Текст книги "Права нации: Автономизм в еврейском национальном движении в позднеимперской и революционной России"

ИДЕИ САМОУПРАВЛЕНИЯ В ЕВРЕЙСКИХ И ОБЩЕРОССИЙСКИХ ПУБЛИЧНЫХ ДИСКУССИЯХ

Дубнов был убежден, что еврейское автономистское движение в России способно достичь своих целей посредством культурной и общинной деятельности. Благодаря культуре, полагал он, самоотождествление по религиозному признаку постепенно сменится секулярной национальной идентичностью, а общинный активизм позволит очертить сферы национальной автономии в настоящем и расширить их в будущем223223
  В своем стремлении обратиться к светской культуре (фольклору, литературе, историографии и музыке), чтобы найти в ней опоры для национального самосознания, автономисты были не уникальны. Эта идея присутствует уже у немецких романтиков, в частности у Иоганна Готфрида Гердера (1744–1803). Из немецкого романтизма польские романтики, равно как и русские славянофилы, заимствовали тезис о безусловной ценности народной культуры для формирования нации.


[Закрыть]. Дубнов начинал как теоретик еврейского национализма и национального развития, однако можно проследить, как со временем в его работах все отчетливее оформляется более частная концепция еврейской автономии. В 1897 году в статье «Теория еврейского национализма» он показывает, как исторически, благодаря воспитанию национального самосознания и сохранению уникальной диаспорной культуры, создавались основы для национального чувства224224
  Дубнов С.М. Письмо второе: Еврейство как духовная (культурно-историческая) нация среди политических наций // Дубнов С.М. Письма. С. 29-52.


[Закрыть]. В работе 1898 года он анализирует исторические основы становления еврейской жизни в Западной Европе, в 1899 году обосновывает этическую систему, на которой могли бы строиться отношения между нациями, а два года спустя, в статье «Автономизм как основа национальной программы», снова обращается к еврейской истории, чтобы показать, какой ценой евреям в течение веков удавалось сохранять автономию в диаспоре и как, опираясь на их опыт, можно сменить дряхлеющее религиозное национальное самосознание жизнеспособным секулярным. Изложенные в этих работах представления о еврействе как о «духовной» или «культурно-исторической» нации, равно как его идеи восстановления еврейского общинного самоуправления, были на рубеже XIX–XX веков очень популярны, и повсеместно считалось, что именно Дубнов заложил теоретические основы еврейского автономизма225225
  Перельман А. Автономизм // Еврейская энциклопедия. СПб., 1908. Т. 1. С. 359. Перельман был последователем Дубнова. Однако социалист Марк Ратнер в работе, посвященной истории автономистских тенденций в еврейских политических партиях, также пишет о том, что именно Дубнов познакомил еврейскую аудиторию с автономизмом и сформулировал несколько идей, составивших основу распространения автономистской теории (Автономизм в программах еврейских политических партий // Еврейский мир. 1909. Сент. С. 58–59).


[Закрыть].

Основываясь на собственной трактовке еврейской истории, Дубнов утверждал, что еврейская автономия всегда держалась на трех столпах: общине, языке и образовании. Образование представлялось ему «несущей опорой», поскольку именно оно могло бы позволить евреям преодолеть разрыв между этнической и культурной идентичностями226226
  См.: Дубнов. С.М. Письмо пятое: О национальном воспитании // Дубнов С.М. Письма. С. 113–151. В этом письме представлены подробный план образовательной реформы и фрагмент дискуссии, происходившей во время одесской «борьбы за культуру» (Kulturkampf) 1902 г., когда Дубнов и его единомышленники предприняли попытку «национализировать» образовательную деятельность Общества для распространения просвещения между евреями. См. об этом: Horowitz B. Jewish Philanthropy and Enlightenment in Late-Tsarist Russia. Seattle, 2009.


[Закрыть]. Идеи автономизма разрабатывали многие мыслители, однако все они воспринимали дубновские «три столпа» как основополагающие элементы еврейской автономии. Не менее важно, что выделенные Дубновым три элемента автономизма превосходно вписывались в более общую картину правовых и политических перемен в Восточной Европе. Независимо от авторской интенции дубновская теория была созвучна идеям других федералистов. Она коренилась в требовании признать евреев нацией и, несомненно, отражала рост социальной и политической активности интеллигенции, создававшей новые структуры общинной жизни.

