Текст книги "Мысли и факты – Gedanken und Thatsachen (1902) Кульминация – Die Klimax der Theorien теорий (1884). Том 2. Философские трактаты, афоризмы и исследования"

XXIII.

Продолжая идти все выше и выше по пути мысли, который становится все круче и круче, мы вдруг оказываемся в опасном узком проходе, где две враждебные армии стоят в засаде и грозят раздавить нас на своем пути.

Две враждебные армии стоят в засаде и грозят раздавить нас на своем пути, так как уклониться от ответа кажется почти невозможным. Мы неизбежно оказываемся в очень тяжелой, невыносимой антиномии, пожалуй, самой трудной антиномии для философского мышления. Выше мы констатировали, опираясь на данные опыта, устойчивый параллелизм между уровнем развития интеллекта и степенью развития мозга, как в большом масштабе, в многочленной лестнице низших и высших видов животных, так и в малом масштабе, в "интеллектуальном" ходе развития отдельного животного. Тогда, выходя далеко за пределы непосредственных свидетельств опыта, но подчиняясь интерполяционной максиме принципа причинности, мы приходим к предположению о том, что существует очень строгое, совершенно определенное соответствие между временным ходом психической жизни и одновременным ходом мозговой жизни, причем таким образом, что каждый отдельный психический процесс, например, каждое возникновение воспоминания, связан с развитием мозга. Каждый отдельный психический процесс, например, каждое появление образа памяти в сознании, будет закономерно связан с определенным локализованным процессом движения в определенных ганглиях и нервных волокнах мозгового вещества. Далее мы признали, что эта теория строгого, однозначного соответствия между жизнью мозга и жизнью души совместима с совершенно различными метафизическими точками зрения и поэтому ни в коем случае не должна рассматриваться как исключительная привилегия материализма. Этому учат и такие мыслители, как Спиноза и Лейбниц, но ни один из них не является материалистом. Отсюда следует, что истинность материализма так же мало вытекает из строгого психофизического параллелизма, как истинность дуализма – из абсолютной несопоставимости материального и духовного. Кроме того, мы убедились, что теория строгого параллелизма является лишь гипотезой,

Во-первых, «трансмикроскопически тонкие» мозговые процессы, которые, как считается, сопровождают жизнь души, совершенно не поддаются наблюдению, а во-вторых, физическое не имеет корреляции и аналога с некоторыми существенными базовыми характеристиками жизни души, например, с узостью сознания. В этих условиях возникает вопрос, насколько вообще правомерна и состоятельна выдвинутая гипотеза, не противоречит ли она, возможно, природе психической жизни и, таким образом, как и многие другие доктрины, веками считавшиеся истинными, содержит скрытый абсурд. Похоже, что так оно и есть. Разум оказывается в диалектическом затруднении: две совершенно разнородные области знания, два принципиально разных типа науки, вплоть до самых своих корней, воюют за один и тот же объект и хотят оторвать его друг от друга. Два противника – естествознание и духовная наука; их общий предмет спора, однако, – мозг, связанный с разумом, или разум, связанный с мозгом.3636
  С этим можно сравнить следующие отрывки из моих трудов: Analysis der Wirklichkeit, пер. с англ. pp. 538—555, 3-е изд. Мысли и факты, т. I, стр. 292 и далее». p.464 ff.


[Закрыть]

