Текст книги "Мёртвая зона"

Часть III
Записки из мертвой зоны

1

Портсмут, Нью-Хэмпшир

23 января 1979 г.

Дорогой папа!

Мне предстоит написать ужасное письмо, поэтому постараюсь быть кратким. Когда ты получишь его, меня, наверное, уже не будет в живых. Со мной случилось нечто страшное, и, думаю, началось это задолго до аварии и комы. Ты, конечно, знаешь о моих экстрасенсорных способностях и наверняка помнишь, как перед смертью мама говорила, что все делается по воле Божьей и что Господь возложил на меня особую миссию. Она просила меня не уклоняться от нее, и я обещал, что не буду – не столько всерьез, сколько желая успокоить ее. А сейчас выходит, что она была по-своему права. Я по-прежнему не верю в Бога как в некое существо, которое все за нас решает и раздает задания, будто бойскаутам, проходящим испытания в Великом походе под названием «Жизнь». Но мне так же трудно поверить, что все случившееся со мной – лишь слепой случай.

Летом 1976 года я отправился в Тримбулл на встречу Грега Стилсона с избирателями третьего округа Нью-Хэмпшира. Если помнишь, тогда он баллотировался в первый раз. На пути к трибуне он пожал множество рук; одна из них оказалась моей. Дальше тебе будет трудно поверить, хотя ты имел возможность убедиться в моих способностях. У меня случилось «озарение», хотя правильнее назвать это «прозрением», совсем как описывается в Библии. Во всяком случае, нечто очень близкое к этому. В отличие от предыдущих «видений» изображение было нечетким, но поразительно ярким. Оно казалось затянутым голубоватой дымкой, которой раньше я никогда не видел. Мне открылось, что Грег Стилсон стал президентом Соединенных Штатов. В каком году – сказать затрудняюсь, но он сильно облысел. Думаю, лет через четырнадцать, от силы – восемнадцать. Мой дар заключается в «видении», а не в толковании, но в данном случае мое видение затрудняла какая-то непонятная дымка. Однако того, что я видел, мне хватило сполна. Если Стилсон станет президентом, он ухудшит и без того напряженную международную обстановку. Если Стилсон станет президентом, он развяжет ядерную войну. Мне кажется, что началом послужат события в Южной Африке. И я уверен, что эта короткая, но кровопролитная война не ограничится обменом боеголовками двух-трех держав, а охватит не меньше двадцати стран, не говоря уже о разных террористических группах.

Пап, я понимаю, каким диким это может показаться. Мне и самому это представляется настоящим безумием. Однако я настолько уверен в реальности ужасной картины будущего, что не вижу никакого смысла в поиске других объяснений своего «видения». Ты не знаешь – как, впрочем, не знает никто, – что я сбежал от Четсвортов вовсе не из-за пожара. Мне кажется, я пытался сбежать от Грега Стилсона и того, что мне надлежало сделать. Как Илия, искавший убежища в пещере, или Иона в чреве кита. Я решил, что надо выждать и посмотреть, как будут развиваться события. Убедиться, что условия для такого печального будущего действительно складываются. Вероятно, я наблюдал бы до сих пор, но осенью прошлого года головные боли усилились, а тут еще случилась та история в бригаде дорожников, где я работал. Думаю, наш бригадир Кейт Стрэнг хорошо помнит ее…

2

Выдержки из свидетельских показаний так называемому Комитету по делу Стилсона под председательством Уильяма Коуэна, сенатора от штата Мэн. Вопросы задает главный юрисконсульт комитета мистер Норман Д. Верайзер. Свидетелем выступает мистер Кейт Стрэнг, проживающий по адресу: дом 1421 по Дезерт-бульвар, Финикс, штат Аризона.

Дата опроса – 17 августа 1979 года.

