Текст книги "Царственные страстотерпцы. Посмертная судьба"

1. Дом Н. Н. Ипатьева

2. Ганина яма

3. Открытая шахта

4. Место сокрытия останков

Современная карта-схема и карта белого следствия с указанием мест, связанных с убийством членов Царской семьи и их приближенных и с сокрытием останков

Лишь время показало, насколько значимы для раскрытия преступления были свидетельства Лобухиных. Нельзя исключить – отдать им должное мог именно Сергеев. Считая заслуживающими доверия показания Кухтенкова о сетованиях большевиков на то, что второй день приходится возиться, вчера хоронили, а сегодня перехоранивали[1150]1150
  Гибель Царской семьи / сост. Н. Росс. Док. 65. С. 115.


[Закрыть], он допросил бы железнодорожного сторожа и смог – если бы продолжил следствие – найти тайное захоронение в Поросенковом логу, поскольку не был пленен мистическими идеями в отличие от Соколова.

К портрету Сергеева следует добавить и еще несколько ярких и почти неизвестных штрихов. В начале сентября 1918 года на имя начальника гарнизона Екатеринбурга генерала Голицына поступила телеграмма следующего содержания: Омск 1 сентября предоставьте профессору Дилю работать и перевезти в Томск исторические материалы точка просимые Чемодуровым деньги будут ему переведены но желательно чтобы Диль его использовал в интересах науки… Командующий Сибирской Армией генерал майор Гришин-Алмазов[1151]1151
  Расследование цареубийства: Секретные документы. С. 236.


[Закрыть]. Представив копию телеграммы Сергееву, профессор Томского университета Э. В. Диль подал ему и заявление, в котором на основании поручения генерала писал: …прошу допустить меня ко всему следственному материалу для изучения его с исторической точки зрения[1152]1152
  Там же. С. 235.


[Закрыть]. Рассмотрев заявление Диля, исходившее от военной власти, 6 сентября Сергеев признал просьбу профессора не подлежащей удовлетворению[1153]1153
  Там же. С. 238.


[Закрыть]. …По закону, – констатировал Сергеев в постановлении, —…предварительное следствие в отличие от судебного следствия производится в условиях строгой негласности, причем круг лиц, участвующих в деле и имеющих право как присутствовать при следственных действиях, так и знакомиться со следственным материалом, крайне ограничен и точно перечислен в законе… <…> …Профессор Диль, командированный командующим войсками Сибирской армии генералом Гришиным-Алмазовым, не является участвующим в деле лицом в законном смысле этого слова… поручение профессору Дилю работать и перевезти в Томск исторические материалы не дает следователю права на допущение каких-либо внезаконных мер [как] по отношению к вещественным по делу доказательствам, так и по отношению к нарушению следственной тайны, в виду невыясненности содержания данных профессору Диль полномочий… <…>…Удовлетворение такого ходатайства было бы не только явным нарушением основных требований процессуальных норм, но и деянием, воспрещенным уголовным законом под страхом наказания[1154]1154
  Расследование цареубийства: Секретные документы. С. 236–238.


[Закрыть].

Подчеркивая необходимость строгого следования закону, Сергеев не умалял и исторического значения порученного ему дела. Он понимал его важность. В докладной записке, составленной им 31 января 1919 года, в которой он характеризует сотрудников органов дознания и розыска, можно прочесть: Помимо особой сложности и ответственности задач, подлежащих выполнению органами дознания и розыска, следует принять во внимание и высокое государственное и историческое значение работ по исследованию настоящего дела, и поэтому, кроме опытности и знаний, к агентам розыска должны быть предъявлены особые требования, необходимы люди безупречно честные, с известными принципами и нравственными устоями, способные работать не только «за страх, но и за совесть»[1155]1155
  Цит. по: Дитерихс М. К. Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале. Т. 1. С. 128.


[Закрыть]. И, надо полагать, такие же требования Сергеев предъявлял к самому себе и к своей работе.

Для эпохи гражданской войны законный отказ Сергеева Дилю, представителю командующего Сибирской Армией, – довольно дерзкий поступок, особенно если учесть, что Сергеев работал совсем в иных условиях, нежели его преемник Соколов, за спиной которого стоял Верховный правитель, адмирал Колчак. Сергеев же отстаивал независимость следствия от военной власти – в то время единственной силы в городе – практически один, без всякой защиты. Поэтому, несмотря на то что Сергеев был оклеветан своими современниками и забыт, он получил, наконец, признание профессионалов-юристов нашего времени, которые отдали должное его высоким нравственным качествам: …заслуживает уважения проявленное Сергеевым в ряде случаев стремление поступать по закону и чувству справедливости. Его постановление по поводу вмешательства военной власти и профессора Э. В. Диля в расследование может служить образцом правового подхода и для современных работников следствия и суда[1156]1156
  Расследование цареубийства: Секретные документы. С. 242.


