Текст книги "Бессильно зло, мы вечны, с нами Бог. Жизнь и подвиг православных христиан. Россия. XX век"

Это слова ее деда священномученика Серафима, митрополита Петроградского. Они вполне применимы к его семье. Можно лишить человека возможности быть рядом с родными, но невозможно расторгнуть духовное, молитвенное общение с умершими. Дед оставался рядом с Варварой Васильевной всегда. Испытания начались с самого ее детства. В 1920-е годы в стране царили разруха, голод, эпидемии. Уютную домашнюю обстановку сменила неустроенность и нужда. Отец Варвары Васильевны погиб на фронте во время Первой мировой войны, мать служила медиком. В годы утверждения новой власти можно было ожидать чего угодно: людей хватали прямо на улице, а питание было таким скудным, что смертность от истощения превысила все отметки. Дед, владыка Серафим, не раз за эти годы оказывался в тюрьмах и в ссылках. Чтобы спасти детей, мать Варвары Васильевны вынуждена была переехать в деревню. Подросшие девочки ходили на поденщину. Варя, которой едва исполнилось семь лет, однажды сказала матери: «Я всегда смогу прокормить тебя, я выучилась хорошо мыть полы».[289]289
  Там же.


[Закрыть] Условия существования были суровыми, но Варя с сестрой, несмотря на малый возраст, были обучены всем навыкам сельской работы. С ранних лет ее жизнь осеняла вера, помогавшая выстоять.

Школу, в которой она училась, со временем преобразовали в нефтехимический техникум, – это и определило выбор профессии. В восемнадцать лет Варвара уже работала лаборантом в Институте органической химии Академии наук. Препятствия на пути получения образования, с которыми ей пришлось столкнуться, были связаны с официальным политическим курсом. Надо было иметь мужество, чтобы не отчаяться, не опустить руки, когда ее отчислили из Института тонкой химической технологии по причине «дворянского происхождения». Между тем она была настолько талантлива, что сами преподаватели содействовали ее восстановлению на курсе.

В 1937 году семью постигло новое несчастье – тайно, в отсутствие родных, на даче был арестован 80-летний митрополит Серафим. Неизлечимо больного старика увезли на машине «скорой помощи», несмотря на протест соседей. Много лет совмещавший служение пастыря и врача, владыка оказался без помощи в холодной камере Таганской тюрьмы.

Недели напролет Варвара вместе с матерью и сестрой простаивала в очередях у московских тюрем: Лубянка, Таганка, Лефортово… Везде их ждал ответ: «Чичагова в списках нет». След деда оборвался на полвека. Только в начале 1990-х годов прояснится его участь. После месяца бессмысленных допросов митрополита Серафима по приговору «тройки» расстреляли на подмосковном полигоне в Бутове. Место его захоронения осталось неизвестным: он был погребен в одной из 70-метровых траншей, среди тысяч других мучеников.

Вместе с владыкой был «арестован» и написанный им образ Христа в белом хитоне. Почти двухметровая икона, поражающая своей исключительной глубиной и силой, на которой Господь предстает как врач, протягивающий руки навстречу всем нам – слабым, больным, ожидающим помощи и утешения! Никто не мог предполагать тогда, что этот образ вновь появится в жизни Варвары Васильевны в последние годы, и жизнь ее получит новое направление.

Христианское устроение и любовь к России помогли этой семье не ожесточиться и не пасть духом. В годы Великой Отечественной войны мать Варвары Васильевны отправилась врачом на фронт, а сама Варвара, работавшая на московском заводе «Каучук», была назначена ответственной за эвакуацию завода. Когда же была снята угроза оккупации немцами Москвы и пришел приказ о запуске производства для нужд фронта, именно ей поручили руководить восстановлением технологического процесса. В 28 лет она занимала должность заместителя главного инженера завода.