B. И в то время мистер Смит работал по найму в Департаменте общественных работ Финикса, верно?

C. Да, сэр, именно так.

B. И это было в начале декабря 1978 года?

C. Да, сэр.

B. Вы не припомните, случилось ли что-нибудь примечательное 7 декабря? Нечто, имеющее отношение к Джонни Смиту?

C. Конечно, сэр, еще как помню!

B. Расскажите об этом комитету, пожалуйста.

C. Ну, мне надо было съездить на склад и забрать две бочки по сорок галлонов с оранжевой краской. Понимаете, мы наносим разметку на дорогах. В тот день Джонни, я имею в виду Джонни Смита, работал на Роузмонт-авеню и наносил новые линии для разделения полос движения. Я вернулся примерно в четверть пятого, то есть за сорок пять минут до окончания рабочего дня, и тут ко мне подходит Герман Джоэллин, с которым вы уже беседовали, и говорит: «Кейт, ты бы посмотрел, как там Джонни. С ним что-то неладное. Я пытался с ним поговорить, но он ведет себя так, будто вообще меня не слышит. Чуть не задавил! Нужно привести его в чувство». Это его собственные слова. Я спросил его, в чем дело, а он ответил: «Посмотри сам, похоже, у него крыша поехала». Я поехал по дороге, там сначала все было нормально, а потом – бац!

В. И что вы увидели?

С. Я хочу сказать, еще до того, как увидел Джонни.

B. Да, мы понимаем.

C. Линия, которую он наносил, вдруг ушла вбок. Сначала немного, просто вильнула, потом больше, и, главное, она не была ровной! А Джонни в бригаде был самым лучшим по части разметки. Потом он и вовсе пошел вразнос! Разрисовал все большими петлями и завитками, а в некоторых местах проехал по кругу несколько раз. И еще ярдов сто протянул линию по обочине!

B. И что вы сделали?

C. Остановил его. То есть не сразу, конечно. Подъехал и стал кричать, чтобы привлечь внимание. Причем не раз и не два, а он как будто меня не слышал. Потом вильнул в сторону и помял мне весь бок машины. А она, между прочим, казенная и принадлежит Департаменту дорог. Я нажал на клаксон и заорал изо всех сил, и только тогда он очнулся, остановился и посмотрел на меня. Я спросил у него, какого черта он вытворяет.

B. И что он ответил?

C. Он сказал: «Привет!» И все! «Привет, Кейт». Как будто все было тип-топ!

B. А как отреагировали вы?

C. Если честно, я психанул. А Джонни стоял и озирался, вцепившись в машину, будто боялся упасть. Только тогда я заметил, как плохо он выглядит. Он всегда был худющим, а тут еще белый как мел, и половина лица… как бы опущена вниз. Сначала он даже не понимал, о чем я говорю. А потом оглянулся и увидел, что натворил на дороге.

B. И что он сказал?

C. Извинился. А потом – даже не знаю – покачнулся и прикрыл лицо рукой. Я спросил, что с ним, а он ответил… Ну, понес всякую бессмыслицу.

Коуэн. Мистер Стрэнг, комитет особенно интересует все, что произносил мистер Смит и что может пролить свет на последовавшие события. Вы не припомните, что именно он сказал?

С. Ну, сначала… что с ним все в порядке, вот только пахнет жженой резиной. Горящими покрышками. А потом добавил: «Аккумулятор взорвется, если «прикурить» его от другой машины». И еще нечто вроде: «Я никуда не спешу, и оба приемника находятся на солнце. Поэтому сил на деревья жалеть не надо». Примерно так. Сами видите, сплошная бессмыслица.

B. А что случилось потом?

C. Он начал падать. Я подхватил его за плечо и за руку, которой он прикрывал лицо, и увидел, что правый глаз у него будто кровью налит. А потом он вырубился.