[Закрыть].

Спустя месяц после заявления профессора Диля, следователь снова был вынужден противостоять посягательствам военных, желавших на сей раз занять дом Ипатьева для своих нужд. В связи с происшедшим столкновением военных и судебных властей Сергеев составил постановление от 8 октября 1918 года. События того же дня, зафиксированные в упомянутом документе, развивались в такой последовательности: В 10½ часов утра сего числа, – записал Сергеев, – ко мне явился дежурный офицер при коменданте города прапорщик Алексеев и от имени коменданта просил меня выдать разрешение на занятие дома Ипатьева под квартиру для командующего Уральским фронтом генерала Гайды и его штаба, а на отказ мой в удовлетворении такого ходатайства ответил, что дом Ипатьева, независимо от моего согласия или несогласия на это, будет занят вследствие категорического приказа генерала Гайды[1157]1157
  Гибель Царской семьи / сост. Н. Росс. Док. 59. С. 94.


[Закрыть]. Чешский генерал Гайда, участвовавший в освобождении Екатеринбурга от большевиков, военный авантюрист, впоследствии сыгравший определенную роль в свержении власти Колчака, поддерживал, как стало известно позднее, начальника Уголовного розыска Кирсту. Вероятно, Гайда не верил или не хотел верить в убийство Царской семьи.

Через час после заявления офицера Алексеева Сергеев явился в дом Ипатьева в сопровождении высших представителей судебной власти города: прокурора суда В. Ф. Иорданского и председателя Окружного суда В. Н. Казем-Бека. При этом, как излагается в протоколе, следователь обнаружил, что в верхнем этаже… дома парадная наружная дверь открыта и в комнатах производится очистка и мытье полов чешскими солдатами под присмотром чешских офицеров. На выраженный мною по этому поводу протест было указано, что офицеры действуют на основании приказа генерала Гайды, распорядившегося очистить верхний этаж дома Ипатьева к часу дня[1158]1158
  Там же.


[Закрыть].

Столкнулся позднее с подобным отношением представителей Белой армии к дому Ипатьева, а по существу к памяти убитого Царя, и следователь Соколов. Именно тогда в правительстве Колчака был поставлен вопрос о покупке казной всего дома у его владельца. Лишь центральной власти это было по силам. Иначе обстояло дело в период расследования Сергеева: хозяину дома инженеру Н. Н. Ипатьеву были переданы в пользование три комнаты внизу с обязательством охранять запертые помещения верхнего этажа[1159]1159
  Там же.


[Закрыть]. Н. Н. Ипатьев прибыл в дом, видимо извещенный о намерении военных занять его. Позднее он объяснил, что им было своевременно указано представителям чешского военного командования, что все помещения дома находятся в распоряжении следственной власти и без разрешения таковой он никого не может допустить в дом, вверенный его охране. На заявление это последовало указание, что здесь распоряжается военная власть и тотчас же было приступлено к уборке помещения[1160]1160
  Гибель Царской семьи / сост. Н. Росс. Док. 59. С. 94.


[Закрыть].

Нетрудно понять чувства практически бесправного домовладельца, при большевиках в считаные часы уже пережившего выдворение из собственного жилища с разрешением взять только необходимые вещи. Теперь на глазах Ипатьева, который вместе с представителями судебной власти поставил в конце дня под протоколом свою подпись, разворачивалась картина очередного инцидента. О нем в том же документе, составленном Сергеевым, читаем: Запертые комнаты, служившие спальными бывшей Царской семьи, до моего прибытия оставались нетронутыми, но мне было предъявлено решительное требование открыть эти комнаты и немедленно очистить их. Прибывший в дом комендант города капитан Блага подтвердил требование об очистке помещения, ссылаясь на приказ генерала Гайды.

