Текст книги "Царственные страстотерпцы. Посмертная судьба"

Авдонин не был специалистом в истории и археологии, но найти шахту ему помог его профессиональный опыт геолога. Хотя сам Александр Николаевич открыл это место не без труда, посетителям монастырского комплекса на Ганиной яме представляется, будто расположение ныне знаменитой шахты (а кроме нее на руднике находилось несколько десятков шурфов) было известно всем и всегда. Но это далеко не так: даже те, кто лично участвовал в 1918 году в захоронении, спустя несколько десятилетий уже не могли с точностью определить, где она находилась. Так, например, А. Медведев рассказывал, как безрезультатно он в послевоенные годы пытался найти по памяти место, где временно скрывались останки: Я пробовал в 1946 году, когда появился на сей земле после войны, найти это место, поехал туда, приблизительно нашел увал, но шахту не мог найти, куда тут, – все затянуло за эти годы[541]541
  Выступление А. И. Медведева. Личный архив В. Я. Ильичева.


[Закрыть]. А чекист Исай Родзинский затруднялся без книги Соколова установить и место окончательного сокрытия убитых. Когда ему был задан вопрос: Можно спросить вас точно о месте последнего захоронения? – он ответил: Ну, товарищ дорогой, 45 лет прошло. Я помню, что ехали мы через… Шарташ, мимо Верх-Исетского… потом попали куда-то там на дорогу. Во всяком случае, все это очень легко выяснить, потому что, если мы достанем следственное дело, которое вел этот самый Соколов. Там все это будет и картинки и все это описано. Тогда можно будет между прочим даже поехать и попробовать установить там на месте, если это место не застроено. Существует кажется такая она деревня Коптяки. <…> Во всяком случае, можно будет установить, сообразить даже, где везли, это надо посмотреть на месте. А сейчас трудно сказать[542]542
  РГАСПИ. Ф. 588. Оп. 3. Д. 14. Л. 48.


[Закрыть].

Почти никто из почитателей Царской семьи также не знает об исторических изысканиях Гелия Рябова. Его значительный вклад в исследование документов по истории гибели Романовых отмечен известными составителями документального сборника «Последние дни Романовых» и авторами комментариев к нему М. П. Никулиной и К. К. Белокуровым. В частности, они пишут о так называемых «письмах офицера» – подложной переписке, организованной Уральской областной ЧК с заключенными членами Царской семьи: О возможной фальсификации и даже провокационном характере этих писем высказывались многие исследователи, опиравшиеся на материалы расследования Н. А. Соколова, в том числе профессор Гарвардского университета Р. Пайпс. Но детальный и в высшей степени убедительный анализ этих документов произведен уже в наши дни Г. Т. Рябовым (Принуждены вас расстрелять…// Родина. – № 4. – 1989)[543]543
  Последние дни Романовых / сост. М. П. Никулина, К. К. Белокуров. С. 148. Некоторые дополнения в эти исследования внесла и Л. А. Лыкова. См.: Лыкова Л. А. Следствие по делу об убийстве российской императорской семьи. М., 2007. С. 76–91.


[Закрыть].

Неизвестное прежде свидетельство о месте захоронения Николая II открылось Гелию Рябову в одном из томов В. Маяковского. Однажды, перелистывая его страницы, он наткнулся на стихотворение под названием «Император». Находку Рябов счел перстом судьбы, у него не вызывало сомнений – это своеобразный документ: в стихотворении детально воспроизведен исторический факт – поездка Маяковского к месту секретного захоронения последнего Царя.

Впервые стихотворение было опубликовано в апреле 1928 года журналом «Красная новь»[544]544
  В четвертом номере журнала.


[Закрыть]. Маяковский позволил себе публично высказаться на тему, запрещенную и строго секретную. Причем есть сведения о том, что именно в 1928 году табу наложил на эту тему сам Сталин. Это утверждал сын чекиста Медведева (Кудрина) Михаил Медведев: В 1927 году Юровский подал в ЦК ВКП(б) идею издать к «десятилетию расстрела Романовых сборник документов и воспоминаний участников расстрела». Но через члена коллегии ОГПУ Ф. И. Голощекина был передан устный ответ И. В. Сталина: «Ничего не печатать. И вообще помалкивать[545]545
  Историк Л. А. Лыкова указывает и документ (РГАСПИ. Ф. 588. Оп. 3. Д. 16), подтверждающий этот факт: отметку за 28.03.1928 в «Журнале записи посетителей» о приеме Сталиным Голощекина (см.: Лыкова Л. А. Следствие по делу об убийстве российской императорской семьи. С. 23).


[Закрыть]». Так они и помалкивали[546]546
  Радзинский Э. Расстрел в Екатеринбурге // Огонек. 1990. № 2. С. 26.


