Текст книги "Вышивальщица. Книга вторая. Копье Вагузи"

Подул ветер. Песок зашелестел, весь дальний, южный склон холма двинулся в долину, словно он стал живым. Засыпал и след ящера, и самого его, видимо, тоже – люди не могли понять наверняка, глаза устали от сияния утра и от ветра – бьющего в лицо, сухого, горстями бросающего песок… Наконец, всё стихло.

Пустыня осталась лежать утренняя, рыжая, бескрайняя и однообразная.

– Убрали прореху, – Тингали очнулась, с удивлением огляделась. – Совсем убрали. Канва тонкая, слабая, но целенькая. Ей теперь долго расти и развиваться до здорового своего вида. Ларна, можно нам уже идти домой? Круг травы сгинул. И где мой брат, я не понимаю. Страшно мне, больно… Хочу на север поскорее, хочу увидеть деда Сомру. У кого ещё такое спросить можно? Только у него.

– Куда ты собралась днём, непутевая? – вздохнул Ларна. – Сейчас раскинем полог, отдыхай до заката. Тогда и решим, как выбираться отсюда. В целом я соображаю, что север там. Но требуется в точности указать место, где нас ждут и встречают. Это слишком непросто… Впрочем, по тутошней поговорке, пожалуй, вечер утра мудренее.

Ларна зевнул, щелкнул зубами и заторопился добывать из вьюков ткань. Малёк помогал, хмуро озираясь и ужасаясь: за ничтожное время восхода из семи путников осталось четверо. Где прочие, что с ними? Судя по спокойствию Ларны, унывать никак нельзя. Всё обошлось. Понять бы, как? Повторно обмытый и смазанный маслом Хол затих, тоскливо вздыхая. Глаза на стеблях он втянул. А нижние до сих пор нещадно болели, Тингали сидела рядом и капала в них воду, оттянув веко и пытаясь смыть остатки песка. Закончила, улеглась, касаясь рукой панциря. Малёк пристроился с другой стороны, тоже вплотную к выру. Их осталось так мало, что отойти, отодвинуться сделалось невозможно и страшно. Только Ларна мог не бояться или не показывать своего опасения. И это давало надежду.

Вот он, сам, от макушки до пят – северная сказка людей. Усмехается в усы, задаёт корм ящерам и проверяет лапы страфов. Прежде это делал проводник…

Наконец, Ларна завершил работу и улегся, накинув на голову ткань, чтобы солнце не пробиралось под веки и не мешало отдыху.

Клык порой судорожно клокотал и озирался, жалобно пищал, как маленький – звал хозяйку. Не выдержал, в один удар клюва перерубил повод и забрался под полог, вплотную к боку Тингали. Пришлось, перемогая жару, обнимать его шею и гладить, обещая утешение.

Наконец, все заснули.

Глава пятая.
Юта. Столичная жизнь вырьего князя

Серо-узорчатый выр размеров Юты ар-Рафта уже сам по себе заметен издали и привлекает внимание. Герб, нанесенный на хвостовую пластину, люди успели запомнить. Замков не так много, семнадцать. Столько же и гербов, обозначающих не просто семьи, но владельцев земель… Даже среди них Рафты значимы и уважаемы. Негласно их именуют теперь хозяевами севера. Юта знал и сплетни, и настоящее положение дел, для него, как он полагал – невеселое…

Сплавал домой – и что? Прямо в порту, под стенами родного замка, встретили хмурые, изрядно сердитые оружейники. С ними и мастера рудного дела. Всем своим гудящим хором потребовали именоваться князем… Старший любимый брат, хранитель замка, стоял молча и, неловко такое предположить, был вполне доволен: не его люди впрягают в хомут власти. Гата, младший, тот ехидствовал откровенно, шевелил усами и с трудом сдерживал булькающий смех. За что и поплатился. Сидит теперь во дворце, названный ар-клари и обязанный исполнять все дела князя в отсутствие Юты, ловко сбежавшего в Усень. Не навсегда, само собой – но хоть на время, прийти в себя от произошедшего и обдумать внезапно свалившийся на панцирь княжеский титул. Со Шроном обсудить. Если получится – так ещё с Кимом, Ларной, Марницей. Они – люди. Им виднее, как управлять берегом и должно ли выру брать на себя такое дело.

