которого либо атакует, либо обнимает бескрылый лев. На следующей странице я вижу латинский текст, начинающийся с красивой заглавной «О», обвитой виноградной лозой и змеями. К моему удивлению, оказывается, что это не единственный выставленный на аукцион grammaire, но однозначно самый лучший. Есть и два других: один относится к концу семнадцатого века, другой – к середине восемнадцатого.

– Все эти книги из коллекции предыдущего владельца замка, – говорит Чабб из-за моего плеча, глядя на меня сквозь бифокальные очки, примостившиеся на кончике его носа. – Мы считаем, что книга пятнадцатого века является копией значительно более позднего тома. Возможно, она написана рукой самого Сен-Жермена. «Le grimoire du Le Compte Saint-Germain»[24]24
  «Гримуар графа Сен-Жермена» (фр.).


[Закрыть].

Это очень знаменитое имя. В большей степени легенда, чем факт. Придворный и одновременно искатель приключений, изобретатель, пианист и алхимик. Наделенный почти божественным могуществом и бессмертием. Но никто не знает, существовал ли он на самом деле.

– Это серьезное заявление, – говорю я. – А у вас есть доказательства?

– Только надежда, мой добрый друг, – говорит Чабб. – Всего лишь надежда. Прежний обладатель гримуара имел удивительную тягу к необычным вещам. Как к естествознанию, так и самым странным ветвям оккультизма. Он владел огромным количеством книг по магии, хотя большинство из них не представляет особого интереса. Совсем не как эта красавица.

– А как его звали? – спрашиваю я, подходя ближе, чтобы взглянуть на впечатляющее издание Альберта Себа «Das Naturalien Kabinett», открытое на страницах с изображением изящного рисунка рыбы фугу, кажущейся удивленной и раздраженной одновременно.

– Эплтон, – говорит Чабб. – Англичанин. Странный человек, как мне кажется. Однажды он бесследно исчез. Закон требовал подождать семь лет, чтобы объявить его мертвым. Вот почему эти предметы появились на рынке только сейчас. – Он кивает в сторону книг.

– Он исчез? Предполагается преступление?

Чабб пожимает плечами.

– На это ничто не указывает – ни в физическом смысле, ни в его делах. Полиция провела тщательное расследование. Но вы же знаете, отвесные скалы совсем рядом. Если бы не сильный дождь, мы бы слышали шум прибоя. Если он пошел прогуляться и упал со скалы… течения здесь очень быстрые и опасные. Тело могло унести в открытое море.

К нам подходит один из слуг, кланяется и что-то шепчет Чаббу, тот кивает и поворачивается ко мне.

– Обед будет накрыт через двадцать минут. Вам лучше переодеться. Найджел вас проводит.

* * *

Малькольм Чабб не шутил насчет переодевания.

На кровати с балдахином лежит приготовленный для меня килт со спорраном, чулками, туфлями со странными шнурками и короткая куртка. Килт из чистой шерсти в серо-голубую клетку. В камине горит уютный огонь, озаряющий комнату золотым сиянием. По календарю уже наступила весна, но погода на улице похожа на зиму или позднюю осень. Я не слишком люблю суровую шотландскую погоду.

Впрочем, это часть очарования Шотландии.

Добро и зло приходят вместе, как гласит пословица.

Я раздеваюсь и несколько мгновений не знаю, что делать с нижним бельем, но потом пожимаю плечами и надеваю килт на голое тело.

Какого дьявола.

Если ты в Шотландии…

* * *

Когда я спускаюсь в гостиную, Чабб знакомит меня с остальными гостями в костюмах горцев. Даже одинокая женщина надела длинное платье с корсажем из шотландки в синюю и лавандовую клетку.

– Мадам Леблан. – Чабб делает паузу и кланяется. – Позвольте представить вам моего близкого друга, мистера Гарольда Эрла Коттона Малоуна.

