Текст книги "Безупречный враг"

– Уло! – коротко потребовал газур.

– Выгонят меня из храма, – знакомо вздохнул страж. – Может, араави все расскажем, а?

– Чуть позже, – резко приказал газур. – Где он?

– Второй уровень подвалов левого крыла храма, – обреченно сказал Уло. – Сирена имеет полное право проводить вас туда, араави дал вам неограниченный доступ до третьего яруса.

Онэи молча встала и пошла к двери. За ней газур, а следом, само собой, троица «послов». Уло еще раз тяжело вздохнул, погладил жену по голове, усадил на лавку, велел готовить ужин и двинулся за газуром. Араави дал неглупому стражу два основных приказа: по возможности оберегать Онэи и ни в коем случае не отходить от Яоола. Пусть тот чудит, бегает от охраны, гуляет в городе – Уло обязан сопровождать и оберегать, даже нарушая прочие распоряжения и получая наказания. От друзей не прячутся, и Уло должен стать почти другом, но никак не соглядатаем. Иначе обезопасить Яоола едва ли удастся.

Уло шел замыкающим, хмуро глядя на стражей, которые кивали Онэи. Знакомые, близко знакомые, впервые встреченные теперь.

Он одинаково подозревал всех и морщился от неизбежности таких подозрений. На Доито самым страшным и памятным впечатлением боя стало лицо старинного друга, вдруг опознанного среди охраны предательницы-сирены, дурманившей божественную Элиис пением и цветком ош. Ошибки быть не могло, Виэ стал старшим стражем, аоори, три года назад, ему доверяли самые потаенные секреты. Но цветок ош, посох и голос сирены сделали свое дело. Теперь то, что осталось от Виэ, пребывает в храмовой лечебнице. Бывший аоори ползает по полу и бессвязно лепечет, как младенец. Жена кормит его с ложечки и учит говорить. Тэии ходит к ней, занимается малышами и комнатой, ведь женщина пока не покидает лечебницу. А потом Тэии возвращается и плачет. Говорит, ей на берегу неоткупленных было куда проще и спокойнее. Она и подумать не могла, что и могучего Уло способны так вот изуродовать. Теперь боится за него, просит быть осторожнее, беречь себя.

Страж вздохнул. Хранитель Боу полагает, что Виэ не выдал секреты и именно стремление сберечь верность храму сожгло сознание дотла. На пепелище чужая злобная сирена выстроила простенькое, убогое подобие человеческой личности. Виэ на Доито ел, спал и, само собой, охранял то, что велели. Когда северяне дрались, отвлекая внимание фальшивых стражей, он даже не шевельнулся: его задача проста – не пускать в шатер. И только попытка одного из тэльров коснуться ткани полога «оживила» статую. Драться Виэ не разучился, и пройти в шатер оказалось трудно. Божественной Элиис промедление едва не стоило жизни. Уло все же успел: он разрубил одним движением и тряпичную стену, и предплечье руки сирены, занесшей клинок над головой Элиис. Сладкоголосую в храме допросили и затем предали казни. Но это не вернуло Виэ разум и память, даже не помогло узнать, есть ли сейчас в крепости иные стражи, лишенные собственного «я».

Боу до сих пор приглашает к себе людей, одного за другим, и проверяет каждого. Пока он изучил стражу нижних пещер, малый, или второй, внутренний круг. Теперь занят первым. Но даже проверка хранителя не дает успокоения. Любого можно подпоить даже не в городе, а во внешнем пределе храма. Влить мед в безвольное тело… Да, есть амулеты, стражи прошли тренировки. Но двоих, которым это не помогло, Боу уже нашел.

Уло об этом знал и поэтому хмурился. Никогда прежде он не ходил по родному храму мягким текучим шагом полной готовности, в рубахе с длинными рукавами, прячущими метательные ножи с отстегнутым сторожевым ремешком. Первое же движение повлечет чью-то смерть…

Онэи тоже знала. И шла впереди, плотнее прижимаясь к газуру. Если что, она успеет прикрыть его от ядовитого голоса. Не только от голоса, судя по решительному виду маленькой оримэо.

