Текст книги "Вышивальщица. Книга вторая. Копье Вагузи"

По жесту Юты дознаватель снова сел в кресло и тяжело вздохнул, показывая своё огорчение от добытых мерзких сведений. Выудил из кипы листков тросн, подвинул по столу. Князь принял и прочёл. «Убийца» утверждал, что учился прежде на выродёра и знал прочих таких же. Что сам он додумался и начал собирать их в столице, чтобы тайно мстить вырам и забирать у них золото, потому что «нас тому учили, да вот не надобна более наша работа и всем нам позор объявлен, а выры гнилые как были хозяева людям, так и остались».

– Складно он говорил при такой-то боли, – шевельнул губным ворсом Юта. – Брэми Кух, вы ведь знаете, что новым законом запрещено уродовать людей при дознании. Вы сделали его калекой. Теперь, если он окажется невиновен, ваше достояние отойдет ему на прожитие. И его детям, если таковые имеются.

– Он сам признал свою вину, – твердо ответил Кух. – Наши с вами люди уже вяжут выродёров.

– Закон утверждает, что прошлое нельзя ставить в вину, – так же негромко отозвался Юта. – Как я знаю, вы сами учили выродёров. Вас что, тоже вязать? То, что люди творили до объявления мира, им прощается… как и вырам. Иначе нам не выбраться из крови и мести.

– Заговор возник уже теперь, в мирные дни, – упрямо отметил Кух.

– Пока что есть только этот тросн. Он подписал правой рукой? Значит, мы уже не установим даже подлинность подписи.

– Очнувшись, он подтвердит всё, – с едва заметной усмешкой пообещал Кух.

– У него есть семья? Где его родные?

– Он выродок, вор. Кличка Красавчик. У него три семьи в разных домах и вряд ли он способен учесть своих детей, – обозлился Кух. – Его мать была гулявой девкой, он унаследовал её нрав. Да город скажет нам спасибо, когда сдохнет этот охочий до забав гнилец!

– Выры не понимают слова «гулявая», у нас иной уклад жизни, – мягко пояснил Юта. – Детей же должно признать по душевному родству, мы не понимаем обязательства крови и рождения. Пока я не услышал ничего важного и полезного. Вы тратите силы впустую, пробуя испортить мое отношение к этому человеку, для чего используете людские мерки порока. Как он убил выра?

Кух выбрал тросн и резко подвинул через стол, выказывая признаки раздражения. И даже, – отметил Юта с интересом, – страха? Нет в Кухе полной уверенности в том, признает ли «убийца» свою вину повторно.

Жернов с противным визгом прокрутился и выпустил изуродованную руку. Михр отстегнул кожаные ремни, удерживающее тело. Приподнял голову Красавчика и попробовал напоить его настойкой. Тот закашлялся, жадно хлебнул и обмяк. Юта продолжил наблюдение одним подвижным глазом, вторым он изучал текст. Само собой, парень рубил выра тяжёлой южной саблей. Позже утопленной в канале поблизости от места преступления. Когда Юта дочитал, Красавчик уже смотрел почти осознанно, хотя боль гнула его и была велика. Как предположил князь, молодой человек был хорош по меркам людских девушек. Глаза крупные, тёмные и разрезаны необычно, выглядят удлинёнными. Ресницы пушистые, кожа на лице гладкая, матовая и светлая, хотя теперь настоящий цвет не понять: она белее хлебной муки… Волосы густые, глянцево-чёрные, вьются крупными кольцами. Плечи широкие, сам рослый и сильный. Определённо, у такого может быть много мальков, – отметил Юта. Потом припомнил законы людей и решил не лезть в них со своими нелепыми домыслами.

– Все записано точно с твоих слов? – спросил Юта.

Красавчик покосился на Куха. Ар-клари скалился не хуже пса и мял пальцами край тросна. Нехотя, через силу, «убийца» кивнул.

– Ты по доброй воле дал показания. Тогда зачем тебя пытали? – удивился Юта. – Не нахожу смысла.

– Не пытали, – назидательно уточнил Кух. – Вору следует отрубить руку. Мы лишь чуть изменили казнь, достойный ар. Мы решили смять его руку. Постепенно.

Юта ощутил прилив гнева, очень и очень трудно контролируемого. Кажется, Кух тоже заметил движение усов. Осознал его смысл и вжался в кресло.

