Текст книги "Безупречный враг"

Глава 4

– Соал, ты все же вынырнул. – Губы газура предательски дрогнули, он усмехнулся, пряча боль. – Пропаду я без тебя. Кто мне скажет то, о чем во дворцах принято молчать?

Перед рассветом старый слуга очнулся впервые с того дня, как его вернули во дворец. Яоол после истории с отравлением шумно гневался, ежедневно вызывал слуг, диктовал грозные письма и намекал на нежелание коварных сирен храма лечить старика, но втайне надеялся получить в ответ всего-то достоверные и свежие новости относительно его здоровья. Хотя бы прочесть о том, что слуга жив. Пока что жив…

Утро еще не разрумянило восток. В высокие распахнутые окна, от пола до потолка, дышала свежесть моря. Соал любил вольный воздух, и поэтому выздоравливать его поместили именно в этот роскошный зал с балконом, выходящим на море. Яоол замер, вдыхая прохладу и наслаждаясь превосходным началом дня, ничуть не испорченным подъемом до зари.

Тощий пацан, нахально явившийся во дворец, сопровождая больного, отстранил правителя с крайней непочтительностью, склонился над старым слугой и всмотрелся в его лицо. Едва слышно спел звучание, недовольно хмыкнул и побежал к столу возиться с порошками и каплями.

– При мне сиренам полагается молчать, нацепив намордник, – напомнил Яоол.

– Вы, да будет мне дозволено сказать и это, – хмуро огрызнулся пацан, не делая попыток повиниться, – сами сюда явились. Время приема лекарств. Я делаю то, что должен делать.

– В храме все так невоспитанны?

– Отчего же, попадаются медоточивые, но им режут связки, – снова огрызнулся сирена.

Яоол с отвращением уставился на пацана, едва перемогая гнев. Оскорблением со стороны араави было уже то, что старика не вернули при первых признаках улучшения, как требовал газур. Худшим издевательством стало возвращение. Соала сопровождал тощий заморыш, ничуть не похожий на толкового лекаря. Откуда у пацана опыт?

– Вы сами не пожелали видеть здесь энэи Лооту, – напомнил подлец, верно угадав причину гнева. – Вы отклонили имена еще пяти сирен и меня приняли лишь потому, что я сюда явился сам и никого не стал слушать. Дедушке плохо, ему нужна поддержка, я пою, сердце подталкиваю. Позже я займусь суставами. Это долгая мучительная работа, и я охотно буду ее разнообразить, вышибая мозги вашим стражам. Убить голосом куда проще, чем наметить слабую надежду на восстановление суставов. Я вас предупреждаю: берегите своих соглядатаев, не злите меня.

– Прямая угроза, – почти восхитился газур. – Тебя уже есть за что казнить самым жестоким и медленным способом.

Пацан взболтал смесь, подсел на высокий топчан и принялся с ложечки поить старика. Соал моргал тонкими складчатыми веками, щурился и послушно глотал невкусное зелье. Газур метался вдоль балкона, ревниво присматривая за сиреной. Недоросль, ну видно по всему – недоросль… В первые дни парня пробовали перекупить: дворцу отчаянно требуются обученные сирены в службу тайного ваура и просто в охрану газура. Но ничтожный глупо улыбался и упрямо не понимал, что ему предлагают. Только раз заинтересовался золотом. Долго рассматривал увесистую цепь с огромной жемчужиной, потом положил на стол и сознался с детский непосредственностью, что такого здоровенного куска желтого металла прежде никогда не видел: жемчужина хороша, а плетение цепи – дрянь, мастер или бездарь, или желал исполнить заказ глупого богача.

– Почему он молчит? – снова взялся за допрос газур.

– Я отпел ему речь, – пояснил незваный лекарь. – Пока так надо, горло крепко пострадало, яд сильный, от него все мертвеет, отнимается, к тому же дедушка стар и ему такой яд особенно вреден. Надо восстанавливать медленно, иначе будет худо. Но ваше великолепие изволили нас посетить в удачное время, я готов сегодня дать первую нагрузку и разрешить речь. Ненадолго. – Сирена тяжело вздохнул. – Я даже уйду, говорите себе. Но как постучусь – сразу надо молчать, время вышло.

