Текст книги "Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир"

Четвертое путешествие в Америку

Глава 42
Последний шанс (10.1500-03.1502)

 
«Друзья! – я рек. – Изведав столько бед
В пути своем на запад отдаленный,
Ужели мы остаток ветхих лет
 
 
Не посвятим на подвиг дерзновенный?
Вослед за солнцем, по равнинам вод,
Проникнем смело в мир ненаселенный!»
 

Данте. «Божественная комедия. Ад», песнь 26; 112–115[302]302
  Пер. с ит. Дмитрия Мина.


[Закрыть]

Прекрасная погода и попутный бриз сопровождали возвращение «Ла Горды» домой, словно океан желал сократить страдания своего отважного завоевателя. Колумб высадился в Кадисе до конца октября и по приглашению своего друга, брата Каспара Горричио, отправился погостить в картезианский монастырь Лас-Куэвас в Севилье, все еще будучи в цепях и в сопровождении своего тюремщика. Его трогательное письмо донье Хуане де Торрес, наперснице королевы, было отправлено посыльным вместе с другими, адресованными некоторым придворным вельможам. Все они практически начинались одинаково:

«Прошло уже семнадцать лет с тех пор, как я обратился к нашим государям с предложением индийского предприятия. Следующие восемь из них прошли в обсуждении, и в конце концов оно было отвергнуто, как шутка. Тем не менее я продолжал настаивать…

В результате под их суверенитет попало больше земель, чем имеется в Африке и Европе, более семнадцати сотен островов, не считая Эспаньолы… По Божьей воле я совершил завоевание за семь лет. В то время, когда я заслужил право рассчитывать на награды и отставку, меня без промедления арестовали и отправили в Испанию, закованного в цепи, к моему великому бесчестью.

Обвинение было выдвинуто по злому умыслу, на основании лжесвидетельств, выдвинутых гражданскими лицами, которые подняли восстание и хотели завладеть землей. А тому, кто это сделал, было приказано оставаться губернатором, если свидетельства окажутся серьезными. Кем и где это было бы сочтено справедливым? Я потерял в этом предприятии свою молодость, а теперь потерял честь и долю от участия. Но мои деяния не будут оцениваться за пределами Кастилии…

Я прошу ваши милости, с усердием верных христиан, которым доверяют Их Высочества, прочитать все мои бумаги и подумать о том, как я, приехавший издалека, чтобы служить нашим государям… теперь, в конце моих дней, был лишен чести и имущества без причины, в чем нет ни справедливости, ни милосердия».

Говорят, что созерцание Адмирала Моря-Океана, закованного в цепи, произвело крайне удручающее впечатление и в Кадисе, и в Севилье. Тем не менее прошло почти шесть недель, прежде чем 12 декабря государи распорядились освободить Колумба и вызвать в суд – они были слишком заняты политикой и жесткой дипломатией. 11 ноября 1500 года был подписан секретный Гранадский договор, предусматривающий раздел Неаполитанского королевства между Фердинандом Католиком и Людовиком XII, что стало прелюдией к новой серии итальянских войн.

Эта долгая задержка, даже с признанием существования несправедливости, была несколько смягчена тем, что монархи прислали вместе со своим приказом две тысячи дукатов, поскольку Колумбу не разрешили взять с собой ни унции золота, и он зависел от благотворительности с точки зрения питания и ночлега.

17 декабря 1500 года Адмирал, аделантадо и дон Диего предстали перед двором в гранадской Альгамбре. «Адмирал, – пишет Овьедо, – осмелился поцеловать руки королю и королеве и со слезами принес свои извинения, насколько это было возможно. Выслушав, они с большим милосердием утешили его и сказали такие слова, что он остался несколько доволен. И поскольку его услуги были столь замечательными, хотя и в некоторой степени нерегулярными, благодарные королевские высочества не могли допустить, чтобы с Адмиралом плохо обращались. Поэтому они приказали немедленно восстановить все его права и доходы… которых он был лишен при аресте. Но монархи никогда больше не обещали восстанавливать его в правительстве». Королева, в частности, утешала Колумба, пишет Лас Касас, «ибо, по правде говоря, она более, чем король, благоволила к нему и защищала, и поэтому Адмирал особенно ей доверял».