Передо мной высокая крашеная блондинка – у корней более темные волосы, однако светлые великолепно оттеняют смуглое лицо. Улыбка вызывает появление легких морщинок вокруг искрящихся карих глаз. Я делаю вывод, что она богата и привыкла к хорошим вещам. Женщина протягивает руку и, прежде чем я решаю, следует ли мне ее поцеловать, довольно крепко сжимает мою ладонь.

– Я очарована, мистер Малоун, – говорит она. – Если хотите, называйте меня Элеонор.

Я улавливаю слабый французский акцент, но ее манеры и энергичность кажутся мне американскими.

– Называйте меня Коттон.

– Какое имя… Могу спорить, что за ним скрывается интересная история.

Я улыбаюсь.

– И очень длинная.

Я хотел бы продолжить разговор с ней, но Чабб уже подводит меня к следующему гостю, одетому в килт. Фотографическая память, подаренная мне при рождении матерью, быстро заносит их в каталог. Вот Джон Симонс, лондонский продавец книг, невысокий, в очках, в черном килте и клетчатом галстуке. Вильгельм Фенстермахер из Берлина, которого я встречал много лет назад, представляющий Немецкий исторический музей. Найджел Сомс из Эдинбурга, частный коллекционер, которого я несколько раз встречал на аукционах «Сотбис». И Александр Кузнецов, мрачный тип со стальными зубами хищника, одетый в темный килт. Скорее всего, его отправил сюда какой-то русский олигарх, один из тех, что владеют серьезными деньгами в России. Но кто я такой, чтобы судить? Ведь я сам покупаю для других.

За обедом мое место оказывается рядом с Элеонор Леблан. Она искусно делит свое внимание между мной и сидящим с другой стороны Фенстермахером, что производит особо сильное впечатление из-за того, что она без всяких усилий переходит с английского на немецкий и обратно. Мне всегда легко давались языки – еще одно преимущество необычной памяти. Я свободно говорю на нескольких, поэтому понимаю ее разговор с Фенстермахером. Наконец, я спрашиваю, что именно интересует ее на этом аукционе, ведь всегда полезно знать своих конкурентов.

– Почти наверняка, – с легкой улыбкой отвечает она, – то же, что и вас. Инкунабула, колдовская книга.

Я не пытался скрыть свой интерес к этой книге, но слегка удивляюсь, что она его заметила.

Улыбка Элеонор становится еще шире, когда она видит вопросительное выражение, появившееся у меня на лице.

– У меня личный интерес к этой книге, – объясняет она. – Ее хранили многие поколения моей семьи. В конце восемнадцатого века мой разорившийся предок продал ее, и книга странствовала от одного хозяина к другому. Я была очень взволнована, когда увидела ее в каталоге.

– Значит, если вы сумеете ее купить, то планируете оставить себе? Такая сентиментальность обойдется вам очень дорого.

Она изящно пожимает плечами и подмигивает мне.

– Возможно, я собираюсь ею воспользоваться. Мне говорили, что в книге множество интересных заклинаний…

Я смеюсь тому, как она ловко уходит от моих вопросов.

После этого разговор становится общим – настоящий обед, но с очевидными подводными течениями, когда каждый оценивает остальных, решая, насколько глубок карман у конкурентов. Я люблю частные аукционы. В них полностью возрождается интрига моей прежней профессии, вот только ты не рискуешь погибнуть.

Когда слуги уносят тарелки после десерта, на меня наваливается усталость, и я радуюсь, что трапеза закончилась. Часть гостей просит еще раз показать им книги, выставленные в гостиной, но я пасую и, галантно поцеловав руку мадам Леблан, оставляю ее с гостями.

* * *

Я сплю долго и крепко – сказываются виски, обильный обед и усталость после вчерашнего путешествия из Дании. Но все равно просыпаюсь рано, чувствуя себя таким же свежим, как наступивший новый день. В щель между шторами пробивается яркий солнечный свет, а когда я раздвигаю их, вижу зеленый, заросший вереском участок. По небу бегут облака.

