Текст книги "Безупречный враг"

Мирош приходил часто, сидел и рассказывал забавные истории из жизни столицы, интересно объяснял неписаные правила двора, приправляя их байками. Неловкость первой встречи быстро забылась. Называть Мироша Гравра мужем и считать близким человеком оказалось легко. Вот только невысказанное мешало, копилось, темной усталостью лежало на дне серо-зеленых глаз принца.

– Три недели смотрю в это окно, – пожаловалась Лидия, старательно поправляя платье. – Ужасно утомительно знать наизусть каждую веточку в саду.

– Сегодня Марта добра, она дозволила тебе спуститься к общему обеду, – порадовал Мирош. – Скоро нас позовут.

– Ты никогда не расскажешь мне о своей Эльзе? Это больно?

– Если честно, мне очень надо хоть с кем-то поговорить, – благодарно улыбнулся принц. – Трудно это, но необходимо. Слушай, раз сама дозволила высказаться. Мы познакомились в начале замечательно теплого и тихого лета. Она умела усмирять штормы и повелевать волнами. Теперь могу признаться: мне была в чем-то тягостна огромность ее власти. Может статься, оттого и начался обман. Я не сказал ей, что прихожусь кузеном королю. Не пояснил смысла своего интереса к Запретным островам. Не упомянул, что Альбер Лгос сразу же назвал Эльзу оружием, которому нет равных: кузен в единый миг все понял, наперед просчитал и возмечтал стать повелителем всего прибрежья, покорив Нагрок и иные страны. Еще я умолчал о том, что заключенный по обычаю островов брак недействителен в Дэлькосте.

Мирош смолк, с тоской вспоминая недавнее и, увы, невозвратное. Свое счастье на борту «Гончей луны», когда жизнь казалась простой и не требующей ни выбора, ни жертв.

Сирин, его счастливая Эльза, улыбалась морю – и в ответ ветер послушно наполнял паруса, оставляя волны низкими и длинными. Океан чуть покачивал корабль, как колыбель любимого ребенка… Принц редко выходил на мостик, где должен командовать он, капитан. Смущенно пожимал плечами – и чем тут командовать? День за днем даже паруса менять не приходится, рулевой дремлет у штурвала, закрепленного в выбранном однажды положении.

– Вот удача, – лукаво хихикала Эльза, – мне повезло, все время капитана принадлежит в спокойном море именно жене.

Они так недавно знакомы, а слушать, как красивы синие глаза и легка ее танцующая походка, невыразимо приятно. Мирош сдавался, поднимал на руки смуглую тоненькую оримэо и уносил – на нос корабля, в каюту, на палубу, в тень парусов. Часами восхищался, какие у жены удивительные руки с узкими запястьями. На них можно застегнуть любой из браслетов, предлагаемых ювелирами берега.

Мирош принимался вдруг обещать с практичной и оттого смешной мечтательностью, что поведет жену по роскошным салонам и выберет самый красивый браслет. Он помнил, что на родине Элиис именно браслетом скрепляют союз, прочный, на всю жизнь. Но покупать перламутровый принц отказывался и твердил, что жене требуется непременно золотой с синими, как ее глаза, сапфирами.

Сирин вздыхала: на островах золото может каждодневно носить лишь повелитель газур, а синий – цвет храма, откуда она сбежала. Мирош уверял, что она настоящая королева, то есть самая красивая и достойная девушка в мире. А синий – цвет моря, разве можно его не любить? И начинал рассказывать про балы, про своих друзей, которые будут рады познакомиться с Эльзой.

Сейчас, когда разлука уже перевернула лист времени и сделала прошлое прошлым, Мирош говорил с болезненной тихой грустью.

– Ты полагал возможным изменить все и сделать ваш союз законным, раз просил расторгнуть нашу помолвку, – заступилась за мужа Лидия.

