Текст книги "Вышивальщица. Книга вторая. Копье Вагузи"

Ларна о торговле не думал, примечал иное. Что лавки закрыты, а в порту лишь два торговых корабля помимо его галеры. Город мал и слишком тих. Даже хлебные лавки, и те уже заперты. Нищих и бедноты вовсе не видать – а как без них? Куда делись? Зато в боковых нешироких улочках, прячась в тени у стен, хихикают и переминаются девицы. Платья у всех до неприличия короткие. На шагающего мимо капитана то и дело поглядывают так определенно, что нет сомнений, на что намекают. От их намёков тишина города кажется не благополучной, а совсем иначе – двуличной… Вроде тут и гуляет когтистый кот Туман, ласковый слуга тётки бури.

Тингали видит то, что ей нравится – камень, узоры и необычный цвет предзакатного неба. Капитан замечает иное. Грязь города и его настороженность. Малолюдность: уже в трех домах окна закрыты ставнями наглухо, и давно – с зимы, пожалуй.

На главной площади города оказалось опять же тихо. Нашёл её Ларна без труда, все приморские города немного похожи. Порт их кормит, он же – источник шума и место обитания черни. Повыше, на склонах, просторно устраиваются знатные брэми. В серединке шумит рынок, распространяют дразнящие запахи трактиры… Ларна огляделся, хмурясь на закрытые двери лавок. Постучал в одёжную, изучив дорогую вывеску. Вырезана из цельного дерева, содержит тонкой работу картинку девушки в длинном платье и мужчины в парадном кафтане.

Гостю сразу не отрыли. Сперва у него через дверь спросили без особой любезности о причине шума. Ларна молча звякнул кошелём. Звук оказал колдовское воздействие на хозяев лавки: дверь распахнулась, а тон сделался вкрадчиво-любезным.

– Брэми приглашена к самому шаару, – пояснил Ларна. – Надо одеть её надлежащим образом, мы только что прибыли.

– Попышнее или вы с прошением? – уточнил торговец.

– Попышнее, – сразу выбрал Ларна.

Ровно, без всякого выражения на лице, начал выкладывать на прилавок золотые. Стук – монета по дереву, и ещё стук, и ещё… На седьмом кархоне торговец весь изошел на улыбку.

– Пожалуй, если без меха, вполне довольно на любой наряд, – уверил он не знающего цен чужака. – Но ежели с роскошью гулять, то душегреечку бы надобно добавить из пяти кархонов… ээ, простите, из хоря.

Ларна так же молча добавил пять монет, глаза торговца сделались полуобморочно затуманенными. Он в голос, с причитаниями, зашумел, вызывая в лавку всех, от жены и до последней поломойки. Запинаясь, потребовал добыть товар со склада в порту, стучать к соседям… Ларна усмехнулся, попросил пива, отдал два арха – на две кружки, себе и торговцу. Сел в уголке, жестом указав Тингали – иди, выбирай. Весь город у твоих ног… И обходится удовольствие не так уж дорого. По крайней мере теперь доказано одно: в землях ар-Карса живут совсем небогато. Пока Тингали охала и то исчезала в дальней комнате, то появлялась в новом наряде, но с прежним счастливым блеском в глазах, Ларна вёл неторопливую мужскую беседу. Ему охотно сообщались новости города, а новостями тут числили даже события полугодовой давности.

Впрочем, и их накопилось немного. Главное и худшее – спрос на северный камень упал, на юге перемены, смысл которых пока непонятен. Отчётливо видно иное: прежние заказчики, знать и шаары, не спешат по весне в порт, не присылают управляющих. Закупщики камня из Усени тоже не приплыли. Год не обещает ничего хорошего… Да ещё и выры чудят. То одни гости у них, то другие. Курьеры плавают туда-сюда, а толку? Никакой внятности. Зато куплены два новых боевых корабля, дорого оплачены, золотом, а зачем? Никакой войны нет и не намечается, хвала Ткущей. Больше-то её похвалить и не за что. В зиму дожди и короста снега сгноили посевы, на биглей напал мор… Торговец с неподдельной тоской смолк, сочтя число жалоб достаточным. Теперь он глянул на гостя пристально и деловито.

– Вы ведь капитан, брэми. Мне вдруг подумалось: у вас не найдется несколько мест на галере? Нет здесь сытости, да и туманы донимают. Золото вы бросаете щедро, так я могу его вернуть вам. В оплату дороги до Ласмы, например.