Что касается чувственных восприятий и их временного хода, то, конечно, каждый здравомыслящий человек с готовностью признает главенство природы над жизнью души; природа играет, так сказать, на клавишах клавиатуры наших органов чувств, заставляя нас видеть сейчас то, слышать сейчас это и т.д. посредством стимулов, которые она подает на наши глаза, уши и т.д. Временная последовательность внутренних образов мысли, которые проходят через наше сознание, также регулируется свидетельством очевидца. Что касается, кроме того, психического и образного хода воображения, т.е. последовательности во времени внутренних образов мысли, проходящих через сознание, то он, по свидетельству внутреннего восприятия, регулируется психологическими законами ассоциации и воспроизведения, которые бесчисленное количество раз формулировались от Аристотеля до Юма и вплоть до наших дней; Не исключено также, что действие этих психологических законов неразрывно связано со структурой мозга, т.е. что временной ход представлений идет параллельно процессам возбуждения и воспроизведения в нервных сплетениях мозговых волокон. Но что касается мышления в более узком смысле, интеллектуальной деятельности, интеллектуального хода мысли, т.е. умственных актов утверждения и отрицания, отождествления и различения, суждений и выводов, истинности и ложности, согласия и отрицания, то эти "интеллектуальные" акты понимания находятся под высшей властью логики, которая судит в нас наш психологический процесс мышления и подчиняется ему. krmcípiuw Ooatraäietiouis и другим законам мышления, которые одобряют одно сочетание идей как правильное и порицают другое как неправильное и неправедное. Если теперь исходить из предположения о четком и строгом психофизическом параллелизме, т.е. предположить, что психическая жизнь обязательно связана звено за звеном с временной последовательностью мозговых процессов, то возникает крайне любопытный вопрос: следует ли предположить, что состояния мозга, объединенные в рациональное мышление, следуют друг за другом не по законам физики и химии, а по законам логики? Или предположить, что мышление управляется не законами логики, а законами физики и химии?

Для того чтобы существовал строгий психофизический параллелизм, должно быть одно из двух.

В первом случае естествознание получит непоправимый разрыв, если мозговые процессы, объединенные в мышление, будут вырваны из контекста материальных природных событий, изъяты из области естественных законов и подчинены миру логических законов мышления, совершенно чуждому всем материальным событиям. Во втором случае логика, математика, вообще любая наука о разуме получат смертельный удар, ее принципы мышления, аксиомы и императивы будут сведены к бессильной иллюзии, поскольку мышление, утверждение, отрицание и т.д. полностью освободятся от действия Principium Contradictionis и превратятся в зависимую, вторичную принадлежность механики мозговых процессов, протекающих со слепой естественной необходимостью.

Это одна из самых трудных компетенций в мире, самая непереносимая из всех несовместимостей. Причинная связь состояний мозга, с одной стороны, и логическая связь суждений разума, с другой стороны, совершенно различны, и тем не менее предполагается, что они совпадают, и тем не менее предполагается, что они идентичны. Как такое возможно? Если со всей серьезностью утверждать строгий философский параллелизм, т.е. считать догмой однозначно необходимое соответствие мысли временной последовательности состояний мозга, но при этом предполагать, что последовательность состояний мозга происходит с причинной необходимостью по законам материальной природы, то я не считаю истинным, например, предложение "3 х 3 = 9", поскольку признаю, что по логико-математическим законам правая сторона этих состояний мозга одна и та же. По математическим законам правая часть этого уравнения количественно тождественна левой, но лишь по той причине, что по физическим законам природы состояние мозга d возникает из состояния мозга a с механической причинной необходимостью; и если бы сейчас, что легко может произойти при слепоте природного механизма, произошла небольшая перестановка этих состояний мозга, я бы считал бессмысленное предложение "3 x 3 = 9" истинным, а предложение "3 x 3 = 9" ложным.

Тогда разница между объективно истинным и объективно ложным мышлением была бы полностью устранена в пользу каузальной необходимости.

