Текст книги "Бессильно зло, мы вечны, с нами Бог. Жизнь и подвиг православных христиан. Россия. XX век"

После революции схиигумении Фамари пришлось пережить немало невзгод. В 1924 году Серафимо-Знаменский скит был закрыт и разорен, насельницы разошлись по разным местам. А матушка с девятью сестрами поселилась в небольшом доме в поселке Перхушково и жила там до того момента, когда ее арестовали; случилось это в 1931 году.

В заключении матушка Фамарь сохраняла удивительное спокойствие и присутствие духа. Доброта ее распространялась на всех без исключения соседок по камере, а среди них были и уголовные преступницы. Она разделяла с ними все, что передавали ей с воли, – продукты, необходимые вещи, умиряла буйных, успокаивала плачущих. Перед отсылкой матушки в Иркутск по приговору ее соседки, верующие и неверующие, по очереди подошли к ней под благословение.

…Три года ссылки в тяжелом для нее климате с необходимостью периодически «отмечаться» в местном комиссариате, отсутствие лекарств, теплой одежды и обуви, начавшийся туберкулез горла и при этом – мир в душе, располагавший к ней не только окружающих людей, хозяев, соседей, но и сотрудников комиссариата…

Среди неудобств, скорбей и переживаний о самых близких людях, которым она ничем не могла помочь, матушка Фамарь иногда писала стихи. Было среди них одно удивительное стихотворение – о сне, в котором ей было дано увидеть тот покой, который ожидает в будущем за терпение здесь, во временной жизни:

 
Мне снился сон однажды чудный,
Сон необычной красоты,
С дерев листвою изумрудной
И все – цветы… цветы… цветы…
 
 
И было их так много, много,
Роскошных пышных тех цветов.
Тонула словно в них дорога,
Красы их выразить нет слов!
 
 
Головки лилий белоснежных
На длинных стройных стебельках
И масса роз душистых, нежных
С росой на свежих лепестках,
Гортензий шапки, словно пена,
Настурций ярких огоньки
И золотистая купена
Цвели по берегу реки <… >
 
 
И верю я, – в стране небесной,
В стране добра и красоты,
В стране поистине чудесной
Я вновь увижу те цветы…[256]256
  «Детки мои любимые…» Схиигумения Фамарь (княжна Марджанова): Письма. Стихи. Воспоминания. Изд. 3-е. М.: Паломник, 2006. С. 235–237.


[Закрыть]
 

Рекомендуемые источники и литература

«Детки мои любимые…» Схиигумения Фамарь (княжна Марджанова). Письма. Стихи. Воспоминания. Изд. 3-е. М.: Паломник, 2006.

Всему свое время
Преподобный Серафим Вырицкий
31.03.1866–21.03(03.04).1949

Память 21 марта; в Соборе Санкт-Петербурских святых – 3-я Неделя по Пятидесятнице; в Соборе Ростово-Ярославских святых – 6 июля

…В ту ночь келейница батюшки матушка Серафима видела странный сон: бежит он в белом халате по заснеженному полю, а от него буквально рассыпаются немецкие полки. Обнаружив утром на кухне разложенные у печки белый мокрый халат и валенки, она застыла в недоумении, а батюшка Серафим, взглянув на нее веселыми глазами, к вящему ее изумлению, спросил: «Ну как, видела?» Появление мокрых вещей на кухне объяснилось довольно просто – старец молился всю ночь на дворе прямо под открытым небом, а для маскировки накинул на плечи белый больничный халат. Всего через несколько дней в Вырицу пришло известие о прорыве на Ленинградском фронте – блокада снята, началось наступление…

Расквартированные в Вырице немецкие офицеры батюшку Серафима побаивались. Самые смелые отважились даже прийти к нему «на совет», надеясь получить благоприятный ответ о будущем гитлеровской армии. Надежда эта, как им казалось, оправдывалась тем, что старец сам был из числа пострадавших от Советов. Однако смелость его ответов обескуражила даже видавших виды офицеров: было ясно, что он говорит не от себя с дерзновением и смелостью древних библейских пророков, чье благое слово невозможно было заполучить ни щедростью, ни угрозами, ни лестью. Немощный с виду, он не испытывал ни малейшего страха перед вопрошавшими, напротив, тушевались они – перед Тем, Кто был за ним, перед Тем, у Кого нет лицеприятия, Кто не терпит лжи и не бывает поругаем. С опущенными головами вышли они от священника, предсказывавшего им поражение в войне с Россией, не скрывшего и того, что Ленинград никогда не будет взят.