Юта поднимался от порта через зелёный город, радуясь его быстрому очищению от гнили. Ангра, весенний сезон с древний названием, грянет через неделю, а с ним и праздник, первый общий для людей и выров… Он, Юта, не был в Усени всего-то месяц. Но вода не пахнет нечистотами, наслоения со стенок и дна каналов удалены. Деревянные временные настилы накрывают улицы. Раздавленные скорлупки старых лачуг вывозятся, на их месте поднимаются новые дома. Город вырос из негодного гнилого панциря прошлого. И обживает новый – попросторнее и покрасивее.

Несколько раз люди окликали: мастеровые в зелёном городе как-то на редкость мирно настроены к вырам, страха или излишней почтительности не ведают. «Эй, северный ар, пособи!» – кричали они. И просили перебросить тяжёлое бревно через канал или уложить блоки в основание дома. Потому что ему такое дело, при его росте и возможностях – одно усилие клешней и рук. Людям же – полный день тяжёлой работы… Более всего Юту забавляло то, что люди платили за помощь. Всякий раз старший мастер на постройке дома с прямой и чуть грубоватой деловитостью нижнего, рабочего, города, подходил, глядел на уложенные блоки и бревна, кивал. Бормотал нечто вроде: «без правки годно», или «ещё рычагами двигать, за то сбавлю денежку». И, не слушая отговорок, считал медь или серебро. Состоятельность и титул выра, вызванного помогать на стройке, для мастера значили, видимо, совсем уж мало. Главное – размер клешней, сила лап и качество работы.

Юта до вступления в красный город обогатился без малого на три кархона в пересчёте на золото. Пришёл в наилучшее настроение и даже позволили себе задержаться в последнем трактире перед сменой цвета мостовой. Польстился на название – «Зелёный берег».

Постройка была совсем новенькой. Приятно пахло свежими сосновыми стружками, которые ещё сметали щётками с только-только доделываемого бокового крылечка. Юта воспользовался главным входом, устроенным удобно и пока что непривычно несколько: на новый лад. Дверь широка, в две створки, разрезанные ещё и продольно на верхнюю и нижнюю части. Внизу на левой нарисован оттиск суставчатой руки выра, вверху на правой – ладони человека. Юта толкнул слева, открылись лишь нижние доли дверей. Зато обеих… Трактирщик, крупный краснощекий мужик в зелёном переднике с вышивкой береговой линии столичной бухты, гордо подбоченился.

– В первый день работы ко мне бежит здоровущий выр! Добрый знак! Пособи бочку вон ту подвинуть, а?

– На память о добром знаке? – прогудел Юта, безропотно двигая бочку.

– Да понимаешь, третий раз переставляю, – отмахнулся трактирщик. – Всё прикидываю, как удобнее размещать вас в зале. Говорят, ваши молодые отличаются буйным нравом. А ну сломают стену или помнут кого? Их надо бы к оконцу. Или – наоборот?

Юта задумался. Потом припомнил неугомонного ар-Рага, разгромившего два года назад по осени трактир в Синге. Этот малёк-переросток после погрома твердил виновато дня три про достойное заведение на юге, где уже додумались построить беговую дорожку. Пересказ привёл трактирщика в глубокую задумчивость. Он даже тагги нацедил, не спросив цвет – белой, полную кружку и за счёт заведения. Стал рассматривать высокий потолок и хмуриться. Юта допил таггу, поблагодарил. Назвал имя выра, громившего Сингу и посоветовал, если тот появится, выяснить подробности у него. Панцирь приметный, светлый с прозеленью, таких всего-то пять и есть, потому что у старого ар-Рафта панцирь вылинял до серости, а вот прежде был похож…

В трактир тем временем, толкнув правую створку – она открылась одна и целиком, верхняя и нижняя части сразу – вошли три человека в форме городской стражи. Устроились за столиком в тени, спросили пива. Поздравили трактирщика с открытием заведения. Вежливо приветствовали выра. И изрядно его насторожили.

