Текст книги "Моя революция. События 1917 года глазами русского офицера, художника, студентки, писателя, историка, сельской учительницы, служащего пароходства, революционера"

<7 мая (24 апреля), 9 мая (26 апреля)>

10 мая (27 апреля). <…> Экспроприации с каждым днем учащаются, и все происходит безнаказанно: грабители подстреливают или режут сопротивляющихся и разбегаются непойманными. За отсутствием полиции и за несовершенством милиции ничего не разыскивается – будь то деньги, вещи или какой товар, даже целыми возами. Грабят не только ночью, но и днем. Не разбираются и с местностью. Все это вопиющее безобразие происходит и в захолустьях, и на центральных улицах. Что же касается политических убеждений, то я думаю, что в любой партии есть расколы. Одни за то, но не за это, – нет, кажется, кадета, октябриста или социал-демократа, которые бы не спорили в собственной своей среде и даже семье. Вот и я, многогрешный, и раньше был собственно диким – вмещая в себе немножко октябриста, кадета и социалиста, а теперь совсем одичал (вместе со своим другом П. Олениным⁵⁵), и сам черт не разберет моей платформы. С собой даже спорю – прирожденный ненавистник войны, чуть не толстовец (в смысле непротивления злу), – не знаю теперь, куда клонить свои помыслы относительно войны. С одной стороны, страшно не хочется ее, с другой стороны, жутко подумать, а как кончать ее теперь? Принесено столько жертв, и неужто все попусту – все лишь к вящему российскому разорению и позору? Чего, собственно, я бы хотел – этого, конечно, не сбудется, т. е. немедленного перемирия и международного конгресса об окончании войны с восстановлением наших «довоенных» границ и без взятия с нас контрибуции, а иное (кроме, конечно, уже предопределенной нами же самими отдачи Польши, самому польскому народу) будет для новой России настолько позорным, что нас сама история будет дразнить, что мы, погнавшись за свержением царизма, превратили свое огромное государство в древнюю «Московию». Но никто как Бог! Чует мое сердце, что как бы ни велики были всенародные испытания, но они скоро, этим же летом, закончатся. Господь сжалится над всеобщим безумием!

11 мая (28 апреля). <…>

Насчет скорого окончания войны как бы не ошибиться. Идут усиленные разговоры, что мы бы, пожалуй, и рады ее закончить, да не дадут союзники. Будто бы они уже угрожают нас бросить и вести войну с немцами решаются одни, но, чтобы обезвредить нас как будущих союзников немцев, готовят 500 000 японцев для занятия Сибири до самого Уральского хребта. И теперь будто бы идет уже усиленная колонизация японцами нашей Сибири, в черте ее до Иркутска. Угроза настолько серьезна, что плачь, а воюй! <…>

<14 мая (1 мая), 15 мая (2 мая)>

17 мая (4 мая). В Петрограде съехались наши главные вояки: Алексеев, Брусилов, Гурко, Драгомиров⁵⁶ и командующий Румынским фронтом Щербачев⁵⁷. Все еще не сказали они, что воевать бесцельно, и признали положение угрожающим, но не безнадежным.

Правительственный кризис не закончен: несомненно, будет образовано коалиционное министерство, причем военным и морским назначается А. Ф. Керенский.

В Месопотамии наши части встретили сильное сопротивление и вынуждены отойти назад.

Одним словом, «товарищи» поторопились с революцией и демократическими реформами. Надо бы дождаться, чтобы старое царское правительство само довело Россию до настоящего развала и позора, а потом уже и забирали бы страну в свои руки. А теперь? Бывший Царь и его сотрудники злорадствуют, конечно: без нас-то – вон оно как пошло! Итак, наша революция, запоздав на целых 100 лет, пришла на полгода раньше, чем следует. Аминь!

