Текст книги "Моя революция. События 1917 года глазами русского офицера, художника, студентки, писателя, историка, сельской учительницы, служащего пароходства, революционера"

3 августа (21 июля). Четверг. Сегодня смеялись до изнеможения, купив «Жизнь и Суд»: увидали напечатанными все наши четыре письма на анкету о Ленине, подписанные, конечно, вымышленными фамилиями. Для курьеза переписываю их сюда.

Вот энергичные слова противника большевического толка:

«Удивляюсь, что до сих пор не нашлось человека, который уничтожил бы эту гадину, преподнесенную нам Вильгельмом²⁶ и вскормленную русской охранкой». (Подпись) Бенедикт Лещинский. Это – мама.

Не менее энергичный прапорщик Игнатов пишет:

«Люблю от всего сердца свободную Россию, а потому почувствовал бы нравственное удовлетворение, прочитав, что Ленин повешен на фонарном столбе с надписью на лысине «провокатор». (Подпись) Прапорщик Игнатов. Это – я.

А вот мнение, подписанное рядом женских имен:

«Очень сожалеем, что дорогой Александр Федорович отменил смертную казнь – иначе Ленина следовало бы уничтожить как вредного человека для молодой революции. Он – или русский провокатор, или немецкий шпион». (Подписи): С. Сущинская и еще 11 вымышленных. Это – бабушка.

Наконец, пишет В.Рябцов:

«Бедный наш русский народ! Сначала навязали нам Распутина, теперь Ленина. Один другого стоит!» (Подпись) Василий Рябцов – опять мама.

Конечно, очень дурно обманывать, но мы это сделали с благой целью, – в этом наше оправдание.

По словам редакции, они получили свыше 13 000 писем, причем за Ленина 7 голосов, против него – 13 014. В заключение редакция пишет: «Глас народа – глас Божий. Ленин, его тактика и его единомышленники осуждены русскими людьми, и действительно, самое лучшее для них уйти навсегда с горизонта русской жизни. Не мутить его».

Немцы давят Рижский фронт и, по слухам, эвакуируют Петроград.

7 августа (25 июля). Вторник. Будто бы взят немцами Очаков, и по городу ходят тревожные слухи об эвакуации Одессы, начинают уже эвакуировать банки. У меня нет больше никакой надежды на благоприятный исход событий. Насколько раньше смотрела на все сквозь розовые очки и приветствовала революцию, настолько очки теперь так черны, что ничего сквозь них не видно. Ужасное чувство, когда любимый кумир оказывается на глиняных ногах и падает. Я слепо верила в Керенского, но теперь он делает ошибку за ошибкой, и я его больше не люблю и не преклоняюсь. Сегодня хотела даже снять со стены его портрет, но рука не поднялась…

7 сентября (25 августа). Пятница. Рига взята немцами, Рижского фронта больше не существует. Теперь творится что-то невообразимое: генерал Корнилов, главнокомандующий, поднял знамя мятежа и хочет стать диктатором. Передается масса разных слухов. Керенский назвал его изменником родины, и против него двинуты войска. Говорят, что Корнилов хочет занять Петроград. Неужели все это кончится гражданской войной? Вот и бескровная революция!

1 октября (18 сентября). Понедельник. Нет хлеба. Всюду очереди, по кварталу в длину. Введена на него карточная система.

Газеты полны ужасов, происшедших в Риге: перед занятием ее немцами зверства «товарищей» (это слово стало теперь нарицательным для дебоширствующих солдат) переходили все пределы возможного – грабили, убивали, насиловали. И это своих же, своих!

<7 октября (24 сентября)>

11 октября (28 сентября). Четверг. Каждый день в газетах очень неутешительные известия: всюду погромы, убийства, кровавые расправы, поджоги. В Бендерах солдаты разгромили винный склад и вылили спирт и вино на землю. Потом им стало жалко, и они начали пить вино вместе с землей – почти все умерли от дизентерии. В Бельце и Харькове творится что-то невообразимое. Самые большие беспорядки в Бессарабии. Пока что погромная волна еще не докатилась до Одессы, но со дня на день ожидаются беспорядки и здесь.

2 ноября (20 октября). Пятница. Сегодня никто из нас не выходил на улицу, т. к. вооруженная манифестация большевиков. Их все больше и больше; там, где вчера был один, сегодня несколько десятков.

