Текст книги "Мёртвая зона"

Светало медленно. Джонни немного подремал, но заснуть по-настоящему не мог из-за холода. Даже во время короткого забытья его преследовали тревожные и отрывистые сны.

В восьмом часу он проснулся окончательно. Дверь внизу с грохотом распахнулась, и Джонни едва сдержал крик: «Кто там?»

Это был сторож. Джонни приник глазом к прорези в балюстраде и увидел дородного мужчину в морском бушлате. Он шел по центральному проходу с охапкой дров в руках и негромко мурлыкал ковбойскую песню «Долина Красной реки». Бросив дрова в ящик перед печью, сторож исчез из виду, и через мгновение послышался скрежещущий звук открываемой дверцы печи.

Джонни вдруг сообразил, что каждый раз при выдохе у него изо рта вырывается облачко пара. А если сторож посмотрит наверх? Он что-нибудь заметит?

Он старался дышать реже, но от этого еще сильнее разболелась голова, да и перед глазами все начало расплываться.

Внизу послышалось шуршание бумаги, и чиркнула спичка. Донесся легкий запах серы. Сторож продолжал мурлыкать «Долину Красной реки», а потом вдруг запел в полный голос, правда, здорово фальшивя: «Ты долину решила покинуть… И улыбку с собой прихватить… И сияние глаз своих ясных… Как без них нам теперь здесь прожить?..»

Новый звук. Потрескивание разгоревшихся поленьев.

– Сейчас я с тобой разберусь, зараза! – воскликнул сторож прямо под Джонни, и снова грохнула дверца печки. Джонни зажал рот руками, чтобы не прыснуть со смеху. Ему вдруг представилось, как он поднимается во весь рост на галерее, худой и бледный, как всякое уважающее себя привидение. Он представил, как раскинет в стороны руки, будто крылья, растопырит пальцы и произнесет замогильным голосом: «Это с тобой я сейчас разберусь».

Джонни казалось, что голова превратилась в огромный помидор, заполненный горячей пульсирующей кровью.

Предметы перед глазами прыгали и расплывались. Он хотел бы находиться как можно дальше от мужчины, ковырявшего в носу серебряной зубочисткой, но боялся пошевелиться. Господи, только бы не чихнуть!

Внезапно по залу пронесся пронзительный вой, от которого чуть не лопнули барабанные перепонки. Боль устремилась вверх и завибрировала в висках. Джонни открыл рот, чтобы закричать… и вдруг все стихло.

– Ах ты, зараза! – недовольно бросил сторож.

Заглянув в прорезь, Джонни увидел, что сторож стоит на трибуне и возится с микрофоном. Похожий на змею шнур тянулся к портативному усилителю. Сторож спустился с трибуны, перенес усилитель на несколько шагов подальше от микрофона и покрутил на нем ручки настроек. Затем вернулся на трибуну и включил микрофон. Тот снова зафонил, но наводка была уже слабее и понемногу стихла. Джонни прижал ладони ко лбу и потер его, стараясь унять боль.

Сторож постучал по микрофону большим пальцем, и пустой зал отозвался таким гулким стуком, будто кулаком заколачивали крышку гроба. Затем фальшивое пение сторожа усилилось, превратившись в чудовищный рев.

Прекрати! – хотелось закричать Джонни. Пожалуйста, прекрати! Я схожу с ума! Неужели нельзя перестать?

Пение закончилось громким щелчком, и сторож сказал обычным голосом: «То-то, зараза!»

Он снова исчез из поля зрения, и до Джонни донеслись звуки рвущейся бумаги и лопнувшего шпагата. Потом сторож появился с кипой буклетов в руках и, насвистывая, начал раскладывать их стопками на скамейках.

Закончив приготовления, он застегнул бушлат и вышел из зала. Дверь за ним гулко хлопнула. Джонни взглянул на часы: семь сорок пять. В зале становилось теплее. Он сел и стал ждать. Голова по-прежнему болела, но, как ни странно, сейчас Джонни переносил головную боль легче, чем обычно. Он то и дело напоминал себе, что скоро его мучениям придет конец.