19 мая (6 мая). Новое министерство сформировалось: Керенский – военный и морской, Переверзев⁵⁸ – юстиции, Терещенко – иностранный, Шингарев – финансов, Чернов⁵⁹ – земледелия, Церетели⁶⁰ – почт и телеграфов, Скобелев⁶¹ – труда, Пешехонов⁶² – продовольствия, кн. Львов, Некрасов, Коновалов, Мануйлов, В. Н. Львов и Годнев остались со старыми портфелями. Значит, в кабинете теперь 6 социалистов, остальные – кадеты. Керенский начал молодцом. Вот его первый приказ: «Взяв на себя военную власть государства, объявляю: 1. Отечество в опасности, и каждый должен отвратить ее по крайнему разумению и силе, невзирая на все тяготы. Никаких просьб об отставке лиц высшего командного состава, возбуждаемых из желания отклониться от ответственности в эту минуту, я поэтому не допущу. 2. Самовольно покинувшие ряды армии и флотских команд (дезертиры) должны вернуться в установленный срок – 15 мая. 3. Нарушившие этот приказ будут подвергнуты наказаниям по всей строгости закона».

23 мая (10 мая). Вчерашний «вешний» Никола прошел по погоде, как «зимний» (6 декабря). Целый день свирепствовал снежный ураган, образовавши заносы на жел. дорогах, валивший телеграфные столбы и заборы, срывавший вывески и т. д. и т. д. Погода была прямо грозная: думалось, что Господь окончательно прогневался на нашу несчастную родину и хочет привести наши пути в полную негодность и лишить нас урожая. Такая погода продолжалась до девяти часов сегодняшнего утра, а потом стало затихать, таять и к вечеру уже было не как в декабре, а как в мае.

25 мая (12 мая). Настолько все безотрадно, что не хочется и писать даже. Но, «взявшись за гуж, не говори, что не дюж», скрепя сердце, продолжаю. Беру «Русское слово» за 11 мая и черпаю оттуда такие «приятные новости»: в газете «Труд» появилось следующее объявление, начинающееся словами: «Товарищи воры, грабители!» – далее, конечно, приглашение «объединиться» и т. д.

По Петрограду разъезжает грузовой автомобиль, с которого женщины и дети разбрасывают «манифест к народам всего мира», подписанный каким-то «прапорщиком графом Головкиным-Хвощинским», начинавшийся словами: «Ослы! Из-за чего вы воюете?»

На Западный фронт немцы привезли с Восточного громадные силы, а потому наступлению французов и англичан дается сильнейший отпор. Русские же войска пока бездействуют, то есть «братаются», «митингуют» и «дезертирствуют». <…>

А.Ф. Керенский начал объезды всех фронтов. Конечно, ведет зажигательные речи, которые покрываются «бурными аплодисментами», но возродится ли от этого дисциплина – это еще вопрос, а без нее революционная армия даже слабее старой, царской. <…>

Арзамасский общественный комитет постановил конфисковать товар у гласных, взять хлеб у Понитаевского монастыря и т. д. в этом роде.

А.И. Шингарев на московском съезде хлебных торговцев со слезами на глазах воскликнул: «Дождетесь, граждане, голодных бунтов, дождетесь… пока армия начнет голодать, и тогда погибнет наша Родина!» Дальше он говорил, что «армия без энтузиазма – это сброд. Государство, в котором потух огонь энтузиазма, – ничто. Не идет заем, не воюет армия, не слушаются правительства».

В Москве вот уже четыре дня бастуют официанты, повара и женская прислуга в ресторанах, клубах, кофейнях и гостиницах. Предъявит, должно быть, неисполнимые требования. Публика приезжая и «недомовитая» бедствует.

Одиннадцатого мая в Москве было только «два разбойных нападения».

<26 мая (13 мая)>

28 мая (15 мая). Керенский издал новый приказ по армии и флоту, который как бы призывает наше войско к общему наступлению. Приказ составлен с свойственным Керенскому огоньком, который то и дело потрескивает, как фейерверк… «Вы понесете на концах штыков ваших мир, право, правду и справедливость…», «Пусть самые свободные армия и флот в мире докажут, что в свободе сила, а не слабость…», «Вперед к свободе, земле и воле! Помните: кто оглянется, остановится и пойдет назад – все потеряет. Не забудьте: вы воины революции; если не совершите вы подвига защиты свободы, чести и достоинства родины, прокляты будут ваши имена… По воле народа вы должны очистить родину от насильников и захватчиков. На этот подвиг я зову вас. Неужели не услышите меня?..»

Объявлена в приказе по армии и флоту декларация прав солдата, которая дает им все права обыкновенных граждан, причем обязательное отдание чести отменяется… <…>

29 мая (16 мая). <…>

Служащие московского Городского самоуправления в общем запросили прибавок на 72 млн рублей, что составляет двойную сумму всего городского московского обыкновенного бюджета.