– Ненавижу храм, его порядки, его отношение к нам, повелителю Древа, – прорычал газур.

Дверь едва слышно стукнула, плотно прикрытая сиреной. Он ушел, ступая намеренно громко. Шаги удалились и стихли.

Старый слуга улыбнулся, пошевелил губами, неловко пробуя сложить воедино булькающие сиплые звуки, его лицо дрогнуло. Газур сел ближе, опасаясь за Соала, последнего во всем дворце человека, помнящего Яоола ребенком и достойного этой памяти. Он ведь и сам – часть детства, далеко не худшая.

– Было время, когда я верил Граату, – вздохнул газур.

– Я видел ее, – едва слышно прошептал старик. Лицо озарилось озорной улыбкой.

– Подумаешь. – Газур почувствовал себя ужасающе беззащитным. Смутился и скороговоркой добавил: – Все-то ты обо мне знаешь, даже то, чего не ведаю я сам.

– Носит… жемчуг, – кое-как выговорил Соал, бледнея и слабея.

– Откуда бы? Я не отсылал. Обещал, было дело, но после многое выяснилось и я передумал, – буркнул газур. – Я знаю, ты бы ругался, вот и не сказал. – Яоол горько рассмеялся. – Очередная ошибка, хорошо хоть вауры привыкли верить, что я свят и никогда не ошибаюсь. Это чужой подарок, Соал.

– Я… нырял, – прошелестел старик, и газуру пришлось наклониться к самым его губам, чтобы разобрать сказанное. – Знакомое… место. Из волос… украл.

Газур облегченно расхохотался:

– Надо же, и ты не безгрешен, такое облегчение!

У дверей звучно затопали, прокашлялись. Страж в бордовом привычно стукнул в дверь, как подобает, и дождался ответа газура. Несносный лекарь ввалился в зал, пробежал прямиком к ложу и сокрушенно всплеснул руками:

– Все, надо молчать. И вы, ваше несравненное великолепие, уж пожалуйста идите, там вас ждут. Толпа, и все у них срочное.

– Выгоняет, – пожаловался газур старому слуге. Встал и неприязненно оглянулся: – Как там тебя… Дио, да?

– Как назовете, так и будет, упомянутое имя – уже награда от повелителя, – вроде бы серьезно сообщил сирена, чуть поклонившись. Вздохнул и добавил: – Энэи Лоота не желала запоминать мое имя два года. Хоть не выгнала…

– Дио, отчего ты не принял подарок дворца, ту цепь с жемчужиной? – спросил газур от дверей.

– Подарок – это когда просто дарят, а к цепи еще и камень долга крепили.

– Я прикажу подобрать нечто без камня, – пообещал газур. – Жаль, что тебе неуютно во дворце, я куда щедрее к своим ваурам, нежели араави к служителям. Ваур лекарского дела мог бы получить сразу право именоваться таором, со всеми правами.

– Благодарю, но это очень тяжелый камень, я с таким не выплыву, – виновато поклонился сирена. – Ваше великолепие, я останусь во дворце еще на два дня, всего-то… Дедушка хорошо выздоравливает, он крепкий. Умоляю, подарите мне покой от подобных соблазнов на эти дни. Я буду честен с вами: я очень боюсь вернуться и выяснить, что энэи Лоота вновь не узнает во мне ученика.

– Что тебе ближе в звучании, мед или яд?

– Не знаю… – задумался Дио. – Яду обучают всех бойцов, лекари же не пользуются привычными приемами. Яд сильно мешает, я теряю настройку после каждого боя. Мед иногда помогает, люди лгут о своей болезни, я должен вынудить их сообщить правду, чтобы подобрать лечение. Но мед еще сильнее сбивает настройку. Энэи Лоота учит, что настоящий наш дар – вроде соли в морской воде: для питья – яд, а для пищи – польза. Требуется много работы, чтобы получить хоть крупицу пользы.

Газур кивнул и покинул зал. В иное время он, пожалуй, мог бы испытать неподдельный гнев после нудноватых поучений недоросля. Но старый Соал сегодня сказал слишком важное. Он выздоравливает, и он смог подарить своему повелителю очень ценную, редкостную новость… и надежду.