На это требование коменданта я, производящий следствие, заявил, что выражаю самый решительный протест по поводу занятия дома Ипатьева, являющегося носителем следов преступления и поэтому необходимого для дела при дальнейшем исследовании его, и, выполняя требование об очистке помещений, я только подчиняюсь насилию со стороны военной власти. При этом мною было разъяснено коменданту, что на основании действующих законов я должен был бы обратиться к начальнику гарнизона, как представителю военной власти, за содействием к устранению насилия, но при сложившихся обстоятельствах считаю использование этого права нецелесообразным[1161]1161
  Там же.


[Закрыть].

Представителям судебной власти не оставалось ничего другого, как вывезти из двух комнат верхнего этажа вещественные доказательства и оставить их на хранение в помещении Окружного суда. Для антимонархистов – чехов и русских – дом, в который они бесцеремонно вторглись и в котором недавно был заключен, а затем принял страдания русский Царь, не представлял никакой ценности. В распоряжении Сергеева осталась лишь опечатанная его должностной печатью комната нижнего этажа, носящая в себе следы преступления[1162]1162
  Там же.


[Закрыть]. Судя по всему, если бы следователь не проявил решимости и настойчивости, ему едва ли удалось добиться и этого.

Еще определеннее характеризует Сергеева то, как он поступал с попавшими во время следствия в его поле зрения людьми, с обвиняемыми. На эти факты впервые обратил внимание заслуженный юрист России В. И. Прищеп, один из составителей сборника документов, относящихся к уголовному делу об убийстве Царской семьи. Его комментарии уже цитировались нами выше, и мы снова обратимся к ним. 16 октября 1918 года Сергеев своим постановлением направил прокурору суда копии дознания на П. Лылова, Н. Новоселова и Ф. Балмышеву, как о деянии, не имеющем связи с убийством Романовых, но содержащем признаки соучастия в групповой краже[1163]1163
  Расследование цареубийства: Секретные документы. С. 242.


[Закрыть]. Петр Лылов и Назар Новоселов служили сторожами при Совете, располагавшемся в Волжско-Камском банке Екатеринбурга, а Федосея Балмышева работала там же чайницей. В этот банк свозились на хранение вещи царских приближенных и семьи Романовых. Во время бегства из города большевиков Лылов, Новоселов и Балмышева успели поживиться оставшимся в помещении совдепа имуществом. Они были задержаны Уголовным розыском, после чего предъявили украденные ими вещи, принадлежавшие прежде Гендриковой, Шнейдер, Татищеву и Долгорукову. Строго говоря, – рассуждает В. И. Прищеп, – эта троица присвоила имущество, конфискованное советской властью, то есть «народное достояние». <…> …Случай интересен не как правовой казус, а поступок, характеризующий Сергеева.

Дело в том, что обнаружение предметов царской семьи служило в те годы достаточным поводом для кровавой расправы на месте или после допросов и пыток. Принадлежность к партии социал-демократов, работа в советских учреждениях и даже родственные связи со сторонниками новой власти служили достаточным поводом для ареста. Попали в тюрьму не за собственные действия, а за принадлежность к семьям «большевиков» престарела я мать Юровского, жены П. Медведева и Ермакова, многие и многие другие.

Трагическая участь арестованных, как правило, была предрешена. Белый террор отличался от красного зачастую только названием[1164]1164
  Там же.


[Закрыть].

По утверждению Сергеева, сетовавшего на причиняемый ущерб следственной работе, – представителями власти истреблялись свидетели, от которых можно было ожидать полезных для дела сведений[1165]1165
  Дитерихс М. К. Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале. Т. 1. С. 129.


[Закрыть]. Людей расстреливали поспешно, не успев задать им ни единого вопроса. Таким образом, сама передача прокурору материалов о воровстве Лылова, Новоселова и Балмышевой означала официальное снятие с них политических причин ареста и давала шанс на сохранение жизни.

20 октября Сергеев таким же способом решился на отказ от обвинения охранника М. Летемина в политическом преступлении. Ему предстояло отвечать за кражу.

И уж совсем беспрецедентным выглядело постановление от 11 ноября 1918 года об освобождении М. Д. Медведевой[1166]1166
  Расследование цареубийства: Секретные документы. С. 243.


[Закрыть]. Мария Медведева была женой участника расстрела Царской семьи Павла Медведева. Во время допросов он не сознавался в своей причастности к убийству, уверяя, что Юровский выслал его в этот момент на улицу проверить, слышны ли там выстрелы. В постановлении Сергеева об обвинении Медведева в преступлении указывается: Показаниями свидетелей Михаила Летемина и Марии Медведевой установлено, что старшим в охранной команде (разводящим) был Павел Спиридонович Медведев, принимавший непосредственное участие в расстреле Царской семьи[1167]1167
  Гибель Царской семьи / сост. Н. Росс. Док. 95. С. 158.