Автономистское стремление «обособить» внутри российского общества пространство еврейской общинной жизни во многом совпадало с усилиями русских либералов и автономистов создать независимое от государства пространство общественной жизни. Подобно тому как слово «интеллигенция» в России второй половины XIX века относилось к людям, вовлеченным в распространение идей и культуры, словом «общественность» в тот же период начинают называться граждане, пытающиеся общественно активными действиями улучшить положение дел в стране227227
  Gerasimov I.V. Modernism and Public Reform in Late Imperial Russia. Houndmills, U.K., 2009. P. 23–24.


[Закрыть]. До 1860 года «обществом» именовала себя европеизированная просвещенная аристократия в противоположность «простому народу»228228
  Gleason A. The Terms of Russian Social History // Between Tsar and People: Educated Society and the Quest for Public Identity in Late Imperial Russia / Еds. S.D. Kassow et al. Princeton, N.J., 1991. P. 18.


[Закрыть]. Со временем это понятие демократизировалось: в «общество» вошли разночинцы, и новое понятие «общественность» теперь описывало просвещенную и социально активную часть русского социума. Перемены, происходившие в Российской империи второй половины XIX века (достаточно упомянуть Великие реформы, урбанизацию и экономические преобразования), привели к появлению на социальной арене людей, обладавших профессиональными знаниями, но не вписывавшихся ни в одно из законодательно закрепленных сословий229229
  Kassow S.D., West J.L., and Cloves E.W. Introduction: The Problem of the Middle in Late Imperial Russian Society // Ibid. P. 19. См. также: Freeze G. The Soslovie (Estate) Paradigm and Russian Social History // American Historical Review. 1986. Vol. 91. № 1.


[Закрыть]. Этот «третий элемент», определяемый скорее апофатически («не дворянство и не крестьянство»), стал движущей силой многих социальных перемен в России конца XIX – начала XX века, и слово «общественность» приобрело новый смысл: оно стало собирательным именованием выступающей за реформы и труд ради общего блага социальной группы, в которой демократически мыслящая разночинная интеллигенция играла ведущую роль230230
  Gleason. Terms of Russian Social History. P. 22. «Третьим элементом» также называлась сельская интеллигенция.


[Закрыть]. Иначе говоря, в российском политическом контексте рубежа XIX–XX веков значение этого слова расширяется: оно относится к просвещенной и политически сознательной части социума, заботящейся об общественной пользе и отличающейся гражданской ответственностью231231
  Wartenweiler D. Civil Society and Academic Debate in Russia, 1905–1914. Oxford, U.K., 1999. P. 114. Наиболее лаконичное и емкое истолкование двойного смысла этого понятия я нашел у Катрионы Келли и Вадима Волкова: «…словом „общественность“ описывалась как социальная вовлеченность, так и часть социума, которая чаще всего проявляла эти свойства, а именно радикальная интеллигенция» (Obshchestvennost’, Sobornost’: Collective Identities // Constructing Russian Culture in the Age of Revolution: 1881–1940 / Еds. C. Kelly, D. Sheppard. Oxford, U.K., 1998. P. 27).


[Закрыть]. Хотя в английском языке эквивалента для этого понятия нет, в недавних англоязычных исследованиях им описывалась группа, «идентичность которой определяется глубокой убежденностью в том, что российская нация не тождественна российскому государству, а будущее России зависит от того, удастся ли достичь подлинного равновесия между самостоятельными общественными инициативами и государственной властью»232232
  Kassow et al. Introduction. P. 3. См. также: Hagen M. Obshchestvennost’: Formative Changes in Russian Society Before 1917 // Papers of the Study Group on the Russian Revolution. 1984. Vol. 10. P. 23–36; Engelstein L. Slavophile Empire: Imperial Russia’s Illiberal Path. Ithaca, N.Y., 2009. P. 81–82.


[Закрыть].

