Текст книги "Моя революция. События 1917 года глазами русского офицера, художника, студентки, писателя, историка, сельской учительницы, служащего пароходства, революционера"

10 февраля (28 января). Сегодня наш полк опять встал на позицию. <…> Прислали пополнение – старики 35-38-летние, некоторые похожи на солдат, а некоторые, несмотря на свой солидный возраст, прямо сопляки, трусье! Старые солдаты расходятся по разным командам, как штурмовая, саперная, в сапожники, маляры, мастера, колодезники и пр., и, конечно, все стараются удрать и остаются самые плохие. Не знаю, к чему такое дробление роты?

<…>

14–16 февраля (1–3 февраля). До чего я ждал отпуска, это прямо ужасно… <…> К отъезду я уже совсем приготовился, но сегодня вечером беру трубку телефона и слушаю. Предлагают отпуск или командировку в авиацион[ные] наблюдатели. После некоторого колебания я отказался от отпуска. Жаль было его, но та служба лучше. Только когда нас потребуют? Отпуски закрыты до 14-го февр[аля].

<17 февраля (4 февраля), 18 февраля (5 февраля)>

23 февраля (10 февраля). Утром произошел несчастный случай, один старый солдат 35 л. взял бомб, зарядил и спустил оба предохранителя, испугался и бросил их около себя, его-то мало задело, но одного тяжело ранило и 2-х легко. Вообще во всех полках массы случаев ранений своими гранатами. Миллионы раз говорили солдатам о необходимости осторожного обращения с запалами и бомбами, и, несмотря на это, все-таки продолжаются несчастные случаи. Ком[анди]р полка настаивает, чтобы суд присудил одного из таких, которые ранят себя нарочно, к смертной казни, чтобы подействовать на других, но суду каждого в отдельности жаль.

<…>

26 февраля (13 февраля). Приехал шт[абс]-кап[итан] Дедученко. <…> На вид это мрачный и угрюмый чел[овек], но и веселый временами.

Часто напускает на себя с излишком вид грозного нач[альни]ка. Ужасно боится снарядов и немцев. Спит даже в сапогах. Почему-то носит Владимира 4 ст.[350]350
  Орден Св. Владимира 4-й степени.


[Закрыть], когда в послужном списке не значится. В общем, чел[овек] хороший. Может быть, боязнь снарядов объясняется тем, что он 2 раза контужен и 1 р[аз] ранен. При каждом удобном случае, как перед боями и пр. опасностями, утекает из полка под видом болезни…

13 марта (28 февраля). Все эти дни мы по очереди дежурили побатальонно] у телефона, по приказанию Дедученки. На фронте все благополучно, изредка какая-нибудь перепалка.

Частенько я изводил пор[учика] Лозко, возьму трубку и начну подражать Дедученке, а Лозко знает, что он им недоволен, и начинает трусить, я на него кричу, а потом скажу: «Ну а в общем, поверочка!» Ох! Он тогда меня давай ругать, а я трубку брошу.

<…>

<15 марта (2 марта) >

16 марта (3 марта). Вечером мы были вызваны в собрание. Приехал нач[альни]к дивизии. Мы все думали, что предстоит наступление. Н[ачальни]к див[изии], взволнованный, нам заявил, что в Петрограде революция и в России переворот государственного строя. Учреждено ответственное министерство во главе с председателем Государственной думы М. Родзянко⁴. На нас произвело это известие радостное впечатление, какое-то новое чувство запало в душу, так и вести войну легче. По крайней мере, не будет измены, и война до полной победы.

17 марта (4 марта). Говорят, что В[еликий] К[нязь] Николай Николаевич⁵ стал опять Верховн[ым] главнокомандующим] и что Государь отрекся от престола. Часа в 3 дня полк построили в поле, и ком[анди]р полка прочитал Манифест об отречении Государя от престола с наследником в пользу брата Мих[аила] Александровича]⁶ и приказ Ник[олая] Николаевича – «повиноваться нач[альника]м, вести себя спокойно и ждать новых распоряжений». И еще раз повторялось, что войну во что бы то ни стало довести до победного конца. На меня это ужасно подействовало. Император отказался от престола, ведь это что-нибудь да значит. Учреждено Временное правительство, т. к. в своем Манифесте В[еликий] К[нязь] Мих[аил] Александрович хочет, если нужен будет Царь, то пусть его выберет весь народ, а пока он тоже отказывается от престола. Да! Величайшее событие мы сейчас переживаем. Но это, очевидно, все к лучшему.