– Неужто здесь так плохо? – Ларна задумчиво тронул косичку усов.

– Нет, что вы, – слегка дрогнул торговец. – У нас замечательно, мы довольны совершенно всем. Но туманы… жена кашляет, понимаете? Лекарь сказывал: юг и солнышко желательны ей.

Ларна допил пиво и поставил кружку. Спокойствия разговор не добавил. Скорее наоборот. Мыслимое ли дело, чтобы торговец, имея лавку на главной площади, норовил сбежать на юг весной, когда только и время – торговать?

– Сегодня мне не до вас. Завтра приходите к причалу вечером, спросите брэми Малька. Он помощник капитана, он будет предупрежден о вас. Тинка! Ты выбрала наряд?

– Нет ещё. Я никогда не видывала столько платьев сразу, глаза разбегаются.

– Собирай их в кучку, но без спешки. – Посоветовал Ларна. Обернулся к торговцу. – Я добавлю ещё золотой. Брэми Малёк мне почти родня… Он совсем юнец, ростом и сложением похож на мою спутницу. Следует подобрать ему кожаные штаны, рубах две штуки, куртку поплотнее, шапку шерстяную. Тёплая одежда здесь, в краю Карса, всегда бывает с умом пошита.

– Завтра доставлю. А как же с местами на галере?

– Теперь соберите сверток, – обычным своим непререкаемым тоном велел Ларна и выложил золотой на стол. – Я вернусь скоро. Всё должно быть готово.

Торговец несколько раз мелко, суетливо кивнул. Извинился и убежал собирать требуемое, смахнув золотой и не забыв проверить его подлинность. На ходу оценил полновесность: подкинул в руке, меряя вес с точностью, непостижимой для далекого от торговли человека… Ларна вышел из лавки и заторопился по главной улице вниз, к порту, внимательно глядя на девиц. Подходящая нашлась довольно скоро. Совсем молоденькая, жмётся и глядит вниз. Волосы тёмные, кожа ровная, довольно бледная, глазищи крупные, ростом не слишком мала, стройна. Фигура ещё детская, скорее мальчишка, чем девица…

– Можно присмотреть комнату в приличном трактире близ особняка шаара,? – вслух задумался Ларна, продолжая рассматривать выбранную девицу.

– Дык, подороже оно встанет-то, брэми, – испортила всё впечатление кареглазая, шмыгая носом и выговаривая слова тягуче, на здешний деревенский лад. – Ежели оно всерьез, до рассвету, значится…

Ларна прихватил добычу за локоть и увёл в сторонку, повернул к свету и ещё раз рассмотрел. Поморщился. Искать некогда, дело затеял глупое, но и решения менять уже не готов.

– Слушай внимательно. Мне надо, чтобы ты до утра делала то, что прикажу, исполняя мои указания в точности. Молчала, носом не шмыгала и…

– Дело у вас непутевое, – прищурилась девка с подозрением. – Дык… молчать мы могем. Токмо дорого это. Пять золотых, во как. Вперёд, слышь?

– Откуда взялась такая умная, – усмехнулся Ларна, отсчитывая монеты и убеждаясь, что кошель похудел до неприличия.

– А сам тута поживи, – обозлилась девка. – Уму выучисси. Зиму в деревне перемоги, ага…

– Я за что заплатил?

Девка хмыкнула, раскрыла было рот для ответа – и вспомнила. Захихикала, ладошкой прикрыла губы и повела плечом – молчу, гляди… Золотые перебрала в ладонях, как угольки. Глаза разгорелись, румянец сделался ярче. Убежала, не оглядываясь. Ларна даже заподозрил, что больше не увидит ни золота, ни купленной девки. Зря: вернулась с пустыми руками, гордо заложенными за спину. Подмигнула, шмыгнула носом – и снова закрыла лицо ладошками. Припомнила второе условие.

– Ладно же, пошли, – вздохнул Ларна.

Снова прихватил за локоть и довёл, не отпуская, до самой лавки на главной площади города. Тингали уже ждала, чуть не прыгала от радости. Она то и дело поправляла меховую душегрейку, расшитую сложным узором. Углядела, что идёт капитан не один, возмущённо фыркнула… и промолчала. Ларна второй рукой прихватил за локоть и её, поволок дальше, через площадь, в пустые улочки богатого верхнего города. Купленная за пять золотых девка молча тыкала пальцем, указывая дорогу. То есть помнила накрепко и третье условие, относительно трактира близ особняка шаара.