– Беда у нас, ар, – вздохнул старший из стражей. – Зелёный-то город ещё не знает, а как узнает, шум поднимет. Я уже отослал весточку слободскому старосте. И человека отправил, чтобы за любимцем нашим, за Эгрой, присмотреть старательно, хоть сегодня.

– Что за беда? – насторожился Юта.

– Выра в ночь убили, – тихо и очень грустно шепнул страж. Глянул внимательнее на хвостовой герб и вроде обрадовался. – Вы только с галеры, славный ар-Рафт. Приятно вас видеть в столице. Пожалуй, я выделю вам провожатого. Так велено.

Юта с сомнением глянул на встающего из-за стола рослого вооруженного охранника лет сорока, насколько он разбирался в людском возрасте.

– Вы всерьёз верите, что он будет полезен мне, если что?

– Мы не обсуждаем указы златоусого, – вздохнул страж. – На два глаза побольше в любом случае, достойный ар. К тому же вы не вооружены. Он проводит вас до дворца и обеспечит хотя бы обычным набором – две пары ножей и клинок. Или топор.

– Вы правы, – вздохнул Юта. – Но я не понимаю, зачем убивать выра? Мне как раз показалось, город мирно живёт и всё налаживается.

– Нам тоже непонятно, – скривился страж. – Я же говорю: зелёный город поднимет шум. Обвинит купцов из красного, затеявших склоку из-за цен на рыбу. Цены-то сбили наши выры, загонщики подводные. Верхний город, того и гляди, ответно заденет наших же старост… на гостевую слободу попеняет. И во многом окажется прав. Там и склады, и трактиры, и притоны… всё есть. Город без того, что гнилью зовётся, не живёт, так я думаю. Но не это пугает меня, – страж наклонился ближе и шепнул в самую ушную щель, чтобы и свои не разобрали: – слух прошёл, ему отрубили усы.

Юта ненадолго замер. Убийство – уже плохо и грязно. Лезут на поверхность разные мысли. Само собой, первая – воровство. Выры в большинстве своём достаточно богаты, в их кошелях звенит золото. Но ради кражи не рубят усов! Можно припомнить и общую неприязнь к клешнятым, попытку запоздалой и возможно нетрезвой мести за близких. У кого-то в прежние, совсем недавние времена, погубили родню, угнали в рабство или хуже – превратили в тантовых кукол. Желание поквитаться осталось, удобный случай подвернулся… Но опять же – резать усы? Для этого надо хорошо знать обычаи выров. Получается, не просто убили, но ещё и жестоко опозорили…

И когда! За неделю до начала сезона ангры, священного для выров. Конечно, уже пять веков это название мертво, как и сама традиция. Ангру погубило проклятие жёлтой смерти, сделавшей глубины недоступными… Но помнится и отмечается ангра неукоснительно. В эти две недели, когда зима только-только отступает и тепло копится, выры исконно выходят на берег в родных бухтах. И ждут подросших трех-пятилетних мальков в первом крепком панцире у заводей, где прежде праздновали семьями главное событие вырьего года – осенний сезон сомга. Время, когда у самой поверхности гуляют косяки красного окуня. Рыба сыта, и вылупившиеся в эти две недели личинки-несмышленыши уходят в первое свое плаванье, имея наибольшую надежду на выживание и развитие. Ангра и сомга, два сезона, дающие жизнь роду… Убить выра в начале ангры, отрубить усы – значит, едва ли не объявить войну… Юта невесело усмехнулся. Завел свои усы назад, на спину. Допил таггу.

Если всё обдумать толком, златоусый прав и его нынешнее решение, как и иные решения Шрона, не лишено мудрости. Человек-страж не столько оберегает выра от бед, сколько является свидетелем того, что данный выр не совершал попыток отомстить за оскорбление всего рода. Молодняк, надо думать, всколыхнётся, едва новость станет общеизвестна. И, случись теперь два-три убийства людей, вполне надёжный на первый взгляд мир пошатнётся, опасно накренится к прежнему. К разобщенности и взаимным подозрениям.

Юта покинул трактир и заспешил вверх по красному кирпичу богатого города. Теперь Шрону особенно тяжело одному, без братьев. Ему нужны помощь и поддержка. Но нет рядом даже Ларны и иных надёжных людей… Охранник топал рядом и слегка задыхался. Юта сунул ему мелкие короткие усы, посоветовал держаться и не стесняться, чтобы не отстать.