Избавляясь от гнева, Юта хлестнул клешней по столу, древесина застонала и подалась обширной вмятиной с рваными щепами по краю. Кух задышал чаще и вжался в кресло ещё плотнее, сполна осознав меру княжьего бешенства.

– Мы ничего не решали, – совсем тихо молвил Юта. – Хотя дознание мое. И я, именно я, должен принимать решения. Вы далеко вышли за рамки приличий. Михр, под замок его. Позже я разберусь, как карают тех, кто очернил честь князя. Своих людей гони сюда. Хочу иметь тросны со словами писаря и палача. И учти, на сей раз способ дознания меня не будет беспокоить. Можно мять. Они все трое завязли в гнилом деле. Людей рода ар-Багга всех выслать из города. Всех! Тросн хранителю замка я напишу немедленно. Сам напишу. Это дело выходит за пределы того, что касается людей. Или он со мной объяснится прямо тут, в столице, или я с ним объяснюсь, но чуть позже, на отмелях… Прекратить до моего указания вязать людей по обвинению в выродёрстве. Повязанных вежливо проводить в замок и разместить в комнатах, под стражей. Пока что – так… В доме Куха провести полный осмотр. Сделать опись имущества. Если так называемый убийца окажется невиновен, надо знать, что пойдёт на продажу в оплату его увечья, нанесённого до решения судьи, то есть по умыслу и намеренно, что сравнимо с нападением на улице, не менее.

– Вы не смеете, – охрип Кух и скрипнул зубами, бледнея и неловко уклоняясь.

Клешня прошла у самого лица и доломала-таки стол. Ворох троснов рассылался по полу, Ютти зашёлся лаем. Михр довольно хмыкнул, отмахнувшись от листков, порхающих по комнате. Позвал людей из коридора и распорядился относительно Куха, писаря и палача. Когда охранники решительно подхватили Куха под локти и вывели из допросной, выр чуть помолчал, прошёлся по залу, успокаиваясь. И наконец вернулся к обсуждению дел «убийцы». Тон его был мирным, о вспышке гнева ничто не напоминало… кроме обломков столешницы, имеющей толщину в ладонь, не менее.

– Имя у Красавчика есть, Михр?

– Прозвище ему привычнее, – отозвался ар-клари. – Во многом этот гни… то есть брэми Кух, прав. Девки сохли по дураку, мне по десять жалоб за неделю ложилось на стол. Достойные отцы готовы немало приплатить, чтобы гадёныш не лазал по чужим домам. Ну ладно брал золото! Так ведь без отмычки, дуры сами открывали и сами дарили…

– Интересный способ кражи, – оживился Юта, ощущая наконец-то, как стихает гнев, угасает по-настоящему под ровную болтовню ар-клари. – Сомневаюсь, что он в полной мере наказуем по закону.

– Хуже того, – рассмеялся Михр. – Брали его, гнильца, уже и при мне, сажали под замок. Так немедленно явились аж три бабы и начали в крик решать, у которой он провёл ночь! Мол, отпустите, брэми, он воровать не мог, он был занят иным, – Михр тяжело вздохнул. – Ему не руку надо резать. Больного его ещё и жалеть начнут.

– Пока что тащи его на место убийства, – предложил Юта. – Пусть покажет, как махал саблей и куда дел её после.

– Велю приготовить крытый возок, иначе от бабьего визга оглохнем, – буркнул Михр. – Странно, что у дворца ещё нет толпы со сковородами и вертелами. Юта, я был бы рад его утопить.

– Укажу, как зарубил выра – утопишь, – хрипло пообещал молчавший до тех пор Красавчик. – Я его убил. Сказано же… саблей.

– О, разговорился. Хорошая штука – неразбавленный бражник. С пыльцой. – Подмигнул Михр. – Боль снимает полностью. Правда, голова от него кругом идёт, веселье прёт. Зато завтра он будет завидовать мёртвым. Ничего, отлежится. До того лекари оттяпают ему руку, где нельзя уже ничего поправить. И соберут по кусочкам выше. Сейчас временно перетяну, чтобы не кровила. Мы готовы.

– Он в уме, или как после чёрной тагги, глубины видит посреди улицы?