Теории «общественности» выросли из споров 1860–1890-х годов о самостоятельности земств, которые были учреждены в 1864 году как местные бессословные органы самоуправления в двух третях губерний европейской части России (на Польшу «Положение о губернских и уездных земских учреждениях» не распространялось). Во второй половине XIX века многие российские либеральные философы, в том числе Владимир Соловьев, писали о необходимости создавать «общественные организации», призванные трудиться ради общего блага. Примерно тогда же Борис Чичерин доказывал, что государство и общество – полностью автономные «сферы». Чичерин пришел к конституционализму только в 1900 году, однако его теория гражданского общества, согласно которой граждане призваны создавать самостоятельную общественную жизнь, была сформулирована гораздо раньше233233
  Wartenweiler. Civil Society. P. 83–95. Понятие «гражданское общество» также содержит коннотацию противопоставления «милитаризованной» государственной идеологии; кроме того, это понятие использовалось как антоним сословного общества. См.: Nathans B. Beyond the Pale: The Jewish Encounter with Late Imperial Russia. Berkeley, Calif., 2002. P. 74.


[Закрыть]. Благодаря этим и многим другим мыслителям, идеи самоуправления, способного преобразовать Россию и взять на себя многие государственные функции, постепенно завладевали умами не только либералов, но и консерваторов.

Российский опыт земств убеждал руководителей еврейских общин в действенности структур местного самоуправления. «Положения о земствах» основывались на восходящей к славянофильским идеям «теории общественного самоуправления», которая закрепляла как самостоятельность земств, так и их обязанности перед народом234234
  Об общественной теории самоуправления см.: Wartenweiler. Civil Society. P. 88.


[Закрыть]. Возникновение земских структур, равно как и появление самостоятельных, не государством учрежденных организаций во многом лишало чиновников столь дорогой для них возможности контролировать общественную жизнь235235
  Bradley J. Voluntary Associations, Civic Culture, and Obshchestvennost’ in Moscow // Kassow et al. Between Tsar and People. P. 139.


[Закрыть]. Хотя после революции 1905 года земства стали более консервативными, в более ранние годы они были оплотом либеральной оппозиции, а в земских школах и больницах работали профессиональные учителя и врачи всех сословий236236
  См.: The Zemstvo in Russia: An Experiment in Local Self-Government / Еds. T. Emmons, W.S. Vucinich. Cambridge, U.K., 1982; Timberlake Ch.E. The Zemstvo and the Development of a Russian Middle Class // Kassow et al. Between Tsar and People. P. 164–79; а также: Freeze G.L. A National Liberation Movement and the Shift in Russian Liberalism, 1901–1903 // Slavic Review. 1969. Vol. 28. № 1. P. 81–91.


[Закрыть]. В земских управах состояли не только дворяне, но и представители тех групп, которые не вписывались в сословные рамки; их профессиональный опыт помогал институционализировать как органы самоуправления, так и «общественность». В России появляется все больше образованных людей, и это качественно меняет политический климат: в начале XX века земские деятели нередко выступают за гражданское равноправие и против абсолютизма237237
  Haimson L.H. The Problem of Social Identities in Early Twentieth Century Russia // Slavic Review. 1988. Vol. 47. № 1. P. 2.


[Закрыть].

С самого начала земства представляли собой систему самоуправления, действующую на уездном и губернском уровнях. Уездные управы избирались «на местах» и, в свою очередь, из своего состава выбирали представителей в губернские управы. Поскольку сферы ответственности земств и «приказного государства» четко разделены не были, земцам постоянно приходилось спорить с представителями государственной власти о границах полномочий. Это были не просто стычки с местными чиновниками-самодурами, но конфликты, вызванные радикальными различиями в представлениях о роли самоуправления в государстве: земцы, в отличие от «государственных мужей», рассматривали самостоятельную деятельность как один из шагов на пути к конституционализму238238
  Weeks T.R. Nation and State in Late Imperial Russia: Nationalism and Russification on the Western Frontier, 1863–1914. DeKalb, Ill., 1996. P. 133.


[Закрыть].

Земства были учреждены через год после Польского восстания 1863 года, поэтому в девяти западных губерниях, где большинство землевладельцев принадлежало к польской шляхте, было решено «на всякий случай» земства не вводить. Вместе с тем их создали в нескольких украинских губерниях, где исторически проживало много евреев239239
  Речь идет о Черниговской, Екатеринославской, Харьковской, Херсонской и Полтавской губерниях.