Сколько бы ни старался о. Серафим избегать мирской известности, духовные дарования, которыми он был щедро наделен от Бога, еще при жизни стали известны большому числу людей. В век материализма и науки, в век самых отчаянных и жестоких социальных экспериментов он был явлением другого мира, «запрещенного», объявленного мифическим, причисленного к «пережиткам проклятого прошлого».

Советская наука не признавала ни дара откровения о будущем, ни факта исцеления неизлечимых больных, страдавших «странными недугами», не вмещающимися ни в какие представления об известных болезнях. Между тем эти недуги, «необъяснимым образом» обострявшиеся в моменты приближения подверженных им людей к православным святыням, были издревле известны и на языке духовном назывались одержимостью. Слова «молитва», «старчество», «благодать» в Советском Союзе официально были отнесены к «анахронизмам» царского времени. Власть делала все возможное для того, чтобы пресечь в обществе любые разговоры о людях, способных оказывать помощь в тех случаях, когда медицина была абсолютно бессильна. Такими целителями душ и телес были Серафим Вырицкий, Амфилохий Почаевский; их «запрещали», однако к ним тайно устремлялись даже дети «первых лиц в государстве». Их жизнь и дела словно подтверждали силу известного высказывания Блеза Паскаля: «Замолчи, глупый разум, слушай Бога!»

Случалось и так: когда тюрьмы и ссылки, которым власть подвергала старцев, оказывались слишком ничтожным средством, богоборцы прибегали к убийству. Но и то, и другое становилось для верных служителей Божиих лишь ступенями к святости, поводом для свидетельства о силе Святого Духа и о воскресении души, прошедшей через горнило страданий за веру, за Христа.

Молиться за немощных, страдающих, заблудших, живых и усопших, невзирая ни на что, вопреки всему, молиться за Россию и за весь мир – таков был и остается долг истинного монаха. Не искал и не мог искать для себя иного жребия тот, кто еще в юности проникся желанием всю свою жизнь без остатка посвятить служению Богу.

Однако первое, чему Господь учит настоящего подвижника, – послушание, исполнение Его святой воли. Не сразу получил Василий Николаевич Муравьев, будущий старец Серафим, благословение на монашество.

Родом из крестьян, он был, казалось, самими обстоятельствами жизни более многих сверстников подготовлен к прохождению монашеского пути, требующего, особенно на первых ступенях, и физических сил, и выносливости, и многих практических навыков. Десять лет было Василию, когда умер его отец, и он остался «за старшего» с больной матерью. Говорят, беда научит молиться. Так вышло и у Василия Муравьева: не к миру, а из мира, в храм, поближе к Богу, стремился он с юности. Но когда встал перед ним вопрос о выборе пути, один схимник Александро-Невской лавры благословил его «пройти путь мирской, тернистый, со многими скорбями». «Совершить же его перед Богом и совестью». Он вступил на этот путь, создав благочестивую семью, и лишь по прошествии многих лет принял, по соглашению с супругой, монашество, посвятив оставшиеся годы жизни иноческому подвигу.

Избранницей Василия Николаевича стала Ольга Ивановна Найденова – простая, благочестивая, скромная девушка. Она тоже подумывала прежде о жизни монашеской, однако приняла как волю Божию в ответ на свою молитву слова старицы Иверского женского монастыря схимонахини Пелагеи: жить в миру, выйти замуж и уже спустя годы принять постриг.

Пути Господни – тайна, для нас сокрытая. Одних Он призывает еще в молодости, других же – для будущего высокого служения среди людей, научая и испытывая терпением. За годы, проведенные в миру, Василий Николаевич приобрел всестороннюю житейскую опытность, столь пригодившуюся пастырю в будущих скорбных обстоятельствах, ожидавших Россию.

Вырица. Храм Казанской иконы Божией Матери

Трудолюбивый и богобоязненный, Василий Муравьев исполнил Божие повеление, а за усердие получил и успех в начатом деле – торговле, став из бедняков крупнейшим в России поставщиком пушнины. Представители Германии, Австрии, Дании, Франции, Великобритании и даже Нью-Йорка были в списке его партнеров.