Итак, незадолго до Рождества 1500 года семья Колумбов счастливо воссоединилась в Гранаде. Речь идет не только о трех братьях – Христофоре, Бартоломео и Диего. К ним присоединились и сыновья Христофора, постоянно проживающие при дворе, – Диего, которому шел двадцать первый год, и Фернандо, двенадцатилетний мальчик. Оба стали пажами королевы после смерти инфанта дона Хуана, к которому были сильно привязаны.

Колумб молился и ждал окончательной справедливости: отзыва с должности и наказания Бобадильи, восстановления прав, привилегий и должностей – одним словом, возвращения всех вещей на те места, где они находились до 1500 года. Время шло, но ничего не происходило. Наступил рассвет нового столетия, праздные недели проходили в солнечных дворах и благоухающих садах Гранады, растягиваясь в месяцы. Без сомнения, это было прекрасно для здоровья Адмирала, но крайне утомительно для человека действия. Правители вели себя милостиво, но уклончиво. 26 февраля 1501 года Колумб написал брату Каспару, что составил «письмена», но хотел бы, чтобы они были любезно переписаны более округлым почерком – таким, который любил читать король (поскольку чтение не было сильной стороной монарха). Сочинение, вероятно, было «Книгой пророчеств Колумба» – собранием всех отрывков из Библии и многих других трактатов, которые могли бы служить предсказанием открытия Америки. Он, несомненно, надеялся, что это привлечет внимание к мистической стороне натуры королевы и убедит Изабеллу в его собственной избранности завоевания Другого мира и нахождения сокровищ, с помощью которых можно восстановить Гроб Господень.

Тем временем внимание монархов было приковано к более практическим и насущным вопросам. Гонсалво де Кордова, отправленный за границу помогать Венеции в борьбе с турками, получил приказ вернуться в Италию[303]303
  Венеция не входила в состав Италии до 1866 г.


[Закрыть] и проследить за тем, чтобы король Фердинанд получил свой «ломоть» неаполитанской дыни, а также и часть французской доли. «В делах Индии, – писал Колумб брату Каспару, – ничего не было слышно и не будет слышно не во вред нам, а во благо». Другими словами, он намекал, что отсутствие новостей – это хорошая новость. «Но я думаю, вы должны быть рады и довольны, поскольку Господь на нашей стороне, как и государи. На днях я писал вам о книге «Путешествия в Индию». Без сомнения, речь идет о «Журналах» двух последних путешествий… Если бы они только дошли до наших дней! 24 мая Колумб снова пишет брату Каспару: «Здесь всегда происходит нечто такое, что отодвигает все остальные вопросы на задний план. Леди принцесса отбыла во имя нашего Господа, и считается, что теперь что-то будет сделано с Индией». Под «леди принцессой» подразумевалась младшая дочь монархов, Екатерина Арагонская, уехавшая в Англию с огромным приданым, чтобы выйти замуж за Артура, принца Уэльского (невеста в пятнадцать лет, вдова в шестнадцать, а впоследствии первая жена Генриха VIII). Следующее письмо написано 9 июня: «Преподобный и очень дорогой отец, я получил все ваши письма и копию vtayorazgo [завещание или майорат его прав и привилегий]… В делах Индии что-то происходит, но пока не принято никакого решения, в котором я мог бы быть уверен, за исключением того, что… моя собственность и должности не будут затронуты. Совершенно очевидно, что я ожидал благодати, и я ожидаю ее… Помяните меня перед преподобным отцом настоятелем и всеми священнослужителями, которым хочу быть угодным, и пусть все они помнят меня в своих преданных молитвах…»

До нас дошли и другие письма без даты, но в каждом из них Колумб ссылается на одну и ту же ситуацию: всегда существовали более срочные дела, требующие внимания монархов, нежели скучная и далекая Индия. Тем временем Родриго де Бастидас плыл на запад из Венесуэлы в Дарьенский залив, Каспар Корте-Реаль открыл Ньюфаундленд для Португалии, Кабрал нашел Бразилию, а три или четыре мореплавателя, включая Америго Веспуччи, исследовали южный континент вплоть до Ривер-Плейт; Хуан де Эскаланте, офицер Третьего путешествия, отправился в самостоятельное плавание. Даже веселому негодяю Алонсо де Охеде простили пиратские выходки и похищения людей во время его первой экспедиции – ему было разрешено отправиться на четырех каравеллах в Индию в поисках наживы. Пока все остальные вникали в Новый мир, открытый Колумбом, сам первооткрыватель продолжал «танцевать» при дворе.