– Добрая ты душа, – благодарно улыбнулся принц. – Да. Сперва – да… Потом, осенью, я бросил ее одну в родовом замке Гравр. Уехал в столицу. Старался решить осложнения, но уже понимал, во что меня втравил Альбер. Он полез в мои торговые дела, он отстранил от флота тех, кто был мне важен, он поссорил меня с Ногорро… Все навалилось сразу. Я устал, а Эльза не понимала ничего в моих осложнениях и я… я злился, меня раздражала простота, граничащая с глупостью. Так я тогда думал. Я стал сомневаться во многом, Альбер помог, подкинул нужные мысли. Эльза не желает удаляться от моря. Как мне, принцу Дэлькоста, соединить свой долг и дела с такой неудобной женой? Король советовал повременить. А сам ждал рождения ребенка сирина. Я опять опоздал с рассуждениями и проиграл… Хуже, я потерял ее. Эльза ушла, спасая ребенка. Пожалуй, я понимаю ее решение. Даже уважаю.

– Король опять думал про оружие.

– Именно. У Альбера есть жена, Амели Тэль-Роз.

– Жена с договором, – кивнула Лидия.

– Именно. Она многое объяснила. Эта милая и умная женщина очень похожа на твою замечательную маму Нату. Умеет в глаза говорить то, что прочие замалчивают. Амели сказала: нельзя получить все и ничем не пожертвовать. Или я утрачу Эльзу, или потеряю титул, родину, привычную жизнь. Я не захотел поверить и тем самым сделал выбор. Эльза вернулась домой. Ее нашли люди с Запретных островов и все рассказали обо мне, короле и оружии. А я остался, предав ее доверие и разрушив наше счастье.

Лидия вздохнула и погладила мужа по руке. Принц улыбнулся, благодаря и за понимание, и за то, что не стала разменивать молчаливое сопереживание на бессмысленные слова. Когда он уезжал в столицу, праздничное золото сухой листвы уже намокло и облетело, коростой легло на жухлую траву. Тяжелая карета двигалась плавно, глотая неровности дороги. Шестерка коней тянула ее охотно и быстро. Охрана сгоняла с пути в стылую грязь, подернутую тонким ледком, встречные и попутные повозки. А за спиной доверчивая синеглазая девочка, которая ему только-только достала макушкой до плеча, усердно махала прозрачной рукой, провожая мужа. Он знал, отчетливо представлял ее, стоящую на обочине, с растрепанными длинными волосами. Руки принца невольно вздрагивали, тянулись обнять и укрыть от бед… Которых накопилось немало.

Альбер еще надеялся, что сын Амели выживет. Король полагал, что двор легко примет наследника, ведь кузен Мирош подмочил свою репутацию, а низкородную Амели нетрудно выгнать… Впрочем, не все так просто: Альбер мог обманывать весь двор и себя самого, но не признанную королевой женщину из рода Тэль-Роз он, такой сухой и расчетливый, любил вопреки собственной натуре… Безмерно ценил южную красавицу с волнистыми волосами темнее ночи и нежной кожей без единого изъяна. По-своему уважал в ней умную женщину, сумевшую не нажить врагов при дворе и обзавестись влиятельными друзьями. Выгнать Амели король собирался и год назад, и в начале лета, обсуждал предстоящее изгнание с кузеном. Нудно высчитывал, во сколько следует оценить содержание, прикидывал, выдать сразу или сделать пожизненным. Важно кивал и уверял, что вечером ее не будет в столице. А утром самого короля не находили во дворце и слали бумаги с нарочным в особняк госпожи Тэль-Роз.

Мирош Гравр Тэль-Коста не знал, стоит ли любовь к оримэо утраченной короны. Рядом с Эльзой о политике было трудно думать, а вдали – еще сложнее понимать свое отношение к южанке. Он ехал в столицу, чтобы еще раз попытаться уладить дела с Тэль-Даргами и поговорить с Амели. Может, она и не королева, но умеет уговаривать короля и находить лазейки в лабиринте условностей и ограничений. Амели он застал за сборами. От нее узнал о гибели младенца, сына Альбера, и о бедственном положении Лидии, отданной во власть Тэль-Локта и его наемника. Он все еще думал и пытался искать встречи с кузеном.

– Я метался и сомневался, но потом из замка Гравр прилетел голубь, принес сообщение, что Эльза исчезла. Вечером Амели сама приехала в мой столичный особняк, – вздохнул Мирош. – Сказала, что время для выбора иссякло. Что сюда, в Фирб, я еще могу успеть. Прочее утрачено.