[Закрыть]. Жена Павла Медведева показала следователю то, что ей было известно: …в них начали стрелять и всех до одного убили. Стрелял и мой муж. Он говорил, что из сысертских принимал участие в расстреле только один он…[1168]1168
  Там же. Док. 64. С. 113.


[Закрыть] Мария стала важной свидетельницей, подтвердившей предъявленное Медведеву обвинение. Сергеев доказательно обосновал отсутствие в ее поведении признаков недонесения или укрывательства преступлений. Жена «цареубийцы» после трех с половиной месяцев тюремного заключения вышла на свободу. <…>

Идеализировать Сергеева нет оснований. Но в разгуле политических страстей, хаосе гражданской войны и беззакония И. Сергеев пытался сохранить профессиональное достоинство служителя закона. Для этого к правовым знаниям и опыту требовалось еще и известное мужество[1169]1169
  Расследование цареубийства: Секретные документы. С. 243.


[Закрыть].

Чем же можно объяснить недоверие к Сергееву, которое сквозит и в книге, и в отдельных документах Соколова, которое откровенно выражено в сочинении единомышленника следователя – Роберта Вильтона, и в крайней форме проявлено в воспоминаниях генерала Дитерихса? Предвзятость суждений всех этих людей имела один единственный мотив – Иван Сергеев был еврейского происхождения. Дитерихс сообщает со слов прокурора Иорданского, что Сергеев сын крещеного еврея[1170]1170
  Дитерихс М. К. Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале. Т. 1. С. 126.


[Закрыть]. Принадлежность к христианской религии не имела никакого значения для генерала, главного идеолога следствия. В глазах Дитерихса не оправдывала Сергеева даже его смерть от руки большевиков. Как и другие члены Окружного суда он был расстрелян. Об этом пишет Вильтон:…красные всех их уничтожили, исключительно за то, что судебное следствие об убийстве Романовых некоторое время велось в здании окружного суда[1171]1171
  Вильтон Р. Указ. соч. С. 71.


[Закрыть]. Таким образом, Сергеев подлежал расстрелу в первую очередь, поскольку всему Екатеринбургу было известно о том, что он вел следствие о Царской семье.

Высказывая свое мнение о Сергееве, сложившееся после встреч с ним, Дитерихс отмечал: Он производил впечатление умного, но очень «себе на уме» человека[1172]1172
  Дитерихс М. К. Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале. Т. 1. С. 125.


[Закрыть]. Скорее всего, Сергеев не мог не понимать, с каким опасным делом связал свою судьбу. Более того, участники расследования с самого его начала столкнулись со страхом населения, не желавшего оказывать им никакую помощь. Капитан Малиновский после проведенного следователем Наметкиным первого официального осмотра шахты на руднике, предпринял попытки допросить местных жителей. И вот его отзыв об одном из полученных им показаний: …я сам допрашивал жену сторожа, который жил в будке около переезда, и ее сына, лет 6–7. Сторожиха вертелась в показаниях, видимо, боясь выдать их[1173]1173
  Российский Архив. Вып. 8. Док. 26. С. 87.


[Закрыть]. Сергеев считал страх по отношению к следственным органам основным препятствием в расследовании и подчеркивал это в своей докладной записке: К числу неблагоприятных факторов надлежит отнести косность, запуганность не только широких слоев населения, но и его интеллигентных кругов, свойственное и ранее русскому народу чувство опасения «попасть в свидетели» по судебному делу проявилось в данном случае с особой силой, обусловленное, с одной стороны, боязнью возвращения большевиков, и с другой – опасением ответственности перед новой властью.

Показателем такого настроения является следующий факт: в начале октября минувшего [1918] года мною через прокурора суда были произведены троекратные публикации в местных газетах, извещавшие население о том, что на меня возложено производство следствия по делу об убийстве бывшего Императора Николая II, и приглашавшие всех граждан, могущих сообщить относящиеся к делу сведения, явиться ко мне для дачи показания, но до сего времени ни один гражданин не явился ко мне добровольно для дачи показаний[1174]1174
  Цит. по: Дитерихс М. К. Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале. Т. 1. С. 129–130.


[Закрыть]. Трижды публично заявив о ведении им расследования, Сергеев не побоялся продолжать его и поплатился за это жизнью.