Что касается чувственных восприятий и их временного хода, то, конечно, каждый здравомыслящий человек с готовностью признает главенство природы над жизнью души; природа играет, так сказать, на клавишах клавиатуры наших органов чувств, заставляя нас видеть сейчас то, слышать сейчас это и т.д. посредством стимулов, которые она подает на наши глаза, уши и т.д. Временная последовательность внутренних образов мысли, которые проходят через наше сознание, также регулируется свидетельством очевидца. Что касается, кроме того, психического и образного хода воображения, т.е. последовательности во времени внутренних образов мысли, проходящих через сознание, то он, по свидетельству внутреннего восприятия, регулируется психологическими законами ассоциации и воспроизведения, которые бесчисленное количество раз формулировались от Аристотеля до Юма и вплоть до наших дней; Не исключено также, что действие этих психологических законов неразрывно связано со структурой мозга, т.е. что временной ход представлений идет параллельно процессам возбуждения и воспроизведения в нервных сплетениях мозговых волокон. Но что касается мышления в более узком смысле, интеллектуальной деятельности, интеллектуального хода мысли, т.е. умственных актов утверждения и отрицания, отождествления и различения, суждений и выводов, истинности и ложности, согласия и отрицания, то эти "интеллектуальные" акты понимания находятся под высшей властью логики, которая судит в нас наш психологический процесс мышления и подчиняется ему. krmcípiuw Ooatraäietiouis и другим законам мышления, которые одобряют одно сочетание идей как правильное и порицают другое как неправильное и неправедное. Если теперь исходить из предположения о четком и строгом психофизическом параллелизме, т.е. предположить, что психическая жизнь обязательно связана звено за звеном с временной последовательностью мозговых процессов, то возникает крайне любопытный вопрос: следует ли предположить, что состояния мозга, объединенные в рациональное мышление, следуют друг за другом не по законам физики и химии, а по законам логики? Или предположить, что мышление управляется не законами логики, а законами физики и химии?

Для того чтобы существовал строгий психофизический параллелизм, необходимо одно из двух.

В первом случае естествознание получит непоправимый разрыв, если мозговые процессы, объединенные в мышление, будут вырваны из контекста материальных природных событий, изъяты из сферы действия естественных законов и подчинены миру логических мыслительных заповедей, совершенно чуждому всем материальным событиям. Во втором случае логика, математика, вообще любая наука о разуме получили бы смертельный удар, ее принципы мышления, аксиомы и императивы были бы сведены к бессильной иллюзии, если бы мышление, утверждение, отрицание и т.д. были полностью освобождены от действия Principium Contradictionis и низведены до зависимого, вторичного аксессуара механики мозговых процессов, протекающих со слепой естественной необходимостью.

В связи с этим следствием, столь же чудовищным, сколь и неизбежным, остается только одно из двух.

Либо отказаться от гипотезы строгого психофизического параллелизма в пользу логики, математики, разума и науки. Тогда отпадает не только материализм, но и ряд других метафизических систем, например, спинозизм и лейбницевская предстабильная гармония.

Или можно по-прежнему придерживаться строгого параллелизма. Тогда природа совершила невероятный подвиг в человеческом разуме: она создала в человеческом мозгу материальную мыслящую машину, которая чудесным образом движется по законам физики, химии и т.д., как будто ею управляют не законы физики, химии и т.д., а законы логики. Это действительно телеологический шедевр высшего порядка, вершина всей телеологии!

Учитывая необычайно сложные структурные связи мозга, а также то, что природа, загадочная по своей природе, в организации органических живых существ неизменно руководствуется принципом "stura nidi! kustrs kseit", нельзя отрицать возможность того, что этот невероятный подвиг действительно был совершен. Как природа создала в глазу живые обскуры, в желудке и кишечнике – химическую лабораторию, во всем животном организме – непостижимое в причинно-следственной связи чудо принудительности, так и в человеческом мозгу она могла бы создать материальную мыслительную машину. Почему бы и нет? Кто может объявить эту возможность невозможной? Нормальный человеческий мозг был бы тогда воплощением разума, воплощенным Λογος.

Именно негативные случаи, исключения из правил, аномалии, душевные болезни, психические дефекты, психические расстройства, возникающие в связи с дефектами и болезнями мозга, говорят в пользу того, что действительно нормальный, здоровый человеческий мозг – это материальный мыслящий автомат, отвечающий требованиям логики. Но как это возможно, как возможно такое чудо, затмевающее все произведения искусства человеческой техники, остается пока загадкой, непонятной для "причинного" объяснения природы, и в то же время бросает огромную гирю на чашу весов "телеологической" концепции мира и должно приводить нас в глубочайшее изумление перед загадочным "телеологическим" феноменом, действующим в природе.