– Шрон во дворце? – без особой надежды на точный ответ, спросил он.

– Златоусый ар не покидает дворца уже три дня, – отозвался страж. – Ваши старые хотели устроить праздник по случаю этого сезона, не упомню названия, мы его по-своему привыкли именовать, на людской манер… ну, не важно. Вместе бы погуляли, враз выучили бы верное название, вырье. И вот, – человек тяжело вздохнул. – Не будет праздника, если не прояснится дело с убиением выра. Такое горе!

– Скорее угроза и злой умысел, – отозвался Юта. – Но кто мог? Он хорошо знал нас, ударил больно, в самый стык, прицельно в чувствительное наше место. Шаары могли знать тайное. Выродёры… хотя вряд ли. Скорее те, кто их воспитывал. Не понимаю… Однако пока что давай знакомиться. Я Юта. Как тебя зовут? Мы теперь, видимо, надолго связаны этим несчастьем. Ар Шрон желает к каждому выру приставить человека, чтобы мы были вне… подозрений.

– Так и мы сообразили, – отозвался страж. – Я Дроф, происхожу из зелёного города. Батюшка мой каменщик, я не потомственный охранник, я из нового набора. Ну, а Юту весь город знает. Повезло мне: при князе выпало состоять, значит.

Красный город Юта пробежал быстро и без остановок. Белый, небольшой и словно вымерший в окончательной тишине, мелькнул в считанные мгновения. Три улицы – и вот он, дворец. Главный вход, два выра на страже, широкая мраморная лестница ведёт к открытым с утра и до вечера воротам приёмного зала.

Обычно тут к полудню оставалось ещё человек пять-десять с прошениями и жалобами. У входа сидели писари с чистыми листками троснов, не все в городе сами грамоту знают: многие устно наговаривают своё прошение, для записи. Потом с любопытством рассматривают полученный лист, весь в красивых ровных линиях букв, переминаются, лениво сплетничают с соседям по очереди, продвигающейся достаточно быстро. Сегодня у ворот – никого… Значит, город уже насторожился.

Вид дворца Юту порадовал, даже вопреки мрачности и задумчивости. Он помнил эту постройку грязноватой, замшелой, лишённой окон, мрачной. После ремонта всё переменилось. Узорные окна со сложным переплетом ещё отливают и набирают, пока заменив на простые, из квадратов мутноватого неровного стекла, скрепленных наспех, кое-как. Полукружья вверху рам и вовсе – закрыты досками. Зато стены уже полностью отчищены, каменные отполированы, иные выровнены и покрашены. Полы обрели свою настоящую красоту – сухие и светлые, застеленные золотыми дорожками солнечных бликов. По штукатурке потолка вьётся прихотливый узор. Настоящий дворец, называть так не стыдно!

Юта качнул клешнями стражам, которые без вопросов расступились при виде знакомого, издали приметного, панциря. Стоящий слева прошелестел, советуя искать златоусого во внутреннем дворе, у малого пруда. Юта ответно шевельнул усами и помчался по ступенями вниз, поддерживая своего охранника под локоть. Потом взбежал по следующей лестнице, миновал затенённую галерею и выбрался во двор.

Шрон в задумчивости лежал у самой воды, рисовал усами следы на поверхности и молчал. Рядом на своей тележке катался Жаф. Было видно: пострадавшие от гнили лапы у него отрастать заново не будут… Возраст берет своё, способность восстанавливать утраченные конечности постепенно угасает и однажды пропадет вовсе. Впрочем, плавать выр может и с семью парами лап. Да и ходить тоже, но медленно, царапая панцирным брюхом по мостовой… Кататься на тележке куда удобнее. Она превосходно держит немалый вес тела.

Всё это ар-Рафт подумал, едва увидел старых.

– Юта! – в один голос обрадовались гостю.

– Да вот, сбежал с севера, не хочу быть князем, – смутился серо-узорчатый выр. – Но у вас тут дела сгрудились – похуже моего бегства и иных северных неурядиц. Убили курьера! Мысли так и мечутся, аж спина гудит… Однако же прежде, чем поделиться и выслушать, хочу выяснить важное для себя. Ведь не может выр править людьми?