Среди первых преемников Сергеева: Дитерихса, Вильтона и Соколова – русским по происхождению можно назвать только последнего. Вильтон – англичанин, Дитерихс – родом из прибалтийских немцев[1175]1175
  Дед М. К. Дитерихса был лютеранским пастором.


[Закрыть], однако это не мешало им считать себя истинными русскими патриотами. Каждый из них в той или иной мере был заражен духом антисемитизма. Им всем претила мысль, что убийство русского Царя могло быть раскрыто «каким-то евреем». А если уж дело касалось евреев-большевиков, причастных к преступлению, можно было и пренебречь фактами, не жалея ни фантазии, ни красок для создания завораживающих воображение картин.

В предыдущих главах мы приводили образцы явной фальсификации истории гибели Романовых Робертом Вильтоном. Тенденциозность просвечивает в каждой фразе его книги. Несмотря на то что в распоряжении Вильтона находился экземпляр следственных материалов, которыми он напрямую пользовался, им создано множество ложных интерпретаций тех или иных событий, связанных с историей убийства и сокрытия останков Царской семьи. На его мнения без всякого критического анализа, доверчиво ссылаются исследователи вплоть до нашего времени. Так распространяются заблуждения, порожденные ненавистью. В качестве примера представим одно извлечение из книги Р. Вильтона, тиражируемое в современной литературе, и рассмотрим его в свете документальных показаний. В книге Вильтона о действиях большевиков после расстрела можно прочесть: В доме Ипатьева работали люди Юровского, сам же он, Голощекин, Войков и Сафаров ездили в Коптяковский лес следили за мрачной работой. Крестьяне видели их в деревне Коптяки; они приходили есть лесную землянику со сливками[1176]1176
  Вильтон Р. Указ соч. С. 62.


[Закрыть]. Следователь Соколов не рискнул публиковать такое заключение, а он непременно сделал бы это, если бы имел подобные факты. Вильтону же любой ценой хотелось «доказать» присутствие в Коптяках комиссаров-евреев, и ради этого он не считался ни с какими показаниями и документальными данными.

Несколько свидетелей говорили о том, что в Коптяки приезжали рядовые красноармейцы, томимые голодом. Не зная, сколько им придется еще стоять в оцеплении, они просили молока у местных жителей. Вот показания об этом Андрея Шереметевского: Пока было оцепление рудника, красноармейцы приехали в Коптяки за молоком. Я сам видел одного-двоих из них[1177]1177
  Российский Архив. Вып. 8. Док. 22. С. 58


[Закрыть]. Крестьянин Михаил Бабинов: В тот же день приезжало к нам в Коптяки несколько человек красноармейцев конных. Я их видел в лица. Были они все молодые, в солдатской одеже. Примет их я теперь уже не помню. <…> Они спрашивали у меня молока[1178]1178
  Там же. Док. 28. С. 92.


[Закрыть].

На другой день этот же свидетель видел двоих человек, действительно назвавшихся комиссарами[1179]1179
  Можно лишь предположить, что среди этих комиссаров был чекист И. Родзинский, хотя из его воспоминаний нельзя сделать об этом категорического вывода, поскольку Родзинский пишет обобщенно, не говоря о себе прямо. Поэтому не совсем ясно, прибыл ли он на Четырех-Братский рудник уже 17 июля или только 18-го – о чем есть определенные свидетельства и в других источниках.


[Закрыть]. Они остановились у Федора Зворыгина. Приезжие сидели, – показывал М. Бабинов, – у Зворыгина в ограде у стола. Перед ними стояла крынка с молоком и тарелка с земляникой. Из стаканов они пили молоко и ели землянику каждый деревянной ложкой. Один из этих людей был в черном кожаном пиджаке, другой был в солдатской гимнастерке. Первому было лет так 25, худощавый, среднего роста, нос тонкий, прямой, усы маленькие, черноватые, борода бритая, глаза карие. Другому было на вид тоже лет 25 или 27, роста среднего, полнее первого, но не толстый, усы маленькие, рыжеватые, борода бритая, нос широкий, небольшой, лицо полное, красноватое. Оба они были в фуражках. <…> Я их спросил, кто они такие? Черненький мне ответил: «Мы – комиссары». Я их спросил опять: «А почему вы в город не пропускаете?» Он мне ответил: «У нас тут занятия происходят. Мы боимся, чтобы кого-нибудь из вас не убило»[1180]1180
  Российский Архив. Вып. 8. Док. 28. С. 93.


[Закрыть].