18–22 марта (5–9 марта). С каждым днем мы узнаем все больше и больше. Нам читают приказы уже Вр[еменного] правительства, которое просит спокойно все переждать, не волноваться. Из газет узнаем, что при помощи войск в Петрограде произошла революция и образовано Вр[еменное] правительство из членов Государственной] думы с председателем кн. Львовым⁷. Пишут об арестах прежних министров, раскрываются тайны Романовского дома, отношения Государыни⁸ к стране, Вильгельму⁹ и Распутину¹⁰. Боже! Какие ужасы! Государя в газетах разносят ужасно. Государыню арестовали. К Государю приехали депутаты и заявили о революции, о перешедших на сторону революц[ии] войсках и пр., он по их предложению решил отказаться от престола. Говорят, он хотел открыть Минский фронт, для того чтобы немцы усмирили восставших. Всеми армиями признано Временное] правительство.

23 марта (10 марта). Пишут об упразднении полиции, жандармов и учреждении милиций. По всем городам революционер[ские] движения, везде признано новое Правительство. Освобождены политические. Арестовали Государя, арестовали того человека, перед которым все раньше трепетали и которого теперь срамят и на которого теперь почти не обращают внимания. Его отправили в Царское Село. Пишут, что дети его больны. Татьяна¹¹ или сама отравилась, или ее отравили. В случае попытки Государыни защищаться обещали тяжелой артиллерией] разнести Александровский дворец со всеми обитателями. Ген[ерал] Иванов¹² с эшелоном Георг[невских] кавалеров пытался отстоять трон, но и его арестовали.

Торжество по Руси великое! Свободная Россия!!! Как это приятно!!!

Всюду митинги, собрания, обсуждения.

24 марта (11 марта). Весь этот перевороту нас, на позиции, прошел тихо, мирно. Только удивлялись солдаты, зачем Царь отказался от престола. «Ну, выгнал бы старых министров, Государыню, а сам бы остался», – говорили они. Вот до чего привыкли видеть над собой власть, без которой, они думают, им будет хуже. А в общем большинство понимает создавшееся положение и довольны происшедшим переворотом. Все свободные граждане!!! Как это хорошо! Никаких Превосходительств, Благородий уже не существует, не существует и обращения на «ты». Все офицеры обязаны называть на «вы» солдат, и не нижними чинами, а солдатами, а они обязаны называть «г[осподи]н генерал, полковник, прапорщ[ик]». На этой почве масса инцидентов, но комических. Придет солдат и первый раз назовет «г[осподи]н прапорщик», а второй «Ваше Благородие». Мы строго запрещаем называть нас благородиями, ведь остатки рабства. Чем они ниже нас? Ничем. Только та разница, что мы добились науки, а они по вине Старой Власти даже не научены грамоте, вероятно, они нарочно хотели, чтобы русский мужик был серым, непонимающим. Сколько было и раньше, и теперь жертв за свободу России. Теперь еще живые освобождены. Дезертиры сами являются к войск[овым] начальника]м для отправки на позиции. Солдатам разрешено быть где угодно, курить в присутствии оф[ицеров] и пр. Нам, молодым офицерам, ничего не стоит привыкнуть к новым порядкам, а вот каково старым оф[ицерам] со старым закалом… Ничего, и они привыкнут, только бы не вернулась старая деспотическая власть.

25 марта (12 марта). Часов в 10 ут[ра] полк построился на опушке леса, вышел полковой священник, и мы, подняв два пальца вверх, принесли присягу Временному правительству и Родине, безо всяких целований и пр., как было раньше.

Но вышла заминка с присяжными листами. Солдаты не хотели подписываться, хотели, чтобы лист был официальный с печатью, боялись, что он попадет в руки Старого Правительства или, когда все подпишутся, внизу ком[анди]р полка напишет: «Не желаем», в общем, много курьезов. Все говорят: «Как люди, а потом я распишусь», и пр. И вот каждый, ожидая, пока люди распишутся, не решался. В конце концов мы бросили и говорить по этому поводу.