Имея незаурядные способности, Василий Николаевич тем не менее не стремился к богатству и мирским почестям. Торговая деятельность была для него не способом умножить капитал, а необходимым средством для оказания помощи Церкви и ближним. Его духовным наставником становится в те годы известный старец преподобный Варнава Гефсиманский, благословлявший эту бескорыстную жертвенность. Василий Муравьев раздает бо́льшую часть своего состояния, делает значительные вклады в монастыри, жертвует миллионные суммы на благоустройство и восстановление храмов, на сиротские приюты и больницы для бедняков. Его любовь к России и русскому народу была поистине безгранична.

По сохранившемуся преданию, во время одной из заграничных поездок Василий Николаевич Муравьев побывал и на Афоне, и тогда-то, в 33 года, состоялось некоторое событие, определившее его дальнейшую судьбу. По возвращении он пришел за духовным советом к о. Иоанну Кронштадтскому, тот назвал его по имени и сказал, что Царица Небесная благословила его на служение России.

Монашество, принятое уже в зрелые годы, стало долгожданной наградой. И сколько подарков приготовил для него Господь! Духовником иеросхимонаха Серафима в миру был почитаемый старец Троице-Сергиевой Лавры, а монашеский постриг, с наречением имени Варнава, совершил над ним будущий митрополит Николай (Ярушевич). Отец Серафим был знаком со множеством священников, которым предстоял путь исповедничества в годы гонений на Церковь.

Вскоре по принятии монашества он получил от Бога дар прозорливости и благодатных исцелений.[257]257
  К концу 1920-х гг. относится одно из наиболее ранних свидетельств исцелений по молитвам преподобного Серафима Вырицкого (см.: Филимонов В. П. Святой преподобный Серафим Вырицкий и Русская Голгофа. С. 88).


[Закрыть] В конце 1920-х годов о. Варнава принимает схиму с именем Серафим, в честь преподобного Серафима Саровского, в стенах Александро-Невской лавры. В этой обители он смиренно проходил все этапы иночества и нес самые простые послушания.[258]258
  На первых порах для Василия Муравьева было определено послушание пономаря, а при пострижении в монашество 16 (29) октября 1920 г. – исполняющего обязанности заведующего кладбищенской конторы. Тогда же в Воскресенском Новодевичьем монастыре была пострижена в монашество с наречением имени Христина и Ольга Ивановна Муравьева.


[Закрыть] Братия избирает его духовником Лавры. В те годы это сулило скорби – наступление на Православную Церковь бурлило уже «во всю ширь».

Отец Серафим помогал лаврской братии не потерять присутствие духа, «был всем для всех», соединяя духовное окормление монахов с заботами о хлебе насущном. Помогал и тем, которые, ища помощи, приходили в обитель, как на свет свечи, из царившего вокруг ледяного мрака. Во время многочасовых исповедей священнику приходилось стоять на холодном каменном полу Свято-Троицкого собора – главный храм Лавры в ту пору почти не отапливался, на стенах выступала изморось.

Отец Серафим отверг предложения покинуть Россию, убедил отказаться от мысли об эмиграции и своего собеседника – будущего Патриарха Алексия (Симанского), – приоткрыв уготованное ему поприще.[259]259
  См.: Филимонов В. П. Святой преподобный Серафим Вырицкий и Русская Голгофа. С. 83.


[Закрыть]

А между тем Лавра не миновала той же участи, что и сотни других обителей. Однажды ночью насельники монастыря были арестованы. Многих ожидали ссылки, этапы и лагеря, многие приняли мученическую кончину. Отцу Серафиму было предопределено иное, особое служение.

Здоровье старца было настолько подорвано, что занимавший в ту пору Петроградскую кафедру митрополит Серафим (Чичагов) благословил его незамедлительно переехать за город, как рекомендовали врачи.[260]260
  Кроме болезни ног, у о. Серафима проявились застойные явления в легких и сердечная недостаточность.


[Закрыть]

В 1933 году о. Серафим поселился в Вырице. Господь хранил Своего угодника во время испытаний как светильник для тысяч священников и мирян, приезжавших к нему в место его последнего земного пристанища и неизменно получавших помощь и укрепление.

Власти не оставляли его надолго без внимания. Нежданных «визитеров» старец по болезни часто вынужден был принимать лежа. Но случалось и так, что эти «обыски-устрашения» заканчивались самым неожиданным образом. Однажды, подозвав к себе одного из чекистов, о. Серафим, не переставая молиться, ласково назвал его по имени. Дрогнуло что-то внутри у гонителя христиан от неземной, голубиной доброты и кротости старца, завязался разговор, стушевались, смягчились и остальные участники обыска.