Если смотреть правде в глаза, ожидания Колумбом полного восстановления своих прав и привилегий были безнадежными. Каждая экспедиция, которая возвращалась из Нового Света в Испанию или Португалию, подтверждала большую протяженность южного континента. Дуарте Пачеко Перейра справедливо предположил, что существует один непрерывный массив суши от 70° северной широты до 28°30′ южной (на карте Хуана де ла Коса отображено то же самое). Было бы наивно воображать, что Колумб и его наследники могли бы вечно быть вице-королями и губернаторами Нового Света с правом взимать десятину со всей его торговли, назначать всех чиновников и контролировать доходы. Безусловно, все это ему было обещано. Но такой подход мог быть приемлем для архипелага или нескольких факторий на Азиатском материке. Никто (и меньше всего он сам) не ожидал обнаружить огромный новый неосвоенный континент. Колумбу, конечно, были обещаны постоянные должности, такие как адмирал, вице-король и губернатор, однако подобные обещания зависели от качественности результатов, которых он так и не показал в единственной колонии на Эспаньоле. Первооткрыватель мог продолжать называть себя и El Almirante, и El Virrey, если бы это приносило ему хоть какую-то пользу, но административный провал на Эспаньоле навсегда закрыл ему дорогу в управленческие государственные структуры. На этом этапе Колумбу следовало бы позаботиться о круглой пенсии, замке в завоеванной Гранаде и отказаться от предоставленных прав ради сохранения достоинства и собственной безопасности. Но не таким человеком был Колумб – иначе он не открыл бы Америку.

3 сентября 1501 года топор упал. Дон Николас де Овандо, командор де Ларес, был назначен суверенным губернатором и верховным судьей островов и материковых земель Индии, за исключением частей материка, которые были переданы под юрисдикцию Висенте Янеса Пинсона и Алонсо де Охеды. Правда, де Овандо не получил ни вице-королевства, ни almirantazgo, что в какой-то мере могло послужить Колумбу утешением. Но это назначение означало, что права и привилегии первооткрывателя юридически приостановлены. Единственной уступкой, которую он получил, стал приказ монархов Бобадилье производить надлежащий учет прав собственности Адмирала, а также содержать при Овандо агента для сбора причитающихся доходов от торговли и добычи золота. И здесь Колумб сделал отличный выбор в пользу своего капитана-ветерана Алонсо Санчеса де Карвахаля, морского мэра Баэсы, служившего его интересам и действительно заботящегося, чтобы Адмирал умер сравнительно богатым человеком.

Овандо отплыл из Кадиса 13 февраля 1502 года, имея великолепный флот из 30 судов – 5 нао от 90 до 150 тонн, 24 каравелл и 1 барко, на борту которых общим счетом находилось 2500 моряков, колонистов и солдат. Думается, комментарии излишни.