Ровно в девять входная дверь со стуком распахнулась, и Джонни, очнувшись от полудремы, вцепился в винтовку, но тут же разжал пальцы и приник глазом к щели. В помещении находились четверо мужчин: уже знакомый сторож в бушлате с поднятым воротником и еще трое в пальто и костюмах. У Джонни учащенно забилось сердце – среди вошедших он узнал Санни Эллимана, коротко и аккуратно подстриженного по последней моде. Однако выражение его пронзительно-зеленых глаз не изменилось.

– Все готово? – спросил он.

– Можете проверить, – отозвался сторож.

– Не обижайся, папаша, – миролюбиво заметил один из приезжих, и группа направилась к первым рядам. Другой включил микрофон и, удостоверившись, что все работает, выключил.

– Тут все с ним так носятся, будто он какой император, – недовольно проворчал сторож.

– Так оно и есть, – подтвердил третий, и Джонни показалось, что он слышал его голос на митинге в Тримбулле. – Ты разве этого еще не понял?

– Наверху проверял? – спросил Эллиман, и Джонни похолодел.

– Дверь наверх заперта, – ответил сторож. – Все как обычно. Я подергал ее.

Джонни мысленно поблагодарил защелку замка, вставшую на место.

– Все равно надо было проверить, – упрямо заметил Эллиман.

Сторож досадливо поморщился.

– Ну, не знаю, ребята. Кого вы всё ищете? Призрака Оперы[19]19
  Персонаж мюзикла «Призрак Оперы», написанного английским композитором Эндрю Ллойдом Уэббером на основе одноименного романа Гастона Леру.


[Закрыть]?

– Пошли, Санни, – предложил тот, чей голос показался Джонни знакомым. – Наверху никого нет. А мы как раз успеем выпить кофе в ресторанчике на углу.

– Там не кофе, а помои! – отрезал Санни. – Поднимись-ка лучше наверх и убедись, что там никого нет, Мучи. Дело есть дело.

Джонни облизнул пересохшие губы и, сжав винтовку, окинул взглядом галерею. Справа она заканчивалась глухой стеной, а слева вела к коридору с кабинетами. Если он тронется с места, его наверняка услышат: пустой зал усиливает звук. Джонни понял, что он в ловушке.

Снизу послышались шаги. Скрип открывающейся и закрывающейся двери на лестницу. Джонни ждал. Внизу сторож и двое оставшихся мужчин продолжали разговаривать, но о чем, слышно не было. Джонни медленно повернул голову и уставился на дальний конец галереи, ожидая появления Мучи, подручного Санни Эллимана. Он представлял, как скучающее выражение его лица сменится изумлением, а изо рта вырвется крик: «Санни! Тут прячется мужчина!»

Джонни слышал приглушенные шаги Мучи по ступенькам и лихорадочно пытался придумать хоть какой-то выход, но в голову ничего не приходило. Через минуту его обнаружат, и Джонни понятия не имел, как помешать этому. Любые действия неминуемо сорвали бы его планы.

Он слышал, как открывались и закрывались двери, каждый раз все ближе и ближе. Джонни помнил, как располагались помещения в коридоре: Мучи уже проверил кабинеты с табличками «Председатель совета городских выборных», «Члены совета городских выборных» и «Налоговый инспектор». Сейчас он заглядывает в мужской туалет, сейчас в кабинет инспектора по делам малоимущих и, наконец, в женский туалет. Следующая дверь вела на галерею.

Она открылась.

Звук двух шагов до перил короткой галереи над входом в зал.

– Санни, слышишь меня? Ты доволен?

– Все тихо?

– Как на кладбище, – ответил Мучи, и снизу раздался взрыв смеха.

