Текст книги "Вышивальщица. Книга вторая. Копье Вагузи"

Князь тяжело вздохнул и отодвинул кипу листков Киму. Тот быстро просмотрел, задумался.

Из записей следовало, что людей для нападения собирали на побережье, в основном в землях выров ар-Багга, ар-Капра и ар-Выдха. Такие указания, – понимал Ким, – тоже ничего не значат: гнильцы есть повсюду, как и порядочные люди да выры… Куда занятнее иное. Платили наёмникам исключительно золотом южной чеканки, с монетного двора ар-Лимов. Все приказы давали от их имени, хотя даже главарь наёмников ни одного выра из числа «нанимателей» сам не видел. Посредником был человек, живущий в Усени.

– Да, нас так усердно выводят на южан, как сами они никогда бы и не додумались сделать, – загрустил Ким. – Курьера убили у них, и тросны из его сумки теперь продают всем, направо и налево, так я полагаю… Определенно, ар-Лимы последние, кого следует подозревать.

– Вот рассуди, Кимор: а как бы не убили ещё и их посла? Ты отправил людей ему навстречу, уже неплохо… Но я велел разбудить в полдень Ронгу, поговорил с Гатой. Обоих славных аров своим решением наладил скорым бегом поспешать на юг, к заводям, что тянутся низинами до самого замка ар-Сарна. Оттуда жду гостя, посол морем плывёт из родных земель. Я подумал: если выры прижмут посла в воде, люди не спасут его.

– А прижать постараются уже в водах Горнивы, – согласился Ким.

– Иди к Моньке, отдохни. Страфа она уже вымочила слезами всего, пусть пожалеет и тебя, – велел князь. – С утра я потратил впустую немало времени, высматривая, как моя Монька причитает и всхлипывает. Редкое зрелище. Прежде каменная девка была, я кнутом её – а она только скалится да ругается. Плакала бы, и я бы не норовил ломать.

– Ну да, – усомнился Ким.

– Да ну, – передразнил князь. Усмехнулся и добавил тише: – иди, не желаю затевать с тобой ссору. Видишь: зол я. Много сказали гнильцы, а заказчика не назвали. Что отпишу Шрону? Что мой ар-клари не лучше его Михра? Что мы снова не знаем, кого надо смять общими силами для установления мира?

– Горазд ты мять, прямо молодой боевой выр, – буркнул Ким, уже шагая к двери. – Лучше бы почитал мои записи. Новый договор по южному тракту, в нём и Лимы упомянуты, и их интерес учтён… А то взял манеру, в огонь тросны бросать да рычать.

– Почитаю, – слегка смущенно пообещал князь. – Но ты не суй важное под руку, когда не следует, Кимор, не доводи до греха! Мне вчера эти выры были законными врагами.

Ким усмехнулся и вышел во двор, мягко прикрыв дверь. Глянул на псарей – человека и выра, на толпу ребятишек, собравшихся поглазеть на невиданное диво – вырьих собак. Которые и в огонь лезут, и воров ловят, и при том – совсем не злые. Можно гладить их с разрешения хозяев. Осторожно, по шерсти шеи, по ушам.

– Добрый ар, как случилось, что выры заправляют делами на псарне? – удивился Ким, задерживаясь ненадолго возле гостей.

– Двое нас таких, я да Гата, на всю землю ар-Рафт двое, – охотно отозвался выр, приветливо коснувшись усом плеча Кима. – Каждому что-то своё по сердцу. Мы преданы псам. Они надежные, в них нет измены. Ар-Рафты второй век поддерживают и улучшают породу. Гата как получил тросн, кликнул меня. Сказал: спешно надо бежать в Нивль. Там болота, пролив, порта нет пока, дорог нет. Люди быстро не пройдут. – Выр дернул стеблем глаза, подмигивая. – Только я подумал: он устал сидеть на княжьем месте. Ему ведь Юта наказал, оставил в замке вроде ар-клари, пока сам гулял в столице. Гата молод, тяжко такому азартному выру сидеть в замке и выслушивать людские дела. Вышло-то всё к пользе. Вырда и Раффи – наши лучшие псы. Не пошел бы Гата сам сюда, их нипочем бы не отпустил.