Когда Крид проснулся, розовое утро вовсю полоскало в теплой мелкой воде серые облака, пропылившиеся за ночь, и возвращало на свод дневных небес чистенькими, пушистыми и белыми. Принц смотрел и вздыхал. Грустно за невозвратное и неловко перед папой Мирошем: только теперь сам Крид сполна понял, как трудно было отцу отказаться от океана. Наверное, Эльза и правда много значила для него. Как же не рассмотрел сразу? Впрочем, всякое случается. Пожалуй, не так легко решиться взять в жены не простую женщину, а сирина. Мирош Гравр был капитаном, то есть привык бороться с морем, рискуя командой и кораблем. Сирину грозный океан – родич, эдакий любимый дедушка. Легко ли осознавать безмерную власть тоненькой женщины, которая наверняка еще прозрачнее вот этого рулевого? В любом случае принятие подобного решения требует времени. Альбер его никому не дал. Ни Мирошу, ни Эльзе, ни Лидии.

Найдя подходящего виновника всех бед семьи, Крид сел и довольно потянулся. На веслах трудилась уже новая, незнакомая команда. Гребли ребята прямо-таки вдохновенно, лодочка летела, еле трогая килем волну. Слева спелым яблоком висело солнышко, справа уползала за горизонт сиреневая мантия ночи. Возвращаться на тусклый берег и жить там не хотелось. Думать про наличие в северном мире такого сезона, как зима, – тем более.

– Красный восход – к большому ветру, – недовольно пояснил Роул. – Наш рулевой, Олуо, спрашивал, могу ли я поговорить с сирином и попросить отклонить бурю. Я сказал, что не особенно уверен. Крид, у тебя уже раз получилось, попробуй снова.

– Что?

– А я почем знаю? – ехидно рассмеялся хитрец. – Ты же добился появления папы Юго в своей лодке, вот сделай то же самое.

Принц хотел возразить – и не смог. К нему не обратились бы в шутку, значит, все сказано всерьез. Крид вздохнул, с подозрением глянул на солнышко, низкое и действительно малиновое, словно ему нездоровится. Вздохнул снова, чувствуя себя полным дураком. Решительно опустил руку в воду и принялся вдохновенно просить. Он говорил поочередно на родном тэльском наречии и рычащем эмоори. Вся команда дружно шептала, поправляя произношение на каждом слоге, а потом взялась за него тянуть звуки и даже напевать их. Не особенно тихо, на близком берегу оборачивались и приветливо махали руками общительному и шумному кораблику. Кричали в ответ, что они тоже не хотят шторма, пусть пройдет стороной. Рулевой хихикал, гребцы иногда отвлекались, одобрительно хлопая по борту. Комедия с материковым недотепой в главной роли имела успех, нет сомнений. Вот бы еще понять, услышана ли она сирином? И сколько надо декламировать глупости, если никто не останавливает?

Крид закашлялся от усердия и смолк. Недовольно глянул на солнышко – чуть более высокое и по-прежнему опасно румяное. Осмотрел воду, синюю и тихую, без признака опасности. Роул понял, уверенно указал на плохо отмытое зарей сероватое облачко у самого горизонта.

– Если не услышали тебя, к полудню волна вне Древа станет такой, что все лодки до единой укроются в бухтах. Плохая буря, шквалистая. Даже здесь будет неспокойно. Но ты старался, мы оценили. – Роул смолк и заулыбался, показывая на тонкую рябь впереди, далеко, у горизонта. – И тебя услышали. Видишь, ветерок качнулся, теперь основной шторм пройдет севернее. Элиис – очень опытный сирин, она сперва смотрит, чтобы на пути непогоды не оказалось кораблей, и только потом меняет ветер.

– Предусмотрительно.

– Сирины не склонны к злу, – назидательно сообщил сирена знакомую мысль. – Они море слушают больше, чем людей, а вода не любит грязи, смывает ее. Хуже с нами, сладкоголосыми. Мы-то в первую очередь слышим себя.

– Знаешь, по-моему, кого ни слушай, а эти острова – настоящий дар богов, – счастливо улыбнулся Крид. – Тут все бесподобно.

