Текст книги "Моя революция. События 1917 года глазами русского офицера, художника, студентки, писателя, историка, сельской учительницы, служащего пароходства, революционера"

1-го ноября в среду попытался пробраться в контору, где на моей ответственности большие деньги и документы, но дошел закоулками и переулками лишь до Лубянского проезда, дальше идти было невозможно: по Лубянской площади летели снаряды, шрапнель и пули. Говорят, юнкера отчаянно защищают здание телефона и Кремль. Почтамт и телеграф в руках большевиков. Возвращался домой под музыку выстрелов. Над головой и где-то близко, незримо, свистели пули, ударяясь в стены домов, разбивали стекла, грохотали по крышам, ранили, убивали и пугали мирных обывателей, а также – ворон и голубей. При этом путешествии подвергся двум обыскам, нет ли при себе оружия. «Соц. – демок.», или «Специал-денатурат», как теперь многие зовут этот погромный листок, пишет уже, что: «Самое имя офицера стало слишком ненавистно народу. Необходимо полное уничтожение офицерского звания. Все командиры должны быть выборные и должны оставаться солдатами, как бы ни были они образованы, опытны, какие бы ни были у них заслуги». Там же напечатана телеграмма за подписью «главнокомандующего войсками, действующими против Керенского, подполковника Муравьева¹⁶³», что 30-го октября в ожесточенном бою под Царским Селом революционная армия наголову разбила контрреволюционные войска Керенского и Корнилова. К вечеру в дом занесены слухи, что немцы взяли у нас Двинск[397]397
  Совр. Даугавпилс.


[Закрыть], Ревель, Або[398]398
  Совр. Турку.


[Закрыть], а у итальянцев – Венецию и 100 000 войска.

Это, дескать, ответ Вильгельма¹⁵⁴ на предложение немедленного перемирия.

В четверг, 2-го ноября, хотя стреляли не меньше, чем накануне, я твердо решил во что бы то ни стало добраться до конторы, до пристани и до своего дома, где живет мать и брат с семьей. Надо же знать – живы ли, все ли благополучно, и об себе успокоить. Пошел по Сретенке, увидел, что у Сретенских ворот оборваны трамвайные провода, обстреляны дома и колокольня Сретенского монастыря (ружейным огнем), и вернулся, чтобы идти по Мясницкой, но и там далее угла Милютина переулка идти было невозможно. Видно, что телефонная станция еще не сдалась большевикам. Ближе к ней, а в особенности церковь архидиакона Евпла[399]399
  Не сохранилась.


[Закрыть], – следы многодневной стрельбы. На тротуарах – осколки выбитых стекол и свалившаяся штукатурка. Трамвайные провода разорваны и в беспорядке валяются по улицам. Дошедшие до Милютина переулка – сейчас же пускаются в обратный путь, и уже бегом. Там что-нибудь ужасное: может быть, трупы, раненые, рукопашная схватка. Значит, опять в контору не попал и решил, что она попала под обстрел, разбита, разграблена и мой бедный Иван Евдокимович, старый и преданный страж, может быть, погиб. Но на пристань к Краснохолмскому мосту пробрался. Хотя было очень жутко. В пути от Покровских казарм до Устинского моста точно вымерло. Все попрятались, за исключением уличных пикетов, которые то и дело постреливали не то в воздух, не то по форточкам и крышам, где только казалась им, вероятно не существовавшая, засада. Когда шел по Устинскому мосту, с глубокой тоской поглядывал на Кремль. Он виден был в тот момент неотчетливо, не то туман (все эти дни после воскресенья снежная слякоть и мгла), не то дым от выстрелов или пожаров. Говорят, что его обстреливают с площадей и с Воробьевых гор. На пристани оказалось пока благополучно, но за час до моего прихода в дом Волка, насупротив нашей пристани, попал снаряд из трехдюймового орудия, поставленного на противоположном берегу р. Москвы для обстрела Кремля. Вот артиллерийское искусство большевиков: это не перелет, не недолет, а «криволет» – он угодил на полверсты левее и упал сзади пушки. С пристани пошел по Краснохолмскому мосту, через Таганку по Садовой. Встречались безумно мчавшиеся автомобили с безумными людьми, злобно поглядывавшими на каждого проходящего и готовыми беспрестанно стрелять в непонравившиеся им морды. Попадались кучки «красногвардейцев». Кто имел смелость спрашивать их, куда они торопятся, они важно отвечали: «на позиции». На какие позиции? На фронте ведь «немедленно перемирие». Значит, на позиции против Кремля, всероссийских святынь, и против бедных, униженных, оскорбленных и напуганных революционной расправой мальчиков-юнкеров. Спаси их Господи! Зашел на Курский вокзал. Там столпотворение вавилонское. Много офицеров, солдат, красногвардейцев и самой разношерстной публики. Кто приехал, кто уезжает, кто тут застрял, боясь идти на московские улицы или не зная, где жить, где отдыхать, что делать. Вероятно, такая же картина наблюдается на станциях в близком ожидании наступающего неприятеля. С вокзала разными переулками добрался до Лефортовского. Там нашел мать, брата и родных – живыми. У них стало тише, а то было жутко, когда большевики обстреливали кадетские корпуса. Вечером в одну квартиру приехала с Александровского вокзала одна сестра милосердия, бывшая на Германском фронте. Она сказала, что в Москве страшнее, чем на войне.