Теперь Колумб решил просить корабли, людей и деньги для новых открытий. Всегда беспокойный и несчастный на берегу, он страстно желал снова оказаться в море. Пройдет в лучшем случае два или три года, прежде чем монархи поймут, что только Колумб был их единственным эффективным (и единственным законным) губернатором Индии. Существовал и еще один аспект: в очередном путешествии у Колумба были хорошие шансы снискать новые лавры, и, таким образом, монархи были бы вынуждены восстановить его права и привилегии, обезопасив его семью. Но путешествие куда и с какой мнимой целью? Обладая знаниями о Новом Свете, Колумб заметил, что единственной областью, где еще можно было сделать что-то впечатляющее, оставалась западная часть Карибского бассейна. Де Охеда, Нинос и Бастидас не продвинулись слишком далеко на этом поприще – то ли из-за их жадности к жемчугу, то ли в связи с трудностями при возвращении домой. Еще никто из испанских мореплавателей не возвращался на Кубу с 1494 года, и Колумб все еще верил, что Куба – это китайская провинция Манги с западной оконечностью Золотой Херсонес. Кроме того, между Пайн-Айлом и восточной стороной Дарьена находился большой неисследованный залив. Здесь, как полагал Колумб, находился долгожданный западный проход в Индию. Он оставался уверен, что Марко Поло прошел этим путем. Если бы Адмиралу удалось открыть этот пролив (или проходную часть) и вернуться в Испанию, обойдя вокруг света, путешествие Васко да Гамы было бы отброшено в тень!

В течение шести месяцев после назначения Овандо Колумб, ныне живущий под гостеприимной крышей Лас Куэваса в Севилье, трогательно и наивно привлекал внимание к своему существованию у власть имущих. Он написал папе римскому с просьбой выделить священников для проповеди Евангелия индейцам, надеясь, что его святейшество попросит монархов предоставить корабли и назначит Колумба их генеральным капитаном. Но Александр VI больше интересовался любовницами, нежели миссионерами. Колумб составил список морских запасов и других припасов для флота Овандо, сделав в конце небольшой намек на мерзости Бобадильи. Мы не имеем никаких свидетельств, что Овандо обратил какое-либо внимание на этот непрошеный совет. Далее первооткрыватель написал небольшой трактат об искусстве мореплавания в форме письма к монархам, напомнив им, как его экспертное знание ветра и погоды предсказало прибытие испанского флота, доставившего инфанту Маргариту из Фландрии несколько лет назад. Наконец, в памятной записке от 26 февраля 1502 года, которая, к сожалению, не сохранилась, он подробно изложил свои взгляды на другое путешествие и неожиданно получил столь благоприятные и быстрые действия, что можно предположить о великой радости Фердинанда и Изабеллы сделать все возможное, только бы побыстрее избавиться от назойливого просителя.

Уже 14 марта 1502 года монархи санкционировали Четвертое и последнее путешествие Колумба. Их «заказ» пришел с любезным сопроводительным письмом, смысл которого сводился к следующему. Вынужденное заключение Адмирала было им очень неприятно, поэтому по воле и к удовольствию государей с ним всегда и везде обращались с честью и вежливостью. Привилегии должны быть сохранены в неприкосновенности, чтобы он и его наследники могли пользоваться ими без нарушений, и при необходимости они должны быть подтверждены заново. Но в настоящее время (это не было сказано прямо, однако понималось из контекста) он не может выполнять какие-либо из своих административных функций. За его сыновьями и братом Диего будут присматривать в его отсутствие.

Инструкции монархов были датированы тем же числом. Дону Кристобалю Колону, их Адмиралу островов и материковых земель Моря-Океана предписывалось отправиться в плавание по их приказу и за их счет. Он получит десять тысяч песо д’оро на расходы по снаряжению, а также всю артиллерию и боеприпасы, какие ему понадобятся. Адмиралу следует двигаться со всей удобной скоростью на запад «с нынешнего сезона [март!], очень хорошего для навигации». (Между этими строками явно читается вульгарный императив «проваливай, и побыстрее».) Он должен открывать острова и континенты «в Индии в той части, которая принадлежит нам» (то есть за пределами демаркационной линии с Португалией), вступать в официальное владение ими и сообщить о природе земли и людях. Ему следует обращать особое внимание на изделия из золота и серебра, а также жемчуг, драгоценные камни и пряности, не допускать частной торговли такими товарами, причем все должно доставляться на борт официальным контролером. Контроль поручался Франсиско де Поррасу (о нем позже). Или монархи считали, что Колумбу нельзя было доверить ничего ценного? Он не должен уводить туземцев в рабство, но, если кто-нибудь пожелает присоединиться, Адмирал имеет право принять их на борт, гарантировав возвращение. Инструкции не содержат прямого упоминания о главной цели этого путешествия – поиске пролива в Индию. Но сопроводительное рекомендательное письмо монархов к Васко да Гаме, «капитану светлейшего короля Португалии, нашего сына[304]304
  Дон Мануэль I недавно женился на инфанте донье Марии, дочери испанских правителей и младшей сестре своей первой жены. (Примеч. авт.)