Открываю свою дорожную сумку. Моим глазам предстают мятые рубашки и брюки. Вчера я слишком устал, чтобы развесить вещи в шкафу. Я снова выглядываю в окно, пожимаю плечами, нахожу в сумке наименее мятую рубашку и шерстяной свитер и добавляю к ним вчерашний килт, спорран и чулки. Нужно сохранять настроение.

Душ и бритье бодрят меня еще больше.

Внизу меня поджидает шотландский завтрак, точнее, английский выбор: яйца, колбаса, бекон, тосты, кексы, жареные помидоры, грибы на гриле и телячий рубец. Также имеется скромное упоминание о каше – единственном, что спасает шотландцев от эпидемии запоров. Я щедро наполняю свою тарелку и заказываю кашу, после чего направляюсь к столику, где только что устроилась мадам Леблан.

– Могу я к вам присоединиться?

– Конечно.

Она выбирает легкий завтрак, состоящий из кусочков дыни и малины, – очевидно, специальный заказ, в буфете я ничего подобного не видел – с крошечным кусочком жареного мяса и капелькой печеных бобов.

Мадам Леблан наклоняется ко мне.

– Вы уже слышали?

– Единственное, что я слышал, так это крики чаек на крыше.

Она смеется.

– Их я тоже слышала.

Я намазываю маслом тост, добавляю несколько ломтиков бекона, яичницу, жареные помидоры и грибы, создавая собственный шотландский яичный макмаффин. Мадам Леблан наблюдает за мной со снисходительной улыбкой, но я вижу, что она чем-то встревожена.

– Складывается впечатление, что одна из книг, предназначенных для аукциона, исчезла, – говорит она мне, искоса поглядывая по сторонам, чтобы убедиться, что нас никто не слышит.

Но в столовой совсем немного народа. Большинство гостей еще спит.

Я чувствую, как в моей крови закипает адреналин, который всегда толкал меня к действию, когда я занимался своей прежней профессией. Однако я знаю, как ценно бывает сохранять невозмутимость. Поэтому продолжаю оказывать внимание своему сэндвичу.

– Насколько я понял, речь не о том, что книгу просто переложили в другое место? Вы хотите сказать, что ее больше нет?

По губам мадам Леблан пробегает быстрая озорная улыбка, но глаза остаются серьезными.

– Малькольм не хочет поднимать тревогу. Пока. Он еще не сделал заявления, но вчера я долго не могла заснуть и, когда спустилась в два часа вниз, увидела, что повсюду горит свет. И слуги были на ногах – у меня сложилось впечатление, будто они что-то старательно искали. Малькольм увидел меня на лестничной площадке и рассказал, что произошло.

Она рассказывает, что все книги были заперты в стеклянных футлярах сразу после того, как гости закончили с коктейлем. Я ее слушаю. Малькольм и его управляющий, Джон Макрей, вошли в гостиную в полночь, чтобы проверить, всё ли в порядке перед началом аукциона. Все выглядело должным образом, но интуиция заставила Малькольма вернуться и еще раз осмотреть гостиную.

– Пропала инкунабула. Маленькая книга заклинаний, – продолжает она. – В футляре лежала книга такого же размера, в грубом кожаном переплете, но так, что была видна только задняя обложка. Когда книгу перевернули, оказалось, что это первое издание «Совершенного рыболова» Исаака Уолтона. Несомненно, ценная, но несравнимая с гримуаром пятнадцатого века.

Приносят мою кашу, свежую и горячую, а также серебряный кувшинчик со сливками и блюдечко с кусковым сахаром.

– О, это выглядит неплохо, – говорит Элеонор, вдыхая поднимающийся над тарелкой пар.

– Вот что я вам скажу. Вы берите мою кашу, а мне нужно сделать телефонный звонок. Я закажу себе еще, когда вернусь.

Я встаю, с поклоном ставлю тарелку перед ней и покидаю столовую.

* * *

У меня вызывает тревогу пистолет, лежащий в моей сумке.