– Тогда я отведу тебя на берег неоткупленных, – неожиданно мрачно пообещал Роул. – Не люблю иллюзий. А ты, кажется, пропитан ими. Зимы нет, люди улыбаются, все друг другу рады, все довольны… так ведь?

– Вроде, – осторожно кивнул Крид.

– Олуо, пойдешь с нами? – обернулся сирена к рулевому. – Я у матери выпросил три свободных дня для твоего брата. В обмен я клятвенно обещал не задирать никого из посторонних. Так что сначала деремся между собой, затем обедаем и до вечера гуляем с гостем, а два оставшиеся дня – целиком ваши.

– Благодарю, – заулыбался тощий рулевой. – Только мы с Уло вас все равно побьем, предупреждаю. Но без синяков на лицах, твердо обещаю.

Крид с сомнением пожал плечами.

Синее море и солнце, наливающееся привычным золотом, счастливые люди – что может быть плохого на загадочном берегу? И тем более непонятно: эдакая вешалка для тряпок убежденно сообщает в лицо противникам о своей скорой победе. Да кто из них мальчишка? Видимо, он сам, стоит ли сомневаться. Рулевой скомандовал смену гребцов, и пришлось послушно садиться на весла. До обеда тэльр греб и ни о чем не думал. Работа требовала внимания, темп был задан быстрый. После обеда Крид спал, радуясь тому, что самые жаркие часы достались другой смене. К ночи пришлось выслушать насмешливую жалость Роула, наконец-то приметившего, как основательно сгорела бледная и не приспособленная к солнцу кожа северянина.

Принца разложили в тенечке, намазали чем-то целебным. «Судя по запаху, средство просто обязано быть действенным, – решил Крид, зажимая нос. – Иначе кто бы стал терпеть подобное?» Через некоторое время Крид с запоздалым неудовольствием понял, что снадобье щиплет соответственно своей вони, и заснул. Его не будили до самого утра, так что мазь успела отдать всю свою обещанную пользу.

Свежий и довольный жизнью Крид оценил успех лечения лишь на рассвете: кожа не стянута, краснота сошла, сменившись здоровым золотистым тоном загара.

Роул дождался, пока приятель вволю похрустит косточками, разминаясь, сунул ему в руки широкий лист незнакомого дерева, заменяющий тарелку, и указал освободившейся ладонью вперед:

– Вот он, Гоотро. Многие жители Древа приплывают сюда, чтобы всего лишь глянуть издали. Столица везде одинакова, она притягивает людей. Гоотро богат, красив и полон легенд. Кто-то озолотился здесь, другой удачно устроил родственный брак, третий нашел справедливость, склонив голову перед владыкой или газуром, а иной и вовсе принят в стражи храма.

– Я жил при дворе, про изнанку не надо, – заныл Крид, не желая портить себе впечатление.

Остров лежал, подобный огромному полумесяцу, не менее сотни верст в длину от рога к рогу, ориентированный щербатой выемкой к северу, откуда и шла сейчас лодка. Теряющиеся в дымке дальние берега Гоотро, западный и восточный, были щедро отделаны золотом пляжей. Ближе к середине над морем возвышались холмы, за ними виднелись вполне солидные скалы, образующие ровное плато. Крид оценил его высоту по меньшей мере в три сотни локтей. На светлом камне, как на раскрытой ладони, стоял город. Дворец газура, его показал Роул, расположился еще выше, на втором ярусе скал, к востоку от города. Тонкий шпиль главного храма украшал западную оконечность полумесяца. Храм безбоязненно устроился у самой воды. В середине между рогами месяца гудел и ворочался многолюдный порт.

Крид смотрел и удивлялся. И красоте вида, и его странности.

– Слушай, а разве могут дружные между собой газур и владыка разбежаться так далеко, по разные стороны города?

– Я не говорил, что они теперь дружат или прежде приятельствовали, – усмехнулся Роул. – С чего бы? В казну газура необходимо отдать четвертую часть всего дохода. Любого. Храм живет добровольными пожертвованиями и порой ловко щиплет эту самую казну.

– Четверть? – охнул Крид. – Ну и аппетит!