Всю жизнь избегавший прижизненных воздаяний, старец замечал людям, которые приходили к нему со слезами благодарности: «Что я? Преподобного Серафима благодарите – это по его молитвам нисходит к немощам нашим Небесный Врач…», «Это Всеблагая Царица Небесная из беды вас вызволила – по вере вашей да будет вам…»

Во времена испытаний Бог посылает в мир Своих избранников, имеющих дерзновение молиться за народ. Во время Отечественной войны 1812 года в далеком Сарове молился о русском народе преподобный Серафим Саровский. В 1940-х годах одним из таких дерзновенных молитвенников стал преподобный Серафим Вырицкий, оставивший нам образец христианского незлобия, всепрощения и крепости в вере…

Рекомендуемые источники и литература

Преподобный Серафим Вырицкий. Христовы воины. Жития и труды подвижников XX века. Календарь. 2007. М., 2006.

Старец иеросхимонах Серафим Вырицкий / Сост. А. М. Трофимов. Изд-во Братства святителя Алексия, 1999.

Филимонов В. П. Святой преподобный Серафим Вырицкий и Русская Голгофа. СПб.: Статисъ, 2008.

«Святой аскет вселенского значения»
Святитель Иоанн, архиепископ Шанхайский и Сан-Францисский
04.06.1896–19.06(02.07).1966

Память 19 июня

Эти слова об архиепископе Иоанне были произнесены одним из ближайших к нему священнослужителей, когда владыки не стало на земле. Многие ли знают о нем на родине, в России? А в мире тысячи людей почитают святителя Иоанна как великого праведника. При жизни он молился обо всех, кто нуждался в помощи, по убеждению, что «перед Богом все люди равны». И сила его молитвы свидетельствовала об истине Православия. Владыка никогда не разделял экуменистических взглядов, он вообще был очень строг в отношении канонических правил, однако с благодарностью за молитвенную помощь к нему в храм приходили люди разных исповеданий. Известно и немало случаев перехода в Православие. Один католический священник, француз, исчерпав аргументы на проповеди, обращенной к молодежи, воскликнул однажды: «Вы требуете доказательств, вы говорите, что сейчас нет ни чудес, ни святых. Зачем же мне давать вам теоретические доказательства, когда сегодня по улицам Парижа ходит святой – Saint Jean Pieds-Nus (Святой Иоанн Босой)!» На фотографиях владыка Иоанн часто выглядит невзрачно: сутулая фигурка, беспорядочно распущенные по плечам темные волосы с проседью. Он прихрамывал немного и имел дефект речи, затруднявший общение. Но все это ничего не значило для тех, кому пришлось опытно удостовериться в его духовных дарованиях, убедиться, что в духовном отношении святитель был явлением совершенно исключительным – подвижником по образу святых первых веков христианства.

Мечта о настоящем духовном отце для верующего человека, наверное, – одна из самых заветных. Так хотелось бы, чтобы вздох или набежавшие слезы могли тут же отозваться «на том конце провода» внутренней, молитвенной связи. Именно таким духовным отцом – с открытым слухом, с «сотней антенн на все стороны» – был для своей паствы в эмиграции архиепископ Иоанн Шанхайский – «Владыченка», как называли его между собой духовные дети.

Русской диаспоре в Китае в годы после революции досталось лихо: неустроенность, крайняя дороговизна (с большим трудом можно было снять комнату, не говоря уже о квартире), постоянная и острая нехватка средств, одиночество в чужой стране, тоска, порой просто отчаяние.

Церковь, православный храм, была для многих той единственной «родиной», которая у них еще оставалась. И вот в тех условиях, когда страшно было заглянуть в завтрашний день, владыка Иоанн стал центром, объединявшим всех и помогавшим выстоять. Поистине Промыслом Божиим среди исключительных скорбей людям дано было видеть настоящее чудо.