В пятницу 3-го ноября Военно-революционный комитет издал «манифест», в котором торжественно объявляет, что «после пятидневного кровавого боя враги народа, поднявшие вооруженную руку против революции, разбиты наголову. Они сдались и обезоружены. Ценою крови мужественных борцов – солдат и рабочих – была достигнута победа. В Москве отныне утверждается народная власть – власть Советов р. и с. д.». Манифест кончается патетическими словами: «Слава павшим в великой борьбе! Да будет их дело делом живущих». Итак, гражданин Керенский весной, летом и осенью так образовал на бульварах, площадях и в рощах «товарищей», что они, проявив свою неспособность на поле брани с внешним врагом и дезертируя оттуда, оказались очень храбрыми в Петрограде и Москве и легко справились с небольшими кучками «юнкеров» и «белогвардейцев» (так названы студенты, выступавшие вместе с юнкерами). Нисколько не жалко теперь Керенского, позорно сбежавшего куда-то. Если бы он и победил, то все равно не вернул бы к себе былые симпатии. Теперь раскусили его. Что называется, «ни Богу свечка, ни черту кочерга». Комитет общественной безопасности (Руднев и Кº) 2-го ноября в 5 час. вечера подписал с Военно-революционным комитетом «договор». Офицеры, юнкера и Белая гвардия разоружаются. Большевики безусловно победили… Пускай так, но сегодня все вздохнули посвободнее и с утра бросились кто заниматься своими делами, кто смотреть, что сделалось за эти позорные дни с Белокаменной. Вышел приказ открыть магазины, лавки, трактиры и чайные, но как это сделать, когда не работают телеграф, почта, телефон, трамвай и банки? (Ж. д. по возможности действовали все время.) Штаб Керенского во главе с генералом Красновым¹⁵⁵ и Войтинским¹⁵⁶ арестован матросом Дыбенко. Керенский бежал, переодевшись в матросскую форму.

Сегодня наконец добрался до своей конторы. Иван жив и здоров; все пока цело. Но в том же доме страхового о-ва «Россия» с Большой Лубянки и Лубянской площади следы бомбардировки. В некоторых местах пробиты стены и выбиты окна. Ходил на Театральную площадь, в Охотный ряд, на Тверскую, к Никитским воротам, по всей Мясницкой. Масса домов с громадными повреждениями. Особенно досталось «Метрополю», Думе, Малому театру, Национальной гостинице и многим домам по Тверской, Газетному переулку, Большой Никитской и в Милютинском переулке. Но сама телефонная станция как здание нисколько не повреждена (вот что значит – строили ее не русские, а шведы!), внутри, конечно, через разбитые окна там понапорчено как следует, но этого увидать с переулка нельзя. Однако и сегодня среди половины дня разгорелась было сильная пальба. Может быть, холостыми снарядами для разгона публики, нахлынувшей на зрелище «поля сражения». Все-таки я только сегодня видел санитарные автомобили с несчастными ранеными, † А сколько убитых? Говорят, что около 5000 человек. Бедные жертвы людского безверия, мрака и междуусобицы. Прости им Господи! И пожалей плачущих и скорбящих о них.