Крид чуть приотстал и пошел рядом с рослым стражем, высматривая беды со своей стороны.

– Что, так плохо? – встревоженно шепнул он.

– Внимательный ты, – негромко похвалил Уло.

– Меня дома некоторое время охраняли, – усмехнулся принц. – Гокс. Другом прикидывался, не мешал делать глупости. Ему это едва не стоило жизни. Всего-то полгода как выздоровел.

– Дрались?

– Закрыл, – скривился Крид. – Нож. Может, сказать газуру? Не дело так подставлять девочку.

– У нас нет совершенно безопасных мест и полностью надежных людей. Пока у Гооза жезл, так и будет. Онэи справляется лучше, чем кто-то другой. Тех, кого любят, берегут до последнего. В ней я уверен.

– Неправильно это, рисковать таким дивным голосом. И женщин в охрану брать – неправильно. А можно выстоять против жезла?

– Некоторое время, – задумчиво предположил Уло. – Лучшая тактика – не дать сирене сосредоточиться. Глупости городить, шутить, пугать, пытаться вынудить смотреть в сторону… да что угодно! Сбивать с ритма пения. Ругаться, кстати. Они не любят вашего северного лая и рычания.

– Драться?

– Не даст, – уверенно покачал головой Уло. – Обездвижит сразу. На расстоянии ближе десяти локтей он вообще может практически все. Сам себя зарежешь. Или кровь в голову ударит – смерть на месте, в единый миг.

– Понял. А каковы в деле те, кому мозги напрочь отпели?

– Исполняют один приказ и дуреют, если условия слишком сложные. Представь, что им прикажут убить араави, больше ничего не уточняя. Допустим, в зале будут два разных араави. Исполнитель может сознание потерять, выбирая. Недавно покушались на Авэи, и не удалось. Она всего-то встала у зеркала.

– И что?

– Страж разбил зеркало и потерял сознание, – хмуро бросил Уло.

Крид кивнул, смолк и продолжил обшаривать взглядом коридор и боковые ответвления. Онэи шла быстро, и Крид предполагал, что это уже то самое крыло и наверняка второй уровень подвалов.

Девушка остановилась у очередной двери и громко назвала себя. Ей открыли.

Хранитель Боу сидел на широком диване, явно принесенном сюда для него, больная рука лежала на ворохе подушек. Беззубый пленник тоже сидел. Даже в довольно удобном кресле, только руки его удерживали обручи. Некогда смуглая кожа была бледной до пепельного оттенка, синие губы с трудом ловили воздух. Взгляд упрямо буравил дырку в полу у ног Боу. Крид не заметил следов пыток на коже, но не сомневался – сирену допрашивали, как принято говорить в Дэлькосте, с пристрастием. И не получили ответов. Терять этому человеку нечего, он уже мертв, хоть и дышит. Зато Гооз жив и свободен. А отомстить можно каждому, даже после смерти. Есть ведь друзья, семья, да мало ли кто и что…

Хранитель кивнул газуру и сделал короткий жест, заставивший двоих стражей исчезнуть за дверью. Вторым движением Боу предложил Яоолу половину дивана. Повелитель сел, устроил на коленях Онэи. Стражи вернулись с тремя табуретками и снова вышли.

– Мне этот человек больше неинтересен, – сказал Боу без выражения. – Тягостное дело, бессмысленное, но его все равно уведут на нижний ярус и вновь будут спрашивать. Араави не сторонник пыток, но обстоятельства теперь сильнее нас и требуют использовать все возможности. Хоть он и не скажет ничего важного о нынешнем положении дел. А прошлое… Когда-то мой помощник, второй хранитель, учился в крепости вместе с этим существом и просил взять его во внутренний круг, они дружили. Теперь помощник ходит чернее морских глубин, ему предстоит надзирать за проведением допросов. Потом – плыть на Поути, оглашать приговор и за грехи отца выгонять на берег неоткупленных жену и сына преступника, таков закон Древа. Злой закон.

Сирена в кресле дернулся и задышал чаще.