Ким удивленно взвел бровь. Огляделся и тихо, нагнувшись пониже, уточнил у выра:

– Разве Гатти не самый-самый?

– Да что Юта, что брат его Гата, оба хороши, – отмахнулся тот. – Кого любят, в том не желают видеть ущербности. Гатти ослеп на один глаз ещё щенком, задние лапы у него коротковаты. Настоящего мехового загривка, какой волку не прокусить, нет. То ли дело мой Вырда…

Выр любовно погладил мех светло-серого загривка пса. Ким похвалил собаку и торопливо отвернулся, пряча улыбку. Мысленно запретил себе впредь высказывать вслух хоть одно неосторожное слово о северных псах, к которым их хозяева не могут относится без предвзятости. Что не так уж и плохо… Разве дружба и преданность основываются на длине клыков или массивности загривка? Гатти всю ночь вынюхивал врага, утром искал биглей в перелеске. А к полудню, без малейшего отдыха, вынужден был вместе с хозяином мчаться искать и спасать чужого посла.

Ким глянул на юг и вздохнул. Наверняка старый выр из семьи ар-Лимов уже миновал границу Горнивы и плывет без особой спешки заводями большого озера, высматривает устье болотистой речки, способной довести его почти до самого Нивля без пересыхания панциря. Если так, три десятка людей, высланных навстречу, могут не найти посла. И не спасти. Вся надежда – на Ронгу и Гату. Молодые, азартные и сильные – глядишь, они найдут ар-Лима… а с ним и приключение на свой панцирь, долгожданный бой с равными по возможностям.

– Только бы сгоряча не смяли всех насмерть, – расстроился Ким заранее. – Тогда уж ни у кого не узнаем имя нашего загадочного врага.

Победу неизвестного врага над Ронгой лесовик не рассматривал в числе возможных исходов боя. Он знал: послом в Горниву решился отправиться неполнопанцирный и достаточно пожилой выр, судя по всему, самый рассудительный и спокойный из братьев Лим. Прочтя его имя в тросне курьера, Ким сразу предположил, что южане воевать не хотят и пытаются сделать все для мирного разрешения недоразумений с Горнивой. Но это миролюбие мгновенно иссякнет, если погибнет посол.

Ронга должен понимать! И Гата – тоже…

Выры действительно приложили все усилия, чтобы не оплошать и спасти посла. Они не истратили ни единого мгновения на обычное для таких молодых полнопанцирных бойцов выяснение порядка движения: первым ведь должен бежать более слабый.

– Посол слаб, – буркнул Ронга, пускаясь со двора во все лапы. – Он впереди.

– Да ты мудрец, умом мокрее и глубже златоусого, – одобрил Гата, свистом призывая своего пса занять место на спине и стараясь не отставать. – В воде я, пожалуй, уступлю тебе, не те клешни, сразу видно. Но легкие у меня хороши.

– Рад за семью ар-Рафт, нам есть, кого сминать, – булькнул Ронга. – Иначе было бы скучно жить… Лимы опасаются нас, Капра не имеют никакой надежды, Карса прислали на отмели всего одного бойца, и тот молод до неприличия.

– Учти не владеющих замками, – предложил Гата. – Средний из братьев Рошр неплох.