[Закрыть]. В земских органах евреи, разумеется, участвовать не могли, но, наблюдая за земской деятельностью, открывали для себя идею и возможности самоуправления, и вскоре это понятие закрепилось в еврейской прессе. Российским евреям, получившим высшее образование, имперское законодательство не позволяло работать по профессии на государственной службе. Эти евреи, по сути, принадлежали к тому самому «третьему элементу». Более того, поскольку у евреев не было возможности участвовать в деятельности губернских и уездных управ, они мало-помалу формировали свою «общественность», которая, как и русская, пыталась создавать самостоятельные, свободные от государственного давления общественные организации. Однако, в отличие от русской, еврейская «общественность» объединяла не только европейски образованных либералов, но и радикальные политические элементы. Это объяснимо: еврейские организации в России все чаще играли не только культурную, но и социально-политическую роль, и эти задачи тесно сплетались в сознании российского еврейства. Часть евреев, в основном из либеральной когорты, полагала, что призвана в равной мере активно участвовать в создании российского гражданского общества и его автономного «еврейского эквивалента». Другие считали, что их дело – отдать все силы для создания в России самостоятельной еврейской культурной и политической жизни240240
  Опыт российского еврейства подтверждает тезис Хаимсона о том, что в конце XIX – начале XX в. в Российской империи классовая идентичность определяла политическое поведение. Например, Хаимсон рассказывает о том, как в 1905 г. еврейские помощники провизоров создали в Москве профсоюз и, чтобы выбрать, к кому – к социал-демократам или либералам – им следует примкнуть, пытались понять, кто они – «рабочий класс» или «интеллигенция» (Problem of Social Identities. P. 5–6).


[Закрыть].

Своей деятельностью русские «общественники» пытались уравновесить два противоположных умонастроения: потребность в индивидуальном самоопределении, с одной стороны, и поиск коллективной идентичности народа или формирующейся нации – с другой241241
  Kassow et al. Introduction. P. 9.


[Закрыть]. С подобной задачей столкнулись и те, кто стоял у истоков еврейской общественности: им предстояло разрешать примерно такие же дилеммы, как те, что стояли перед их русскими единомышленниками. В русском интеллектуальном дискурсе определения «автономный» и «самостоятельный» закрепились во многом стараниями «общественности», видевшей свою цель в создании независимых от государства структур242242
  См.: Kassow S.D. Students, Professors, and the State in Tsarist Russia. Berkeley, Calif., 1989.


[Закрыть]. Усвоение слов «общественность» и, что более важно, «самоуправление» еврейским политическим языком подтверждает, что между идеологией русских общественников и еврейским автономистским движением было немало общего. Так, например, понятие «общественность» с коннотациями социального и публичного широко использовали примерно в одном и том же значении как русские, так и еврейские либеральные мыслители. С другой стороны, слово «общество» в еврейском контексте относилось не только к обществу как таковому (и, разумеется, не только к образованной его части): им нередко именовались та полуофициальная еврейская общность, которая возникает после упразднения кегилы, а также – собирательно – евреи как одна из групп внутри российского социума243243
  Nathans. Beyond the Pale. P. 74.


[Закрыть]. Наконец, по мере продумывания новых или реформированных структур национального общинного самоуправления еврейское сознание усваивало исключительно важное понятие «община» в двух актуальных значениях: «сообщество» и «самоуправление». Эти значения на протяжении всего XIX века разрабатывали выдающиеся русские либеральные и радикальные мыслители Константин Кавелин, Александр Герцен, Николай Чернышевский, Михаил Бакунин и многие другие244244
  См.: Зырянов П.Н. Община // Общественная мысль России XVIII – начала XX в.: Энциклопедия. М., 2005. С. 357–361.


[Закрыть]. Аналогичные представления о роли народа и общинном самоуправлении встречаются у русских народников; возможно, именно от них в еврейский политический язык пришли понятия «народ» как собирательное именование и «самодеятельность» как характеристика его самостоятельных действий245245
  О языке русских народников см., в частности: Pipes R. Narodnichestvo: A Semantic Inquiry // Slavic Review. 1964. Vol. 23. № 3. P. 441–458.


