Текст книги "Время дракона"

– Мы благодарим тебя за подарок.

Примеру Марики последовали остальные пятеро служанок. Все они по очереди обняли дарителя и поцеловали, при этом выражая признательность:

– Благодарим… Мы не ожидали… Нам очень нравится твой подарок… Да, он нам очень нравится… Благодарим…

Только после этого Влад хорошенько разглядел девятилетнюю девчушку, чей голос ему недавно слышался. Что она здесь делает, было не совсем ясно. Княжич мог сказать наверняка лишь одно – малявка живёт в замке, а не в одной из ближних деревень и входит в число замковой прислуги. На это указывал идеально белый платок, повязанный вокруг головы. Кроме того, можно было догадаться, что девочка попала в замок недавно. Вышколенная служанка не морщила бы нос, глядя на господ, а эта морщила, показывая, что она-то уж никогда не станет целовать мальчишек ни за какие подарки.

Рядом с ней стояла Сёчке, тоже наблюдая, как Ивола, Чилла, Ануца, Марика, Лия и Беке благодарят дарителя. На лице невестки княжич увидел некое странное выражение, как смотрит человек, вдруг обнаруживший то, чего раньше не замечал. Разглядеть это новое выражение толком не удалось, потому что невестка отвернулась и, наклонившись к девочке, деловито спросила:

– Итак, они расцвели везде?

– Да, госпожа. Везде-везде, – ответила маленькая собеседница и, наверное, повторила то, что уже успела рассказать раньше: – Я видела всякие. Белые, синие, жёлтые. Расцвели все, а некоторые уже вянут. Сейчас как раз время для пролесков, но их скоро не будет.

– А там не сыро? Мы не запачкаем обувь?

– Нет, госпожа. Там очень хорошо. Только не ходите вдоль ручья. Там топко.

– Ладно. Ты умница. Можешь идти, – улыбнулась Сёчке.

Девчушка, очень довольная, выскользнула из покоев прочь, а невестка оглядела своих служанок-подруг, которые по-прежнему рассматривали подаренный пояс, и приказала:

– Собирайтесь. Мы идём сейчас. Слышали?

Повернувшись к Владу, Сёчке добавила:

– Я не знаю точно, когда мы вернёмся, поэтому, вероятнее всего, сегодня не будем играть, но завтра я обещаю, что будем.

– А куда вы идёте? – спросил княжич.

– В дальний лес, – непринуждённо ответила невестка. – Это особенное место, очень красивое в середине марта, потому что там зацветают первоцветы. Ты, наверное, слышал донесение от моего маленького разведчика? Разведчик уверял, что цветы расцвели. Значит, мне с моим девичьим отрядом пора выступать в поход. Когда я жила здесь до замужества, то ходила в тот лес каждую весну. Это довольно далеко от замка, но…

– А может быть, Влад пойдёт с нами? – вдруг подала голос Ивола.

– Да, госпожа. Может быть, ты пригласишь его? – сказала Чилла.

– Госпожа, мы просим! Вдруг он согласится? Госпожа, пригласи! Хотя бы для нас! – подхватили остальные.

Княжич посмотрел на невестку и пожал плечами, будто оправдываясь: «Я не думал, что так случится».

– А интересно ли ему будет собирать цветы? Это совсем не мужское занятие, – ответила Сёчке, обращаясь сразу к служанкам и к Владу.

Шестеро девиц ничего не сказали, но все как одна повернули головы в сторону того, кто дарил им золото.

– Я не буду собирать цветы, но провожу вас, – сказал он. – Я поеду верхом, и если кто-нибудь устанет в пути, то сможет идти рядом с конём, держась за путлище. Или же я могу слезть и посадить кого-то из вас в седло. Я сейчас прикажу, чтоб поседлали.

– Ну, что ж. С нами – значит, с нами, – кивнула невестка.

Влад торопился в конюшню так, как торопился только однажды, на первый урок танцев, который хотела дать жена брата. Счастье переполняло, и кто-то будто обещал: «Дальше будет ещё лучше!» Пока длились сборы, Влад немного умерил восторги и всё же, участвуя в походе за цветами, радостно повторял себе каждую минуту: «Да, змей советовал правильно». Княжич ехал на коне медленным шагом, а вокруг пестрели юбки аж семерых девиц! «Их много, ты один. Это хорошо», – мысленно ухмылялся отрок.

Юбки не в пример серовато-жёлтой придорожной траве были яркие: синяя, голубая, жёлтая, ещё одна голубая, фиолетовая, зелёная… а также красная с желтым ажурным узором, принадлежавшая Сёчке. «Прямо как флажки на празднествах, а ты на этих празднествах главный гость», – ликовал Влад, но всё же считал, что ему могло бы достаться больше счастья.