– В уме, – усмехнулся Михр. – Только теперь ему все девки кажутся вдвое краше. Как говорится, после бражника и бигль выглядит стройным. Странно, что упирается и настаивает на своей виновности. Страха после выпивки в нем не должно быть. Тогда – что?

Вор, морщась и шипя сквозь зубы, спустил ноги с пыточного стола, попробовал лихо, прыжком, встать – и рухнул на пол. Михр усмехнулся, кивнул своим людям, уже появившимся в дверях. Велел отнести «убийцу» в возок и рот ему забить кляпом, чтобы не шумел по дороге. Юта и ар-клари пошли следом. Уже во дворе их застал курьер. Передал с поклоном тросн и добавил на словах: дело касается дома вора. Как и обещал Михр, бабы уже воем воют и готовы бежать во дворец. Ар-клари кивнул, просмотрел записи.

– Понять бы, как люди Куха отличили кошель курьера-выра от прочего золота? – вздохнул он. – Там полный сундук этого добра. Знаешь, сколько? По первому пересчету – не менее двадцати тысяч.

Юта на миг остановился и даже руками развёл: такого он никак не ожидал. Михр, видимо, тоже. Заговор становился чем-то вполне настоящим, если его вымерять в деньгах. Красавчика сунули в возок, охрана села рядом. До места добрались молча и быстро. Юта ощутил, что уже умаялся бегать по одному и тому же пути, раз за разом. Вроде дело и движется – только куда? Кривая получается тропка. В заговор выродёров верить – нелепо. Зачем им, шкурным и охочим до золота, понадобилась месть? Тем более зачем она Красавчику, которому золото само течёт в руки по бабьей глупости?

Вора под руки выволокли из возка и подтащили поближе к Юте.

– Рассказывай, – коротко предложил выр. – Как убивал. Где сидел в засаде, всё подробно.

– Но я сознался, зачем усложнять дело? – теперь в голосе сквозило отчаяние.

Парень поник, огляделся, было понятно: место для него малознакомое, показать он ничего не сможет и сам это понимает. Заметил обведенный краской след тела, приободрился. Проследил возможные пути выра, снова поник. Начал неуверенно бормотать про месть и удар в панцирь, про «гнилого выра», выбравшегося прямо тут из воды и подловленного на редкость удачно.

– Просто утопите меня, и всё, – попросил вор наконец, завравшись и осознав, что ложь очевидна.

– Было бы мне смешно, – прищурился Михр, отсылая своих людей в оцепление, встать подальше и не подпускать близко любопытствующих, – я бы сказал с подначкой: не иначе, доигрался. Женят Красавчика, а такому лучше утопиться, чем при одной бабе до конца дней. Но мне не смешно… Я вот что думаю: дело в золоте. Двадцать тысяч! Чьи деньги может хранить вор?

– Должно быть, вроде, тридцать, – бледность Красавчика стала серо-землистой. Он уронил голову и тихонько взвыл от нескрываемого отчаяния. – Как двадцать?

– Михр, я не понимаю, это для меня совсем сухой разговор, размочи, – попросил Юта.

– Бабы на нем виснут – ладно, – отмахнулся ар-клари. – Но какой недоумок дал ему на хранение денежки всего ворья столицы? Иного не вижу, это те самые деньги… Иначе он бы не просил об утоплении.

– Не мне, – почти всхлипнул Красавчик. – Клянусь веретеном Пряхи, не ведаю, откуда взялся сундук в доме! Вечером его не было. Утром я вернулся домой – он стоит посреди прихожей, и знак на крышке… Я только успел золото попрятать, сел думать, к кому идти и кого в посредники брать, чтобы без ущерба вернуть… К нищим хотел сунуться, у меня с ними завязки. Но тут стража, дознание… Кух всё толком пояснил и я понял: лучше пусть утопят.. Меня из-за этих денег в лоскутки порежут, и не меня одного! Всю родню. Всех! До отца доберутся, хоть он и знатен. Дворцовые пытки покажутся шуткой…

Красавчик поник ещё ниже. Михр кивнул и хмыкнул, нахмурился.

– Ты прав, Юта. Интриги. Ворьё за свои деньги так вцепится, что мы поверим в заговор выродёров. И людей начнут резать, и выров… Красавчик, пока что тебя, увы, нет причины топить. Мне очень жаль. Ты вне подозрений. Лекарь вон – явился, он сейчас глянет твою руку. И все, и пойдешь ты домой. Сам. Один.