– Ладно, спускайся и пойдем выпьем кофе! – крикнул третий.

Невероятно, но все обошлось! Дверь захлопнулась, и шаги стали удаляться сначала по коридору, потом по лестнице на первый этаж.

Джонни ослабел; перед глазами вдруг все стало серым и поплыло. К действительности его вернул стук захлопнувшейся входной двери в здание: приезжие ушли пить кофе.

Внизу сторож вынес суждение, произнеся вслух: «Шайка мерзавцев!» – после чего тоже вышел из зала.

Следующие двадцать минут Джонни провел в одиночестве.

Примерно в половине десятого зал начал заполняться жителями Джексона. Первыми пришли три пожилые и строго одетые женщины. Оживленно болтая, они устроились поближе к печке, где Джонни почти не видел их, и взяли красочные буклеты, лежавшие на скамье. Судя по всему, буклеты представляли собой подборку блестевших глянцем фотографий Грега Стилсона.

– Я просто обожаю его, – сказала одна. – У меня уже есть три его автографа, и сегодня обязательно возьму еще один.

Больше о Греге Стилсоне они не говорили и переключились на предстоящую в воскресенье встречу горожан. Она традиционно устраивалась в Новой Англии раз в десять лет, чтобы собрать вместе как нынешних, так и бывших жителей города.

Замерзший утром Джонни сидел на галерее прямо над печкой и теперь изнывал от жары. Во время затишья между уходом охранников Стилсона и появлением первых горожан он снял не только куртку, но и рубашку. Джонни то и дело вытирал с лица пот, и намокший платок, казалось, был в красных разводах: больной глаз снова начал дергаться, и все виделось сквозь красноватую пелену.

Внизу открылась дверь, послышался дружный топот людей, обивавших снег с обуви, и четверо мужчин в клетчатых куртках прошли по проходу и заняли места в первом ряду. Один из них тут же начал рассказывать анекдот.

Появилась молодая женщина лет двадцати трех; она привела с собой сына в голубом спортивном комбинезоне с яркими желтыми вставками. На вид ему было года четыре, и он сразу поинтересовался, можно ли поговорить в микрофон.

– Нет, милый, – ответила женщина, и они сели позади мужчин. Мальчик немедленно начал колотить ногами по спинке скамейки перед собой, и один из мужчин обернулся.

– Шон, прекрати! – сказала женщина.

Без четверти десять. Теперь дверь постоянно открывалась и закрывалась, впуская в зал мужчин и женщин всех возрастов и самых разных занятий. В зале стоял ровный гул голосов и царила атмосфера ожидания. Они собрались вовсе не для того, чтобы расспросить своего законно избранного представителя, как тот защищает их интересы в Вашингтоне. Они пришли на встречу с настоящей звездой, удостоившей посещения их маленький городок. Джонни знал, что обычно встречи с кандидатами или уже выбранными представителями проходили в полупустых залах, где сидели лишь особо стойкие поклонники. Во время выборов 1976 года в штате Мэн на дебатах между Биллом Коуэном и его соперником Лейтоном Куни присутствовало всего двадцать шесть человек, не считая прессы. Подобные встречи носили скорее ритуальный характер; их устраивали, чтобы «козырнуть» ими во время следующей избирательной кампании. Для них вполне подошли бы небольшие чуланы и кладовки. Но здесь все происходило иначе. К десяти часам все места на скамейках были заняты, а в конце зала стояло еще человек двадцать – тридцать, которым не хватило места. Всякий раз, когда дверь открывалась, Джонни сжимал в руках винтовку. Даже несмотря на беспрецедентно высокие ставки, он так и не знал до конца, сможет ли нажать на курок.

Пять минут одиннадцатого. Десять. Решив, что Стилсон почему-то задержался, Джонни с облегчением подумал, не отменил ли тот визит, но тут распахнулась дверь, и благодушный голос громко произнес:

– Всем привет! Как поживает славный Джексон, штат Нью-Хэмпшир?

