Текст книги "Технология подавления русского народа. Часть вторая. Покушение на Великую Победу. Связь между двумя Мировыми войнами. Еще раз о «загадках» 1941-го. О «русских фашистах»"

Третий вариант: когда гитлеровские войска переходят границу и теснят советские войска на несколько километров или на несколько десятков километров, в крайнем случай – на 100-150 километров и упираются в линию Карбышева (Молотова). Это как в шахматах с жертвой легкой фигуры, но с приобретением многих преимуществ. Это даёт возможность Сталину запустить на полную катушку весь пропагандистский аппарат: «Враг топчет нашу землю, нашу Родину! Враг уничтожает наши деревни, убивает наших стариков, детей и жен – Вставай, страна огромная!..» Перед такой угрозой быстро отходят на задний план недавние распри, быстро и эффективно мобилизуются все народы страны, сплачивается вся страна в единое советское общество, о котором он мечтал и писал с 1905 года. Пусть после этого кто-то попытается сыграть в «5-ю колонну», выступить против советской власти, оправдать Гитлера или помочь ему…

Затем, оправившись от первого удара, Красная армия со своими талантливыми маршалами и генералами переходит в мощное контрнаступление и теснит врага до полной победы. На крайний, фантастический случай провала, есть ещё третья линия обороны, которую можно быстро задействовать – линия Сталина в 350 километрах от новой границы – на границе СССР до сентября 1939 года. Наши историки, политики и граждане сильно недооценивают интеллектуальный уровень бесспорно отличного «шахматиста» Сталина.

Именно эта представленная выше версия замысла Сталина наиболее точно и полно объясняет его поведение перед войной и в первую неделю войны; и отвечает на вопрос Ю. Мухина: «Игнорировал Сталин угрозу нападения или нет?» – Нет, не игнорировал.

Как мы знаем – во время начала войны этот тонкий и, казалось бы, не очень рискованный замысел по определенным причинам, главная из которых – неготовность к войне военных и их вина в этом, – не сработал. В результате чего в начале войны произошла жуткая катастрофа с огромными людскими потерями и большими потерями территорий; эта трагедия уже точно невольно сплотила и мобилизовала советский народ максимально.

Это трагическое начало войны и реакцию Сталина именно в ракурсе его тонкого замысла мы будем наблюдать в следующей главе.

Глава шестая. Пролом и его причины

Хотел как лучше, а получилось…

События первых недель нападения Германии на СССР ассоциируются у меня именно с проломом: с проломом бронежилета, щита, шлема и даже черепа с первого же удара, после чего в штабе советских войск, как у бойца в нокдауне – произошла потеря ориентации, неприятная и опасная растерянность, и потеря управления войсками.

В этой главе я не буду подробно рассматривать хорошо известные события, многочисленные приказы и их истории (дошли, не дошли), только схематически очерчу фактологическое и эмоциональное состояние того тяжелого периода и реакцию на него советского руководства, который объясняет только рассмотренный выше третий вариант, и большее внимание уделю причинам трагедии первых дней войны.

В 1941 году в атмосфере уже висело ожидание войны между Германией и СССР. Гитлер уже вовсю хозяйничал в Европе, и его интересы неизбежно пересекались с интересами СССР. 6 апреля 1941 года в 3 часа ночи был подписан договор между СССР и Югославией. Через 2 часа Германия напала на Югославию, за 11 дней разгромила её армию и оккупировала. Затем Гитлер решил захватить, оккупировать Грецию и 23 апреля эту операцию закончил. Поэтому и перенес сроки нападения на СССР с 15 мая на 22 июня 1941 года.

Сталин в этот период решал важную задачу – избежать войны на два фронта, ещё и с союзником Гитлера Японией. После подписания тройственного пакта между Германией, Италией и Японией 27 сентября 1940 года СССР был вынужден держать на Дальнем Востоке 40 дивизий, – около одного миллиона бойцов.

