Текст книги "Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир"

«Этот флот, сплоченный и прекрасный, – как с гордостью писал Колумб, – направился прямо к Канарским островам, а испанской военно-морской эскадре было приказано встать вблизи Лиссабона и следить за любыми враждебными приготовлениями португальцев». Сам же Адмирал был предупрежден о том, чтобы внимательно высматривать вражеские каравеллы и держаться подальше от португальских владений.

2 октября флот достиг Больших Канар и уже в полночь снова вышел в море. Миновав без захода еще непокоренный Тенерифе, 5-го числа корабли бросили якоря в гомерском Сан-Себастьяне, где донья Беатриса де Пераса, «в которую наш Адмирал в прежние времена был влюблен», как писал Кунео, встретила их пушечными залпами и ливнем фейерверков. К сожалению, у нас нет дальнейших подробностей о второй встрече Колумба с доньей Беатрисой. Если он и предлагал руку и сердце красивой и энергичной молодой вдове, его предложения были отклонены – женщина хотела «домашнего» мужа, который оставался бы дома и заботился о ней и четырех островах ее сына. Возможно, это и к лучшему, что донья Беатриса не стала женой Адмирала: даже если половина историй, которые о ней рассказывают, правдивы, она была столь же жестока, сколь и красива. Известна история, как какой-то житель Сан-Себастьяна, который, по дошедшим до доньи Беатрисы слухам, подверг сомнению ее целомудрие во время вдовства, был приглашен в замок для более детального обсуждения этого вопроса приватно. После того как было сказано все, что эта дама хотела услышать, был подан условный сигнал, и подоспевшие слуги повесили гостя на балке в зале ее замка. Донья Беатриса, понаблюдав за его предсмертными муками, приказала перенести тело за пределы своего жилища и подбросить на видное место в назидание сплетникам мужского пола. В конце концов она вышла замуж за дона Алонсо де Луго[238]238
  Хавьер Алонсо Фернандес де Луго (ум. 1525) – андалусский военачальник, конкистадор с титулом аделантадо, основатель городов и администратор. Согласно биографу личность конкистадора представляла «ужасную смесь жестокости, амбициозности и жадности, с одной стороны, и огромной способности и умения в установлении порядка и власти – с другой».


[Закрыть], конкистадора и аделантадо Больших Канар. Похоже, она нашла для себя вполне подходящего мужа.

На Гомере флот взял свежие припасы для плавания и животных для разведения стад на Эспаньоле. Как и лошади, они, должно быть, были распределены на палубах больших нао, поскольку ни одно из них не выжило бы взаперти под трюмными люками. Между 7 и 10 октября (ни один из двух летописцев не пришел на этот счет к согласию) все 17 судов отплыли из Сан-Себастьяна, после чего столкнулись с обычным Канарским штилем. Только в воскресенье, 13 октября, флот окончательно покинул Ферро. У каждого капитана были запечатанные инструкции, что делать, если флот будет разделен, но Адмирал определил общий курс для всех – Oeste cuarta del sudoeste [239]239
  Запад с четвертью на юг (исп.).


[Закрыть].

Глава 29
Как много Марий (13.10–11.11.1493)

Так Меня ждут острова… чтоб перевезти сынов твоих издалека…

Ис., 60: 9

Взяв курс вест-вест-зюйд, на запад, Колумб планировал открыть новые острова, а не идти прямо на Эспаньолу. Еще в январе, покидая Самана-Бей, он намеревался посетить «Матинино», но неохотно отказался от этого плана, когда задул попутный ветер в Испанию. Индейские проводники рассказывали о красивейшей дуге Карибских островов, раскинувшейся к востоку и югу от Эспаньолы, и Колумб наблюдал крупных птиц, летящих в том направлении. В этом плавании Адмирал, как писал врач с флагмана доктор Чанка, «изменил курс, чтобы до них дойти: они расположены ближе к Испании, а уж от них лежала прямая дорога к Эспаньоле». Это было отличное решение, благодаря которому время океанского перехода сократилось по меньшей мере на неделю. «На эти острова, по милости Божьей и buen saber[240]240
  Хорошие знания (исп.).


