Текст книги "Бессильно зло, мы вечны, с нами Бог. Жизнь и подвиг православных христиан. Россия. XX век"

«Вижу во всем Промысл Божий всеблагой, спасающий нас…»
Преподобный Никон Оптинский, исповедник
26.09.1888–25.06(08.07).1931

Память 25 июня; в Соборе новомучеников и исповедников Церкви Русской – воскресенье, 25 января или ближайшее после 25 января; в Соборе преподобных Оптинских старцев – 11 октября

«Господи, дай мне с душевным спокойствием встретить все, что принесет мне наступающий день. Дай мне всецело предаться воле Твоей Святой…» Молитва последних Оптинских старцев включена сегодня во многие православные молитвословы. Составлена она была во времена гонений, когда никто из братии в начале дня не мог сказать, что ждет их обитель к вечеру. В 1923 году Оптину ожидал новый удар: сельхозартель, под видом которой монастырь существовал еще некоторое время после революции, упразднили, и на территории обители был основан музей, находившийся в ведении «Главнауки». Храмы, трапезная, скит, семьдесят гектаров монастырского леса и даже кладбище поступили в распоряжение музея. Человек десять-пятнадцать из числа монахов были оставлены в качестве сторожей и рабочих, а всем остальным было приказано покинуть Оптину Пустынь. Начались скитания: большинство переселилось в Козельск, кто-то нашел приют в соседних деревнях: Стенино и Нижние Прыски. По просьбам крестьян монахам было позволено еще совершать богослужения в Казанском храме. Служащим священником был оставлен иеромонах Никон (Беляев). Как капитан корабля, терпящего крушение, о. Никон не уходил из монастыря, держался до последнего.

Путь преподобного Никона из мира в монастырь был необычным. Два брата, Николай и Иван Беляевы, выросшие в благочестивой московской купеческой семье, приехали в Оптину Пустынь, желая поступить в братию. Младший, Иванушка, «горел» монашеством, он-то и был главным вдохновителем их решения. Еще в гимназии с порывистостью, свойственной молодости, он написал однокашникам письмо, осуждающее все суетное, земное и преходящее. Николай обладал характером более уравновешенным и в то же время более открытым. В семье обычно именно Николай сообщал всему дух простодушного ребячливого веселья. Теперь по сравнению с братом он выглядел менее решительным, сомневающимся в своих силах встать на путь, требующий, особенно на первом отрезке, не только большого терпения, но и физической выносливости. Однако именно на него упал взгляд старца-скитоначальника о. Варсонофия, предузнавшего в нем своего будущего ближайшего ученика.

Братья находились в том состоянии воодушевления, отчасти обязанного юному возрасту, когда за одну искренность упования Господь подает просящим ответ. Помолившись однажды и испросив Бога указать им обитель, где лучше, удобнее всего было бы пройти монашеское поприще, они разрезали на ленты лежавший без употребления ветхий справочник с перечнем русских монастырей и тянули жребий. На пожелтевшем от времени клочке бумаги значилось: «Козельская Введенская Оптина Пустынь».

Законоучитель Беляевых о. Петр Сахаров посоветовал им обратиться к епископу Трифону (Тур кес танову), бывшему постриженику Оптиной Пустыни.

Не откладывая задуманного, тогда же, в феврале 1907 года, Иван и Николай сообщили матери о своем желании поступить в монастырь, испрашивая ее родительского благословения. Удивлению Веры Лаврентьевны не было предела – Коля проявлял интерес к течениям общественной жизни[174]174
  События 1905–1907 гг. изменили отношение Николая к жизни и вызвали разочарование в попытках изменения социальных условий насильственным путем.


[Закрыть] и к тому же был студентом физико-математического факультета университета, а Иванушка еще учился в старшем классе гимназии… Однако епископ Трифон успокоил ее, сказав, что в Оптиной братья научатся лишь хорошему и, сколько бы они там ни пробыли, в последующем с благодарностью будут вспоминать полученные духовные уроки.