Однако когда Бабинову на допросе предъявили для опознания фотографии Юровского, Голощекина, Белобородова, Сахарова и Сафарова, то он, указав лишь на Сафарова[1181]1181
  Вильтон предположительно высказывался о еврейском происхождении Сафарова, видимо, для создания еврейской массовости. Однако на сегодня достоверно известно, что Сафаров не был по происхождению евреем. По матери он был русский, по отцу – армянин. Считал себя армянином и во всех документах и анкетах отмечал, что он армянской национальности.


[Закрыть], сказал: На этих снимках один… похож на того черненького, который со мной разговаривал у Зворыгина[1182]1182
  Российский Архив. Вып. 8. Док. 28. С. 94.


[Закрыть]. Описания свидетелем большевиков никак не сходились ни с внешним видом Юровского, которому в то время было уже не 25, и даже не 30, а 40 лет, ни Голощекина, который был еще старше Юровского. Да и без того представляется малодостоверным, чтобы такие старые профессиональные революционеры, как Голощекин и Юровский, могли появиться на виду у всей деревни в то время, когда они активно занимались поиском надежного места захоронения. Причем, по словам Юровского, он не знал покоя и, падая от усталости, делал всё, чтобы завершить его тайно. Но Вильтона не заботили подобные доводы, в ослеплении он не стыдился подтасовок и выдавал их за достоверные сведения. Такова «ценность» практически всей его книги.

Роберт Вильтон является к тому же одним из главных изобретателей «ритуальной» версии убийства Царской семьи, через него она и получила распространение. К этой теме мы еще вернемся ниже.

«Ритуальным» пытался представить убийство и генерал Дитерихс, выразив свою позицию в книге, изобилующей фантазиями антисемитского характера. Установка на версию о «ритуальном» характере убийства заставила Дитерихса покрыть имя Сергеева клеветой, умалить значение его работы и умолчать о том, что преемники первого следователя воспользовались ее результатами. Пристрастность и противоречивость Дитерихса очевидны. Например, в безразличном и недоверчивом отношении большинства людей к расследованию, с чем равно столкнулись и Сергеев и Соколов, – Дитерихс первого из них обвинял, а второго оправдывал.

Дитерихс знал, что когда Сергееву был задан вопрос:…почему же Омские власти совершенно не имеют такого твердого убеждения в факте убийства всей Царской семьи, как определенно докладывает он, следователь?..[1183]1183
  Дитерихс М. К. Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале. Т. 1. С. 125.


[Закрыть] – то в докладной записке среди многих причин Сергеев указал и на следующие: Вредно отражалось на ходе расследования также и то распространение в населении на основании различных слухов убеждения, что бывший Император и Его Семья живы и увезены из Екатеринбурга, и что все опубликованные советской властью сведения по этому поводу провокация и ложь; это убеждение было усвоено и большей частью представителей военной власти, и под влиянием этого создавалось отношение к производимому следствию, как к делу, в лучшем случае, бесполезному[1184]1184
  Дитерихс М. К. Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале. Т. 1. С. 130.


[Закрыть]. Не только военные, но и гражданские власти не проявляли должной заинтересованности в нем.

В литературе бытует мнение о том, будто Сергеева поддерживал министр юстиции Омского правительства С. С. Старынкевич. Неясно, в чем эта «поддержка» выражалась. Однако на основании свидетельства о том, что Старынкевич не проявлял ни малейшей заинтересованности в расследовании, можно сделать вывод совершенно противоположный. Прокурор Екатеринбургского Окружного суда Иорданский высказывал Дитерихсу свое недовольство тем, что он не видит сочувствия со стороны министра юстиции, т. к. дважды обращался к нему и ни одного ответа не получил[1185]1185
  Там же. С. 125–126.


[Закрыть]. А после того как прокурор Омской судебной палаты предоставил Старынкевичу доклад о предварительном следствии, министр юстиции, взглянув на доклад, заявил, что не имеет времени прочесть такой обширный доклад и просил составить ему что-нибудь покороче, чтобы он мог прочесть «перед сном». <…> Очевидно, – заключал Дитерихс, – и в Омске министру юстиции Старынкевичу версия, распущенная Кирстой и Тихомировым, была почему-то более по сердцу, чем данные официального следствия[1186]1186
  Там же. С. 151.


[Закрыть].