Агитируют без устали и добиваются блестящих результатов. Они будоражат население и призывают к набегам и погромам. Что-то мне говорит, что это добром не кончится и что от России ничего не останется. Теперь на улицах каждый день грабежи: снимают пальто, шляпы и даже ботинки и белье. Бедные граждане принуждены сидеть по вечерам дома и ложиться спать в десять часов. Театры пустуют.

9 ноября (27 октября). Пятница. Петроград занят большевиками. Хотят назначить Ленина премьер-министром, а Троцкого²⁷ министром иностранных дел. Генерал Черемисов²⁸ с частью войска перешел на сторону большевиков.

11 ноября (29 октября). Воскресенье. Вчера не было газет, т. к. большевики запретили их печатать. Все министры арестованы и сидят в Петропавловской крепости. Керенский на свободе и работает, чтобы снова восстановить порядок. Вот если бы он так же энергично припрятал Ленина и остальных евреев с русскими кличками и темным прошлым по тюрьмам и конфисковал бы подлую «Правду», то ничего подобного не случилось бы теперь. Он был слишком мягкосердечен и добр и думал, что русские – идеальный и просвещенный народ.

Последнее известие: Керенский идет на Петроград со множеством войска, преданного ему. Все министерства и общественные учреждения заняты большевиками. На улицах происходят кровопролитные бои между правительственными войсками и большевиками.

В газете появилось такое объявление: «Дама очень просит господина вора вернуть ее пальто, украденное на такой-то улице, за приличное вознаграждение». Не трогательно ли это?

15 ноября (2 ноября). Четверг. Керенский в Царском Селе со всем преданным ему войском.

Ограбления на улицах все чудовищнее, даже в 8 часов вечера опасно выходить на улицу. Скоро днем нельзя будет выходить. И не только грабят, но убивают и насилуют.

18 ноября (5 ноября). Воскресенье. Между большевиками и правительственными войсками заключено перемирие. Еще новость: Одессу присоединили к Украине[278]278
  В это время Центральная рада в Киеве объявила о присоединении Одесской губернии к Украине.


[Закрыть].

26 ноября (13 ноября). Понедельник. Сегодня выборы в Учредительное собрание, праздник.

Мама пропадает по целым дням на митингах и горячо нападает на большевиков и Ленина. Мы уговариваем ее быть осторожнее, т. к. ее могут избить и даже ранить, но она бесчувственна, как стена, и снова мчится на Дерибасовскую… Завзятая митинговая ораторша – или, как говорят пролетарии, «орателыпа».

30 ноября (17 ноября). Пятница. Сегодня вся Одесса взбудоражена слухом, что Россия будет под протекторатом Германии. Вечерние телеграммы только об этом и пишут.

Многие, даже из народа, жаждут царя и покоя. Некоторые даже нерешительно высказывают желание, чтобы снова на углах улиц были городовые и наводили порядок. Конечно, не узурпатор и не взяточник, а просто как символ покоя.

Я все правею и правею и, наверно, доправею до монархистки… Уж теперь чистокровная кадетка[279]279
  Кадеты – члены к.-д. партии, т. е. конституционные демократы.


[Закрыть], а еще так недавно была эсеркой[280]280
  Эсеры – члены с.-р. партии, т. е. социалисты-революционеры.


[Закрыть]. Наши горничная и кухарка подали избирательные списки за кадетов и уверены, что только тогда будет порядок…

В четверг никто почти не пришел в консерваторию, т. к. была общееврейская манифестация по случаю дара Палестины Англией евреям[281]281
  В ноябре 1917 г. Великобритания издала декларацию, где говорилось, что Британия «смотрит положительно на основание в Палестине национального дома для еврейского народа».


[Закрыть]. Все они в восторге. Я очень сочувствую сионизму, я искренно желаю бедным евреям устроиться на своей земле.

Каждую ночь теперь бывают перестрелки, но мы так к этому привыкли, что перевертываемся на другой бок и снова засыпаем. Человек имеет приятную особенность: ко всему очень быстро привыкать.