Я прилетел чартерным рейсом, который организовал Малькольм Чабб. В моей прошлой профессии я никуда не выезжал без оружия, а сейчас у меня имеется значок Министерства юстиции Соединенных Штатов, гарантирующий мне льготы при досмотре. Я все еще ношу этот значок, хотя и неофициально, полученный мной от бывшего босса Стефани Нелл, потому что часто работаю на нее на контрактной основе. Мой значок вполне удовлетворил шотландскую таможню. Но в этом доме – совсем другое дело. Присутствие пистолета может вызвать множество вопросов.

Когда Элеонор рассказала, что слуги обыскивают замок, мне сразу пришло в голову, что они станут заходить в комнаты гостей. Скорее всего, будут действовать аккуратно, после того, как гости спустятся завтракать. Так и оказывается. Как только я вхожу в коридор, где находится моя спальня, то сразу вижу горничную со стопкой свежих полотенец в руках, оправдывающих ее появление, которая тихонько стучит в дверь одной из комнат. Я стою в коридоре и смотрю, как горничная, не получившая ответа, откладывает полотенца в сторону и тихо входит внутрь. Я быстро открываю собственную комнату, нахожу «Беретту», убираю ее за пояс килта и прикрываю сверху свитером.

Затем, держась за гладкие перила, по винтовой лестнице спускаюсь на первый этаж. Теперь здесь больше людей, и я сразу ощущаю напряженность в обрывках разговоров. Я не думаю, что дело может дойти до обыска гостей. Во всяком случае, на данном этапе. Но мне совсем не хочется объяснять, зачем мне пистолет в уединенном шотландском замке. Поэтому я решительно прохожу через вестибюль к входной двери.

Там торчит молодой слуга.

Или стоит на страже?

– Отправляетесь на утреннюю прогулку, сэр?

Я киваю.

– Жаль пропускать такое приятное утро.

– Тогда вам лучше поспешить, – говорит молодой человек. – Погода здесь меняется каждые четверть часа. Если вы намерены прогуляться по утесам, то лучше не отходить от размеченной тропы. Ее невозможно пропустить – некоторые гости отправились на прогулку менее десяти минут назад.

Я весело машу ему рукой.

– Тогда постараюсь не выпускать их из виду.

У ворот стоит еще один слуга, одетый в куртку фирмы «Барбур», шляпу с низкой тульей и килт – очевидно, он верит в хорошую погоду не больше, чем его коллега. Второй слуга советует мне придерживаться дороги, если я хочу погулять по вересковым пустошам.

– Они выглядят плоскими, но это не так, – говорит молодой человек. – Все время то вверх, то вниз. Стоит потерять замок из вида, и ты уже не понимаешь, где находишься.

Я заверяю его, что буду соблюдать осторожность, и выхожу на мощеную дорогу. И мгновенно понимаю ценность полученного от слуги совета. Почти сразу чувствую, что дорога уходит вверх, потом начинается пересеченная местность. Я не боюсь заблудиться, просто сейчас мне требуется убить немного времени и подождать, пока в замке все немного успокоится. После того как мою комнату обыщут и ничего там не найдут, я смогу положить «Беретту» обратно в сумку. Должно быть, Малькольм Чабб охвачен паникой: ведь исчезнувший гримуар стоит несколько десятков тысяч фунтов…

Я гуляю около часа, пока не замечаю небольшую низину с кучей бледных валунов, которых почти не видно со стороны дороги. Это практически первая веха, и я схожу с дороги, чтобы получше рассмотреть валуны. Тропа оказывается не слишком ровной и удобной, и у меня почти сразу промокают туфли и носки. Шершавый вереск и другие колючие растения цепляются за гольфы и нижний край килта. Я нигде не вижу тропинки, ведущей к камням, и мне приходится потратить почти полчаса, чтобы до них добраться. Я не понимаю, почему что-то словно толкает меня к ним.

Просто я должен там оказаться.

