Текст книги "Социология неравенства. Теория и реальность"

Исходя из неразвитости теории неоэтакратизма, мы предприняли попытку построить, вычленить из выборочной совокупности респондентов наших представительных опросов реальные (гомогенные) группы с целью их последующей интерпретации, не высказывая никаких предварительных предположений об их характере и размещении в социальном пространстве. Напомним, что опросы, на материалы которых мы в основном опираемся в своем анализе, прошли в январе 1994 г. и повторно в ноябре 2002-го и декабре 2006 г. Они охватили представителей экономически активной части населения, включенных в рынок труда.

Принятые в современной социологии критерии ранжирования субъективны по своему характеру и отражают господствующую систему ценностей, часто не разделяемую большинством, но составляющую ядро господствующей идеологии, навязываемую властвующей элитой. В силу этого набор критериев ранжирования на перспективу, по-видимому, должен быть существенно расширен. Это на порядок усложнит систему стратификации в исследовательском ее отражении, но зато сделает ее более реалистичной, менее европоцентристской.

В нашем собственном (авторском) представлении наиболее важными индикаторами занимаемого группой (общностью, слоем) места в современной социальной структуре являются следующие критерии:

• власть – возможность распоряжаться всеми видами ресурсов и благ, в том числе власть над людьми (административный капитал);

• собственность – объем и характер собственности, так называемый экономический ресурс (физический или экономический капитал);

• престиж – моральное вознаграждение, влияние, духовная власть, т. е. возможность распоряжаться символическим капиталом;

• человеческий ресурс – мотивации, знания, навыки, компетенции и т. д. (человеческий капитал);

• культурный ресурс – определенный образ жизни, характер проведения досуга, особая структура потребительских предпочтений и т. д. (культурный капитал);

• социальный ресурс – особая система социальных связей, степень охвата социальных сетей (социальный капитал).

При построении социально-профессиональной классификации, о которой шла речь выше, за базовую единицу классификации нами принимался вид занятий респондентов. При выделении реальных групп в социальном пространстве единицей наблюдения и первичным объектом классификации и последующей типологии выступает индивид, размещенный в системном признаковом пространстве.

В существующей научной практике отбор системообразующих признаков и классификация индивидов на соответствующей основе для атрибуции их принадлежности к разным социальным группам обычно производятся на основе a priori заданной теоретической схемы. Достаточно сказать, что таких критериев было разработано довольно большое число, однако вопрос об их реальной значимости до сих пор является открытым.

Наша задача – выявление реальной значимости тех или иных критериальных признаков для выделения объективно существующих гомогенных социальных групп в постсоветской социальной структуре. Мы исходим из предположения, что все множество социальных свойств, присущее индивидам в том или ином обществе, обладает определенной подчиненностью. Тогда для выявления основных, базовых признаков, дифференцирующих индивидов в обществе в определенный момент его развития, можно воспользоваться энтропийным анализом. При этом энтропия понимается в теоретико-вероятностном смысле как мера статистической неопределенности.

Если перед исследователем стоит задача проверить применяемые теоретические схемы и попытаться непредвзято выявить группообразующие критерии из всего пространства признаков, характеризующих исследуемую совокупность, то в математическом смысле она может быть разрешена с помощью метода энтропийного анализа. Впервые для анализа социологических данных этот аппарат был развит и применен И.Н. Тагановым совместно с автором этой книги в 1969 г.

Никто в те годы не знал, какой именно фактор предопределяет поведение работников. Не делятся ли работники на особые социальные слои по своему «социальному происхождению»: на выходцев из рабочей, крестьянской или недавней буржуазной среды (как это было еще в 1920—1930-х гг.). Или не является ли основным фактором их разделения на внутриклассовые группы степень общественной активности (членство в партии, участие в бригадах передового труда), а может быть, определяющее влияние оказывают образование, квалификация и т. д. Словом, встал вопрос о поиске такого аппарата, который позволил бы решить задачу как бы без заранее заданной гипотезы. Тогда после перебора возможных методологических вариантов мы избрали энтропийный анализ, который молодой тогда физик И.Н. Таганов адаптировал к социологическим задачам.