[Закрыть]» содержит упоминание, что их Адмирал дон Кристобаль Колон плывет «туда на запад, и, может быть, вы встретитесь». Это доказывает живую надежду государей, что Колумб найдет пролив и отправится домой в Испанию вокруг света, поскольку самому Адмиралу не разрешалось посещать Эспаньолу на обратном пути. Фердинанд и Изабелла прекрасно понимали, что его присутствие на острове вызовет ярость Овандо, видевшего в бывшем вице-короле опасного конкурента.

Колумб надеялся, что, если он совершит еще одно путешествие, у него будет несколько судов, специально построенных «на новый манер». Он имел в виду определенные усовершенствования в конструкции, обеспечивающие продвижение вперед, когда и ветер, и течение противодействуют курсу. Однако приходилось довольствоваться тем, что правительство было готово для него зафрахтовать. Возможно, усовершенствованная конструкция, с которой хотел поэкспериментировать Адмирал, относилось к типу бергантин[305]305
  Не путать с бригантинами!


[Закрыть]. Они представляли собой суда с легкой осадкой, приводимые в движение веслами и парусом, в течение нескольких лет строилось на Эспаньоле и использовалось такими исследователями, как Никуэса и Бальбоа.

Счастливый от осознания сохранности привилегий и будучи уверенным в том, что в конечном итоге они будут подтверждены ему и наследникам, Колумб потратил много времени и усилий в течение последних месяцев на берегу, заполняя и делая копии «Книги привилегий», которую начал составлять еще перед Третьим путешествием. Две из этих копий он отправил в банк Святого Георгия в Генуе, одну оставил сыну, четвертую, с оригиналами капитуляций 1492 года и другими важными документами, передал в руки брата Каспара в монастырь Лас-Куэвас. Этот экземпляр, считавшийся утерянным на протяжении более двух столетий, в конце концов нашел надежное пристанище в Библиотеке конгресса.

Новое завещание обеспечило Беатрису Энрикес де Харана, дало старшему сыну Диего безопасное положение при дворе, а любимый младший Фернандо стал товарищем по кораблю. Счастье вернулось к Адмиралу. Он предвкушал еще одно великое и блестящее путешествие, которое называл el alto viaje[306]306
  Высокое путешествие (исп.).


[Закрыть], как вершину своей морской карьеры.

Глава 43
Ураган (3.04–30.07.1502)

Отправляющиеся на кораблях в море, производящие дела на больших водах, видят дела Господа и чудеса Его в пучине.

Псалтирь, 106: 23—24

На пятьдесят первом году жизни, уже пожилой человек по понятиям того времени, Колумб отправился в свое самое опасное и наименее полезное путешествие. El alto viaje предлагает историю приключений, которые едва ли могло придумать воображение, борьбу между человеком и стихией, в которой самые великолепные проявления преданности, верности и мужества смешиваются с самыми низменными человеческими страстями. Как справедливо говорили Адмирал и его сын, это Четвертое и последнее путешествие представляет наибольший интерес для тех, кто любит море и чтит великих моряков.

Флот, предоставленный Колумбу монархами, состоял из четырех каравелл. Фернандо называл их «судами с круглыми верхушками», как бы подчеркивая, что они были оснащены таким же такелажем, как оригинальная «Санта-Мария», – с грот-марселем. La caravela capitana (флагманская каравелла), или просто La Capitana, как ее обычно называли – ее настоящее название мы не знаем, – в 70 тонн была зафрахтована за 9000 мараведи в месяц. На борту «Капитаны» находились Адмирал с сыном, однако Колумб, возможно из-за относительно преклонного возраста и шаткого здоровья, на этот раз решил не брать на себя командование судном. Диего Тристан, бывший товарищ по кораблю и верный слуга в перерывах между плаваниями, был назначен капитаном с жалованьем в 4000 мараведи в месяц, что вдвое превышало оклад мастера каравеллы Амбросио Санчеса или его брата Хуана Санчеса, главного лоцмана флота, который служил лоцманом каравеллы де Охеды в 1499 году. На борту находились 14 опытных моряков (1000 мараведи в месяц), 20 грометов (666 мараведи), бондарь, конопатчик, плотник, 2 артиллериста и 2 трубача-сигнальщика (от 1000 до 1400 мараведи).