B. Но перед этим он успел еще что-то сказать, верно?

C. Да, сэр.

B. И что именно?

C. Он сказал: «О Стилсоне, папа, мы будем волноваться позже. Сейчас он в мертвой зоне».

B. Вы уверены, что он произнес именно эти слова?

C. Да, сэр, уверен. Я их никогда не забуду.

3

…и когда я очнулся, то уже лежал в маленькой каптерке на Роузмонт-авеню. Кейт сказал, чтобы я немедленно обратился к врачу и до этого на работе не появлялся. Я испугался, пап, но вовсе не потому, что, как мне кажется, подумал Кейт. Но я записался на прием к неврологу, которого порекомендовал мне Сэм Вейзак в ноябрьском письме. Я написал ему, что боюсь водить машину, так как у меня часто двоится в глазах. Сэм тут же ответил и посоветовал обратиться к доктору Вэнну. Сэма очень насторожили симптомы, но он не из тех, кто ставит диагноз на расстоянии.

К врачу я тогда обратился не сразу. Полагаю, рассудок может с каждым выкинуть какой-нибудь фокус, и до происшествия с разметкой я считал, что надо подождать и все само собой утрясется. Наверное, я боялся альтернативы и старался не думать о ней. Но случай на дороге стал последней каплей, и я пошел к врачу. Я испугался, но не за себя, а за всех, потому что мне многое открылось в видении.

Я обратился к доктору Вэнну, прошел обследование, и он от меня ничего не утаил. Как выяснилось, времени у меня осталось совсем не так много, как я считал, поскольку…

4

Выдержки из свидетельских показаний так называемому Комитету по делу Стилсона под председательством Уильяма Коуэна, сенатора от штата Мэн. Вопросы задает главный юрисконсульт комитета мистер Норман Д. Верайзер. Свидетелем выступает доктор Квентин М. Вэнн, проживающий по адресу: дом 17 по Паркленд-драйв, Финикс, штат Аризона.

Дата опроса – 22 августа 1979 года.

Верайзер. Завершив обследование и поставив диагноз, вы пригласили Джона Смита в свой кабинет?

Вэнн. Да, это был трудный разговор. Подобные беседы легкими не бывают.

Верайзер. Вы можете вкратце рассказать, о чем шла речь?

Вэнн. Да. Полагаю, что при таких необычных обстоятельствах я имею право нарушить врачебную этику. Я начал с того, что Джонни пережил ужасное потрясение. Он согласился. Из-за лопнувшего капилляра его правый глаз был по-прежнему налит кровью, но все-таки не так, как раньше. Если вы взглянете на снимок…

(Пояснения из распечатки беседы изъяты.)

Верайзер. И как отреагировал Джонни на ваши объяснения?

Вэнн. Он спросил, что у него «в сухом остатке», именно так и выразился. Должен признаться, что его спокойствие и мужество произвели на меня сильное впечатление.

Верайзер. И что было «в сухом остатке»?

Вэнн. Что? Простите, я подумал, что это и так ясно. У Джона Смита была прогрессирующая опухоль головного мозга в теменной доле.

(Волнение в зале, объявлен короткий перерыв.)

Верайзер. Доктор, прошу прощения за вынужденную паузу. Обращаю внимание присутствующих на то, что здесь проходит заседание комитета, занимающегося расследованием, а не разыгрывается спектакль. Прошу соблюдать порядок, иначе я попрошу парламентского пристава очистить зал.

Вэнн. Я понимаю, мистер Верайзер.

Верайзер. Благодарю вас, доктор. Не скажете ли комитету, как Смит воспринял это известие?

Вэнн. Он сохранял спокойствие. Удивительное спокойствие. Мне кажется, Смит подозревал нечто подобное, и я только подтвердил его опасения. Однако он признался, что испытывает страх, и спросил, сколько ему осталось.

Верайзер. И что вы ответили?

Вэнн. Я объяснил, что пока трудно сказать, поскольку нужно определить, что делать дальше, и высказал предположение о необходимости операции. Хочу подчеркнуть, что на тот момент я понятия не имел о коме и его необыкновенном, если не сказать сверхъестественном, выздоровлении.

Верайзер. И как он отреагировал?

Вэнн. Заявил, что никакой операции не будет. Он держался спокойно, но исключительно твердо. Я выразил надежду, что он изменит решение, так как, отказываясь от операции, подписывает себе смертный приговор.