Через год после окончания войны Варвару Васильевну пригласили работать начальником лаборатории в тот самый институт, где она когда-то была лаборантом. Внучка «классового врага», верующая, неопустительно посещавшая храм, она была допущена до руководящей работы, да еще секретной. Ее профессионализм и глубокая порядочность получили достойную оценку – к счастью, в Академии наук нашлись здравомыслящие люди. А жили они с матерью в то время на Пироговской, совсем рядом с Новодевичьим монастырем, и почитали за счастье ходить на службы в действующий Успенский храм. (Ее мама работала врачом в Духовной семинарии, расположенной на территории обители, и таким образом удавалось получить приглашение.) Как вспоминала Варвара Васильевна, ей всегда казалось, что «лучше Новодевичьего монастыря быть не может».[290]290
  Там же. С. 160.


[Закрыть]

Варвара Васильевна не состояла в партии, не была она и членом ВЛКСМ. Годы спустя на вопрос, как она этого избежала, отвечала только: «А я не представляла себе, что сказала бы маме, если бы меня заставили вступить в комсомол»… Шли годы. За спиной остались аспирантура, защита кандидатской и докторской диссертаций. В 1960-е годы Варвара Васильевна Черная была уже признанным ученым. Кроме 150 научных работ она имела 36 авторских свидетельств об изобретениях. Лаборатория, которой она руководила, участвовала в разработке скафандров для космонавтов. За свои труды Варвара Васильевна была награждена двумя орденами, многими медалями, получила Государственные премии, удостоилась почетных званий.

Все эти годы она продолжала ходить в храм. Варвара Васильевна вспоминала о том времени: «Свои религиозные убеждения я никогда не скрывала, я их просто не афишировала».[291]291
  Там же. С. 162.


[Закрыть] Рассказывают, что, когда ее мать достигла преклонного возраста и стала монахиней Пюхтицкого монастыря, Варвару Васильевну в очередной раз «взяли под наблюдение». На расспросы о местонахождении матери она отвечала кратко: «Она умерла», при этом значительная часть от премий, полученных ею за научные труды, поступала в Пюхтицы.

Варвара Васильевна была уже на пенсии, когда судьба приготовила ей неожиданный поворот. Как-то, гуляя по центру Москвы, она зашла в храм Илии Пророка, что в Обыденском переулке, и застыла от изумления: прямо на нее из глубины полотна смотрел Христос в белом хитоне, простирая к ней руки. Это была икона ее деда, которая, оказывается, попала в этот храм из «спецхрана». И вот тогда-то, а было ей уже 72 года, Варвара Васильевна пришла в эту церковь… И встала за свечной ящик.

После смерти мужа в 1983 году, известного искусствоведа, Варвара Васильевна всю свою жизнь посвятила миссионерскому служению.

А когда она достигла 80 лет, ее ждало новое поприще. Именно Варваре Васильевне, внучке священномученика Серафима (Чичагова), митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий предложил стать игуменией только что возвращенного Церкви московского Новодевичьего монастыря. Благословение на монашеский постриг передал ей о. Иоанн (Крестьянкин). В монашестве она была названа в память о деде в честь его небесного покровителя преподобного Серафима Саровского. И еще пять лет трудилась в монашеском звании, возрождая древнюю обитель.

Первое время в монастыре не было даже самого необходимого. Насельницы ночевали на чердаке Успенского храма на расстеленных прямо на полу одеялах. Скоро об этом заговорили в Москве, нашлись жертвователи, благотворители.

Для сестер Новодевичьего монастыря и всех знавших ее матушка Серафима являла пример духовного аристократизма. Такой она и осталась в их памяти. Будучи строгой к себе, матушка была снисходительной к другим и очень терпеливой. Ее келейница рассказывала, что поначалу келья игумении находилась в двухэтажном корпусе у самой дальней стены монастыря, а напротив нее была трапезная; при постоянном стечении народа матушку наверняка беспокоил шум (трапезничали тогда все вместе – сестры, священники, помощники), однако ни одного замечания, ни одного упрека от нее не слышали.