– За что вы меня так, ар-клари? – вымучено выдохнул вор. – Может, хоть лет пять каторги, а? Я признание напишу, у кого воровал и что брал.

– Приятно, выр его задави, – расплылся в улыбке Михр. – Меня уговаривают дать наказание. Расту в своих глазах, расту… Прекрати страдать, дурак. Сядь и левой рукой карябай тросн: в точности чтобы было, весь минувший день до последнего мига! Папаша твой драгоценный связан с ворами?

– Нет, как можно! У знати свои способы и свои покровители, – отмахнулся Красавчик, чуть успокоившись. – Батюшка человек порядочный. Лишнего не брал и нам помогал. Я тоже своих баб не обижаю, три дома вон откупил, чтобы дети были пристроены.

– Заметь, – усмехнулся Михр, – ворует он в красном городе, а живёт в зелёном. Дома все записаны на него, как же, «детям он помогает»! Гнилой мерзавец. Из-за таких умников слободчане и грызутся что ни день. Спорить готов на деньги: Кух пообещал его утопить для вида, но оставить в живых. Пиши-пиши, не возражай ар-клари! Потом тебя, если я не передумаю, отвезут и устроят под надёжным замком. А не передумаю я, если память твоя в чернилах не утонет. Толком пиши, о чем сговорился с Кухом. Иначе в одно мгновенье окажешься возле своего дома, на свободе и без охраны.

Михр отвернулся и пошёл прочь от набережной, в узкую боковую улочку. Юта заспешил следом, гладя пса и понимая всё полнее: дознание ему противно. И вора с искалеченной рукой уже не жаль, и дело всё более запутывается, хотя казалось простым… Родной край издали, из столицы, так хорош и памятен! В землях Рафт нет огромных каменных городов, воры не копят золото сундуками. В чести кузнецы и рудокопы, народ приятный. Домовитый, работящий, семейный. Опять же, собаки есть, ворам при них в деревне – не жизнь…

– Что дальше? – уточнил Юта у ар-клари.

– Твой пёс нам нужен. Пусть попробует взять след от сундука воров, – без особой надежды предположил Михр. – Откуда его приволокли? Какой-то гадкий голосок мне в ухо бубнит, что если мы найдем след, он выведет нас к новому трупу. Ларна мне говорил, что у нищих толковый староста. Хоть он и сменится вот-вот, не до нас ему, но надо обеспокоить, пожалуй.

– Ты не повезёшь во дворец деньги воров? – Юта даже остановился от удивления.

– Разве мы их искали? Нам нужны сведения. Мы ищем убийцу выра. Если я могу купить сведения за этот сундук, я их куплю, – Михр обернулся и грустно добавил: – Пойми, у людей просто не бывает. Если кто-то копает под ваш совет, он копает прямиком под Шрона. Ты сам додумался недавно. Так?

– В целом… косвенно… – засомневался Юта.

– Я в городе недавно, не знаю ещё здешних дел, не вошёл в силу… Воры сейчас нужны нам тихие и покладистые. Иначе через месяц, не более, в городе будет на моём месте иной ар-клари. И на месте Шрона – иной златоусый. Есть ли разница, кого из нас сомнут и как? Если хочешь моё мнение, то вот оно: раскол юга и севера далеко не преодолён. Сейчас в силе север, мне он полезен. И городу тоже… Ты подумай: ваш обожаемый неущербный Шром всплывёт из глубин по осени в этой бухте, так? С вашими бабами.

– Не вполне так, но место, скорее всего, ты указал верно, – отозвался Юта.

– Его должен встречать брат. Живой и при власти. Сундук золота, не добытый в казну, в этом деле ничего не меняет. Вот увидишь: хозяева Куха вызволят его из-под замка уже к утру. Мы ничего не успеем исправить. Он будет или вне досягаемости, или мёртв… Слишком много знает. – Михр тяжело вздохнул. – Где носит Ларну? Вот уж кто теперь был бы мне нужен!