[Закрыть]. Иначе говоря, автономистский дискурс во многом воспроизводил язык развернувшихся в начале 1890-х годов общероссийских дискуссий о самоуправлении и общинной реформе246246
  Об употреблении понятий «нация», «национальность» и «народность» применительно к евреям в России XIX века см.: Klier J.D. The Russian Jewish Intelligentsia and National Identity // Ethnic and National Issues in Russian and East European History / Еd. J. Morison. New York, 2000. P. 131–145.


[Закрыть].

Участие в добровольных объединениях и осознание себя частью общественности не было упражнением в этническом партикуляризме. Скорее наоборот. Эти формы социальной деятельности создавали общедоступную светскую среду для формирования новых групповых идентичностей, основанных на роде занятий, личных интересах и других факторах247247
  По мнению Джозефа Брэдли, не будь добровольных объединений, в России не смогла бы возникнуть общественность (Bradley. Voluntary Associations. P. 131).


[Закрыть]. Как альтернативу постоянно сужавшимся возможностям участвовать в местном самоуправлении, служить в адвокатуре, получать высшее образование евреи начинают создавать собственные пространства общественной жизни – литературные и просветительские общества, профессиональные и общинные организации248248
  Meir N. Jews, Ukrainians, and Russians in Kiev: Intergroup Relations in Late Imperial Associational Life // Slavic Review. 2006. Vol. 65. № 3. P. 476, 486.


[Закрыть]. Параллельно с попытками так или иначе включиться в российскую общественную жизнь они создают собственные добровольные объединения, которые нередко, главным образом в больших городах, где нарастала секуляризация и участились конфликты внутри общин, обеспечивали привлекательную возможность публичной деятельности и укрепляли чувство национальной принадлежности249249
  Ibid. P. 499.


[Закрыть]. Появление подобных групп, движимых духом «общественности», несомненно, расшатывало сложившееся социальное устройство и создавало фундамент для новой еврейской общины, основанной на национальной, а не религиозной идентичности.

Бесспорно, евреи были не единственным народом Российской империи, который пытался приспособить актуальные интеллектуальные течения к насущным национальным потребностям. Пожалуй, наилучшим примером такого использования новых течений могут служить идеи жившего в XIX веке украинского историка, фольклориста и политического мыслителя Михайло Драгоманова (1841–1895), разработавшего программу децентрализации Российской империи и мыслившего Украину как федерацию общин, в которой украинцы, равно как и другие народы, наделенные равными правами, создадут национальные общинные организации250250
  В 1995 г. Марк фон Хаген писал: «Сегодня предложенные Драгомановым идеи конфедерации забыты или отвергнуты как коллаборационистские, либо Драгоманова, вопреки его наследию, превращают в украинского сепаратиста. Кажется, будто федералистское, регионалистское или автономистское политическое мышление легко становится причиной, побуждающей поверхностно, предвзято переписать прошлое, для которого создание суверенного национального государства – телеологический итог истории» (Hagen M., von. Does Ukraine Have a History? // Slavic Review. 1995. Vol. 54. № 3. P. 666). Слова фон Хагена оказались пророческими.


[Закрыть]. Сам Драгоманов называл себя автономистом, федералистом и панславистом. По его убеждению, каждая «подневольная» славянская общность, живущая в обеих, то есть Российской и Австро-Венгерской, империях, должна сперва добиться для себя культурной самостоятельности, от нее перейти к общинной, затем – к местной административной автономии и, наконец, к национальной автономии. Затем такая автономия объединится в федерацию с другими ей подобными251251
  Англоязычную библиографию работ Драгоманова, а также посвященных ему исследований см. в вышедшем под редакцией Ивана Рудницкого сборнике: Mykhaylo Drahomanov: A Symposium and Selected Writings // Annals of the Ukrainian Academy of Arts and Sciences in the U.S. Vol. 2. 1952.