…1945 год. Во французском госпитале мечется в агонии тяжелораненая, плачет, просит пригласить владыку, чтобы он поисповедовал ее в последний раз. Сбежавшиеся на крики санитары и врачи пытаются объяснить, что вызвать епископа невозможно: военное время, госпиталь закрыт на ночь, на улице буря – проливной дождь и шквальный ветер. А та продолжает звать его, своего духовного отца. И вот под раскаты грома, совершенно мокрый, входит в палату владыка Иоанн, на ходу успокаивая ее: «Не призрак я, а самая что ни на есть реальность». После причастия больная проспала 18 часов, а затем пошла на поправку. Под подушкой, в удостоверение того, что владыка действительно приходил, обнаружила она двадцатидолларовую банкноту, оставленную им в счет уплаты долга, накопившегося за лечение. Ее рассказу персонал тогда так и не поверил, хотя владыку видела и ее соседка по палате. Но несколько лет спустя действительность этого эпизода подтвердил он сам.[261]261
  См.: Серафим (Роуз), иеромонах. Блаженный Иоанн Чудотворец. Предварительные сведения о жизни и чудесах архиепископа Иоанна (Максимовича) // Подвижники благочестия XX века. М.: Правило веры: Русский паломник, 1993. С. 61–62.


[Закрыть]

Можно было бы отнести этот случай на счет совпадений, если бы подобные свидетельства не исчислялись десятками.

1948 год. В больнице русского Православного братства умирающий больной умоляет сестру милосердия срочно позвонить владыке Иоанну, а связи нет – линия повреждена из-за начавшегося тайфуна. Однако примерно через полчаса слышен стук в ворота. На вопрос: «Кто?» в ответ раздается: «Я – владыка Иоанн, меня зовут сюда, меня здесь ждут».[262]262
  Там же. С. 293–294.


[Закрыть]

Среди многочисленных свидетельств тех лет есть и рассказ о молитве владыки за одного тяжелобольного «испанца»[263]263
  Так называли больных «испанкой».


[Закрыть] с Хаилаи. Состояние его было признано безнадежным, и дежурившие в отделении католические сестры с минуту на минуту ожидали конца. Однако вскоре его обнаружили сидящим на постели. Вопрос больного, что за священник был у него только что и молился за него, остался без ответа. Когда же после выписки этот человек обошел все католические храмы и не нашел приходившего к нему священника, ему подсказали зайти в русскую церковь, где служит «православный епископ, своего рода Христа ради юродивый».[264]264
  Серафим (Роуз), иеромонах. Блаженный Иоанн Чудотворец. С. 218.


[Закрыть]

Мнение о «юродстве» владыки Иоанна поддерживалось тем, что облик его мало соответствовал высокому сану: одежду он носил самую простую и в любую погоду обходился легкими сандалиями, а когда случалось, что и эта условная обувь переходила кому-нибудь из нищих, и вовсе оставался босиком. При этом бедным он помогал непрестанно, раздавая хлеб, деньги, и с тем же постоянством подбирал в переулках, среди трущоб, беспризорных детей, для которых им был основан приют в честь святителя Тихона Задонского. Не имея ничего, для сотен и тысяч людей он стал неутомимым жертвователем: Господь подавал ему все необходимое.

Только самые близкие знали, насколько строгий, аскетический образ жизни ведет их владыка. Пищу он принимал обычно лишь раз в день в самом ограниченном количестве, а спал всего пару часов, сидя или согнувшись на полу перед иконами, где его иногда заставал в таком положении келейник. Кроватью не пользовался никогда. Такая аскетическая практика известна, однако является редкой.[265]265
  Владыка следовал уставу монастырской жизни Паисия Великого (IV в.), получившего из уст ангела следующее правило: «И они (монахи) не должны спать лежа, но ты должен сделать такие седалища, чтобы они имели опору для головы» (цит. по: Серафим (Роуз), иеромонах. Блаженный Иоанн Чудотворец. С. 30).


[Закрыть]

При такой требовательности к себе для паствы владыка Иоанн оставался добрейшим, терпеливейшим духовником. Аскеза была делом внутренним, настолько сокровенным, что у тех, кто видел его впервые, возникали самые простодушные мысли на его счет: «Какой удивительный иерарх и к тому же юродивый во Христе!»[266]266
  Серафим (Роуз), иеромонах. Блаженный Иоанн Чудотворец. С. 69.


[Закрыть] И в ту же секунду, в ответ на это «сердечное умиление», они замечали проницательную улыбку на лице «блаженного иерарха». В прозорливости владыки обычно убеждались, когда он обнаруживал детальное знание обстоятельств прежде незнакомых с ним людей, сам называл имена тех, о которых его лишь собирались попросить помолиться, или без всякого смущения отвечал на мысленное обращение к нему.