[Закрыть] Адмирала, мы вышли так же прямо, как если бы следовали хорошо известным и привычным курсом». Что ж, это хороший ответ писателям, утверждающим, что Колумб не был мореплавателем! А что скажут на этот счет защитники Пинсона? Заметьте, ведь рядом не было никакого Мартина Алонсо, который «указал бы дорогу» в этом путешествии!

Индейские пленники Колумба, как мы знаем, были неплохими географами. После тщательных и настойчивых расспросов Адмирал приблизительно нанес положение еще неоткрытых островов на свою океанскую карту и протянул к ближайшему из них нить от Ферро, скорректировав изначальный курс.

Здесь мы сталкиваемся с небольшой проблемой Колумбовой навигации. Правильным курсом от Ферро до северной оконечности Доминики нужно было считать не вест-вест-зюйд, а вест-вест-зюйд-½зюйд. Избранное же направление привело бы флот к району севернее Малых Антильских островов. Тем не менее Колумб, должно быть, высадился на берег, пройдя весь путь вест-вест-зюйд ом, и именно такой курс определил судам, направлявшимся в Доминику в 1498 году, причем все получилось правильно. Адмирал пересекал океан в широтах, где течение ничтожно мало, а во флоте, состоящем из семнадцати судов, любое, даже самое незначительное, отклонение флагмана от выбранного направления непременно было бы замечено.

Итак, как же мы можем объяснить ошибку в полрумба? Возможен только один ответ. Очевидно, Колумб пользовался фламандскими компасами, разметка картушки которых была скорректирована с учетом отклонения при движении на половину румба в восточном направлении. В зоне нулевого отклонения флер-де-лис на компасе с такой шкалой указывала бы на норд-½вест, и, следовательно, судно шло не вест-вест-зюйдом, а отклонялось на полрумба южнее от запада (253°).

У нас мало подробностей об этом океанском переходе – он прошел без происшествий, причем, можно сказать, благодаря позднему отходу. Если бы флот покинул Канары к 1 сентября (как рассчитывал Колумб), он вряд ли смог бы избежать урагана, прежде чем достиг островов: вероятность удачи 1492 года была слишком мала, чтобы ожидать ее во второй год подряд. Отправившись в путь 13 октября, Адмирал достиг Малых Антильских островов уже после окончания сезона ураганов. Объявим дону Хуану де Фонсеке благодарность за задержку! Как бы то ни было, 26 октября флот все-таки попал в небольшую жесткую трепку, пройдя примерно две трети пути. Но все же это был не ураган, а просто серия шквалистых ветров с громом, которые обрушились на корабли ночью, порвали несколько парусов и сломали рангоуты. Плохая видимость не позволяла видеть огней друг друга, и «сухопутные» пассажиры, видимо, решили, что их конец настал. После призрачного свечения огней святого Эльма, называемых моряками «корпозантами», ветер начал стихать, и вскоре над морем, «гладким, как полированный мрамор», взошло солнце. Ночной шторм продолжался всего четыре часа и не успел нанести ощутимого ущерба.

Если бы не эта незначительная неприятность, то записывать было бы нечего. «В течение двадцати одного дня, – писал Питер Мартира, – флот прошел от земли до земли 820 лиг, чему сопутствовал сильный норд-норд-ост в корму». Это доказывает, что корабли следовали, придерживаясь превосходного точного навигационного счисления, поскольку расстояние по прямой курсом вест-вест-зюйд-½зюйд от Гомеры до Доминики действительно составляет 820 лиг (или 2608 морских миль). Удачное направление ветра позволило судам идти со средней скоростью в 5,2 узла. Как писал доктор Чанка, они «могли бы добиться и большего, если флагман был бы таким же хорошим парусником, как другие суда. Достаточно часто кораблям приходилось прибирать паруса, чтобы не оставлять нас далеко позади». Взяв более южный курс, чем в Первом путешествии, Колумб извлек максимальную выгоду из силы ветра. Думаю, что даже в наше время любой флот современных яхт гордился бы тем, что пересек этот участок океана за двадцать один день.