– Ты сразу ей поверил?

– У нее удивительная способность убеждать и особенная природная сила, – грустно кивнул принц. – К тому же мы если и не приятельствовали, то по-своему симпатизировали друг другу. Да что там… Я не ребенок. Знал и свою вину перед тобой, и неизбежность расплаты за то, что обманул Эльзу. Амели лишь помогла выбрать путь. Я мог поехать в Гравр и там долго и бесполезно страдать на пустом берегу. Пережидать до весны, пока снег прекратится и дороги станут пригодными для движения. Или я мог сделать над собой усилие, признать утрату и спасать тебя, пока еще не было поздно.

– Мы поедем в замок Гравр, как только я поправлюсь, – решительно предложила Лидия. – Я тебя одного не отпущу к морю, страдать и смотреть на волны.

– Не отпускай, – мягко согласился принц, целуя ладонь жены. – Ты не море. Однако в твоих глазах живет нечто загадочное. Гораздо более спокойное и мирное, чем штормы синих очей Эльзы. Мне с тобой легко.

– Это озеро, – кивнула Лидия. – Летом съездим в Даргмир, и я тебе покажу мое озеро. Расскажу сказку. Говорят, оно бездонное и в незапамятные времена в нем жила русалка.

Мирош бережно обнял жену, потерся щекой об ее волнистые светлые волосы. И подумал: для него озеро серо-голубых глаз Лидии – это именно то, что надо. Чистое, прозрачное, понятное. Умеющее прощать и не таящее чуждости. Во второй раз он не позволит себе разрушить возможность счастья. Не будет в его доме темных и опасных тайн.

– Наши дети вырастут и не повторят ошибок своих слишком уж умных родителей, – пообещал принц. – Я не вижу больше смысла ставить личную честь и порядочность ниже интересов политики или соблазнов быстрого торгового успеха.

– У нас есть бабушка Ната, – подмигнула ему Лидия. – Хорошо бы родился мальчик, Натэлла знает слишком много непонятных мне слов, неподобающих княжескому званию. Зато она не сомневается и выбирает сердцем, когда решается главное. И я обещаю: каждый день буду просить богов сберечь твою Эльзу и послать ей навстречу хороших людей. Я, конечно, не повелеваю штормами. Но буду очень стараться. И меня обязательно услышат.

– Амели тоже сказала, что с Эльзой все будет хорошо, – успокоил себя Мирош. – Знаешь, я порой думаю, никакая она не Амели. И происходит не из Тэль-Розов… Слишком смуглая, тонкая и легкая. Настоящая оримэо, жительница Запретных островов. Это обнадеживает.

Глава 13

Холода в эту зиму держались злее обычного во всем Дэлькосте. Соседний Нагрок, по слухам, закрыл все порты, суда вмерзали в лед, а люди едва успевали справляться со снегом, заваливающим дома по самые крыши, мешающим выйти на улицу. Жители Лозильо едва ли не с ужасом укутывали старые виноградные лозы, уже не надеясь их спасти…

Люди мерзли, болели и ждали прихода весны как избавления. Обсуждали одни и те же важные темы, собирая по берегу обломки досок или разыскивая хворост в королевском лесу. Тэль-Мары и Тэль-Розы в своих землях пошли на послабление и допустили вырубку сухих деревьев, отмеченных лесниками или егерями. Тэль-Ниты и вовсе показали себя людьми достойным и жалостливыми, приказали вывозить поваленные стволы к окраине поселений, отрядив для важного дела свою стражу и обеспечив лошадьми. А вот король ничуть не пожалел своих подданных, в его лесах по-прежнему можно лишь нагребать хворост. И если злющие лесничие заметят хоть с малым стволиком в связке, даже и гнилым, будут безжалостно пороть, а после взыщут немалые деньги… Из всех князей одни Тэль-Дарги ничего особенного не изобрели и не предложили, да и избытка холодов горцы и равнинники Даргмира не заметили: у них, по слухам, студено во всякую зиму и дрова – дело обычное. Хотя малые соседи князей, де Бирны, вроде бы вздумали обогатиться в зиму и повырубили для продажи на побережье сосняк, и какой был скандал – трудно даже высказать, лес-то корабельный, мыслимо ли такой пустить на дрова?