Ларна вытряс остатки золота из кошеля, оплачивая комнату. Волком глянул на хозяина заведения, осмелившегося неумно пошутить – две девицы, мол, и обе доводятся вам сестричками… Дотащил обеих до комнаты, сам вошёл и закрыл дверь.

– Ох, до чего тебе город не глянулся! – вздохнула Тингали. – Поясни, что затеял?

– Переодевайся. Ей – твой наряд. Тебе вот, вещи Малька. И молчи! Я сам не знаю, зачем. Нас пригласили на ужин, всё чинно. Только у меня ноет спина, словно целятся в неё… хотя это и не так. Тинка, не сопи. Да, на сей раз я поджимаю хвост. Бывает и такое, оказывается. Делаю глупость ради одного своего спокойствия. Посиди тут немного, позже вон – вылезай в оконце и беги в порт.

Ларна глянул на купленную девку.

– Твоё дело простое. Одеваешься в её платье, видом вы немного схожи, но мне и того достаточно. Идёшь со мной к шаару в особняк. Там мы ужинаем. Ты молчишь, как немая, поняла? Есть можешь, сколько пожелаешь. Тут нет запрета. Далее. Мы выходим, добираемся до этого трактира. Всё. Платье остается тебе, на память… Не хлопай глазами! Убивать нас не будут. Просто я не хочу показывать эту девушку шаару. Не хочу – и все дела.

– Вилкой она умеет? – засомневалась Тингали. – И салфетку на колени, и всё такое… Меня-то Ким учил.

Девка молча кивнула. Прощупала мех душегрейки, расплылась в счастливой улыбке. Ларна оскалился, мысленно ругая себя за глупость и бессмысленность происходящего. И за то, что не может ходить по городу с топором – тоже. Заодно и за ощущение бессилия даже топором одолеть накопившиеся в душе тёмные предчувствия, в которые он не верит, но и не замечать их не в силах… Особенно после того, как оказался прав, заранее разглядев беду в Арагже.

Капитан первым покинул трактир и остановился в тени, чуть в стороне от арки входа. Девка оделась быстро. Выскользнула из трактира через чёрный ход, поправила душегрейку и улыбнулась. Ей было смешно и интересно, она полагала себя самой везучей в городе. Пять золотых и парадное платье, да ещё ужин – и всё только потому, что рослый широкоплечий брэми капитан отчаянно ревнует свою невесту, не желает показать её знатному шаару. Все указанные соображения на лице девки были так ясно видны Ларне, что он усмехнулся, когда подхватил «Тингали» за локоть и повёл к особняку шаара.

– Имя твое на время ужина – Тингали, – буркнул Ларна.

Девка кивнула и хихикнула. Снова поправила душегрейку, уже в который раз погладила мех, провела пальцем по узору вышивки.

Ларна рассердился на себя ещё сильнее. Мысленно пообещал себе накрепко: никаких больше сказочек! От них разыгрывается воображение и заодно выпячивается подозрительность, заслоняя ум и здравый смысл. Город тихий. Чего он опасается? В краю ар-Карса так мало людей, что всю охрану этой их столицы он один выкосить может…

– Брэми, вас ждут! – жизнерадостно улыбнулся всё тот же охранник-курьер. – Проходите, вот сюда.

– Ты ещё и привратником подрабатываешь тут?

– Брэми, мне велено ждать вас. Я служу у шаара. Вы правы, я не охранник, но мы не хотели привлекать лишнее внимание к вашей галере. Девушку проводят к столу, а вас ждёт сам шаар. Срочное дело. Он получил тросн, вроде бы, – мужчина спустил голос до шепота, – прямо из Усени! – знающий буквально всё курьер оглянулся на «Тингали». – Брэми, вам понравился наш город, осмелюсь узнать?