Ар-клари смолк и до самого дома Красавчика шел хмурый и подавленный. Юта двигался рядом, пытаясь понять, как можно вызволить из дворцового подвала человека, упрятанного туда его волей? Все же по закону людей он – князь! И дознаватель, то есть слово имеет двойной вес! Красный кирпич ложился под лапы, шаг всё ускорялся. Ютти довольно повизгивал: ему нравилось быть с хозяином, не в корзине и не тайком. Так весело и хорошо! Кругом люди, можно всех обнюхивать и всё рассматривать. Даже лаять разрешается! Запахов же в городе так много, что носу постоянно находится, над чем поработать! И кошки имеются, он облаял уже трёх, все три трусливо сбежали.

В зелёном городе стало еще интереснее. Народ жил потеснее, на улицах местами толпился и шумел, у трактиров гудел и гулял. День-то уже к вечеру клонится, самое время отдохнуть, пива выпить. У воды посидеть и обсудить день. Выра и ар-клари приветствовали, зазывали хлебнуть холодненького и рассказать, что за напасть приключилась и когда закончится непорядок?

Дом Красавчика, просторный, из дикого камня, в два яруса с балкончиком и островерхой крышей красной черепицы, располагался на тихой улице. К боковой его стене вплотную прижимался канал, две лодки покачивались у самой двери. Хочешь – через калитку в город выходи, а не хочешь – пользуйся водным путем.

У дома стояли оцеплением охранники, дело исполняли исправно, но с жителями слободы не забывали болтать, даже посылали мальчишек за едой в ближний трактир. Свои – они и есть свои, а охрана в зелёном городе вся свежего набора, из здешних жителей. Девки и бабы, как и предсказывал Михр, жались в сторонке. Вздыхали, смахивали слезы. Ждали новостей… Увидев издали ар-клари, качнулись к нему всей своей пестрой кучкой, но отпрянули, опасаясь здоровенного выра, да ещё с какой-то невиданной белой зверушкой, готовой рычать и шуметь на всякого.

– Жив ваш обожаемый вор, – усмехнулся Михр, без задержки поспешая к дому. – Если старое дело бросит, то и далее жить будет. А не бросит…

Он махнул рукой и прошёл в калитку, уже приоткрытую для него одним из охранников. Юта опустил пса на землю и тоже заспешил к дому, придерживая кончик ремня, закрепленного на ошейнике. Ютти резвился, обнюхивал всё и поражался – хозяину такое сразу видно – отсутствию каких-либо собачьих меток. Пустой город, никаких сведений и приятелей. Никакого общества… Приходится самому начинать собачью летопись местности. Что Ютти и делал по возможности усердно, задерживаясь у каждого столбика или угла.

Сундук стоял в прихожей, пустой: его нашли не так давно и приволокли сюда. Золото извлекли из нескольких тайников и ссыпали в мешок. Бледный от осознания размеров охраняемого богатства сторож сидел в углу и неотрывно смотрел на сокровище, воровское и наверняка проклятое.

В слободе воров считали грязью, людьми беззаконными и недостойными, это Юта понял и из трепа охраны за окном, и по отношению любопытствующих. Губный ворс невольно встопорщился в подобии улыбки. Не зря ему, Юте, нравится именно зелёный город – он на родной север хоть немного, а похож. Мастеровой, деловитый, склонный жить своим укладом.

– Тут все, кому не лень, возились, руками лапали, и топтались, – огорчился Михр. – Не возьмет твой пёс следа.

– Не с первого раза, но может и взять. Позови всех, кто возился с сундуком, пусть у дверей стоят, – посоветовал Юта. – Их исключим сразу. Ну, а дальше – как пойдет дело.

До самых сумерек Ютти скулил, бегал по дому и утыкался носом в чью-то руку или в сапог, слышал от хозяина «не тот», снова возвращался к сундуку и принимался за дело. Люди к его неутомимому усердию относились с уважением. Охранник принес миску с водой, мальчишки пошушукались, отозвали Юту, посоветовались и умчались гурьбой. Скоро вернулись с добычей: гордо выложили в траву мясные обрезки и пару мозговых косточек недавно забитого бигля. За свои труды получили право гладить белые уши и даже удостоились облизывания рук.

Ютти отдохнул, попил водички и снова вернулся к своему занятию. Когда он взял толковый след, ведущий прочь от дома, было уже довольно темно. Михр кликнул трёх охранников. Так и двинулись по улице: первым Ютти, утыкающийся мордой в мостовую и порой фыркающий, следом Юта, топочущий всеми лапами и гордо взирающий на приятеля. Рядом с выром шёл и щурился, изучая дорогу, Михр, за ним стражи – и чуть поодаль все любопытствующие, не пожелавшие отстать. Ютти бежал вдоль канала, иногда останавливался и крутился на месте. Вынюхивая след, снова радостно дрожал хвостом и бежал. Михр озирался, хмурился.