Какой-то дурак, наверное, ду мая, что его кто боится или что свобода дает право писать что угодно, написал ком[анди]ру полка: «Г-н Шаматов! Убирайтесь из нашего полка! Иначе мы вас <…> перевешаем, как мух. Вы нас мучаете, гоняете то на работы, то на занятия. Наступать не пойдем, а пойдем на вас и перевешаем всех вас» и пр. Мы, конечно, долго смеялись. Ком[анди]р полка, собрав полк, объявил им это письмо. Говоря про себя, он растрогался, чуть не заплакал, жаль его. Солдаты были поражены письмом. Другое письмо было подброшено ком[анди] ру 10 роты. «Вы защищаете свои интересы, – писали там, – Вам неприятно, что Вас сравнили с нами, а нам неприятно 3 года воевать, знайте, мы наступать не пойдем и миру дождемся в этом лесу» и пр. Чрезвычайно глупое письмо, будто мы тут виноваты.

В[еликий] К[нязь] Николай Николаевич] устранен от должности Верх[овного] главнокомандующего как член дома Романовых[351]351
  Представители династии Романовых, занимавшие престол Российской империи с 1613 г. до Февральской революции 1917 г.


[Закрыть], на его место назначен ген[ерал] Алексеев¹³.

26 марта (13 марта). В газетах только и видны собрания, митинги и пр. собрания, говорить-то говорили бы, да только побольше снарядов и патронов делали, а то все манифестации, торжественные похороны павших в революцию и пр., посмотрели бы, какие похороны здесь, как хоронят павших за ту же свободу России – закопают, где попало и как попало. Поменьше торжеств, побольше дела!

27–28 марта (14 марта). Вчера и сегодня наша 7-я рота говела, я вр[еменно] командую сей ротой. Я тоже исповедовался и причащался, все происходило в самоделанной церкви из плетней. Сделан алтарь, несколько икон, продаются свечи. Но все не то, что дома, нет той торжественности службы.

Привезли кинематограф, показывали картины, слишком малы, но все же они доставили нам и солдатам большое удовольствие.

За все время отдыха нас гоняли на работы и занятия, почему мы очень устали и рады были идти на позицию.

Однажды на занятиях мы в небе заметили белое пятнышко, это, наверное, немцы пустили шары с прокламациями.

Был в бане, баня ничего, вымылись хорошо. Идя назад, нам пришлось по колено в воде шагать по болоту, не особенно приятно после бани. На обратном пути заходили в штаб дивизии, я поиграл на пианино.

Заявил ком[анди]ру полка, что желаю ехать в отпуск и пр.

29 марта (16 марта). В 9 час. наш полк выступил из бивака на позицию. Эх! И паршиво же идти по грязи и воде, ноги промокают ужасно, а воды, воды! Откуда она только берется.

<…>

30 марта (17 марта). Позиция нельзя сказать, чтобы была хорошая, но, во всяком случае, стрельбы мало. До противника далеко, до 3 тыс. шагов местами. Впереди Стоход разлился, и получилось сплошное море, которое доходит до наших окопов – это хорошо, опасаться нападения уже нельзя, но зато скоро вода проникнет в окопы и блиндажи.

Пахнет весной, снег быстро сходит, солнце ярче светит и теплее. Кругом лес, природа, в общем, стоять хорошо.

1 апреля (19 марта). Погода становится все лучше и лучше. Снега уже не видно, теплынь, прямо приятно прогуляться по лесу.

Узнал, что разрешили отпуска, я позвонил к адъютанту, чтобы он доложил ком[анди]ру полка, что я хочу ехать в отпуск. Он доложил и объявил, что я еду. Я, конечно, остался почти равнодушен, т. к. когда ждал, то его не было, а когда не ждал, оказалось, еду.

2 апреля (20 марта). С нетерпением жду 21-го, когда мне будет урваться домой. С вечера начал писать письма, написал ровно дюжину. И никому, кроме Леши и Мих. Ник., не сообщил, что еду в отпуск.