Великую силу имеет архипастырское благословение. В Оптиной братья пробыли Великий пост, затем по благословению настоятеля, пожелавшего испытать их произволение, на некоторое время вернулись в мир, и, наконец, в конце 1907 года Николай и Иван были приняты в число послушников скита.

Представление о монашестве у братьев Беляевых в ту пору было несколько идеалистическим и даже не совсем верным. Однако Николай, не видя в себе никаких особых задатков подвижника и не дерзая приниматься за молитвенное делание сверх установленных скитским уставом правил для начинающих, решил во всем полагаться на совет и руководство более опытного старца и духовника о. Варсонофия. Так, в силу природной мягкости, он интуитивно выбрал самое верное средство прохождения монашеского пути – послушание.[175]175
  «Путь послушания – самый верный и самый скорый, – писал ученикам о. Варсонофий. – Для исполнения послушания, превосходящего естественные силы человека, Господь и силу дает, если послушник берется за дело именно как за послушание, принимая его как от руки Господней, как проявление воли Божией».


[Закрыть] Иванушка же, вдохновленный подвигом афонских отшельников, много и усердно молился, так что самочинными ночными бдениями довел себя до состояния истощения и повышенной чувствительности. Последствия этого выбора не замедлили сказаться: спустя несколько времени приливы уныния и горечи от однообразного течения внешней скитской жизни побудили его искать чего-то более значительного и послужили причиной нескольких уходов из обители, чередовавшихся с возвращениями, – до момента, когда он покинул монастырь навсегда.

Николай же остался в Оптиной. Прежде не приученный к физическому труду, теперь он с радостью выполнял самую простую работу: носил дрова, расчищал снег, мыл посуду в трапезной и ходил в покос с братией. Через год он был назначен на место письмоводителя начальника скита, и на долгие годы это стало его основным послушанием. Преимуществом этого послушания была возможность находиться при старце почти неотлучно, беседовать, общаться с ним. Между «деловым» общением и духовной школой не существовало резкой грани. Под руководством о. Варсонофия проходил послушник Николай и обязательную для иноков «программу» – духовную святоотеческую литературу – от аввы Дорофея и Иоанна Лествичника до Симеона Нового Богослова и сочинений святителя Игнатия (Брянчанинова). Самостоятельное, бессистемное чтение в Оптиной не поощрялось. Имела значение не только последовательность чтения, но и сообразность с внутренним возрастанием послушников и иноков. Прочитанное закреплялось в повседневном общении, заповеди проходили делом. И вскоре Николай исполнился к о. Варсонофию глубокой, благоговейной привязанностью. «Я в первый раз вижу такого человека… Батюшка – великий старец! Я все больше убеждаюсь в этом… Без старца очень трудно жить»,[176]176
  Житие иеромонаха Никона. Преподобные Оптинские старцы. Издание Введенской Оптиной Пустыни, 1996. С. 92.


[Закрыть] – писал он в своем дневнике.

Важен был для послушника и строгий распорядок жизни,[177]177
  В апреле 1910 г., в день св. мучениц Агапии, Ирины и Хионии, Николай был пострижен в рясофор.


[Закрыть] но, главное, в Иоанно-Предтеченском скиту душа обрела мир и покой, нашла свое место.

«Для меня прошедшее – мир, а настоящее – Скит. И я благодарю Бога… Мне здесь, действительно, очень хорошо, – покойно, скорбей никаких нет. Если и бывают иногда соблазны от братии, то они быстро проходят и не тревожат меня особенно… Я думаю, что Господь меня утешает, желая показать мне сладости иноческой жизни… Меня ничто не смущает, и лучшего я не желаю… Начинаю понимать слова Батюшки: “Как нам благодарить Тебя, Господи, что Ты отторг нас от мира и привел сюда!” Теперь я едино прошу от Господа: еже жити мне вся дни живота моего в дому Твоем».[178]178
  Житие иеромонаха Никона. Преподобные Оптинские старцы. С. 107.