Верайзер. И что он ответил?

Вэнн. Просил меня сообщить, сколько, по моему мнению, он сможет прожить без операции.

Верайзер. И вы удовлетворили его просьбу?

Вэнн. В общем, да. Я сказал ему, что процесс развития опухоли головного мозга очень индивидуален. Добавил, что у некоторых моих пациентов опухоль не давала о себе знать два года, но такие случаи крайне редки. Я заключил тем, что без операции он скорее всего проживет от восьми до двадцати месяцев.

Верайзер. И даже после этого он не изменил решение?

Вэнн. Да.

Верайзер. Когда Смит уходил, произошло что-нибудь необычное?

Вэнн. Я бы сказал – крайне необычное.

Верайзер. Расскажите, пожалуйста, нам об этом.

Вэнн. Я положил руку ему на плечо, желая задержать его. Понимаете, при данных обстоятельствах мне не хотелось сразу отпускать Смита, и я надеялся поддержать его. Едва я дотронулся до него, как почувствовал… нечто похожее на удар током. Но при этом ощущение было такое, будто из меня выкачивают силы и внутренне опустошают. Понимаю, что это сугубо личное восприятие, но оно важно, поскольку я профессионально занимаюсь научными наблюдениями. Уверяю вас, это ощущение не было приятным… я невольно отпрянул… а он посоветовал мне позвонить жене, потому что Строберри сильно расшибся.

Верайзер. Строберри?

Вэнн. Да, именно так он и сказал. Моего шурина… зовут Стэнбери Ричардс. В детстве мой младший сын всегда звал его «дядя Строберри». Я только вечером сообразил, о ком идет речь, и попросил жену позвонить брату – он живет в городке Гус-Лейк, штат Нью-Йорк.

Верайзер. И она позвонила?

Вэнн. Да, они мило поболтали.

Верайзер. И с вашим шурином мистером Ричардсом все было в порядке?

Вэнн. Да. Но неделю спустя он красил дом и, упав с лестницы, сломал позвоночник.

Верайзер. Доктор Вэнн, вы верите, что мистер Смит предвидел это? Вы верите, что он обладает даром ясновидения?

Вэнн. Не знаю, но допускаю такую возможность.

Верайзер. Спасибо, доктор…

Вэнн. Могу я кое-что добавить от себя?

Верайзер. Разумеется.

Вэнн. Если он действительно отмечен таким проклятием – да, я называю это именно проклятием, – то надеюсь, что Господь проявит милосердие к его измученной душе.

5

…и я не сомневаюсь, что все сочтут причиной моего поступка опухоль, но ты этому не верь, папа, – это неправда! Опухоль – лишь несчастье, которое, как я понимаю, долго за мной гналось и наконец настигло меня. Опухоль находится в том самом месте, которое я расшиб во время аварии, а еще раньше, в далеком детстве, ударился об лед Круглого пруда, катаясь на коньках. Именно тогда у меня появились первые «озарения», хотя сейчас я не помню ничего конкретного. И еще одно «озарение» было у меня накануне аварии на ярмарке в Эсти. Спроси у Сары – она наверняка помнит. Эта опухоль находится в той части мозга, которую я всегда называл «мертвой зоной». Видишь, название оправдалось. Жаль, конечно. Бог… промысел… рок… судьба… как ни назови, а это «нечто», похоже, протягивает свою неумолимую руку, чтобы все равно сделать по-своему и вернуть весы в равновесие. Не исключаю, что я должен был погибнуть во время аварии или даже еще раньше, когда упал на катке. Но уверен: когда исполню свое предначертание, весы снова придут в равновесие и я окажусь там, где должен был оказаться уже давно.