Требовательность ее была связана, как правило, с рачительным отношением к монастырскому имуществу, свету, воде… Матушка не поощряла безответственности. Что же касается человеческих отношений, многим запомнилась ее исключительная деликатность. Игумения Серафима не любила жалоб и вообще сутяжничества всякого рода, а когда случались раздоры, она только просила разгорячившихся обратить евангельские заповеди в закон поведения для самих себя…

Когда стало известно место гибели митрополита Серафима (Чичагова), игумения Новодевичьего монастыря много сделала для того, чтобы были наконец рассекречены бутовские архивы, а на полигоне создан мемориальный комплекс «Памяти жертв сталинских репрессий». До последнего дня своей жизни она оставалась энергичной и деятельной. Хлопотала об издании духовных трудов митрополита Серафима, его музыкальных произведений, сочинений по медицине.

Для сотен москвичей эта маленькая 80-летняя женщина стала близким другом и настоящей духовной матерью. Могла позвонить и простым прихожанам, и высокопоставленному человеку, оказывающему монастырю благотворительную помощь, и мягко напомнить: «Завтра праздник. Надо идти в храм». Отказаться было невозможно…

Игумения Серафима стала для нашего поколения «связующей ниточкой» с дореволюционной культурой, с ее духовностью и нравственной красотой, дефицит которой, увы, так ощущается в современном обществе. Ее судьба изумляла тех, кто знал матушку. Молодые и старые, образованные и совсем простые учились у нее тому, как жить по совести, как терпеть и не сломаться, учились по-христиански «держать голову низко, а сердце высоко».

Рекомендуемые источники и литература

Игумения Серафима / Автор-сост. О. И. Павлова. М.: Сретенский монастырь, 2005.

Людмила (Гречина), игумения. Игумения Серафима (Черная), первая настоятельница возрожденной Новодевичьей обители // Московские епархиальные ведомости. 2005. № 11/12. С. 157–169.

«Верующий человек должен любвеобильно относиться ко всему, что его окружает»
Протоиерей Николай Гурьянов
24.05.1909–11(24).08.2002

Сегодня имя о. Николая Гурьянова известно тысячам людей в России и за рубежом. Он – один из самых любимых и почитаемых старцев Русской Православной Церкви XX века, поддержавших ее в тяжелое время открытых гонений. Батюшка принадлежал к поколению исповедников, претерпевших за веру и преданность Богу притеснения от властей, тюремные и лагерные заключения и ссылки, а после освобождения многие годы провел в безвестности, трудах и молитве на отдаленном рыбацком острове. Отец Николай не оставил обширного духовного наследия, трудов по аскетике или по богословию, но его краткие слова и простые наставления одинаково трогают сердца и «простецов», и «мудрецов». Для многих и многих он стал тем человеком, встреча с которым оказалась началом их пути к Богу.

В конце мая 1909 года[292]292
  По другим сведениям – в 1910 г.


[Закрыть] в селе Чудские Заходы Гдовского уезда Санкт-Петербургской губернии в благочестивой купеческой семье родился мальчик, нареченный в крещении Николаем в честь одного из самых почитаемых в России святых – святителя Николая Мирликийского, Чудотворца. Был он третьим сыном в семье и как будто ничем не отличался от старших братьев, но именно его избрал Бог на особое служение. Пройдут годы, и о. Николай окажется одним из немногих православных пастырей, чудом выживших в 1920–30-е годы. Схиархимандрит Захария из Троице-Сергиевой Лавры, схиархиепископ Антоний (Абашидзе) из Киево-Печерского монастыря, московский старец святой праведный Алексий Мечев, архимандрит Серафим (Тяпочкин), преподобный Амфилохий Почаевский, недавно почивший архимандрит Иоанн (Крестьянкин) – вот наиболее известные из них. Все они разделили удел исповедников и были удостоены Богом высоких духовных дарований.