[Закрыть]

Для того, кто решил всю жизнь посвятить служению Богу, и не нужно было внешних впечатлений. Высшим утешением было читать ту дивную книгу, которую раскрыл перед ним Господь. В ней каждое событие свидетельствовало о том, что в мире нет ничего случайного, во всем – в большом и малом – присутствует Его рука и Его святой Промысл, только умей увидеть, заметить, как связано земное и небесное. Николай покинул мир в день святой великомученицы Анастасии Узорешительницы, как бы разрешившись от мирских попечений, а в скиту поселился в навечерие Рождества Христова – для того, чтобы родиться для жизни новой. Пробуждение в нем стремления к монашеской жизни было устроено через брата Иоанна, чьим святым был небесный покровитель скита – Пророк, Предтеча и Креститель Господень Иоанн. Но было и еще одно обстоятельство – возможно, предзнаменование его будущей участи. Перед уходом из мира Николай долгое время проводил в уединенной молитве, выбрав для этого московский Чудов монастырь, в подземелье которого в Смутное время был замучен польскими захватчиками Патриарх Гермоген. И Николаю было уготовано совершить тот же путь исповедания веры, свидетельствуя перед миром истину Православной Церкви.

Исповеднический крест будущего иеромонаха Никона прозревал и его старец. Не однажды о. Варсонофий, сострадая своему послушнику в предлежащих ему испытаниях, произносил слова, непонятные среди благополучия тех лет; однако они вспомнились позднее:

«Господи! Спаси раба Твоего Николая! Буди ему Помощник! Защити его, когда он не будет иметь ни крова, ни приюта!»[179]179
  Там же. С. 223.


[Закрыть]

«…Увидите вы день лют… Попомните мое слово… Много вам придется пролить поту, крови и слез… И придет моя деточка на мою могилку и скажет мне: милый папочка, батюшка Варсонофий! Помоги мне, помолись за меня, мне очень тяжело!»[180]180
  Там же. С. 253.


[Закрыть]

А одно слово старца указывало на то, что предстоящие скорби будут касаться не только его учеников, но и всей Церкви в России:

«Монастыри будут в великом гонении и притеснении. Придет время, когда Оптиной будет тяжело… Истинные христиане будут ютиться в маленьких церквочках… Мы-то уж уйдем, а вы будете участниками и современниками всех этих ужасов. До ужасных времен доживете вы».[181]181
  Там же. С. 257.


[Закрыть]

И вот однажды безмятежная жизнь в Оптинском скиту, этом «рае земном», где проходило время ученичества, закончилось для о. Никона, и открылся тернистый и многоболезненный путь, на котором ему предстояло стяжать в душе рай и пронести его посреди мира, где, казалось, воцарился ад.

Первым ударом стал внезапный перевод в Московскую епархию старца Варсонофия. Причиной этому послужила смута, затеянная мирянами, своевольно вмешавшимися во внутреннюю жизнь монастыря. Шестидесятисемилетний старец принял это новое и тяжкое для него послушание – настоятельство в Старо-Голутвином монастыре – как крестоношение. За недолгое время своего настоятельства он сделал все, что было в его силах,[182]182
  На новом месте, в Коломне, старец Варсонофий привел в порядок запущенные дела обители, духовно собрал братию, поднял дисциплину.


[Закрыть] и через год, в апреле 1913 года, тихо угас, как свеча, «вне града» – за пределами Оптиной.[183]183
  Мощи старца Варсонофия по его преставлении были с почестями перенесены в Оптину Пустынь ради сотен и тысяч людей, приезжавших к нему сюда при жизни.


[Закрыть]

Затем началась Первая мировая, завершившаяся революцией и свержением законной власти. В первые годы после переворота большинство монастырей было закрыто и подверглось разорению, Оптина же держалась из последних сил. И тогда, среди гонений, обители особенно пригодились знания, усердие и организаторские способности ближайшего ученика о. Варсонофия. Николай был к тому времени уже пострижен в мантию с наречением нового имени – Никон, в ноябре 1917 года посвящен в сан иеромонаха. Когда-то он писал в дневнике: «Умру, а не уйду». Теперь, в критическом положении, о. Никон не только стал отвечать за все хозяйственные стороны жизни монастыря, но и по благословению настоятеля принял на себя обязанности духовника и старца. Многие приезжали тогда в Оптину за духовной поддержкой и утешением.