– Похоже, их было по крайней мере двое, – вслух подумал ар-клари. – Один вёз сундук, второй его страховал. Первого Ютти уже раз отследил: когда добежал до середины мостовой перед домом Красавчика и разочарованно сел. Второго он вынюхал теперь. Или это обратный след? Князь, ты по сторонам-то смотри. Мы в самую гадкую слободу лезем, в гостевую. Тут и притоны, и народец гнилой.

Юта отмахнулся одной из рук и не замедлил движения. Зато слободчане и охрана подтянулись поближе. Михр усмехнулся: толпа любопытствующих набралась изрядная. Местные глазели, но на улицу не высовывались, хотя ночь – их время… Наконец, когда все притомились от быстрого движения, Ютти сел перед запертой дверью и негромко тявкнул, поскрёб щель: дальше не пройти. Добротный дом, даже богатый. Отделка дорогущим северным мрамором. На окнах обманно тонкие решетки ажурной ковки. Михр качнулся вперед. Стукнул костяшками пальцев по двери.

– Отпирайте, иначе взломаем!

Юта немного выждал и исполнил угрозу ар-клари. Тот шагнул за порог, кликнув одного из охранников и солидного мастерового, запыхавшегося от бега. Скоро все трое вернулись, Михр горько усмехнулся и развел руками.

– Тот гнусный голос, что шептал мне в ухо, был прав. Не приносит никому удачи воровское золото… Два покойничка, свежие. Пол взломан, там, надо думать, ещё вчера находился сундук, как раз в его размер тайник. Дом пуст, если не считать одной занятной вещицы. Полагаю, оставили её по недосмотру. Или просто не знали, что это такое, а тот, кто давал указания, сюда не вернулся… Что за вещь, я не понимаю, но ты, возможно, разберёшься.

Михр приподнял свёрток в руке, но ткань не стал снимать при всех. Попросил слободского мастера помочь приглядеть за домом, выделить людей, пока охрана добирается от дворца. Дал иные указания. Огляделся. Закат угас, кругом темень. Куда теперь идти?

Юта тоскливо представил себе порт, где стоит родная галера. Вокруг вода плещется, тёмная и прохладная. Нырни, взбей пену брызг – и уходи себе в глубину, чтобы ощущать ночь, течения. Мутность донного ила, избыточную пресность воды залива. Потом можно двинуться прочь от берега, поискать косяк рыб…

– Нам бы теперь добраться до Омута Слёз, – досадливо вздохнул Михр, выводя князя из приятных размышлений. – Но искать и нанимать лодку среди ночи, здесь, вряд ли разумно. Дроф небось уже спит в дворцовых покоях, устал ждать нас.

Юта пошевелил бровными отростками в некотором смущении. Покосился на ар-клари. Тот заинтересованно двинул бровью, присел на деревянные перильца набережной.

– Если я пущу тебя на спину, это не сделает нас родней, – строго уточнил Юта. – Договорились? Просто приятельское одолжение. И ты подержишь Ютти. Он тонул в детстве, не любит быть среди воды, когда я быстро плыву. Ещё ты будешь показывать мне, куда поворачивать в ветвлениях каналов. Но если ты кому-то скажешь, что дергал князя Юту за усы…

– Только Ларне, – прищурился ар-клари.

Выр булькнул смехом и не стал возражать. Уточнил, куда намерен теперь плыть Михр. Оказалось – к старосте нищих, с недавних пор узаконенных в городе и образовавших два поселения: рядом с гостевой слободой и возле самого берега, по соседству с рыбаками. Но старосту там искать бесполезно, он передает дела новому человеку и уже переехал за кольцо стен, в уютный дом с большим садом. Тихое предместье, приличные соседи, замечательный вид с холма на берег Омута Слёз… Михр уселся выру на спину, похвалил удобство такого способа передвижения. Панцирь у Юты широкий, чуть шершавый, надёжный. Сам он велик, когда погрузился в воду, ар-клари не замочил даже сапог. Прихватил оба уса с должной вежливостью, погладил тихо поскуливающего Ютти. Стал править выром, щурясь и всматриваясь в тёмные каналы и чёрные, словно из тросна вырезанные, узоры домов на канве из пепельно-зеленоватого ночного неба.