В субботу 4-го ноября уже совсем без выстрелов, но опять без банков, телефонов и трамваев, телеграф и почта начали действовать со вчерашнего полдня. Подается такая масса телеграмм, что мне пришлось на главном телеграфе стоять в хвосте целый час. Давал телеграмму сыну. Знаю, что он тревожится об нас, а еще более тревожусь я о нем. Теперь его положение, положение правоверного офицерика, прямо бедовое! Большевики командуют Москвой очень круто. Командующий Московским военным округом полковник Рябцев смещен, а на его место назначен солдат Муралов. <…> В Кремль не пускают, но я уже видел страшные язвы, нанесенные ему кощунственными руками: сорвана верхушка старинной башни, выходящей к Москве-реке (ближе к Москворецкому мосту), сбит крест с одной из глав «Василия Блаженного», разворочены часы на Спасской башне, и она кое-где поцарапана шрапнелью, наполовину разбита Никольская башня, и чтимый с 1812 года за свою неповрежденность от взрыва этой башни французами образ св. Николая Чудотворца уничтожен выстрелами без остатка. Старинные крепчайшие ворота исковерканы, разбиты и обожжены до жалкого вида, а в самом Кремле, говорят, разрушения еще страшнее. Как же это щадили его татары, поляки и французы? Неужто для нас ничего святого нет? Должно быть, так. По крайней мере, я слышал, какой-то солдатишко, идя по Мясницкой, ораторствовал, «что там ихний Кремль, жись-то наша, чай, дороже». Подумаешь, до чего может дойти русский мужик своим умом! Хотя, разрушая народные святыни, он разрушает их все-таки для того только, чтобы кого-то там уничтожить, лишить жизни, а вовсе не для того, чтобы разворотить что-либо священное, целые века охранявшееся его же предками от нашествия иноплеменных и теперь уничтоженное его святотатственной рукой.

5– го ноября в воскресенье, слава Богу, спокойно. Можно было побывать в церкви и на Сухаревке. Вышли газеты меньшевиков. Конечно, протестуют против уничтожения свободы слова и печати, против разгона Московской думы, впервые избранной всеобщим голосованием. Протестуют против большевицкого террора, самочинных обысков и против попрания прав личности. Знаменательно заявление влиятельного большевика Луначарского. Он слышал об осквернении Кремля, о тысячах жертв и восклицает: «Вынести этого я не могу. Моя мера переполнена. Остановить этот ужас я бессилен», а потому – выходит из Совета народных комиссаров. Муралов объявляет о выборах командного состава в войсках, а тем генералам и офицерам, которые не будут избраны на командные должности, предлагает в двухмесячный срок уволиться в отставку. Значит, «ищи себе другого места». Похоже на то, что в недалеком будущем придет к нам в пароходство какой-нибудь бывший начальник корпусного штаба, всю жизнь посвятивший себя военной науке и службе, и будет несмело спрашивать, нет ли у нас каких-нибудь письменных занятий на самое ничтожное жалование, чтобы семья не подохла от голода… Больно! Кое-где пошли трамваи, а про телефон говорят, что его не скоро еще наладят.

6– го ноября, в понедельник, можно бы и делом заняться, но банки еще не открыты, а потому ничего не клеится. Театры не работают. «Буржуазные» газеты все еще не выходят. Из состава нового правительства ушло еще несколько «министров»: В. Ногин, А. Рыков, И. Теодорович, В. Милютин, А. Шляпников и Д. Рязанов (комиссар путей сообщ.). Уходят, не соглашаясь с засилием чисто большевицкого правительства, действующего лишь средствами политического террора. Арестован управляющий Госуд. банком Шипов. От него Совет комиссаров требовал выдачи 10 000 000 на экстренные надобности Совета. Но он имел мужество отказать в этом захватчикам власти.