В начале апреля начались переговоры между СССР и Японией о подписании мирного договора. Японцы прекрасно помнили, как Гитлер их удивил, потряс и разочаровал в 1939 году, подписав договор с их врагом, с которым они тогда вели военные действия. И Сталин этот момент разыграл, как прекрасный актёр. Со слов главы дипломатической миссии Германии в СССР Шуленбурга – 13 апреля 1941 года в Москве во время проводов Мацуоки «Сталин громко спросил обо мне и, найдя меня, подошел, обнял за плечи и сказал: «Мы должны остаться друзьями, и Вы должны всё для этого сделать!». Мацуоки за этой сценой внимательно наблюдал…»

И Сталину удалось решить проблему второго фронта на поприще дипломатии с русским акцентом. «Мы со Сталиным крепко напоили Иосуке Мацуоку (министра иностранных дел Японии) и чуть ли не внесли его в вагон. Эти проводы стоили того, что Япония не стала с нами воевать. Мацуока у себя потом поплатился за этот визит», – вспоминал Вячеслав Молотов в беседе с Феликсом Чуевым.

Пакт о ненападении между СССР и Японией был подписан 13 апреля 1941 года, и ратифицирован японцами в конце апреля.

Подготовку Гитлера к нападению на СССР в мае 1941 года уже трудно было не обнаружить. 14 мая правительство СССР сделало заявление о ложных слухах – о грядущем нападении Германии на СССР Это была уловка, чтобы вынудить Гитлера отреагировать, ответить, но от Гитлера ответа не последовало, стало быть, Гитлер не стал врать и готовится к нападению. 16 мая В. Молотов попытался встретиться с Гитлером, но тот отказался. Понятно, что после этого у советского руководства были самые мрачные ожидания. Маршал Жуков вспоминал, что вечером 21 июня 1941 года нарком обороны CK. Тимошенко, генерал Ватутин и он – начальник Генштаба предложили Сталину немедленно отдать директиву о приведении всех пограничных округов в полную боевую готовность, но Сталин сказал:

«Такую директиву сейчас давать преждевременно. Может быть, вопрос ещё уладится мирным путём. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений».

Важно было не спровоцировать конфликт, – чтобы не посчитали, что СССР напал первым; важно было придать войне оборонительный характер. Директива Сталина ГШ № 1 от 21 июня 1941 года – о боевой готовности также говорила об избежании провокаций.

Как видим, момент был «тонким», Сталин не хотел провоцировать, и тянул паузу до конца, на что-то надеясь. В любом случае следует признать, что Сталин в этом эпизоде ошибся, и эта ошибка Главного стоила дорого народу и стране.

В исторический день – 22 июня 1941 года Розенберг уточнил цель войны: «Сегодня мы начинаем «крестовый поход» против большевизма не для того только, чтобы навсегда освободить от него «нищих русских», но и для того, чтобы осуществить немецкую мировую политику и обеспечить условия существования для германского рейха…»

А те, кто выдвигал к власти Гитлера и финансировал «германское чудо», имели свои цели в этой войне, которые не предполагали процветание рейха после уничтожения его руками СССР. Нетерпеливый французский парфюмерный магнат П. Коти чуть было не выдал весь замысел войны Западной Европы против России – в январе 1941 года он в статье «Страна красного дьявола» писал:

«Нужен год лишений и бедствий для европейской армии крестоносцев, но зато можно быть уверенным, что через год от большевиков останется только мокрое место». Сам П. Коти ради этого «святого» дела готов был пожертвовать Гитлеру 100 миллионов франков.

По плану «Барбаросса» планировался молниеносный выход немецких войск на линию Волга-Архангельск, и отсечение танковыми клиньями азиатской части России. Ранним утром 22 июня 1941 года гитлеровская авиация начала бомбить приграничные города и районы СССР. В первый день войны гитлеровцы применили 2604 боевых самолета. Их войска хлынули по направлениям на Минск, Киев, Ленинград как вулканическая лава, всё сметая своими танками на пути, окружая крупные советские военные группировки. Вначале у Гитлера всё шло по плану.

Г. Жуков описал картину в 4 часа 30 минут 22 июня: «И. В. Сталин был бледен и сидел за столом, держа в руке набитую табаком трубку. Он сказал: «Надо срочно позвонить в германское посольство»… Через некоторое время вошел В. М. Молотов: «Германское правительство объявило нам войну».

И. В. Сталин опустился на стул и глубоко задумался. Наступила длительная, тягостная пауза. Я рискнул нарушить затянувшееся молчание и предложил немедленно обрушиться всеми имеющимися в приграничных округах силами на прорвавшиеся части противника и задержать их дальнейшее продвижение. «Не задержать, а уничтожить», – уточнил С. К. Тимошенко. «Давайте директиву», – сказал И. В. Сталин.