[Закрыть]. Он подробно описывал каждый из уровней самоуправления и призывал своих единомышленников входить в земства, чтобы отстаивать украинский автономизм252252
  См.: Drahomanov M.P. Free Union: Draft of a Ukrainian Political and Social Program // Annals of the Ukrainian Academy of Arts and Sciences in the U.S. Vol. 2. 1952. P. 193–205 (впервые эта статья была опубликована в Женеве, в 1884 г.).


[Закрыть]. В 1870 году Драгоманов предлагал украинской интеллигенции объединиться и создать собственную «общественность», призванную пролагать путь национальной автономии; та же мысль тридцать лет спустя прозвучит у многих еврейских интеллигентов. Свой «федералистский панславизм» Драгоманов объяснял стремлением стать на сторону славянских народов, часто представлявших собой бесправное меньшинство и потому нуждавшихся в защите национальных прав. «Таким образом, – подытоживал Драгоманов, – это больше чем оборонительная доктрина; прежде всего она служит защите свободы»253253
  М. Драгоманов – Ксавье Рикарди, от 29 июля 1878 г., переиздано в: Annals of the Ukrainian Academy of Arts and Sciences in the U.S. Vol. 2. 1952. P. 176.


[Закрыть]. Как позднее Дубнов, в своей политической программе Драгоманов опирался на учение Джона Стюарта Милля о либеральных идеалах политической свободы и сопротивлении деспотизму государства254254
  О сходствах между политическими теориями Дубнова и Драгоманова см. в: Rudnytsky I.L. Drahomanov as Political Theorist // Annals of the Ukrainian Academy of Arts and Sciences in the U.S. Vol. 2. 1952. P. 70–130.


[Закрыть]. Он был обвинен имперскими властями в сепаратизме и лишен места в Киевском университете255255
  См.: Драгоманов М.П. Автобиография // Драгоманов М.П. Былое. 1906. С. 189–190.


[Закрыть]. Однако в начале XX века идеи Драгоманова получили дальнейшее развитие у Мыколы Порша, который в 1907 году, опираясь на них, обосновал децентрализацию будущей независимой Украины и создание местных органов самоуправления256256
  Liber G. Ukrainian Nationalism and the 1918 Law on National-Personal Autonomy // Nationalities Papers. 1987. Vol. 15. № 1. P. 29. По мнению Либера, вопреки кажущемуся влиянию идей Реннера и Бауэра на украинский закон 1918 г. о национально-персональной автономии «этические и политические предшественники этого закона остались в XIX веке» (p. 29–32).


[Закрыть]. Более того, по мнению Марка фон Хагена, именно панславистская федералистская «мечта» о будущем отдельных народов в составе империи заложила основы для более поздних национальных движений, включая сионизм257257
  Hagen M., von. Federalisms and Pan-Movements: Re-Imagining Empire // Russian Empire: Space, People, Power, 1700–1930 / Еds. J. Burbank et al. Bloomington, Ind., 2007. P. 494–510.


[Закрыть].

Таким образом, совершенно очевидно, что еврейское автономистское движение, равно как и национальная борьба других находившихся под властью империи народов, во многом переплетается с идеями и деятельностью русских «общественников»: общееврейские организации создавались, чтобы служить народу и добиваться национальной автономии. Убеждение, что подобные структуры будут способствовать становлению самостоятельной нации внутри российского государства, созвучно идеям русских либеральных националистов, полагавших, что русское национальное самосознание не тождественно верноподданническим чувствам к монарху. В зависимости от региона, в котором они жили, евреи, населявшие империю, осознавали себя польскими евреями, украинскими евреями или литваками. Но подобно тому как русские «общественники», отстаивая местное самоуправление, по сути, формировали новое общее национальное сознание, еврейская «общественность» формировала новую групповую идентичность российского еврейства. Эту идентичность пестовали еврейские газеты и журналы, культурные организации и еврейская интеллигенция, участвовавшая в политической деятельности.

Идея «общественности» не была идеологией, она не оформилась в политическое движение; скорее, предполагалось существование общих, зачастую недекларируемых, целей, объединяющих людей разного происхождения; многие из них трактовали созидание нового российского общества как задачу скорее социальную, нежели политическую258258
  О разнообразии идеологических позиций российского среднего класса и о влиянии этого многообразия на реформу законодательства см.: Wagner W.G. Ideology, Identity, and the Emergence of a Middle Class // Kassow et al. Between Tsar and People. P. 149–163.