Полагаю, эта часть Второго путешествия была очень близка к мечте моряка об «идеальном» переходе. Плавание, опережающее течение, порождает восхитительное ощущение, даже если вы одни в океане. А теперь добавьте к картине красоту темно-синей воды, мелькающие стаи летучих рыб, изгибающиеся гребни волн, постоянно меняющуюся форму облаков и шестнадцать других белокрылых кораблей, раскинувшихся по всей поверхности моря. В час исполнения Salve, ближе к заходу солнца, более быстрые суда прибирали паруса и приближались к флагману, словно птицы, возвращающиеся домой. Ночью корабли шли строем как можно ближе друг к другу, и их кормовые огни отражались в черной поверхности воды, как упавшие звезды. Кроме того, большая часть путешествия проходила при растущей луне, и в дни, близкие к полнолунию (24 октября), когда корпуса судов и их паруса отражали ее серебристый свет, в огнях вообще не было необходимости. На рассвете Бойль (или один из францисканцев) служил «сухую мессу» на шканцах «Мариагаланте», в то время как на других кораблях моряки наблюдали за флагманом, чтобы преклонить колени и перекреститься. После исполнения гимна проходила смена вахты, каравеллы поднимали паруса и в эти великолепные утренние часы мчались наперегонки со своими сестрами. За исключением упомянутого шторма в канун Дня святого Симона, за все время пути от Старого Света до Нового не случалось ни штилей, ни встречного ветра. Но даже и в таких условиях в экипажах порой поднимался ропот и недовольство, поскольку большинство людей совершали свой первый переход через океан, а меньшинство относило себя к «морским волкам», которые всегда найдут к чему «придраться». Как пишет Чанка, к концу октября большинство неопытных моряков «так устало от плохой жизни и вечной откачки воды, что все они вздыхали с большой тоской по земле». Но вздыхали они недолго и напрасно.

В День Всех Святых Адмирал был настолько уверен, что доберется до берега в течение трех дней, что выдал морякам на борту флагмана дополнительный запас воды. На закате 2 ноября Колумб нисколько не сомневался, что, судя по виду моря, полету птиц и безошибочному скоплению облаков впереди, указывающему на присутствие гористого острова, земля уже близко. Он приказал флоту прибрать паруса, чтобы не пропустить ее в темноте. Можем нисколько не сомневаться, что экипажи пережили нервную ночь, когда глубинный диплот часто «уходил в дрейф», молодым и неопытным казалось, что они видят огни и слышат шум прибоя, офицеры были вспыльчивы и раздражительны, а вахту нес сам Адмирал. Он был уверен, что при должной бдительности и морском мастерстве с его стороны Бог спасет флот от беды. Разве же он не был «Хритоференсом» – избранным орудием божественного провидения, дабы осветить темные языческие страны Светом Мира?

Без четверти четыре утра в воскресенье, 3 ноября, взошла луна, а около пяти, когда ее свет усилился перед первыми бледно-серыми проблесками приближающегося рассвета, старый лоцман на носу «Мариагаланте» увидел впереди на горизонте черный конус, поднимающийся к куполу бледнеющих звезд. Albricias! Que tenemos tierra![241]241
  Хорошие новости! Есть земля! (исп.)


[Закрыть] Только представьте! Новость распространяется от корабля к кораблю, и каждый моряк изо всех сил напрягает зрение, чтобы увидеть больше в быстро наступающем рассвете тропической зимы. Голосит петух, люди смеются; лошади улавливают общее возбуждение и запах земли и начинают мотать головами, бить копытами и ржать; нижняя вахта распущена. Как только Адмирал уверяется, что впереди действительно земля, то созывает всех на молитву на шканцы, где команда благоговейно исполняет Salve, а также другие молитвы и гимны, благодаря Господа за столь короткий и безопасный переход.

К этому времени высокий и гористый остров по левому борту начал заливать утренний розовый свет. Колумб назвал его Доминикой в честь воскресной высадки на берег (местное название Кэй). Вскоре после восхода солнца по правому борту показался еще один плоский и густо поросший лесом остров, названный Адмиралом Санта-Мария-ла-Галанте – по словам Кунео, «из-за любви к кораблю, на котором плавал». Когда стало светлее и флот двинулся дальше, из-за горизонта показались еще четыре острова, в том числе Гваделупа, Дезирад и Ле-Сент.