Однажды отец Николая, взглянув на него, неожиданно обратился к жене со словами: «Екатеринушка, как эти (старшие дети) – не знаю, а этот тебя доглядит».[293]293
  Воспоминания о старце протоиерее Николае Гурьянове / Сост. Г. П. Чинякова. М.: Ковчег, 2007. С. 4–5.


[Закрыть] Отец умер молодым, все братья погибли во время Великой Отечественной войны. Николаю же предстоял путь священства и попечения не только о своей престарелой матери, но и о множестве верующих, о десятках духовных детей и сотнях паломников, потянувшихся к нему с разных концов страны.

Личный выбор Николая между верой и относительным спокойствием, которое государственная система обещала тем, кто готов был следовать установленным ею нравственным нормам и жить по ее законам, состоялся еще до начала массовых репрессий. В 1929 году студент первого курса Ленинградского педагогического института Николай Гурьянов был отчислен за то, что позволил себе высказаться против закрытия православного храма. Путь к высшему образованию оказался для него, таким образом, закрыт – несмотря на то, что в 1928 году он успешно окончил Гатчинский педагогический техникум. Вернувшись на родину, Николай стал служить псаломщиком в церкви, преподавал математику, физику и биологию в школе. В 1930-х годах последовал арест, заключение в «Крестах», затем – лагерь под Киевом и ссылка на поселение в Сыктывкар. Таковы основные вехи его исповеднического пути.

Условия содержания осужденных были чудовищны. В заключении Николай оказался среди тех, кто прокладывал железную дорогу. Годы спустя батюшка вспоминал, как однажды ночью ему пришлось долгие часы стоять в воде с ледяным крошевом вместе с другими заключенными. Бесконечной показалась эта ночь страданий. Поддерживала только молитва. А наутро пришедшие охранники обнаружили, что Николай – единственный, кто остался в живых.

Из-за болезни ног, поврежденных в заключении, Николай Алексеевич не был мобилизован в годы войны. После лагеря он преподавал в школах Тосненского района Ленинградской области, а после оккупации Гдовского района был перемещен вместе с другими жителями в Прибалтику. Здесь произошло событие, определившее его последующую судьбу. Подготовленный пережитыми испытаниями к «тесному пути» служителя Церкви, 15 февраля 1942 года, в праздник Сретения Господня, в Риге Николай Алексеевич был рукоположен в сан священника.

Первое время он служил в храмах и монастырях Прибалтики, а в 1958 году по совету одного из старцев, по откровению указавшего место его будущего служения, ходатайствовал о переводе на уединенный рыбацкий остров Талабск (более известный под названием рыболовецкого колхоза имени Залита). Здесь о. Николай провел 44 последних года своей жизни, посвященных пастырскому служению.

Когда о. Николай приехал на остров Залит, он был никому не известным священником, возбуждавшим подозрения у неверующего населения, но уже через несколько лет снискал искреннее и глубокое уважение местных рыбаков. Поселившись вместе с матерью в крошечном домике на окраине поселка, он служил один, своими силами ремонтировал церковь, латал и перекрывал кровлю, пек просфоры, а в свободное время, не ожидая просьбы о помощи, появлялся на пороге домов тех, кто больше всего нуждался в поддержке.

Семьи рыбаков подолгу оставались без кормильцев. Незлобивый и кроткий, батюшка помогал им по хозяйству, оставался с детьми, смотрел за престарелыми и немощными. Многие с благодарностью вспоминали потом его заботу о тех семьях, где хозяин выпивал. Отец Николай мог, например, вынуть бутылку у пошатывающегося мужичка и тут же разбить ее: люди, казавшиеся безнадежно опустившимися, покорно принимали его тихое слово.