Перебирая имена и со вкусом обсуждая подводные и сухопутные качества каждого бойца, выры добежали до ближней заводи очень и очень быстро. Ронга нырнул первым и поплыл у самого дна, широкими рыскающими изгибами, на всякий случай проверяя омуты и заодно охотясь. Пресноводная рыба не так вкусна, как морская. Но всяко лучше плохо прожаренной, пересоленной, пахнувшей дымком вырезки пострадавших на пожарище биглей. А ведь именно такую принесли на завтрак безумные повара людей! Выры вежливо приняли мясо… и немедленно скормили псам. Теперь Гатти лежал на спине хозяина такой сытый и отяжелевший, что ухом повести не желал. Спал, не замечая пенного буруна у самой морды, не обращая внимания на вымокшую шерсть бока, на бьющие по лапам и спине ветви ивняка…

Покушали выры, не прекращая движения. Днём, показывая друг другу свои силу и удаль, не стали отдыхать. Только в сумерках, заметив, что берега изрядно отдалились, течение замедлилось, а сама река плавно и упорно поворачивает к востоку, выры вспомнили строгие наставления князя Горнивы: искать дозоры людей, высматривать засаду выров-врагов и не упустить самого посла в наиболее сложное для наблюдения ночное время. Выбрались на малый островок, легли в зарослях, выставили вверх глаза и стали держать совет.

– Мимо нас он не мог проплыть? – забеспокоился Гата.

– Он почти что старый, вежливый. Он бы окликнул нас, – осторожно предположил Ронга. – Ждут его через пару дней. Плыть ему вверх по течению, это трудно для пожилых. Нет, мы ещё не разминулись с ним. Давай думать: как нам найти засаду?

– Выры подойдут к реке по суше, – не усомнился Гата. – Запах ржавчины, кожи и ткани вьюков силён в воде. Течение расскажет послу о прошедших прежде него, если те двинутся омутами. С юга они сунутся, наверняка… ты плыви, я побегу по тому вон берегу. Гатти, если что, возьмёт всякий свежий след, я сам тоже буду глядеть, нет ли отпечатков лап и примятой травы.

Движение несколько замедлилось, зато теперь выры были уверены: мимо них посол не проплывёт. Ронга снова двигался широкими изгибами, проверял омуты и заросли молодого ещё весеннего камыша, сердился на мутность воды и с неудовольствием думал: скоро русло реки начнет ветвиться. Даже теперь приходится тратить немало сил и проплывать вдвое, а то и втрое большее расстояние, чем пробегает по берегу Гата. Он почти что устал… выныривает нечасто, бросает короткий взгляд на приятеля, убеждаясь, что тот рядом, не убежал вперед и не нашел засаду первым. Смотрится Гата забавно. Как идущий по суше, он заполучил всё оружие, быстро ржавеющее и неудобное в воде: боевое веретено, наусную кромку и даже тяжёлую шипастую булаву. Всем перечисленным северный выр размахивает, бряцает, лязгает, да еще воинственно гудит. Сразу видно – малёк, недоросль! Ронга припомнил, как сам себя вёл недавно и виновато дрогнул бровными отростками. Он чуть постарше. Но ненамного.

– Я бегал на холм! – крикнул Гата. – Там, впереди, река скоро распадётся на рукава. Засаду ненадёжно размещать дальше. Здесь она, рядом.

– Так не шуми, – вразумил приятеля Ронга.

Нырнул и быстрее заработал лапами. Верная мысль! Если так, надо сперва проверить донные ямы, затем основное течение, и наконец – заросли камыша на мелководье. Завершив все перечисленное, выр всплыл и в ужасе булькнул.

Гата уже дрался! Один! Три достаточно крупных выра теснили его в гнилой вязкий ил, наиболее неудобный для боя. Издали, с пригорка, щёлкали игломёты: люди стояли в рост и даже не пытались прятаться. От кого? Выр ведь совсем один. Даже его пёс уже не опасен, жалобно скулит, плечо прорублено глубоко, да ещё иглы пучком торчат в загривке.