– Она вышивальщица, это особый дар, редкостный, – негромко и тоже доверительно шепнул Ларна. – Тингали недавно шила большое и важное. Утомилась. Теперь онемела, надолго. До утра самое малое…

Охранник понимающе кивнул, распахнул дверь и указал рукой – проходите. Ларна прищурился, потому что спина заныла сильнее прежнего. С чего бы? Нет тут игломётчиков, ведь точно – нет…

Капитан прошёл длинным коридором до самой комнаты, где был накрыт стол. По знаку охранника шагнул в соседнюю с ней. Огляделся. Занавеси на окнах приспущены, свет неяркий, но и не тусклый. Шаар уже поднимается из кресла, нет сомнений, что это именно он. Средних лет человек с породистым лицом северянина и гибкими движениями бывшего выродёра… А кто ещё должен был оказаться тут? Да половина шааров прежде занималась так или иначе разбойным промыслом. Кому верят гнилые выры? Тем, кто делает для них тёмные дела.

– Брэми Ларна, – улыбнулся шаар. – Как же, наслышаны… Одиннадцать исполненных заказов на выров, да? Рядом с таким списком моих трёх и упоминать неловко. Это честь, принимать вас в моем доме. Вот кресло, вот кубок. Что-то мне подсказало: пиво вы не станете пробовать…

– Это что-то не сообщило вам заодно, что я и в гости пойти не стремился? – задумался Ларна, занимая кресло. – Причина спешки неясна.

– Север не любит спешки, ваша правда, – улыбнулся хозяин дома. – Но повод есть. Прежде, чем мы доберёмся до него, один вопрос. Это мой личный интерес: брэми, почему вы не оставили за собой место ар-клари Усени? Чего вам не хватило? Золота, власти, внимания? Ваш отказ намекает на расстройство ума, уж простите за прямоту. Сила и молодость… они быстро уходят. Слава тоже пропадает скорее, чем эхо в лесу… Что останется у вас теперь, когда вы от всего отказались?

Ларна отпил из кубка – действительно, не пиво, всего лишь клюквенный сок. Лучшее, что есть в этом доме и разговоре. Как можно объяснить, чем ты отличаешься от сидящего напротив человека, полагающего себя умным, знающим жизнь и успешным? Зачем это пояснять гнильцу? Впрочем, время идёт, а Тинке ещё надо добраться до порта. Вдобавок разговор, может статься, позволит хоть что-то понять… Ларна чуть шевельнул бровью.

– Для вас мой ответ не значит ничего, он просто не существует. Мы начали одинаково, но далее пошли разными тропками. Видите ли, брэми, я полагаю, что доброта более редкое и сложное свойство души, чем злоба. Злоба обычна для, выражаясь языком аров, первого возраста. Право сильного – вот её лицевая сторона, простота и слепота к окружающим – оборотная… Я вышел из первого возраста. Это не хорошо и не плохо, просто так сложилось. Я повзрослел и сменил панцирь убеждений. Вы же остались в своём первом, и в нём проживете остаток дней, низменным.

– Занятно. Мне вполне уютно в моем панцире, – мягко подтвердил шаар.

– Доброта слабых – это сопли и вздохи, это неумение отказать и нежелание отделить важное от ничтожного. Иногда их доброта просто иная сторона страха, готовность подвинуться по лавке от наглеца. Принять без разбора и спора всё, самое худшее. Доброта слабых есть покорность обстоятельствам и отказ от действий. Доброта сильных иная. Я смог однажды оценить со стороны благо и зло… и обрёл некую ответственность за свои дела. За силу, которой наделен. Такая доброта – сознательная и деятельная – свойственна взрослым, – неторопливо сообщил Ларна. – Она не несёт мне оплаты в виде власти или иных выгод… Но я дорос до неё. Я не испытываю пустой жалости к никчёмным людям. Я не стремлюсь утереть слезинку каждому. Но я полагаю, что люди без топора должны жить спокойно. Такие, как Тингали. Не бойцы моего, скажем так, веса. Но – богатые душой, чуткие, неравнодушные. Понимаете?

– Нет. Вы правы, я не понимаю вашего ответа, – удивился шаар. – В чём выгода от этой девки, шьющей кому не попадя и без оплаты?

– Мне интересно жить. Каждый день даёт мне нечто новое.

– Надо быть безумцем, чтобы уложить одиннадцать выров и сверх того смять самого кланда в стальной броне. Такое дело не по силам человеку, – рассмеялся шаар. – Вы доказали верность моих слов – вы безумны… жаль. Я-то наделся найти общий язык… Перейдём к делу.