В первые годы бывало и тяжело. Порой подступало уныние: годами батюшка служил в пустом храме. Приходила и мысль уехать с этого острова, где так тяжело жить. Однажды, когда вещи были уже уложены, его остановил детский голос – крошечный ребенок вдруг горячо попросил о. Николая не уезжать. Батюшка принял детские слова как изъявление воли Божией и напоминание об указании служить здесь, данном ему через старца. Шло время, о. Николай терпеливо продолжал нести свой крест. Через несколько десятков лет Талабск, в момент его приезда представлявший собой пустынный островок, покрылся островками зелени и садиками, которые батюшка высаживал и заботливо поддерживал, таская по сотне ведер воды с озера. Озеленение острова было особым его подвигом. Саженцы он привозил с материка, часто – из паломнических поездок. Так составился знаменитый «сад памяти», напоминавший батюшке о местах его заключения. Отец Николай почти не спал: днем служил и работал, а ночью молился.

Наконец, «сухая почва» дала всходы. Отношение рыбаков к батюшке обнаружил следующий эпизод: когда одна жительница поселка под давлением уполномоченных написала донос на о. Николая и ему грозило новое заключение, рыбаки выразили ей единодушное порицание – никто из вернувшихся с лова не положил, по обычаю, на ее тарелку рыбы.[294]294
  В поселке был такой обычай – так заботились об одиноких.


[Закрыть] С этого времени в церковь потянулся народ. Однажды, в 1960-е годы, когда усилились гонения на веру, к о. Николаю из Пскова пожаловали представители местной власти, разговаривали очень грубо и пообещали на следующий день вернуться за ним. Батюшка всю ночь простоял на молитве, а наутро на озере поднялась страшная буря, которая не утихала в течение трех дней. Талабск стал недоступен. После того как буря стихла, об отце Николае как-то забыли и больше его не трогали.

В 1970-е годы к о. Николаю на остров стали приезжать люди со всей страны, ища его духовного совета и помощи.

К старцу тянулись не только церковные люди, но и люди неверующие, чувствуя тепло его сердца. Еще недавно всеми забытый, он теперь порой не знал ни минуты покоя от посетителей и, чуждый мирской славы, только потихоньку сетовал: «Чего вы за мной бежите? Вы бы в храм так каждый день бегали, как сегодня за мной бежали».[295]295
  Воспоминания о старце протоиерее Николае Гурьянове. С. 108.


[Закрыть] Духовные дары о. Николая не могли остаться незамеченными: бывало, он (нечаянно) называл незнакомых людей по имени, приоткрывал кающимся забытые грехи, предупреждал о предстоящих опасностях, наставлял, помогал изменить жизнь, устроить ее на началах христианских, по его молитвам исцелялись тяжело больные.

Сохранились свидетельства, что по молитвам батюшки открывались судьбы людей, пропавших без вести. В 1990-е годы известный на всю страну псково-печерский старец архимандрит Иоанн (Крестьянкин) свидетельствовал об отце Николае, что он является единственным по-настоящему прозорливым старцем на территории бывшего СССР.[296]296
  См.: Там же. С. 54.


[Закрыть] Он знал волю Божию о человеке, многих направлял по кратчайшему пути, ведущему ко спасению.

Батюшка был чужд человекоугодия. Принимал не всех, а некоторых и вовсе разворачивал со словами: «Ты зачем сюда пришла?» Ехать к благодатному старцу побаивались даже маститые священники – ведь о. Николай мог и обличить. Известен случай, когда к нему приехали двое гостей в дорогих облачениях, имевшие весьма внушительный вид. Окадив их со словами:

 
«Сижу я на боцке,
А под боцкой мышка.
Мой миленок – комсомолец,
А я – коммунистка…»[297]297
  Там же. С. 27.


[Закрыть] —
 

старец невозмутимо продолжал службу. Иногда батюшка довольно ощутимо постукивал пришедших к нему по щеке или по лбу: таким образом он отгонял нечистых духов, которых ему дано было видеть воочию. Но когда он так «побивал», на него никто не обижался, потому что во всем, что он делал, чувствовалась любовь. Батюшка приучал людей следить за собой, за своими помыслами, проверяя себя: в вере ли ты? На вопрос, как жить, отвечал: «Жить так, словно ты завтра умрешь».[298]298
  Старец протоиерей Николай Гурьянов // Христовы воины: Жития и труды подвижников XX века. Календарь на 2007 г. М., 2006. С. 239.