Шрон всем телом отвернулся от бассейна и устремил на Юту оба глаза на стеблях. Насмешливо вздернул бровные отростки. И неторопливо, с обычной для себя обстоятельностью, пояснил: увы, может. Новый закон о правителях и правлении устанавливает достаточно сложную система передачи власти, двойственную. Если шаары – слово не стали менять, именуя так управителей земель, подчиненных князю и назначаемых по его выбору – так вот, если шаары не возражают, не кричат в голос о воровстве и незаконности наследования, если люди массово златоусому челом не бьют, принимает власть тот, на кого укажет прежний князь. Выбрать наследником правитель может кровного родственника, что именуется «правом людей». Но равно законным будет и указание наследника, принятого в семью по закону выров. То есть не родного по крови, но признанного равным детям в правах. «Посаженного на хвост», как это именуют земноводные.

– Ты как раз равный в правах, – закончил Шрон. – И тут вторая сложность, Юта. Ты можешь передать власть только тому, кого посадишь на хвост. Будь то ар-Рафт – значит, выр… или рэм-Рафт – принятый в семью человек. Ох-хо, трудно нам было воедино увязать два закона разных народов.

– Но это нелепо, – ужаснулся Юта своей обреченности ещё лет сто тянуть лямку князя. – Люди ведь не могут принять в семью выра, то есть меня! Значит, я не князь, ведь так?

– Отчего не могут? – усмехнулся, шевельнул губным ворсом, Жаф. – Могут. Вполне даже, вполне! Погляди на Эгру ар-Сарну. Его приняла целая слобода.

– Но я же скоро войду в пору перемен, – ужаснулся Юта. – Если вышивальщики справятся, во что я верю без оговорок, то вскроются глубины. Что мне, всю жизнь сохнуть на берегу и лишиться права на второй возраст? Я неущербный выр и боец, а не гнилой береговой хвостотёр!

– Ох-хо, сколько ила из-за пустяка поднял… Нырнёшь на год, – не смутился Шрон. – Оставишь дела на попечение ар-клари. Не топочи лапами, недоросль. Люди полагают, ты подходящий князь. Кстати, это тоже есть в законе. Можно стать князем по праву общего голоса населения земель, так мы это обозначили. Мне думается, твоё имя оружейники кричали очень даже общим хором… Очень, или я не прав?

Юта мрачно проглотил готовое возражение и лёг на прогретые плиты у бассейна. Подумал, что зря плыл на юг в нелепой детской надежде спихнуть обязанности на чей-то иной панцирь. Да хоть на брата Гату! Оглянулся на своего охранника: Дроф отошёл в сторонку, робея при виде обличенных большой властью выров, решающих столь важные дела. Сел на край невысокой каменной изгороди и стал смотреть в малый парк, раскинувшийся ярусом ниже, у самой стены.

Шрон подвинул усом в сторону Юты тележку с напитками. Тот отмахнулся и приготовился слушать. Прикинул: остается последняя слабая надежда. Он нырнёт, явится снова домой выром второго возраста… и как ещё примут эту перемену люди? Не зря Шрон запретил до поры все упоминания природы и смысла смены возрастов у выров. Люди могут насторожиться, не узнать своего князя и выбрать нового, освободив его от бремени власти. Однако же вслух высказывать подобное неразумно. Мало ли, что ответит Шрон? Может, задумается и изобретет закон на такой случай, закрывая последнюю надежду на обретение свободы…

– Я уже знаю, что погиб выр, – отметил Юта, возвращаясь к главной теме. – Ужасно.

– Не просто выр, курьер замка ар-Лим, – тихо и грустно уточнил Жаф. – Я знал его, толковый был, хоть и малёк еще годами. В сумке у него, по словам старого ар-Лима, лежали тросны – переписка хранителя и дворца. И золото. Не особо много, но и немало – семь сотен кархонов. Длина выра полторы сажени. Полнопанцирный. Вскрыт ударом топора, так решил тот, кто его осматривал. Человек смотрел, из охранников.