Большие сенсации производит Леонид Андреев своими страшными фельетонами в «Русской воле»[367]367
  Ежедневная политическая, общественная и литературная газета, издававшаяся в 1916–1917 гг. в Петрограде. Л.Н. Андреев был заведующим литературной редакцией.


[Закрыть]. Покойный Л.Н. Толстой говорил про него: «Он пугает, а мне не страшно». Но, кажется, теперь он сказал бы другое. Теперь Л. Андреев пишет сущую правду, а не пугает. Действительно, сейчас самое страшное время для матери нашей – России. Ее раздирают на части ее же дети. С каждым днем все ухудшается, дорожает и разваливается. Грабят и убивают не только ночью, но и среди бела дня. Если бы прочитать за какой-нибудь один день все русские газеты и суммировать все деяния солдат и граждан, то получилась бы не революция, а рёвоэволюция. Едва ли было что-нибудь более разнузданное в истории минувших революций. Рано мы расхвалили свою – сглазили, должно быть!

Погода установилась теплая и ясная. Впрочем, изредка переменяется маленькими дождями.

30 мая (17 мая). Вчера в Совете офицерских депутатов (Москва) офицеры дали клятву идти на фронт и победить или умереть, причем постановили заявить военному министру и Совету солдатских депутатов, что если солдаты в недельный срок не организуются в маршевые роты, то офицеры отправятся одни.

А в Киеве 15 мая делали облаву на дезертиров. Задержано около 12 000 человек, подлежащих отправке на фронт. Произошло побоище с милиционерами и патрульными солдатами. Волнение дезертиров вызвало в городе панику. Есть раненые. В Харькове тоже что-то вроде этого.

Министр почт И.Г. Церетели в свое пребывание в Москве в одной из многочисленных речей сказал: «Если будет фиксирована прибыль, фиксированы цены на все продукты, то придется фиксировать и заработную плату. На эту жертву, мы думаем, рабочий класс пойдет». Какая это жертва, когда в последнее время рабочие за свой труд стали назначать вознаграждение сами себе, доведя его в иных случаях до ста рублей в день. Теперь уж наш рубль расценивают только в 16 копеек. Курица стоит 6 р., мясо 1 р. 05 к. фунт. За время от 1 марта по 1 мая брошено в оборот новых 1, 5 млрд бумажек. Непомерные требования к казенному сундуку уронят ценность бумажного рубля до грошей.

Хочу пойти в метельщики московских улиц. Их корпорация предъявила требование: жалования 250 р. в месяц, при готовой квартире.

4 июня (22 мая). Все хуже и хуже. Сами министры растерялись: разбегаются. Ушел министр торговли и промышленности А.И. Коновалов. Керенский ездит по фронту, целуется, говорит, как Минин, его качают, аплодируют, дают клятвы идти, куда велит, но на деле этого не показывают: погрызывают подсолнушки да заявляют разные требования. А в тылу взрывы, пожары, железнодорожные катастрофы, аграрные захваты, республики по городам и даже местечкам, погромы, грабежи, самосуды, недохватка необходимых продуктов и материалов и страшное вздорожание жизни.

6 июня (24 мая). Верховный главнокомандующий М.В. Алексеев заменен Брусиловым, а на место последнего назначен генерал Гутор⁶³. Жалко все-таки Алексеева. Это был генерал хорошего старого закала. Все его последние поступки и речи были весьма симпатичны. Все было основательно, а потому и неприемлемо «товарищам рабочим и солдатам». Вот у немцев главнокомандующие не меняются, а у нас и у союзников сколько уже сменилось! Я даже не знаю теперь, кто в последнее время вместо Жоффра⁶⁴ и покойного Китченера⁶⁵.

В Кронштадте вопиющее безобразие: матросы и рабочие держат офицеров и правительственные власти под стражей, не признают Временного правительства и даже грозят прийти вооруженным кораблем на Петроград.

Сын пишет, что он сейчас исполняет должность начальника ударной команды. Господи, какие страсти! Ведь это отряд смельчаков, проделывающих самые рискованные операции. Вот когда боюсь продолжения войны, как своей смерти. Помилуй его, Боже, по велицей Твоей милости! <…>

9 июня (27 мая). Главнокомандующий Западным фронтом ген. Гурко отчислен от должности с назначением на должность не выше начальника дивизии.