Шаар презрительно щелкнул пальцами по тросну, свернутому в кольцо. Толкнул его ближе к Ларне.

– Ар-Карса полагают, что я обязан, – он насмешливо подчеркнул последнее слово, – помогать вам в этой глупости с вышиванием. Хорошо. Моя выгода никакая, но ведь и покой чего-то стоит. Я взял за шкирку свои владения и встряхнул. Говорят, мы живём на краю какой-то странности, и надо открыть дорогу на север. Не знаю. Мне оно неинтересно. Но я нашёл вот это. И, поскольку оно бессмысленно ровно так же, как все дела вашей… гм, доброты, я отдаю вам вещицу без сожаления.

Пока Ларна читал тросн, украшенный тремя крупными сургучными плюхами с гербом ар-Карса, узорным знаком их замка и оттиском пальца хранителя, шаар встал, пересёк комнату и снял с шеи цепочку с ключом. Он ещё раз глянул в прикрытую дверь. Лишь затем, уверившись, что лишних глаз нет, оттянул в сторону ковровую настенную картинку, открыл замок спрятанного в нише тайника. Добыл оттуда малый плоский ларец, обтянутый хорошо выделанной шкурой скалозуба. Вернулся, поставил вещицу на стол.

– Здесь указано: следует искать старые записи, необычные предания и странные места у кромки туманов, – отметил Ларна, завершив чтение.

– Пока я нашёл только это, – отозвался шаар. Положил рядом с ларцом тросн. – Забирайте. Обязательно вот тут подтвердите росписью, что я передал вам то, что обязан передать.

– Значит, можно не рассчитывать на иную помощь? – по-своему обрадовался Ларна.

– Перед вырами я чист, – улыбнулся шаар. – У меня вот-вот появится письменное подтверждение содействия в вашей глупости с вышиванием. Кстати: вот там есть особое зеркало. В него не видно меня, зато от тайника мне видно, что ваша спутница жрёт, как голодная деревенщина. Зачем тратить время на такое убожество? Но это ваше право и ваше время. Ставьте подпись и избавьте меня от вашего общества, брэми легендарный выродёр. Я сыт вашей славой. Биглятину прикажу завернуть в промасленный тросн и всю отдать этой… вышивальщице.

– Ужин окончен? – уточнил Ларна.

Шаар презрительно усмехнулся и кивнул, снова щёлкнув пальцем по тросну. Ларна задумчиво пожал плечами. Он ожидал иного, а здесь – всего лишь зависть и нежелание тратить силы на чужое дело, не сулящее выгоды. Тросн перечислял содержимое ларца: два старых пергамента с записями и новый документ, составленный писарем в деревне со слов двух старух. И всё… Ларна потянулся подписать, но шаар упрямо отодвинул тросн и указал на ларец, настаивая на осмотре содержимого. Ещё бы! Вдруг легендарный Ларна заявит позже: подсунули пустым и обманули.

Капитан вздохнул, нехотя подвинул ларец и бережно переупрямил тугую крышку, открывающуюся словно бы нехотя. Зато, едва щель достигла толщины в палец, крышка сама со щелчком распахнулась. Ларна нахмурился, удивленно рассматривая внутреннюю часть крышки – немыслимо старую, из потёртой тонкой кожи, грубо прошитой белыми нитками, образующими нечто вроде наметки узора. Нелепого: та же крышка ларца.

Но – тут Ларна вздрогнул – узор был живой… Сразу стало понятно, не зря копилось ощущение беды, не пустое оно! Весь ужин у шаара – ловушка, и выбраться из неё…

Вышитая намёткой крышка приоткрылась сама собой, комнату словно туман наполнил… в нём утонуло всё. Почти мгновенно. Но Ларна ещё успел расслышать удаляющиеся, гаснущие в тумане слова шаара:

– Этого вышвырнуть на улицу, девку доставить в замок. Снотворное ей дали крепкое?

Ответ утонул в серости тумана. Удушающего, тусклого, стискивающего болью. Словно процеживающего душу через плотную ткань… Или затягивающего в вязкое и окончательное ничто.

Глава двенадцатая. Тингали. Страх, который сильнее беды

Красота севера поразила меня в самое сердце. Всё же юг, тут Ларна прав, не наша земля. Мне было интересно любоваться Арагжей, как диковиной. Яркой, притягательной – чуждой… Край ар-Карса иной. Он сразу показался знакомым с детства, словно здесь тоже есть опушка Безвременного леса, словно рядом живут Кимочкины сказки. И закат только добавил радости.