14 декабря (1 декабря). Пятница. Одесса взволнована разными слухами, но достоверно известно то, что украинцы вступили в борьбу с большевиками. Засев в Английском клубе напротив Думы, они убили проезжавшего в автомобиле начальника Красной гвардии Кангуна, а потом его брата²⁹. Весь день раздавалась пальба, залпы и отдельные оружейные выстрелы. Около вокзала и на бульваре идут бои. Мама и бабушка чуть не попали в самую кашу, т. к. банк находится в двух шагах от Английского клуба, но не заметили ничего подозрительного. Им выдали только 500 рублей, но крупными бумажками, а в Государственном банке не разменяли, т. к. это делали только для военных.

В городе очень неспокойно, слышатся выстрелы, и испуганные прохожие то и дело перебегают улицы, чтобы их не убили. Городской театр занят украинцами, Фанкони и Робина – большевиками.

Сейчас мы с бабушкой, стоя у окна, видали бронированный автомобиль, громадный, целая движущаяся крепость. Из него послышался выстрел и гулким эхом заставил задрожать наши стекла. Улицы пустынны, словно вымершие. Одесса стала осажденным городом, все ворота заперты.

15 декабря (2 декабря). Суббота. Бабушка, рискнувшая утром пойти на базар, сказала нам, что на кирхе расставлены пулеметы и все прохожие пробегают мимо, с опаской смотря на колокольню. Перестрелка не умолкает, и в особенности ночью, наверно, было жарко обеим враждующим сторонам.

События развертываются с головокружительной быстротой, ожидают всего самого худшего. «Товарищи» разошлись вовсю и распоряжаются, но это до добра не доведет. Нигде не меняют денег, мелочи нигде нет, и ее прячут. Когда в магазине не меняют двадцатирублевой, то приказчики злорадно советуют: «Закупите товару на 20 рублей, вот и менять не придется!»

В газетах появилось сообщение о том, что Петроград мирно завоевывается немцами: они спокойно и вооруженные ходят по улицам, не возбуждая ни внимания, ни злобы. Враги! А сами русские воюют друг с другом, ослепленные ненавистью!

17 декабря (4 декабря). Понедельник. Зашла к Р., которые мне рассказали, что вчера, недалеко от их дома, разорвалась бомба, и взрыв был так силен, что у них задрожали стекла. У них са мая опасная зона, т. к. в двух шагах, на улице Петра Великого № 21, засели большевики, которых обстреливают украинцы. Пока я у них сидела, вбежала их прислуга Наташа и сообщила, что только что на их улице убили двух прохожих, в доме напротив засели большевики и стреляют в проходящую публику, Р. упросили меня остаться у них ночевать.

24 декабря (11 декабря). Понедельник. Беспорядки кончились, но надолго ли? Мама подарила мне свой револьвер, так что когда я куда-нибудь иду, в особенности вечером, то беру его с собой, на всякий случай.

Дни летят, жизнь проходит. И как жаль, что молодость протекает в такое ужасное время, когда не знаешь, будешь ли ты жив завтра или будешь лежать в морге с простреленной головой.

Утверждено новое правило: каждый дом Одессы должен охраняться всю ночь подомовой охраной, составленной из жильцов мужского пола; дежурства по три часа, до самого утра. Бедные озябшие «буржуи» коротают время, играя в карты в подворотнях.

Теперь выпекают ужасный хлеб из ячменя, с соломой и отрубями; корка так жестка, что ее насилу режешь ножом, и рубленая солома застревает в зубах.

1918

6 января (24 декабря). Большевики ввели новое правило: сокращать названия общественных учреждений, из нескольких слов делая одно. Например: Румчерод[282]282
  Центральный исполнительный комитет Советов Румынского фронта, Черноморского флота и Одессы.


[Закрыть], Викжель[283]283
  Всероссийский исполнительный комитет Всероссийского железнодорожного союза (железнодорожного профсоюза).


[Закрыть], Центрофлот[284]284
  Центральный исполнительный комитет военного флота.


[Закрыть], Ифтель[285]285
  Значение не установлено.


[Закрыть], Главковерх[286]286
  Верховный главнокомандующий.


[Закрыть].

Воры грабят, сколько хотят и где хотят, безнаказанно. Нет никакой власти, только какие-то жалкие фиктивные милиционеры пытаются утвердить порядок в городе. Нет никакой уверенности, что будешь жив завтра.

18 января (5 января). Пятница. Теперь постоянно город в темноте, т. к. часто бастуют электрики городской станции. Мы целыми вечерами просиживаем в темноте, что очень невесело, а свечей достать почти невозможно.