Ронга вынудил себя снова уйти в глубину, метнулся там к берегу и вырвался из воды прыжком, начисто забыв многократно повторенное князем и Кимом: не сминать сразу насмерть. Не до людских указаний! Три выра нападают. Боевые, полнопанцирные, на клешнях зажимы со стальными клинками. У Гаты в двух местах прорублен панцирь…

Ронга рухнул на спину ближнего врага всем своим весом, хлестнул правой клешней по основанию усов, смял сразу и лицевую область, и глаза. Подобрал хвост и рванулся, тараня бок второго выра. Рывком косо подведённых клешней перевернул врага, сразу, как учил старый ар-Раг, выламывая в обратном движении подмятые под собственное тело три лапы и клешню.

Третий выр завизжал от боли и изумления, получив прямой удар в брюхо… Ронга уже мчался по скользкой глине склона вверх, гудел в полный голос: если люди, высланные Кимом, недалеко – они услышат. Во влажном вечернем воздухе далеко разносится звук такого тона.

Игломётчики мгновенно оценили и размер клешней, и скорость движения нового врага. Трое уже бежали прочь, к опушке малого леска, туда, где клокотали и волновались страфы со спутанными лапами. Еще трое били с колена из тяжёлых двухзарядных иглометов, почти навскидку, стараясь перезаряжать поскорее и наспех выцеливая глазницы, стыки пластин. Ронга взревел от бешенства, когда правый глаз повис, стебель перебила удачно пущенная игла. Стрелок своему успеху не порадовался – злить выра, до которого осталось жалких пять саженей, не следует даже безумцу. Ронга одолел расстояние в два прыжка и смахнул гнильца в траву. В последний момент он все же припомнил: брать живым! И развернул клешню плашмя, но силу удара погасить не успел, огорченно расслышал хруст костей и помчался дальше, не задерживаясь

Страфам уже развязали лапы, кричали, спешили верхом уйти от расплаты.

Вдали загудел незнакомый выр, засвистели люди. Ронга круговым движением уса срезал жилы на лапах двух ближних страфов, нащупал брошенные вьюки и метнул их, сбивая дальних… Развернулся и опрометью бросился к воде. Всё же он оставил раненному Гате двух врагов, ещё способных дать бой.

Уже сваливаясь по глине обрыва вниз, Ронга рассмотрел: не двух. Смятый и перевёрнутый на спину выр так и остался лежать, корчась и вяло дергая лапами: увяз в зарослях ивняка, растратил силы. Вдобавок первые удар навалившегося сверху Ронги ошарашил его и основательно вывел из строя.

Молодой ар-Рафт справлялся неплохо, без затей и глупой лихости. Отбивал удары вооруженных клинками клешней своим походным вьюком, уклонялся по мере возможности и гвоздил врага булавой по головогруди, стараясь не отпускать его на дальнее расстояние. Ронга сверху свалился на хвост противника, подмял его достаточно бережно, не ломая панцирь, но ограничивая подвижность. Гата воспользовался помощью и в два движения перебил клешни у основания. Оглядел поле боя, привстав и поведя всей головогрудью: стебли обоих подвижных глаз висят мёртво, уже покрываются серой пеной…

– Гатти, – испуганно булькнул выр. – Гатти…

Пёс заскулил и приподнял морду, рассечённую ударом панцирного уса. Жалобно и как-то виновато глянул на хозяина. Тянется, хочет спасти – но сам двигается всё медленнее, спотыкается. Лапы едва держат.

– Отравили, – сразу решил Ронга, добыл из вьюка ларец. – Вот гнильцы! Отравили… Сейчас я, сейчас, уже лечу. Всё есть, управлюсь.

Насторожив единственный уцелевший подвижный глаз, выр стал ссыпать в трубку порошки. Все ближе надвигался топот страфьих лап и казалось важным успеть с лечением до появления всадников. Кто знает, друзья или враги… Само собой, это река и туман торопят звук, всадники ещё далеко, но тревога растёт. Ронга смущенно вздохнул. Они с Гатой так самоуверенно, так легко и славно шли, перешучиваясь и вкусно кушая рыбку… Они угодили в засаду сами, потому что оказались чересчур беспечны. Наверное, так люди и побеждали выров, – подумал Ронга. Брали холодным расчётом и выдержкой. Тем, чего нет у молодых полнопанцирных бойцов, которым бой нравится, а дозор и засада – ничуть…

На основном течении плеснул хвостом выр, некрупный и неполнопанцирный. Замшелый, тусклый, песочно-бурый.