Однако во всем этом последнем рассмотрении было упущено одно обстоятельство, существенное обстоятельство, без которого гипотеза строгого "психофизического" параллелизма была бы неосуществима даже при предположении о наличии в мозге материальной действенной машины. Это централизация личной жизни души – точнее, единство и устойчивая идентичность "я", а также возникновение "я" из временной смены душевных состояний, – для которой, как мы уже отмечали ранее (стр. 19В), не существует физиологического аналога, субстрата или коррелята. Эго едино, а его сменяющиеся состояния души многочисленны; эго остается тождественным самому себе в смене своих состояний; эго как единый и устойчивый центр выходит из временной смены, странным образом сталкивается с собственными состояниями души как с объектом и пропускает их мимо себя. Без этого наша собственная душевная жизнь не существовала бы для нас вообще. Я, единый субъект, остающийся тождественным самому себе в чередовании, сидит как критик и судья над своим мышлением.

судьей своего мышления. Ход мыслей в сознании, связь слов в мыслях, устных и письменных предложениях, логическая связь мыслей по отношениям субъекта и предиката или причины и следствия, распознавание сходства и несходства, тождества или различия нескольких содержаний мыслей, Уравнивание и неуравнивание, выведение заключения из посылок, умозаключение от причины к следствию, от следствия к причине – все это подчинено надзору, гегемонии, критике и решению "я", которое остается неизменным в меняющихся состояниях души и сохраняется во времени, а потому по-прежнему выше учения. Возникая из временного хода психических событий как вневременная высшая инстанция, Я синтезирует разделенное во времени в единство единого мыслительного контекста и противостоит своим собственным душевным состояниям так же, как слушатель мелодии противостоит последовательно звучащим тонам, через синтетическое сочетание которых мысленно создается только то целое, которое мы называем мелодией. – Без этого "я" для нас нет душевной жизни, без этого "я" для нас не было бы и мира. – Здесь мы подошли к тому моменту, когда метафизика непосредственно соприкасается с трансцендентальной философией.

XXIV.

Противопоставление свободы и необходимости отнюдь не тождественно противопоставлению разума и материи; но несомненно то, что материю мы должны представлять себе как нечто несвободное, как нечто слепо подчиняющееся необходимости неизменных законов, а разуму приписывается свобода, т.е. способность самостоятельного выбора между несколькими осознаваемыми им возможностями. Но помимо свободы воли и действия, о которой обычно только упоминается, существует еще и свобода мысли, и если под свободой воли понимается способность самостоятельного выбора одного из двух противоположных решений и действий, то свобода мысли состоит в способности самостоятельного выбора между двумя противоречащими друг другу утверждениями или мнениями. Если этот выбор навязывается субъекту суждения неизвестными ему причинами, скрытыми от его самосознания, то свобода мысли – это лишь видимость, а обладание истиной – не познание объективной истины, а чисто индивидуальное вынужденное мнение, не претендующее на всеобщее признание; И наоборот, если есть и должно быть познание объективной истины, если есть и должно быть нечто большее, чем индивидуальное мнение, навязанное субъекту неизвестными ему причинами, то свобода мышления – это не просто видимость, а нечто реально существующее. Если свобода желания и действия является основной предпосылкой этики, из которой моральные повеления обращены к нашей воле, то свобода мышления является основной предпосылкой логики, которая обращается к некоторым принципам мышления, таким как, прежде всего, теорема о противоречии, как к требованиям и повелениям к нашему пониманию; и очевидно, что о настоящей науке, об объективном познании истины, превосходящем индивидуальные мнения, можно говорить только тогда, когда такая свобода мышления действительно существует. Однако из опыта мы хорошо знаем, что логическое и нравственное мышление человека имеет очень разные степени и градации, что оно зависит от бодрствования и сна, здоровья и болезни, а кроме того, от нормального или ненормального состояния мозга. Но у всех психически здоровых людей, обладающих нормальным самосознанием, сознание свободы утвердилось как психологический факт, даже если теоретически они склонны к самому строгому детерминизму. В силу присущего ему сознания свободы человек встает как существо, которое, в отличие от материи, слепо управляемой естественными законами, выведено из-под деспотической власти природной необходимости, как существо, которое должно подчиняться определенным логическим и этическим нормам; он признает эти нормы авторитетным руководством для своего мышления, желания и действия, он рассматривает соблюдение этих норм как долг, их нарушение – как нарушение и ошибку, он тем самым приписывает себе способность их соблюдать; и я показал в другом месте, как этот психологический факт сознания свободы может быть объяснен и при допущении совершенно строгой, без исключений, действительности принципа причинности.3737
  В своем трактате «Дух трансцендентальной философии».