Тепло – холодно, огонь – снег, мерзнем – греемся… Авэи ехала из столицы на перекладных, медленно и трудно пробираясь по занесенным, иной раз не различимым в сугробах дорогам. Она дремала в маленьких крытых санках, почти не выглядывая в синий день или серый перламутровый вечер. Отдыхала.

Шесть лет отданы азарту смены имени, погони за сведениями, ловле намеков и вбросу сплетен. Шесть лет! Она в первый раз увидела берег весной и нырнула в холодную морскую воду с борта лодки. Выбралась на безлюдный каменистый пляж, ничуть не похожий на белый и горячий, оправляющий безупречную бирюзу южных заливов… Право попасть на материк Авэи отстаивала два года, и несравненная Виори долго отказывалась признавать строптивую и порывистую ученицу «подходящим материалом». Собственно, с первой встречи. В пятнадцать Авэи жила в замке сирен и всякий день просыпалась с глупейшей мечтой о муже Ноире, славном воине и хранителе кораллового араави, которого сама она ни разу не видела… Все это было вполне и даже с избытком глупо, но обучение на обособленном острове располагало к искаженному представлению о мире. Авэи осознавала себя самой красивой и одаренной, гордилась быстро развивающимся голосом и усердно училась, ведь такому славному сирене не выберут в жены кого-то с ничтожной каплей божьей… Иногда Авэи снилось, как в замок приплывает на своей парадной лодке араави Граат, смотрит на лучшую юную сирену и сразу признает за ней право плыть на Гоотро. Все получается торжественно, по закону храма и лучше, чем в любой легенде. И вот она уже на Гоотро, и даже там ей нет равных…

Араави действительно прибыл на остров, был сезон дождей, обычное время для смотра повзрослевших сирен и определения их предназначения после обучения. Граат отметил очаровательную девушку, за нее замолвила слово сама хранительница Лоота. Во второй раз в тот же сезон Граат приплыл в замок месяц спустя, и счастливую Авэи призвали в покои перламутрового араави. Она явилась, запыхавшись и заранее улыбаясь. Эраи Граат чуть насмешливо повел бровью:

– Теперь я выяснил достаточно занятного и готов с тобой побеседовать. Сядь, ты светишься ярче сотни масляных фонарей в день праздника на воде… Увы, я вынужден подпортить торжество. Авэи, по голосу ты можешь рассчитывать на любой, самый смелый выбор пары, именно выбор – осознанный и взрослый. Помолчи! Я слишком хорошо знаю, что будет сказано тобой, и прошу подумать прежде, чем станет поздно ловить выпорхнувшее слово… Куда нам деть нынешнюю жену Ноира?

– Что?

Авэи ощутила, как свет гаснет и само предвкушение праздника ускользает тонким прощальным дымком. Сказанное не могло быть правдой, но для араави едва ли имело смысл ей лгать! Даже в насмешку.

– Ноиру скоро исполнится пятьдесят, – спокойно уточнил Граат. – Вполне закономерно, что столь взрослый, рассудительный человек создал и бережет свою семью. Куда менее понятно, на первый взгляд, поведение наставника замка, вбившего в твою прелестную голову нелепейшие мечтания… Но к этому вопросу мы вернемся позже.

– Пятьдесят… лет?

– Именно так. Авэи, сядь и отдышись. Пока я буду говорить о скучном для тебя и весьма занятном для меня, терпи. Ты конечно же знаешь, что недавно я выкупил у восточных островов весьма даровитого сына моей хранительницы. Араави востока сперва был против, но затем отчего-то согласился, пусть и завысив цену… Давай смело предположим, что он нашел способ тонко подшутить над выскочкой Граатом, а сверх того отомстить и получить выгоду. Я не отдаю своих сирен востоку против их воли, но если готовность юноши или девушки изъявлена, я не в силах помешать решению. Внутренние отношения ветвей храма и отдельных араави для тебя пока что тайна, просто поверь мне на слово. Продолжим. Я попросил выдать Боу, араави востока тоже может попросить… Скажем, он назовет свой интерес взаимно полезным обменом сильными голосами. Не скучай, я закончил излагать нудное и, как тебе кажется, ничуть не относящееся к очаровательной малышке Авэи. Тебя на Итоозе считают очень послушной девочкой. Еще там уверены, что при правильно заданном вопросе ты ответишь нужные слова, тем подтвердив свое согласие покинуть замок и прервать служение в нашей ветви.