Д. хочет ехать воевать на Дон против большевиков, но мы его отговариваем: слишком опасно, расстреливают по пути.

Получили из Петрограда письмо от нашего друга Ф., инженера путей сообщения, пишет, что, может быть, скоро останется без куска хлеба, т. к. есть проект национализировать все частные железные дороги. Тогда все служащие будут упразднены, и он в том числе. Ему предлагают петь в кинематографе за 30 рублей в вечер, и он согласен. Вот до чего дожили! Пишет также, что В. бежал с женой из Петрограда, а их квартира, под видом обыска, подверглась разгрому. Оказалось, что он замешан в деле освобождения генерала Корнилова и чуть ли не сам его освободил. В газетах было написано, что его освободил полковник и что в этом деле замешана американская миссия. Я только теперь вспомнила, что В., прощаясь с нами, сказал, что едет в Быхов к Корнилову.

– Если придется сложить голову в этой затее, умру, но умру с честью. Нужно же как-нибудь особенно закончить такую бурную жизнь, как моя, – сказал он.

Но мы не поняли настоящего смысла его таинственных слов.

В Одессе сейчас 11 тысяч безработных голодных офицеров. Им не платят жалованья, и бедные люди должны искать себе работу, которой нигде нет. Группа офицеров поступила даже грузчиками на железную дорогу.

21 января (8 января). Понедельник. Только что ушли от нас Д. и В., два знакомых офицера, и попросили у нас револьвер. Оказывается, завтра готовятся огромные беспорядки: избиение офицеров и интеллигенции. Все магазины будут закрыты, даже сегодня хлеба нет. Они сказали, что в случае опасности хотят соединиться со всем офицерством в военном училище и обороняться от большевиков. Их около 14 тысяч, но большевиков в несколько раз больше. Все украинские части перешли на сторону большевиков и изменили «буржуазной», как они говорят, Раде. Только два гайдамацких полка остались нейтральными. Последняя новость в вечерних телеграммах: Шингарев и Кокошкин³⁰, оба больные, зарезаны ночью в больнице неизвестными убийцами-большевиками. Более зверского и возмутительного убийства нельзя и придумать. Т. к. на налетчиков нет никакой управы (конечно, раз нет власти), то они так обнаглели, что делают налеты даже днем. И не только здоровые люди, но даже калеки, безногие на костылях… Достаточно быть вооруженным.

27 января (14 января). Воскресенье. Все правительственные учреждения заняты большевиками: почта, телеграф, комендантство, Рада, Румчерод – все в их руках. В Одессе теперь 30 тысяч безработных. Они под предводительством Хаима Рытта³¹ (мы были весной на его лекции) поставили ультиматум богатым людям Одессы, чтобы те в два дня собрали 10 миллионов рублей в их пользу. Но оказалось, что во всех банках, вместе взятых, нет такой большой суммы.

28 января (15 января). Понедельник. Ждут больших событий. Говорят, будут бои между большевиками и украинцами, которые оказались верными Раде. К нашим воротам приколачивают толстые деревянные щиты.

Утром, только что мы встали, раздался оглушительный треск: то разорвалась бомба на Тираспольской. Слышится сильная перестрелка со стороны Успенской.

Мы с бабушкой вышли за хлебом на Карангозовую, но ничего не нашли. Только что дошли до Нежинской, как увидели толпу, бегущую врассыпную, направляясь к нам. Вдруг около гарнизонного собрания показалось человек десять красноармейцев с винтовками наперевес и вооруженных до зубов. Один из них выстрелил, наверно, в воздух, и все еще пуще прежнего помчались. Бегущие увлекли нас в подворотню ближайшего дома. Мы хотели выйти и вернуться домой, но какой-то офицер сказал тоном, не терпящим возражения:

– Останьтесь, не выходите, пока красноармейцы не уйдут. Неужели вы хотите быть убитыми ни за что ни про что шальной пулей?

Вечер. Вокзал занят украинцами и юнкерами. Перестрелка не замолкала ни на минуту, иногда стрельба была отчаянная. Стреляли с трех сторон: на Успенской, Старо-Портофранковской и Карангозовой. Иногда появлялись кареты «скорой помощи» с ранеными. Высоко реяли гидропланы и сбрасывали бомбы, которые разрывались где-то около вокзала, где засели гайдамаки. Мерно тактакали пулеметы, басовые выстрелы наганов чередовались с щелканьем винтовок. Чувствовался запах пороха.