Он ведь нарочно решил ехать на коне, полагая, что на спутниц, носящих платье с вырезом, будет гораздо интереснее смотреть сверху. Отрок даже успел размечтаться, пока ждал невестку и её служанок в замковом дворе, и вдруг выяснилось, что затея провалилась. Все девицы надели накидки, смотреть на которые было совсем не занятно. «Вот досада!» – думал несостоявшийся хитрец. Когда идея ехать верхом только появилась у княжича в голове, он представлялся себе очень хитрым… А всё-таки не рассчитал! Погода подвела – светило яркое солнце, но ветер дул холодный. Впрочем, скорее не холодный, а прохладный. «Могли бы и не надевать накидок, – вздыхал Влад, – но женщины – такие неженки».

Всю дорогу его сердце исступлённо колотилось, как будто хотело поставить своему обладателю синяк изнутри. «Эй! Не будь раззявой! С подружками надо разговаривать, а то им станет скучно, и в другой раз они тебя гулять не позовут», – твердило оно, однако Владу было неудобно вести беседы, потому что путь лежал через людные места, где всё время казалось, что посторонние начнут прислушиваться.

Сначала семеро девиц и их провожатый миновали селение кузнецов. Затем наступила недолгая передышка, когда надо было идти по малолюдной лесной дороге – той самой, по которой семья румынского князя прибыла в замок – но после леса началась ещё одна деревня, где Влад опять стал подозревать, что своими разговорами даст местным жителям пищу для сплетен. И тем не менее княжич, пересиливая себя, задавал девицам вопросы:

– А… а отчего вы почти не гуляете в замковом саду? Получается, вы идёте гулять в лес, а садом брезгуете.

Сад, про который шла речь, находился позади замка – большой, обнесённый каменной оградой, а попасть туда можно было через так называемые Старые ворота.

Пока замок не начали перестраивать, эти ворота, смотревшие на юг, являлись главными и единственными, но Янош Гуньяди пожелал сделать другой въезд, справедливо рассудив, что главные ворота его жилища должны смотреть в сторону венгерской столицы. Так появились Новые ворота, устроенные в башне, по вечерам казавшейся похожей на желтоглазую сову, и именно этими воротами пользовался Гуньяди, а возле Старых он велел разбить сад, уподобив замок королевскому дворцу.

Чтобы оказаться в саду, требовалось пройти в Старые ворота, а затем преодолеть ров по навесному мосту. Идти, казалось, совсем не далеко, но Сёчке почти не гуляла там.

– Мне не нравится то место, – сказала она. – Слишком хорошо видно ограду. Стены всё время напоминают путнику, куда он не может идти, а для меня удовольствие от прогулки состоит именно в том, чтобы идти в любом направлении, куда захочу.

Невестка объяснила очень складно, как если бы долго обдумывала эти слова. Возможно, так оно и было, поэтому деверь задался вопросом, почему она размышляла о свободе. Тем не менее ему пришлось одёрнуть себя: «Не зевай! Решишь эту задачку после, а сейчас надо уделять внимание всем семерым девицам!»

Мысленно встряхнувшись, Влад обратился к служакам:

– А вам? Девушки, вам больше нравится лес или сад?

– Мне, как и госпоже, больше нравится лес, – подала голос Ивола. – В лесу случается много такого, чего не может произойти в саду. В лесу интереснее.

– Да, мне тоже нравится лес, – лукаво сказала Марика, а остальные подхватили: – И мне. И мне. И мне. Да, и мне.

Влад оглядел всех и спросил:

– Что же такого может произойти в лесу? Дикий кабан на вас выскочит. – Он изобразил свинячье визжание. – Вот и всё событие.

– Ой! Ай! Нет! – притворно испугались девицы, а Чилла добавила: – Они не водятся так близко к деревне. Не выскочит.

– А если всё-таки выскочит?

– Тогда, может быть, вслед за диким кабаном из чащи выскочит кто-то, кто нас защитит. Может, некий охотник на коне, – предположила Ануца и улыбнулась.

Влад, сам не зная почему, сделался серьёзен:

– Я зря сказал про дикого кабана. Это очень опасные звери. На охоте даже мой отец не решается подступиться к такому в одиночку. По правде говоря, я не понимаю, как вы ходите в лес без вооружённых провожатых. Особенно сейчас, когда война идёт.

– Ты боишься? – разочарованно протянули Лия и Беке. – Неужели?

– Как бы мне, в самом деле, не пришлось защищать вас от кого-нибудь, – всё так же серьёзно продолжал княжич и глянул на свой кинжал, висевший на поясе. Это была скорее изящная игрушка, чем настоящее оружие.