[Закрыть]

Сознание свободы, как и сознание времени, основано на тождестве и неизменности самосознания, этого загадочного изначального факта, которому нельзя приписать никакого физического коррелята и аналога, никакого материального üiroxslp^vov. Время возникает только в силу тождественности и постоянства эго, в том смысле, что чередование внешних и внутренних явлений проходит мимо неподвижной точки эго, сохраняющейся в чередовании. Эго чувствует себя свободным, поскольку осознает, что при одних и тех же обстоятельствах оно может мыслить, волить и действовать по-разному, и, следовательно, в силу своей тождественности в чередовании оно не принуждается данными обстоятельствами к какому-то одному акту мысли или воли. Было бы противоречием с принципом причинности, если бы в смысле индетерминизма хотелось предположить, что "я" данного момента могло бы при данных обстоятельствах действовать иначе.

В смысле индетерминизма было бы противоречиво предположить, что "я" в данный момент может думать и хотеть противоположное тому, что оно на самом деле хочет и думает в данных обстоятельствах.

С другой стороны, это нисколько не противоречит принципу реальности, если мы считаем, что Я, сохраняющее сознание своей идентичности в потоке и чередовании всех состояний, переживающее сон и бодрствование, минуты, часы, месяцы и годы, способно при точно таких же обстоятельствах в другое время думать и желать совсем не так, как сейчас. Основная загадка заключается именно в этом "тождестве". А без него нет не только сознания свободы без него нет не только сознания свободы, но и времени, следовательно, нет событий, нет опыта, нет эмпирического мира; поэтому человек мыслит и ощущает себя свободным существом в этом воображаемом им мире опыта, который управляется принципом эвкваториальности и множеством более конкретных законов природы. Непостижимая тождественность Я, которая предстает перед нами внутри нас самих как великое чудо мира и делает нас самих объектом удивления, вечной загадкой, – это фундаментальное условие времени и мира; это также фундаментальное условие и основа объяснения сознания свободы.

Давайте теперь, после этого содержательного рассмотрения, вернемся к нашей основной теме, то есть к вопросу и гипотезе о явно строгом психофизическом параллелизме, и доведем этот вопрос до его естественного и рационального завершения.

Мозг, нормальный человеческий мозг, воплощение разума, воплощенный, воплощенный υποχειμενον; неуловимые, загадочные молекулярные процессы в многопутанном лабиринте нервов мозгового вещества – материальный мыслительный механизм, физическая мыслительная машина, движения которой, необходимые по естественному закону, с однозначной необходимостью, звено за звеном, следуют за мышлением разума.

Естественно-законные движения которого с явной необходимостью звено за звеном соответствуют мышлению разума; – думать об этом – было бы, ввиду других чудесных достижений природы в устройстве, росте и функциях животного организма, в принципе очень допустимо; особенно если представить себе зрителя, слушателя, " инспектора" и постоянного наблюдателя временно протекающих мыслительных движений этого мыслительного механизма и думать о том, что мыслительные движения мыслительного механизма переводятся в мысли этого "зрителя". Иррациональное, необъяснимое, загадочное в отношениях между законами природы и совершенно разнородными нормальными законами логики и т.д. пришлось бы преодолевать с помощью несколько туманной вспомогательной гипотезы о том, что благодаря бесконечно многообразному ветвлению и сеткообразному пересечению нервно-волоконных трактов вещества мозга с механической необходимостью происходит множество автоматически протекающих процессов самокоррекции, самовосстановления, саморегуляции; Так, например, путем борьбы за существование среди идей, отсеивания неподходящих и "оставления наиболее подходящих" отделяется правильное от неправильного, истина от абсурда, и таким образом достигается и в большей или меньшей степени реализуется приблизительно правильное мышление.