– Еще десятую долю от уцелевшего – местному зуру, – добавил Роул уныло. – И сборы к праздникам. Нас, подданных, живет на островах чуть более двухсот тысяч. В твоем Дэлькосте земель больше раз в тридцать. Да и людей…

– Десятикратно, – прикинул Крид. – Не считая дружественных провинций, подчиненных королю на условиях косвенного вассалитета. Тот же Даргмир, родина мамы, широко раскинулся к востоку за горным хребтом, хотя выходит и на морскую сторону от гор, на запад. Тысяч семьдесят подданных наберется, хотя в горах и малолюдно.

– Но нашей знати необходимо блистать, ни в чем не уступая береговым аристократам, – зло бросил сирена. – Вот такой у нас южный край, чудо красоты и совершенства. Не поредела пелена иллюзий?

– Так вроде…

– Это у мамы на Лооге улыбаются, – гордо отметил сын Авэи. – Тут иначе. Правда, нынешний коралловый владыка старается и кое-что меняет в лучшую сторону. Нам, кстати, туда, западная пристань, где знак Сиирэл. Нас уже ждут, вон стражи главного храма – видишь? Рослые, таких зовут «древняя кровь». Иногда мне кажется, что они сразу рождаются бойцами. А хранителю Боу так не кажется, он гоняет всех до седьмого пота, без поблажек и свободных дней.

Олуо что-то пропел за спиной. Крид вгляделся в близкую линию берега. Точно, десяток сине-белых. Семь «вешалок» и трое таких кабанов во втором ряду – глянуть и то заранее больно. Самый крупный добродушно улыбается, помахивает ладошкой-лопатой. Крид поежился, в его душе родилось неприятное подозрение, что это и есть Уло. Природа как-то на редкость неровно раскроила их с братом Олуо…

Десятью минутами позже посол стоял на берегу, чуть покачиваясь, – оказывается, отвык от суши! – и слушал Роула, успевшего переговорить на эмоори со встречающими.

– Араави ждет гостя завтра в полдень в коралловой башне, – переводил Роул. – До того времени ты и твои провожатые гости вольны гулять по городу и всему острову, исключая, само собой, территорию дворца газура и заброшенную крепость сирина, куда не пускают просто по привычке.

Крид остался доволен правами гостя. И порадовался еще больше, узнав, что провожать его отряжен Уло, тот самый, который гора горой, с трогательно-счастливым выражением нежности на лице. Брата он не видел два года и очень обрадовался возможности пообщаться. Приметил у Роула ленту с тремя жемчужинами – правом на три свободных дня, оплаченных владычицей Авэи, – и расцвел окончательно: счет пойдет только завтра, двойная удача. Он повел гостей полдничать, как предложил сам Роул.

Крид морщился, наблюдая движение мышц под синей тканью, и ободрял себя тем, что в предстоящей потасовке не пострадает хотя бы его ценное посольское лицо.

Уло миновал причалы, коротко раскланялся со стражниками у арки, ведущей из храмовых владений в город, вепрем врезался в толпу и попер напролом, разгребая мелкий люд оримэо своими ручищами. Действовал страж бережно, но очень решительно. Идти за ним было приятно и просторно, а горожане не удивлялись поведению Уло и не возмущались. Кажется, к синим одеждам относились весьма уважительно. Особенно к таким, густого тона, с широкой белой каймой, обозначающим принадлежность к закрытому и почетному внутреннему кругу храма.

Выбранная для подкрепления сил корчма – здесь они звались ориимами – тэльру понравилась и видом, и запахами, и обслуживанием. Гостям сразу же выделили лучшее место в тени, на небольшом возвышении. Постелили поверх циновок мягкие коврики, принесли кислый напиток, прекрасно утоляющий жажду. Столик имел высоту всего-то в два пальца, сидели возле него, поджав ноги, но в целом оказалось удобно и даже привычно, на лодке ели именно так. Роул усадил рядом смешливую девушку, усердно объяснял ей и показывал, что бы гости желали попробовать из блюд. Крид с улыбкой отметил, что у них с приятелем и правда много общего в манере поведения. Впрочем, трудно отказать себе в невинном удовольствии погладить такие замечательные ручки и поправить столь роскошные волосы, если они падают на шею и мешают беседе. Смуглая красавица смеялась, краснела и смущалась, охотно играя свою часть роли. Всё совсем как дома…

Полдничали долго. Стражи и сирена усердно поясняли на три голоса, что за морские чудеса подают, как их следует есть и чем разделывать или держать, ведь завтра такие же блюда можно обнаружить на столе араави. Крид старался, забавляя всех посетителей. Приставленная к их столику красавица лепетала птичьим певучим голоском, поправляла руки тэльра на непривычных столовых приборах: тоже учила его, гордясь вниманием редкого северного гостя.