Вторая каравелла «Сантьяго де Палое» по прозвищу «Бермуда», названная в честь своего владельца – мастера Франсиско Бермудеса, обошлась короне в 10 000 мараведи в месяц – то есть даже больше, чем «Капитана». Тем не менее это судно, вероятнее всего, было меньше по размерам, судя по численности экипажа. Само это судно оказалось настолько неподходящим, что Колумб всерьез надеялся каким-то образом от него избавиться. На борту каравеллы шел Бартоломео Колумб аделантадо. Он выступал в роли, если так можно выразиться, «виртуального» капитана без оплаты. Титульным капитаном «Сантьяго» числился Франсиско де Поррас (3666 мараведи в месяц). Здесь же находился и его брат Диего, играющий роль аудитора, главного клерка и представителя короны (35 000 в год). Братья Поррас, оказавшиеся не только некомпетентными, но и нелояльными к Адмиралу, были навязаны Колумбу Алонсо де Моралесом, казначеем Кастилии, который содержал их сестру в качестве любовницы. Очевидно, нельзя было отказать в милостях государственному казначею, имевшему множество способов помешать путешествию, если его желания не были бы удовлетворены. На борту «Сантьяго» находились 11 опытных моряков с боцманом, 6 эскудеро (непрофессиональных моряков-добровольцев), включая 2 генуэзцев и бесстрашного Диего Мендеса, 12 грометов, бондарь, конопатчик, плотник и итальянский артиллерист.

Еще одна каравелла носила прозвище «Эль Гальего» или «Ла Гальега» («Галлисиец» или «Галлисийка») – ее настоящее название было «Санто» или что-то в этом роде – была зафрахтована за 8333,3 мараведи в месяц. Сравнивая ее экипаж с экипажами других судов, можно предположить, что ее измещение составляло около 60 тонн, то есть примерно как у знаменитой «Ниньи». «Гальего» относилась к четырехмачтовым судам, поскольку имела бонавентур[307]307
  Бонавентур ставилась позади бизани практически на срезе кормы. К началу XVII в. полностью вышла из применения.


[Закрыть]. Педро де Террерос, ее капитан, относился к одним из самых высокооплачиваемых офицеров, получавших 4000 мараведи в месяц. Он участвовал во всех плаваниях Колумба. Жалованье мастера Хуана Кинтеро (того самого боцмана с «Пинты» из Первого путешествия) составляло 2000 мараведи. Экипаж этого судна состоял из девяти опытных моряков с боцманом, 1 эскудеро и 14 грометов. К сожалению, у нас нет данных о других официальных членах экипажа (бондарь, конопатчик и т. п.), в которых судно очень нуждается до окончания плавания.

Четвертая каравелла нам тоже известна только по прозвищу – «Вискайно» или «Висканья» («Бискаец» или «Бискайка»). Это было самое маленькое судно флота в 50 тонн за 7000 мараведи в месяц. Им командовал Бартоломео Фиеччи, молодой и предприимчивый генуэзец, выходец из патрицианской семьи, которая дружила с Колумбами еще до рождения Христофора. Мастер и капитан каравеллы Хуан Перес продал ее Адмиралу во время плавания. На борту находились 8 опытных моряков (включая Педро де Ледесма), боцман, 2 эскудеро из Генуи, еще один из домочадцев Адмирала, капеллан (брат Александр), 9 грометов и мальчик-юнга.