[Закрыть]. По-видимому, факт этот был достаточно известен среди партийных работников. В одном из писем Авдонина Рябову есть упоминание о нем. Причем в связи с ярко иллюстрирующей советскую эпоху историей. Один знакомый Авдонина к концу 1978 года написал книгу о «колчаковщине» на Урале, в ней описывались события, связанные с расстрелом Царской семьи и последующими ее поисками. Автор этой работы, «не желая ждать, пока книгу кроят рецензенты», решил опубликовать фрагменты из нее в журнале «Уральский следопыт». Были выбраны отрывки о последних днях жизни Романовых. После чего редакция журнала сообщила автору, что с ним желает встретиться представитель обкома партии. Состоявшийся разговор передан Авдониным так: Входит автор:

– Здравствуйте – я такой-то.

– Вы что родственник Романовых? – яро кричит.

– Почему Вы так со мной начали говорить?

– Я спрашиваю, Вы что родственник Романовых? За шестьдесят лет на Урале от них уже и вони не осталось, а Вы начали ковыряться в ней! Вы что, родственник Романовых?!

– Я спрашиваю: почему Вы со мной так говорите?

– Еще в 1928 году И.[осиф] В.[иссарионович] сказал, «чтобы о Романовых ни слова!» и этих слов не было! А Вы что, родственник Романовых?

– До свиданья! Научитесь говорить с людьми! После этого вызывайте к себе! <…>

Бедный работник обкома…

Бедный автор…

Бедные мы[547]547
  Авдонин А. Н. Письмо от 26.01.78. Личный архив Г. Т. Рябова.


[Закрыть], – завершает свой рассказ Авдонин. Истерия коммунистического функционера в конце 1970-х еще раз доказывает абсолютную невозможность открыто интересоваться темой Романовых в те годы, а тем более заниматься поиском их останков.

Итак, вернемся к истории создания стихотворения Маяковского «Император». Оно всё-таки прозвучало в контексте десятилетней годовщины расстрела Царя.

Свидетелем поездки Маяковского к захоронению был сопровождавший его в путешествиях по стране с 1926-го по 1930 год П. И. Лавут – мой продюсер, как именовал его сам большевистский поэт. В январе 1928 года Маяковский посетил Свердловск и пробыл в нем пять дней. Он осматривал город, заводы, новостройки, – писал в воспоминаниях Лавут. – В воскресенье на розвальнях отправились смотреть могилу последнего русского царя[548]548
  Воскресенье падало на 29-е число, то есть это, скорее всего, неточность в воспоминаниях Лавута. Сопоставление хроники жизни Маяковского, составленной В. Катаняном, с рассказами А. И. Парамонова в изложении А. Пудваля позволяет назвать точную дату поездки Маяковского к захоронению – 28 января, в субботу.


[Закрыть]. Привезли тулупы. «На ваш рост нелегко подобрать», – пошутил предисполкома А. И. Парамонов. Побывали и в доме, где был расстрелян Романов.

Читая потом «Император», написанное под впечатлением этих экскурсий, поэт говорил:

– Конечно, как будто ничего особенного – посмотреть могилу царя. Да и, собственно говоря, ничего там не видно. Ее даже трудно найти, находят по приметам, причем этот секрет знаком лишь определенной группе лиц[549]549
  Лавут П. И. Маяковский едет по Союзу: Воспоминания. М., 1969. С. 138.


[Закрыть]. Представителем этой весьма ограниченной группы лиц и был Анатолий Иванович Парамонов – видный уральский большевик, в 1928 году занимавший в Свердловске должность председателя горисполкома. Маяковский познакомился с Парамоновым в день приезда на Урал, 26 января, сразу после своего первого выступления в Деловом клубе. На следующий день «певец революции» гостил у Парамонова, и здесь его подивили пирогами с медвежатиной. Хозяин, страстный охотник, накануне пристрелил медведя. Однако Маяковский принял это за шутку и не мог поверить до тех пор, пока Парамонов не вынес московскому гостю свежую, еще не замерзшую медвежью шкуру[550]550
  Бойцы Ленинской гвардии. М., 1987. С. 114.


[Закрыть].

Зашел разговор о городе и его истории – истории, конечно же, революционной – гордости первых уральских коммунистов. Как позднее вспоминал Парамонов в беседе с Пудвалем, Маяковский, едва услышав о расстреле Царской семьи, прямо-таки приневолил рассказать обо всем подробнее[551]551
  Пудваль А. Поиск. Свердловск, 1974. С. 27.


[Закрыть]. За разговором он буквально упросил Парамонова показать ему место захоронения Царя. Пудваль подробно передает этот диалог Парамонова с идеологом «поэзии факта»: Хорошо бы побывать в тех местах, где народ поставил точку на монархии. Я ведь видел Николая, когда он чувствовал себя триумфатором. Антуражу было – не на одну династию. И вот – закономерный исход… Так, может, посмотрим?

– Что вы, Владимир Владимирович! Стоит ли, да и зима сейчас.

– Но поймите: я – поэт. И должен написать об этом. Так как же?

Договорились на утро завтрашнего дня. Анатолий Иванович позвонил в исполком и велел заложить на заре пару лошадей. Гость спешил – хотел успеть еще в театр[552]552
  Там же. С. 28.