Завидной великой задачей будущей физиологии мозга будет отслеживание этого чрезвычайно сложного и пока гипотетического механизма мозга и его все более и более полное раскрытие. – Но предположим, что эта задача решена, и допустим, что при феноменальном характере и субъективной обусловленности всего мира чувств мозг вместе с находящимся в нем материальным механизмом мышления был бы известен нам только как содержание человеческого сознания, только как "видимость", а не как "вещь в себе", – где бы мы тогда оказались? При ближайшем рассмотрении становится ясно, что чисто натуралистический взгляд на мышление заводит в очень странный круг, а точнее, грозит разрушить сам смысл своего существования. Базовая предпосылка всей науки, очевидно, состоит в том, что существует различие между объективной истиной и объективной ложностью и что объективная истина может быть "найдена". Но если предполагается однозначно строгий псхофизический параллелизм, то мышление каждого индивида последовательно несвободно; каждый индивид в своем "мышлении" тиранически управляется навязчивыми идеями и с психологической и психофизической каузальной необходимостью приходит к таким интерпретациям, которые он, индивид, должен считать истинными; то, следовательно, существует только чисто индивидуальная достоверность, но не объективная, общезначимая истина, выходящая за рамки индивидуального мнения. Каждый человек вынужден утверждать то, что он утверждает; его мышление становится фаталистически детерминированным процессами в его мозгу к его убеждениям – состояние, которое можно сравнить с широко распространенным лихорадочным бредом или даже с сумасшедшим домом, где господствуют индивидуальные заблуждения. Тогда, поскольку над индивидуальным механизмом мышления больше нет высшей инстанции, человек, который должен отрицать, например, психофизический параллелизм в силу своего механизма мышления, будет так же прав, как и тот, кто должен утверждать тот же параллелизм в силу своего механизма мышления. Тогда одно и то же утверждение будет одновременно и истинным, и ложным: истинным для одного и ложным для другого. Науки в смысле системы универсально обоснованных суждений, имеющих право на всеобщее признание в силу логического знания, тогда не будет, а будет – в соответствии с "quot capita, tot sensus" – лишь противоречивое нагромождение психологически равно естественных индивидуальных мнений и разногласий.

Вся наука о природе, от механики до физиологии мозга, сводится к "субъективной" иллюзии и самообману. Тот, кто утверждает строгий психофизический параллелизм как последнее слово, тем самым отменяет право утверждать этот параллелизм как объективно истинный. Это было бы совершеннейшим логическим самоубийством, верхом абсурда.

Достаточно, чтобы выпутаться из этого клубка идей и спасти жизнь науки, постулировать свободу мысли, перешагнув из сферы метафизики в сферу трансцендентальной философии. На самом деле эта свобода – не трансцендентальная догма, а необходимое базовое условие возможности науки. Наука не может хотеть отпилить ветку, на которой она сидит. Великан Антэус потерял всю свою силу, когда утратил связь со своей матерью-землей; а мать-земля науки – это как раз свобода мысли.

В пределах человеческого разума полное выяснение параллелей между материальным и духовным, предположение о которых навязывается нам как обзором лестницы высших и низших организмов, так и наблюдением за физико-духовным ходом развития отдельного животного, было и остается конечной целью, к которой мы должны стремиться извне и изнутри, со стороны естествознания и со стороны психологии. Но эта конечная цель, как бы далеко к ней ни подойти, может рассматриваться только как асимптота, а не как касательная философского познания мира, поскольку строгий психофизический параллелизм не может быть соединен с идеей объективной истины, а тем более с понятием свободы мысли, на предпосылке которой основана сама возможность науки.