3 апреля (21 марта). Вот уже и 21-е, сейчас 3 часа ночи, я дежурю, а товарищи офицеры спят. Приготовил белье и т. п., в общем, сборы коротки. Хочется спать, пожалуй, скоро лягу, невозможно перед отпуском до рассвета подежурить. Прочитал газеты, хорошего мало, и плохого тоже, в общем, к нам мало отношения имеют, мы и так знаем, что дает победа врага над нами и что дает наша победа. Да! Но, в общем, буду спать до отпуска…

Сноски

¹ Государь Император – Николай II Александрович (1868–1918), император Всероссийский (1894–1917), старший сын императора Александра III и императрицы Марии Федоровны. Отрекся от престола в ходе Февральской революции 1917 года. С марта 1917 г. вместе с семьей находился под арестом, в июле 1918 г. расстрелян большевиками в Екатеринбурге. Прославлен (вместе с женой и детьми) в лике святых Русской Православной Церковью как страстотерпец в 2000 г., ранее, в 1981 г., прославлен Русской Зарубежной Церковью как мученик.

² Гурко – Василий Иосифович Гурко (Ромёйко-Гурко) (1864–1937), русский военный деятель, генерал от кавалерии. 14 августа 1916 г. Гурко назначен на должность командующего войсками Особой армии. После передачи армии в состав Юго-Западного фронта перед ней была поставлена задача нанесения удара на г. Ковель Волынской губернии.

³ Шильдбах – Константин Константинович Шильдбах (Литовцев) (1872–1939), русский военный деятель, генерал. С октября 1916 г. по апрель 1917 г. стоял во главе 102-й пехотной дивизии.

⁴ М. Родзянко – Михаил Владимирович Родзянко (1859–1924), русский политический деятель, один из лидеров партии октябристов. Председатель Государственной думы третьего и четвертого созывов. Один из лидеров Февральской революции 1917 г., в ходе которой возглавил Временный комитет Государственной думы.

⁵ Николай Николаевич – великий князь Николай Николаевич (Младший) (1856–1929), Верховный главнокомандующий всеми сухопутными и морскими силами Российской империи в начале Первой мировой войны (1914–1915) и в мартовские дни 1917 г.

⁶ Михаил Александрович – великий князь Михаил Александрович (1878–1918), младший брат Николая II; в его пользу Николай II отрекся от престола 2 марта 1917 г. Передал свои права Временному правительству. В марте 1918 г. по решению Совнаркома был отправлен в Пермь, в ночь с 12 на 13 июня 1918 г. убит большевиками.

⁷ Кн. Львов – князь Георгий Евгеньевич Львов (1861–1925), русский общественный и политический деятель. Во время Февральской революции – министр-председатель и министр внутренних дел первого Временного правительства.

⁸ Государыня – Александра Федоровна (урожденная принцесса Виктория Алиса Елена Луиза Беатриса Гессен-Дармштадтская) (1872–1918), российская императрица, супруга Николая II. Расстреляна с семьей и слугами в ночь с 16 на 17 июля 1918 г. Канонизирована в лике страстотерпцев.

⁹ Вильгельм – Вильгельм II (Фридрих Вильгельм Виктор Альберт Прусский) (1859–1941), последний германский император и прусский король (1888–1918), свергнут Ноябрьской революцией 1918 г.

¹⁰ Распутин – Григорий Ефимович Распутин (1869–1916), крестьянин села Покровское Тобольской губернии. Приобрел всемирную известность благодаря тому, что был другом семьи российского императора Николая II, который, как и все члены его семьи, считал Распутина святым старцем. Вокруг личности Распутина и влияния мифов о нем на судьбу Российской империи ведутся многочисленные споры.

¹¹ Татьяна – великая княжна Татьяна Николаевна (1897–1918), вторая дочь императора Николая II и императрицы Александры Федоровны. Расстреляна вместе со своей семьей и слугами в ночь с 16 на 17 июля 1918 г. Канонизирована в лике страстотерпцев.

¹² Генерал Иванов – Николай Иудович Иванов (1851–1919), русский военный деятель, генерал от артиллерии, генерал-адъютант.