Мы сейчас потушили свет, тихонько открыли дверь балкона и сели на корточки, чтобы послушать, что делается на улице. Была страшная, зловещая тишина, полная ужаса. Она нависала над пустынным городом, давила и пугала. Мы оцепенели от этого гробового молчания. Над воротами каждого дома горели сильные электрические лампы, и на улице было светло. Мы жалели тех, кто теперь находился на улицах. Где-то далеко слышались неясные крики, еле слышные выстрелы.

29 января (16 января). Вторник. Сейчас все время слышится канонада, это обстреливают вокзал, где засели юнкера и гайдамаки. Вечером одно время палили с кораблей, и снаряды бухали где-то далеко.

Ночью проснулись от звука поспешных шагов под нашими окнами, потом послышался громкий выстрел. А вслед за этим топот многих ног и беспорядочная стрельба. Гнались за кем-то и стреляли в него. Вдруг послышались крики: «Но я же солдат! Что вы делаете?» Потом все стихло.

По нашей улице разгуливают красноармейцы, видно, сами боятся оружия и не умеют с ним обращаться. Имеют забавный вид: или мальчишки, или же сгорбленные рабочие, усатые, бородатые, мало воинственные.

Сейчас провели мимо арестованного офицера: высокий, совсем молодой. Бедный, неужели его повели на «Алмаз»? Это крейсер, стоящий на рейде, куда большевики свозят арестованных офицеров, пытают их и сбрасывают в море.

Мы достали газету: оказывается, наша улица находится в большевистском районе, граница которого до Успенской улицы, оттого-то так ожесточенно вчера стреляли. Мы очень волнуемся за Л.: их теперь четыре офицера в одной квартире и много оружия – четыре или пять револьверов. Не дай Бог, если найдут при обыске. Расстреляют или утопят с «Алмаза».

Несмотря на неумолкающую перестрелку, все мы занимаемся обыденными делами, я играла свои положенные часы на рояле.

Вечером. Недавно в нашем доме произвели два обыска, искали офицеров. Я проносила весь день свой револьвер на груди, надеясь, что в случае обыска меня не будут щупать. А мама подвязала коробку с патронами на нижнюю юбку.

Мы только что смотрели с балкона на зарево налево: то горит вокзал, подожженный снарядами. С моря начался правильный обстрел города, снаряды то и дело разрываются в разных частях города.

Позже. Один из снарядов попал в наш дом, взрыв был оглушителен. Он попал в квартиру Ф., находящуюся в верхнем этаже со стороны Спиридоновской; он пронизал стену, разорвался на чердаке и сквозь брешь свалился в комнату, обсыпав ее шрапнелью. Потух свет, дети Ф., находившиеся в этой же комнате, заорали от страха, но не получили никаких ранений, т. к. шрапнель потеряла свою силу и просто падала с потолка.

30 января (17 января). Среда. Всю ночь с судов палили беспрерывно, казалось, что снаряды пролетали над нашими головами и разрывались где-то совсем близко. Нас обстреливали «Синоп», «Ростислав» и знаменитый «Алмаз», который в первые дни революции обстреливал Зимний дворец в Петрограде[287]287
  В январе 1918 г. «Алмаз» принял участие в восстании Румчерода против власти Украинской Народной Рады и в установлении в Одессе советской власти. В Одессе осталась недобрая память об «Алмазе», матросы которого принимали активное участие в «углублении революции», а сам корабль был превращен в «большевистский застенок» – на нем разместился Морской военный трибунал. Задержанных офицеров бросали в судовые печи или раздевали на палубе и, обливая водой на морозе, дожидались, пока обреченные не покрывались коркой льда, а затем уже сбрасывали ледяную глыбу в море. В обстреле Зимнего дворца «Алмаз» не участвовал, хотя и находился ранее на Балтийском флоте.


[Закрыть]. А откуда-то с Чумной горы жарила артиллерия. Принял участие в обстреле также и блиндированный[288]288
  Бронированный.


[Закрыть] поезд, стоявший на Одессе-Товарной.

Будто бы с 10-ти до 12-ти дня заключено перемирие между большевиками и гайдамаками.