– Тебе не придётся нас защищать, – сохраняя в голосе нотку разочарования, сказала Лия. – Лес совсем близко от деревни. С нами ничего не может случиться. Кабанов здесь нет. И волков нет. Кроме того, окрестности замка охраняются гораздо лучше, чем ты думаешь. Конные воины господина Яноша ездят по всем ближним дорогам и ищут всё подозрительное.

– Да, мы ходим в тот лес не первый год, – добавила Беке и гордо вскинула голову.

Тут Влад вспомнил ещё одно утверждение, касающееся женщин. Когда-то он слышал, что женщины любят хвастунов и задавак и что скромность положено проявлять девицам, а мужчинам она ни к чему. Получалось, что это правда.

– На самом деле я ничего не боюсь, – сказал княжич, – и защищу вас, если понадобится. Пусть у меня с собой нет меча, но вы не беспокойтесь. Даже палка может стать оружием, если использовать её умеючи. А я умею. Я пять лет учился сражаться.

Лия и Беке взглянули на своего провожатого более благосклонно, чем только что. Ануца, которая тоже огорчилась, когда Влад серьёзно ответил на её шутку про охотника, теперь улыбалась, довольная.

– К тому же, – продолжал княжич, – я на коне. А конём можно любого затоптать, до смерти затоптать.

Девицы, идущие рядом с конём, невольно отступили от боков животного.

– Боитесь? – усмехнулся всадник. – Не бойтесь. У меня конь послушный и смирный, если я рядом. А помните, я говорил, что могу вас покатать? Я могу. Вам ничего не будет грозить. Кто-нибудь из вас хочет прокатиться?

– Может быть, но позже, – ответила Ивола и указала вперёд. – Мы почти пришли. Вон видишь?

Селение осталось позади. Теперь путешественникам предстояло пересечь небольшое поле, за которым начиналась лесная чаща с безлистыми деревьями. Двухколейная дорога, по которой следовали семеро путешественниц и их провожатый, уводила именно туда.

Добравшись вместе со всеми до леса и увидев листья, покрывающие землю под деревьями, княжич понял, что оказался в дубраве. Листья сами привлекали к себе внимание громким шуршанием, когда Сёчке и служанки задевали за них краями юбок, причём Влад, глядя на эти яркие подолы, даже не заметил, как дорога под ногами его коня пропала.

Теперь дубы высились со всех четырёх сторон, и, как часто бывает в глухом лесу, запахло чем-то прелым. Княжич сравнил бы то, что чуял, с ароматом взошедшего теста, а невестка, очевидно, тоже считала этот запах приятным, потому что остановилась и глубоко вздохнула. Наверное, здешние места напоминали ей о многом, ведь она неподвижно стояла несколько мгновений, после чего, будто очнувшись, повернулась к деверю и произнесла:

– Подумать только – я была здесь всего год назад! Незадолго до того, как меня повезли в вашу страну, чтобы выдать замуж. Всего год минул, а кажется, что много времени. Всё изменилось. У тебя никогда не появлялось такого чувства, когда один год равен пяти или семи?

Судя по всему, Сёчке рассчитывала на ответ, но Влад не знал, что ответить. Княжич очень боялся сказать не то или невпопад, поэтому предпочёл промолчать. Невестка подождала чуть-чуть и неспешно пошла дальше, а деверь смотрел ей вслед и вдруг поймал себя на мысли, что тоже ждёт – ждёт некоего знака к решительным действиям.

Сёчке говорила об ограде, мешающей идти, куда хочешь. Говорила о быстром взрослении. Но что она в итоге хотела от деверя? Влад однажды слышал, что с женщинами часто «попадаешь дышлом в плетень» – они улыбаются, ведут странные разговоры, намекая, что ждут ухаживаний, а затем кричат, что ухаживаний не хотели. «Лучше ничего не делать, пока её слова не станут яснее», – сказал себе княжич и потому решил повременить с выражением чувств.

Во время игры «Поймай-угадай» ему представлялось, что он оказался в волшебном лесу. Теперь же этот лес предстал перед глазами по-настоящему! Предстал со всеми своими феями! Значит, следовало ожидать чего-то ещё, а после можно было предпринять нечто смелое.

Княжич оглянулся. Деревья-палки среди сплошного ковра опавших листьев, казавшиеся почти мёртвыми, тоже ждали – ждали, что их вернут к жизни посредством весеннего волшебства, и этому волшебному ритуалу, по мнению Влада, предстояло вот-вот совершиться, ведь по лесу к месту предполагаемого действа шествовали феи в ярких нарядах.