С помощью энтропийного анализа нам удалось подтвердить одну из своих гипотез, а именно что из всего множества реальных членений тогдашних работников промышленности Ленинграда (рабочих, техников, инженеров) определяющим было их распределение по ролям в общественной организации труда и выполняемым функциям (т. е. по профессиям, квалификации, должностям) [Таганов, Шкаратан, 1969]. В результате реализации указанного метода был получен теоретически обоснованный набор критериев. Нами было доказано, что социальные группы в тогдашнем обществе формировались по таким критериям, как должность, профессия, образование и квалификация.

Относительно недавно, в новых социально-экономических условиях, процедура энтропийного анализа была применена для ранжирования классификационных критериев (на данных представительного общероссийского опроса 1994 г.) [Шкаратан, Сергеев, 2000; Сергеев, 2002]. В этой работе впервые установлена значимость такого нового для современной России стратификационного критерия, как отношение к собственности, наряду с сохранившимся с советских времен положением во властной иерархии.

Суть данного метода заключается в том, что при выделении в исследуемом социальном пространстве множества признаков групп с наименьшим значением энтропии (степенью неопределенности заполнения этого пространства) в них наблюдаются наименьшие отклонения от средних значений рассматриваемых социальных свойств. Близость значения энтропии отдельного логического подпространства, т. е. ограниченной комбинации социальных признаков, к минимальному указывает на значимость данного подпространства среди множества всех социальных пространств в рассматриваемой совокупности респондентов. Понимая под социальным неравенством различие респондентов по всему составу рассматриваемых исследователем социальных свойств, в результате применения энтропийного анализа можно проранжировать все связки признаков по той степени, в которой они упорядочивают исследуемую совокупность. Тем самым появляется возможность непредвзято решить проблему выделения наиболее значимых факторов неоднородности социального макропространства, т. е. критериев социального неравенства в исследуемом обществе.

Как именно «работает» энтропийный анализ, как его применять, какие исследователя ожидают трудности, обо всем этом можно прочитать в уже упоминавшихся работах. Из новейших можно рекомендовать: [Шкаратан и др., 2009; Шкаратан, Ястребов, 2009, 2007; Ястребов, 2011; и др.].

Из 100 признаков, заключенных в вопросах бланка интервью (2006 г.), который адресовался представителям экономически активного населения России, на основе анализа полученной статистической информации экспертным путем было отобрано 33, которые представлялись наиболее существенными для классификации индивидов в рамках поставленной перед нами задачи по выделению реальных социальных групп в социальной структуре современного российского общества.

Довольно условно весь набор отобранных признаков был сгруппирован в укрупненные категории, которыми оперирует большинство теоретиков, работающих над обоснованием стратификационных схем:

1) экономический ресурс:

• основной источник дохода;

• состав недвижимости;

• тип собственности занимаемого жилья;

2) человеческий ресурс:

• род занятий;

• уровень образования;

• владение иностранным языком;

• навык работы на компьютере;

• соответствие работы квалификации;

• самооценка здоровья;

3) властный ресурс – властные полномочия;

4) ценностно-мотивационный ресурс:

• попытка организовать предприятие;

• стремление продолжить образование;

• желание взяться за более сложную работу;

• наличие дополнительной работы;

5) социальный ресурс (социально-статусные характеристики социального окружения) – род занятий и материальное положение матери, отца, жены/мужа, близкого друга, родителей;

6) культурный ресурс:

• характер и частота реализации внепроизводственных занятий;

• размер библиотеки;

7) присваиваемые и используемые материальные ресурсы:

• доходы на члена семьи;

• площадь жилья на члена семьи;

• самооценка материального положения;

• пользование платными услугами для себя, для детей;

8) социально-экономическая среда:

• сектор/отрасль занятости;

• форма собственности по месту занятости;

• территориально-пространственная среда (тип поселения);

9) гендер.