Днем. Сидели с закрытыми ставнями, т. к. наш домовой комиссар просил это сделать, во избежание каких-нибудь печальных последствий. Вдруг с четверть часа тому назад послышалась сильная пулеметная стрельба – обстреливали наш дом, с крыши которого, как оказалось, стреляли в проходивших красноармейцев.

Любопытство оказалось сильнее страха: мы, не отрываясь, смотрели в щели между ставен. Стрельба была страшная, вся улица наполнилась дымом. Нам казалось, что из пулемета стреляли с соседнего дома, и красногвардейцы по ошибке принялись за наш дом. Но потом узнали, что стреляли именно из нашего дома. Пули летали по крыше, как горох, даже за стеклами шум был оглушительный, стреляли то беспорядочно, то залпами. Мы стали у стен, но не могли долго выдержать и снова прилипли к окнам.

Сейчас стрельба умолкла и слышатся сильные крики у наших ворот, а прохожие смотрят на наш дом. В чем дело, мы не знаем, и сидим в темноте. Неужели поймали стрелявших и убьют их? О, не дай Бог! Каких-нибудь бедных офицеров или юнкеров, загнанных, травимых большевиками. Я молюсь об их спасении.

Горничная сейчас сообщила нам, что на Новорыбной и около вокзала трупы лежат, как мухи, и никто не подбирает их.

Вернулась со двора мама: разузнала, в чем дело. Стрелявших и след простыл, слава Богу. Говорят, что они стреляли из какого-то электрического бесшумного револьвера.

Кто-то выболтал нашему домовому комиссару, что у нас есть револьвер, и он пришел отобрать его, т. к. в противном случае, если его найдут у нас при обыске, то могут прикончить тут же, размозжить голову прикладом. Пришлось отдать.

Но кто себя странно держит – это бабушка: словно хочет показать свою смелость и хладнокровие. Ходит гулять, когда всюду стреляют, открывает с удивительным упрямством окна и балкон, когда это строго запрещено, и на наши замечания отвечает резко, делая все нарочно… и сердится.

С судов стреляли не только из трехдюймовок, но из шестидюймовых, и было даже два выстрела из 12-ти дюймовки, но, к счастью, они сделали перелет и упали за вокзалом.

Толпы любопытных приходят смотреть на дырку в стене нашего дома и на развороченный снаряд, который показывает домовой комиссар как редкую достопримечательность.

Вечер. После обеда пришли сказать комиссару, что пришла делать обыск какая-то неорганизованная подозрительного вида банда. У всех мелькнула мысль, что это налетчики.

Вдруг у наших дверей прозвучал длинный необычный звонок. Открыл Наташин муж, симпатичный рослый солдат.

– У вас есть мандат? – спросил он у стоявшего матроса.

– Никаких мандатов у нас нет, – ответил грубо тот, – впустите, не то плохо вам будет.

Ничего не оставалось делать. Они вошли, вооруженные до зубов. У одного матроса торчала за поясом ручная граната, которую я приняла по незнанию за морской гудок… другие были с «лимонками», тоже особого рода гранаты в форме лимона. Их было четыре: два матроса, солдат-еврей, страшный нахал, и молодая женщина, которую мы сперва приняли за юношу, т. к. она была в мужском костюме. Упиралась на винтовку и держала себя странно – вызывающе, все время командуя своими спутниками. Это, наверно, одна из тех отчаянных анархисток, которые живут в 21-м номере на улице Петра.

Они сперва вошли в гостиную, гремя винтовками, и стали обыскивать: приказывали открывать ящики, шарили под столами. Затем вошли в спальню, обыскали шкаф, один из матросов вынул шашку и стал шарить под ним. Потом открыл маленький чемодан и нашел там… две булки.

– Почему у нас делают обыск? – спросила мама одного из них.

– Потому что из вашего дома стреляли и убили матроса, вот мы и ищем виновников, чтобы им отомстить, – ответил солдат.

Потом он небрежно вынул шашку из ножен и сказал:

– Вот это золотое оружие я стибрил у офицера на Чумной Горе, а его укокошил!

– И вам не было жаль убивать его? – спросила я. – Ведь он же тоже русский человек.

– Ну разве жаль уничтожать контрреволюционера? – сказал он с циничной усмешкой. – Их и так немало «покупали» с «Алмаза».

Я была готова его растерзать. Какой-то молокосос-жиденок, можно сказать, говорит так цинично об офицерах. Ужас!