Я шла, задирая голову и улыбалась. Здравствуй, тётка туча! Я много раз тебя пробовала вышивать, родная моя. Я помню тебя до последней складочки лиловой нахмуренности… Закат ты всегда любила, ты наползала на него, грудью давила день и осаживала его яркость, размачивала, смягчала. Было алым – сделалось густо-брусничным. Было золотым – вылиняло до старой бронзы… И всё небушко – узорное, и всё перетекает из оттенка в оттенок, слоится и играет, цветет и распадается, чтобы снова возникнуть, иным, изменившимся.

Почему под такой замечательной тучей, на раннем тихом закате, Ларна ходил мрачный, ну прямо предгрозовой – не понимаю… Я молчала, не перечила. Что ещё я могу? Он взялся оберегать меня. А я не освоила даже уроков с палкой. Вчера вон, так ловко пристроила себе шишку на локоть – искрами из глаз хоть жаровню растапливай! Ларна, добрая душа, и тогда пожалел, умнеть посоветовал с подначкой и без злости: предложил эти кривые руки оторвать и подождать, вдруг вырастут новые? Я рассердилась, перестала всхлипывать – чего ему надо было. Теперь и того лучше сделал. Дал выбрать платье. В жизни ни разу не выбирала и не примеряла ничего нарядного! Оказывается, это весело, прямо до головокружения. И в горле комок тёплый. Он балует меня. Он дарит мне подарки. Приятно…

Было. Только вдруг он лишил меня всех подарков и оставил страдать и умнеть в пустой комнате трактира. Платье тебе куплено? Как бы не так! Задним умом я крепка. Как осталась одна, почти сразу сообразила: он всем дал рассмотреть меня в ярком, чтобы только платье и запомнили, если кто следил за нами. Он полагал – следили… И потащил на ужин какую-то грубую девицу-молчунью, подкупленную уверениями, что мое платье, так сладко и весело выбранное, останется ей, насовсем…

Ох, я даже поплакала чуть-чуть. Комок в горле, невесть что возомнила. Он бережёт меня… Ему лет в два раза больше, чем мне! Сам так сказал. А я вот – позабыла.

Слезы высохли быстро. Я посидела, думая о вырезке бигля и чувствуя себя голодной и сердитой. Потом сообразила: ведь он оставил меня тут, потому что полагал ужин опасным. А я дуюсь и глупостями голову забиваю. Надо исполнять то, что велел. Выбираться тихонько из трактира и бежать в порт. Хотя… Почему в порт? И тем более сразу? Потому что мне страшно.

Я ещё подумала. Особняк шаара вон он – кажет высокую острую крышу, норовит проткнуть небо шпилем, увенчанным указателем ветра. Указатель тот вырезан из медного листа в форме кошки с гнутой спиной. Вот пойду и гляну, что напугало эту кошку. Или она, злодейка, ловит солнечного мышонка? Хорошую Ларна сплёл сказку. Я ведь вижу: не пересказал, зевая и повторяя чужие слова. Именно сплёл, душу вложил и своими глазами рассмотрел всю историю. Это и делает сказку живой, настоящей.

Перед особняком шаара было темно, кусты да деревья прятали его от улицы. Хорошо в кожаных штанах и морской толстой куртке! Тепло, удобно. В платье я бы постояла, повздыхала и поплелась в порт, вздрагивая при каждом шорохе. В штанах я иначе сделала. Пролезла через заросли кустов, протиснулась меж прутьев забора, поставленных редко, годных оберегать дом лишь от самых толстых воров.

Под деревьями тень ночи лежала густо, я окунулась в неё, страх свой будто размочила. Ощутила уверенность, словно я сто раз уже лазала в чужие сады. У парадного крыльца мялись и клокотали три страфа. Люди с оружием перекликались, слуги сновали в подсобы и на кухню. Я поползла от них в сторонку, вдоль тёмных окон. Да, поползла, а что? Так не страшно. Так я ощущаю себя невидимкой.

В первом освещённом окне я приметила чужих людей. Писарей, полагаю. Не рассматривала, зачем они мне нужны? Во втором окне, за которым горел свет, удалось разглядеть Ларну. Я возгордилась собой. Ловкая я, вот дальше проползу и украду кусок биглятины с подноса. А то живот бурчит столь яростно – того и гляди, расслышат звук из самого порта.