[Закрыть]

Как, в какой форме о. Николаю открывалось сокровенное, остается тайной Божией. Бывали такие вот случаи. Матушка Е., приехавшая на Залит издалека, с Урала, шла к старцу с трепетом – после перенесенной травмы мучили головные боли, да так сильно, что боялась потерять рассудок. Что произнесет батюшка? К чему готовиться? Долго ли осталось жить?.. А старец посмотрел на нее внимательно, ласково, взял за плечи и сказал: «Поносишь еще платьице-то, поносишь…» Смысл этих слов поняла она не сразу, а только в простоте, по-детски отозвалась на ласку и ободрение. Отец Николай помазал лоб маслицем, благословил на дорогу… Только на обратном пути женщина догадалась: мол, рано с телом прощаться, поживешь еще.

Бывало, в едва знакомых спутниках батюшка прозревал будущих мужа и жену. А однажды в «младенце духовном» увидел будущую монахиню. Приехала как-то к старцу женщина. Сквозь «буреломы» и «колдобины», через страдания Бог привел ее в храм, чудом подняв с одра болезни. Все, что знала она тогда о жизни во Христе, было почерпнуто из нескольких книг, среди которых – и книга о подвижниках Кавказа. В душе – рай от сознания милости Божией к ней и от того, что теперь точно известно, куда, в каком направлении идти – к Господу, в Церковь. Нашлась «монетка потерянная». На глазах – слезы, слово «монашество» страшно вымолвить от сознания недостоинства своего. А батюшка ей: «Ну, поезжай на Кавказ, поживи в горах, посмотри…» Она – будто солнце в руки получила. Келейницы батюшки ей вслед: «Целуй калитку. Батюшка за все годы ни одного такого благословения не дал! Монахов туда не благословляет!» До самого исхода своего из жизни временной, уже в монашеской мантии, вспоминала она, как все удивительно сложилось тогда – и деньги Бог послал, и попутчиков, и проводника. И такой молитвы, как там, в горах, по ее словам, потом уже не было. Православное «детство», когда Господь укрепляет, поддерживает на каждом шагу, было для нее связано с о. Николаем Гурьяновым, с его благословением.[299]299
  В последующем эта женщина была келейно пострижена в монашество.


[Закрыть]

Простые наставления старца о том, что надо трудиться, опасаться праздности, избегать пристрастия к вину, любить ближних и быть всем слугой – по заповеди, доходили до сердец людей – даже тех, кто запутался в жизненных обстоятельствах и ожесточился. Сохранились молитвы и акафисты, которые батюшка распевал тоненьким слабым голоском, воспоминания о нем духовных детей (сейчас уже изданные), фотографии. Уже тяжело больной, о. Николай наотрез отказался покинуть место своего служения, свой остров. Он донес крест свой до конца. Одним из последних его напутствий нам, православным христианам, было слово о любви: «Верующий человек, он должен любвеобильно относиться ко всему, что его окружает. Любвеобильно!»[300]300
  Старец протоиерей Николай Гурьянов // Христовы воины: Жития и труды подвижников XX века. Календарь на 2007 г. М., 2006. С. 241.


[Закрыть]

Рекомендуемые источники и литература

Воспоминания о старце протоиерее Николае Гурьянове // Сост. Г. П. Чинякова. М.: Ковчег, 2007.

Николай Гурьянов // Русская Православная Церковь. XX век. К 1020-летию Крещения Руси. М.: Сретенский монастырь, 2008. C. 691.

Старец протоиерей Николай Гурьянов // Христовы воины. Жития и труды подвижников XX века. Календарь на 2007 г. М.: Изд-во Сестричества во имя свт. Игнатия Ставропольского, 2006.

Шлевис Г. Православные храмы Литвы. Вильнюс, 2006.