7– го ноября, во вторник, пишут, что гласные Думы не допущены в Думу на заседание. <…>

† 8-го ноября, в среду, наконец вышли настоящие газеты, то есть – «Русск. слово», «Русск. вед.», «Утро России» и др. На первых страницах – траурное объявление о кончине многих московских обывателей, случайно погибших за эти дни или павших идейно. Царство им Небесное! Много скорбного, нерадостного и предвещающего новые народные бедствия помещено в этих газетах. Но во всех – надежда, что дело большевиков – только нарыв, который когда-нибудь да лопнет. «Русские вед.» прямо говорят, что: «Царство большевиков мертворожденно. Роковые слова «мене, текел, фарес»[400]400
  Согласно Библейскому преданию, слова «мене, текел, фарес» были начертаны на стене таинственной рукой во время пира вавилонского царя Валтасара незадолго до падения Вавилона и смерти Валтасара (Дан. 5). В светской культуре эти слова стали условным обозначением предзнаменования, в том числе и смерти именитых персон.


[Закрыть] написаны на его стенах с самого его возникновения». Статьи имеют такие заголовки: «На развалинах», «Апофеоз братоубийства», «Со взломом», «Трещина», «Украденный закон», «Братский бой», «Дни ужасов», «Террор» и т. п. В Петрограде правительство засело в Зимнем дворце, который порядочно испорчен стрельбой с Невы и с Дворцовой площади и разграблен. Министры были все арестованы, но потом оставлены под арестом только кадетствующие, т. е. Кишкин, Терещенко, Коновалов, Смирнов¹⁵⁷, Третьяков. Под Петроградом был бой казаков с матросами, которых было больше, чем казаков в 12–15 раз. И везде так. Вообще, за малым исключением, все солдаты, строго говоря, «изменившие» царскому правительству, еще раз за эти 8 месяцев успели изменить и другому правительству. Какой позор для нации! И как жестоко дралась эта рать громадная с небольшими кучками верных долгу! Никому пощады не было, убивали при этом священников, мирных граждан и даже не постыдились надругаться над «учителем революции» Г.В. Плехановым!

В министерствах никто не работает. Чиновники не признают новой власти. Все отбирается от них насилием. Все спуталось, все пошло к окончательной разрухе ужасающими скачками. Слухи о немецких победах не подтверждаются, но о победоносном шествии анархии по всей стране сообщается очень определенно. Железнодорожники, доведенные насилием и угрозами различных властей до отчаяния, грозят массовой стачкой. Тогда голод на фронте и в городах вступит в свои ужасные и неумолимые права. Горе России! Безумие овладело массами ее. Это гнев Божий!

Повреждений в Москве не исчислишь. Они и там, где я их видел (в особенности у Никитских ворот, где разбито и сожжено дотла несколько домов, от которых остались одни полуразрушенные стены. Там все погибло в огне: много живущих там и все добро, все имущество от подвалов до чердаков. И дома многоэтажные, с сотнями квартир). В Кремле снаряды попали в Успенский собор, в Чудов монастырь, в церковь 12-ти Апостолов, в Малый дворец и вообще, должно быть, пострадал наш Святой и седой Кремль больше, чем от нашествий иноплеменных. Пишут о многих разрушениях, пожарах, расстрелах, но Бог с ними! Лучше уж сказать сразу, что, в общем, надо бы хуже – да нельзя. Может быть, эти ужасные картины пробудят совесть восставших брат на брата и не доведут политическую борьбу до повторения таких ужасов. Да и нет возможности записывать обо всем протокольно. Это не по моим силам и не по моему настроению.

† Случайно серьезно ранен в ноги в своей квартире Брусилов. Как старик с ума не сойдет от такой превратности судьбы! Застрелился от невыносимого состояния духа старый московский общественный деятель Ф.Ф. Воскресенский.

Казаки на Дону, что называется, окопались: ни к нам не идут на помощь, ни угля и хлеба нам не дают и к себе никого не пускают.

Украина и Финляндия провозгласили себя республиками и тоже с презрением относятся к нашему бедствию. Погибайте, мол, коль не сумели объединиться.

Кавказ тоже что-то устроил у себя «самостийное». Распадается великая Россия, трещит по всем швам. В Бессарабии автономия.

Одна только Церковь силится удержаться, и дай Бог, чтобы «не одолели врата адовы». В воскресенье выбран по жребию Святейшим Патриархом Московский митрополит Тихон. (На Церковном Соборе были избраны 3 кандидата: он и архиепископы Антоний¹⁵⁸ и Арсений¹⁵⁹.)

Сегодня объявлено, что временный Верховный главнокомандующий Духонин¹⁶⁰ не исполнил распоряжения Ленина и Кº о немедленном перемирии и за это смещается, а на его место назначается прапорщик Крыленко. Ловко! Можно ли идти дальше, и что за честь победоносному великому Гинденбургу¹⁶¹ состязаться с прапорщиком Крыленко. Не лучше ли просто прислать к нам в Россию немецких жандармов и городовых и разогнать всю нашу шатию «в сером», а разных Крыленко, Дубенко, Гнусенко, Ленина и коммивояжера Троцкого связать и поместить в дом умалишенных, а затем в союзничестве с другими нашими неприятелями и с англичанами, французами, американцами и японцами разделить Россию на части и взять ее со всеми республиками, автономиями и комитетами под строжайшую опеку. Искренне говорю и говорю, как любящий свою бедную родину, – дай Бог, чтобы это совершилось.

Сегодня опять праздник с музыкой, революционными песнями, процессиями и флагами. Приказано не торговать, не учиться, не работать, а идти на Красную площадь, где вырыты могилы для жертв революции, стоявших на стороне большевиков, † По-христиански и по-человечески говорю – упокой их Господи! Но душа не лежит к афишированию этого скорбного, но мрачного торжества. Я даже не пошел с утра за народом и провел день в тиши своей конторы за писанием этой роковой повести. Прости меня Господи и утешь осиротевших, но не дай торжествовать тем людям, которые сегодня распевали «Мы жертвою пали». Не было надобности в этих жертвах, и мирным путем можно добиться на земле Царствия Божьего. Нужно только быть всем безоружными.

На улицах расклеен приказ Военно-революционного комитета о свободной выдаче в банках без ограничений сумм только по чекам на выдачу жалования служащим и заработка рабочим, а также необходимых для воинских частей, все же прочие выдачи ограничиваются 150 руб. в неделю. Такая чепуха, свидетельствующая о полном убожестве наших новоявленных администраторов. Ведь благодаря такому распоряжению вся торговая жизнь крупнейшего торгового центра остановится. Остановится и вся промышленная жизнь. Не имея возможности получать деньги за проданные товары, фабриканты не в состоянии ни купить материалы, ни заплатить рабочим. Черт знает какое создается положение! Вот идиотство-то! А в Петрограде само «правительство» в лице Ленина и Луначарского (вернулся опять к власти – видно, разобрался, что Кремль не настолько осквернен, чтобы плакать о нем) издало декрет о введении государственной монополии на объявления. Суть его в том, что печатание за плату объявлений в периодических изданиях печати, равно в сборниках и афишах, а также сдача объявлений в киоски, конторы и т. и. учреждения объявляется монополией государства. Печатать такие объявления могут только издания «временного рабочего и крестьянского правительства в Петрограде и издания местных Советов р. с. и к. д.». Одним словом, большевики осуществляют легендарный проект черносотенной газеты дореволюционного времени «Земщина»[401]401
  Газета черносотенцев «Земщина» в 1916 – начале 1917 г. регулярно обращалась к власти с призывом о введении «беспощадной диктатуры».


[Закрыть] или повторяют страничку из «Записок сумасшедшего». Да и чего ожидать от них, когда Троцкий сказал, что «свобода печати – буржуазный предрассудок», а Ленин сравнил защитников свободы печати с людьми, «останавливающими идущую вперед полным паром революцию».