[Закрыть].

В холодный, ненастный день января Маяковский поехал за город, чтобы увидеть своими глазами столь значимую для большевиков историческую реальность – «могилу» последнего Императора России. Был буран после снегопада, – вспоминал Парамонов. – Исполкомовский кучер не знал, куда мы едем. «Девятая верста» – так определил я расстояние и так назвал это место. Официально такого названия нет[553]553
  Цит. по: Земсков В. Маяковский на Урале // Урал. 1958. № 7. С. 134.


[Закрыть]. И сам Маяковский почти буквально воспроизвел в своем стихотворении этот день и все обстоятельства поездки:

 
…Снег заносит
                       косые кровельки,
серебрит
                       телеграфную сеть,
он схватился
                       за холод проволоки
и остался
                       на ней
                                  висеть.
На всю Сибирь,
                       на весь Урал
метельная мура.
За Исетью,
                       где шахты и кручи,
за Исетью,
                       где ветер свистел,
приумолк
                       исполкомовский кучер
и встал
                       на девятой версте[554]554
  Маяковский В. В. Император // Полн. собр. соч.: в 13 т. М., 1958. Т. 9. С. 28.


[Закрыть].
 

Сюда же, на девятую версту от города, в начале 1920-х приезжал Парамонов вместе с уральскими большевиками. Фотографический снимок того времени запечатлел коммунистов, позирующих в ясный летний день у кромки шпального настила в Поросенковом логу. Среди них: А. Парамонов, Б. Дидковский, П. Ермаков, положивший в центре на виду у всех свой «исторический» маузер, и другие. Судя по другой фотографии, в тот же день был сфотографирован и отдельно Ермаков, стоящий в полный рост у шпального мостика на Коптяковской дороге[555]555
  Фотография (уральские большевики у шпального мостика) – это стеклянный негатив, хранящийся в Музее Революции в Москве.


[Закрыть]. На стеклянном негативе группового снимка в Поросенковом логу надпись: «Комиссия, которой тов. Ермаков (сидит справа) показывает место сожжения трупов семьи Романовых».

Почему была сделана именно такая надпись? Ответ очень прост: надпись составлена, видимо, со слов Ермакова, который всюду, даже на допросах в КГБ твердил, что все убитые сожжены. Впрочем, эта его настойчивость имела и положительный результат, поскольку в определенной мере убедила сотрудников КГБ, что никаких останков Романовых не существует, а этой же версии держался и небезызвестный спецорганам следователь Соколов.

Статья А. Пудваля в Сверд ловской газете «На смену!» от 29 января 1958 г.

О том, что Парамонов был обстоятельно посвящен в историю убийства Царской семьи, засвидетельствовал в 1961 году участник захоронения А. Медведев. На вопрос, знает ли Парамонов местонахождение Царских останков, Медведев ответил: Место он знает. Он, например, Маяковского возил на это место. Маяковский по этому случаю написал стихотворение. Парамонов даже с Николая Романова бекеш носил, он ему не сходился. Личные вещи Романовых разошлись, они цены особой не представляли. Папаха у него была серая, как теперь полковники носят, Петр Захарович[556]556
  Имеется в виду П. З. Ермаков.


[Закрыть] долго носил ее [557]557
  Выступление А. И. Медведева. Личный архив В. Я. Ильичева.


[Закрыть]. Царская одежда, перепавшая местным коммунистам, возможно, и не представляла для них особой ценности, но тайным захоронением они гордились и столь значимого для них места не забывали, да и не могли забыть. Парамонов утверждал, что знал о нем от самого́ главного руководителя расстрела и захоронения: Яков (Юровский) показал мне это место в 1920 году. И я сделал ножом зарубки на корнях березы, чтобы отметка сохранилась и в том случае, если березу срубят[558]558
  Дядичев В. Маяковский: «Император» // Согласие. 1993. № 7. С. 208.


[Закрыть].

Верные жизненные детали, цепко схваченные Маяковским во время поездки к секретному захоронению: девятая верста, зарубки на корне дерева – вошли как в черновые записи поэта[559]559
  Так, например, выглядят в записной книжке Маяковского первоначальные варианты строк:
На девятой верстетак же снег блестелУж не этот товарищ лес лиЭто он и есть слезли;Топор этот кедр перетрогал;Зарубки у корня коры(Маяковский В. В. Т. 9. С. 443).

[Закрыть], так и в окончательный вариант стихотворения. Достоверно в строках «Императора» даже упоминание о звериных следах на снегу, подмеченных и опознанных опытным глазом охотника – Парамонова. У Маяковского читаем:

 
…Вселенную
                   снегом заволокло.
Ни зги не видать —
                                      как на зло́.
И только
                   следы
                                      от брюха волков
по следу
                   диких козлов.
Шесть пудов
                   (для веса ровного!),
будто правит
                   кедров полком он,
снег хрустит
                   под Парамоновым,
председателем
                   исполкома.
Распахнулся весь,
роют
                   снег
                                      пимы.
– Будто было здесь?!
Нет, не здесь.
                   Мимо! —
Здесь кедр
                   топором перетроган,
зарубки
                   под корень коры,
у корня,
                   под кедром,
                   дорога,
а в ней —
                   император зарыт[560]560
  Маяковский В. В. Император. С. 28–29.