Не желая принять объяснения Сергеева относительно причин недоверия к следствию, которыми являлись: противодействие делу «в верхах» и вера большинства в распространяемую ложь о спасении Царской семьи, – Дитерихс обвинял в трудностях следствия одного Сергеева. Однако он поражался такому же отношению властей и населения к следователю Соколову, истолковывая это уже как преднамеренные злостные действия и тайную руку врага: Фантазия, походившая по абсурдности на умышленно злостное распространение сведений с преднамеренной целью, быстро распространялась по всей Сибири; передавалась из уст в уста, как непреложная истина, и верили ей гораздо больше и легче, чем обоснованным на фактах докладам следователя Соколова. При этом, как ни грустно, большинство утверждало, что спасены Дети при посредстве немцев и увезены в Германию[1187]1187
  Там же. С. 73.


[Закрыть].

Среди вымыслов, содержащихся в книге Дитерихса, одно из центральных мест занимает миф об «отрубленных головах». Дитерихс доверился этим слухам и дал им жизнь на страницах своей книги, хотя не было ни единого документального свидетельства, доказывающего их достоверность. Согласно утверждениям Дитерихса, Голощекин выехал из Екатеринбурга в отдельном вагоне-салоне поздно вечером 19 июля… прямо в Москву. <…> …Привез в спирте головы бывшего Царя и Членов его Семьи[1188]1188
  Дитерихс М. К. Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале. Т. 1. С. 367–368.


[Закрыть] и доставил их советским вождям как доказательство совершенного убийства. Историк И. Ф. Плотников отсек корни широко распространившегося мифа, обстоятельно доказав, что Голощекин в те дни вообще не выезжал в Москву. Подтверждением тому является факт публичного выступления в Екатеринбурге Голощекина во время митинга 21 июля в здании нового городского театра. Голощекин, как замечает И. Ф. Плотников, свое дело уже сделал и до роли курьера, доставщика информации и ценностей лично «не опускался». <…>…В 20-х числах [он] занимался эвакуацией Екатеринбурга, прежде всего военных учреждений…Вопросом о восстановлении на командном посту Р. И. Берзина, военными вопросами вообще. Он [Голощекин] значится в числе эвакуированных в Пермь по документам[1189]1189
  Плотников И. Ф. Правда истории. С. 369–370.


[Закрыть]. Вопреки мнению Дитерихса, следователь Соколов считал курьером, отправившимся в Москву, не Голощекина, а Юровского. Последний действительно выехал в эти дни в центр, но вез с собой исключительно ценности и документы Царской семьи[1190]1190
  См.: Алексеев В. В. Гибель царской семьи: мифы и реальность.


[Закрыть].

Дитерихс был и автором легенды об отчлененном ножом пальце, поскольку она вписывалась в «ритуальную» версию. Можно говорить с определенностью: никаких оснований для категорических заключений о том, что палец был отрезан ножом, не существовало, но Дитерихс и не искал доказательств, дав волю своей безудержной фантазии. Это станет понятно читателю из дальнейшего повествования.

Некто Н. А. Сакович занимал при большевиках в Екатеринбурге должность областного комиссара здравоохранения. Он оказался под арестом у белых, сидел в тюрьме и умер в тот самый день, когда должен был поступить на допрос к Соколову. Правда, сохранились протоколы его допросов Уголовным розыском и одним из членов следственной комиссии. Документов о причастности врача Саковича к убийству, а тем более к захоронению и по сей день не существует ни в материалах следствия, ни в воспоминаниях участников убийства и захоронения. Но это не помешало Дитерихсу приписать Саковичу роль одного из «ритуалистов», терзавших трупы на шахте.

В воображении генерала рисовалось зловещее видение: большевики непременно должны были пригласить к месту захоронения доктора для «хирургических» операций над трупами: А там, у шахты, – писал Дитерихс, – где толпятся 6–7 красноармейцев, свалены чьи-то хорошо одетые трупы, обрызганные, перепачканные теперь кровью и глиной. Слышится, быть может, знакомый голос: «Доктор, будьте добры, отде лите па лец, кольца не сн ять»… И палец отделен, хорошо, чисто, хирургически и брошен в шахту[1191]1191
  Дитерихс М. К. Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале. Т. 1. С. 35.


[Закрыть].

Судя по всему, для полноты картины Дитерихсу непременно нужен был доктор. Юровский всего лишь фельдшер и, видимо, для такой роли не подходил, поскольку отрезать палец, и столь ровно, мог, по мнению Дитерихса, только профессиональный врач. Современные судебные медики улыбнулись бы «логике» бывалого генерала.