Энтропийный анализ осуществлялся нами на классе трехмерных логических пространств. При этом мы стремились выявить те группы признаков, которые оказывают наибольшее влияние на характер социально-экономического неравенства, т. е. выступают как реальные критерии разделения российского социума на группы, качественно различающиеся в социальной иерархии современной России.

Все возможные комбинации из трех признаков (5456), представляющих собой логические пространства, с помощью специального программного обеспечения, разработанного под руководством профессора Э.Б. Ершова, были проранжированы нами по степени неоднородности Н_N с тем, чтобы выявить из них наиболее плотно заполненные. В противовес часто высказывавшимся другими авторами предположениям у нас в числе наиболее резко дифференцирующих совокупность опрошенных не проявили себя такие факторы/критерии, как образование (человеческий капитал), социально-профессиональный статус респондента (воплощенный человеческий капитал), социальные сети (социальный капитал), мотивация респондента и т. д. Оказалось, что в нашем современном обществе наибольшей дифференцирующей способностью обладают признаковые пространства, объединяющие в себе такие характеристики респондентов, как владение предприятием или фирмой, владение ценными бумагами или облигациями, основной источник дохода (в том числе включающий доходы от собственности и предпринимательской деятельности), уровень властных полномочий (индекс власти) и «попытки организовать собственное дело».

Таким образом, результаты проведенного нами энтропийного анализа свидетельствуют о том, что неравенство в России в решающей степени определяется отношением к собственности и объемом располагаемой власти. В нашем опросе не вполне адекватно отражен индикатор власти, который разграничивает наших респондентов по объему и значимости властных полномочий. Но среди наших респондентов практически нет лиц, принадлежащих к высшим правящим, властвующим группам. В основном из тех, кто обладает властными полномочиями, в опрос попали собственники предприятий и менеджеры-собственники (сособственники и миноритарии). Поэтому в должной степени отразить влияние власти как социально дифференцирующей характеристики на индивидуальный и групповой социальный статус мы не смогли. Здесь есть определенное несовпадение между теоретическим анализом неравенства в современном российском неоэтакратическом обществе и его отражением в результатах энтропийного и логического анализов материалов представительного опроса, не включавшего в себя высшие властвующие группы и социальных аутсайдеров.

В то же время в ряд значимых не вошли пространства признаков, относящихся к личностно-психологическим качествам и ресурсам человека. Это подтверждает предположение о том, что в современном российском обществе социальное неравенство в большей степени детерминировано объективными социально-экономическими факторами. Иными словами, собственность и власть в нашей стране являются не столько результатом эффективной реализации собственных ресурсов, сколько результатом стечения обстоятельств, лежащих за пределами исследуемого нами пространства факторов.

Кроме того, чрезвычайно важным представляется наблюдение о том, что социально-профессиональная дифференциация населения, задаваемая распределением респондентов по роду занятий, не проявила себя в качестве реального основания для построения стратификационной системы в современном российском обществе. Полученный нами результат является эмпирическим подтверждением высказанной ранее гипотезы о том, что в России в отличие от западных стран мы имеем дело именно с занятиями, различающимися характером (т. е. содержанием и условиями) труда, а не их качественными статусными характеристиками.

Опираясь на полученные при использовании энтропийного анализа результаты, мы попытались сконструировать образы реальных групп в форме статистических кластеров, однородных в пространстве «власть – собственность». В этом пространстве, на самом деле являющемся трехмерным, индивиды группируются по осям меры обладания властными полномочиями, меры владения предприятием и меры обладания ценными бумагами.