¹³ Генерал Алексеев – Михаил Васильевич Алексеев (1857–1918), русский военачальник, генерал от инфантерии, генерал-адъютант. Во время Февральской революции 1917 г. выступил за отречение Николая II от престола и своими действиями способствовал принятию императором этого решения. Верховный главнокомандующий (апрель – май 1917 г.). Активный участник Белого движения в годы Гражданской войны в России.

Никита Окунев

Никита Потапович Окунев (ок. 1864 – после 1924) – служащий пароходства.

Никита Окунев начинал трудовую жизнь приказчиком в небольшом торговом деле своего отца, вышедшего из крестьян. Затем в течение порядка двадцати лет работал московским агентом различных пароходных компаний.

В 1917–1918 гг. он служил в акционерном пассажирском обществе «Самолет», созданном в 1853 г. и осуществлявшем перевозки по Оке, Волге и Каме. В эти годы общество «Самолет» было одним из самых крупных и богатых волжских пароходств, располагавшим самыми комфортабельными на Волге судами. Его национализировали в 1918 г., что нашло отражение в дневнике Окунева.

Свой дневник Никита Потапович вел в течение 10 лет, с 1914 по 1924 г. В него он скрупулезно записывал практически все новости, получаемые из газет, – военные, политические, культурные. И не менее тщательно Окуневым описаны те события лихого 1917 года, очевидцем которых он вольно или невольно стал.

1917–1918. 53–54 года. Москва

1917

1 февраля (19 января). Сегодня знаменитый юбилей: исполнилось войне 2,5 года! † По этому случаю немцы продолжают поколачивать нас и союзников. <…>

…В газетах пишут, что в Царское Село к Царю приезжал с докладом «временно исполняющий обязанности начальника Штаба Верховного главнокомандующего генерал Гурко¹».

Стоят 20-градусные морозы. Сегодня в Москве на уличных градусниках с утра значится 23°.

<3 февраля (21 января) – 25 февраля (12 февраля)>

28 февраля (15 февраля). Вчера возобновились занятия наших палат. Ничего выдающегося: слова, слова и слова, то есть «старые погудки на новый лад». Впрочем, в Государственном совете даже и слов-то этих не сказано, т. к. новый Председатель, Щегловитов², не дозволил выступить Д.Д. Гримму³ с внеочередным заявлением о политических вопросах. В Думе же таковое было сделано самим Родзянко⁴, и на него отозвались более или менее интересно Чхеидзе⁵, Милюков⁶, Ефремов⁷, Керенский⁸, Левашов⁹, Пуришкевич¹⁰ и другие, но повторили давно сказанное, и притом – без прежнего подъема и не очень талантливо. Словом, настроение безнадежное – видно, все сознали, что плеть обухом не перешибешь. Как было, так и будет. Должно быть, без народного вмешательства, т. е. без революции, у нас обновления не будет. Кажется, это самое и сказал Чхеидзе, но, конечно, его речь целиком в печать не пропущена.

У англичан хорошие дела в Месопотамии.

Морозы ослабли, но еще держатся: сегодня утром – 12°, а днем значительно теплее – солнышко настроено уже к весне, и вообще оно давно уже сияет над нашей полуголодной Москвой. (Сегодня белого хлеба совсем нет, и дают только 2 ф. черного на одного покупателя, для чего тому надо простоять в очереди не менее 2-х ч.)

4 марта (19 февраля). И.Д. Сытин¹¹ празднует 50-летний юбилей своей издательской деятельности. Этот поистине великий поборник русского просвещения, сам просветившимся до своей деятельности в качестве торговца и издателя книг и газет лишь азбукой да Псалтырем.

<…>

Получил телеграмму от сына – едет уже на фронт. В час добрый!

<5 марта (20 февраля)>

8 марта (23 февраля). Сообщают об отбытии Государя в действующую армию. Долго же батюшка отдыхает!

10 марта (25 февраля). Вчера и мой воин отправился в действующую армию (259 пехотный полк, Новгород-Волынской губернии). Нужно ли говорить, как мне жутко теперь. Не говоря уже о том, что я страшусь его гибели, я боюсь даже и того, что и он по своему воинскому долгу может губить людей-неприятелей. Сохрани его, Господи, на всех новых путях, и чем дальше он будет от своего родного очага, тем ближе все мы будем к миру. В одном мире для всех спасение, и подай его, Господи, поскорее!