– Что делать и как искать виновного, мы пока не знаем, – сокрушённо признал Шрон. – Выры в ярости. Ар-Лимы так и вовсе, требуют немедленных казней и иных жёстких мер. Давят на Жафа. Напоминают, что поддержали его по осени, когда мы смяли кланда… Намекают на ответные шаги и особое отношение. Мне тоже много чего напоминают… Плохо у нас. Отдай я дело на рассмотрение людям – выры не поверят в любые их доводы, отвергнут итог самой тонкой и точной дознавательской работы. Отдай работу вырам… и того хуже, ведь некому и заняться дознанием! Ар-Лимы искать не станут, начнут мстить, прикрываясь правом дознавателей. Род ар-Нашра, которых пока что Жаф держит, тоже негодуют, ар-Выдхи не лучше. Ар-Сарны вне игры, ар-Тадхи не имеют должного веса в делах. Ар-Бахты… я златоусый, мы не можем брать на себя больше. Ар-Багги – ну, этих ты и сам знаешь, гнильцы они, если коротко, но, увы, столица на их землях. И так далее… Ты очень вовремя прибыл, князь земель Рафт.

Юта осторожно привстал на лапах и попытался отодвинуться от пруда. Ему стало неуютно, в сознание вползла гадчайшая мыслишка… Он-то рвался в Усень если не избавиться от обузы власти, то хотя бы отдохнуть, повидаться с друзьями. Так неужели… Шрон ловко поймал усом за руку.

– Я не закончил говорить. Разве вежливо отворачиваться от старых?

– Тебе принести извинения от лица князя земель Рафт? – булькнул Юта.

– Не до шуток, – сухо отметил Жаф. – Шрон всё в точности изложил, точнее уж и некуда. Выры Ар-Багга хозяева здешних земель. Они пока что сами избрали дознавателя. Человека. И так он резво начал дело, что головы полетят уже завтра, вот чего опасаемся. Мы, старые, даже не получили от хранителя ар-Багга тросн с уведомлением. Потому что у него есть полный день на подачу такого документа. Он и тянет, гнилец, до последнего луча закатного солнышка. Даже если мы не согласимся на избранного им дознавателя, нового назначим завтра, когда окажется уже поздно: труп выра уберут с места убийства. Людей в городе так запугают и запутают, что хуже станет, почитай, и некуда. Мы лежали здесь и перебирали имена выров и людей, годных к дознанию. Видишь как: человек есть, и звание у него нужное, и рвение имеется, но одного его сомнут. Знаю я ар-Лимов… Они и нынешнего дознавателя сомнут, только разве это что меняет? Его так и так не жаль. Гнилец.

– Юта, ты прибыл в самое время, – вздохнул Шрон и приподнялся на лапах. – Я, златоусый, своею волей от имени совета старых наделяю правом вести дознание двоих, человека и выра. Человеку имя Михр, он ар-клари города и мой помощник в делах, за него поручился Ларна. Выру же имя Юта ар-Рафт, сопровождаемый в городе… – Шрон качнул усом в сторону стража.

– Дрофом из охраны зелёного города, – обреченно добавил Юта. Усы его поникли. – Ар, вы наполняете болью мое сердце.

– Которое из пяти? – булькнул Шрон. – Ты уже говоришь, как человек, князь. Ох-хо, скоро начнешь болтать про головную боль и синяки на коже. Иди. Любые тросны от тебя будут передавать мне незамедлительно. Если понадоблюсь, буди хоть среди ночи. Знаешь, из-за нынешних бед я и не сплю, ничуть… Мы как раз пытаемся уладить семейные законы. Подумать только: люди не понимают разделения понятий жены, в общем случае женщины – и матери рода. Без такого разделения нам никак не продвинуться дальше. Мы не можем установить понятие детей выров, поскольку люди всех наших мальков полагают усыновленными, а мы – родными. Мы им твердим про волю волн и сознательный выбор, они нам про голос крови и семейную верность без измен.

– Голова не болит? – ехидно уточнил Юта, чуть громче окликнул охранника: – Дроф, нам пора. Запомни по возможности этих старых. Может, ещё придется передавать им тросны. Лично, не через слуг.