– Ронга? – окликнул он издали. – Ты откуда здесь? Я слышу – гудишь, голос-то не спутать с иным. Дай помогу. Надо же – ведь засада, серьёзная. На нас, на выров… Кто вас так?

– Не нас караулили, а тебя, старого, – уточнил Ронга. Приладил трубку к стыку головогруди Гаты и ударом загнал на полную длину, вводя порошки под панцирь, прямиком в главный спинной кровоток. – Пригляди за ним. Сбегать мне надо, людей встретить. Глянуть, чьи и много ли их…

Ронга быстрым движением снял с уса Гаты рубящую кромку. Выудил из глины брошенную булаву. Напружинился, в короткий разбег забрался на откос. Люди нашлись верстах в трёх ниже по течению – благо, леса отступили, открылась низина, зелёная и довольно ровная. Видно далеко, и сумерки ещё ранние, тумана нет. Всё кругом обозревается ясно и подробно, как на водной глади: движутся побежью страфы, пегие и вороные, они выстроились широкой цепочкой вдоль реки, прочёсывают берег. У передового седока – высокая пика с флажком. Видно вдаль одним глазом не ахти, но и того довольно, чтобы опознать герб Горнивы. Ронга успокоился, загудел, подзывая людей Кима. Сам пробежал до опушки, убедился: два страфа врагов удирают без всадников, люди лежат и стонут, удар вьюком в спину – он вполне надёжен против беспанцирных. И не убивает, и дышать не даёт… В зарослях нечто зашевелилось, забулькало. Ронга стремительно развернулся: неужели ещё выры? И снова бой?

– Этих-то я живьем, – пообещал он себе, князю и Киму.

Нырнул под низкие ветви орешника, одолел густую заросль, сердито смял продолжающие её колючие кусты. Вырвался к низинке, к болотцу, поудобнее перехватывая булаву… И затормозил всеми лапами.

Выры. Два, и оба – знакомые. Ар-Наны, он ещё удивился: куда делись эти толковые бойцы, почему их не было на мелководье? Спросил у родни – те горестно поникли усами. Мол, не вы одни с Ютой показали себя мальками, и наши не лучше: тайком затеяли бой, без оплаты и без судьи. Увы, никто не всплыл после того боя… Кровь в воде была, по следу искали раненных всей семьей, от берега и далее. Нашли на глубине двадцати саженей в расщелине кошель и ремень крепления ножей – но ничего более. Так иногда случается. Выры увлекаются, до смерти ведут бой. И трусость у молодых тоже встречается. Не в бою, позже. Убил, тайком и против правил – а показаться на глаза родне противника не хватает ни мужества, ни совести…

Ронга убрал подвижный глаз и снова вытянул, уже основательно увлаженный в глазнице. Вот так находка! «Утонувшие» ещё до начала сезона ангра выры – живы! Оба мирно лежат здесь, невесть как далеко от Синги, в малом и никому не нужном болотце. Ронга подошёл ближе, не убирая булаву в крепление. Глянул на хвостовые платины, даже пощупал их, рассмотрел повнимательнее цвет панцирей и припомнил иные приметы. Сомнений нет, ар-Наны. Только оба булькают, как неразумные мальки. Тупо жуют траву, сопят, на зов даже глаз не разворачивают! Ронга постоял, задумчиво гладя рукоять булавы. Сунул оружие в крепление, надёжно прихватил выров за усы у самого их основания – так таскают неумных мальков, им немножко больно, они послушны, только пищат и булькают… Оба взрослых бойца именно так и поступили, запищали, чем окончательно убедили Ронгу: не притворяются. Выр может нарушить традиции и забыть глубинную честь. Но позволить оттаскать себя за усы – это слишком!