Наконец, осмотрев все, они ушли, оставив удостоверение, что в нашей квартире ничего не нашли. «Вперед, товарищи!» – визгливым голосом скомандовала анархистка, и все послушно пошли за ней.

Говорят, что самыми отчаянными большевичками были женщины-анархистки, которые разъезжали по городу на грузовиках, бросали бомбы и делали засады на гайдамаков. Наверно, стрелять-то толком не умеют, а воображают себя Жаннами д’Арк.

Кишинев взят румынами. «Одесские новости»[289]289
  Ежедневная литературная, коммерческая и справочная газета, выходила в Одессе на русском языке с 1884 г. по февраль 1920 г. (за исключением периодов большевистского режима в городе).


[Закрыть] все еще не выходят. Вот вам и свобода слова.

2 февраля (20 января). Суббота. Победа осталась за большевиками. Украинские полки, боровшиеся против них, выдают своих главарей-офицеров, которых сейчас же увозят на «Алмаз». Оказывается, что примкнувших офицеров и юнкеров было очень мало, всего человек 50–60. Говорят, что от Киевской рады идет сильное подкрепление и что они не сегодня-завтра прибудут в Одессу. В городе все мало-помалу успокаивается, жизнь входит в колею. Теперь Одесса совершенно во власти черни.

Все безработные едят бесплатно в лучших ресторанах и гуляют целые дни по улицам. Из 10-ти миллионов им собрали всего два, да и то с большим трудом.

4 февраля (22 января). Понедельник. Я сегодня была свидетельницей возмутительного случая в самом центре города. Передо мной шли три девицы легкого поведения, накрашенные, ужасные, нахальные. На углу показалась очень хорошо одетая дама в котиковой шубе, молодая и очень привлекательная. Когда эти девицы поравнялись с ней, то средняя, ужасная пожилая женщина с гнилыми зубами, воскликнула:

– Эх ты, сука! – и плюнула ей в лицо.

Та остолбенела от неожиданности и омерзения и беспомощно огляделась вокруг, точно ища помощи, отирая себе лицо платком. А девицы пошли дальше, визгливо и вызывающе хохоча. Вся кровь бросилась мне в лицо, мне хотелось броситься на этих женщин и надавать им пощечин. Но теперь это было бы сплошным безумием, когда все так настроены против «буржуев». Но я никогда не забуду выражения лица той бедной дамы. И главное, ничем нельзя отомстить обидчице, и что за враг – уличная женщина!

Матросы держат себя страшно вызывающе и словно никогда не видели женщин. Например, сегодня прошли три матроса, вооруженные с ног до головы. Поравнявшись с нами – я шла с бабушкой, – один из них воскликнул: «А славная молодка!» – и так на меня посмотрел, словно хотел съесть с ботинками и шубой.

Румыны подходят к Одессе и хотят отрезать водопровод. Тогда целый город останется без воды, это будет страшное бедствие.

В городе массовые ограбления и убийства. Все магазины закрыты.

Во время беспорядков было убито 119 человек, ранено 411. Одесса в руках большевиков безраздельно, и странно, что жизнь течет по-прежнему.

7 февраля (25 января). Четверг. Ходят слухи, что румыны заняли Бендеры и Аккерман[290]290
  Совр. Белгород-Днестровский.


[Закрыть] и приближаются к Одессе. Будто бы в Черное море вошел союзный флот, англо-франко-американский.

11 февраля (29 января). Понедельник. Говорят, что подошедшие к Одессе румыны закрыли водопровод в Беляевке, таким образом, весь город останется без воды. Все закупают как можно больше провизии, т. к. в осажденном городе наверно будет голод.

Вчера мы пошли осматривать город после беспорядков. Вокзал с виду не очень пострадал. На Куликовом поле, где похоронили жертв в двух больших могилах, высятся холмики из глинистой красноватой земли. И русских, и евреев вместе, но отдельно гайдамаков от большевиков. Как все это дико и странно! И ради чего погибли эти люди? Пройдя дальше, мы очутились на Пироговской улице, где помещается штаб округа, частью сгоревший. По всей улице летали, как гигантские хлопья снега, разные листы с обугленными краями: разные приказы, донесения, списки. Около самого здания возвышались целые горы бумаг, вытащенных из штабного архива. Странно было подбирать разные секретные срочные приказы, подписанные генералами, тайные документы, на которых было напечатано «Спешно, секретно», и читать их.