Если и проявлял владыка Иоанн строгость, то лишь в отношении правильного исповедания основ вероучения, церковной традиции и благоговейного отношения к святыне. На протяжении многих лет он последовательно защищал юлианский календарь, запрещал своему клиру участвовать во «всехристианских» богослужениях ввиду их канонической недопустимости, а также, среди прочего, не допускал до креста и икон дам с помадой на губах. Впрочем, с этой модой его прихожанки расставались легко. Там, где всех соединяла любовь, строгие правила наружного поведения никого не тяготили.

В происхождении и ранних годах жизни архиепископа Иоанна найдется немало фактов и событий, в которых можно усмотреть прообраз его служения в будущем. Так, среди известных представителей его семьи – а вышел он из малороссийского дворянского рода Максимовичей – был святитель Иоанн Тобольский. В Харькове, на родине владыки Иоанна, был отмечен особым почитанием Мелетий (Леонтович), оставивший пример строгого аскетизма и молитвенного бдения. Примечательно и то, что еще в годы учебы в университете Михаил (так звали его в миру), будучи студентом юридического факультета, обратил на себя внимание митрополита Антония (Храповицкого), который принял его под свое духовное окормление.

Но и при подобных обстоятельствах не всякому дано стать тем, кем стал Михаил Максимович. Его избрание определялось прежде всего устроением души. Болезненный и тихий с детских лет, он не любил суеты и шумным играм предпочитал чтение исторических книг, житийной литературы. Особую радость доставляли ему паломничества в Святогорский монастырь, расположенный в нескольких верстах от имения Максимовичей, на берегу Северского Донца. Дух и уклад монастырской жизни производили на мальчика впечатление неизгладимое. Вернувшись из паломничества, он устраивал из игрушечных крепостей монастырские ограды, а солдатиков переодевал в монахов. Знавшие его люди говорили, что «монахом он был с детства».

По воле родителей – а с их мнением владыка Иоанн серьезно считался всю жизнь – прежде духовного он получил светское образование: в Полтавском кадетском корпусе, а затем в Харьковском университете. Однако это не изменило его настроя. В 1934 году в одной из проповедей святитель как-то заметил, что «с самых первых лет, как начал осознавать себя, захотел служить праведности и Истине».[267]267
  Там же. С. 47.


[Закрыть]

После революции, в 1921 году, семья Максимовичей эмигрировала в Белград, где будущий архиепископ смог избрать направление, соответствующее его внутреннему складу. Он стал студентом богословского факультета университета. В 1926 году митрополит Антоний (Храповицкий) постриг Михаила в монашество с именем Иоанн – в честь его дальнего родственника святителя Иоанна Тобольского. Почти десять лет о. Иоанн посвятил преподаванию и духовному окормлению учащихся Сербской государственной высшей школы и семинарии в честь апостола Иоанна Богослова в Битоле. Для семинарии он был настоящим приобретением. Его забота об учениках простиралась и за рамки учебного процесса. Так, вскоре обнаружили, что о. Иоанн, имевший привычку бодрствовать по ночам, в перерывах между молитвой обходил общежитие, поправляя одеяла и подушки своих воспитанников. И семинаристы отзывались на его доброту искренней привязанностью.

Иеромонаха Иоанна отличала удивительная скромность. Например, когда в 1934 году митрополит Антоний решил возвести его в сан епископа, он подумал, что его вызвали в Белград по ошибке, перепутав с кем-то другим, а когда оказалось, что письмо все же предназначено ему, пытался отказаться от сана, ссылаясь на проблемы с дикцией.

Но митрополит Антоний нисколько не сомневался в своем выборе и, направляя новопосвященного епископа на Восток, писал правящему архиерею: «…как мою собственную душу, как мое сердце, посылаю вам епископа Иоанна. Этот маленький тщедушный человек, с виду почти ребенок, – на деле зерцало аскетической твердости и строгости в наше время всеобщего духовного расслабления».[268]268
  Там же. С. 31.


[Закрыть]

Так владыка Иоанн оказался в Шанхае, где ему предстояло прослужить почти 20 лет. Случаи исцелений, изгнания нечистых духов, помощи в тяжелых обстоятельствах, совершившиеся в Китае по молитвам святителя, составили значительную часть его подробного жизнеописания.