Не испугал и не изменил его настроения и первый арест в 1919 году. А следующий арест, в 1927-м, поставил о. Никона в ряды исповедников. Одновременно был закрыт музей, существовавший некоторое время на территории Оптиной Пустыни. По сфабрикованному делу священника, тихо и уединенно жившего в Козельске,[184]184
  Отец Никон жил на квартире вместе с оптинским монахом о. Кириллом (Зленко) и с большой осторожностью принимал людей.


[Закрыть] заключили в тюрьму, а 27 января 1928 года этапом отправили на Соловки.

Условия содержания на пересыльном пункте в Кеми и на Поповом острове в Карельской республике были относительно терпимые: ввиду расшатанного здоровья[185]185
  Кроме тромбофлебита – воспаления сосудов на ноге, сопровождавшегося болями и кровоизлияниями, – у о. Никона нашли туберкулезный процесс в запущенной стадии.


[Закрыть] о. Никону было определено место сторожа на складе и сотрудника канцелярии.

Однако после освобождения и определения на поселение начались тяжелейшие испытания. Недолгое пребывание в Архангельске среди духовно близких людей, а затем – «перемещение» в Пинегу. Отцу Никону с большим трудом удалось найти жилье в деревне Воепола в трех километрах от города, куда он должен был ходить отмечаться в комендатуре.

До этого момента ему приходилось терпеть недоедание, холод, болезни. Однако была возможность читать, молиться, писать письма духовным детям. Теперь же пришлось испытать, кроме всего прочего, исключительную жестокость хозяйки, согласившейся сдать ему угол. Видя безвыходность положения ссыльного священника, женщина возложила на него все тяжелые работы, относясь к батюшке как к батраку. Однажды из-за очередного кровоизлияния и открывшейся раны на ноге он слег с температурой 40°. Зашедший к нему ссыльный оптинский монах Петр (Драчёв) увидел о. Никона в шапке и валенках в совершенном бессилии лежащего на двух табуретках, рядом мешок с вещами: узнав о том, что у него туберкулез, хозяйка в ярости вынесла кровать и требовала, чтобы он освободил комнату, хотя на дворе стоял мороз.

С этого дня о. Петр, взявший его к себе, терпеливо и бережно заботился о нем. Преподобный Никон таял день ото дня. Температура, повышенная и утром, к вечеру переваливала за 40°, в последние недели из-за болей и слабости батюшка почти совсем не мог есть, только просил чая. Незадолго до смерти было ему видение Оптинских старцев, укреплявших его молитвой, а перед уходом – даровано утешение: в последние дни боль отступила, и кончина его была мирной и безболезненной.

На отпевание нового исповедника приехали двенадцать священнослужителей из числа ссыльных. Удивительным образом они собрались в этот день вместе: еще за несколько дней они находились в «командировке» в лесу, в шестидесяти километрах от своего жилья, и вдруг все были отпущены. Провожали о. Никона с почестями, достойными архиерея.

Дошедшие до нашего времени наставления преподобноисповедника Никона просты, но исполнены мудрости. Одна из самых главных для него тем – о смирении. Инокам он постоянно напоминает, что спасает не внешнее – не ризы, не клобук и не мантия, а хранение сердца и молитва. Он старался предостеречь их от страшных подмен и гордости: «Важность в христианстве, а не в монашестве. Монашество в той степени важно, в какой оно приводит к совершенному христианству»;[186]186
  Житие иеромонаха Никона. Преподобные Оптинские старцы. С. 371.


[Закрыть] «страсть тщеславия уничтожает веру в сердце человеческом».[187]187
  Там же. С. 370.


[Закрыть]

Учил он терпению и смирению истинному, не показательному и не внешнему; стяжать их нельзя иначе, как принимая все происходящее в жизни как от руки Господней: «Не попускает Господь искушений выше меры и сил наших».[188]188
  Там же. С. 372.


[Закрыть]

Рекомендуемые источники и литература

Дневник послушника Николая Беляева (преподобного старца Никона). М.: Полиграф Ателье Плюс, 2004.