О намерении Роула и Крида подраться Уло узнал уже на улице, после еды. Задумчиво осмотрел обоих с головы до пят, пожал плечами и пообещал найти безлюдное место – видимо, чтобы не множить позор зрелищностью. Завершив басовито гудеть на эмоори, Уло зашагал через толпу, разгребая ее и уверенно забирая к берегу моря. За дорогой тэльр не следил, его внимание целиком принадлежало сирене Роулу, способному ругаться почти так же разнообразно, как и Юго. Потому что наивность северянина иного не заслуживала. Золотой долень северной чеканки способен оплатить все обеды в орииме самого высокого класса на неделю, и отдавать такую монету каждой хорошенькой девице – не дело! Бедняжка теперь дня два говорить не сможет.

Крид с сомнением обернулся. Смуглая служаночка и правда до сих пор стояла в дверях, потерянная и тихая, судорожно сжимая в ладошке монету.

– А не отберут? – забеспокоился Крид.

– При мне отдано, – усмехнулся, не поворачивая головы, Уло.

– У Древа нет своего золота, – перешел к спокойным деловым пояснениям Роул. – Совсем. Понимаешь? Жемчуг есть, медь имеется, серебра малая толика, а золота нет. Оно стоит куда дороже, чем на вашем берегу. Местная монета, граон, впятеро легче твоего доленя, металл поплоше, и то меняется на пять десятков крупных серебряных граонов или тяжеленный мешок меди. Учти.

– Лучше разменяю, – предложил Крид.

– Одну, – угрожающе свел брови Роул. – Я возьму у тебя долень, дам семь наших граонов, и один из них ты поменяешь. Нам тут, можно подумать, не хватает новых легенд о богатстве материка, и так еле-еле управляемся со слухами.

– Чем они плохи?

– Жадностью газура, – прогудел Уло. – Он крепко войны хочет.

– Так вы же числом бойцов, не говоря о прочем, никак не осилите…

– Закончил гордиться флотом севера? А теперь вспомни о сиринах, – грустно вздохнул младший из стражей, Олуо. – Пока они у араави, все хорошо. Попадут в руки газура – и пойдет шторм на ваши города. Они близко от моря стоят?

– Понял, – виновато вздохнул Крид. – Тогда спишите золото на мое королевское происхождение. Я хоть и не особо законный по крови, но все же вполне признанный принц.

– Высокая честь выпала мне, – задумчиво усмехнулся Уло, разворачиваясь, – такую важную персону завяжу в узел. Еще не пробовал. Но попробую прямо теперь. Мы пришли.

Драться на саблях стражи отказались наотрез, сирена их поддержал: за ранение посла обоим грозят чудовищные неприятности. Впрочем, в борьбе без оружия учитель Лог наставлял воспитанника весьма усердно. Криду хотелось узнать, не совпадет ли школа с островной.

Совпала.

Когда солнышко взялось усердно растягивать тени, все четыре поединщика сидели у воды, довольные дракой. Уло не любил поддаваться, но на сей раз противники попались неожиданно для него подготовленные, братья-стражи охотно работали в полную силу. И теперь с интересом обсуждали, кто как держался и чего могли бы добиться гости, поработай они в паре хотя бы год. Гости тоже были горды собой. Они один раз обрушили-таки неодолимого Уло наземь и сочли это полной победой. То, что сами лежали в песке большую часть времени, – не в счет, они же не стражи и работать в паре действительно не пробовали…

Выкупавшись и одевшись в костюмы, заранее благоразумно уложенные в сторонке, то есть чистые и не рваные, все четверо снова двинулись в людную часть города.