Ларна сидел, настороженно щурился и беседовал с каким-то гнильцом. Рослым, не молодым, морда надменная. Сразу видать: шаар или его первейший хвостотёр. Собою красуется, голову задирает, руку то и дело кладёт на рукоять ножа. Перед Ларной себя показывает. Мужские танцы, кто кого застращает. Дурак! Нашёл, перед кем пыжиться. Да Ларна его съел одним взглядом, сразу. Игру не поддержал, сидит скучает, прихлебывая питье, и ждёт, когда этот пегий страф сообразит, что его место в стае – последнее с хвоста.

В общем, нервничала я страшно и всё ждала: когда начнется этот их ужин, чтобы он поскорее закончился. Да ещё палка Вузи… За корни кустов цепляется, норовит то стукнуть, то бронзовым шариком звякнуть. Сплошная морока.

Наконец, гнилец кивнул – мол, согласен, изволю разрешить! Подвинул капитану тросн. Ну, это и я поняла: нам здесь не рады, помогать ничуть не желают. Подпиши и уходи… Ларна так и хотел сделать. Но хозяин дома – я довольно быстро сообразила, это и есть сам шаар – ткнул пальцем в какой-то ларчик. Ларна шевельнул бровью и стал безразлично открывать крышку. Глянул внутрь… И тут на меня накатило!

Ох и страшная вещица! Как я прежде её не опознала? Увлеклась своей лихостью, игрой в воришку… Ларец был весь – обман и ловушка. Он был двойной. Внутри обычного – вышивка. Сплошная изнанка… Гнилая, наихудшая, вся из белых ниток. Из ненависти сплошной, неразборчивой и холодной. Эта ненависть полагала всех ничтожествами. Страфьим клювом впивалась в душу и вырывала её единым клевком – в канву. Чтобы питаться добытым и силу свою не растерять. Я чуть не крикнула. Но палка очередной раз выскользнула из пальцев и пребольно подвернулась под колено.

Я замерла с раскрытым немым ртом… И смотрела без сил, жалкая и ничтожная, как выводят из комнаты пустую оболочку Ларны. Скоро я услышала его шаги на парадном крыльце – незнакомые, спотыкающиеся, неуверенные. Зазвучал голос охранника… он сильно тянул слова, а здесь все тянут слова и выговаривают их нелепо. Тот голос назвал Ларну – «пустышкой», и послал к вырьей матери. Затем изменился, звякнул деловитостью и приказал, чтобы готовили страфов: брэми сам повезёт вышивальщицу к вырам.

Я поползла к изгороди, снова протиснулась сквозь прутья и продралась через кусты. Вот и улица. По ней идёт Ларна. Точнее, бессмысленный младенец, сохранивший облик дорогого мне человека. Ох и худо сделалось мне! Захотелось от всей души этого шаара – палкой. Так, чтобы вмять его сытую морду до затылка. Но – не время, да и не по силам мне такое…

Я подхватила Ларну под руку и повела к порту. Плакала. Уже и не скрывала слез, но вела. А как не плакать, если он норовит грызть ногти? Если спотыкается и мычит, забыв слова и не понимая речи? Одно радует: нас принимали за пьяных. Но теперь-то я очнулась и вижу то, что капитан сразу понял: этот город не тихий, он гнилой. Он насквозь гнилой, в нём люди не радуются и не живут полной жизнью. Если бы я не глядела на тучу, а разобрала нитки людские, я бы во вовремя поняла и помогла Ларне. Но я привыкла, что он оберегает меня. Что все заботы на его широких плечах. Он прав – я стала лодырничать и жалеть себя.

У причала меня заметили. Малёк выслал людей. Сам прибежал. Глянул на Ларну – и побелел весь, словно не смугл и не южная кровь течёт в нем. Губы дрожат, в глазах отчаяние.

– Это пройдёт? – спрашивает.

– Нет! Само не пройдет.