По залу прокатился довольный гул. Кто-то исступленно выкрикнул:

– Грег! Как жизнь?

– У меня все путем! – тут же отозвался Стилсон. – А что у вас?

Аплодисменты сменились ревом одобрения.

– Ну что ж, отлично! – крикнул Грег и быстро двинулся по проходу к сцене, по пути пожимая руки.

Джонни разглядывал его в щель. На Стилсоне было тяжелое пальто из сыромятной кожи с овчинным воротником, а вместо привычной каски – шерстяная вязаная шапочка с ярко-красной кисточкой. У конца прохода он замедлил шаг и помахал нескольким журналистам, приехавшим на встречу. Засверкали вспышки фотоаппаратов, и по залу пронеслась вторая волна таких бурных оваций, что задрожали перекрытия.

Джонни Смит вдруг осознал, что наступил момент истины. На него с ужасающей ясностью нахлынули воспоминания о том, что ему привиделось в Тримбулле. В истерзанном болью мозгу раздался сухой деревянный треск, словно столкнулись какие-то предметы, мчавшиеся с бешеной скоростью. Возможно, это был глас Судьбы. Конечно, проще всего помедлить и дать Стилсону возможность выговориться. Проще всего позволить ему ускользнуть, а самому сидеть, обхватив голову руками, и ждать, когда все разойдутся, сторож отключит микрофон и подметет пол. И все это время тешить себя надеждой, что не все еще потеряно и все получится на будущей неделе в другом городе.

Но час пробил, и именно сейчас судьба каждого жителя Земли зависела от того, что произойдет или не произойдет в этом захолустном городишке.

В голове грохотало, будто полюса Судьбы неотвратимо сближались.

Стилсон поднимался по ступенькам на сцену. За ним никого не было. Трое охранников в расстегнутых пальто стояли у дальней стены.

Джонни поднялся и выпрямился во весь рост.

Казалось, все происходило, как в замедленной съемке.

От долгого сидения ноги затекли, и в коленях щелкнули суставы с таким звуком, словно разорвалась отсыревшая хлопушка. Время остановилось, и аплодисменты продолжались, хотя головы начали поворачиваться, а шеи вытягиваться. Раздался чей-то крик, потому что человек на галерее с винтовкой в руках до мелочей напоминал то, что все много раз видели по телевизору, и ошибки быть не могло. В известном смысле эта картина стала такой же неотъемлемой и узнаваемой частью американского образа жизни, как еженедельная развлекательная телепрограмма «Удивительный мир Диснея». Политик и человек на возвышении с винтовкой в руках.

Грег Стилсон повернул голову в сторону Джонни, и его толстая шея собралась в складки. Красная кисточка на лыжной шапочке взлетела и опустилась.

Джонни вскинул винтовку, и приклад, чуть качнувшись, завис в воздухе и уперся в плечо. Он вспомнил, как однажды в детстве отец взял его на охоту. Они бродили в поисках дичи, но, встретив ее, Джонни так и не смог нажать на курок из-за нервного потрясения. Он никогда и никому не рассказывал об этом, считал такое признание постыдным.

Раздался еще один крик. Одна из пожилых женщин зажала рукой рот, и Джонни бросились в глаза искусственные фрукты на широких полях ее черной шляпы. Лица, повернутые к нему, походили на большие белые зеро, а открытые рты – на маленькие черные. Мальчик в спортивном комбинезоне показывал на Джонни пальцем. Мать пыталась закрыть его своим телом. Увидев Стилсона на линии огня, Джонни вспомнил, что надо снять предохранитель. Охранники в расстегнутых пальто уже вытаскивали что-то из карманов, и Санни Эллиман, сверкая зелеными глазами, заорал:

– На пол, Грег! Ложись!