В районе Балом-Перонн английскими войсками захвачено 8000 пленных и прорвана линия противника на 5 миль. Также сообщают, что английские войска, оперирующие в Палестине, находятся от Иерусалима только в пяти милях. Из армии несутся мольбы, жалобы и стоны самого страшного содержания: «Медлить больше нельзя. Не дайте умереть от голода. Армия Северного фронта уже несколько дней не имеет ни крошки хлеба, а через 2–3 дня не будет иметь и сухарей…», «Люди больны, раздеты, разуты и обезумели от нечеловеческих лишений» и т. д.

Большевики захватили московскую контору Государственного банка и арестовали ее управляющего В.Я. Ковальницкого.

Зима делает попытку установиться. Немножко выпало снегу, и сегодня был мороз до 10°.

К вечеру ходил на Красную площадь, † У самой Кремлевской стены, напротив Верхних рядов, погребены сегодня борцы за власть большевиков. Похороны были гражданские. Музыка и песни революции. Могилы вырыты на площади торжественно, а не где-нибудь в тиши кладбищ. Все это как-то не идет простому русскому человеку. В народе, окружающем могилы, было какое-то мстительное настроение: из-за буржуев погибли, вот мы им покажем! Я не без опаски крестился и шептал «Царствие им Небесное!». Может, такое мое настроение контрреволюционно?

28 ноября (15 ноября). В субботу 11 числа сильно расшиб руку, и до сих пор чувствую себя нехорошо. Газеты читаю усиленно и вижу, что царствование большевиков пока что укрепляется. Они делают что хотят, и никакие протесты, никакой саботаж на них не действует. Государственный банк и все российское золото в их руках, Ленин и Троцкий действуют самодержавно, напористо и безо всяких церемоний даже в международных отношениях. Крыленко поехал заключать перемирие, а так как Духонин не признает его, то еще неизвестно, кто у нас Верх, главнокомандующий. Обысков, арестов, запрещений, разгромов, декретов, забастовок и всего прочего такого так много, как будто вся Россия осаждена кругом беспощадным неприятелем и не знает, как жить, как быть.

† На Красной площади без церковной обрядности похоронено более 400 человек. 3-го числа на Братском кладбище состоялись трогательные похороны по христианскому обряду 37 молодых людей (юнкеров, студентов, сестер милосердия), погибших в неравном бою с большевиками. Говорят и пишут, что их провожала несметная толпа. На могилах говорились речи, из коих речь Н.И. Астрова довела меня до слез. Он сказал что нужно, и, может быть, его слова проймут озверевшие сердца наших настоящих властителей. Но едва ли они удосужатся прочитать описание этих похорон. Бедные молодые люди! Думали ли они, что сложат свои головушки на Братском военном кладбище от своих же братьев, с которыми, быть может, иные шли рука об руку на настоящем ратном поле против неприятеля. Упокой, Господи, их и пожалей плачущих и скорбящих о них!

Погода стоит тоже мятежная. Чего-чего не было за эти дни: и мороз, и снег, и дождь, и снежный ураган, и буря, как летом! Сейчас снег, можно ехать на санях, а через час он исчезнет, и опять поезжай на колесах.

<29 ноября (16 ноября), 30 ноября (17 ноября)>

1 декабря (18 ноября). Все-таки надо признать, что наши настоящие властители Ленин и Троцкий – люди недюжинные. Идут к своей цели напролом, не пренебрегая никакими средствами. Если это и нахалы, то не рядовые, своего рода гении. Керенский перед ними мелок. Он может умереть, но про него лучше того, что писали весной и летом, уже не напишут.

На каких-то тюфяках, после царских, спит он теперь, и где он теперь находит слушателей для своего пустомельного, выходит, красноречия? Кто-то сказал, что «если вы хотите узнать, что такое слава, то спросите о том поросенка, нюхающего воздух».

Кстати, о славе, о честолюбии: обнародован декрет об отмене «сословий, званий и чинов». Все теперь (по Ленину) «граждане Российской республики». Но кто теперь возгордится таким «высоким» званием?

А в прошлом годуя, выходец из крестьян Владимирской губ. и с 1911 г. «мещанин Сергиевского Посада», ожидал пожалования меня в потомственные почетные граждане, согласно представления о том О-ва для содействия русскому торговому мореходству[402]402
  Императорское Общество для содействия русскому торговому мореходству было основано в Москве в 1873 г. Его членами были военные и гражданские моряки, купцы и чиновники, представители научной и творческой интеллигенции.