Мы наблюдали, как современные информационные, идеологические диверсанты лживо освещали предвоенные события, и также они искажают историю, пытаются очернить Великую Победу с самого первого дня войны, например, автор «исторических сенсаций» В. Мещеряков в своей «сенсационной» книге в 2012 году пишет:

«Давайте зададимся вопросом: «Откуда Жуков так быстро узнал, что началась именно война». Не жуковский это уровень решать: началась война или нет». Конечно, хочется написать – «без комментариев…»

Этот совершенно нелепый вопрос, рассчитанный на совершенно неграмотных и глупых читателей, Мещеряков задаёт по отношению к начальнику Генштаба… после массированной бомбежки крупных советских городов и пересечения с боями советской границы немецкими дивизиями….

В 7 часов 15 минут 22 июня эта директива № 2 была передана войскам. Но многим частям из-за нарушенной немецкими диверсантами связи она так и не пришла. Не задержать, ни тем более уничтожить стремительно атакующие немецкие части не получилось, хотя во многих местах, как Брестская крепость, советскими войсками было оказано героическое сопротивление. Когда была захвачена почти вся Белоруссия, то советские пограничные части ещё удерживали немцев на хорошо укрепленной молдавской границе по Пруту и Днестру.

Очень достойно встретил нападение советский флот во главе с наркомом Н. Г. Кузнецовым, который заблаговременно 21 июня отдал распоряжение: «Немедленно перейти на оперативную готовность № 1».

У советского руководства с первых часов войны возникли неприятные проблемы с информацией о ходе событий. 22 июня в 7 часов утра Сталин в телефонном разговоре с первым секретарем КП (б) Белоруссии П. К. Пономаренко отметил: «Сведения, которые мы получили из штаба округа, теперь уже фронта, крайне недостаточны. Обстановку штаб знает плохо…»

Это значит, что Сталин позвонил начальнику штаба Г. Жукову и не получил ответы на все свои вопросы, поэтому, чтобы их получить, стал, в обход штаба, напрямую звонить в зону боевых действий. Вообще, что значит – «Обстановку штаб знает плохо…» Это значит, что штаб плохо ориентируется в обстановке, неадекватно оценивает обстановку и соответственно – неверно принимает решения, в результате которых гибнет много людей и техники. В 12 часов с речью Сталина о нападении на СССР Германии выступил по радио В. Молотов.

К середине дня 22 июня ситуация для Сталина в информационном плане не изменилась, была очень тягостной – неясной, потому что около 12 часов он опять позвонил в Белоруссию к П. К. Пономаренко, вероятно после того как опять не получил из штаба вразумительных ответов; при этом можно с сочувствием отметить и тяжелое положение по отношению к идущей войне и к Сталину у командующего советскими войсками Тимошенко и у начальника штаба Жукова.

Пономаренко Сталину сказал, что Павлов: «несмотря на свои положительные качества… под давлением тяжелой обстановки, особенно из-за потери связи со штабами фронтовых войск… потерял возможность правильно оценивать обстановку и руководить сражающимися частями, проявляет некоторую растерянность…»

«Некоторая растерянность…» – это очень мягко сказано… Сталин понял, что военные события в Белоруссии развиваются для СССР плохо, и необходимо усилить управление войсками. Поэтому на помощь генералу Павлову он послал одного из создателей Советской армии маршала Б. М. Шапошникова (1882-1945, выпускник имперской Академии Генштаба в 1907–1910, автор работы «Мозг армии»), который много писал о роли и функции Генерального штаба как основного органа Верховного Главнокомандования по управлению Вооруженными силами и сам много лет работал в различных штабах.

Управляющий делами Совнаркома (Совмина) Я. Е. Чадаев вспоминал, что Сталин по этому поводу при нём говорил: «Надо направить к Павлову Шапошникова. Я не сомневаюсь, что он поможет организовать управление войсками, укрепить их оборонительные позиции. Но наши войска, видимо, не могут справиться с задачей прикрытия западной границы. Они оказались в очень тяжелом положении: не хватает живой силы и военной техники, особенно самолетов. С первых часов вторжения господство в воздухе захватила немецкая авиация…»

По разным данным в первый день войны гитлеровская авиация уничтожила на аэродромах от 700 до 1500 советских самолётов. И немецкая авиация безраздельно господствовала над головами советских солдат и граждан, был кошмар…

«Имейте в виду: это опытнейший военный специалист, пользующийся полным доверием ЦК. Будьте к нему поближе и прислушайтесь к его советам», – посоветовал Пономаренко Сталин. Я. Е. Чадаев вспоминал:

«…Когда поздно ночью (с 22 на 23 июня) закончилось заседание у Сталина, я шел позади К. Е. Ворошилова и Г. М. Маленкова. Те громко разговаривали между собой, считая развернувшиеся боевые действия как кратковременную авантюру немцев, которая продлится несколько дней и закончится полным провалом агрессора».