Газур хмуро осмотрел чистенькую пустую комнатку, брезгливо изучил лицо пленника. Низко опустить голову тому мешал ошейник из плотной кожи, прикрепленный к спинке кресла короткой цепью. Взгляд сирены был почти бессмысленным. Но сказанное хранителем он слышал, а упоминание о судьбе семьи подействовало хуже пыток.

Яоол усмехнулся. Люди араави умны. Боу дал газуру единственный способ узнать то, ради чего он шел сюда. Не воспользоваться подарком – глупо. Впрочем, газур, хоть и не способен испытывать жалость к ядовитой твари, но невинных детей убивать не намерен. И не является безумцем, помешанным на жажде мести. Только кому об этом известно? Газуры живут во дворце, отгороженном от мира, и людей ценят дешевле бросового жемчуга, по которому ходят ногами.

– Зато именно прошлое интересует меня, – сообщил газур. – Я избавлю вашего ученика от неприятных обязанностей. Предатель будет умирать во дворце. Долго. И семья – тоже. Те, кто покушался на жизнь правителя, уходят на дно, все до седьмого колена. Таков закон Древа. Злой закон, вы правы, Боу.

– Яоол, – ужаснулась Онэи. – Но дети…

– Много лет я ждал. Погибли мой отец, мачеха, сестры и братья, – холодно и тихо сообщил газур, выталкивая короткие фразы явно с усилием. – Младшему из них не было пяти. Я сам не оказался на той лодке чудом. Меня наказали за побег из дворца. Этого никто не мог знать и учесть. И он скажет. Боу, у него есть родители?

– Живы. Его собственная семья, родители, брат с семьей, еще мать и сестра жены, – уверенно сообщил хранитель и отдал газуру листок. – Здесь полный список родни. Сорок три человека, в том числе пятнадцать детей.

– Хорошо, – мягко похвалил газур. – Я доволен, за этого мерзавца и его род храм получит богатые дары. Ядовитый, слушай меня. По закону они должны умереть. И без всякого там закона, просто оттого, что я очень давно желаю мести, все дорогие тебе люди умрут, а ты их переживешь. Это будет длиться долго, очень долго. Тебя станут хорошо кормить и проследят за тем, чтобы ты жил. И чтобы смотрел и слушал.

Сирена снова дернулся, поник, с трудом шевельнулся и попытался поднять голову. Отчаяние в его взгляде читалось теперь совершенно безошибочно. Мужчина прекрасно знал про дворец, его подвалы и бросовый жемчуг. Онэи всхлипнула и сердито стерла слезы. Глянула на пленника, на газура, на пустой лист записи допроса.

– Я все-таки невеста вашего великолепия, – дрожащим голосом выговорила она. – И могу просить о милости. Хотя бы для детей. Умоляю.

– Нельзя все так близко принимать к сердцу, – сердито бросил газур.

– А если он скажет, как они умерли? Вдруг он не виноват больше всех и это дело рук иных людей? – возмутилась Онэи, дрожащими пальцами комкая длинный рукав, используемый вместо платка. – Умоляю, не надо мстить детям!

– Он сирена, ты была там и сама мне сказала, что шквал вызвал сирена, – сухо бросил газур. – Я прав в выборе мести. Все, молчи.

– Фа оодке фыл не я, – с трудом выговорил сирена без зубов, его слова было едва возможно понять. – Ешли бы я мог петь, фаша нефешта пы подфердиаа, фто го-оос другой.

Речь отняла у сирены остатки сил, он уронил голову и захрипел, упираясь кадыком в шип ошейника. Боу усмехнулся, чуть кивнул Онэи. Та всхлипнула и показала газуру свой маленький кулачок: тоже мне, изувер нашелся, только попробуй! Яоол нахмурился, собрал в большую ладонь левой руки оба тоненьких запястья. Правой стащил с шеи платок и взялся утирать слезинки со щек кареглазой.