[Закрыть]. Хорошо, что не успел получить этого звания, а то, пожалуй, считал бы теперь себя обиженным. <…>

<3 декабря (20 ноября)>

5 декабря (22 ноября), † В «Русском слове» напечатано потрясающее известие, что ген. Духонин убит в Ставке матросами-большевиками. Не верится даже, что свершился такой ужас. Честному генералу вечная память, а безумной революции позор, позор!

Вчера в Успенском соборе состоялась интронизация «Святейшего Московского и всея Руси Патриарха Тихона».

Ставка, под угрозой прибывших гвардейцев и матросов, перешла во власть Крыленки, или «товарища Абрама», как кличут его в своей партии, а генералы Корнилов, Деникин и другие бежали из Быхова и направились, вероятно, в Новочеркасск. «Цо-то будет».

Арестованы генерал Маниковский, Петроградская городская дума (вскоре освобожденная от ареста) и некоторые редакторы «правых» газет. Эти газеты ежедневно закрываются, а на другой день выходят уже под другим названием. Их типографии реквизируются и там печатаются «труды» большевиков. Такого гонения на печать не было и при царском правительстве.

7 декабря (24 ноября). Печальное известие об убийстве Духонина, к великому сожалению, подтвердилось. Сам Крыленко защищал его, но матросы до того озверели, что убитого Духонина продолжали расстреливать и терзать штыками. Такого варварства и от русских нельзя было ожидать.

Товарищ Керенский! Где вы сами, где ваши убаюкивания, где ваше железо, где ваши портреты, акционировавшиеся за десятки тысяч руб., где ваши глупые поцелуи, дифирамбы бабушкам и дедушкам революции, ваши страшные слова о власти медленной, но верной, ваши демократические куртки и панибратство с курьерами министерских домов, и зачем вы дерзаете еще обращаться к народу и к солдатам с бледными, выдохшимися уговорами «опомниться» и заявляете, что вы не сложили еще власти. Что толку для России, если она когда-нибудь опять попадет к вам? Ну вас к черту – уйдите от нас или спрячьтесь в свою скорлупку, которую бедная, неразумная Россия приняла было за ясли спасителя Родины. Никакого вам оправдания – вы не друг, а враг своего отечества, и враг не по идее, а по вашему человеческому ничтожеству! <…>

10 декабря (27 ноября). Арестован Главный избирательный комитет Учредительного собрания. Причины довольно загадочны, но дело клонится к тому, что Учредительное собрание будет сорвано большевиками. Они уже говорят, что при наличности Советов Учредительному собранию делать нечего, а особливо в таком составе, когда в нем эсеров и кадет больше, чем большевиков.

Вышел новый декрет об отмене частной собственности на дома в городах. Вот так штука: не было ни денег, ни ценностей – был отцовский дом, нажитый его многолетними трудами, и вот теперь он не мой. Значит, если бы я его продал месяц тому назад, то были бы у меня вместо дома деньги, а теперь ни того, ни другого. Неужели этот декрет построен на научном основании? Кто же теперь ошибается так грубо: учители социал-демократов или их ученики?

Любой край теперь, кроме нашего, раем кажется, и тянет туда. Вот когда познается величие той истины, что «где справедливость – там и родина»! У нас же нет справедливости, стало быть, нет и родины!

11 декабря (28 ноября). Вчера вечером приехал в Москву Леля. Как я и ожидал, положение офицеров сделалось невыносимым. Солдаты глядят на них, как на злейших своих врагов. И не боявшийся страшных и непобедимых врагов-немцев мой бедный вояка забоялся своих родных солдатиков и, заявив о своей болезни в ноге, о которой молчал перед призывом на военную службу, получил возможность эвакуироваться для лечения в Москву. Что-то Бог даст дальше, но ясно, что добытые им через учение и ратные подвиги почетное звание офицера и знаки отличия будут отняты у него солдатской властью. Ну, его еще дело такое, что лишение присвоенного и заслуженного заденет лишь его самолюбие, а вот каково кастовым офицерам и генералам и их семьям. Ведь если они не достигли 39-летнего возраста и не избраны на командные должности, то всех их низводят в солдаты, причем предстоят для дальнейшей жизни солдатские нары, солдатский котел, солдатское жалование, а для семей солдатский паек. И только достигшие 39-летнего возраста будут уволены в отставку. Значит, более молодые, хочешь не хочешь, – служи солдатом, хоть бы ты, начиная с кадетского корпуса, чуть не 30 лет учился военному искусству и завел большую семью, которую доселе имел возможность воспитывать и содержать в культурном порядке вещей.