Вот какой у нас Керенский! Кстати, он вчера приехал в Москву. Цветы, аплодисменты и «ура» сыпятся на него в необыкновенном изобилии. Все другие министры не пользуются и подобием такой исключительной популярности. Вся его сила в даре слова и в какой-то «бойкости». Если это не гениальный человек, то большой «забияка»… <…>

В Большом театре Керенский выступил в качестве оратора в благотворительном концерте-митинге и стяжал новые лавры своему зажигательному красноречию. Лозунг «не будьте жадными, трусливыми, не бойтесь свободы, верьте в лучшую жизнь для всех». В театре устроили аукцион его портретов с автографами (просто увеличенная фотография) и продали один за 15 200 р., другой за 8200 р., третий за 5000 р. и четвертый за 1100 р… Куда уж тут и Шаляпину!

Тем временем в Кронштадте и на фронте не лучше. В Седьмой армии (не там ли и мой воин?) 45, 46, 47 и 52 полки отказались выступать, и правительство постановило полки расформировать, а подстрекателей предать суду.

<11 июня (29 мая) – 22 июня (9 июня)>

27 июня (14 июня). Большой перерыв в новостях. Не то, что их нет, а все уж очень однородно неприятные. «Бреслау»¹ вот опять появился в черноморских водах и опять там бомбардировал нашу радиостанцию, потом маяк – и скрылся, по прежнему обыкновению, безнаказанно. А по России по всем градам и весям ушкуйничают анархисты, солдаты и просто жулики. Где они убивают, где их убивают. Поджоги, грабежи, захваты – процветают. <…>

<29 июня (16 июня) – 4 июля (21 июня)>

5 июля (22 июня). Вчера в Храме Спасителя произошли выборы Московского митрополита. Избран Тихон⁶⁶, архиепископ Виленский.

Много голосов получил и «мирянин» А.Д. Самарин⁶⁷, бывший не так давно предводителем московского дворянства и обер-прокурором Синода.

Вчера был на предвыборном собрании Партии народной свободы. Очень понравился один оратор – А.П. Давыдов. Вот краснобай-то! Социал-демократов разнес так, что те языки прикусили, а ведь они теперь в Москве и городах – сила, довлеющая над всеми остальными партиями! <…>

<6 июля (23 июня), 7 июля (24 июня)>

9 июля (26 июня). Вчера совершал «гражданский» долг: подавал свою записку по выборам в Городскую думу. Поддержал «бедных» кадетов. Победа будет за списком № 3, по которому идут социал-революционеры. В течение прошлой недели Москва облепилась и засыпалась с аэропланов и автомобилей рекламами семи политических партий, и было у нас, как в настоящей Европе. Бабы и те шумели, и в воздух уже не чепчики бросали, а любезные им списки: буржуйки – № 1, кадетский, а кухарки – те самый ядовитый, № 5, большевистский. Митинги и митинги без конца. Много было ругани, драк и праздности.

10 июля (27 июня). <…>

На фронте страшно, скверно, подло и отчаянно храбро. Многие, должно быть, части не только не идут в наступление, но и останавливают других. Наносят оскорбления Керенскому, генералам и офицерам. Последние от отчаяния стреляются, сходят с ума. И не разберешь, кто там агитирует: русский ли большевик или немецкий шпион.

В Москве (да в одной ли?) скандал с солдатами от 40 до 43 лет, освобожденными на полевые работы и вызванными снова в свои части. Не хотят идти, собирают митинги, требуют, чтобы вперед ушли все те, которым нет сорока лет, не исключая и тех, которые околачиваются в зем-и ревгусарах. По-своему правы, но ведь неповиновение военным властям в такое время, когда с фронта повезли в разные места десятки тысяч раненых и когда там ежечасно гибнет, может быть, не одна тысяча их сыновей или братьев, – это тоже вопиющее безобразие. А тут еще вздумали поддерживать их солдаты, находящиеся в лазаретах и госпиталях. Выползли из своих убежищ на Красную площадь или на Скобелевскую, толпою в 5–6 тыс. человек, и грозно кричат: «Здоровые – на войну!» Положение очень острое, командный состав в панике. Каково-то теперь Керенскому, нашему народному герою, подобию Наполеона или Жанны д’Арк. Недаром он летает по фронту то на автомобиле, то на аэроплане, то бегом. Летает под артиллерийскими выстрелами вблизи от военных действий. Выкрикивает зажигательные речи, переругивается с возмутителями солдатской души, грозит, топает ногами, целуется с героями, перевязывает сам их раны. Смерть тут где-нибудь на волоске от него, но он не только не боится ее, но, может быть, жаждет ее. И если это так, то, значит, сам вождь революции отчаялся в разуме «освобожденного раба – русского недотепы». Может быть, ему стыдно стало пред собой за веру в русского человека, и он, ждавший от него сердца и души, видит теперь, что наш народ злосердечен и темен до дикости.