Невозможно узнать правды среди массы циркулирующих слухов. Румыны у ворот Одессы. Говорят, что Англия заключила мир с Турцией и та пропустила ее флот через Дарданеллы. А в газетах – ни слова.

На днях опубликован декрет Коллонтай (министр общественного призрения) об упразднении церквей и совершенно отделении их от государства. Церковные богатства, собранные веками, перейдут, конечно, в руки большевиков. А Ленин издал новый приказ: налог на музыкальные инструменты.

Теперь автомобили иначе не называются, как «хамовозы», т. к. в них исключительно разъезжают «товарищи» со своими дамами. Во всех концах Одессы слышно жужжание огромных грузовиков, наполненных вооруженными солдатами и матросами.

12 февраля (30 января). Вторник. Румыны вовсе не закрывали водопровода, а вода иссякла оттого, что испуганные одесситы стали наполнять водой все, что возможно, и поэтому и не хватило. Бедные испуганные буржуи! Сколько раз в день они дрожат и прячутся от разных опасностей.

Теперь военнопленные толпами мирно расхаживают по Одессе и очень скромно себя держат.

27 февраля (14 февраля). Четверг. Теперь мы живем по-европейски, т. е. на тринадцать дней вперед, это новое постановление большевиков.

2 марта (17 февраля). Воскресенье. Сегодня меня чуть не задавили в очереди в баню… Стояло больше пятисот человек, и когда после трех часов ожидания ворота раскрылись, то вся толпа бросилась к кассе. Если бы меня не подхватил какой-то человек и не оттащил в сторону от бегущей толпы, то меня бы растоптали… Удивительный суд – Одесский революционный трибунал. Там творится нечто невообразимое: вместо справедливости царствует любовь к деньгам, у кого они есть – тот и прав. Даже со свидетелей берут взятки. Недавно слушалось дело, в котором потерпевший был полковник в отставке. Его спросили, есть ли у него деньги для ведения дела, и когда тот ответил, что нет, то ему присудили наказание, которое должен был вынести виновный… А например, дело о разводе каких-то супругов. «Вы хотите развестись? – спросил их председатель Белый. – Вы разведены, только внесите ссуду столько-то». И дело в шляпе, быстро и хорошо.

7 марша (22 февраля). Пятница. Опять пережили кошмарные дни, хуже того, что было в январе.

В среду был опубликован приказ Муравьева³², касающийся офицеров и солдат небольшевиков. Там говорилось следующее: все офицеры и солдаты должны примкнуть к большевикам, в противном случае покинуть Одессу, причем офицеры в 24 часа, а солдаты через трое суток. Иначе они будут считаться вне закона, т. е. их будут уничтожать, как бешеных собак. Им будут предоставлены два транспорта, чтобы отвезти в Николаев, и вагоны для отправки на Знаменку. Ясно, что это ловушка, т. к. уезжающие ясно покажут, что они противники большевиков. Наверно, ни один из уехавших не доберется живым до места назначения.

Мы, конечно, страшно встревожились за судьбу Л., и мама помчалась к ним, чтобы сообщить эту новость. Они решили сейчас же уехать, и она поехала на вокзал, чтобы узнать расписание поездов и вообще все подробности. Д. хотел ехать с паспортом К., на котором стоит, что он ученик консерватории, но он оказался просроченным. Мама спросила у большевиков-матросов, стоявших на перроне, пропустят ли его на вокзал, на что те ей ответили, что бумаги должны быть в порядке и что с просроченным паспортом ехать нельзя.

Они не знали, что делать. У В. был документ, полученный им недавно, в котором написано, что он отпущенный солдат.

Я в это время лежала больная дома и страшно волновалась, не зная, что происходит у Л. Оказывается, мама с Анусей снаряжала бедных офицеров в путь, припасая им еду и мешки на дорогу. Как она потом рассказывала, весь этот день оставил кошмарное воспоминание.

Близился вечер, началась стрельба, а мамы все не было. Мы с бабушкой пили чай, а руки дрожали. Часы медленно текли, десять, одиннадцать. Вдруг под окнами послышались выстрелы, потом женские крики, полные отчаяния. У нас мелькнула мысль: мама, Ануся и офицеры поехали на вокзал, и их теперь схватили.