Самое удивительное в высадке на берег заключается в том, что Колумб совершил ее на Подветренных островах почти в том же самом месте, которое авторы различных путеводителей рекомендовали следующие четыреста лет. Судам, направляющимся в любую часть Вест-Индии к северу от Барбадоса, рекомендовалось следовать к Дезираду, небольшому высокогорному острову, находящемуся с наветренной стороны от Гваделупы. Позже Desada[242]242
  Желанный (исп.).


[Закрыть], как назвали его испанцы, стал целью крупных колониальных торговых флотилий, направлявшихся из Испании в Вера-Крус, Порто-Белло, Пуэрто-Рико, Санто-Доминго и Кубу из Франции, и к заливам Су-ле-Вент и Сен-Доминико, из Англии – на Карибские острова, Ямайку и Виргинию. Объясняется это тем, что если вы попытаетесь плыть к северу от Подветренных островов, то можете пропустить сильные попутные ветры, а если захотите попасть в один из проливов между Антигуа и Сомбреро, вас может бросить на опасные рифы вокруг Барбуды и Ангильи. А вот проливы по обе стороны Дезираде безопасно ведут в защищенные воды, причем их расположение, с учетом преобладающих ветров, позволяет без труда перемещаться в любую точку Карибского бассейна, Мексиканского залива или Флориды. Таким образом, во время своего Второго путешествия Колумб открыл кратчайший и наилучший маршрут из Европы в Вест-Индию. Можно ссылаться на что угодно – на удачу, на морское мастерство или на перст Божий, но чудесный факт остается фактом.

Адмиралу посчастливилось подойти к одному из самых красивых островов Нового Света. Доминика, писал Силлацио[243]243
  Николо Силлацио – итальянский историк, продолжатель наблюдений Питера Мартиры, автор письма, описывающего Второе путешествие Колумба, опубликованного в 1494 или 1495 г.


[Закрыть], «примечательна красотой гор и обилием зелени, и ее нужно видеть, чтобы поверить; во многих местах огромные деревья спускаются к берегу, как в Фессалийском Темпе». Моряки в самом деле были поражены пышной зеленью острова, в то время как Андалусия была коричневой и выжженной. Флот продолжал следовать своим курсом. Адмирал, пока ничего не знавший о сплошных наветренных берегах Малых Антильских островов, тщетно искал гавань вдоль восточного берега Доминики. Кроме того, он выделил одно судно, которому предстояло обогнуть скалу Капуцинов у северного мыса Доминики и исследовать подветренную сторону острова. Так была открыта бухта Принс-Руперт – самый лучший рейд на Доминике (затем судно снова присоединилось к флоту на Мариа-галанте).

Возможно, и к лучшему, что испанцы, не нашедшие якорной стоянки, так и не зашли на Доминику. В следующем столетии у тамошних карибов вошло в обычай убивать и есть любого, кто отваживался сойти на берег. Случилось так, что, «отобедав» каким-то монахом, туземцы так сильно заболели, что после этого оставляли в покое всех, кто был в церковном облачении. Когда испанцы порой были вынуждены заходить на Доминику за водой, они либо отправляли на берег монахов, либо облачали шлюпочную команду в мешковину или во что-нибудь подобное, чтобы одурачить туземцев. Принимался ли при этом моряками постриг, нам не рассказывают.

У острова Мариагаланте почти круглое очертание, и на нем нет ни одной гавани, однако Колумб обнаружил достаточно пригодную якорную стоянку на одну ночь у одной прибрежной деревушки с подветренной стороны. Сойдя на берег с выставленным королевским штандартом, Адмирал вступил во владение им монархами, соблюдая надлежащую юридическую форму: все было записано и засвидетельствовано секретарем флота в присутствии свидетелей и скреплено печатями. В то время как одни моряки водружали крест на месте высадки, другие отправились на поиски дров и воды. Здесь ими было замечено пряное дерево, листья которого, если их раздавить, издают запах гвоздики, а также ядовитое дерево, с самых ветвей которого, как оказалось, капала отрава. От прикосновения к ней у людей распухали лица, а при попытке попробовать на вкус горели языки. Так европейцы познакомились со знаменитой манцинеллой, из плодов которой карибы делали яд для наконечников своих стрел. Островные туземцы так и не появились, хотя их и искали.