Всего, согласно подробному списку, оставленному Диего де Поррасом, на государственном жалованье состояло 135 человек. Из них около четверти так и не вернулись домой: 4 дезертировали на Эспаньоле, 30 утонули, умерли от болезней либо были убиты индейцами в Белене или в бою с мятежниками на Ямайке. Фернандо называет общую численность экипажей в 140 человек, что, вероятно, наиболее правильно, поскольку, кроме него самого, отца и дяди, на борту кораблей вполне могло еще находиться несколько человек не на «государственном балансе». Сравнивая личный состав Четвертого и Первого путешествий (до нас дошли только два полных списка), поражаешься повторению старых имен с Палоса и Ньеблы. Хотя некоторые недоброжелатели Колумба настаивали на том, что он не внушал доверия и был вынужден набирать на суда бродяг и преступников, несмотря на его непопулярность среди поселенцев Эспаньолы и потерю благосклонности при дворе, некоторое постоянство его команды в четвертом плавании доказывает, что его репутация все еще была высока в морских кругах Андалусии. Одним из контрастов между списками экипажа 1502 года и списками десятилетней давности является повышенное число грометов и эскудеро относительно опытных моряков: 56 к 43 (обычное соотношение составляло 3 к 4). Некоторым из этих грометов, как впоследствии выяснилось, когда они давали показания в суде, было всего лишь 12–13 лет. Немногим, если вообще кому-либо из грометов, было больше 18, и по крайней мере одному из эскудеро – 17. Сильные, активные и любящие приключения юноши становятся лучшими моряками в плавании, полном приключений и открытий, чем консервативные, ворчливые старые «ракушки», при условии, что рядом достаточно стариков, чтобы научить их искусству мореплавания. Это выяснили сотни мореплавателей после Колумба. Возможно, Адмирал знал об этом из опыта своих более ранних путешествий, возможно, такой выбор мальчиков был продиктован ограниченным бюджетом, но в любом случае ребята, выжившие в этом долгом и тяжелом плавании, получили неповторимый урок мужества.

Как оказалось, это был наиболее грамотно подготовленный флот для проведения исследований по сравнению с предыдущими. Адмирал часто заявлял, что предпочитает маленькие легкие каравеллы, такие как «Нинья», и три из четырех судов флота были приблизительно ее тоннажа или меньше. Между тем их размеры были достаточны для того, чтобы совершить кругосветное плавание, если был бы найден неуловимый пролив.

Флот собрался в Севильском порту, недалеко от Хиральды, откуда 3 апреля 1502 года под командованием аделантадо спустились вниз по Гвадалквивиру к Пуэбла-Вьеха, где был хороший пляж для подготовки корпусов. После того как донья были вычищены, швы проконопачены и покрыты черной смолой, все четыре каравеллы направились в Кадис. Там на флагманский борт поднялись Адмирал и двенадцатилетний Фернандо. Последовали последние мессы, исповеди, и «во имя Святой Троицы» флот отправился в плавание 9 мая 1502 года. Однако сильный юго-западный ветер вынудил флот остановиться на якорной стоянке в Ла-Калете под крепостью Санта-Каталина, охраняющей подходы к Кадису. Лишь только дождавшись перемены ветра, который задул с севера 11 мая, каравеллы вышли в море.

Незадолго до выхода из Кадиса Адмирал узнал, что мавры осаждают португальскую крепость Арзилу на побережье Марокко всего в 65 милях, решил повернуть туда отсюда и протянуть руку помощи. Либо это было своего рода донкихотством, либо, что более вероятно, так приказали ему монархи, все еще пребывавшие в наилучших отношениях со своим зятем доном Мануэлом, королем Португалии. Каким бы ни был мотив, этот небольшой крюк ничего не стоил экспедиции, поскольку к дате ее прибытия 13 мая мавры уже отступили. Итак, обменявшись любезностями с губернатором Арзилы и встретившись с двоюродными братьями доны Фелипы де Монис, его бывшей жены, Адмирал в тот же день отплыл на Гранд-Канары, куда пришел 20 мая (самое подходящее время для пробега в 675 миль). Флот встал на якорь. Он остановился у полуострова, образующего (сегодня в значительной мере с помощью волнореза) гавань Санта-Луз – морской порт Лас-Пальмас. 24-го флот высадился на Маспаломас, чтобы набрать дрова и воды. Этот шаг, должно быть, был продиктован их дефицитом в Лас-Пальмасе. Рядом с нынешним маяком в Маспаломасе есть небольшое озеро с пресной водой, а за ним – заросли, где люди Колумба рубили дрова. Переход через океан начался из Маспаломаса в ночь на 25 мая 1502 года, на следующий день был пройден Ферро, а дальше – Oueste, quarta del sudoeste[308]308
  Вест-зюйд-вест.