– Нет!

– Я еще не рассказал тебе, как будет звучать вопрос, – грустно улыбнулся Граат. – Самая простая его форма: готова ли ты переехать отсюда на Гоотро и стать женой Ноира?

– А как же…

– Видишь, ты не ответила «нет». – Линия губ араави стала прямой и жесткой. – Девочка, прямо теперь я советую начать слушать очень внимательно. Ты сирена, на твоих плечах немалая ответственность, твой голос – величайшая ценность. Сказанное определяет грядущую жизнь до последнего ее дня. Тебя всегда будут пытаться сделать послушной вещью, купить, продать и обменять. При этом, пока не научишься осознавать происходящее и нести ответственность, ты будешь испытывать боль – обманутая, преданная, униженная. Твое оружие и твоя защита – не мед и яд голоса, никогда! Только разум, здравый смысл и совесть. Запомнила?

Авэи кивнула, прикусив губу и ровно ничего не понимая. В голове скисшим кокосовым молоком бродила единственная мысль: Ноиру пятьдесят и он женат… Как же так? Араави сам наполнил кубок и подал девушке, откинулся на стену, поправив подушку. Он сидел на самом обыкновенном низком настиле, простые синие одежды не имели яркой краски и серебряного шитья по краю. Авэи отметила это лишь теперь, выпив холодного и чуть успокоившись.

– Мы пока что оставим в стороне причины твоей загадочной привязанности к совершенно незнакомому человеку. Детская влюбленность и не такие шутки вытворяет с сознанием. Важнее иное. – Араави нагнулся к ларцу и стал перебирать бумаги. – Я почти не знаком с Ноиром, но я позволил себе обременить его небольшой просьбой. Не знаю, сильно ли он был удивлен, однако не отказал… Вот листок, заполненный его женой. Это запись основных ее дел за день. Прочти.

Авэи испуганно моргнула, переставая улавливать нить рассуждения Граата. Что здесь происходит? Над ней смеются? Или ее все же учат, а она никак не поймет ни смысла урока, ни его цели? Листок был маленьким, немного обтрепанным. С одной стороны теснились записи хозяйственного толка, в основном породы рыб, размер и цена на рынке. Заметки были перечеркнуты крест-накрест. На обороте мелким и немного ученическим почерком – видимо, жена Ноира писала редко и мало – велась запись событий дня.

«Горизонт. С большой корзиной идти на рынок. Пестрых креветок мужу, глубинного омара для праздника, рыбу на два дня и побеги тростника. Сладкое детям, если будет хороший торг, прикупить по пути обратно козий сыр. Вернуться и приготовить завтрак.

Рассвет моря. Достать одежду хранителя, обязательно погладить, чтобы острые складочки. Разбудить Ноира, подать завтрак и проводить. Разбудить детей, подать завтрак и проводить старшего к наставнику.

Рассвет солнца. Стирать вещи.

Полдень. Готовить обед. Встретить старшего. Всем обед. Вымыть посуду, убрать дом. Посетить храм и получить указания по амулетам. Исполнить часть работы, сколько получится. Готовить ужин.

Закат солнца. Ждать мужа, когда придет – подать ужин. Уложить детей. Делать работу по амулетам пути. Лечь спать хорошо бы сразу после полуночи. Редко удается».

Авэи прочла и повела плечами. «Горизонт» – указание на несусветно раннее время, даже самые строгие наставники замка сирен не настаивают на столь раннем подъеме. Это жестоко. Жена Ноира поднялась и пошла на рынок в полнейшей темноте, когда небо почти сливается с морем. Авэи отложила листок и осторожно глянула на араави. Граат щурился, пряча лукавую усмешку:

– Вот ты прожила счастливый день с великолепным мужем Ноиром. Прочти записи еще раз. Не спорь.