Папа, я тебя очень люблю. Мучительнее всего, если не считать выстрела из винтовки единственным для меня выходом из тупика, осознание того, какую боль причинит тебе мой уход, не говоря уже о ненависти людей, считающих Стилсона хорошим и достойным человеком…

6

Выдержки из свидетельских показаний так называемому Комитету по делу Стилсона под председательством Уильяма Коуэна, сенатора от штата Мэн. Вопросы задает заместитель главного юрисконсульта комитета мистер Альберт Ренфрю. Свидетелем выступает доктор Сэмюэл Вейзак, проживающий по адресу: дом 26 по Харлоу-Корт, Бангор, штат Мэн.

Дата опроса – 23 августа 1979 года.

Ренфрю. Мы приближаемся к завершению сегодняшнего заседания, и от имени комитета я хотел бы поблагодарить вас, доктор Вейзак, за участие в этом долгом четырехчасовом разговоре. Ваши ответы позволили во многом прояснить ситуацию.

Вейзак. Рад, что был полезен.

Ренфрю. Я хочу задать вам последний вопрос, доктор Вейзак. Он представляется мне исключительно важным. Это касается обстоятельства, затронутого самим Джоном Смитом в письме отцу – оно зачитывалось в процессе расследования. Вопрос заключается в том…

Вейзак. Нет.

Ренфрю. Простите?

Вейзак. Вы собираетесь спросить, могла ли опухоль стать причиной того, что Джонни нажал на курок в Нью-Хэмпшире, не так ли?

Ренфрю. Собственно говоря, полагаю…

Вейзак. Так вот: мой ответ – нет! Джонни Смит сохранял ясность ума до самых последних дней жизни. Об этом свидетельствуют его письма к отцу и Саре Хазлетт. Он был человеком, наделенным божественной силой или, возможно, проклятием, как выразился мой коллега доктор Вэнн. Но он не был сумасшедшим и не действовал под влиянием галлюцинаций, вызванных внутричерепным давлением, если они вообще возможны.

Ренфрю. Но разве у Чарльза Уитмена, известного как «Техасский снайпер», не было…

Вейзак. Да, у него была опухоль. Как и у пилота «Истерн эрлайнз», самолет которого разбился во Флориде несколько лет назад. Но в обоих случаях никто не высказывал предположения, что причиной трагедий была именно опухоль. Хотел бы обратить ваше внимание на то, что такие печально известные особы, как массовый убийца Ричард Спек, или серийный убийца Дэвид Берковиц, известный как «Сын Сэма», или Адольф Гитлер, совершали свои злодеяния, не имея никаких опухолей мозга. Или тот же убийца из Касл-Рока Фрэнк Додд, разоблаченный Джонни. Комитет может счесть поведение Джонни неадекватным, однако его поступок – деяние человека в здравом уме. Возможно, истерзанного мучительными сомнениями, но, безусловно, абсолютно нормального.

7

…а главное – не верь, что я сделал это спонтанно, без долгих и мучительных размышлений. Если его убийство даст человечеству четыре года, или два, или даже восемь месяцев на то, чтобы понять, кто такой на самом деле Стилсон, значит, оно оправдано. Я понимаю, что это порочный путь, но он может оказаться единственно верным. Не знаю. Но играть роль Гамлета я больше не намерен. Мне известно, как опасен Стилсон.

Папа, я тебя очень люблю. Поверь.

Твой сын Джонни.

8

Выдержки из свидетельских показаний так называемому Комитету по делу Стилсона под председательством Уильяма Коуэна, сенатора от штата Мэн. Вопросы задает заместитель главного юрисконсульта комитета мистер Альберт Ренфрю. Свидетелем выступает мистер Стюарт Клоусон, проживающий на Блэкстрэп-роуд, Джексон, штат Нью-Хэмпшир.

Ренфрю. Итак, вы захватили с собой фотоаппарат?

Клоусон. Да! Перед самым уходом. Вообще-то я не собирался туда идти, хотя Грег Стилсон мне нравится, вернее, нравился до того дня. Просто сам вид ратуши почему-то внушал неприязнь.

Ренфрю. Из-за экзамена на водительские права?