– Уло, я хотел показать северянину берег неоткупленных, – скривился Роул, вспоминая неприятное. – А то он невесть что про наше Древо думает.

– Тяжелое зрелище, – сухо отметил Уло. Задумался и добавил: – Я пять лет во внутреннем храме. То есть начну получать жалованье еще через три года. Нескоро. Может, ваши глупости и на пользу. У меня там подруга.

– Сколько? – не совсем понятно уточнил Роул.

– Пять серебряных граонов на этот год.

– Надо было делать ставки на бой, – запоздало предложил Крид, начиная понимать, что вопрос в деньгах. – Тогда бы вышло… ага… с меня двенадцать и с сирены десять. По дружбе пойдет полцены, то есть мы вам должны одиннадцать.

– Интересное предложение, – кивнул Роул.

– Мы так с приятелями деремся на дуэлях, если повода совсем нет, а размяться надо, – пояснил Крид и рассмеялся. – Вообще правила сложные, если по-свойски. Я хороший сабельщик, для уравнивания возможностей мне полагается два противника, а в довесок – выходить без кинжала. Уло сильнее в рукопашной, поэтому я учел половинную цену.

– Пойдем менять твой золотой, – сразу встрепенулся страж.

И по его покладистости в приеме денег Крид заподозрил, что берег неоткупленных ему совершенно не понравится.

Серебро оттянуло надувшийся пузырем кошель. К тому же несносный сирена заставил менялу выдать мелкие монеты и часть взял медью. Тэльр не спорил, местным виднее. Он страдал. Все пять дней на островах кораллового Древа были сказкой, неправдоподобно яркой и радостной. Ему не хотелось верить, что люди способны вывернуть наизнанку даже такую безупречную красоту.

Неприятный заранее берег неоткупленных принадлежал плоскому неуютному острову, отделенному от полумесяца столицы широким проливом. Роул нанял лодку, бросив рыбаку несколько медных монет. Тот принял, потемнел лицом, услышав цель плавания, и молча взялся за весло.

Легкая, как лист, лодочка заскользила по вечернему жидкому золоту, роняя светящиеся капли в закат, плавящий сам океан. Крид глядел на след, расходящийся парой слабых волн, и хандрил. Утром он полагал, что здесь нет мрачных мест и злых обычаев. А теперь слушал Роула и гадал: так ли уж плоха война? Стань Древо частью Дэлькоста, и берег неоткупленных точно уйдет в прошлое. Ему там самое место! И срыть, чтобы не торчал из воды, как бельмо на глазу.

Каждый житель Древа, кроме знати, состоящей в условном родстве с газуром, должен отдавать в казну четверть своего дохода. И оплачивать праздники. Один из них – рождение в семье ребенка. За малышей родители обязаны отдать еще четверть годового дохода, дети – большая радость. Первого правитель любезно дарит семье, за второго берет половинную плату, а начиная с третьего предлагает родителям «праздновать» по полной цене. Довольно часто выходит так, что отдать за ребенка нечем. Это и вообще-то трудно, при непосильном бремени податей. На островах заранее копят на детей и пьют особые отвары, пока денег недостаточно: храм раздает лекарство бесплатно. Уло ревниво уточнил: вполне хорошие травы, не чинят вреда здоровью. Крид кивнул, беспокойно перебирая пальцами по борту.

Сирена глянул на близкий уже берег и продолжил. Особенно плохо, если рождается двойня. Тогда одному из детей сразу надевают на шею особый кошель, на котором отмечена сумма долга. Точно такой же получает любой ребенок, не оплаченный – а оплата и называется откупом – независимо от причин, даже если он сирота. Каждый год с восьмого от рождения сумма вырастает на четверть, поскольку ребенок уже может трудиться и не принадлежит храму, выбирающему стражей и младших служителей до этого возраста.

Тех, кто не оплатил долг и дотянул до шестнадцати, собирают и осматривают. Одних отправляют служить газуру, в его многочисленных дворцах нужны уборщики, кухарки, рыбаки, садовники. Других выкупает с той же целью знать. А тех, чей долг велик, кто наделен слабым здоровьем или просто не сочтен полезным, после смотра свозят на берег неоткупленных.