<…>

† Умер один из наших знаменитых врагов, граф Цеппелин, изобретатель воздушных кораблей.

В Петрограде состоялось чрезвычайное совещание о продовольствии Петрограда, которое совершенно расстроилось. Участвовали министры, представители палат, городской голова и председатель земской управы. Признано положение угрожающим и решено передать продовольствование населения Петрограда городскому общественному управлению.

12 марта (27 февраля). Созыв чрезвычайного совещания объясняется народными волнениями в Петрограде. Там что-то неладное, но что – никто достоверно не знает, газеты в Петрограде 25 и 26 февраля совсем не выходили.

13 марта (28 февраля). Волна беспорядков перекатилась и в Москву – сегодня и здесь не вышла ни одна газета, или власть запретила продажу их, но вчера вечером в вечерних газетах напечатан Высочайший указ о роспуске палат до апреля месяца. Это-то и указывает на чрезвычайность событий. Тут же коротенькое известие из Парижа: «Багдад взят британскими войсками». К 12 ч. дня в Москве остановились все трамваи и бездействуют телефоны. Из уст в уста передаются сенсационные вести о страшной стрельбе в Петрограде в народные толпы, о совершившемся перевороте на троне и о разных ужасах. Подожду все-таки записывать их – лично не совсем доверяю таким россказням.

14 марта (1 марта). В 9 ч. утра – 15° мороза. Вот так зима!

Вчера во втором часу дня мне нужно было сходить по делу в Городскую управу, но я не попал туда – у входа стояла громадная толпа и слушала каких-то никому не известных людей, читавших телеграммы из Петрограда. Это просто листочки без заголовка, как видится, спешного и подпольного набора. Там говорилось (рассказываю не в последовательном порядке и с пропусками, т. к. за шумом толпы и за частыми криками «ура!» было очень трудно услыхать все отчетливо): что Дума по получении указа о роспуске продолжала заседать и появившихся в зале заседания жандармов обезоружила, выбрала Временное правительство, состоящее из Родзянки, Бубликова¹², Гучкова¹³, Сазонова¹⁴, Милюкова, Гурки и еще кого-то, не расслышал, – и послала телеграммы в Ставку и Главнокомандующим фронтами. Царю, чтобы утвердил это правительство, а иначе, мол, самой династии грозит опасность, воеводам – чтобы не считались с прежним правительством, и они ответили приблизительно так: Брусилов¹⁵ – «Будьте уверены, что я исполню свой долг перед родиной», Рузский¹⁶ – «Я с народом» (или «за народ»). А Царя ждут из Ставки в Петроград 28 февраля или сегодня, и он будто бы согласен с новым правительством. Всему этому предшествовали в Петрограде полицейские схватки с манифестантами, затем перестрелка солдат и казаков с городовыми, а потом и междуусобица в войсках. Какой-то полк понес очень много жертв от пулеметной стрельбы других полков, и в результате будто бы все наличные петроградские полки на стороне Думы, и только один – Кексгольмский – на стороне старого правительства. Убит будто бы командир Преображенского полка – убит своими же солдатами, а про министра внутр. дел Протопопова¹⁷ говорят разное: одни – что он убит, другие – что он загадочно исчез, то есть вроде как бы «сбежал», и его не могла найти сама подчиненная ему полицейская и жандармская власть, нуждавшаяся в его распоряжениях.

Чтецы таких известий имели красные флаги и рупоры, чтобы их видела и слышала большая толпа. Впрочем, они появлялись и в других местах, например, я видел кучи народа и на Лубянской площади, и на Мясницкой.