Авэи прочла и получила указание читать снова, и еще раз – семь чтений подряд.

– Седмица семейного счастья, – отмерил время араави. Помолчал, снова наполнил кубок: – Пей, не страдай. Ты пока что здесь и все хорошо, счастье еще не обрушилось на твои хрупкие плечи всей тяжестью повседневности. Скажи мне, если можешь прямо теперь обдумать прочитанное: ты именно об этом мечтала? День за днем уже двадцать лет жена Ноира проделывает одну и ту же работу. Полагаю, теперь ты научишься уважать ее труд и ее смирение. Прочти лист столько раз, сколько дней в году, и ты проживешь ее год… Авэи, не молчи, скажи мне, такова ли твоя мечта?

– Но я же думала…

– Вернемся к голосу с медом и рассудку без трещин. Авэи, запомни очень старательно: в замке вас учили тому, как все должно быть, но в жизни никогда не получается «как должно». Ты веришь, что твой голос имеет силу полного убеждения? Разочарую: нет в действительности непреодолимой власти сирен, есть лишь обман, который люди сами создают для себя и окружающих. Лучших из вас, сладкоголосых, хищно разыскивают на лицах, в движениях, в оброненных словах и взглядах пустые мечтания слабых и азартные прихоти жадных. Люди сами обманываются, порой даже слишком охотно. Вы лишь добавляете красок их грезам и превращаете подлинную жизнь в сон… Подумай. Не спеши. Те, кто по слову, по одному намеку, нарисовали для тебя портрет безупречного Ноира, не использовали мед и яд звучания, они всего лишь вдохновенно и умело лгали. А ты, милая простушка, сама украшала их ложь и умножала. Семь дней назад я потерял не худшего ученика этого замка: мальчик подал прошение владыке Роолу напрямую и свиток доставили на Гоотро. Сирену уже везут на Итоозу, и я ничего не могу изменить. Он не получит исполнения мечтаний, но разве в том вина лишь моих врагов и моя? Они преуспели, я недоглядел. Истина же состоит в том, что человек всегда отвечает за свои ошибки сам, если они достигли определенной черты и неисправимы. Ты поняла?

Авэи тихо кивнула, чувствуя себя оглушенной и жалкой. Глаза помимо воли скользили по ровным ученическим буквам. Жизнь жены Ноира казалась кошмаром. День за днем – ни капли радости и ни мгновения отдыха. Нет никаких таоров и блистательных приемов, нет изысканных нарядов и восхищенных взглядов. Только стирка, тяжеленная корзина со съестным, угли очага, разделка рыбы и сопливые детишки… Авэи передернуло от отвращения. Снова она лжет себе. Ничего этого не было бы! Сколько можно оберегать себя от понимания худшего… Боу жил и лечился в замке несколько недель в сезон дождей, сыну Лооты не надо было говорить ни единого слова, чтобы сделалось понятно, какова участь сирены на востоке. Именно ее и следует видеть за ловко сотканными занавесями мечтаний. Грязную, страшную и беспросветную.

– Но если восток плох и семья так скучна, – губы задрожали, на ресницах повисла слезинка большой обиды, – то что остается мне? Вовсе не мечтать?

– Для кого-то и восток хорош, а для жены Ноира семья – счастье, – тихо возразил араави. – Авэи, мечтай с открытыми глазами. Не лги себе и не прячься от мыслей просто потому, что они кажутся слишком уж сказочными. Ты излишне самовлюбленная, очень красивая и исключительно одаренная сирена. Ты по-детски бесстрашна и весьма ловка, неплохо владеешь ножами и плаваешь наравне с дельфином… Ты мечтала о месте хранителя Ноира, а вовсе не о муже с таким именем. Я прав?

Авэи нахмурилась, пытаясь повторить и усвоить сказанное и сначала не принимая слова, а затем не решаясь поднять глаз и густо краснея. Она мечтала. И еще как! Но разве ее возьмут в хранители? Лоота куда лучше, опытнее и мудрее, рядом с хранительницей теперь есть Боу – вовсе несравненный. Припоминаются имена и иных взрослых сирен, у араави много сильных и преданных людей.