– Ладно, хватит уже, не смей со мной спорить! – возмутился он. – Да, я хочу наказать всех виновных. Настоящих. Я готов сжечь список рода, не читая. Но вместо него у меня должен быть полный рассказ о событиях. Нет, не так, – усмехнулся газур, и пленник снова вздрогнул. – Без казней твоего ничтожного рода я храму ничего не должен. Расплатись и с ним. Все ответы на вопросы хранителя.

– Его дети не пойдут на берег неоткупленных, – уперлась Онэи. – Пусть их передадут храму.

Газур тяжело вздохнул. Пленник снова напрягся. Онэи что-то очень тихо зашептала в ухо повелителю. Тот улыбнулся, кивнул и отпустил руки певицы, немедленно обнявшие шею Яоола.

– Ты чудно поешь, даже без этой глупой капли божьей, – рассмеялся тот. – Я не могу с тобой спорить. Дожили!

– Не спорь, – победно заулыбалась Онэи. – У нас свадьба состоится еще до сезона дождей, а ты взялся устраивать пытки во дворце! Я буду плакать. Да я глаз ночами не сомкну!

– Только из-за пыток? – возмутился газур. – Но я полагал, мы и так будем… недосыпать, но уж никак не плакать при этом. Ладно. Хочешь, я вообще отменю закон про утопление семи колен и наказание близких?

– Хочу, – порадовалась Онэи.

– Эй, тварь, – презрительно бросил газур. – Я не понимаю, отчего так добр. Не разочаруй меня. Боу, я жду рассказ к завтраку, на сладкое. Не управится – охотно заберу список и отложу свадьбу на полгода. Девушки легко забывают обиды, может, зря я так податлив?

Онэи надулась и сложила руки на коленях, сплетя пальцы в замок. Боу важно поклонился.

Крид вскочил и двинулся к двери, в очередной раз радуясь про себя, что он никогда не станет королем. Одно дело – дуэли, и совершенно иное – игры дворца. Оказывается, даже Онэи к подобному более приспособлена, чем он. Смотреть на раздавленного страхом врага тяжело и тошно. Поймать, убить в честном бою или наскоро излупить и допросить – это он может. А тянуть жилы словами или крючьями – ужасно. Прав Альбер, надо срочно искать настоящего наследника, похожего на папашу-короля. Чтобы собак ценил больше, чем людей, и, сетуя на рецепты новых ядов, сам же прятал их под замок, не думая уничтожать. Яды королю очень даже нужны.

– Не глупи, Крид, – уже в коридоре возмутился Роул. – Этот человек собирался убить твоего брата.

– Знаю.

– И пытать его никто не станет, Боу просто так сказал.

– Догадываюсь.

– Выговорится – ему же станет лучше, – усмехнулся газур. – Ты счастливый человек, северянин. Это редкая способность: ты не получаешь удовольствия, думая о мести. Я бы хотел иметь и сохранить такой талант, но не дано. Еще лет пять назад я представлял ежедневно, как станут кричать в подвалах дворца родичи преступника. Почти слышал их, и мне было легко засыпать. Кстати, я полагал, что там, в подвалах, окажется и семья Эраи Граата. Меня ругал только старик Соал, кто еще посмел бы упрекнуть самого газура? Прочие твердили, что я прав и месть – законное право и радость, если я так решил.

– Мне жаль араави.

– Тогда я не знал божественной Риоми, ее мамы, да и владыку слушать и видеть не желал, – грустно отмахнулся газур. – Теперь очень рад, что судьба добра ко мне, и я уже не думаю о чужих муках с такой жадностью. У Онэи волшебный голос, я услышал его два года назад, и мысли стали меняться. Но мое понимание добра и зла не имеет и никогда не получит четкого и однозначного деления на светлое и темное. Я всегда ищу середину, взвешивая интересы: свои, Древа, зуров, таоров… если не ослеплен местью, конечно. А ты сразу видишь острую грань. Для короля это дурно, но для человека, пожалуй, очень хорошо.

– Спасибо.

– Вот и оставайся человеком, – рассмеялся газур. – Наследника севера хранитель Боу уже, видимо, нашел, а с человеком Кридом даже газур может дружить. С королем же – только договариваться, обмениваться враньем и сосуществовать. Я хотел бы дружить с Кридом.