Мы наблюдаем полное непонимание геополитической игры Запада и соответственно – кошмарную недооценку ситуации на планете и войны; это одна из причин кошмарного начала войны. Вторая причина – это явно плохая работа штаба во главе с Б. Шапошниковым в подготовке к войне, а с января 1941 года во главе с Г. Жуковым ещё и во время внезапного нападения. Внезапность нападения – это также ошибка штаба по определению направления удара. Наиболее реальный оборонительный план составил к 19 августа 1940 года Б. Шапошников под названием «Соображения об основах развертывания Вооруженных Сил Советского Союза», который предполагал основной удар гитлеровцев севернее Полесья, но в 1941 году он был изменен, после чего штаб ожидал первый удар в направлении Украины.

Ю. Мухин ставит вопрос: «Чей полководческий талант возобладал – нашего или немецкого Генштабов?.. Из того, как Г. К. Жуков расположил наши войска, видно, что он ждал основные удары немцев из Прибалтики и с украинской границы. А немцы нанесли главный удар там, где он не ждал – в Белоруссии». Сталин также считал, что Гитлер захочет отрезать Советскую армию от Украины и самим завладеть, Сталин: «Без этих важнейших жизненных ресурсов фашистская Германия не сможет вести длительную и большую войну». А дело в том, что Гитлер планировал молниеносную войну. А исходя из опыта войны с Польшей и Францией, быстрая война с СССР, из-за другого размера территории, должна была длиться примерно 2 месяца – до конца августа – сентября 1941 года. И Гитлер наметил самый короткий путь для захвата Москвы и Ленинграда.

Ответ на вопрос Мухина: кто из полководцев был талантливее – очевиден и состоит из двух частей, первая: в начале войны намного опытнее были немецкие генералы, которые в 1940 году здорово «потренировавшись» в Европе, сыгранные со всеми командирами, в отличной боевой форме подошли к границам СССР. Поэтому когда еврейский историк Марк Солонин ехидно пишет о заместителе командующего фронтом И. В. Болдине: «Оправдываться неопытностью Болдин никак не мог. В его послужном списке было уже два «освободительных похода»: в Польшу (сентябрь 1939 г.) и в Бессарабию (июнь 1940 г.)», то даже нет желания комментировать эту явную глупость: разве можно сравнить эти два похода с нападением гитлеровской армады?.. Многие советские генералы не готовы были к жёсткой танковой войне, у них не была опыта такой войны.

Вторая часть ответа и ответ в целом на вопрос: но наши генералы учились на горьком опыте 1941 года и оказались более талантливыми – потому что в результате, в целом – войну они выиграли. Но сам вопрос поставлен Мухиным неправильно, примитивно, ибо в этой войне воевали не только армии, но государства: СССР с коалицией европейских государств во главе с Гитлером, поэтому производство в СССР оружия, горючего, продовольствия и т. д. в этой войне было очень важно.

До 1941 года у Сталина, у военачальников Красной армии совсем не было опыта обороны. Был только опыт нападения на Польшу, на Финляндию. Небольшие по масштабам войны сражения с одной японской армией в Монголии в 1939 году в этой ситуации опыта не давали. А опыт обороны Ворошилова или Буденного от казаков Краснова или Деникина с несколькими пушками и пулеметами в данном случае совсем был непригоден…

При этом в головах у советского руководства витала атакующая концепция: если враг даже и атакует, то мы его естественно остановим, а затем разящим контрударом перейдем в наступление и будем преследовать немцев на чужой территории – в Польше, – идеальная картинка. Эти умонастроения советских генералов немецкие генералы точно знали, и, усмехаясь в свои усы, готовили разгром не пограничных войск, а сразу войск, сконцентрированных в километрах 50-100 от границы, приготовленных для разящего контрудара и перехода в наступление.