Ронга, пятясь, вывел обоих выров на опушку. Люди князя Горнивы уже добрались, спешились и быстро, но без суеты, вязали пленных, собирали вьюки на чужой стоянке. Старший – Ронга усвоил знаки отличия на куртках – подошёл, поклонился.

– Без вас мы ничего бы не смогли, ар. Мы даже не заметили посла, он пропылил мимо, прямиком к засаде, увы. Примите мою благодарность, ар.

– Ронга, – представился выр, поскольку этих бойцов он прежде не встречал. – Меня послали сюда князь и Ким, как и вас. Мы с аром Гатой шли бодро и даже весело. Но возвращаться станем иначе. Мой друг ранен, тяжело. Я и сам ощущаю признаки отравления. Собака при смерти…

– Мой помощник в юности пас биглей. Собак он, конечно, никогда не лечил, они не бигли. Но всё же он пробует сделать то, что посильно, – попытался утешить княжий человек. – Спина вроде перебита, задние ноги не двигаются. Но рану мы зашьём, а яды для выров почти не действуют на людей и иных жителей суши. Ар, посол просил проводить вас к реке и беречь со всем вниманием. Он хотел бы осмотреть вас и дать противоядие. Эти выры с вами?

– Эти выры не в себе, – грустно отозвался Ронга. – Я не понимаю, что произошло с ними. Зато я убеждён: если бы засада удалась, их тела мы нашли бы рядом с телом ар-Лима. Путаница сделалась бы окончательной. Род ар-Нан – исконные сторонники, в людском понимании по сути двоюродные браться ар-Рафтов. Вышло бы так: северяне ссорят Горниву с югом… Брэми, поставьте человека вот так держать их за усы. Иначе опять уползут в болото, где им уютнее.

Ронга передал усы в надежные руки и заторопился к берегу, ощущая, что лапы слушаются заметно хуже, а сумерки сгущаются слишком уж быстро. Две трубки порошка белого мха в сочетании с купром и иными обычными средствами дали быстрое облегчение. Ронга вздохнул, лёг удобнее. Молча перенёс неизбежное вырывание поврежденного глазного стебля и присыпание лекарством.

– Теперь до осени буду косоглазым, – рассердился он на себя. – По своей беспечности, ведь мы первыми не углядели засаду. И выров я смял чересчур зло, наверняка окончательно…

– Двое ещё живы, – возразил ар-Лим. – Если тебе стало полегче, идём. Надо допросить их. Я пробовал, люди тоже. Молчат…

– Молчат? Поменьше вежливости, ар посол! Усы вырву и панцири прожгу на огне до красноты, – возмущенно загудел Ронга.

Его услышали оба пленных выра. Замерли, опасливо пластаясь по траве и норовя спрятать усы под брюхом. Ронга приволок вырванный с корнем стволик ивы, бросил и буркнул людям:

– Жгите костер. Изжарю обоих. Красные панцири без усов отвезу их родне. Нет! Выставлю на главной площади Усени. Что за семьи? – Он быстро глянул на хвостовые пластины. – Ничтожества… Оглашу забвение, более никто не назовёт арами ваших братьев. Все личинки я сам, этим вот хвостом… Чтобы не плодилось в народе выров такого гнилья.

– Не надо, – сипло попросил более крупный выр, с панцирем, разбитым булавой. – Мы скажем. Братья не знают. Мы всего лишь согласились на обычный найм, мы не понимали, что дело зайдёт так далеко. Мы не злодеи. Нам сказали, что это дело чести и мы служим новому кланду. Что мы возрождаем традиции выров.

– Почём в этом сезоне традиции? – презрительно булькнул Ронга. – Не надо отвечать, я просто злюсь… Киму расскажете, а после самому ару Шрону. Станете толково говорить, родня не будет отвечать за вас. Пока что хочу знать главное. Кто кланд-то? И кто служит ему, нанимая вас?