В феврале 1919 года врач Г. И. Егоров в присутствии Дитерихса и Соколова осматривал найденный на руднике палец. По краткому протоколу нетрудно понять, что представителями следствия эксперту были заданы определенные вопросы. Это неумолимо зафиксировал документ: …эксперт предполагает, что палец скорее отрезан каким-либо острым режущим предметом, чем оторван при разрыве какого-либо предмета[1192]1192
  Гибель Царской семьи / сост. Н. Росс. Док. 142. С. 197. Текст выделен мною. – Н. Р.


[Закрыть]. Как сформулировали вопросы Дитерихс и Соколов, так и ответил эксперт, однако он высказал свой вывод не категорично, а как предположение: палец не оторван, а отрезан. Далее следовало ответить на вопрос: что же могло явиться этим острым режущим предметом? Определение причины повреждения на трупах и то, каким образом было произведено отчленение, дело непростое, особенно в условиях, при которых для представителей следствия оставалось загадкой, где находятся тела и какие именно манипуляции производились с убитыми. Мы уже рассматривали суждения Соколова относительно повреждений «острым режущим орудием» на драгоценностях. Следователь был уверен, что они нанесены топором при расчленении трупов, а в действительности драгоценности получили повреждения от штыка во время убийства. Об отрезанном пальце ему также не следовало судить столь поспешно и категорично, поскольку осколок гранаты во время взрыва мог отрезать палец не хуже любого ножа.

Подтверждением тому являлось место обнаружения пальца, найденного в иле глубоко на дне шахты, там же, где оказалась и вставная челюсть доктора Боткина. Следователь неизбежно должен был задуматься, как они могли попасть туда, минуя толстый слой льда, скрытого водой? Но Дитерихс и Соколов такими вопросами себя не обременяли. Для них всё было предельно ясно, факты не рассматривались ими, а просто подгонялись под заданную версию.

В действительности дело обстояло иначе. В стволе шахты, как помним, было множество гранатных осколков. И челюсть, и палец могли попасть на дно только через небольшую пробоину во льду, следовательно, на глубину шахты они были отброшены взрывной волной, а значит, и отсечены осколком гранаты. В воспоминаниях участников захоронения также не упоминается об отчленении кем-либо из них пальца кому-либо из убитых. Этот же вопрос задавался Соколовым и охраннику Филиппу Проскурякову, на что он ответил: Я ни от кого не слыхал, чтобы у кого-нибудь из убитых был бы отрублен палец. Об этом мне никто не говорил[1193]1193
  Гибель Царской семьи / сост. Н. Росс. Док. 188. С. 278.


[Закрыть].

Следователь опрашивал свидетелей с целью определить, кому мог принадлежать отрезанный палец[1194]1194
  Палец пролежал в холодной воде на дне шахты краткое время: с лета до осени 1918 г., когда он был извлечен во время поисковых работ под руководством Н. Н. Магницкого. Последний относил палец однозначно к одному человеку: …найденный отрубленный палец и челюсть доктора Боткина… (см.: Гибель Царской семьи / сост. Н. Росс. Док. 71. С. 126).


[Закрыть]. Сам он считал, что палец принадлежит Александре Федоровне, но только потому, что такое мнение работало на «ритуальную» версию и идею полного сожжения царских останков на шахте. Однако не нашлось никого, кто бы прямо заявил о принадлежности пальца Императрице. Даже Жильяр не решился сказать о нем ничего конкретного ни Сергееву, ни Соколову: Про палец, который мне показывал Сергеев, я ничего абсолютно не могу сказать: очень трудно судить, кому он принадлежал[1195]1195
  Гибель Царской семьи / сост. Н. Росс. Док. 159. С. 236.


[Закрыть]. Более объективен, чем Соколов, в данном случае оказался Вильтон, сославшийся на факт идентификации: Нашли холеный палец, отрезанный, наверное, чтобы снять с него кольцо, а также искусственную челюсть с золотой отделкой – то и другое признали за принадлежавшее доктору Боткину[1196]1196
  Вильтон Р. Указ. соч. С. 57.


[Закрыть]. Без сомнений определил, что палец относится к кисти руки Боткина, лишь доктор Деревенко. Казалось бы, к его заключению нельзя было не прислушаться – Деревенко был придворным врачом и работал вместе с Боткиным не один год. Однако Соколова, видимо, и на сей раз не смутило отсутствие явных доказательств своего предположения. И он отбросил достоверное показание Деревенко.