[Закрыть].
 

Последняя строка – почти дословное подражание Лермонтовскому стихотворению «Воздушный корабль». Оно посвящено могиле императора Наполеона – узурпатора, пришедшего к власти на волне революции.

Политическая «аналогия», видевшаяся в судьбах Николая II и Наполеона, – прием, которым с подачи Маяковского большевики освобождались от всякой ответственности за убийство последнего русского Царя из династии Романовых:

 
Есть остров на том океане —
Пустынный и мрачный гранит;
На острове том есть могила,
А в ней император зарыт.
 
 
Зарыт он без почестей бранных
Врагами в сыпучий песок,
Лежит на нем камень тяжелый,
Чтоб встать он из гроба не мог[561]561
  Лермонтов М. Ю. Воздушный корабль // Соч.: в 2 т. М., 1988. Т. 1. С. 193.


[Закрыть].
 

Вторя Маяковскому, сравнивали Николая II с Бонапартом и чекисты, по-видимому хорошо знакомые со стихотворением «Император». Например, А. Г. Кабанов иронизировал над гибелью русского Царя, строя предположения: Николай II, очевидно, считал, что наихудший исход для него, может быть, как для Наполеона; сошлют на отдельный остров…[562]562
  РГАСПИ. Ф. 588. Оп. 3. Д. 15. Л. 7.


[Закрыть]

На следующий день после поездки в Поросенков лог была исполнена и вторая просьба Маяковского к Парамонову – побывать на месте «казни» Царя. Рано утром 29 января поэта принимали в областном Музее Революции – бывшем Ипатьевском особняке. Для Маяковского провели экскурсию по первому этажу, где были представлены материалы о революционерах-большевиках на Урале. Заходил Маяковский и в комнату, где произошел расстрел Царской семьи[563]563
  Лавут П. И. Маяковский едет по Союзу. С. 138.


[Закрыть]. Поэт уезжал из города в состоянии депрессии, и это заметил даже провожавший его на вокзале Парамонов[564]564
  См. об этом: Пудваль А. Поиск. С. 42–44.


[Закрыть].

Известно, что, вернувшись в Москву 5 февраля, Маяковский сразу отдал для публикации стихотворение «Император», законченное им в дороге. Оно вышло в апреле 1928-го. А ровно через два года, в апреле 1930-го, «железный поэт» левой рукой пустит пулю из маузера себе в самое сердце[565]565
  Согласно заключению экспертизы, проведенной в 1995 г., Маяковский застрелился из маузера модели 1914 г., калибра 7,65 мм пулей 7,65 мм от браунинга образца 1900 г. (см.: «В том, что умираю, не вините никого»?..: Следственное дело В. В. Маяковского: документы; воспоминания современников. М., 2005. С. 432).


[Закрыть].

Незадолго до этого выстрела, осенью 1929 года, во время подготовки юбилейной выставки Маяковского, к нему с предложением помощи обратился сотрудник Гослитмузея А. Г. Бромберг. Маяковский принял предложенную помощь и при открытии выставки публично благодарил литсотрудника за содействие. Бромберг остался поклонником и активным пропагандистом творчества революционного поэта и после его гибели. В конце 1930-х годов он по распоряжению В. Д. Бонч-Бруевича даже формировал секретный фонд из архивных материалов Маяковского[566]566
  См.: РГАЛИ. Ф. 612. Оп. 1. Д. 67. Л. 7.


[Закрыть]. Еще в 1934 году Бромберг приезжал в Свердловск, виделся с Парамоновым, расспрашивал его и записал для истории воспоминания о встрече с поэтом. Эти воспоминания свидетельствуют о том, с какой абсолютной точностью Маяковский воспроизвел в «Императоре» все обстоятельства поездки к месту захоронения. Текст стихотворения почти дословно совпадает с рассказом Парамонова. Исключение составили незначительные неточности, допущенные поэтом ради художественной выразительности. На них и указал Парамонов: Снег был очень глубокий. Волчий след был в действительности: козлиные следы, а по ним волчьи. Я тогда был действительно пяти с лишним пудов веса. Распахнулся весь, потому что на мне была доха. Зарубки тоже факт, но кедры – поэтическая вольность, в действительности зарубки сделаны на березках. На зарубках мои пометки карандашом. Пометки находятся действительно у самого корня. Их трудно находить, и я долго искал их[567]567
  Цит. по: Земсков В. Маяковский на Урале. С. 134.


[Закрыть].