Житие иеромонаха Никона. Преподобные Оптинские старцы. Издание Введенской Оптиной Пустыни, 1996.

Душеполезные поучения преподобных Оптинских старцев. Издание Введенской Оптиной Пустыни, 2006.

Концевич И. М. Оптина Пустынь и ее время. Сергиев Посад, 1995.

Носители духа святого Игнатия: Духовные советы современным христианам. М.: Формат Т, 2009.

Оптинский альманах. Святыни под спудом. Введенский ставропигиальный мужской монастырь Оптина Пустынь, 2008.

Оптинский цветник: Изречения преподобных старцев Оптинских. М.: Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет, 2007.

Преподобные старцы Оптиной Пустыни. Жития. Чудеса. Поучения. М., Православный приход храма иконы Казанской Божией Матери в Ясеневе, 2000.

Четвериков Сергий, протоиерей. Оптина Пустынь. Париж: YMCA-PRESS, 1988.

Одно имя и одна судьба
Преподобноисповедник архимандрит Сергий[189]189
  Даты рождения и кончины: 01.08.1870–23.03(05.04).1948.


[Закрыть] и матушка Елисавета (Сребрянские)

Память преподобного Сергия 23 марта; в Соборе новомучеников и исповедников Церкви Русской – воскресенье, 25 января или ближайшее после 25 января

Преподобный Сергий и матушка Елисавета (Сребрянские) словно бы воплотили в себе судьбу своего поколения. Нежнейшие и любящие супруги, а затем, спустя годы, – иеромонах и его келейница, они были призваны Господом на одно и то же служение – поддерживать людей духовно во времена открытых гонений на Православие.

Уже больше полувека их нет здесь, на земле, – но они живы там, у Бога, в мире высшем и светлом. Нам, сегодняшним, часто унывающим и не находящим в себе сил потерпеть тесные обстоятельства повседневной жизни, они оставили удивительно радостный пример веры. Пример того, как мы должны быть друг для друга вернейшими, усерднейшими помощниками в несении жизненных испытаний, – к этому обязывает нас имя «христиане». Без этого невозможно и личное спасение.

…1930-е годы. Изменившаяся до неузнаваемости Россия. «Нам подменили жизнь», – напишет об этом времени Марина Цветаева. За форзацем официальных хроник об успехах социалистического строительства скрывались страшные факты: переполненные тюрьмы со своей собственной «плановой экономикой», кипы дел с росчерком «к расстрелу», раскинувшаяся по всей стране, как паутина, система ГУЛАГА. Для одних, как для М. Цветаевой, это время отчаяния. Другие находили и в этом мрачном времени свет прежней, «дотравматической» жизни – а по сути это был свет евангельский, отблеск благодати – в тех уцелевших людях, как говорили тогда, из «бывших», которые несли его в себе. Их лица, голос, манера общения вселяли покой, и душа получала моментальное удостоверение: Се человек! Многих само их существование, их живое свидетельство, укрепляло в терпении.

Одним из таких людей был священник из села Владычня Тверской области о. Сергий Сребрянский. К его дому, бревенчатому, крытому дранкой, ехали по одному и целыми семьями, со всей округи и издалека. И все знали: стоит переступить порог убогой хижины – и вот она, жизнь во Христе, истинная любовь не «из этого времени» и «не здешней меры». В батюшке удивляло все: его облик, совершенное незлобие и какая-то ангельская ясность, полное отсутствие неприязни или хотя бы только досады по отношению к людям – несмотря на то, что он много перестрадал. Каждого пришедшего он принимал как посланного Самим Господом, а молодым священникам часто говорил: «Плохих людей нет, есть люди, за которых особенно нужно молиться». И он молился. «Бывало, придешь к нему, – вспоминала одна жительница села, – а он, сердечный, стоит в переднем углу на коленочках, поднявши руки наверху, как мертвый».[190]190
  Преподобноисповедник архимандрит Сергий (Сребрянский) / / Христовы воины: Жития и труды подвижников XX века. Календарь на 2007 г. М., 2006. С. 85.