Мы попытались выделить 10 условных кластеров таким образом, чтобы последние представляли все разумные сочетания признаков, по которым они выделялись. Выделенные кластеры были интерпретированы как реальные социальные слои в терминах, принятых в стратификационных концепциях: низшие и промежуточные слои, представленные массовой группой населения (кластер 1—74 % респондентов), практически не владеющего никакой собственностью и не располагающего какой-либо властью на рабочих местах; средние слои (кластеры 4–8 и 10–22 % респондентов), для представителей которых характерны средние показатели индекса власти; и наконец высшие и высшие средние слои (кластеры 2, 3 и 9–4 % респондентов), включающие в себя реальных собственников и управляющих наиболее высокого звена.

Тем не менее о реальности групп, которые можно выделять в пространствах, образованных данными переменными, на наш взгляд, говорить преждевременно. Корректнее было бы, видимо, применить термин «протореальная группа», или, пользуясь более принятой терминологией, «группа-в-себе». Реальные (гомогенные) группы в масштабах всего постсоветского общества находятся в процессе формирования.

В результате предварительного анализа распределения респондентов по критериям властных полномочий, владения собственностью мы получили искомую типологию, состоящую из шести протореальных групп. Попробуем теперь по важнейшим социально-экономическим параметрам описать эти выделенные нами группы. Здесь каждой из них приписаны значения тех ключевых переменных, которые, на наш взгляд, создают статистические образы каждого слоя. Можно сказать по-другому: мы здесь вычленили все основные виды ресурсов (благ), которыми обладает каждая из групп, но в разных размерах. Плюс к этому мы добавили самооценку респондентами каждой из групп их экономического и социального положения. И вот как выглядят в итоге различия этих слоев по восьми важнейшим параметрам (табл. 11.4).

Закономерным в итоге выглядит расположение групп в реальной социальной иерархии современного российского общества. Наиболее обеспеченными практически всеми видами перечисленных нами ресурсов являются респонденты, относящиеся к группе собственников-бизнесменов: они характеризуются самыми высокими показателями фактических денежных доходов (среднее значение – 16 630 руб.), заработной платы (28 140 руб.), а также количества и качества располагаемого движимого имущества (среднее значение соответствующего индекса – 2,68). Характерно, что представители данной группы субъективно осознают свое высокое экономическое (материальное) и социальное положение (6,22 и 5,99), взятое по 10-балльной шкале.

Таблица 11.4

Реальные группы и их базовые социально-экономические характеристики

Примечание. Конструкцию представленных в таблице индексов жилищных условий, социального и культурного капитала см. в приложениях 7, 9 и 10 в: [Шкаратан, 2009].

В следующем за данной группой слое управляющих, являющихся одновременно держателями доли собственных предприятий (менеджеры-миноритарии), при относительно более низких показателях материального положения (например, среднем уровне заработной платы в 18 598 руб., индекса имущества – 2,34) наблюдается более высокий уровень обеспеченности нематериальными ресурсами – социальными и культурными: значение соответствующих индексов составляет 2,66 и 4,07 против 2,44 и 3,31 в предыдущей группе. Отметим, что в обеих группах сосредоточены наиболее образованные респонденты. Среднее количество лет, затраченных на обучение, в них составляет 13,63–13,70 года, что примерно соответствует уровню среднего специального или неоконченного высшего образования.

Ступенью ниже менеджеров-миноритариев в нашей иерархии располагаются мелкие собственники и самозанятые. В данную группу, по нашим оценкам, вошли владельцы мелких предприятий с небольшим количеством нанимаемых работников и масштабами деятельности (например, владельцы киосков), а также лица, занятые предпринимательской деятельностью без образования юридического лица, индивидуальные предприниматели. Показатели материального положения при заметно более низком значении, чем в выше рассмотренных группах, все же свидетельствуют об определенном преимуществе представителей данного социального слоя по отношению к нижестоящим. Обращает на себя, однако, внимание довольно низкий уровень образования внутри данной группы: в среднем ее представители затрачивают на обучение 12,03 года (соответствует наличию полного среднего образования и профессиональной квалификации) – это наиболее низкий показатель среди всех групп, т. е. относительно высокое материальное положение мелких предпринимателей и собственников не является прямым следствием уровня их подготовки.