Выры немного помолчали, потом тот же более крупный нехотя, сипя и булькая, начал говорить, постепенно воодушевляясь:

– Мы не продажные выры. Мы служим старому закону. Шром должен был сесть на помост кланда, но ущербный гнилой брат его Сорг и выродёр Ларна обманули славного ара. Позже их поддержал и Шрон, по старости его ум высох… Но славный Шром смог бежать из заточения и скрылся от злодеев в замке ар-Карса. Нырнуть и уйти из столицы ему помогли бойцы ар-Багга. Это горькая правда, её многие знают… Но немногие решились открыто поддержать правое дело, ведь самые сильные семьи на стороне гнилого Шрона. Хотя он предал брата. Мы присягнули на верность кланду Шрому. Мы стражи его, и мы исполняем волю ара.

– Полейте меня, – ошарашено булькнул Ронга. – Мой ум пересох… Глупее я ничего не слышал. Мой старый брат был в зале дворца, когда Шром пришёл туда вызывать на поединок кланда. Шром был едва жив! Вместо него дрался Ларна, и Ларна после боя сказал те слова, которые просил сказать ар Шром… Брат Гаты, Юта ар-Рафт, помогал Шрому нырнуть в столичной бухте! Шром ушёл в глубины, его до погружения провожали Ларна, Сорг и Шром!

Ронга уже кричал во всю мощь легких, словно так мог добавить правдивости своим словам. «Стражи» слушали молча и упрямо топорщили бровные отростки. Мол, и тебя обманули, но мы-то знаем… Более мелкий пленник, со смятым боком и повреждённым брюхом, тоже смог смолчать и кое-как выдавил, полагая себя уже мёртвым и потому не опасаясь возмездия:

– Вы все против него. Особенно ты и Юта. Вы хотели стать первыми на мелководье. Но вы убоялись открытого боя со славным аром Шромом.

Ронга сполз в траву, развёл всеми руками и смущённо оглянулся на посла. Ар-Лим стоял рядом и казался не менее потрясенным. Гата, едва способный ползать после отравления, булькал от возмущения, ему даже чуть полегчало.

– Мой брат Юта – трус? Мой брат… Да вас надо было добить! У вас на двоих одна капля ума!

– Что с бойцами ар-Нан? – тихо уточнил Ронга.

– Их уже не спасти, – грустно отозвался более крупный и разговорчивый «страж Шрома». – Их опоил ядом сам Шрон. Советник кланда, ар Вама из семьи ар-Карса, распорядился привести их сюда. Мы должны были также выловить из воды посла и вывести на берег для беседы. Чтобы старый ар семьи Лим увидел, как гнил заговор.

– Всё, хватит. Остальное врите более старым. У них длинное терпение, я не отвечаю за себя, хоть я и трус, – рыкнул Ронга. – Достойный ар-Лим, прошу простить меня. Я вынужден оставить на ваше попечение друга, его пса, пленников и все проблемы. Это срочные вести. Ким должен получить их немедленно. Я поплыл.

– Но теперь, когда нам известен весь этот нелепый заговор, нет причин для спешки, – удивился старый посол.

– Ещё как есть, – быстро отозвался Ронга, снимая ремни креплений, даже кошель – всё, что мешает плыть. – Вышивальщики уплыли в земли ар-Карса. Полагаю, они в большой беде.

Ронга шумно нырнул и сгинул. Гата некоторое время молчал, потом вдруг булькнул смехом, удивляя всех присутствующих. Извинился и пояснил: в Нивле только-только наспех починили заборы и ограды после нашествия «твари зверской породы». А Ронга уже мчится в город с новой спешной вестью… Вряд ли он станет выбирать дорогу.

– Ар-Шархи стали из-за него понимать по-новому слова «дорогой гость», – вздохнул посол. Глянул на пленных выров. – И этого бойца, гордость юга, вы посмели назвать трусом… Определенно, ущербность ума страшнее ущербности тела.