– Охотно, – буркнул принц, смущенный похвалой. – Думаю, наследник вам тоже понравится.

– О-о, ты не можешь знать того, что не сказано вслух, – возмутился газур.

– Заподозрил с первого же момента и уверен, что прав, – гордо сообщил Крид. – Хорошее будет положение у меня в качестве всеобщего приятеля.

Газур с интересом прищурился, но промолчал.

Он прекрасно видел, что Уло сзади очень сосредоточен, а Крид идет рядом с Онэи и внимательно смотрит по сторонам. Он был благодарен своему новому другу за его настороженность. Может, стражи и сирена правы, готовясь заслонить и спасти газура любой ценой, – это соответствует интересам Древа. Но Яоол совершенно не желал мириться с угрозой жизни и здоровью Онэи.

До домика гостей добрались без приключений. Уло закрыл дверь, задвинул засов и вздохнул с облегчением: еще один день прошел. Страж знал, что араави уничтожил жезлы и оттого Гооз теперь силен почти неодолимо. Уло с уважением смотрел на внешне беспечного газура. Иной засел бы во дворце и выбрал в союзники самого сильного – то есть в данном случае Гооза, – хотя бы ради собственной шкуры. А этот старается для Древа, которое и сам Уло мысленно ставит выше обожаемого храма.

Яоол уселся к столу, благодушно наблюдая суету Тэии. Ему давно надоели дворцовые слуги. Ничего не делается искренне, а у маленькой оримэо любая еда кажется вкусной. Впрочем, точно любая. На стол газура жена Уло собрала все лучшее, что нашлось в крепости. И теперь сидела, радовалась, что смогла угодить, и приглядывалась, изучая вкусы каждого гостя. Яоол мечтательно улыбнулся. Ему бы этого Уло выторговать у владыки, сменив ваура охраны дворца… А его жену пристроить к службе развлечений, которая удручающе скучна. Учитывает этикет и вкусы двора больше, нежели его, правителя, невысказанные пожелания. «Они и на высказанные не сразу реагируют», – вздохнул Яоол. Приходится грозить акулами…

Тэии пошепталась с сиреной и ушла, поклонившись и пожелав спокойного сна. Онэи передала услышанное: для нее и газура тоже готовы комнаты, прямо в этом строении. Уло кивнул и покинул гостей, устроившись в небольшой прихожей. Он страж, там ему удобнее и спокойнее.

Утром все та же Тэии пригласила на завтрак. В знакомом зале их ждал стол, уставленный блюдами. Возле почетного места, отведенного для газура, лежал листок с рассказом сирены острова Поути. Боу сидел в угловом затененном кресле и сосредоточенно учил больную руку брать второй, очень похожий, листок. Рука не слушалась, хранитель морщился от боли и недовольства и повторял движение снова. Он уже позавтракал и выглядел бодрым, отдохнувшим, подтянутым. Привстал, поклонился вошедшим и вернулся к своему занятию.

– Уважаемый Боу не нуждается в сне? – восхитился газур.

– Я отдыхаю душой, когда важная работа исполнена хорошо, – поклонился тот, отмечая похвалу. – Сирена охотно говорил и сообщил много важного. Ваше пожелание он исполнил со всем усердием. Я приказал накормить его и разместить в одной из комнат до вашего распоряжения.

– Ваш второй…

– Младший хранитель ждет за дверью.

– Как араави набирает людей? – вздохнул газур с отчетливой завистью в голосе. – Так и хочется переманить всех. Вас, Боу, особенно.

– Спасибо. Звать?

– Да.

Юноша вежливо поклонился и неуверенно сел, это указание Боу повторил ему дважды. Вошедший робел и смущался. Поведение его великолепия так не похоже на предписанное этикетом, и оттого сложно под него подстроиться. Особенно молодому исполнительному жителю Древа, воспитанному в неукоснительном преклонении перед высшей властью. Недосягаемое солнце, повелитель газур, может сиять, сжигать, отворачиваться и погружать мир во мрак. Но сидеть, шептаться, посмеиваться и чистить креветок? Да еще не себе, а сирене… Крамольная мысль о том, что газур, как выяснилось, тоже человек, рисовалась на лице младшего хранителя до смешного отчетливо.