Перед рассветом 4 ноября флот снялся с якоря и направился к высокому острову на западе. С левой стороны от него моряки увидели группу из четырех небольших островов, названных Колумбом Тодос-лос-Сантос в честь только что прошедшего Дня Всех Святых (французы до сих пор называют их Ле-Сент). Гористый остров впереди, который туземцы называли Керкерия, Колумб назвал Санта-Мария-де-Гваделупе в честь Девы Эстремадурской, как просили его монахи во время недавнего паломничества. Высокий вулканический пик (Ла-Суфриер) поднимался в облака, и с его лесистых склонов в сезон дождей «стекало множество ручьев в разных направлениях». Когда флот подошел ближе, Адмирал увидел водопад, который, казалось, низвергался из низких облаков. Зрелище казалось настолько странным, что моряки принялись заключать пари, что это могло бы быть – ряд белых скал, овраг, полный снега, широкая белая дорога или река. «Было самой захватывающей вещью в мире, – отмечал доктор Чанка, – наблюдать, с какой высоты падала вода и как такой небольшой с виду источник может приводить к столь сильному напору». В самом деле, водопад реки Гранд-Карбет выглядит с моря как серебряная нить, и, когда облака нависают над Ла-Суфриер слишком низко, кажется, что нить свисает прямо с них.

Достигнув берега Гваделупы недалеко от нынешней деревни Капестерре, флот двинулся вдоль побережья на юго-запад в поисках подходящей якорной стоянки. Местные карибы покидали свои селения, напуганные странным видом кораблей. Поздно вечером 4 ноября флот бросил якорь в бухте, которая теперь называется Гранд-Анс. Она защищена от северо-восточного ветра, но в остальном открыта морю. В ней корабли оставались шесть дней.

Столь долгая задержка была вызвана тем, что вышедшая на берег группа заблудилась в лесу. Диего Маркес из Севильи, предводитель новой колонии, собрал компанию из десяти человек, как говорит Кунео, «с целью грабежа» и отправился вглубь острова, где быстро потерял дорогу. «Несмотря на то что все были моряками, им не удавалось разглядеть солнце, скрытое густым лесом». Когда люди не вернулись на следующий день, Колумб снарядил четыре поисковые группы по пятьдесят человек в каждой «с трубами, рожками и фонарями, и при всем этом они так и не могли их найти; и было время, когда оставшиеся сомневались, что и эти двести человек потеряются так же, как и те, кого они отправились разыскивать. Но Богу было угодно, чтобы все группы вернулись целыми, только усталыми и голодными. Мы уже было подумали, что компания Диего Маркеса была съедена карибами по устоявшейся у них привычке».

Поисковая группа обнаружила множество свидетельств этой «неприятной привычки», послужившей появлению в европейских языках нового слова – «каннибал». В хижинах, покинутых бежавшими в страхе туземцами, испанцы нашли «запасы» человеческой плоти, берцовые кости, отложенные для изготовления стрел, плененных мальчиков-араваков, откармливаемых для последующей жарки на сковороде, и девочек-пленниц, которых в основном использовали для производства детей, считаемых у карибов особенно аппетитными деликатесами. Поисковая группа привезла с собой около пары десятков этих пленников, несколько карибов спустились на берег и добровольно сдались, некоторых захватили силой. По словам доктора Чанка, кариба можно было отличить от аравака тем, что первые туго обматывали ноги хлопковыми повязками ниже колен и выше лодыжек. Как бы испанцам ни казалась отвратительной «неприятная привычка», они были вынуждены восхищаться их хлопковыми коврами, «настолько хорошо сотканными, что они ничем не уступали коврам нашей страны», и изделиями из керамики. Никаких следов золота не было найдено вовсе.

ГВАДЕЛУПА НА СОВРЕМЕННОЙ КАРТЕ И НА КАРТЕ ПИРИ РЕЙСА (1513 Г.)

Невзирая на отсутствие золота, испанцы наслаждались красотами этого острова, покрытого высокими лиственными деревьями почти до самых конусов вулканов. Моряков восхищали стаи ярко окрашенных попугаев, «столь же многочисленных, как у нас воробьи или другие маленькие птички», из разноцветных перьев которых – зеленых, красных, черных и желтых – туземцы изготовляли прекрасные головные уборы. Здесь же европейцы впервые попробовали ананас, а приехавшие в Америку впервые – хлеб из маниоки, жареный батат и сладкий картофель. Одна из береговых групп с интересом рассматривала кусок корабельного леса, который, как они предположили, принадлежал затонувшей «Санта-Марии» во время Первого путешествия. Не думаю так. Скорее всего, это был обломок португальской каравеллы, прибитый экваториальным течением из Африки.

Относительно длительное вынужденное пребывание на Гваделупе позволило Колумбу получить более точное представление о географии острова по сравнению с другими Карибами. Картограф Хуан де ла Коса в первую очередь был моряком, и вряд ли кто-нибудь о нем бы услышал, не нанеси он Малые Антильские острова на свою знаменитую карту мира. Из обрывочных сведений, содержащихся в записях доктора Чанки, следует, что Адмирал составлял собственную карту во время это плавания, но она, впрочем, как и все другие карты с автографом Колумба, была утеряна. Несколько лет назад в Константинополе обнаружилась турецкая карта мира, составленная в 1513 году османским картографом по имени Пири Рейс, надпись на которой гласит, что ее антильская часть была скопирована с карты «неверного генуэзца Коломбо». Эту карту османы захватили с испанского корабля, а информацию о ее происхождении дал некий пленник, совершивший три похода с упомянутым выдающимся неверным. Большая часть этой карты Нового Света настолько фантастически неверна, что ее копия никак не могла быть с карты Колумба, а на ряде традиционных островов, входящих в состав Карибского архипелага, некоторые географические названия и вовсе неуместны. С другой стороны, одна группа из восьми островов воспроизведена на ней настолько точно, что дает основания предполагать о наличии у Пири копии карты, составленной Колумбом во время Второго путешествия. Название Вадлук, например, вполне могло быть связано с островом, обладающими координатами Невиса, в то время как настоящую Гваделупу Адмирал называет Калевут, что вполне может быть надуманным искажением карибских имен Калукера, Керкерия или Кикери.

По истечении четырех дней, проведенных в лесу, заблудившиеся испанцы развели костер на вершине горного пика, увиденный моряками с якорной стоянки. К ближайшему месту на берегу была отправлена лодка, но даже и тогда до потерявшихся было бы невозможно добраться, если бы пожилая туземка не показала «спасателям» нужную тропу (похоже, что из испанцев получились бы никудышние бойскауты). Спасение произошло очень вовремя, поскольку Адмирал принял решение отплывать на следующий день, независимо от того, найдутся люди или нет.

Как пишет Кунео, в надежде прекратить опустошительные набеги карибов на западных араваков перед отходом Колумб приказал уничтожить все их долбленые каноэ, а также прихватил на борт «двенадцать красивых девушек 15–16 лет, двух раненых юношей того же возраста, а также нескольких пленных аравакаов, которых выкупил у местных туземцев».

На рассвете 10 ноября все семнадцать судов вышли в море. Большую часть того дня они простояли при полном штиле, а на ночь остановились недалеко от крутых лесистых склонов с подветренной стороны острова. К полудню 11-го числа, корабли достигли еще одного не слишком большого острова, но пленные девушки дали понять, что он необитаем, и Колумб, решив не терять времени, прошел мимо. Сейчас его больше всего беспокоили дела в колонии Навидада, и, будучи чрезвычайно раздосадованным ненужной задержкой в Гваделупе, прекратил выход на берег.

Этот остров был назван Санта-Мария-де-Монсеррат в честь знаменитого монастыря близ Барселоны, куда тридцатью годами позже совершил паломничество Игнатий Лойола[244]244
  Игнатий де Лойола (1491–1556) – римско-католический святой, основатель ордена иезуитов, видный деятель Контрреформации.