Что же делается у нас? И что эти «трое», Ленин, Троцкий и Муралов, за законодатели превращения интеллигентных людей в каторжников? Неужто это их законное право и никто никогда не отменит их ужасных, бесчеловечных «декретов»? События последних дней не сулят скорого избавления от такого неслыханного произвола. Большевики сильны, безусловно, и даже там, где, казалось бы, они должны были встретить могучий отпор, т. е. на Украине, на Дону и в других «самоопределившихся» краях. Они победоносно завоевывают себе властное значение: несколько дней уже идет активная борьба большевиков с казаками, юнкерами и офицерами в Ростове-на-Дону, в Нахичевани, в Белгороде, и, по-видимому, Каледину и Корнилову несдобровать. Значит, нет такой силы, которая могла бы урезонить ликующих большевиков. «Буржуазные» газеты надеются на образумление «темных масс», но я не вижу этого вскоре и склонен думать, что террор родины прогрессирует и может быть остановлен только союзом европейских государств, но для этого там нет теперь таких гениев, как Наполеон или Бисмарк.

Иерусалим англичанами еще не занят, а только окружен. А вот у нас большевики уже «заняли» Сенат, Петроградскую Судебную палату и друг, судебные установления (в исполнение декрета об устранении суда).

<…>

Все наши послы при заграничных дворах получили отставки. <…>

Петроградские «буржуазные» газеты опять прихлопнуты, а также и наше «Русское слово» (с сегодняшнего числа).

В Кремль все еще не пускают. Видно, стыдно показать, как осквернены там братоубийственной войной Успенский собор, церковь 12-ти Апостолов, Патриаршая ризница, Чудов монастырь и Малый дворец.

Театры Большой, Малый и Художественный открылись только на днях. В Малом театре засело в боевые дни 200 красногвардейцев, которые там так набезобразничали, что артисты плакали. Много из личного и казенного добра расхищено, растерзано и переломано.

Вот иллюстрация существующего в Москве внешнего порядка: в центре города, на Большой Лубянке, лежит уже пять дней дохлая лошадь, и если бы не морозная погода, то этой улицей не пройти бы. Мы морщим носы, когда читаем в описании Пекина, что там на улицах валяются дохлые кошки, а у самих-то под носом что делается?

12 декабря (29 ноября). Расклеено воззвание народных комиссаров «Всем, всем и всем». Предостерегают верноподданных большевиков, что буржуи взбунтовались всерьез. Каледин на Дону, Корнилов на юге, Дутов¹⁶² на Урале. Им объявлена беспощадная борьба; туда и сюда шлются и сами едут матросы, красногвардейцы и все другие, кому делать кроме нечего, а главное, те, у коих совесть нечиста или готова на всякое, даже братоубийственное дело. И всех пуще орудуют матросы. Откуда взялась храбрость, завоевательные приемы и работоспособность не только морская, но и сухопутная?! Некоторые суда проникли в Ростов н/Д. и Таганрог, и производится форменная бомбардировка, а тысячи две матросов, кроме того, разъезжают в воинских поездах и то там, то тут орудуют, как в добрые старые времена орудовали против турок.

Воинственному азарту наших преторианцев помогает винное зелье. В Петрограде приступом взяты дворцовые винные погреба, и по всей России громятся всякие винные склады. Вино льется рекой, в нем товарищи прямо купаются. Никакими силами нельзя приостановить это пьянство. Сам Луначарский заявил в Смольном, что в Петрограде царит пьяный ужас…