Отсутствие опыта оборонительных действий советских военачальников, их неготовность моральная и функциональная к обороне, тем более к затяжной обороне, – это одна из причин катастрофы 1941 года. 31 декабря 1940 года Жуков и прочитал перед советским генералитетом доклад под названием «Характер современной наступательной операции», а следовало бы прочитать и о современной обороне против современных наступательных операций.

Боевого опыта не было и у многих новобранцев из рядового и сержантского состава, только этим можно объяснить, что вечером 22 июня у городка Алитус в танковом сражении было подбито, уничтожено 90 советских танков и 11 немецких…Новобранцы – неопытные российские водители и танкисты явно проигрывали опытным немецким, прошедшим всю Европу, отсюда и эффективность использования боевой техники была различной, не в пользу СССР.

«Трудно не привести вопиющий пример. Приказом наркома обороны Маршала СССР С. К. Тимошенко № 080 от 3 марта 1941 года был уменьшен плановый налет выпускника на боевом самолете для школ военных пилотов, которые должны были выпускать основную массу летчиков истребителей, он устанавливался в 15 часов. Всё более неполноценным год от года становилось и содержание школьной подготовки. Так, упомянутым приказом из программы обучения вновь набираемых курсантов исключалась воздушная стрельба… А ещё в 1940-м – чтобы снизить уровень аварийности – перестали обучать и высшему пилотажу», – отметил в своей книге В. Немировский («Тайные общества и заговорщики. Куда они ведут Россию?», «Питер», 2007 г.). А немецкие летчики в летных школы имели около 400 часов налета.

«Зенитчиков обучали стрельбе только по малоскоростным воздушным целям, не было воздушных мишеней, которые могли бы буксироваться со скоростью выше 250 км/час», – отметил Ю. Емельянов. Все эти недоработки в подготовке и отсутствие опыта на всех уровнях в сумме вылились в жуткую трагедию.

Вместо отхода и организации основательной обороны, подгоняемые из Ставки советские полки и дивизии не согласованно с фланговыми частями и другими родами войск бросались в отчаянные и самоубийственные атаки. Не было важного опыта, навыка согласованных действий разных родов войск: авиации, артиллерии, пехоты, бронетехники, а этот генеральский и маршальский навык необходим и в обороне и в наступлении; это ещё одна из причин жуткой ситуации 1941 года. Эту тему невольно отразил в своей знаменитой поэме А. Твардовский:

 
Не расскажешь, не опишешь,
Что за жизнь, когда в бою
За чужим огнём расслышишь
Артиллерию свою.
 
 
Воздух круто завивая,
С недалёкой огневой
Ахнет, ахнет полковая,
Запоёт над головой.
 
 
А с позиций отдалённых,
Сразу будто бы не в лад,
Ухнет вдруг дивизионной
Доброй матушки снаряд.
 
 
И пойдёт, пойдёт на славу,
Как из горна, жаром дуть,
С воем, с визгом шепелявым
Расчищать пехоте путь.
 

Ошибок в работе штаба было много, второй редут обороны – 100-150 километров от границы не был подготовлен, усилен вовремя, например, 13 июня 1941 года советские войска получили директиву наркома обороны о выдвижении из глубины к границе и должны были занять позиции к 27-28 июня…

Наиболее тяжелая ситуация была с первых дней войны в Белоруссии. В Бресте были расквартированы две стрелковые дивизии, одна танковая и пограничная часть. Дивизия, которая должна была защищать Брест, была отправлена в летние лагеря. В результате шквального удара гитлеровцев три дивизии были просто расстреляны немцами в упор утром 22 июня. Поэтому они и не закрыли свой участок фронта, и в эту большую брешь рванули гитлеровцы. Многие обстоятельства, связанные с состоянием и готовностью советской армии к войне в Белоруссии приводят к мысли, что вряд ли могла быть такая чудовищная преступная халатность и безалаберность, что, скорее всего, был предательский умысел.

«Как могло случиться, что с самолетов передового базирования Западного округа прямо накануне нападения было снято вооружение и боезапас, а в баках оказалась вода? Как могло случится, что практически три тысячи танков этого округа вообще не приняли никакого участия в боях и были просто брошены?» – закономерно вопрошает в своей книге А. Мартиросян («Заговор маршалов», М., 2009 г.).