– Повелитель Яоол желал бы знать все об отступнике. Только правду! – строго сообщил Боу.

Младший хранитель вздохнул и стал говорить. Он иногда запинался и смолкал. Как можно сказать хорошее о враге? Но и чернить бывшего друга – пристало ли ему, служителю храма?

Сирена Пэи родился на Поути. Его отец, нищий рыбак, кое-как накопил достаточные средства, чтобы перебраться с малых островов на берег самого зура. Верхушка наиболее массивной башни крепости наместника южных островов кроны Древа была видна в хорошую погоду с холма за прибрежным поселением. Благополучие удачливого рыбака на новом месте быстро росло. Первый сын тоже подрастал вполне толковым, и главе семьи показалось, что он уже накопил денег не только на вторую лодку, но и на второго ребенка.

Морские боги решили наказать его за гордыню. Уловы стали ничтожны, косяки рыбы ушли от берегов Древа, а жена родила двойню. Слуги зура пришли, взяли новую лодку в оплату одного из детей, а второму надели на шею кошель неоткупленного.

Мальчик накрепко запомнил нищету, вечный голод и одиночество. Даже маленькие дети в поселке знали об участи неоткупленных и презирали их. А собственный брат-близнец потешался больше прочих: ему судьба дала свободу и право смотреть свысока. В восемь лет поводы для радости и гордости иссякли: заморыша со всеми его синяками и ушибами выбрал храм, разглядев каплю божью. Отец заболел, подошло время уплаты податей – и кошель откупа повис на шее насмешника. А вместе с тем – одиночество, побои и, наконец, поездка на берег, откуда не возвращаются.

Когда сирена Пэи окончил обучение, ему дозволили ненадолго посетить родной дом, к тому времени опустевший и обветшалый. Старший брат погиб в море, родители вконец обеднели и снова вернулись на малые острова. Будущий сторонник Гооза просил наставника о милости, еще не поздно было выкупить брата-близнеца и вернуть родителям надежду на достойную жизнь. Пэи отказали.

– Знаю, памятная была история, как же, – усмехнулся Боу. – Мальчишка переплавил и продал золотой знак сирены, ракушку, которую следует носить на шее, никогда не снимая. Лодку купил, брата вернул домой. Наставник собирался казнить его за нарушение правил, а всю семью отослал на берег неоткупленных. Парнишка вышел из себя и такого наворотил! Как еще все живы остались… Дюжина стражей лечилась в главном храме.

– И наставник лечился? – с интересом уточнил газур.

– Нет, – брезгливо передернул плечами Боу. – Я порезал ему связки и отправил таскать кошель откупа вместо семьи нашего малолетнего плавильщика золота. Спрашивал малыша – почему не дал знать старшим, почему не пробовал дойти до араави Граата? Пэи смотрел в пол и молчал. Всегда молчал, ну что с ним делать! Зато там я нашел моего ученика, этот-то не молчал. Если бы не его упорство, наставник сгноил бы Пэи.

Второй хранитель вздохнул и продолжил рассказ. Он удостоился редкой чести – уехал через полгода в столицу, а приятель остался на Поути. Жену себе Пэи нашел на берегу неоткупленных, когда забирал оттуда семью. Совсем девчонка была, сирена забрал ее из благодарности, выплатив жалкие медяки. Будущая жена Пэи долго ходила за его больной мамой на страшном берегу. Делилась скудной пищей. Это было двенадцать лет назад. Как дальше сложилась жизнь бывшего приятеля, хранитель не знал. Поколебавшись, он нехотя добавил: тот не простил храму жестокости наставника к его семье. И вмешательство Боу ничуть не изменило к лучшему уже твердо устоявшееся отношение.

Газур кивнул, тронул пальцами листок и попросил главного хранителя рассказать на словах, что ночью вспомнил пленник. Боу прикрыл глаза, жестом отпустил ученика и заговорил неторопливо, иногда морщась. Растревоженная рука снова мучительно болела, а отдыха ей не давали.