Своими воспоминаниями бывший председатель исполкома делился не только с Бромбергом. В 1956 году, уже возвратившись в Свердловск из долголетних тюремных заключений и ссылок, к которым был приговорен по обвинению в троцкизме, Парамонов согласился встретиться с местным краеведом А. Пудвалем. Литератор-краевед заинтересовался историей пребывания Маяковского на Урале, расспрашивал об этом старого коммуниста и затем не раз делал на эту тему публикации[568]568
  Воспоминания А. И. Парамонова вошли в книгу А. Р. Пудваля «Поиск».


[Закрыть]. В те же годы встречался с Парамоновым и известный уральский историк И. Ф. Плотников, передавший содержание бесед с ним в одной из своих монографий[569]569
  См.: Плотников И. Ф. Правда истории. С. 318–320.


[Закрыть]. Позже мы вернемся к воспоминаниям Парамонова, записанным в разные годы, и исследуем их более обстоятельно в связи с историей сокрытия останков двух членов Царской семьи.

Необходимо сделать оговорку: когда в конце 1970-х годов Гелий Рябов решил отыскать захоронение Царской семьи и впервые прочел стихотворение Маяковского, он, конечно, не располагал никакими сведениями о встречах пролетарского поэта в Свердловске. К тому времени Парамонова уже не было в живых, он умер в 1970-м. Однако Рябов интуитивно понимал, что место захоронения у корня под кедром, в дороге Маяковским указано правдиво, хотя к тому, что Гелий Трофимович с доверием воспринял поэтическое произведение, А. Н. Авдонин отнесся довольно скептично. Знаток Урала серьезно сомневался в истинности всего описанного Маяковским. Это ерунда, – говорил он. – В нашей тайге кедр не растет[570]570
  Рябов Г. Как это было. С. 46.


[Закрыть]. И всё-таки стихотворение Маяковского окрылило Рябова и вселило уверенность – захоронение Императора в дороге не миф, а реальность. Действительно, как показало время, именно эти случайно обнаруженные Рябовым «железки строк», а не исполненные большевистским пафосом обращения Маяковского к потомкам оказались наиболее востребованы историей. Но для разгадки тайны и точного определения места захоронения в цепи теоретических доказательств недоставало еще одного важного звена. И вскоре оно нашлось!

В Свердловске жил человек, который в годы гражданской войны был свидетелем розыска белыми Царских останков. Его звали Геннадий Николаевич Лисин. Когда-то он работал метранпажем в редакции газеты «Уральский рабочий», а во время гражданской войны, еще мальчишкой, участвовал в обследовании территории Коптяковской дороги и Четырех-Братского рудника. Их, учащихся гимназии и реального училища, как востроглазых и любознательных, следственная власть привлекла к поиску, приказав двигаться цепью, осматривая местность[571]571
  Это были отряды бойскаутов, о которых упоминает Магницкий – организатор поисков на руднике в период ведения дела следователем И. А. Сергеевым. См.: Гибель Царской семьи / сост. Н. Росс. Док. 71. С. 126.


[Закрыть]. По свидетельству А. Авдонина, Лисин указал ему, хотя и с большими сомнениями, места, где в 1918–1919 годах велись поисковые работы.

Гелий Рябов познакомился с Г. Н. Лисиным через Александра Авдонина. Знакомство произошло в 1977 году во время приезда Гелия Трофимовича в Свердловск. Лисин был уверен – искать что-либо бесполезно: Юровский прятал. Он знал, что делал[572]572
  Рябов Г. Как это было. С. 48.


[Закрыть], но, несмотря на это, для ободрения энтузиастов старый газетчик дал им совет обратиться к Римме, дочери Юровского.

А… разве они все не… умерли? – удивленно воскликнул Рябов. Выяснилось, что Римма Юровская жива и регулярно приезжает в Свердловск на встречи старых большевиков. Предложение Лисина показалось превосходным – конечно, кто же мог знать о гибели Романовых больше, чем Юровские, и лучше их?! Прощаясь, – пишет А. Авдонин, – мы поблагодарили Геннадия Николаевича за совет, а Рябов дал обещание в ближайшее время выехать в Ленинград на поиски Юровской[573]573
  Авдонин А. Ганина яма. С. 177.


[Закрыть].

Рябов снова обратился за помощью к Щелокову, который в присутствии Рябова позвонил в управление МВД в Ленинграде, прося содействия в розыске Юровских.

Осенью 1977 года в городе, именуемом «колыбелью революции», Рябов разыскал дочь бывшего коменданта дома Ипатьева. Фанатичная большевичка, Римма Яковлевна Юровская, не разуверившаяся в «светлых» коммунистических идеалах даже после долгих лет лагерного заключения, весьма удивилась его интересу к Кровавому царю. Но все-таки она рекомендовала Рябову обратиться к ее родному брату: Он сумасшедший, давно помешался на этом расстреле, интересуется, всё об этом самом собирает. Он вам полезнее меня будет[574]574
  Рябов Г. Как это было. С. 49.


[Закрыть]. Римма Юровская позвонила своему брату, договорившись с ним о встрече с Рябовым.