Дроф кивнул, внимательно изучил панцири и знаки семей на хвостах, вежливо поклонился и заспешил следом за своим неугомонным «охраняемым». Шрон прогудел вслед, что ар-клари теперь в оружейном зале. Юта сунул ус в руку Дрофа и побежал быстрее, по лестнице вверх, переходами, ещё не получившими полного ремонта – в оружейную. Бывшего выродёра, знакомца Ларны, выр прежде видел мельком. Помнил лишь, что человек рослый, светловолосый и вроде – обстоятельный. Дело, за которым он застал ар-клари, показалось Юте начисто лишенным смысла. Мужчина по очереди снимал со стены оружие самых разных видов, примерял по руке. Делал замах – и либо откладывал в сторонку, либо вешал на прежнее место.

– Ты Михр? – уточнил Юта. Нехотя выдавил остальные слова: – ар Шрон нас с тобой назначил дознавателями.

– Я уже собрался прикончить Ларну, – усмехнулся человек, откладывая длинную алебарду в сторонку, – недавно я думал, он по глупости отказывается от места ар-клари. Нет, просто голову бережёт. Меня ар-Лимы сожрут в пару дней! Но если нас уже трое с учётом твоего охранника… пожалуй, пусть Ларна пока поживёт. Ар-Рафтов даже Лимам не скушать, не поперхнувшись. Как следует именовать вырьего князя? Ар или брэми-ар?

– Не трави мою душу, – рассердился Юта. – Именуй по имени, на то оно и даётся вырам и людям. Заодно расскажи, как следует дознавать? Я в этом деле ровно ничего не смыслю.

– Да в целом ясно, как, – посерьёзнел северянин. Сел на скамью и вздохнул. – Выр пока что на том же месте, где его убили. Мои люди стоят оцеплением, выры-стражи тоже. Ещё немного, там бой начнется. Этот гнилой гнилец, дознаватель от ар-Баггов, желает отдать труп ар-Лимам. Немедленно… Я велел не дозволять и прежде всё зарисовать: как лежит, размеры указать точные. Краской обвести на мостовой тело. Оружие вот подбираю. Слух пущен, что выра убили топором. Не верю. Потому что хват для удара неудобный, как мне представляется. Надо бы на месте глянуть. В общем-то, всё годное я уже заготовил, – ар-клари указал рукой на кучу оружия. – Пока ты не прибежал, мне казалось, поднять и доставить на место в один прием не получится.

– Если бы дознание сводилось к передвижке плит и иных тяжестей, я был бы несравненным мастером, – гордо булькнул Юта. Нацелил глаза на Дрофа. – Пока ар-клари меня охраняет, сделай милость, пошли человека или выра в порт. Пусть на мою галеру передадут, что мне нужен мой дружок Ютти. Следует доставить его к тому месту, где убит выр.

– После покрутись тут, с охраной поговори, пива им купи, бражной настойки, – добавил Михр, ссыпая несколько золотых кархонов в горсть удивленному охраннику. – Ты здешний, из зелёного города. Ваших немало набрали в охрану, да и в особняках выров теперь служат люди. Мне бы знать окольно: нет ли общения меж вырами и гнильцом-дознавателем? Не отсылали ли тросны, не принимали ли курьеров, вдруг кто что видел? С кем теперь знаются ар-Багги? Они, как я подозреваю, уже и виновного выбрали, теперь половчее подстраивают мелочи, чтобы бесспорно вину доказать! Ещё хорошо бы понять, кто из выров-стражей был в дозоре во время убийства. И где этих выров носило, что на шум так и не вынесло? Излишне не усердствуй, слухи – они и есть слухи, они как сор, всплывают сами. По пьяни скажут немало. Верить не верь, а запоминай поподробнее. И ещё учти: тебе пить надобно безобидный взвар. Только его! После приходи опять во дворец, скажи – ко мне, проводят. Если ночь застанет здесь, а я не появлюсь, требуй комнату и жди, но с удобством.

Дроф кивнул, бережно ссыпал дважды пересчитанное золото в свой довольно тощий кошель. С должной расторопностью удалился исполнять приказы. Михр ремнями увязал выбранное оружие, Юта забросил связку на панцирь и поволок, придерживая двумя нижними парами рук. Ар-клари шагал широко и уверенно, выру понравилась его манера торопиться. Дворец покинули почти бегом, и по улице заспешили резво, без передышек.