Руководители, не являющиеся собственниками (владельцами предприятий, акций, ценных бумаг), также представляют собой отдельный социальный слой. Их, как и менеджеров-миноритариев, характеризует достаточно высокий уровень профессиональной подготовки (13,73 года обучения), однако в материальном плане они оказываются гораздо менее обеспеченными: фактический доход на члена семьи составляет 12 160 руб. при значении индекса имущества 1,82. Такой разрыв в уровне жизни работников, стоящих примерно на одной ступени в управленческой иерархии, может быть связан с прямым эффектом от собственности в виде участия в прибыли, а также наличием других дополнительных источников дохода. Данное обстоятельство приобретает исключительную важность, если учесть, что в последние годы процесс концентрации собственности происходит наиболее интенсивно (см. табл. 11.2 и соответствующий комментарий выше). В свою очередь это соответствующим образом отражается на характере социального неравенства в России, критический и практически неудержимый рост которого все чаще обсуждается сегодня как в научной, так и общественно-политической среде.

И наконец, низшие ступени в иерархии выделенных нами реальных социальных групп занимают работники, принадлежащие к категории исполнителей, т. е. не являющиеся обладателями властных полномочий. Обе группы незначительно отличаются друг от друга, однако мы обращаем внимание на то, что критерий собственности обусловливает преимущество одной группы над другой по всем рассмотренным нами показателям. Отстраненность от процесса управления, как следует из результатов проведенного анализа, оказывает существенное влияние на характер распределения показателей, отражающих ресурсную обеспеченность. Представителям соответствующих групп свойствен более низкий уровень жизни (средние показатели дохода составляют 8128–8925 руб. на члена семьи), вследствие чего они также в меньшей степени удовлетворены своим материальным положением (значение соответствующих показателей – 4,16 и 4,42). Заметно их отставание от респондентов, принадлежащих к другим группам, по уровню культурного капитала (2,34—2,37), который отражает не только текущий уровень развития индивидов, но и интенсивность их внепроизводственной деятельности в целом, которая в свою очередь может быть обусловлена наличием или отсутствием соответствующих возможностей и (или) времени. Отметим, что низкий уровень культурного капитала мешает воспроизводству индивидов в новом, более высоком качестве, т. е. препятствует их социальному росту, а также росту следующих за ними поколений.

Построенная нами на основе «синдрома» признаков реальных социальных групп классификация, бесспорно, не претендует на роль единственно возможной или единственно верной, однако в ее основу положены критерии, которые, как выяснилось в результате энтропийного анализа, оказывают наиболее существенное влияние на характер распределения показателей, описывающих положение индивидов в системе социальной стратификации. Это позволяет нам сделать вывод в пользу того, что принятая нами на данном этапе группировка более реальна, чем все из известных нам социальных классификаций, применяемых для описания социально-экономического неравенства в современном российском обществе. Кроме того, она также отвечает нашим собственным теоретическим представлениям о специфическом характере его социально-экономической организации, о котором немало было сказано выше и который был обоснован нами в цикле предшествующих публикаций относительно сословно-слоевой стратификации современной России.

Содержательный же вывод из проделанной нами работы состоит в следующем. Приняв выделенные группы за реальные и интерпретируя их в терминах, принятых в большинстве стратификационных концепций, наиболее массовую часть населения (74 %), практически не обладающую собственностью и не располагающую какой-либо властью на рабочих местах, можно отнести к низшим и промежуточным слоям российского общества. К средним слоям относится порядка 22 % занятого населения, для представителей которого характерны средние показатели уровня властных полномочий и степени владения собственностью (группы 2–5). И наконец, только 4 % населения, включающие в себя реальных собственников и управляющих наиболее высокого звена, представляют собой высшие средние и высшие слои общества (группа 1).