Но Стилсон продолжал смотреть на галерею: их взгляды встретились и не отпускали друг друга, и снова между ними не осталось никаких тайн. Джонни нажал на курок, и в то же мгновение Стилсон пригнулся. По залу прокатился грохот выстрела, и пуля вырвала из деревянной обшивки сцены целый кусок, оставив на нем светлую пробоину. Одна из разлетевшихся щепок попала в микрофон, и зал наполнился чудовищным воем, перешедшим в низкое гортанное гудение.

Джонни передернул затвор и снова выстрелил. На этот раз пуля проделала дыру в пыльном ковре, накрывавшем помост.

Толпа заметалась, как обезумевшее стадо. Все рванулись к центральному проходу. Те, кто стоял у дверей, сразу выскочили из зала, а потом у выхода образовалась пробка из напиравших друг на друга и кричавших от ужаса мужчин и женщин.

Со стороны стены, противоположной от галереи, прозвучали сухие хлопки, и перила перед Джонни разлетелись в щепы. Что-то просвистело возле его уха, а затем невидимый палец отогнул воротник рубашки. В руках у троих охранников были пистолеты, а одинокая фигура Джонни на галерее представляла собой отличную мишень. Правда, Джонни сомневался, что, окажись он в окружении случайных прохожих, это смутило бы их.

Одна из трех пожилых женщин – из тех, что пришли первыми, – схватила Мучи за руку. Она всхлипывала и пыталась что-то спросить, но тот отшвырнул ее и, зажав пистолет обеими руками, тщательно прицелился. В зале стоял запах пороха. С того момента, когда Джонни обнаружил себя, прошло не больше двадцати секунд.

– На пол, Грег! Ложись!

Стилсон все еще стоял на краю сцены, слегка пригнувшись, и смотрел вверх. Джонни чуть опустил ствол винтовки и поймал Стилсона в прицел. Но тут его самого зацепило в шею, он пошатнулся, и винтовка, дернувшись вверх, послала пулю в окно напротив. Стекло разлетелось вдребезги, и осколки со звоном посыпались на пол. Грудь и плечо Джонни заливала кровь, бившая из шеи.

Ничего не скажешь – удачное покушение, промелькнуло в голове у Джонни, и он шагнул к перилам. Снова передернув затвор, вскинул винтовку к плечу. Стилсону наконец удалось стряхнуть оцепенение, и он рванулся к ступенькам. Оказавшись внизу, Грег снова бросил взгляд на Джонни.

Еще одна пуля просвистела у виска. Я обливаюсь кровью, как заколотая свинья, подумал Джонни. Ну же, соберись и покончи с ним!

Пробка у выхода чуть рассосалась, и люди повалили наружу. Из дула пистолета вырвался дымок, за ним последовал выстрел, и невидимый палец, отогнувший воротник рубашки мгновение назад, теперь полоснул по щеке Джонни. Но это не имело значения. Важно было только одно – достать Стилсона.

Может, хоть сейчас получится…

Для человека своей комплекции Стилсон двигался удивительно быстро.

Темноволосая женщина, которую Джонни заметил раньше, уже добралась до середины зала, держа сына на руках и стараясь прикрыть его. И тут Стилсон сделал нечто такое, что ошеломленный Джонни едва не выронил винтовку из рук. Он выхватил малыша из рук матери и повернул его в сторону галереи, загораживаясь им. Теперь на линии огня оказался не Стилсон, а маленькое извивающееся тельце

(голубая дымка, по которой пробегают рябью похожие на тигриные желтые полосы)

в голубом комбинезоне с яркими желтыми полосками. Джонни замер от изумления. Перед ним был точно Стилсон. Тигр! Но теперь его скрывала голубая дымка.

– Что это значит?! – закричал Джонни, но с его губ не слетело ни звука.

Пронзительно и исступленно закричала мать, но Джонни где-то слышал все это раньше.

– Томми!.. Отдай его, негодяй!

Голова Джонни угрожающе разбухла и, казалось, вот-вот лопнет от напряжения. Перед глазами все плыло. И только прицел выхватывал единственное четкое пятно – грудь мальчика в голубом комбинезоне.