С воды всё казалось иным, малознакомым и чуть-чуть сказочным… Но в направлении Михр не путался, выбирал точно. Повороты заранее указывал. У перегораживающих каналы цепей и решеток стояли охранники, ар-клари они узнавали в лицо – если рядом светил факел – или по голосу. Пропускали, желали доброй ночи. Город, переживший убийство выра, казался спокойным и мирным. Хотя и Михр, и Юта знали обманчивость этого покоя.

До Омута Слёз добрались к полуночи, тонкий молодой месяц склонился низко, чиркнул острым краем серпика по воде, и серебро вывалилась в прореху из тёмного мешка. Засыпало дорожку бликами-монетками. Михр усмехнулся: полный день он разыскивает убийцу и думает о воровстве, теперь уже и месяц, светило ночи, под подозрением. Где нагреб столько серебра и куда его тащил? Кого по следу пустить?

Дважды Михр бывал в особняке Жафа ар-Нашра, когда там гостил Ларна. Оба раза слушал сказки паренька по имени Ким. Тот бы ответил. Улыбнулся бы, лукаво щуря карие глаза – и повёл слушателей по дорожке из серебра… Хороши его сказки. Две слышал ар-клари, и обе памятны, и радость от них копится в душе. Хочется чего-то странного. Вроде бы вполне понятным ненадолго становится, почему Ларна ради дружбы с Кимом, его сестрой и Мальком бросил всё прочее, такое незыблемое и главное: достаток, власть, славу… Правда, потом наваждение уходит. Вспоминается простое, жизненное. В покоях ар-клари во дворце сидит и ждет жена. Толковая была девка, Михр в Горниве присмотрел её: собой хороша, покладиста, глядела на него, глаз не отводя. Деток родила славных, здоровых да умных, дом ведёт усердно. И теперь с ней неплохо, не шумная, не подурнела… Терпит беспокойство столичной жизни и то, что нельзя выйти из дворца: пока что в городе для семьи ар-клари нет надежной защиты, новый закон ещё слишком слаб, а враги его – крепки. Сидит она теперь, баба деревенская, не для дворца придуманная Пряхой, шьёт мужу рубашку, хотя в городе можно всё купить, деньги-то есть. Но если бы не шила, странное дело, так и домой бы, пожалуй, не тянуло… Ким, припомнившийся снова, словно встал перед глазами – легкий, гибкий, как травинка. Глаза смеются. Как он сказал, довершив сказку про подвиги старого вояки? «Женам надо дарить подарки, чтобы свою душу их радостью согревать». Нелепо!

Выр в последний раз повернул у городской стены, снаружи. Вырвался на большую воду и поплыл по прямой, рассмотрев далеко впереди, в стороне от рассыпанного месяцем бликующего серебра, одинокую медную монетку оконца, плотно прикрытого занавесками.

Михр снова погладил Ютти, задумчиво потёр лоб. Что дарят бабам, чтобы радовать их? Цветы. Так стар он для этой глупости! Да и жена у него из деревни, на кой ей цветы? Она вазу первый раз увидела месяц назад, ахала, хихикала и рот раскрывала, слушая пояснения, даже неловко было. По коврам норовила ходить босиком, в саду пробовала вскопать грядку… Плакала ночами, а как до ругани дошло, призналась: боится, муж так высоко забрался, что отошлёт домой и другую себе присмотрит. Жизнь городская не понятна ей. Пришлось идти к дворцовому ар-тиалу, просить толкового человека выделить, чтоб рассказал жене про город и его обычаи. Плакать перестала. Но и радости в ней нет… Получается, Ким прав?

Юта выбрался на берег и вздохнул, с хлопком раскрыв легкие. Погладил своего пса. Оглянулся на Михра.

– Ты потерпи ещё немного. Мне надо нырнуть. Сохну я в городе, понимаешь? Спину всю пропёк за день. Не красная?

– Нет, в порядке. Я подожду. Юта, ты князь. Как князь, должен знать: что можно подарить бабе, чтобы она из тоски вынырнула? Жене.