[Закрыть]. Вместе с тем стремление «общественников» просветить и модернизировать самодержавную Россию свидетельствует, что им никогда не была чужда политическая повестка259259
  См.: Gerasimov. Modernism. P. 18–20.


[Закрыть]. Еврейский «третий элемент» был столь же идеологически разнородным, как и русский, однако есть немало оснований утверждать, что еврейская «общественность» в массе своей была более политизированной; борьба за автономизм сопровождалась постоянными спорами о том, кто, какие личности или партии вправе законно представлять российское еврейство. Вместе с тем в эпоху всеобщих разделений автономистские идеи парадоксальным образом становятся общей основой для всех еврейских партий.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Границы между разными группами российского еврейства были достаточно подвижны, и отдельные личности, а порой и группы, свободно меняли не только идеологические позиции, но и партийную принадлежность. Тем не менее явные различия между социалистической и либеральной концепциями еврейской автономии никоим образом нельзя сбрасывать со счетов. Для многих социалистов признание автономистских требований было частью общей социалистической борьбы за равноправие и проистекало из практической необходимости создания еврейского социалистического движения. Социалисты стремились подчинить национальные задачи классовой борьбе и ограничивали притязания на самостоятельность языковой и культурной сферой. Вместе с тем в их рядах было немало тех, кто признавал социополитическую модель еврейской автономии. При всех различиях как социалистический, так и либеральный автономизм свидетельствовали об усилиях народа найти свое место в меняющейся многонациональной империи.

Еврейский либеральный автономизм вырос из попыток создать еврейский аналог более общего российского движения, стремившегося обустроить независимую от государства общественную жизнь. В свою очередь, еврейский социалистический автономизм вырос из стремления основать собственное пролетарское движение, которое не сливалось бы с российскими социалистическими партиями. На еврейский социализм в его российской версии, несомненно, влияли идеи русских и западноевропейских, прежде всего австро-венгерских, социалистов, считавших разрешение национальных конфликтов в полиэтнических государствах необходимым шагом к объединению пролетариата. Однако ключевое понятие внетерриториальной автономии разные еврейские политические мыслители и движения трактовали по-разному.

Еврейские автономисты усвоили логику «общественников» и вслед за ними перешли от частного требования автономии – местной, сословной или профессиональной – к борьбе за общее благо, не только за общинную или культурную, но за всестороннюю политическую независимость. Опираясь на идеи русских «общественников», они создавали свои теории национального внетерриториального суверенитета. Можно сказать, что усвоение русской социалистической мысли, равно как и стремление создать новую модель еврейской общины, давало российскому еврейству надежду на осуществление его национальных чаяний в меняющейся России и, как мы увидим далее, позволило евреям не участвовать в национальном противостоянии их этнических соседей.

Стремление создать независимую от государства сферу общественной жизни было напрямую связано с требованием еврейских национальных прав и становлением еврейского национализма. Неслучайно один из основателей группы «Возрождение» и Социалистической еврейской рабочей партии, Мойше Зильберфарб, «самым существенным и кардинальным вопросом национального права» называл «вопрос о разграничении сфер компетенции государства и нации»260260
  [Зильберфарб]. Принцип национально-политической автономии. C. 55.


[Закрыть]. Он был прав: действительно, главнейший вопрос, от которого впрямую зависело разрешение всех прочих конфликтов и противоречий, состоял в том, как разделить сферы государственного и национального и обеспечить права нации внутри государства. В бундовской, более узкой трактовке социалистического автономизма национальная самостоятельность ограничивалась школой, языком и культурой. С точки зрения сеймистов и для либеральных националистов, последователей Дубнова, только выборное национальное представительство, наделенное правом облагать общину налогом, способно обеспечить нации ее фундаментальное право на защиту от посягательств государства. «Каждая нация, – писал Зильберфарб, – должна быть ограждена от вторжения чужой воли в ее внутреннюю жизнь, и в основном государственном законе рядом с droits de l’homme [правами человека] должны найти свое признание и droits de la nation [права нации]»261261
  Зильберфарб. Принцип национально-политической автономии. С. 59.


[Закрыть].