Давай же, Бога ради, иначе он уйдет…

И теперь – хотя, возможно, причиной было помутнение в глазах – голубой комбинезон стал расплываться, а его цвет все более походил на светло-голубые яйца малиновки. И сквозь эту голубизну еще отчетливее проступали темно-желтые полосы, пока не поглотили все полностью.

(Он за дымкой, да, за дымкой, но что это значит? Он что – в безопасности или просто вне моей досягаемости? Что все это…)

Где-то внизу вспыхнул и тут же погас огонь. Фотовспышка, мелькнуло в голове у Джонни.

Стилсон оттолкнул женщину и попятился к двери. В глазах, узких, как щелки, был холодный расчет. Он крепко держал извивавшегося мальчугана за шею и промежность.

Не могу! Господи милосердный, прости меня! Я не могу!

В Джонни попали еще две пули: та, что в грудь, отбросила его к стене, вторая вошла чуть ниже ребер и развернула к перилам. Он смутно осознал, что выронил винтовку, и та, ударившись об пол, выстрелила в стену. У Джонни подкосились ноги, и он, перевесившись через перила, полетел вниз. Перед глазами дважды крутанулся зал, и Джонни рухнул на скамьи, круша их с оглушительным треском, и замер. У него были сломаны ноги и позвоночник.

Джонни открыл рот, чтобы закричать, но изо рта вырвался фонтан крови. Он лежал среди обломков, и в голове крутилась единственная мысль:

Все кончено! Я все испортил!

Его грубо схватили и перевернули. Над ним стояли Эллиман, Мучи и еще один охранник. Перевернул его Эллиман.

Подошел Стилсон и оттолкнул Мучи.

– Оставьте его, – хрипло распорядился он. – Найдите сукина сына, который сделал снимок! Разбейте камеру!

Мучи и третий охранник ушли. Где-то совсем рядом темноволосая женщина кричала:

– …ребенком! Он прикрылся ребенком! Я всем расскажу…

– Заткни ее, Санни! – сказал Стилсон.

– Без проблем. – И тот отошел.

Стилсон опустился на колени рядом с Джонни.

– Мы раньше встречались, приятель? Только не ври. Тебе все равно не выжить.

– Да, – прошептал Джонни.

– На митинге в Тримбулле, верно?

Джонни прикрыл глаза.

Стилсон поднялся, и Джонни, собрав последние силы, ухватил его за лодыжку. Стилсон легко освободился, но этого мгновения Джонни хватило.

Все изменилось!

Вокруг него собирались зеваки: лиц он не видел, только ноги, но это не важно. Все изменилось!

Джонни тихо заплакал. На этот раз, прикоснувшись к Стилсону, он ощутил только пустоту. Будто дотронулся до севшей батарейки, до рухнувшего дерева, до безлюдного дома, до пустых книжных полок, до бутылки из-под вина.

Сознание уходило. Джонни слышал возбужденные голоса людей, но слов уже не различал. Только звуки сливались в однообразный, заполнивший все гул.

Джонни увидел темный коридор, из которого когда-то, очень давно вышел. Он выбрался из материнской утробы и попал в этот яркий мир. Только тогда его мама была жива, и отец находился рядом и звал его по имени, пока Джонни не пробился к ним. Теперь пришло время вернуться. Теперь он мог вернуться.

Я сделал это! Не знаю как, но мне удалось!

Он двигался в глубь коридора с темными блестящими стенами, не зная, есть ли что-нибудь в конце. Его вполне устраивало, что рано или поздно он это узнает. Гул голосов постепенно стихал, а яркое мерцание блекло. Он, Джонни Смит, по-прежнему оставался собой – Джонни Смитом.

Надо войти в коридор, подумал он. Что ж, пусть будет так.

Джонни казалось, что, оказавшись в коридоре, он сможет ходить.