Сирена Пэи действительно не простил храму обид. Когда Гооз предложил ему попытаться изменить порядок на островах, охотно согласился. Он видел в жизни не так много хорошего, чтобы жалеть других. Пэи счел, что если жертвы неизбежны, их можно и нужно принести.

По указке Гооза он стал усерден. Капля божья в его крови была полновесна, старания Пэи быстро заметили. Через полгода юного служителя храма взяли в службу охраны держателя ветви, начали приглядываться, поощрять. Ведь одумался человек, бросил говорить глупости, стал вежлив, усерден в занятиях. Даже услужлив, а это тоже для многих важно. Когда лодка с багряным парусом в золотых узорах пришла к пирсу самого богатого таора, Пэи отрядили охранять берег. Он ожидал такого события: на весь Поути – всего-то четыре сильных сирены, причем время старших сирен принадлежит храму. А он молод, услужлив и силен как боец.

Гооз знал о прибытии корабля газура, он поддерживал взаимно полезные отношения с вауром. Велел сирене острова Поути всего лишь не замечать троих человек, прибывших за несколько дней до появления лодки его великолепия в поселок рыбаков. Попросил считать местными. А если охрана ваура, храма или самого газура решит иначе, убедить воинов не беспокоиться. Для этого у него достаточно меда в голосе.

Газур хищно наклонился вперед:

– Кто были те трое?

– Ближайший помощник Гооза и два бывших стража, обоих нашли в океане у острова Поути седмицу спустя после гибели вашего отца, – ответил Боу. – Лучший способ обеспечить молчание, не так ли?

– Помощник теперь на севере? – напряженно уточнил Яоол.

– Трудно сказать, – усмехнулся Крид. – Моя Сказка накормила этим ядовитым типом кракена, по-вашему – гигантского спрута. Не подавился, но где он теперь…

Яоол откинулся на спинку кресла. Усмехнулся. Он так давно ждал случая отомстить, а управились без него. Глянул на Онэи. Может, так даже лучше? Бывший ваур вполне доступен для допросов и наказания. И он достаточно далеко от столицы, никому не испортит сна. К тому же храм не жалует вауров.

– Где этот…

– За дверью, если ваше великолепие имеет в виду Пэи. В одной из комнат поблизости, так точнее.

– Я уже говорил, что завидую араави, которому вы служите?

– Да. Звать?

Яоол задумчиво кивнул. Вчера они видели сирену упрямо молчащим и готовым умолять. Сегодня Пэи был спокоен. Он без внутреннего сопротивления встал на колени и поклонился газуру, затем кивнул прочим. Замер, склонив голову и ожидая приговора. Правитель некоторое время молчал. Потом с сомнением пожал плечами, покосился на Крида. Вздохнул:

– Боу, его голос можно восстановить?

– Нет. Сирене, который совершил серьезное преступление против Древа, всегда режут связки.

– Где его семья?

Плечи Пэи снова напряглись.

Крид глядел на невысокого оримэо с жалостью. Мог бы быть неплохим хранителем. Упорный, неглупый, по-своему преданный – иначе не ценил бы семью. Но всю жизнь его родным что-то угрожало, и за грехи сына их наказывали, унижали, презирали… От любого обладателя власти Пэи уже не ждет ничего хорошего. Небось гадостей со стороны Гооза боится не меньше, чем мести газура.

– Завтра будут у меня, на Тиио, – уверенно сообщила девушка. – Все бывшие неоткупленные столичного берега теперь там, араави разрешил. Близких этого человека никто не найдет в новом поселке, там все с разных островов, с Поути тоже имеются люди, семей пять. А что?

– Знаешь, этот бывший сирена такой жалкий… – посетовал газур. – Даже не достоин мести. Боу, пусть он вычистит остров, где жили неоткупленные. Пусть трудится один и усердствует до последнего клока водорослей, а то неудобно мне, повелителю, за неопрятный вид бухты Гоотро. Скоро прибудет король тэльров, такое событие…

– Отвезем и проверим, – кивнул хранитель. – Затем?