Собственно, сказала – и поняла, как надо беду исправлять. Ох и страшно мне сделалось… Я от отчаяния даже не стала бубнить нелепое и жалкое: «Это я во всем виновата». Зачем? Потом буду жалеть себя. Пока что нет времени. Ларец захлопнулся, украл у Ларны – Ларну. Значит, моя очередь спасать его. Я ведь и шить умею, и выпарывать. Эту работу следует очень тонко и споро распороть. Освободить то, что злое шитье потянуло в себя. Всё украденное теперь внутри, и оно ещё цело. Эта гниль медленно пожирает пойманных. Годами, я так соображаю.

Ох, отвлеклась. Не о том думаю. Надо не узоры плести, а строить план. Ларна умеет. Я – нет. Мне страшно… Но – надо.

– Малёк, нас придут убивать скоро, уже к рассвету, – сообразила я. – Ларна подсунул им девицу вместо меня. Как разберутся, так и поднимут шум. Уводи галеру. Полным ходом, слышишь? Иначе и Ларну мы потеряем, и сами все сгинем.

– Хол справится за лоцмана, – прищурил свои темные глазищи помощник капитана. – Я тут останусь. Тебе нельзя одной. Ларна не простит меня, если я…

– Ты капитан! Ты должен вести корабль!

Пробовали орать шепотом? Я вот попробовала. Глупо и ничуть не убедительно. Но Малёк меня понял. И что боюсь до ужаса, и что отступать мне некуда. Ему тоже… Хмуро кивнул. Глянул на людей, дал знак – готовить весла и бросать канаты для стражей.

– Туман ползёт по воде, – сказал он, скалясь, как Ларна. – Я буду очень острожным и внимательным. Без всякого азарта. На что рассчитываешь ты?

– На палку Вузи, – честно отозвалась я. – Нужда крайняя. Сказал, в таком деле она поможет, и даже копьем называл. Если его колдовство не сработает, ты найди его и скажи всё, что мы думаем о нем.

– Стукнуть надо по песку, – напомнил Малёк.

– Не умничай! Ты отвечаешь за Ларну. Меня не жди. Если ящер всё же явится, я сюда не вернусь. Поеду туда, на север. К тётке туче… То есть к вечному туману здешнему.

– Одна, без Хола? Выпарывать и шить?

– Мы друг друга иногда ощущаем. Разберёмся. Сперва ты уведи галеру и уйди от погони.

Он кивнул и взбежал по сходням на борт. Я осталась на берегу, заранее ощущая себя глупой окончательно и трусливой до того, что с места двинуться нет мочи. То есть пока-то я лезу в бой, Ларна всегда так и говорил. Уже не надо лезть, но я лезу. После очухаюсь и подожму хвост. Ничего, пустяки. Изведу ларец, вернётся в явь Ларна и спасёт меня. Всех нас. Я не сказала Мальку, но это и есть мой план. Глупый, я ведь не умею строить умные. Я узоры шью. И даже их наметываю – не по прямой…

Бежать через город, совсем одной, оказалось ужас как плохо. К порту я шла с Ларной, пусть и «пустышкой» он был, но всё равно по виду – рослый капитан, широкоплечий и внушительный. Главное – я сама верила, подспудно: пока он рядом, со мной ничего дурного не может случиться.

Теперь я была одна во всем мире. Как Ким, когда он оставил нас на зеленом лугу и ушёл в пески, убивать многоглавую змееподобную тьму… Ох и страшно – одной-то! За себя. За дело, за нашу галеру… Даже за Ларну. Хотя я всё равно не могу поверить, что он не в себе. Переможет, очнётся. Он сильный.

До особняка шаара я добралась, уже основательно задыхаясь от бега. Во рту ощущался смутно знакомый вкус, какой-то железный. И сама я была не в себе. Море по колено, и в то же время ноги подламываются. Словно гнутся они во все стороны, словно не устоять мне – если хоть раз остановлюсь. Меж прутьями ограды я пролезла ловко, через заросли пробралась и того привычнее. Почему здешние воры ещё не обобрали шаара до нитки? Лентяи! Хуже меня тунеядцы.

Я сходу проползла до самого окна – того, где видела шаара и Ларну. Света в комнате стало мало, один масляный светильничек, и тот прикручен так, что огонек едва теплится.

Что дальше? Окно разбить? Я подёргала раму и переплёт. Потыкала палкой Вузи. Этот колдун был изрядно вороват, ему ли не знать, как пробраться в дом? Окно поддалось. Либо шаар не верит в наличие воров в городе, либо Вузи помог мне. Не знаю. Встречу – спрошу.