– Где убили курьера? – негромко уточнил Юта.

– О, это тоже интересно, – вроде чуть оживился Михр. – Я ничего не понимаю, ты выр, может, объяснишь? Почему курьер пёр от порта, через весь город, среди ночи? Один, не поставив в известность стражу… Почему не передал тросны и тем более деньги в особняк ар-Лимов, находящийся как раз на берегу, близ Ценнхи? Наконец, обычно ли это для выра: не плыть по широкому удобному каналу, а бежать по мостовой рядом с водой? При нападении не нырять, а тупо и неловко отбиваться. Если он вообще отбивался!

Ар-клари сердито и шумно выдохнул, замолчал, ускорил шаг ещё более. У ворот белого города от новых дознавателей охранники шарахнулись в стороны, не рискнув спросить имя или причину прогулки: так тяжело и основательно вооруженных выров, – догадался Юта, рывком вскидывая сползающий тюк с оружием, – люди отродясь не наблюдали.

Вопросы Михра выру показались занятными. И поставленными точно, грамотно. Курьер не станет плыть по каналу лишь в том случае, если соблюдает вежливость, просушивая лапы и брюхо, готовясь войти в дом. Теперь считается неприличным мочить полы и тем более – ковры. Значит, выра ждали совсем рядом от места убийства те, кому он собирался передать тросны и деньги. В доме ждали? Или в трактире…

Миновать особняк ар-Лимов, не поставив в известность ар-тиала, курьер не имел права. Видимо, он был там и получил приказ направиться в город, причём срочно: ночью, не отдыхая с дороги. А вокруг-то уже восточные предместья красного города, где отродясь выры не селились и ночами не бывали! Единственный приходящий на ум путь курьера – к озерным воротам, в Омут Слёз и далее вплавь до малого порта на границе пустошей… То есть он был в особняке ар-Лимов и получил новое задание? Юта высказал свои соображения вслух.

– Вот-вот, – согласился Михр. – Я сам так подумал. Но тогда почему бежал по берегу? И почему ар-Лимы отрицают получение троснов и выдачу задания?

– Потому что не желают общаться с людьми и тем более обсуждать с вами семейные дела, – предположил Юта. – Тросны могли касаться того, что пытаются обдумать старые. Нашего, вырьего, семейного закона и сезона сомги в особенности. Главный торг лета: убедить Шрона назвать имя того или иного рода, громко и желательно первым, когда всплывёт Шром. Вам, людям, этого пока что понимать не надо. Возможно, ар-Лимы пытались добиться смягчения позиции рода ар-Выдха… Но почему он бежал по мостовой, а не плыл?

– Потому что устал, – осторожно предположил Михр, глянул на выра, пытаясь уловить его отношение к сказанному. – Если бы в числе стражей или иных выров, живущих в городе и гуляющих по его улицам ночью – собравшихся, например, просто пить таггу в свободное время… так вот, если бы нашелся приятель этого курьера, и торопыга знал бы, где его искать – мог парень забежать в приличное заведение, заказать печень и выпить тагги?

– Многовато домыслов, – не одобрил Юта. – Но в целом – да… при некоторых оговорках. Срочное задание не предполагает задержек в трактирах. Но тагга, крепкая зелёная и тем более запрещенная чёрная, великолепно снимает усталость. Последняя вне закона, поскольку весьма вредна. Так же вредна, как и желанна некоторым… После выпивки на короткое время, – тихо и задумчиво добавил Юта, – выр теряет зрение и едва способен двигаться. Ему хорошо, он видит глубины и счастлив.

– Не замечает приближающегося врага и не двигается, – довольно усмехнулся Михр. – Можно рубить его, так сказать, тёпленького. Здесь поблизости два заведения, вызывающие подозрения. И ещё одно вполне пристойное, но тоже требующее внимания, поскольку оно рядом… Моим людям велено трясти владельцев так, чтобы зубы крошились. Доберёмся до места, распоряжусь, чтобы искали чёрную таггу.