Вернемся к рассмотренной нами ранее классификации социально-профессиональных групп, которые не случайно были обозначены как псевдореальные. Мы отмечали, что классификации на основе профессионального статуса респондентов дают возможность европейским социологам конструировать классовые группировки, тогда как в условиях российского общества такие объединения профессий представляют собой лишь относительно однородные по характеру труда группы, не обладающие классовыми свойствами. Нестабильность и неопределенность таких группировок являются следствием институциональной незакрепленности профессий в обществах того типа, к которому сегодня согласно нашей генеральной гипотезе относится нынешнее российское.

С этой точки зрения мы сочли уместным сопоставить выделенные нами реальные (в нашем восприятии) социальные группы с социально-профессиональными на основе изучения их связи с базовыми социально-экономическими характеристиками респондентов. Итог такого расчета на основе коэффициента соответствия Крамера приведен в табл. 11.5.

Таблица 11.5

Связь базовых социально-экономических характеристик с социально-профессиональной принадлежностью и принадлежностью к реальным социальным группам (в коэффициентах Крамера)

Примечание. Все коэффициенты значимы при 1 %-ном уровне.

Примененный нами метод с некоторой степенью уверенности позволяет утверждать, что в большей мере социально-экономические характеристики респондентов связаны с их принадлежностью к реальным социальным группам, нежели к социально-профессиональным. Об этом свидетельствуют соответствующие значения коэффициентов связи практически для всех рассмотренных признаков. Единственное исключение составляет показатель денежных доходов на члена семьи, вариация которого, по всей видимости, одинаково велика в обоих случаях и который не позволяет судить однозначно о наличии большей однородности в разрезе реальных социальных групп.

Таким образом, мы рассмотрели проблему выделения элементов социальной структуры современного российского общества на основе выявления естественного, реального «набора» относительно однородных социальных групп, состоящих из людей с более или менее близкими, сходными характеристиками. Для этого мы, во-первых, использовали искусственно сконструированную социально-профессиональную классификацию, а во-вторых, применили сочетание энтропийного, кластерного и логического анализов для классификации индивидов (респондентов) в системном признаковом пространстве. Полученные результаты показали, что реальные группы образуются индивидами, сходными по параметрам обладания властными полномочиями и экономическим капиталом.

В результате, как представляется, была подтверждена наша концепция социальной стратификации России как неоэтакратической страны, в которой сложился своеобразный тип социального неравенства в виде переплетения сословной иерархии и элементов классовой дифференциации, устойчиво воспроизводящегося в течение последних лет. В стране сложился неоэтакратический социетальный порядок, который характерен и для других социумов, относимых к евразийской цивилизации. Переход от сословной иерархии, в которой позиции индивида и социальных групп определялись их местом в структуре государственной власти, степенью близости к источникам централизованного распределения, к доминирующей в цивилизованном мире классовой стратификации так и не завершился.

При первом полноценном применении корректных математических методов (энтропийный и кластерный анализ) подтвердилось отнесение большей части населения вне зависимости от размера культурного и человеческого капиталов к слою исполнителей-несобственников. И этот слой, который может быть более дробно дифференцирован по менее значимым признакам (таким как человеческий и культурный капитал), составляет 74 % населения; 22 % попавших в опрос по большей части относимы к основной массе средних слоев, обладающих некоторым минимумом собственности и (или) властных полномочий (мелкие и средние собственники, самозанятые, миноритарии, руководители различных уровней и т. д.). К высшему среднему слою/классу и (с очень малой степенью вероятности) к высшему слою можно отнести 4 % населения (средние и крупные собственники, топ-менеджеры). Однако стоит заметить, что мы прекрасно осознаем несоответствие значительной части выделенных нами средних слоев критериям так называемого среднего класса.