[Закрыть] Тех же, кто приходил к о. Сергию впервые, удивляло и следующее обстоятельство. Сам слабый, тяжело больной миокардитом, батюшка терпеливо ухаживал за прикованной к постели монахиней, бывшей его келейницей. И лишь позднее им открывалась история их жизни и становилась понятна их редкая привязанность друг к другу.

Начало этой жизни относилось к минувшему веку, когда оба они были еще молоды и звались Митрофаном Васильевичем и Ольгой Владимировной. Оба – дети священников, он – из-под Воронежа, она – из Тверской епархии. Судьба свела их в Варшаве.

В те годы Митрофан Васильевич под влиянием народнических идей увлекся было мыслью о получении «практического» образования, которое можно было бы обратить на социальное служение, и выбрал для себя Варшавский ветеринарный институт. Давнее желание стать священником и продолжить духовное образование, основы которого он получил в семинарии, было на время отложено.

Однако в Варшаве, среди равнодушных к вере студентов, в католическом окружении, душа начала испытывать незнакомое до тех пор чувство тоски по Господу, настоящий духовный голод. И Митрофан Васильевич стал с удвоенным усердием посещать православный храм. Тогда-то на его пути и появилась Ольга Исполатовская. Встреча эта отозвалась памятью о родном, с детства знакомом, простом и добром укладе жизни, где все по-настоящему, по-Божьему устроено, и завершилась возвращением молодого студента к наследственной стезе священника рука об руку с верной, понимающей матушкой, готовой разделить с мужем и радости, и трудности духовного служения.

Через несколько лет о. Митрофан был уже настоятелем Покровского храма в Орле и духовно окормлял 51-й Черниговский полк, шефом которого была Великая княгиня Елизавета Федоровна. Частной жизни у Сребрянских почти не было. Батюшка все время был на людях, исповедуя, причащая, вникая сам во все детали приходской жизни. Его уже тогда ценили как глубокого, серьезного проповедника. И мало кто знал о том, что скромный священник и его матушка несут тайный подвиг. В молодости оба они хотели иметь детей, но, поскольку этому желанию не суждено было осуществиться, они по соглашению решили продолжать жить в целомудрии, взяв на воспитание трех племянниц-сирот.

1908 год преподнес Сребрянским неожиданный поворот. Когда Елизавета Федоровна трудилась над проектом устава Марфо-Мариинской обители, предложение о. Митрофана пришлось ей по душе более остальных. Для его осуществления она и пригласила орловского батюшку на место духовника обители и настоятеля храма. К тому времени у о. Митрофана был уже значительный опыт. За плечами остались два года службы священником в составе Черниговского полка в тяжелое время Русско-японской войны. Тяжело было уезжать из Орла: о. Митрофан любил свою паству, и люди не желали расставаться с ним. Однако вскоре через исключительные обстоятельства – болезнь, обострявшуюся всякий раз, когда батюшка подумывал об отказе, – он получил удостоверение в том, что на это новое послушание есть особый Промысл Божий, и смирился с необходимостью переезда в Москву.

Великая княгиня Елизавета Федоровна приобрела в его лице главного своего помощника, о чем писала Государю:

«Для нашего дела о. Митрофан – благословение Божие, так как он заложил необходимое основание. Он исповедует меня, окормляет меня в церкви, оказывает мне огромную помощь и подает пример чистой, простой жизни – такой скромной и простой в его безграничной любви к Богу и Православной Церкви».[191]191
  Миллер Л. Святая мученица Российская Великая княгиня Елисавета Феодоровна. М.: Паломник, 1994. С. 207.


[Закрыть]

Когда же после переворота 1917 года настоятельница общины была арестована и обитель оказалась на попечении о. Митрофана, Патриарх Тихон, зная о трудах Сребрянских и о том, что они давно живут безбрачной жизнью, постриг батюшку в монашество с именем Сергий – в честь преподобного Сергия Радонежского – и посвятил в сан архимандрита, а матушку Ольгу постриг в монахини с именем Елисавета.