Старший сын Юровского, Александр Яковлевич, контр-адмирал в отставке, был главным семейным хранителем документов и преданий о прошлом своего отца. В предсмертном письме к своим детям у Юровского – «надежнейшего коммуниста», по отзыву Ленина, – есть строки: …верю: Юровские при любых испытаниях останутся коммунистами до конца[575]575
  Резник Я. Последнее письмо сыновьям // На смену! 1968. 3 июня. См. также: Резник Я. Чекист. С. 172.


[Закрыть]. Но, видимо, пережитые Александром Яковлевичем и всей семьей испытания подточили коммунистическую ортодоксальность старого адмирала. Трудно быть… Юровским[576]576
  Рябов Г. Как это было. С. 54.


[Закрыть], – сказал он при встрече Гелию Рябову, – и я теперь не знаю: прав ли был мой отец, исполняя такой приказ? Александр Юровский считал эту историю ужаснейшей страницей жизни его отца[577]577
  Кабаков А. Земля выдала тайну: интервью с Г. Рябовым // Московские новости. 1989. 16 апр. С. 16.


[Закрыть]. Можно предполагать, что и сам Юровский-старший тяготился прошлым. Причем, видимо, не только один Юровский, но и его друг по ЧК Никулин не испытывал радости от своего «подвига». Когда Никулина однажды попросили рассказать в подробностях о расстреле, он ответил: Не надо все это смаковать. Пусть все эти подробности уйдут вместе с нами…[578]578
  Радзинский Э. Расстрел в Екатеринбурге. С. 27.


[Закрыть]

В домашней библиотеке А. Юровского находилось первое английское издание книги Роберта Вильтона. Конечно же, издание, относящееся по большевистским понятиям к «контрреволюционной литературе», попало к сыну знаменитого чекиста не случайно. Младший Юровский дорожил тем, что связано с именем и деятельностью своего отца и, несмотря на юдофобские взгляды Вильтона, счел необходимым ознакомить интересующегося гостя с этой книгой, как с одним из исторических источников. Юровский с обидой, – пишет Рябов, – переводил мне те места из книги, где автор с непримиримым пафосом писал о «кровавых деяниях гнусных еврейских убийц». Всё это тяжело было отставному адмиралу. Он с обидой говорил о подозрениях в адрес Юровского-старшего в связи с драгоценностями Царской Семьи – Якова Юровского прямо обвиняли в том, что многое он присвоил[579]579
  Рябов Г. Как это было. С. 56. В научных кругах давно известны списки золотых, серебряных изделий, одежды и прочих вещей Царской семьи, переданных в 1918 г. комендантом Дома особого назначения Я. Юровским коменданту Кремля П. Малькову, с печатями и завизированные подписями обеих сторон. Как заметил составитель сборника «Гибель царской семьи» В. В. Алексеев, судя по тщательности, с которой составлены списки, Юровский хотел подчеркнуть, что ничего не пропало, все царское достояние в целости и сохранности передается под охрану пролетарской диктатуры (см.: Алексеев В. В. Гибель царской семьи: мифы и реальность. С. 14, 139–147).


[Закрыть].

Рябов терпеливо выслушал и показания из уже знакомой ему книги Соколова, процитированные А. Юровским. С разрешения хозяина дома Гелий Трофимович записывал беседу на диктофон, эту пленку он хранит до сих пор. И вот, наконец, доминанта встречи – ключ к разгадке тайны! Александр Юровский берет в руки какой-то листок с машинописным текстом и начинает неспешно его комментировать: Отец написал… для историка Покровского то, что было и… как было. Копии этого документа я раздал по музеям. Революции, Дзержинского – там, где начиналась ВЧК. Вот, одну копию даю вам[580]580
  Рябов Г. Как это было. С. 53.


[Закрыть].

И тут Рябов был потрясен: ему как криминалисту внезапно стало очевидным – теоретическое открытие места захоронения совершилось! У меня бегут по спине… Нет, не мурашки. Топает стадо слонов. «Около четырех с половиной утра 19-го машина застряла окончательно, оставалось, не доезжая шахт (Юровский имеет в виду дальние шахты, на Московском тракте, в которых он решил утопить трупы. – Г. Р.), хоронить и жечь». И далее: «Трупы сложили в яму, облив лица и вообще все тела серной кислотой, как для неузнаваемости, так и для того, чтобы предотвратить смрад от разложения (яма была не глубока). Забросав землей и хворостом, сверху наложили шпалы и несколько раз проехали – следов ямы и здесь не осталось. Секрет был сохранен вполне – этого места погребения белые не нашли».

Двумя строчками выше приведенного пассажа Юровский сообщает, что машина с трупами пересекла линию железной дороги.

Показания сторожа переезда № 184 Якова Лобухина (в книге Н. А. Соколова они помещены на стр. 202) я помнил наизусть: «Там в логу у них автомобиль застрял. Кто-то из них взял из нашей ограды шпал и набросал там мостик». <…>

Этот мостик следователь Соколов сфотографировал, он помещен в книге под номером 76 с надписью: «Мостик, набросанный большевиками на Коптяковской дороге, где застрял грузовой автомобиль, доставивший трупы царской семьи к руднику».