– В юности так хочется быть несравненной, – рассмеялся Граат. – Ты пожелала стоять за спиной Ноира и прикрываться его именем, чтобы затем затмить и самого хранителя. Добавлю одну деталь: я не мешал вам, достигшим пятнадцати-шестнадцати лет, в сезон дождей высказать любые пожелания после завершения испытаний. Но ты промолчала. Ты так скромно глядела в пол, что я едва мог сохранять серьезность. Среди сверстников ты – лучшая, признаю. Но этого мало. Вот тебе еще один лист. Я высказал ту же просьбу, с какой обратился к жене Ноира, еще одной женщине. Это записи энэи Виори. Солнце того заката кануло за горизонт два десятка лет назад, теперь Виори достаточно повзрослела, чтобы получать радость, посещая рынок и выбирая праздничного осьминога или вытирая носы детям. Но тогда… Читай.

Авэи осторожно развернула тугую трубочку, пахнущую незнакомыми благовониями. Почерк Виори был резковат и крупноват. Но слова, усмиренные подобно штормовым волнам под голосом сирина, получались целиковые, и хвосты строк не заползали вверх, делая лишь слабую попытку потесниться и уместить окончание. Авэи читала и не верила, что на листке есть хоть слово правды. Загадочная Виори была не просто лгуньей, она не знала удержу и сочиняла самозабвенно! Два загнанных коня, шкатулка с картой, предавший ради денег и зарезанный без жалости любовник, обсуждение с портнихой нарядов для летнего бала, флирт со знатным и полезным человеком, встреча с обладателем голоса, готовым убить… Полдень.

Дочитав до этого слова, Авэи прикрыла глаза и тряхнула головой. Какой полдень, если тут на полгода событий и все они вообще не совместимы! И что такое «бал»?

– Она сумасшедшая? – осторожно спросила Авэи.

– В какой-то мере, – охотно согласился араави. – За минувшие полвека она была лучшей из всех, кто служил Древу на северном берегу. Три года назад Виори подготовила первую ученицу и отправила в Нагрок, есть такая страна далеко на севере. Вторую девочку и юношу доучивает теперь… Недавно она потребовала добавить еще одну девочку в обучение, ей скучновато, дети слишком… спокойные и рассудительные. – Араави резко поднял руку, не позволяя себя перебить. – Авэи, сирены обычно не допускают даже мысли о препирательствах с обладателем перламутрового жезла. Ты ведешь себя отвратительно… что должно обнадежить Виори, если она пожелает узнать о тебе. Север бесконечно опасен, там никто не помогает нашим людям. Нет надежных стен и бухт храма, за спиной не стоит стража древней крови, милейшие люди лгут без яда и меда звучания всегда и всем, а ты одна против этой лжи, наивная и беззащитная. Почти каждый год мы теряем своих людей, и далеко не каждому удается умереть просто.

– Ох…

Араави нахмурился, сокрушенно вздохнул, но его глаза смеялись.

– Сотня праздничных фонариков снова на воде? И мы готовы мечтать о страшном, опасном и смертоносном? Нам хочется быть обманутыми и униженными?

– Так я же их тоже же, – запуталась в обещаниях Авэи, щупая помост и не приходя в себя от потрясения. Новые мечты, сотканные араави буквально из нескольких ловко подобранных предостережений и намеков, заслонили настоящую жизнь. Эти грезы оказались несравнимо богаче и интереснее прежних. – Я сирена!

– Милейшая и тишайшая энэи Виори сидит в соседней комнате, – спокойно сообщил араави. – Она слушает нас. Сейчас ты пойдешь к ней и, если тебя соизволят заметить, вы потолкуете о том о сем. Я не знаю, годна ли ты в ученицы, и не хочу обрекать неподходящего человека на слишком скорую гибель. Мы проведем проверку, и после энэи Виори решит, стоит ли тратить на тебя время. Люди, что внушили тебе мечтания о Ноире, все еще в этом замке. Мы хотим выявить всех, кто неверен своему долгу, а не одного предателя, уже известного нам по наблюдениям Боу. Это значит, ты пока что продолжишь играть роль мечтательницы, вздыхать о Ноире, а вдобавок научишься следовать указаниям Виори. Она посмотрит, умеешь ли ты играть и хватит ли у тебя сил и мужества, здравого смысла и хладнокровия, чтобы исполнить задание и уцелеть. Не исключаю, что ты попадешь на какое-то время в подвалы восточного замка. Это большая игра. Опасная. Конечно же у тебя есть право отказаться.