– Подобные островки есть возле большинства крупных городов, – уныло уточнил Уло.

Страж храма Лоога гордо добавил:

– На севере их нет. Владычица Авэи распорядилась выкупать детей для храма. Их учат, воспитывают и пристраивают к хорошему ремеслу. А долг особенно не вспоминают, учета ему не ведут, но он сам возвращается с пожертвованиями. Люди знают, как бывает в иных городах.

– Что они делают на этом берегу? – нехотя выдавил вопрос Крид.

– Выживают, а точнее, вымирают, – вздохнул Роул. – С торговых лодок сюда наведываются моряки, горожане тоже бывают. Одни просто подкармливают и медь отдают, иные развлекаются. Сам посмотришь. Бывает и по-иному, как у нашего Уло: у него здесь подруга. Неоткупленных нельзя брать в жены. А жалованье, сам слышал, ему пока не полагается.

– Я сам такой, – пояснил страж. – На меня дома не нашлось денег. Жили не бедно, моя родня и теперь в городе, верхняя часть, богатая улица. Дом у них из камня и северного дерева. Отдать податями в казну четверть купеческого дохода, особенно в удачный год и когда уже есть наследник-мальчик, – дело непростое. Отказаться от половины и того труднее. Сперва решили не оплачивать меня, потом и брата. Правда, семья ко времени его рождения поистратилась, но все же храму пришлось отсыпать за нас двоих немалые деньги. Вот только стражей набирает личный хранитель араави. Пользу для дела достойный Боу вымеряет вовсе не деньгами.

– Он сирена?

– Да, и из лучших. Разговаривает с каждым, смотрит. Часто с ним в паре присматривать людей ходит энэи Юго. Меня сразу забрали, а за брата я просил три года спустя, обещал из жалованья отдать. Но его посмотрели и сказали, что не надо платить, – гордо глянул на своего родича Уло. – Он полезнее меня, лодки водит.

– При третьем отказе платить за ребенка приходят распорядители от газура и из храма, смотрят, что да как, – добавил Олуо. – Или заставляют платить, или запрещают в будущем иметь детей. В общем, правильно, человек ведь не игрушка.

– Ну что ты кулаки сжимаешь, – вздохнул Роул. – Тесно у нас, вот и чудят правители. Не могут и не хотят прокормить нищих. Вывозят бесполезных на плоские островки и ждут, пока ими закусит море. Это теперь сирины не сидят в башнях, так устроил Граат, а прежде мы синеглазых раз в полвека видели со всеми их замечательными чудесами. Первый же большой шторм, не усмиренный близ гавани, смывал неоткупленных. Да и на малых островах такое в бурю творится – лучше не видеть.

– Тогда это убийство! – Крид запальчиво стукнул кулаком по колену.

– Да, – согласился Роул. – И так мы живем. Газур владеет пятью десятками больших островов, они пустуют, чтобы его замки не стояли в окружении хижин черни. А эти люди умирают на гнилом берегу. Храм то вмешивается и пробует спасти, то соглашается с правителем. Все зависит от очередного владыки.

– И люди не бунтуют?

– На островах это куда сложнее, чем у вас на суше, – пояснил Роул. – Достаточного числа для бунта обычно не набирается, охрана прибывает быстро. До столицы по воде никаким заговорщикам не добраться. Флот боевых кораблей есть лишь у газура. Хуже иное: мы так замкнулись в себе, что давно уже не развиваемся. В книгах жизни, как говорила мама, лет двести назад была указана куда большая численность населения на островах. Корабли наши стали хуже ваших, да и законы, сам видишь, не особенно хороши.

– Получается, скрывать расположение островов надо не только для предотвращения войны с Альбером?

– Именно. Газуру не нужны чужие торговцы в наших портах, он ограничил общение с заманчивым для переселения внешним миром и следит за тем, чтобы жизнь вне кораллового Древа описывалась как дикая и страшная. В Дэлькосте, если верить ваурам и их людям, ужасная зима, в холод гибнет половина младенцев. В ваших южных краях людей донимает такая жажда, что все умирают, не перешагнув порог тридцатилетия. И так далее. Торговые привилегии выдаются строго ограниченно.