– На Тиио, без права переселения и перемещения на прочие острова. – Газур глянул на Онэи. – Может, хоть жена его вразумит, раз этому человеку небезразлична ее судьба. Бывают ведь на свете умные женщины.

Боу кивнул с явным облегчением. Пэи замер, не в силах понять сказанного. Он был готов умереть, ожидая лишь указания на степень тяжести преступления и болезненности своей неизбежной кончины. Он совершенно не предполагал, что может выжить.

Крид, к общему изумлению, энергично замотал головой:

– Мы с вами как дети, не помним недавних событий. Он молчал на допросе у Боу, но только он же, вот этот человек, испуганно ныл, раскрывал очень важные сведения Парси, который всего лишь лишил его зубов. В гавани Дильша, у маяка. Где же правда и кому он лгал?

– Не знаю, – пожал плечами Парси. – Он и правда вел себя иначе. Получается, или там, или тут нас обманули. Русалка скользкая, задуши его кракен.

Пэи снова сник и принялся сверлить взглядом пол. С короткой надеждой на спасение он простился легко: ведь так не бывает. Он никому не верит, ему тоже не верят – такова жизнь. Привычная. Значит, сейчас опять возьмутся за семью…

– Дураком был, дураком и помрет, – рассмеялся газур. – Полагаю, ему давно хотелось выйти из игры Гооза. Предавать Древо этот оримэо не желал, а вот упрямо молчать в храме – дело чести, точнее, ее остатков. Если бы он молчал и на севере, обладая знаниями, столь опасными для наших островов, я бы его не назвал жалким. Скорее изворотливым. Мы закончили завтрак, – капризно сообщил его великолепие, сполоснув руки. – Пусть убирается и чистит остров.

Пэи недоверчиво глянул на хранителя, на всех, кто собрался за столом. Медленно поднялся на ноги и вышел. «Кажется, он так и не поверил в решение газура, – отметил Крид. – И наверняка будет ждать подвоха». Впрочем, пусть его. По милости этого типа у Парси стерто пять лет из жизни.

– Мое великолепие желает совершить морскую прогулку на Поути, – сообщил газур. – В скромном сопровождении Уло, Роула и тэльров. Онэи с нами не едет.

– Сирена в вашей охране обязательна, – покачал головой Боу.

– Вот и собирайтесь, – хитро прищурился газур. – Может, я желаю именно вам передать крепость одного непутевого таора.

– Зачем? – искренне удивился Боу.

– Ну, мне-то без разницы зачем, – пожал плечами газур. – Под домик для араави, на благо сирен, в виде первой попытки подкупа хранителя Боу…

Араави возник в проеме двери, распахнутой перед ним. Улыбнулся – он слышал последнюю фразу и счел ее занятной. Войдя, погрозил пальцем своему хранителю, кивнул Яоолу. Сел в высокое резное кресло. В дверях уже стояли новые гости – владычица Авэи и Юго. Крид обрадовался им как родным. Великолепная перламутровая араави острова Лоог изящно поклонилась повелителю и многообещающе улыбнулась сыну. Роул тихо застонал и поежился. В чем именно его обвинят, он не знал. Но поводов у мамы имелось куда больше, чем хотелось бы. Взять тот же синяк газура… «Ох, лучше бы что-то иное, попроще», – сморщился Роул и вжал голову в плечи.

Юго глянул на сына задумчиво, это было тоже плохо. И непонятно.

– А действительно, сплавайте на Поути, – бодро предложил араави. – Моя лодка готова. До утра точно обернетесь, а то и к ночи успеете. Онэи, ты пока за мной приглядишь?

– Слушаюсь, ваша сиятельность, – сокрушенно вздохнула сирена. – Боу, ты уж с ними построже!

Хранитель рассмеялся, церемонно поклонился «ее великолепию» и вышел из зала. Газур двинулся следом, фыркая и сердито глядя по сторонам. Дожили, с ним – «построже». И возражать не хочется, ведь действуют из лучших побуждений, переживают за его безопасность…