Я останавливаюсь, чтобы собраться с мыслями. Бросив взгляд назад, убеждаюсь, что не оставил никаких заметных следов, – дикая вересковая пустошь мгновенно поглощает все признаки моего присутствия. Кроме того, теперь меня никто не может увидеть из замка, который уже довольно давно скрылся из вида вместе с дорогой.

Наконец я выбираюсь на открытое пространство возле камней.

Когда-то они образовывали круг, но сейчас валялись в произвольном порядке, словно зубы во рту, за которым давно перестали ухаживать, и обломки покрылись лишайником. Не Стоунхендж, конечно, но один из валунов гордо торчит вверх, точно большой палец человека, пытающегося остановить на дороге машину, и я направляюсь к нему. На нем высечен какой-то знак, настолько стершийся, что мне ничего не удается разобрать. Возможно, полукруг с чем-то вроде креста над ним?

На небольшом холмике у основания камня я вижу цветущее растение, голубые лепестки которого сразу привлекают к себе мой взгляд. Затем обращаю внимание на то, что вереск сломан и несколько веточек клонится к земле. Причем сломан недавно. Листья не успели завянуть. Я приседаю на корточки и замечаю нечто, не похожее на растение. Может быть, булыжник? Нет, не то… Я засовываю руку в небольшое углубление, которое кто-то выкопал под вереском, и нахожу там небольшой прямоугольный пакет, аккуратно завернутый в прозрачный пластик.

Книга.

Размером пять на семь дюймов.

– Положите то, что взяли, на прежнее место, – раздается голос у меня за спиной.

Я удивляюсь, ведь в течение последнего часа я слышал лишь шум ветра в вереске. Встаю и медленно поворачиваюсь, держа пакет в левой руке. Передо мной стоит русский, Кузнецов, одетый так же, как и я, – в килт и куртку. Однако в руке он держит пистолет, направленный в мою сторону.

Я стою неподвижно и спокойно оцениваю ситуацию.

Очевидно, этот человек находился здесь все это время и наблюдал за моим приближением. К счастью, это не первое мое родео и я видел множество направленных на меня пистолетов.

– Это ваше? – спросил я, слегка приподняв завернутую в пластик книгу.

– Я же сказал вам, положите ее на прежнее место.

Я решаю проверить, насколько хладнокровен этот русский.

– Ну, если она вам все еще нужна, ловите.

И делаю вид, что бросаю ему книгу через разделяющие нас десять футов. Одновременно ныряю за единственный стоящий вертикально камень, выхватываю «Беретту» и стреляю над камнем. Тут же следует ответный выстрел, пуля ударяет в валун и рикошетом уходит в сторону.

Мне в лицо летят осколки и пыль.

Я хватаюсь за камень, чтобы сохранить равновесие, готовясь к следующему выстрелу.

И тут мир выворачивается наизнанку.

Камень, вереск, небо и даже я. Все разлетается в стороны в диковинном быстром делении на составные части. Словно головоломка, которую одновременно разбирают на множество кусочков. На долю секунды я ощущаю, что все еще нахожусь за камнем, а в следующее мгновение начинаю бороться за сохранение собственной физической целостности. Ослепительный свет вспыхивает у меня перед глазами, и на меня набрасывается ошеломляющая невероятная сила.

Никогда прежде я ни с чем подобным не сталкивался.

И я не могу сражаться.

* * *

Я прихожу в себя.

И обнаруживаю, что лежу на небольшом мокром участке торфяника. Холодная вода просачивается мне между ног через килт. Я переворачиваюсь и приподнимаюсь на четвереньки. В отяжелевшей голове перекатывается боль, мысли путаются. И тут я замечаю лежащую на земле книгу, завернутую в пластик, – очевидно, я ее выронил. И тут только понимаю, что мои онемевшие пальцы все еще сжимают пистолет.

Я смотрю в небо.

Появились новые тучи, но солнце никуда не ушло – оно все еще находится на той же высоте. Значит, прошло немного времени. Постепенно ко мне возвращаются события, произошедшие у камня, в крови закипает адреналин, я вспоминаю Кузнецова.