Я – профессионал. Меня, смею думать, чему-то научили, недостатки обучения я восполнил практикой. Но я уверен: окажись на моем месте воспитательница детского сада – она бы поняла всё это точно так же, как и я![581]581
  Там же. С. 53–54.


[Закрыть] Вполне справедливая мысль: без сомнения, любой непредвзятый исследователь, ознакомившись с «Запиской» руководителя расстрела, пришел бы к тем же самым выводам.

Чуть позже, вероятно, в связи со словами А. Юровского о том, что тот передал в различные архивы четыре или пять копий «Записки», Рябов пытался найти ее и в архиве Октябрьской революции (современный ГА РФ). И действительно, из спецхрана ему была выдана «Записка». Однако этот ее экземпляр, несмотря на то что в нем имелись карандашные пометки с более точным указанием места захоронения, уже не произвел на Рябова такого сильного впечатления, какое произвел листок, хранившийся в семье Юровских. Гелий Трофимович обнаружил, что вторая «Записка» тоже была машинописной и, по сути, повторением той, которую он уже видел, – значит, Юровский отдал ему подлинный документ[582]582
  По утверждению Г. Рябова, карандашные пометки в этом варианте «Записки» не сыграли никакой роли в деле поиска. К тому же расположение старой железнодорожной ветки, проходившей возле Поросенкова лога и являвшейся для Юровского точкой отсчета в определении места сокрытия останков, не совпадало с расположением современной железнодорожной линии.


[Закрыть].

Через четырнадцать лет, в 1991 году, в объяснении на имя прокурора Свердловской области В. И. Туйкова Г. Рябов отметит, что содержание воспоминаний Юровского представлялось ему при первом же изучении исчерпывающим и не требующим никаких дальнейших уточнений: После прочтения копии записки Я. Юровского я не задавал его сыну вопросов об обстоятельствах расстрела, так как в тот период мне показалось, что из записки все ясно. Но помню, что Александр Яковлевич сказал, что при жизни отец неохотно отвечал на вопросы о его роли в убийстве, расстреле б[ывшего] царя. Из ответов А. Я. Юровского я понял, что его отец сожалел о случившемся[583]583
  Алексеев В. В. Гибель царской семьи: мифы и реальность. С. 262.


[Закрыть].

Храня как реликвию воспоминания своего отца, А. Юровский, конечно же, не сомневался в их подлинности. Недаром столь важный документ достался именно ему – старшему сыну, которого Я. Юровский называл «человеком хозяйственным» и, судя по всему, в своем суждении не ошибся. Оценив искреннюю заинтересованность Рябова, этот «хозяйственный человек» не только предоставил ему копию «Записки» вместе с фотоматериалами, но и, вопреки своим национальным и идеологическим пристрастиям, охотно взялся по просьбе Гелия Трофимовича переводить на русский язык книгу Р. Вильтона.

В письмах А. Юровского Г. Рябову видна всесторонняя осведомленность сына руководителя расстрела о подробностях убийства Романовых. Судя по письмам, он щепетильно изучал эту историю, собирая и храня информацию о своем отце даже из явно враждебных источников. Так, в письме от 12 января 1978 года он написал: Уважаемый Гелий Трофимович! Очень извиняюсь, что задержал немного с переводом. Но получилось так, что мне в конце декабря пришлось выехать в Москву вместе с Риммой Яковлевной. Похоронили 28 декабря нашего младшего брата. Так, что с переводчицей удалось встретиться тол ко сегодня. Она очень заинтересовалась переводом этой книги, но возник ряд вопросов… <…> Стоит ей переводить все? <…> Дело в том, что есть русский текст этой книги, и я его читал и даже делал выписки. Роберт Вильтон – корреспондент Лондонского «Таймс». «Последние дни Романовых» изд. «Книжного магазина» Град Китеж, Берлин, 1923 год.

Думаю, что в публичке должна быть.

Книга, которая у меня, состоит из двух частей

I рассказ самого Вильтона как следует из русского варианта с антисоветским и антисемитским душком – думаю эту часть переводить не стоит.

Во II части свидетельства очевидцев: царского полковника Кобылинского – начальника охраны царя в Тобольске и трех красногвардейцев из охраны Проскурякова, Павла Медведева и Анатолия Акимова (прави льно Якимова. – Н. Р.) (арестованных белыми).

Сегодня я дал книгу переводчице, она переведет заголовки глав и тогда решим, что переводить[584]584
  Юровский А. Я. Письмо от 12.01.1978. Личный архив Г. Т. Рябова.


[Закрыть].

Итак, возвращаясь к воспоминаниям главного цареубийцы – к «Записке», одному из основных документов о гибели Романовых, следует отметить, что она не нуждается в доказательствах своей подлинности и что авторство ее бесспорно принадлежит Юровскому, поскольку этот документ совершенно определенно написан участником как расстрела, так и сокрытия останков Царской семьи[585]585
  Необходимо пояснить, что существует несколько копий упоминаемой «Записки». Две из них хранятся в ГА РФ. Оба экземпляра в деле № 27 представляют собой машинописный текст, в один из которых (Ф. 601. Оп. 2. Д. 27. Л. 31–34) внесена рукописная правка, сделанная рукой Я. Юровского, а в конце документа имеется рукописная дописка о точном месте захоронения Царской семьи. Дописка выполнена рукой историка М. Н. Покровского, причем надпись сделана сначала карандашом, затем обведена чернилами. Судя по документу, предварительно рассказ Юровского был записан Покровским, распечатан в нескольких экземплярах и затем представлен Юровскому для согласования. Этот экземпляр «Записки» с рукописными правками наглядно демонстрирует, что готовый текст дорабатывался и Юровским, который внес уточнения, и Покровским, который дописал карандашом, а после для надежности обвел чернилами дополнение, сделанное Юровским, – координаты места захоронения. Покровскому, как историку и архивисту, они показались наиболее значимыми: …на 9 версте, между Коптяками и Верхисетским заводом. От места пересечения жел. дор. погребены саж. во 100 ближе к В. Исетскому заводу. Второй экземпляр в ГА РФ – это машинописный текст, но без рукописных правок. Один из таких вариантов хранился в семье Юровских, копия с него и была передана Г. Рябову. Еще одна копия «Записки» хранится в РГАСПИ (бывший ЦПА ИМЛ при ЦК КПСС) – этот экземпляр рукописный и полностью выполнен Покровским. Текст ее совпадает с текстом машинописной копии без правки (из ГА РФ). Вероятно, этот рукописный экземпляр является первоначальным.


[Закрыть].

«Записку» Юровского, как и воспоминания других лиц, причастных к расстрелу, правомерно сравнить с древними актами мучеников, на основе которых составлялись жития святых. Ценность таких юридических свидетельств была настолько высока для агиографов[586]586
  Агиограф – составитель описаний жизни святых подвижников.


[Закрыть] прошлых столетий, что эти акты за деньги выкупались христианами. Например, найденные акты Иустина Философа явились самым весомым и обстоятельным свидетельством его мученичества[587]587
  См. об этом: Сочинения древних христианских апологетов. СПб., 1999. С. 343, 346; Болотов В. В. Лекции по истории древней церкви. Репр. воспр. изд. 1907 г. Т. 1: Введение в церковную историю. М., 1994. С. 136–139.


[Закрыть]. И хотя казни древних святых, в отличие от тайных убийств новомучеников, проводились публично, но совершались они врагами христиан и на глазах языческого общества. Как Римская империя являлась языческой, не христианской, так и Советский Союз был атеистической, не христианской державой, поэтому можно смело провести аналогию между языческими римскими и советскими документами. Сегодня мы видим, что Русской Православной Церковью при решении вопроса о канонизации новомучеников Российских используются документы из ВЧК, ОГПУ, НКВД и КГБ, а в житиях многих новопрославленных святых цитируются протоколы допросов и другие документы спецорганов. При канонизации, конечно, исследуется их подлинность, и в большинстве случаев они действительно оказываются подлинными. И наш случай с «Запиской» Юровского не исключение. Безусловно, для истории страданий Царственных страстотерпцев «Записка» – памятник агиографического значения.

К концу 1977 года содержание «Записки» было известно уже не только Рябову, но и Авдонину. Не доверяя почте бесценную и опасную находку, Рябов сообщил о ней своему уральскому другу по телефону, а наиболее важные ее фрагменты – те, которые могли помочь в поиске, Гелий Трофимович выписал и отправил в письмах.

После официального вскрытия захоронения в 1991 году Авдонин, также давая показания прокурору Туйкову, однозначно подтвердил значение «Записки» как одного из главных документов, способствовавших теоретическому открытию: Мы сделали топографическую съемку Ганиной ямы и Коптяковской дороги до железнодорожного переезда. К этому времени у нас были работы Соколова, Дитерихса. К этому времени у нас были и записки Юровского. Оценив все в совокупности, мы пришли к выводу о месте захоронения семьи Романовых[588]588
  Алексеев В. В. Гибель царской семьи: мифы и реальность. С. 258.


[Закрыть].

Рябов и Авдонин – ключевые фигуры поиска, именно ими совершено открытие, однако были и другие люди, причастные к нему. Сегодня их рассказ, как повествование истинных, непредвзятых свидетелей, позволяет более точно выстроить последовательность событий тех лет. Поэтому помимо воспоминаний Рябова и Авдонина, чьи имена хорошо известны благодаря их многочисленным публикациям и выступлениям, предлагаем читателю еще и свидетельство одного из их единомышленников – Геннадия Петровича Васильева. Его роль в истории обретения останков мало кому известна и представляется скромной. Но для желающих разобраться в потоке сумбурной, а порой и противоречивой информации, касающейся поиска Царского захоронения, и найти истину, воспоминания этого очевидца могут послужить наглядным подтверждением подлинности всего изложенного поисковиками о событиях 1976–1979 годов.