– Я могу увидеть ее прямо теперь?

– Ты помнишь о своем оружии и своей защите?

– Разум, здравый смысл и это… ну, остальное.

– Обычно о совести забывают быстрее всего, – с оттенком сожаления посетовал араави.

– Простите.

Жест руки араави соединял прощение, приказ удалиться и благословение. Поклонившись, Авэи спотыкающимся – ведь нельзя срываться и бежать! – шагом заспешила в соседнюю комнату. Виори с первого взгляда поразила воображение возможной ученицы. Она была ослепительна! Независимо от возраста… Гордая посадка головы, длинная шея, волны волос, изысканный наряд, тонкий запах благовоний – все это лишь мелочи, едва заметные в сравнении с главным: эта женщина знала собственную уникальность и вовсе не подлежала сравнению с кем-либо.

– Садись. Будем разбираться, как ты слушаешь людей и что способна сказать о них после беседы, – проговорила Виори хрустальным голосом, наполненным медом… или ядом.

Авэи рухнула на циновку, восторженно глядя в лицо своей мечте, только что обретенной и по-прежнему недосягаемой. Красиво очерченные яркие губы наметили холодную улыбку. Виори чуть приподняла тонкую бровь, весьма определенно выразив неготовность выслушивать восторженный младенческий писк.

– Я хочу знать все, что ты думаешь об араави Граате. Вы беседовали так долго, ты даже перебила его дважды и позволила себе задавать вопросы, не спросив на то соизволения, тоже дважды. Ты охнула, что никуда не годится, разве что ты сознательно выказывала некое отношение или проверяла ответное поведение. Начинай рассказ.

– Но…

– Я разве ждала возражений или вопросов? Начинай.

– Он араави, он очень умный и… не злой.

– Эраи, я уезжаю, – с непередаваемым презрительным равнодушием выговорила Виори, умещая все чувства в полушепот и не повышая голоса. – Эта девочка очаровательна ровно так же, как и глупа.

– Тебе хоть однажды в жизни было пятнадцать? – Араави, оказывается, стоял за спиной, от его голоса Авэи вздрогнула. – Виори, она вовсе не глупа. Имей снисхождение, мечта малышки только что потерпела крушение, а шторм событий все длится. Дай ей хоть какой обломок, пусть ухватится и пробует барахтаться.

– Там ей никто не выделит иного подарка, кроме ножа в спину. Она глупа, самонадеянна. И слишком красива. Сочетание отвратительное, – поморщилась Виори. – Убийственное.

– Разве она не похожа на тебя в ранние годы?

– Упаси меня Сиирэл. – Бровь снова изогнулась, на сей раз в насмешке. – Я была много красивее и гораздо… глупее. Но я не молчала и не пялилась в пол, теряя последнюю возможность произвести впечатление, пусть и самое чудовищное. Еще хуже то, что она, пожалуй, в твоем присутствии опасается говорить гадости относительно араави. Да, я давно желала сказать: Эраи, мне решительно не нравится то, как тебя воспринимает окружение, это опасно и для них, и для тебя, к тому же создает осложнения в общении с внешними для храма людьми.

– Я работаю над вопросом.

– Ты бездарно провел беседу с девочкой. Будь у нее мозги и опыт, она задурила бы тебе голову и выведала слишком многое. Ты дал зацепки, ты позволил себе перейти на излишне отеческий тон и даже приоткрылся. Ты… Впрочем, вечером я, пожалуй, приготовлю праздничного осьминога, и мы решим, достоин ли араави права скушать хоть кусочек.

– Я могу идти? – спросил араави наигранно-убитым тоном виноватого ребенка.