Ю. Мухин приводит в своей книге приказ № 503859/СС/ОВ от 14 мая 1941 года генералу Д. Г. Павлову: «С целью прикрытия отмобилизования, сосредоточения и развертывания войск округа к 20 мая 1941 года лично, начальнику штаба и начальнику оперативного отдела штаба округа разработать:

а) детальный план обороны государственной границы от Капчемейтис до иск. оз. Свитязь;

б) детальный план противоздушной обороны…»

Маршал Василевский вспоминал: «…19 июня эти округа (приграничные) получили приказ маскировать аэродромы, воинские части, парки, склады и базы и рассредоточить самолеты на аэродромах». Генерал Павлов фактически оба не выполнил.

Э. Скобелев в своей книге пишет, что когда Сталин после войны стал разбираться с трагедией начала войны: «В 1989 году знаменитое издание «Военно-исторический журнал» начал печатать некоторые материалы этого расследования, в частности, результаты проведенного Сталиным опроса генералов – когда они получили предупреждение о нападении Германии. Все показали, что 18-19 июня; и только генералы Западного особого военного округа черным по белому написали, что никаких указаний на этот счёт не получали, а некоторые и вовсе узнали о войне из речи Молотова».

Арестованный генерал Павлов на допросе 9 июля 1941 года оправдывался: «Мною был дан приказ о выводе частей из Бреста в лагеря ещё в начале июня текущего года и было приказано к 15 июня все войска эвакуировать из Бреста. Я выполнение этого приказа не проверил, а командующий 4-й армией Коробков не выполнил его…»

Кроме того, когда 22 июня советские самолёты Белорусского округа поднялись для встречи гитлеровской авиации, то из Москвы пришёл приказ – вернуться на аэродромы, где большинство из них было уничтожено гитлеровской авиацией. Вероятнее всего, это был результат отношения к началу войны авторитетного Ворошилова и ему подобных, которое мы выше наблюдали.

После этих воздушных «маневров» командующий ВВС И. И. Колец через несколько часов после начала войны застрелился. 26 июня 1941 г. Сталин устроил жесткий «разбор полетов» в первые дни войны, в результате чего были арестованы несколько генералов, в том числе – зам. начальника ВВС И. Ф. Сакриер, генерал авиации Я. В. Смушкевич, генерал авиации П. В. Рычагов, Голощёкин Ф. И., Фибих А. И., Таубин и др. (всего 20 человек). 28 июня в Куйбышеве они были расстреляны (следователи Л. Шварцман, Я. Райцес, 3. Генкин, И. Родованский). А. Мартиросян утверждает, что Сталин после войны, во второй половине 1945 года поручил прокуратуре разобраться в трагических событиях 1941 года и под следствием было 75 генералов, из них в первую очередь были наказаны генералы ВВС Худяков и Ворожейкин.

Советские командиры среднего уровня не разбирались в геополитике, поэтому не были максимально готовы к удару со стороны союзников-немцев, с которыми ещё недавно – полтора года назад, пили водку и шнапс за совместную победу над Польшей; этим можно объяснить большую расхлябанность и неготовность к отражению в первый день войны. Генерал Павлов вечером 21 июня был в театре.

По некоторым данным из 77 приграничных советских дивизий, только 38 были приведены в боевую готовность. Некоторые специалисты утверждают, что одной из больших причин поражения наших войск в 1941 году явилось запоздалое приведение войск в боевую готовность, недостаток средств радиосвязи и моторизации, недостаточно было тяжелой артиллерии.

Маршал Василевский вспоминал:

«…Не будет ошибочным сказать, что если бы к тем огромным усилиям партии и народа, направленным на всемерное укрепление военного потенциала страны, добавить своевременное отмобилизование и развертывание Вооруженных Сил, перевод их в полностью боевое положение в приграничных округах, военные действия развернулись бы во многом по-другому».

Поскольку на Украине ситуация была легче – войска организованы лучше и было с кем и с чем воевать – идти в контратаку а именно Г. Жуков в 1940 году возглавил Киевский особый военный округ, сменив на этой должности Тимошенко, то Жуков поехал в Украину, чтобы остановить отступление войск и реализовать стратегию перехода в контрнаступление.

«Жуков 12 июня подготовил для КОВО (и ПрибоВО) Директиву, по которой войска этого округа должны были наступать, а не обороняться, сразу после нападения Германии. А 22 июня он подготовил «Директиву № 3», указанное в котором наступление немецких войск и позволяло ему реализовать эти новые «планы». Тимошенко 22 июня подал эту «Директиву № 3» Сталину. Жуков отправился в Киев, подчинил себе все войска КОВО и попытался действовать в соответствии с планами нанесения «фланговых ударов» «а ля Тухачевский»…

Кончилось это полным разгромом войск фронта, а Жуков потом рассказал, что это Сталин его отправил в Киев…» («удар по направлению на Люблин»).