Клоусон. Ну да! Провалиться на экзамене – это кого угодно выбьет из колеи! А потом я подумал – какого черта?! И в результате сделал снимок! Думаю, он прославит и обогатит меня. Совсем как «Водружение флага на Иводзиме».

Ренфрю. Надеюсь, вы не считаете, что все случившееся было устроено специально для вас, молодой человек?

Клоусон. Нет, что вы! Я просто хотел сказать… даже не знаю, как выразиться. Понимаете, это произошло прямо передо мной и… в общем, не знаю. Господи, я ужасно рад, что со мной оказалась камера, вот и все!

Ренфрю. Вы щелкнули, когда Стилсон схватил ребенка?

Клоусон. Мэтта Робсона. Да, сэр.

Ренфрю. Это ваш снимок?

Клоусон. Да, мой.

Ренфрю. И что случилось потом?

Клоусон. Ко мне рванулись два бандита. Они кричали: «Парень, брось камеру! Брось ее, су…» В общем, матерились.

Ренфрю. И вы побежали.

Клоусон. Побежал? Не то слово! Припустил со всех ног! Они гнались за мной до самых гаражей. Один из них едва не догнал меня, но поскользнулся на льду и упал.

Коуэн. Молодой человек, позволю себе заметить, что, убежав от бандитов, вы выиграли главный забег в своей жизни.

Клоусон. Спасибо, сэр. А как в тот день поступил Стилсон… наверное, такое трудно представить… но закрываться маленьким ребенком – совсем подло. Теперь в Нью-Хэмпшире его не выберут даже в мусорщики.

Ренфрю. Благодарю вас, мистер Клоусон. Вы свободны.

9

Наступил октябрь.

Сара долго откладывала эту поездку, но больше тянуть было нельзя. Она это чувствовала. Оставив детей с миссис Эбланэп – Уолт теперь зарабатывал почти тридцать тысяч в год, и у них была служанка и две машины вместо маленького красного «пинто», – она отправилась в Паунал поздней осенью.

Добравшись до места, Сара поставила машину на обочине живописной проселочной дороги и перешла на другую сторону, где находилось небольшое кладбище. На потускневшей маленькой табличке при входе значилось: «Березки». Ухоженное кладбище окружала каменная стена. Несколько выцветших флагов сохранились со Дня поминовения, отмечавшегося пять месяцев назад. Скоро они будут погребены под снегом.

Сара шла медленно, никуда не торопясь, и ветерок трепал подол ее темно-зеленой юбки. Тут покоились поколения Бауденов, целый клан Марстенсов, а вокруг большого мраморного памятника теснились родовые захоронения Пиллсбэри, восходившие к 1750 году.

У задней стены она нашла новую могильную плиту с простой надписью: Джон Смит. Сара опустилась на колени и задумчиво провела по ней рукой.

10

29 января 1979 г.

Дорогая Сара!

Я только что написал отцу очень важное письмо. В нем я изложил все, что хотел, и на это ушло полтора часа. Поэтому на второе такое письмо у меня просто нет сил, и я прошу тебя, не читая дальше, сразу же позвонить отцу.

Теперь ты, наверное, все знаешь. Я собирался сказать тебе, что в последнее время очень много думал о нашей поездке на ярмарку в Эсти. Если бы меня спросили, что именно мне запомнилось о том дне больше всего, я бы назвал две вещи. Мое невероятное везение на «Колесе фортуны» (помнишь, как парнишка приговаривал: «Взгрейте этого барыгу»?) и маску, которую я надел шутки ради. Я хотел тебя развеселить, а ты разозлилась, и наша поездка чуть не сорвалась. Может, тогда я не сидел бы сейчас здесь, а таксист был бы жив по сей день. С другой стороны, от судьбы не уйти, и конец все равно мог оказаться таким же, только с разницей в неделю, месяц или год.

Что ж, мы сделали ставку и пытались выиграть, однако выпало, похоже, двойное зеро. Но я думаю о тебе, Сара, и хочу, чтобы ты это знала. Ты была единственной в моей жизни, а та ночь – самой лучшей…