Вскакиваю на ноги и оглядываюсь. Никаких следов русского. Я опускаю взгляд на пистолет – и вижу клочья почерневшего пластика, прилипшего к моим пальцам в тех местах, где прежде была рукоять. Пистолет уничтожен. Ударник расплавлен и потерял форму.

Какого дьявола?

Я стряхиваю пластик, как неприятное насекомое.

Наклонившись, поднимаю книгу и сквозь прозрачный пластик вижу, что это исчезнувший гримуар XV века, принадлежащий Чаббу. Сколько времени я находился без сознания? Я смотрю на часы. Стандартный «магеллановский» образец с датчиком GPS. Но на стекле и циферблате я обнаруживаю почерневшую по краям дыру размером с отпечаток указательного пальца.

И тут я замечаю нечто странное.

Края дыры вывернуты наружу, словно взорвалось что-то внутри. Значит, именно из-за этого я потерял сознание?

Я снимаю ремешок с часами и отбрасываю их в сторону, к бесполезному пистолету.

В моем сознании роится множество вопросов, и я встряхиваю головой, чтобы избавиться от головокружения. Мне нужно подумать. Но прежде всего следует вернуться в замок. Кузнецов исчез. Либо ранен, однако сохранил подвижность и направился обратно в замок за медицинской помощью, или не пострадал и возвращается обратно, чтобы опередить меня. Но, скорее всего, русский получил пулю. В противном случае он забрал бы книгу…

Некоторое время я раздумываю, не следует ли мне перепрятать гримуар, но потом решаю не делать этого. Если я принесу столь ценный приз в замок, то произведу положительное впечатление. К счастью, я не разворачивал книгу. Значит, на ней нет моих отпечатков, но, если повезет, остались отпечатки Кузнецова.

Я засовываю книгу за пояс килта за спиной и направляюсь обратно к дороге, на ходу стряхивая со свитера траву. Вскоре выбираюсь на дорогу, но та изменилась. Она больше не мощеная, а земляная. Я перепутал направление? Меня предупреждали, что в вересковых пустошах такое часто случается…

Я не слишком быстро бегу по дороге, и влажный килт колотит меня по ногам. В течение получаса мне удается не сбавлять темп, но я нигде не вижу следов Кузнецова. Мог ли он получить серьезное ранение, забрести куда-то в сторону от дороги и упасть? Очень скоро я узнаю. Увеличив скорость и стерев пот со лба, я бегу дальше.

Впереди появляется замок Ардсмур.

Но его громада выглядит как-то иначе. Большие факелы у ворот исчезли вместе с мощеной подъездной дорожкой. Сам замок выглядит не слишком привлекательно, вокруг валяются обломки каменной кладки, в стенах зияют дыры, одна из башен рухнула… Ничего подобного я вчера не видел.

Ворота замка распахиваются.

Инстинкт заставляет меня покинуть дорогу и спрятаться за колючим кустарником, откуда я наблюдаю за происходящим, оставаясь невидимым. Сначала до меня доносятся далекий скрип и стук, потом они становятся громче, и я вижу запряженный лошадьми фургон, за которым бредет группа оборванных мужчин в грязных рубашках и портках.

Большинство из них закованы в кандалы.

Заключенные.

Потом появляются солдаты в красных мундирах, у каждого на плече мушкет. Солдаты выглядят почти такими же оборванными и немытыми, как заключенные. Их покрытая грязью алая форма выцвела, ее множество раз штопали. До меня долетает порыв ветра, и я чувствую отвратительную вонь людей, которые живут в своей одежде, никогда не моются и не пользуются даже тряпками, чтобы вытирать задницы. Мое чувство времени исказилось, и я в немом ошеломлении наблюдаю за странным спектаклем. Сначала у меня возникает мысль о том, что это историческая реконструкция, но я сразу ее отбрасываю, и ее место занимает еще более невероятное предположение.