Начальник немецкого генерального штаба Гальдер отметил в своём дневнике: «Противник, видимо, застигнут врасплох… Сопротивление противника в пограничной зоне оказалось слабым и неорганизованным». Г. Жуков объяснял:

«Внезапный переход в наступление в таких масштабах, притом сразу всеми имеющимися и заранее развёрнутыми на важнейших стратегических направлениях силами, то есть характер самого удара, во всём объёме нами не предполагался…

Главная оплошность внезапности заключалась не в том, что немцы внезапно перешли границу, а в том, что для нас оказалось внезапностью их шестикратное и восьмикратное превосходство в силах на решающих направлениях…» («Воспоминания и размышления»). Лукавый В. Мещеряков по этому поводу в своей книге гадко ёрничает:

«Ещё была «внезапность» германского нападения, но, согласитесь, не может она быть бесконечной». Невозможно согласиться – потому что точно она не была бесконечной. Как показывает опыт войн в конце 20-го века в Югославии, и в 21-м на Ближнем Востоке, – даже когда нет фактора внезапности, когда ждут нападения, удара, но когда нападение-удар получаются мощным и тщательно продуманным, то руководство страны-жертвы на разных уровнях долго не может прийти в себя от шока, от потери управляемости. Даже приведу такой пример – недавний в Крымске: когда ночью идет на город огромная волна воды, а у руководителей города ни разу не было такого опыта, то их растерянность и неспособность в первые часы к четкой организационной работе – предсказуема. На их месте так «оплошно» и «халатно» вели бы себя 95 % управленцев, и даже такой «гениальный» управленец, как глава правительства.

К словам оправдывающегося Г. Жукова можно добавить выступление руководителя ленинградской партийной организации А. Жданова 29 ноября 1936 года на пленуме: «…Если фашизм осмелится искать военного счастья на северо-западных границах Советского Союза, то мы, поставив на службу обороны всю технику, которой располагает промышленность Ленинграда, нанесем ему под руководством железного полководца армии Страны Советов тов. Ворошилова такой удар, чтобы враг уже никогда не захотел Ленинграда».

В реальности войска под командованием Клима Ворошилова гитлеровцы легко оттеснили до самого Ленинграда и чуть было его не захватили. Ещё один славный кавалерист Семен Буденный во время войны командовал войсками 4 месяца, и после этого Сталин больше не рисковал – и использовал Буденного как почетного посыльного.

Гитлеровцы, от маршалов до рядовых, начали свою военную работу как многоопытный матерый боец контактного стиля, – приступили к сокрушению советских армий деловито спокойно и цинично, расчетливо и мастерски. И результаты реального боевого столкновения, на первых секундах после первого мощного профессионального удара у советских военачальников наступило паническое состояние, а последующие мощные удары в этом паническом состоянии повергли советскую армию в тяжелейший нокдаун.

Недооценка врага, шапкозакидательские настроения, неадекватная оценка ситуации, реальности – также сыграли свою роковую роль.

По некоторым данным – в результате шквальных бомбардировок 22 июня гитлеровской авиацией было уничтожено много воинских складов с оружием, в том числе 5 миллионов винтовок, которые по этой причине оказались в дефиците. Об этом вспоминал известный писатель и очевидец тех тяжелых дней Даниил Гранин:

«Надо понимать, что Красная Армия, которую пестовал Сталин и которой он занимался, она проиграла войну начисто. Война где-то в сентябре-октябре сорок первого, когда стало ясно, что страна гибнет, превратилась в Великую Отечественную войну. На войну поднялся народ.

Где-то в августе 41-го я сидел в окопе, мимо нас проходили отступающие кадровые войска; и я, как и наши солдаты-ополченцы, вооруженный бутылкой с горючей смесью – единственное оружие, какое у нас было, – я выменял на мыло, которое дала мне мать в дорогу и головку сахара – я выменял винтовку с патронами, с которой я начал чувствовать себя вооруженным солдатом… Страна непрерывно готовилась к войне, а нас отправили безоружных – все народное ополчение» (Журнал «Вестник Европы» 2009 г.).