Боже! просвети нас грешных и вразуми!

11 июля (28 июня). <…> Вот итоги выборов в Московскую думу. Голосовало всего 646 551 чел. Из них соц-революционеры (№ 3) получили 57, 98 %, кадеты (№ 1) – 16, 85, соц-меньшевики (№ 4) – 11, 82, соц-большевики (№ 5) – 11, 66, плехановцы (№ 6) – 0, 22 и октябристы (№ 7) – 0, 22. Значит, в Думу войдет от № 3 – 116 гласных, от № 1 – 34, от № 4 – 24, от № 5 – 23 и от № 2 (народные социалисты и трудовая группа) – 1, 25 – 3 человека. Всего – 200 гласных. Кадеты потеряли много мест от своей лености и от любви к уюту, к природе, к винту, к ботвинье: 24 и 25 были праздники, значит, засели на своих дачах и благодушествовали, а эс-эры на дачи не ездят и вообще не дремлют – добиваются «земли и воли».

<13 июля (30 июня)>

14 июля (1 июля). <…>

Сегодня официально часовая стрелка по заграничному примеру в видах экономии топлива, нужного на электрическое освещение, по всей России переведена на час вперед, то есть я встал сегодня по солнцу не в 7, 5 час. утра, как всегда, а в 6, 5 час. утра, и лягу, Бог даст, не в 11 час. ночи, а в 10 час. вечера. И так во всем: в расписаниях поездов, в торговле, в часах занятий.

17 июля (4 июля). <…> Про Россию с каждым днем приходится записывать все больше и больше неприятного: начались сенокосы, начались и дожди, уборка опять будет неудачная. <…>

Вот что в Петрограде заварилось со вчерашнего вечера: министры между собой перессорились на почве различного отношения к свободолюбивой и возгордившейся Украине, которая, как Польша и Финляндия, хочет быть совершенно независимым от России государством, и в результате министры-кадеты Шингарев, Мануйлов, кн. Шаховской⁶⁸ и В.А. Степанов⁶⁹ (и.о. министра торговли) подали в отставку, чем воспользовались большевики и, подстрекнувши фабричных и солдат, покатили по Петрограду в автомобилях, вооруженных пулеметами, и знать ничего не знают: всех и все долой, долой и долой! Хотели было арестовать всех министров, не исключая и Керенского, но тот умчался на Западный фронт. Первый пулеметный полк, Московский, Павловский и Третий стрелковый запасной – совсем предались на сторону анархистов и начали стрелять и крушить все противоречащее лозунгам: «Протест против расформирования полков», «Арест Керенского». Преображенцы и казаки на стороне правительства, значит, предстоит кровавая междуусобица. Чхеидзе и Церетели «взбунтовавшиеся рабы» совсем не слушают: им свистят и так же грозят, как «буржуям», в зачинщиках чаще всего упоминают Троцкого⁷⁰. Ночью начались разгромы магазинов Гостиного двора. Что будет сегодня – Бог знает, но несомненно, что разнуздавшиеся «товарищи» теперь уже метят не в спину – в самое сердце несчастной России. <…>

18 июля (5 июля). Официально сообщают, что «по тактическим соображениям оставлен г. Калуш».

Зато «победоносно» воюем в Петрограде. Прибыл Кронштадтский «десант» на трех пароходах и трех баржах, всего около 16 000 человек, и торжественно встречен Лениным⁷¹, Луначарским⁷² и другими «товарищами». В единении с ними петроградские бунтовщики буянят день и ночь. Избили и арестовали министра В.М. Чернова, но скоро выпустили. Врываются в клубы, в частные квартиры, стреляют куда ни попало: в толпы народа, по крышам, в магазинные окна и просто в воздух. Всего за два дня насчитывают раненых до 500 человек и с десяток убитых. Из тюрем убежало уголовных 200 человек. 176 пехотн. запасной полк в полном будто бы составе, даже с командиром полка Ставровым, оказался в числе бунтующих. Как кронштадтцы, так и петроградские солдаты демонстрируют[368]368
  Здесь: выходят на демонстрации.


[Закрыть], если верить «буржуазным» газетам, в полном боевом порядке с лозунгами «Война войне» и «Передача всей власти Советам раб. и солд. депутатов». <…>

В Москве тревожно, но далеко не то, что там, в Петрограде. Я вечером вчера никуда не ходил, а оба дня спокойно занимался в конторе. Значит, ничего не видал, но пишут, что вчера были попытки на Скобелевской площади и на Тверской к заворожке эксцессов, но всех демонстрантов с большевистскими лозунгами освистывали и частью колотили. Впрочем, было нападение на купеческий клуб, но это было только смешно, потому что там шла игра в железку[369]369
  «Железная дорога», карточная игра, бывшая популярной в России в начале XX в.


[Закрыть], и «грабители», в сущности, выполнили то же самое, что проделывала ранее полиция при «накрытии» за азартной игрой. Но, впрочем, было бы смешно, если бы не было грустно: при перестрелке убиты один из нападателей и один милиционер.

Московский совет р. и с. д.[370]370
  Рабочих и солдатских депутатов.


[Закрыть] на своем вчерашнем заседании большинством 442 гол. против 242 отменил всякого рода демонстрации, митинги и манифестации. Это, может быть, и сдерживает Москву.

† По Виндавской ж. д. разгромлено имение кн. Вяземского, и при этом зверски убито что-то до 50 человек.

Сегодня видел в газетах справочные цены: пшеничная мука за 6 р. 40 к., ржаная 5 р. 13 к. Поденная работа, котированная на бирже труда: плотники 7–9 р., чернорабочие 6–7 р., а слесаря 7-10 р. А у нас в конторе есть переписчица, занимающаяся 9 ч. в день, – получает только 2 р. Не разберешься в оценке труда в нынешнее время и не знаешь, сколько же ты сам должен получать в день? Начинает задевать совесть: имею ли я право жить, как «буржуй», то есть тратить по нынешним временам не менее 30 р. в день, при самых скромных потребностях, и имею ли я право «поденно» себя ценить тоже в 30 р., а с другой стороны, когда рабочий стал получать самое меньшее – в 20 раз больше, чем прежде, не оценить ли мне свой труд не в 25 р. в день, как прежде, а в 500 р.?

Вот «сеть дьявольская», в нея же впадеши и изыти из нея не можеши. <19 июля (6 июля), 20 июля (7 июля)>

21 июля (8 июля). Вчера вечером, проходя Чистыми прудами на митинг с участием А.П. Давыдова, был поражен новым безобразием на обезображенном «товарищами» этом прежде прекрасном и чистом бульваре. Вповалку на траве, везде, где им угодно, лежат кучками солдаты «штатские» и дуются в карты. Таких игорных «столов» больше, чем во всех московских клубах. Игра, говорят (и в газетах пишут!), не маленькая, и шулеров при ней сколько угодно. Не менее игроков и зрителей. Одним словом, бесплатное, народное, свободное образование юношества, которое особенно прилипло к зрелищу перехода денег из рук в руки. Не слышно уже ни песен, не видно и хороводов. Да и вообще что-то не поется уже никому. Бывало, как славно и гордо смотреть на солдатиков, идущих стройно под такт песни. Лежало сердце к ним в тот момент, и жалость являлась, и надежда на них, а теперь они прямо опротивели своею разнузданностью. Нет у нас «избранного воинства», и не с честью оно уходит в область преданий, а с позором. <…>

Временное правительство приказало арестовать Ленина, Зиновьева⁷³, Троцкого и Каменева⁷⁴. Надо бы заодно словить Коллонтай⁷⁵, Стеклова⁷⁶, Рязанова⁷⁷, Козловского⁷⁸, Луначарского, Рошаль⁷⁹, Раковского⁸⁰ и самого Максима Горького⁸¹. Бурцев⁸² выступил публично с обвинением всей этой дюжине в работе «над разрушением России».

<…>

Происходит дальнейший крах кадетской партии у правительственного руля: кн. Львов ушел, и премьерство взял на себя неутомимый неустрашимый Керенский, сохраняя пост военного и морского министров и прихватив, на время, портфель министра торговли и промышленности. Министром внутренних дел и почты – И.Г. Церетели, министром юстиции – Некрасов. Министры, ввиду финансовых затруднений казны, порешили жалованье свое сократить до половинного размера, но ведь «шилом моря не нагреешь».

<23 июля (10 июля)>

24 июля (11 июля). <…>

Начавшееся наступление на Вильно, по-видимому, тоже сорвано нашими трусами и мародерами. Станиславов[371]371
  Совр. Ивано-Франковск.


[Закрыть] и Галич эвакуируются. Бежит позорно 11-я армия. Чтобы останавливать бегущих, уже отдан приказ стрелять по ним. <…>

Противно и страшно читать известия с фронтов.

Керенский издал приказ: «Восстановить дисциплину, проявляя революционную власть в полной мере, не останавливаясь при спасении армии пред применением вооруженной силы». Вот ведь до чего дошло, до чего довели взбунтовавшиеся рабы – до восстановления смертной казни!

<…>

Советом принято 252 голоса при 47 воздержавшихся уже такая грозная и серьезная резолюция:

«1. Страна и революция в опасности.

Временное правительство объявляется правительством спасения революции.

За ним признаются неограниченные полномочия».

Все революция, да революция, а где же Христианское Великое государство – Русь-матушка?

<25 июля (12 июля), 26 июля (13 июля)>

27 июля (14 июля). Сегодня с утра сам не свой. В сообщении из Ставки, где только самые скверные и неутешительные новости, для меня лично самое ужасное – такие строки: «Некоторые части продолжают самовольно оставлять свои позиции, не выполняя возложенных на них боевых задач, но наряду с такими частями есть беззаветно выполняющие свой долг пред родиной и с ничтожным числом бойцов в своих рядах оказывающие противнику стойкое сопротивление, † За последнее время особенно отличился 416 пехотный полк, потерявший в жестоких боях почти всех своих старших начальников, включая своего командира полка». Как раз в этом полку и мой сын, которому я хотел посвятить эту летопись, в надежде, что он и дети его через десятки лет прочтут мое немудрое сказание о войне и революции, но, видимо, Бог судил иначе. Как бы в этом сказании и даже вот на этом самом несчастливом листке не пришлось записать, если хватит мужества и сил, и о гибели моего героя-сына, и тогда читай эту горькую повесть один ты, бедный отец, и она будет для тебя самой ужасной, самой страшной за всю твою жизнь.

Но будь, что сделалось и что будет. На все Господня воля!

На соединенном заседании Совета рабочих, солдат и крестьян Керенский сказал: «От имени правительства торжественно обещаю, что все попытки восстановить монархию будут подавлены беспощадным образом». На этом же заседании постановлено заявить, что вожаки большевиков Ленин и Зиновьев подлежат суду, но скрываются.

28 июля (15 июля). Страшные и гнусные российские события так заняли мое внимание, что я в свое время не отметил, что в Китае опять восстановлена республика, а Греция уже в открытой войне с нашими врагами. Это, стало быть, 15-я держава в войне (если не ошибаюсь). В Румынии идет наступление русско-румынских войск, и пока удачно.

По распоряжению Временного правительства временно, по 2-е августа, закрыта наша государственная граница как для въезда в Россию, так и для выезда из нее. Надо же оборониться от наводнения немецких шпионов и от разбега большевиков-провокаторов. Но Ленин, кажется, уже успел улизнуть за границу. Нигде его не найдут.

† Вчера состоялись трогательные похороны юнкеров Московского Алексеевского училища Фомина, Страдзина и Новика, убитых и растерзанных безумными нижегородскими бунтовщиками. Хоронили на Братском кладбище и плакали все, видя неутешный плач шестилетней девочки, дочери Новика, оставшейся круглой сиротой. Помоги ей, Господи, на этом горе вырасти благополучно и сделаться счастливой гражданкой, а погибшим юнкерам вечная память и Царство Небесное!

<…>

<30 июля (17 июля)>

31 июля (18 июля). Вот последний день войны, продолжающейся ровно три года, и 142-й день революции, день московского обывателя: встал в 7, 5 ч., выпил кофе и съел 4 яйца с подозрительным привкусом (ценою 11 к. шт. и стойка прислуги в хвосте за полсотней 2–3 ч.). Купил газету (10 к.), вести не лучше, не хуже вчерашних, купил газету сам, потому что все домашние пошли в хвосты за более существенным: кто за молоком, кто захлебом. Осмотрел свою жалкую обувь, надобно сменить подошвы, да сказали, что дешевле 12 р. сапожник не берет. Новые ботинки можно купить рублей за 70, а если встать в хвост у «Скорохода»[372]372
  Обувная фабрика в Петербурге «Товарищество Санкт-Петербургского механического производства обуви». Имела несколько фирменных магазинов во многих городах, в том числе и в Москве.


[Закрыть], то надо посвятить на это 3 дня (дают отпуски на кормежку и за «нуждой», т. е. так сговариваются сами хвостецы, чередуясь между собой). Пошел в контору. На трамвай, конечно, не попал, но мог бы доехать на буфере, если бы там уже не сидело, вернее, не цеплялось человек 20. По тротуарам идти сплошь не приходится. Он занят хвостами: молочными, булочными, табачными, чайными, ситцевыми и обувными. Зашел в парикмахерскую. Делаю это вместо двух раз в неделю только один: за побритье с начаем заплатил 1 р. 10 к. Парикмахерская плохенькая – в хорошей пришлось бы израсходовать все 2 р. Пришел в контору; сотрудники угрюмые, неласковые, «чужие» какие-то (я – «буржуй», а они – № 3[373]373
  Социал-революционеры.


[Закрыть]). Пред чаепитием заявили, что за фунт чая надо теперь платить 5 р. 20 к., и то только по знакомству, в оптовом складе Высотского[374]374
  В. Высоцкий и Кº, одна из крупнейших чайных компаний в мире. Была основана в Москве в 1849 г.


[Закрыть]. Велел купить сразу 5 фунтов, а то, вероятно, будет еще дороже. Подают счет за купленные угли – 11 р. 50 к. за куль (дрова уже достигли 100 р. за сажень, а кто говорит, что платит и 120). Сидел в конторе с 9 ч. утра до 6 вечера безвыходно и, конечно, ничего не ел, что вошло уже в обыденку и в привычку. А бывало, прерывал занятия от одного до трех на ресторанный завтрак. Как-то на днях нужно было пойти в ресторан, по делам, так мы втроем заплатили 93 р. и были не в Метрополе или в Эрмитаже, а у Мартьяныча[375]375
  Известный московский ресторан купца Петра Мартьянова. Располагался в новом здании Верхних торговых рядов (совр. ГУМ).


[Закрыть]. Съели там по куску белуги, по полтарелки супа с курицей, выпили по стакану кофе (бурда какая-то), еще одну бутылку портвейна и полбутылки коньяку. <…> Я об вине упомянул для того, чтобы засвидетельствовать, что и с пришествием революции, и с устранением полиции пить еще на Руси можно, и взятки кто-то берет по-прежнему, только все это день ото дня дорожает. (За полбутылки коньяку, кажется, посчитали 43 р.) Спирт через ловких людей можно достать рублей 40 за бут. В конторе между прочим подписывал документы, из которых видно, что перевозка в Москве на лошадях с пристани на вокзалы обходится теперь от 30 до 60 коп. за пуд (когда-то за то же самое цена была 2–5 к. Провоз по Волге от Нижнего до Астрахани больше одного р. за пуд, от Ярославля до Нижнего около 50 коп., от Москвы до Нижнего водным путем не менее 60 коп. Все эти цены вдесятеро выше довоенных.

Работают в конторах, на пристанях, на вокзалах, в амбарах лениво, небрежно и часто недобросовестно. Цены подымаются, а нравы падают. Дисциплины никакой нет. Мало-мальски ответственное дело (как у меня, например), а дрожишь беспрестанно. Все идет не так, как нужно, нервирует тебя целый день всякое зрение, всякий разговор, каждая бумажка, а в особенности заглядывания в неясности любого завтрашнего дня. И погода тоже под стать делам, жизненному укладу: целый месяц то и дело дождь. В церквях унылая малолюдность, и вообще все Божье как будто тоже уже устранено. Об Нем что-то ни проповедей, ни разговоров. В последнее время утешаемся тем, что по историческим воспоминаниям такие же безобразия жизни были и во Франции в 1847–1849 гг[376]376
  Во время Французской буржуазно-демократической революции.


[Закрыть].