В 5 ч. вечера я снова пошел на Воскресенскую площадь и видел такую же картину. Чтение телеграмм, толпа народа, в которой были даже офицеры и солдаты, и полное отсутствие полицейских. Но на Красной площади разъезжали конные – не то городовые, не то жандармы – и охраняли входы в Кремль, который был заперт, т. е. все ворота в него затворены. Тут, я думаю, преследовалась не борьба с народным движением, а сдерживание народа от хулиганских выходок. Затем надо отметить шествие к вечеру больших куч и групп народа к Сухаревой башне, как говорят, специально к Спасским казармам, где помещается много войска. Будто бы народ вызывал начальство, офицеров и солдат на выступление заодно с ним. Кто говорит, что все ворота и входы в казармы были замкнуты и народу не удалось ничего сделать, а кто говорит, что в конце концов солдаты вышли из казарм и слились с громадными толпами народа и уверяли их, что они старого правительства теперь не признают. Были слухи: что там уже стреляют, тут громят и т. п., но к ним относились не очень доверчиво. Да и не похоже было, по уличной обстановке, что что-нибудь происходило кошмарное. Я был на улицах (Сретенка, Кузнецкий мост, Тверская, Никитская) в 7 ч. вечера, в 11 ч. и в 1 ч. ночи, и было везде тихо, а ночью даже совершенно безлюдно, т. к. не было на улицах городовых, как, впрочем, и во весь день. Что это – распоряжение новой или старой власти или трусость самих полицейских?

Сегодня с утра раздача в булочных хлеба по карточкам (на человека 1 ф. печеного, или 3/4 ф. муки), и картина поразительная – нет таких ужасающих хвостов, которые были и вчера весь день, и вообще все последние месяцы. Картина на улицах спокойная, хотя стоит и ходит много вооруженных солдат (если это только для предотвращения хулиганства со стороны темных сил, а если для разбития вчерашних иллюзий, то очень плохо). Телефон работает, он и вчера останавливался лишь периодически, но зато опять не вышли газеты и не идут трамваи. Что делается на белом свете: на войне, в Петрограде и даже в Москве, – строго говоря, никому правдиво не известно. Одно только несомненно – водопровод, освещение, банки, торговля и занятия в присутственных местах идут своим порядком (пока).

В первом часу дня пошел, «куда все идут», т. е. к Думе. И, начиная еще от Лубянской площади, увидел незабываемую картину. По направлению к Театральной и Воскресенской площадям спешили тысячи народа обоего пола, а в особенности много студентов и учащихся. С высоты от Лубянского пассажа вдаль к Охотному ряду темнела оживленной массой, может быть, стотысячная толпа, и между пешеходами то и дело мчались в разных направлениях грузовые и пассажирские автомобили, на которых стояли солдаты, прапорщики и студенты, а то и барышни, и, махая красными флагами, приветствовали публику, а та, в свою очередь, восторженно кричала им «ура». Лица у всех взволнованные, радостные – чувствовался истинный праздник, всех охватило какое-то умиление. Вот когда сказалось братство и общность настроения. А я, стар уж, что ли, стал, чуть не плакал, сам не зная от чего, но, во всяком случае, не от «сжигания старых богов» и не от любви к новым, которых, по совести сказать, ни я, да и многое множество москвичей, пока достоверно не знает. Опять на площадях кружки и среди них чтение каких-то листков. Но за общим гулом трудно разобрать, что там в них. Впрочем, ясно слышал теперь, что в Ставке было уже назначение в диктаторы, не то Алексеева¹⁸, не то Протопопова, и что Щегловитов арестован новым Правительством. Сейчас идет разговор, что все московские войска подчинились новому Правительству, но, с другой стороны, ждут и привоза пушек для разгона революционно настроенного народа. Если бы последнее случилось, то начались бы междуусобица и погром, а затем расстрелы тех, которые сейчас за новое правительство, как кара за нарушение присяги, воинского долга. И над всем этим волнующимся морем голов сияет великое солнце. Что оно – радуется этому движению или подсмеивается над ним, как над несбыточной мечтой? И сколько оно на своем веку перевидало таких «революций», и сколько еще увидит!