– Я выр, а не человек! – Юта заметил задумчивость во взгляде приятеля и не стал спорить. – Ладно, и князь тоже, будь оно неладно, навязали титул. Жене… Она у тебя не городская? Понятно. Говорили мне про такое, как же. Нет ей радости в Усени. Ты всё время занят, она одна и огорода этого, людского способа ходить спиной кверху на всех лапах от зари до зари, – тоже нет. Так… много надо дарить! К делу пристроить и бездельем обеспечить. Пусть вон хоть слугами помыкает, на вашем ярусе чистоту держит, помогает ар-тиалу. Это дело, чтобы за него ответ держать и денежку получать.

Михр заинтересованно кивнул. Подумал: не так уж нелепо доверять правление вырам! Оказывается, они могут понимать людей и давать советы. Неожиданные и наверняка полезные.

– А безделье?

– Пусть шьёт или вышивает, бисер на бусы переводит, ларцы украшает узором… Что ещё делают, когда дела нет? Купи всё для такой работы. И красивое что-нибудь купи. Хоть платок. Браслет. Ожерелье золотое. Башмаки… Не знаю, сам думай! Поплыл я. От мыслей пересыхаю злее, чем от солнца. Жди, скоро вернусь.

Михр кивнул, лёг, нащупав удобную кочку. И стал смотреть на тёплый свет оконца в доме на холме. Отсюда он не казался медной монеткой. Глаза привыкли к темноте, дали полную картину ночи. Видно и дом в два яруса, из добротного северного дуба. Дорогущий материал, его по Омуту Слёз сплавляют очень немного: Горнива не желает ронять цену. Опять же, мороки с дубом много. Надо вымачивать. Потом просушивать и следить, чтобы трещин не дал. Зато после постройка из такого дерева стоит веками. И жить в ней радостно, и дышать куда легче, чем в каменном дворце с его штукатуркой, подновлённой и толком не просохшей… В таком доме жена бы не плакала. Огород могла разбить. Михр оглядел склон внимательнее прежнего. И замер.

На фоне светлого окна мелькнула на миг тень человека, вроде бы заглянувшего в дом. Ютти, дремавший рядом, у самой руки, встрепенулся и молча, сосредоточенно стал глядеть на дом. Заворчал едва слышно, припал к траве. Михр положил руку на спину пса, удерживая на месте и убеждая не шуметь. Из воды тенью явился Юта, хотел что-то сказать и тоже насторожился, зная повадки своей собаки.

– Гости у старосты, – одними губами молвил Михр. – Вперед нас пришли.

– Так давай поспешать, – отозвался выр. – Не хочу ещё одного покойника добавлять в счёт, не понимая даже, кто же его убил. Пока наше дознание не дало ни единого ответа. Зато трупов и вопросов, как сельди в косяке, сбитом большой охотой.

– Охотой?

– Рыбалкой, – отмахнулся Юта. – Пошли?

– Просто так? Без разведки, без…

– Не смеши меня, – возмутился князь. – Выра моих размеров, вооруженного, у них точно нет. Зачем тогда разведка? Они заметят меня, понятно. Но они не убегут от меня! Я мокр и быстр. Пока будем думать, уже некого станет спасать. Я пойду вперед. Ты береги Ютти. Это план.

Михр тяжело вздохнул, подхватил пса на руки и нехотя кивнул. Более нелепого вырьего плана не придумать… «Я иду в атаку. Все бегут». Примерно так получается…

Юта уже шёл. Точнее, нёсся по склону вверх, пластаясь по траве и со щелчками выводя клешни из вежливого, мирного сложения, когда они плотно зажаты кромками выступов головогруди. Усы тоже вышли в боевое положение, легли на спину, готовые хлестнуть наотмашь. Михр знал: при таком ударе они рубят человека пополам… если выр имеет размер и силу Юты. Чужой дозорный у окна вскинулся, но тут же снова упал, охнув под ударом клешни. Плашмя, – отметил Михр, поднимаясь на холм. Выживет, но в себя придет нескоро. Дыхание вышибло начисто. Сам он однажды так подставился под удар полумёртвого выра. Давно, когда он ещё был выродёром и убивал. И не мог подумать, что окажется однажды другом выра, нахально шагающим по склону в атаку по следу примятой травы… не вынимая даже ножа из ножен. Зачем? Юта лучше любого оружия.