[Закрыть], посвятивший всю жизнь Пресвятой Деве. В начале семнадцатого века Монсеррат был оккупирован англичанами, в то же время когда француз Д’Эснамбук завладел Гваделупой: испанцы никогда не колонизировали ни один из островов восточнее Санта-Круса, открытых Колумбом во время этого путешествия. С северной оконечности Монсеррата Колумб заметил большой остров на северо-востоке, но не стал к нему подходить из-за встречного пассата. Остров был назван Санта-Мария-ла-Антигуа в честь знаменитой чудотворной Девы из Севильского собора, перед ликом которой Колумб, как говорят, молился за несколько дней до начала путешествия. За три столетия британского владычества остров Антигуа не менял названия. Двигаясь в северо-западном направлении, флот миновал небольшую крутую и неприступную скалу длиной менее мили Санта-Мария-ла-Редонду. Она и по сей день сохраняет свое имя, но служит не более чем морским ориентиром, так как непригодна для жизни. Не найдя там якорной стоянки, флот продолжил свой путь и в ночь с 11 на 12 ноября обнаружил надежное укрытие с подветренной стороны очередного острова гораздо большего размера. Поскольку Колумб уже назвал пять островов в честь Пресвятой Девы, эта земля была названа в честь праздника популярного святого Мартина Турского. В начале следующего столетия именем Святого Мартина был назван другой остров, находящийся примерно в 60 милях на северо-запад, а уже бывший Сан-Мартин вскоре стал известен как Нуэстра-Сеньора-де-лас-Ньевес (в честь Девы Марии Снежной)[245]245
  Вовсе не из-за воображаемого сходства облаков со снегом, как можно подумать, а в связи с легендой о Богородице, вызвавшей августовский снегопад на римском холме Эсквилин в знак благодарности основать церковь в ее честь. В базилике Санта-Мария-Маджоре 5 августа проходит особая поминальная месса с имитацией метели. (Примеч. авт.)


[Закрыть]. С 1630 года его начали осваивать англичане, на нем родился Александр Гамильтон, этот остров до сих пор называется Невис.

Для того чтобы оценить, каким чудным путешествием наслаждались Колумб и его доблестные спутники, вам понадобится полностью проследовать всем курсом Колумба вдоль этой гряды островов под парусами. Здесь нет изнуряющей тропической жары, довольно теплая вода даже в ноябре, а в воздухе ощущается свежесть, словно в августе в штате Мэн, обдуваемом морским бризом. Прохождение мимо каждого нового острова в те отважные дни 1493 года оставляло за собой неизгладимое впечатление величественной красоты, сравнимой разве что только с высокими горными вершинами, выступающими прямо из океана, цвет которых менялся от самого яркого сапфира до светящегося смарагда. При первых проблесках рассвета остров, лежащий прямо по курсу, сначала кажется расплывчатой тенью, заслоняющей небольшой сектор усеянной звездами небесной сферы. С быстрым продвижением света, буквально «на крыльях утра», земля начинает обретать форму, субстанцию и, наконец, цвет. К тому времени, когда восход солнца озаряет горные вершины, нижние склоны уже окрашиваются из серого в зеленый, а из зеленого в голубой, который лишь на какую-то долю оттенка светлее моря. Чем выше поднимается солнце, тем сильнее дует пассат. Над островом формируются облака, которые скапливаются на склонах, даже если со стороны моря небо чисто. При полуденном штиле с подветренной стороны поверхность воды превращается в дрожащее зеркало, время от времени разбиваемое стаями летучих рыб. Вторая половина дня приносит серию коротких ливней, а когда ваш взгляд переносится на следующий остров, облака, сгрудившиеся над его вершиной, отражают оранжевый свет заходящего солнца, которое, опускаясь за чистый горизонт, на долю секунды озаряется ослепительной изумрудной вспышкой.

Думаю, что многие члены адмиральского флота пообещали себе вновь посетить эти очаровательные острова, как только выполнят свой долг на Эспаньоле. Пока же их ждали другие обязанности и удерживало золото Сибао. За исключением захода в Гваделупу на обратном пути и краткого визита в 1502 году, Колумбу больше никогда не довелось посетить Подветренные острова, за право обладания которыми англичане, французы и голландцы воевали почти два столетия.