[Закрыть]. Таков был курс, определенный Адмиралом.

Этим же курс курсом он следовал на Эспаньолу в 1498 году. Каравеллы должны были добраться до Доминики с помощью фламандских компасов, но на деле получилось немного южнее: после быстрого пассатного перехода без происшествий, длящегося 21 день, 15 июня флот достиг Мартиники. Выход на сушу оказался удачным, но море штормило, и Адмирал встал на якорь в гавани с подветренной стороны, вероятно, в заливе Форт-де-Франс. Где бы это ни было, первым делом он отправил людей на берег, чтобы пополнить бочки с водой, искупаться и выстирать одежду. Впрочем, и сегодня, во времена парусного спорта, ни один компетентный капитан не пренебрегал возможностью помыться в пресной воде после океанского перехода.

Отдохнув и пополнив запасы воды, флот двинулся в путь 18 июня, зашел в Доминику, прошел вдоль цепи Подветренных островов, открытых во время Второго путешествия, 24-го – вдоль южного побережья Пуэрто-Рико и пять дней спустя оказался у Озама, в устье которой находился Санто-Доминго, новая столица Эспаньолы.

Хотя привилегии Колумба и были восстановлены еще до начала этого путешествия, а монархи запретили ему посещать свое вице-королевство, у Адмирала были веские причины для того, чтобы нанести визит в Санто-Доминго, и нет никаких оснований подозревать, как это делают некоторые авторы, что это были просто отговорки. Он лишь хотел отправить письма домой вместе с флотом, собирающегося уйти в Испанию. Кроме того, он надеялся убедить какого-нибудь капитана совершить обмен на «Сантьяго». Слишком уж «чудаковатым» и скучным парусником оказалось это судно – непригодным для исследований, хотя и достаточно прочным для возвращения домой в летний период. Более того, он искал убежища от циклонического шторма, который, как он видел, неизбежно надвигался. Адмирал хорошо знал климатические приметы, поскольку в августе 1494 года сам пережил ураган за островом Саона и был свидетелем второго, когда сошел на берег Эспаньолы в октябре 1495-го. Маслянистая зыбь, накатывающая с юго-востока, аномальный прилив, ощущение тяжести в воздухе, боли при низком давлении в его ревматических суставах, завуалированные перистые облака, несущиеся в верхних слоях воздуха, в то время как легкий порывистый ветер дул на поверхность воды, великолепный малиновый закат, озаряющий все небо, не предвещали ничего хорошего. К этим приметам Лас-Касас добавлял появление на поверхности океана дельфинов и карибских тюленей.

Как я писал выше, дон Николас де Овандо, рыцарь-командор Лареса и губернатор Эспаньолы, прибыл в Санто-Доминго в апреле с великолепной армадой из тридцати кораблей. Теперь они стояли на якоре в реке Озаме, готовые отправиться домой. Подойдя к устью гавани, но не бросая якорь, Адмирал отправил капитана «Гальеги» Террероса на берег с запиской к губернатору с просьбой разрешить бросить якорь. Кроме того, он настоятельно рекомендовал задержать флот, направляющийся в Испанию, до тех пор, пока шторм не утихнет. Овандо отнесся к рекомендации с наглым пренебрежением и зачитал письмо Адмирала вслух подчиненным, которые насмехались над Колумбом, называя «пророком и прорицателем» в такой манере, что честный Террерос был совершенно сбит с толку. Более того, Овандо ответил категорическим отказом Адмиралу в доступе в гавань и, игнорируя штормовое предупреждение, демонстративно отправил свой флот в Испанию.