Пошел в 2 ч. дня опять на «фронт». Одни уходят, другие приходят. Мороз трещит вовсю, и как только попадешь в тень от зданий, то чувствуешь его и оставляешь «позицию», так делают все, а если бы было тепло, то собрание народа было бы, может быть, в пять раз больше. Но и теперь его столько, сколько никогда не бывало. Настроение не падает, разъезды «революционных» солдат и студентов не прекратились и вызывают со стороны народа крики «ура», маханье шапками и платками. Необычайные картины: у солдат в одной руке ружье или шашка, а в другой – красный флаг; или так: солдат и студент идут обнявшись, и у солдата флаг, а у студента ружье. На Театральной и Воскресенской площадях, на фонтанах, трамвайных станциях и на кучах снега густо засела молодежь, и где-нибудь на высокой точке обязательно торчит красный флаг. К Думе близко подойти невозможно, но видно, что у подъезда ее стоят пушки и шеренги солдат, и, как говорят, они охраняют не Царское правительство, а занятия «революционного комитета», который целый день заседает в помещении Думы и сносится со старыми властями, с войском, с Госуд. думой и с своими агентами – разбрасывающими, расклеивающими, читающими и говорящими своими словами новости и распоряжения. Я лично слышал одного такого, который, бегая по кучкам, торопливо восклицал: «Товарищи, погромы, безусловно, воспрещены, и если они начнутся, то их сделают переодетые городовые…»

«Одетых» же городовых – нигде, нигде не видно. Революция все-таки уже в полном ходу, и пока, благодаря Бога, в бескровном виде. Все дело, конечно, в солдатах. Говорят, что к 2-м ч. насчитали предавшихся Временному правительству 40 000 чел., но будто бы Кремль окружен войсками, преданными старому строю. Вот на этой почве возможно страшное столкновение. В ожидании этого ли или вообще от невозможности в такой исторический день усидеть на своем месте все магазины, склады, конторы и присутствия к трем часам дня позакрывались. Кто спешит по домам, кто «на позиции», т. е. к Думе, на Красную площадь, к казармам. Где интереснее – не знаю, но толпа невольно тянет к себе, и пойду в нее опять, пролью новые слезы и от страха за будущее сына и всех сыновей России, и от надежды на лучшее для всех будущее. Да здравствует единение народа в пользу скорого мира и порядка в нашей стране! Долой старых безумных, бессовестных правителей и да заменят их люди энергичные, мудрые и честные!

Еще сказание о сегодняшнем дне. 5 ч. вечера. Сейчас был опять «на фронте», толпы и энтузиазм растут. Говорят, что Кремль от «правительственных» войск очищен, без выстрелов. Сам я, проходя Красной площадью, видел и там многотысячную толпу, а также солдат, идущих в Кремль и приветствовавшихся народом. Шли в Никольские ворота, а Спасские закрыты. Жутко что-то! Удержат ли наши вожаки такое положение вещей. Кажется, несколько пушечных выстрелов вызвали бы панику, и тогда неизвестно, кто на чьей стороне очутится. Многим теперь и тут и там страшно. <…>

Министерства еще не образованы, но ведомства поручены: военное – члену Госуд. думы Энгельгардту¹⁹, юстиции – Маклакову²⁰, путей сообщения – члену Госуд. думы Бубликову. Организацией народного хозяйства и арестами «врагов отечества» заведует Керенский. <…> Много в народе прокламаций от «Революционного Комитета рабочей партии». Теперь партийности бы не нужно и вообще очень крайне, крайне опасно. Желалось бы, чтобы пока все исходило хотя бы от деятелей городских и земских самоуправлений. Целее бы была военная, государственная и хозяйственная мощь. Создавать совершенно противоположное тому, с чем мы расстаемся, – значит в самом корне расшатать Отечество, нуждающееся в настоящее время в свайных закрепах, которые легко делаются дружной «дубинушкой».

15 марта (2 марта). С 9, 5 ч. утра до 1,5 ч. дня читал «Русск. Ведом.», «Русск. слово», «Утро России», «Раннее утро», «Моск. лист»[352]352
  Периодические издания Российской империи.


[Закрыть]. Кажется, что это было самое интересное чтение за все мои 48 лет. «Россия, ты больше не раба!» Вот лозунг всех известий. Газеты озаглавлены крупнейшим набором: «Падение старого строя», «Учреждение Временного правительства», «Да здравствует освобожденная Россия» и т. п. В газете «Утро России» замечательные стихи К. Бальмонта: