Текст книги "Увечный бог. Том 1"

Ее довольный конь наелся и напился вдоволь, так что то и дело оставлял по дороге ручейки и островок-другой. Счастливый конь – счастливая Масан Гилани. Все просто. Попутчиков снова не было видно. Да и компания так себе; не очень-то она и скучала без них.

И чувствовала себя вовсе не такой вялой и кислой, как день назад. Кто знает, где т’лан имассы нашли копченое мясо антилопы, мехи из дубленой кожи, наполненные до отказа чистой холодной водой, буханки жесткого хлеба и банку прогорклого маслянистого сыра. Возможно, там же, где и корм для коня. В любом случае это место в тысяче лиг отсюда… да скажи прямо, Масан. Они уходили по какому-то демоничекому пути. Да, я видела, как они рассыпаются в пыль, но все, возможно, не так, как кажется. Может, они просто шагают в другое место.

В какое-то милое место. Где на острие каменного меча фермеры протягивают лакомства с лучезарной улыбкой и желают всем доброго настроения.

Сгущались сумерки. Вскоре придется остановиться.

Они, должно быть, услышали, что она приближается; двое мужчин, стоящих на заднем конце склона, поглядели вверх, как только она преодолела подъем. Масан натянула поводья, пригляделась и снова послала коня вперед.

– Вы не все, кто остался, – сказала она, подъехав ближе. – Не может быть.

Капитан Рутан Гудд покачал головой.

– Они недалеко. Лиги две, могу поспорить.

– Мы думали, что скоро догоним, – добавил Флакон.

– И насколько все было плохо?

– Еще не знаем, – ответил капитан, разглядывая ее коня. – Скакун выглядит слишком бодро, Масан Гилани.

– Не бывает, – ответила она, спешившись, – слишком бодрого коня, сэр.

Он поморщился.

– Значит, ничего объяснять не будешь.

– Разве ты не дезертировала? – спросил Флакон. – Если так, Масан, то ты едешь не в том направлении, если только не желаешь, чтобы тебя повесили.

– Она не дезертировала, – сказал Рутан Гудд, продолжив путь. – Специальное задание адъюнкта.

– Откуда вы знаете об этом, сэр? – спросила Масан, догоняя мужчин.

– Я не знаю. Просто догадываюсь. – Он пригладил бороду. – Есть у меня такой талант.

– У капитана талантов много, – пробормотал Флакон.

Что бы ни происходило между этими двумя, Масан должна была признать, что рада их видеть.

– И как же вы отстали от армии? – спросила она. – Кстати, выглядите оба ужасно. Флакон, ты купался, что ли, в крови? Тебя не узнать.

– И ты бы так выглядела, – резко ответил он, – пролежи под пятью десятками трупов полдня.

– Ну, не так долго, – поправил капитан.

У Масан перехватило дыхание.

– Значит, вы были в бою, – сказала она. – Что за бой? Во имя Худа, что произошло?

– Кое-чего не хватает, – ответил Флакон, пожав плечами.

– Кое-чего?

Он уже хотел что-то сказать, но передумал и признался:

– Я не все помню. Особенно… э… во второй части. Ты же знаешь, Масан, о потерях среди офицеров малазанской армии? – Он ткнул большим пальцем в Рутана Гудда. – Его не касается.

Капитан сказал:

– Если в его голосе звучит обида, то потому, что я спас ему жизнь.

– А самодовольство в голосе капитана…

– Прекрасно, – отрезала она. – Да, адъюнкт посылала меня разыскать кое-кого.

– И у тебя явно не вышло, – заметил Флакон.

– Наоборот, – сказал Рутан Гудд.

– Но кожа у меня свербит, случаем, не от блох?

Рутан Гудд оскалился.

– Может, и так, солдат. Честно говоря, меня удивляет, что ты вообще можешь что-то чувствовать… знаю, знаю, ты – маг. Бритая костяшка Скрипача, да? Все равно, эти бестии умеют прятаться.

– Попробую догадаться: они внутри коня. Это связано с легендами про…

– И мораль этих легенд, – прервал его Рудд, – постоянно недооценивают. И это никак не связано с тем, о чем ты думаешь. На самом деле мораль этой сказки – «не доверяй коням». Иногда люди слишком пристально смотрят на подобное. А иногда, разумеется, недостаточно пристально. Но, как правило, вообще не смотрят.

– Если хотите, – сказала Масан Гилани, – я попрошу их показаться.

– Вот уж совсем не желаю…

– А я желаю, – перебил Флакон. – Прошу извинения, сэр, что прервал вас.

– Не могу принять извинения, солдат. А по поводу твоих гостей, Масан Гилани, твое предложение категорически…

Вокруг завихрились пыльные столбы.

И через несколько мгновений появились пять т’лан имассов.

– Нижние боги, – пробормотал Рутан Гудд.

Немертвые воины разом поклонились капитану, и один из них произнес:

– Приветствуем тебя, Старший.

Второе ругательство Гудд произнес на языке, которого Масан Гилани никогда не слышала.

«Все не так, как ты думаешь», – сказал он, когда седые фигуры склонились перед ним. И замолчал. Вскоре т’лан имассы снова пропали, и три воина двинулись дальше в сгущающуюся ночь.

Флакону хотелось заорать. Последние несколько дней в обществе капитана превратились в испытание на терпение и стойкость. Он был несловоохотлив. Рутан Гудд. Или как твое имя на самом деле. Не то, что я думаю? Откуда тебе знать, что я думаю? И потом, именно это я и думаю. У Скрипа есть бритая костяшка, и, похоже, есть и у адъюнкта.

Худом проклятый Старший бог – в конце концов, перед каким еще «Старшим» стали бы кланяться т’лан имассы? С каких это пор они вообще кланяются?

«Бесконечно торопливый град вопросов Масан Гилани иссушил т’лан имассов в пыль», – решил Флакон. Но секреты прошлого не желают выходить на свет. Как менгиры, они таят все глубоко внутри. И дело даже не в раздражающей стеснительности. Им просто все равно. Объяснения? Да с какой стати? Кому какое дело, что тебе якобы нужно знать? Если я камень, обопрись на меня. Если я развалины, пусть твоя усталая задница отдохнет на булыжниках. А если я – Старший бог, что ж, Бездна тебя забери, не жди от меня ничего.

Но он же скакал на на’руков, хотя мог умчаться в другую сторону. И пришел, и встал там. И кто он тогда? Еще один таинственный незнакомец на службе у адъюнкта Тавор Паран из Унты? Но почему? Даже императрица отказалась от нее в конце. Ян’тарь, Быстрый Бен, даже Скрипач – остались с ней, даже если это стоило им жизни.

Солдаты бормотали, что она не вдохновляет их. Солдаты ворчали, что она – не Дуджек Однорукий, не Колтейн, не Краст, не Дассем Ультор. Не знали, кто она. Да никто из нас не знал, если на то пошло. Но посмотрите: вот они мы, возвращаемся к ней. Далхонская всадница, которая может скакать как ветер… и мощный ветер. Старший бог… и я. Нижние боги, я потерял разум.

Точнее, он порвался на части. Только Быстрый Бен может собрать его обратно. Я чувствую себя другим? Я изменился? А как мне это понять?

Но я скучаю по Охотникам за костями. Скучаю по своему разнесчастному взводу. И по проклятому адъюнкту.

Мы – всего лишь меч в ее руке, но нам это нравится. Ладно, пользуйся нами. Только стильно.

– Впереди огни лагеря, – сказала Масан Гилани, которая уже снова забралась в седло. – И похоже, охренительно большого.

– Ее союзники подошли, – сказал Рутан Гудд и добавил: – Надеюсь.

Флакон фыркнул.

– Капитан, а она знает, что вы живы?

– Откуда?

– Ну, так ведь…

– Я капитан, солдат.

– Который один помчался навстречу легиону на’руков! Закованный в лед! С ледяным мечом! А конь…

– Ну хватит, Флакон. Ты не представляешь, как я сожалею о том, что сделал. Хорошо быть незаметным. Может, когда-нибудь вы, люди, поймете это и позабудете безумные амбиции, полную самообмана манию величия. Вас не высрал высший бог. Вы не нарисованы на божественной плоти, вы ничем не отличаетесь от других. Да что же с вами такое? Втыкаете палку себе в задницу и гордитесь, как высоко и прямо смотритесь. Солдат, ты думаешь, что перестал ползать в тот день, как тебя отлучили от мамкиной титьки? Так слушай: ты до сих пор ползаешь, парень. И наверное, не перестанешь никогда.

Ошарашенный тирадой, Флакон молчал.

– Ступайте вперед, – сказала Масан Гилани. – Мне надо отлить.

– А только что – это конь был? – спросил Рудд.

– Ах, как смешно. – Она натянула поводья.

– Так они поклонились вам, – сказал Флакон, когда они с капитаном двинулись дальше. – А что же на мне вымещать?

– Я не… а, не важно. И по поводу твоего вопроса: нет, адъюнкт ничего обо мне не знает. Но, как ты и сказал, моей драгоценной анонимности пришел конец – ну или придет, как только мы достигнем лагеря и ты побежишь к своему сержанту.

– Уж точно побегу, – ответил Флакон. – Но, если желаете, не для того, чтобы трепать, что вы – Старший бог.

– Бог? Да не бог, Флакон. Сказал же: все не так, как ты думаешь.

– Я сохраню ваш ужасный маленький секрет, сэр, если хотите. Но мы ведь все равно видели то, что видели в тот день, так ведь?

– Магия Буревсадников, да. Она.

– Она.

– Я позаимствовал ее.

– Позаимствовали?

– Да, – отрезал капитан. – Я не ворую, Флакон.

– Разумеется, сэр. Зачем бы вам?

– Именно.

Флакон кивнул в темноте, слушая, как Масан догоняет их.

– Позаимствовали.

– Буревсадников не понимают.

– Несомненно. Дикий ужас мешает.

– Интересно, – пробормотал Рутан Гудд, – цели каким-то образом совпали. А я слишком стар, чтобы верить в совпадения. Не важно. Мы делаем, что делаем, и все.

– Так Скрипач всегда говорит.

– Скрипач мудр, Флакон. И он лучший из вас, хотя вряд ли многие видят это так же ясно, как я.

– Скрипач, да? А не адъюнкт, капитан?

Рутан Гудд вздохнул, очень печально.

– Я вижу пикеты.

– И я вижу, – сказала Масан Гилани. – Не малазанские. Изморцы.

– Наши союзники, – Флакон уставился на Рутана Гудда, но тот в темноте, конечно, не видел. Хотя, что темнота для Худом проклятого ледоносного Старшего бога, почитаемого имассами?

Тот заговорил:

– Я просто догадался, Флакон. Честно.

– Ты забрала мой гнев.

Голос звучал из тени. Моргая, Лостара Йил медленно приподнялась; мех сполз на пол, и прохладный воздух окатил ее голые груди, спину и живот. Слева от нее, на единственной табуретке в палатке, сидел кто-то в сером шерстяном плаще с капюшоном. Ладони, лежащие на коленях, были белы как кость.

Сердце Лостары заколотилось в груди.

– Я чувствовала, – сказала она. – Словно потоп. – Она вздрогнула и прошептала: – И я утонула.

– Твоя любовь призвала меня, Лостара Йил.

Она нахмурилась.

– У меня нет любви к тебе, Котильон.

Голова под капюшоном чуть качнулась вперед.

– К мужчине, которого ты хотела защитить.

Его тон удивил Лостару. Усталый, да, но есть в нем что-то еще. Одиночество. Богу одиноко.

– Ты танцевала только для него и ни для кого больше, – продолжал Котильон. – Даже не для адъюнкта.

– Я думала, что умру.

– Знаю.

Она ждала. В лагере порой слышались голоса, иногда по тонкой стенке палатки скользил луч полуприкрытой лампы, топали сапоги.

Молчание затянулось.

– Ты спас нас, – сказала она наконец. – И за это, полагаю, я должна быть благодарна.

– Нет, Лостара Йил, не должна. В конце концов, я же просто использовал тебя. Ты об этом не просила, но… даже после стольких лет грация твоего танца… ошеломительна.

Она затаила дыхание. Что-то происходит, но непонятно что.

– Если ты не хотел услышать благодарность, Котильон, то зачем пришел? – Она сама подивилась своему грубому голосу. Нехорошо вышло…

Котильон не открывал лица.

– Вот были деньки. Наша плоть была настоящая, дыхание было… настоящим. Все было доступно, все было под рукой, и мы брали все, не задумываясь, как это ценно. Наша молодость, яркое и жаркое солнце, которое, казалось, будет всегда.

И тут она поняла, что он плачет. И не может остановиться. В чем дело?

– Ты сказал, я забрала твой гнев. – И да, она помнила, как сила заполняла ее. Умение работать с мечом было целиком ее заслугой, но вот стремительность – и глубокое понимание – принадлежали ему. – Я забрала твой гнев. Котильон, а что ты забрал у меня?

Он, похоже, покачал головой.

– Думаю, владеть женщиной уже не для меня.

– Что ты забрал? Мою любовь, да? И она затопила тебя так же, как твой гнев затопил меня.

Он вздохнул.

– Обмен всегда равный.

– Разве бог может не любить?

– Бог… забывает.

Она поразилась.

– Но тогда что заставляет тебя продолжать? Котильон, почему ты все еще сражаешься?

Внезапно он встал.

– Ты простыла. Я потревожил твой отдых…

– Возьми меня снова.

– Что?

– Мою любовь. Она нужна тебе, Котильон. Потому ты и пришел, разве нет? Ты хочешь снова… утонуть.

Его ответ прозвучал еле слышно.

– Я не могу.

– Почему? Предлагаю я. В качестве настоящей благодарности. Разве смертная общается со своим богом не на языке любви?

– Мои поклонники меня не любят, Лостара Йил. Кроме того, мне нечего предложить взамен. Я благодарен тебе за предложение…

– Слушай, поганец, я пытаюсь вернуть тебе хоть часть гуманности. Ты проклятый бог; если потеряешь страсть, где окажемся мы?

Вопрос явно потряс его.

– Я не сомневаюсь, какой путь меня ждет, Лостара Йил. Мне хватит сил выдержать его до горького конца…

– В этом я нисколько не сомневаюсь. Я чувствовала тебя, помнишь? Послушай, какого бы конца ты ни ожидал… то, что я предлагаю, сделает его чуть менее горьким. Разве не так?

Он покачал головой.

– Ты не понимаешь. Кровь на моих руках…

– Теперь она и на моих руках или ты забыл?

– Нет. Я владел тобой…

– Думаешь, это что-то меняет?

– Не надо было мне приходить.

– Может быть, но ты пришел, и твой капюшон не все скрывает. Прекрасно, откажись от моего предложения, но неужели ты и вправду думаешь, что любовь чувствуют только женщины? Если решишь никогда больше не чувствовать… ничего, тогда лучше тебе совсем отречься от владения, Котильон. Проникни в нас, смертных, и мы возьмем то, что хотим от тебя, а тебе взамен отдадим то, что есть у нас. Если тебе повезет, то любовь. А не повезет – Худ его знает, что ты получишь.

– Я знаю.

– Да, наверняка. Прости. Но, Котильон, ты дал мне больше, чем гнев. Неужели не видишь? Человек, которого я люблю, не скорбит по мне. И любит не призрак, не краткий миг в жизни, которого уже не вернешь. Ты дал нам обоим возможность жить и любить – и не важно, надолго ли.

– А еще я сберег адъюнкта да и всю армию.

Она наклонила голову набок, на мгновение смешавшись.

– И жалеешь об этом?

Он помедлил, и молчание окатило Лостару ледяным душем.

– Пока она жива, – сказал Котильон, – путь, ожидающий тебя и всю злосчастную, наполовину свихнувшуюся армию, так же горек, как и мой собственный. К страданию… ах, нет в этом никаких даров.

– Должны быть, Котильон. Есть. Они всегда существуют.

– Вы все готовы умереть во имя любви? – Вопрос словно вырвался из самых глубин его души.

– Если умирать, то за что же еще?

Он глядел на нее с дюжину ударов сердца, а потом сказал:

– Я подумал о поправке.

– Поправке? Не понимаю.

– Наша молодость… – пробормотал он, словно не слыша, – яркое солнце. Она решила покинуть его. Боюсь, что из-за меня, из-за того, что я сделал ей. Это было неправильно. Все было ужасно неправильно. Любовь… я забыл.

Тени сгустились, и через мгновение Лостара осталась в палатке одна. Она? Котильон, слушай мою молитву. Вопреки всем твоим страхам, любовь невозможно забыть. Но можно отвернуться от нее. Не делай так. Бог разыскал ее. Бог в отчаянной нужде. Но она не могла дать ему то, что ему нужно, – теперь она видела, что он, возможно, поступил мудро, отказавшись от предложенного. В тот раз – гнев за любовь. Но я видела, что в нем не осталось гнева.

Всегда равный обмен. Если бы я открыла ему свою любовь… что бы ни оставалось у него внутри, он не хотел давать это мне. И теперь она поняла, что он явил милосердие.

То, что сказано и что не сказано. Между словами. Среди тысячи слов.

Изморские сопровождающие – два неразговорчивых солдата в броне, шлемах и с оружием – остановились. Тот, что слева, ткнул пальцем и сказал Флакону:

– Морпех, ты найдешь своих вон там. Их собрал капитан.

А потом обратился к Масан Гилани и Рутану Гудду:

– Командный шатер адъюнкта в другом месте, но мы уже на краю лагеря Охотников за костями, и уверен, что вы без труда найдете дорогу.

– И будем скучать по вашему обществу, – сказал Рутан Гудд. – И уверен, что разберемся. Спасибо, что проводили нас так далеко, господа.

Солдаты – Флакон не мог определить, мужчины это или женщины, даже по голосу, – поклонились и, развернувшись, продолжили обход.

Флакон повернулся к попутчикам.

– Значит, расстаемся. Масан, надеюсь, скоро свидимся. Капитан! – Он энергично отсалютовал.

Рутан Гудд в ответ нахмурился. Махнув рукой Масан, он направился к центру лагеря.

Флакон повернулся в ту сторону, куда показывал изморец. Так что же им хочет сказать Сорт? Пожалуй, сейчас узнаю.

Пикетов они не выставили. Небольшая группа солдат сидели и стояли в низинке, а в дальнем конце, примостившись на валуне… это Скрипач? Нижние боги, не говорите, что это все, кто остался! Терзаемый сомнениями, он шел к ним.

Они шли через относительно тихий лагерь. Время было позднее, и Масан не горела желанием будить адъюнкта, но понимала, что Тавор не потерпит никаких отлагательств. Впрочем, мой доклад вряд ли впечатлит ее. Пять потрепанных т’лан имассов – все, что я могу показать. А вот Рутана Гудда ждут серьезные неприятности. Масан надеялась, что сможет хоть немного понаблюдать за разборками и порадоваться бедам капитана.

Старший! Вот уж не сказала бы! Зато все остальное, что ты сделал, капитан, звучало интересно. Жаль, что я пропустила.

Они миновали несколько групп солдат; Масан чувствовала, как напряженно поворачиваются в их сторону лица, но никто не приставал к ним. И ни один не сказал им ни слова. Странно, и чем дальше, тем больше.

Вскоре показался командирский шатер. У входа стояли два часовых, а полотняные стены подсвечивала изнутри лампа.

– Она вообще спит когда-нибудь? – пробормотал Рутан Гудд.

– Я на ее месте, – ответила Масан, – вряд ли смогла бы заснуть.

Часовые смотрели на них во все глаза и медленно вытянулись, глядя на капитана. Когда он остановился перед ними, оба отсалютовали.

– Видимо, она хочет нас видеть, – сказал Рутан.

– Можете пройти, сэр, – сказал один из часовых.

Когда капитан шагнул ко входу, тот же часовой позвал:

– Сэр…

– Да?

– С возвращением.

Масан двинулась следом за капитаном.

– Ну надо же… – пробормотал Рутан Гудд, увидев дремлющую Сканароу. И тут же протянул руку, останавливая Масан, и прошептал: – Пожалуйста, не буди ее.

– Трус, – ответила одними губами Масан.

Поморщившись, он прошел мимо спящей женщины. Масан, подойдя ближе, посмотрела на упрямо вытянутую ногу в сапоге и пнула ее.

Сканароу подскочила.

– Адъю… нижние боги!

Крик разнесся, как будто грохот разбитой посуды.

Уже на пороге главного зала Рутан Гудд обернулся. Если он и собирался что-то сказать, все равно не успел: Сканароу долетела до него в один миг и обхватила с такой силой, что капитан качнулся назад и, раздвинув занавес, оказался перед адъюнктом.

Сканароу не отлипала от губ капитана.

Улыбаясь, Масан Гилани вошла за ними и поймала удивленный взгляд адъюнкта.

Тавор стояла у складного столика с картами. Стояла в одиночестве, судя по полуодетому состоянию: торс прикрывала только стеганая поддевка под доспех, а снизу – свободные льняные штаны с коленями такими грязными, что смутили бы и земледельца. На лицо падали странные полосатые тени от единственной в зале масляной лампы.

– Адъюнкт, – сказала, отсалютовав, Масан Гилани. – На обратном пути мне повезло встретить капитана и морпеха по имени Флакон из взвода Скрипача…

– Сканароу! – Слово прозвучало, как удар клинка. – Отцепитесь от капитана. Думаю, он пришел поговорить со мной… а с остальным придется подождать.

Сканароу оторвалась от Рутана Гудда.

– П-прошу прощения, адъюнкт. Я… с вашего позволения, я буду ждать снаружи…

– Не будете. Вернитесь в свою палатку и ждите там. Уверена, капитан найдет ее без труда.

Сканароу заморгала, а потом, с трудом сдерживая улыбку, отсалютовала еще раз и, взглянув в последний раз на Рутана – взгляд был полон свирепого или мрачного обещания, – вышла.

Рутан Гудд вытянулся перед адъюнктом и кашлянул.

– Адъюнкт…

– Ваши действия, капитан, в бою с на’руками нарушили достаточно пунктов устава, чтобы гарантировать трибунал. Вы бросили подчиненных и нарушили приказы.

– Так точно, адъюнкт.

– И, судя по всему, спасли нам всем жизнь. – Она видимо, осознала беспорядок в одежде; она повернулась к опорному столбу шатра, где на крючке висела шерстяная мантия. Завернувшись в нее, адъюнкт снова повернулась к Рутану. – Целые тома посвящены обсуждению подобных инцидентов во время военных кампаний. Неподчинение – с одной стороны и исключительное мужество – с другой. И что делать с таким воином?

– Порядок и дисциплина прежде всего, адъюнкт.

Тавор пристально вгляделась в него.

– Таково ваше ученое мнение по данному вопросу, капитан? Довольны, что уложили все тома в короткую фразу?

– Честно, адъюнкт? Да.

– Ясно. И как же прикажете поступить с вами?

– Как минимум, адъюнкт, понизить меня в звании. Поскольку вы совершенно точно отметили мое пренебрежение обязанностями в отношении моих подчиненных.

– Конечно, отметила, идиот. – Она взъерошила пальцами свои короткие волосы и поймала взгляд Масан. Далхонка не могла не заметить слабый блеск в этих обычных – и явно усталых – глазах.

– Очень хорошо, Рутан Гудд. Вы больше не командуете. Однако звание ваше остается без изменений, но с сегодняшнего дня я беру вас в штаб. И если считаете это повышением, что ж – посидите как-нибудь с Лостарой Йил. – Она помолчала, пристально разглядывая Рутана Гудда. – Ага, капитан, похоже, вы недовольны. Хорошо. И теперь, хотя у нас есть вопросы, требующие обсуждения, они могут подождать. Но в лагере есть женщина, которая ждать не может. Свободны.

Он отсалютовал как-то неуверенно.

Когда капитан ушел, адъюнкт вздохнула и села у столика с картами.

– Прошу извинить, морпех, за неподобающий вид. День выдался долгий.

– Не нужно извинений, адъюнкт.

Тавор оглядела Масан с ног до головы, и та ощутила легкую дрожь в позвоночнике – ох, я знаю этот взгляд.

– На удивление здоровый вид, солдат.

– Небольшие подарки от наших новых союзников, адъюнкт.

Брови адъюнкта поднялись.

– В самом деле?

– Увы, их всего пять.

– Пять?

– Т’лан имассов, адъюнкт. Не знаю, таких ли союзников вы искали. Собственно говоря, это не я их нашла, а они меня; и именно они посчитали, что привести их сюда – хорошая идея.

Адъюнкт продолжала изучать ее. Масан чувствовала, как течет пот по пояснице. Не знаю. Она охренительно тощая…

– Позови их.

С грязного пола поднялись фигуры. Пыль – в кости, пыль – в высохшую плоть, пыль – в выщербленное каменное оружие. Т’лан имассы поклонились адъюнкту.

Тот, кого звали Берок, заговорил:

– Адъюнкт Тавор Паран, мы – Развязанные. Мы принесли вам приветствие, адъюнкт, от Увечного бога.

И словно что-то рухнуло у Тавор Паран внутри; она наклонилась вперед, прижала ладони к лицу и произнесла:

– Спасибо. Я думала… времени уже нет… слишком поздно. О боги, спасибо.

Какое-то время он стоял, никем не замечаемый – просто еще один морпех на краю толпы. Держался в стороне, не понимая, что происходит. Скрипач ничего не говорил. Да поганец вообще, похоже, спал, судя по низко опущенной голове. А солдаты в низинке тихо переговаривались; тех, кто пытался вздремнуть, тормошили соседи.

Как только Скрипач поднял взгляд, морпехи и тяжи замолкли, обратившись в слух. Сержант порылся в своем ранце и что-то вытащил, только не было видно, что именно, внимательно рассмотрел и положил обратно.

– Спрут!

– Я!

– Он здесь. Отыщи его.

Сапер поднялся и медленно повернулся.

– Ну конечно, – проворчал он. – Глаза у меня не как у крысы. Покажись сам, чтоб тебя.

Флакону стало жарко. Он огляделся.

Скрипач сказал:

– Да, Флакон, ты. Не тупи.

– Здесь! – крикнул Флакон.

Те, кто был рядом, обернулись к нему. Раздались приглушенные ругательства, и пространство вокруг него вдруг расчистилось. Спрут подошел ближе, и даже в сумерках было видно его свирепое лицо.

– Думаю, Улыбка уже продала твой ранец, Флакон, – сказал он, подойдя. – По крайней мере, ты надыбал оружие, это уже кое-что.

– Вы все знали?

– Знали что? Что ты выжил? Боги, нет. Мы все считали, что ты мертв и не вернешься. А иначе, думаешь, Улыбка стала бы продавать твои вещи?

Флакон видел, как остальные солдаты собираются за спиной Спрута.

– Думаю, стала бы.

Сапер хмыкнул.

– Тут ты, пожалуй, прав, солдат. В общем, не знали мы ни хрена. Он посадил нас тут и заставил ждать, вот что он сделал…

– Я думал, это Фарадан Сорт собрала солдат…

– Флакон, теперь Скрип – наш капитан.

– А…

– И поскольку теперь он капитан, начальник и все такое, то должен соблюдать всякую субординацию.

– Ясно. Разумеется. То есть…

– Так что вместо него это сделаю я. – И ветеран, шагнув вперед, обнял Флакона, так что у того кости заныли. Спрут тяжело задышал ему в ухо. – Он на карту смотрел, понял? Все время смотрел. С возвращением, Флакон. Нижние боги, с возвращением.

Ураган остановил Ве’гата. Слезящимися от боли глазами он смотрел, как многочисленная армия бурлит внизу на равнине, пока рассвет разрезает восточный горизонт. Слева – знамена Охотников за костями; роты плотно строились для марша – очень мало рот, на вкус Урагана. Уже построившиеся, лицом на юго-восток, летерийские легионы, с ними ряды изморцев, а дальше золоченые знамена еще какой-то армии. Нахмурившись, Ураган снова посмотрел на Охотников за костями. Они собирались идти прямо на восток.

– Нижние боги…

Его заметили хундрильские всадники; двое поскакали к авангарду, полдюжины оставшихся, достав луки и наложив стрелы на тетиву, быстро двинулись в сторону Урагана. Тот, заметив, как всадники все больше смущаются, улыбнулся и поднял руку в приветственном жесте. Хундрилы остановились шагах в тридцати.

Все Охотники за костями повернулись к Урагану. Он увидел, что адъюнкт и несколько офицеров выехали из клубов пыли в голове колонны и двинулись к нему.

Ураган подумал – не встретить ли их на полпути, но решил, что не стоит. Обернувшись, он посмотрел на сопровождавших его охотников К’елль и личинок. Охотники уперли острия клинков в твердую землю. Личинки уселись на хвосты, и маленькие птички собирали с их шкур клещей. От всех исходил запах покоя и отдыха.

– Хорошо. Все оставайтесь на месте. И не делайте ничего… пугающего.

Кони малазанцев явно сбоили, и вскоре стало ясно, что ни один скакун не подойдет к Ве’гату ближе, чем на двадцать шагов. Ураган поймал взгляд адъюнкта.

– Я бы спешился, – сказал он, – но мои ноги, похоже, ночью отнялись. Адъюнкт, я должен передать вам приветствие от Смертного меча Геслера, Дестрианта Калит и к’чейн че’маллей гнезда Гунт.

Адъюнкт спешилась и пошла к Урагану, медленно стягивая кожаные перчатки.

– Значит, на’руки, капрал, искали своих сородичей, так?

– Так точно. Дальних родственников, я бы сказал. Как встретились, обниматься не стали.

– А если сержант Геслер теперь Смертный меч, то кто же тогда ты?

– Кованый щит.

– Ясно. И какому богу служите?

– Да чтоб я знал, адъюнкт.

Заткнув перчатки за пояс, она сняла шлем и взъерошила пальцами волосы.

– Ваша битва с на’руками…

– Малазанская тактика, адъюнкт, и вот эти зверюги позволили нам взять верх. Мы уничтожили ублюдков.

Что-то изменилось в лице Тавор, но Ураган не мог понять, что именно. Она оглянулась – то ли на своих офицеров, то ли на армию – и снова посмотрела на Урагана.

– Кованый щит Ураган, существо, на котором ты едешь…

– Это солдат Ве’гат, адъюнкт. И только у трех есть такие… седла.

– И в твоей армии к’чейн че’маллей… я вижу за твоей спиной и охотников. А еще Ве’гаты есть?

Моя армия к’чейн че’маллей.

– Да, много. Нас потрепали. Летающие крепости доставили хлопот, но неожиданно появились какие-то союзники и сбили их. Об этом я и приехал рассказать, адъюнкт. Нас нашли Синн и Свищ. И еще кто-то. Я так и не узнал, кто именно, но когда все было кончено, никто из Азатов не объявился, так что вряд ли это они.

Он вывалил на нее столько, что хватило бы ошеломить проклятого взошедшего. А она только смотрела на него, а потом спросила:

– Кованый щит, теперь ты командуешь армией к’чейн че’маллей?

– Так точно, а двое мелких говорят, что останутся с нами, если только вы не прикажете им вернуться…

– Нет.

Ураган шепотом выругался.

– Точно? Они некрупные, едят мало, убирают за собой… обычно… ну, иногда… но пара подзатыльников их взбодрит…

– Кулак Кенеб мертв, – перебила она. – Мы потеряли Быстрого Бена и большинство морпехов и тяжей.

Он вздрогнул.

– Короткохвостые истекали кровью, когда наткнулись на нас. Но раз вы такое говорите, мелкие могут вам пригодиться…

– Нет. Тебе они будут нужнее, чем нам.

– Нужнее? Адъюнкт, и куда, по-вашему, мы идем?

– На войну.

– Против чего?

– «Кого», Кованый щит. Ты идешь на войну против форкрул ассейлов.

Он поморщился и взглянул на Кулака и капитанов за спиной адъюнкта. Блистиг, Лостара Йил, Рутан Гудд. Несчастный бывший жрец, еле держащийся в седле. Ураган снова посмотрел на адъюнкта.

– А зачем нам объявлять войну форкрул ассейлам?

– Спроси у мелких.

Ураган обмяк.

– Да спрашивали. Не очень-то охотно эти двое что-нибудь объясняют. Из двух только Свищ с нами вообще разговаривает. А Синн… говорит-то она прекрасно, но только когда ей надо. Мы с Гесом надеялись, что вы с ними лучше… столкуетесь.

Блистиг фыркнул.

Тавор сказала:

– Кованый щит, сообщи Смертному мечу Геслеру следующее. Изморцы, летерийцы и болкандцы маршируют к Шпилю. И я боюсь, что даже таких грозных сил будет недостаточно. Колдовство ассейлов сильно и коварно, особенно на поле боя…

– И сейчас, адъюнкт?

Она моргнула и сказала:

– Я три года провела в архивах Унты, Ураган. Читала самые древние и запутанные сообщения, доставленные в столицу с дальних пределов Малазанской империи. Опрашивала лучших ученых, каких смогла найти, в том числе и Геборика Легкую руку, собирала все упоминания о форкрул ассейлах. – Она помедлила и продолжила: – Я знаю, что нас всех ждет, Кованый щит. Три армии людей, марширующие, как ты видишь, на юго-восток… уязвимы.

– А к’чейн че’малли – нет.

Она пожала плечами.

– Окажись перед нами, здесь и сейчас, форкрул ассейл, как думаешь: смог бы он приказать твоему Ве’гату сложить оружие? Преклонить колени?

Ураган хмыкнул.

– Хотел бы я взглянуть на его попытки. Так что там с мелкими?

– В твоей компании им безопаснее, чем в моей.

Ураган прищурился.

– Что же вы собрались делать с вашими Охотниками за костями, адъюнкт?

– Расколоть вражеские силы, Кованый щит.

– Это жестокое решение, адъюнкт…

– И ты его уже оправдал со своими че’маллями. – Она подошла на шаг ближе и заговорила вполголоса. – Ураган, когда весть о вашей победе достигнет моей армии, многое, что обуревает солдат, поутихнет. Радости не будет – я не так глупа, чтобы на нее рассчитывать. Но хотя бы появится удовлетворение. Понимаешь?

– А Скрипач…

– Он жив.

– Хорошо. – Он взглянул на нее. – Типа собираете союзников, да, адъюнкт?

– Не я, Ураган, само дело собирает.

– Я бы согласился, если б мог понять, что за дело.

– Ты говорил о Дестрианте…