Светило яркое солнце, которое теперь припекало совсем по-летнему, и это тоже показалось княжичу предзнаменованием, а затем среди деревьев он вдруг увидел островки зелени, такие странные среди жухлой листвы. С каждым шагом островки становились всё заметнее и вот они уже слились в один большой остров, усеянный белыми, синими и жёлтыми точками.

Даже кора на ближайших деревьях была не тёмная, а ярко-зелёная, потому что здесь её покрывал мох. Рядом журчал ручей, сбегавший с пологого холма, и своим журчанием подпевал невидимым птицам, чирикавшим в ветвях. «Вот оно, место, где случится волшебство!» – понял княжич.

– Ну-ка… Кто быстрее? – задорно произнесла Ивола и, приподняв юбки, побежала к цветам.

Остальные девицы бросились за ней, но Влад не стал их догонять, хотя на коне мог бы сделать это в два счёта. Княжич подъехал к цветочному острову, спешился, крепко примотал повод к ветке куста, а девицы меж тем разошлись кто куда, каждую минуту нагибаясь за очередным цветком, чтобы добавить его к только что сорванным. Лесные первоцветы, или пролески, как их порой называют, это слишком мелкие цветы, чтобы получилось сплести из них венок, поэтому собирательницам оставалось делать букетики и прикреплять к платьям.

Украшая себя цветами, феи распахивали накидки, но через некоторое время солнце, припекавшее уже по-летнему, оказало Владу услугу и заставило девиц избавиться от накидок совсем. Теперь он увлечённо наблюдал, как лесные феи в разноцветной одежде ходят среди цветущего острова, наклоняются и показывают в вырезе платья кое-что красивое, а солнце меж тем украшало этих девиц ещё больше. Оно тянулось лучами к их головам, благодаря чему становились отчётливо видны все волоски, выбившиеся из причёски, которые окружали голову каждой собирательницы, как светящееся облачко.

«Волшебство! Не иначе!» – думал княжич и вдруг сообразил, что если поможет феям рвать цветы, то сможет участвовать и в украшении нарядов. Получалось, что это становится и мужским занятием, если помогает в ухаживаниях, так что Влад принялся за дело. Собрав букетик или найдя крупный цветок, он подходил по очереди к каждой волшебнице и говорил:

– Это тебе. Я думаю, его можно приладить вот сюда. Тебе будет очень к лицу.

Девицы-феи одобрительно улыбались, и он наряжал их, затыкая цветы за шнуровку платьев, либо прикрепляя в причёски.

– Жаль, что здесь нет зеркала, – сказала Ануца.

– Зеркала? Сейчас ваше зеркало – это я! – почти прокричал княжич. – И я говорю, что вы все очень красивые!

Служанки кокетливо смеялись, и этот смех звенел, повторялся эхом в пустом лесу и перекликался с голосами птиц. Смеялась ли Сёчке? Нет, но она улыбалась. Даже взяла у деверя букетик синих первоцветов, хоть и сказала, что прикрепит их на платье сама.

Вдруг Ануца, Марика и Лия запели. Они пели по-румынски, что сначала удивило Влада: «Почему служанки поют то, что непонятно госпоже?» – но затем он понял, что остальные девицы, хоть и не знают слов, знают смысл песни. Это было видно по лицам.

 
Мы узнаем по приметам,
Когда придёт Драгобете.
Придёт целовать девушек,
Заставит зардеться румянцем.
 
 
Тает снег на крышах нагретых?
Это к нам спешит Драгобете.
Спешит целовать девушек
И участвовать в танцах.
 

«Неужели сговорились заранее? – насторожился отрок. – А для чего? Опять намёки, невнятные пожелания…»

 
Ранними стали рассветы?
Значит, пришёл Драгобете.
Кидает в окошки золото,
Зовёт веселиться и петь.
 
 
Зацвели в лесу первоцветы?
Их дарит тебе Драгобете.
Скажи ему: «Вечно молод ты.
А нам, людям, стареть?»
 
 
Улыбнётся в ответ Драгобете,
Шепнёт: «Послушай совета.
Не думай о днях далёких,
А то юность быстро пройдёт».
 
 
Невзирая на все запреты,
Поцелует тебя Драгобете,
Зарумянятся твои щёки,
И не спрячешь румянец тот.
 

В румынских легендах утверждалось, что Драгобете – сын княжны Докии, той самой, которая пасла овец. Стал ли его отцом Траян-завоеватель или кто другой, не говорилось. Рассказывали только, что Драгобете родился красивым, но очень легкомысленным. Ему всё прощали, потому что Драгобете не старел, а тому, кто вечно молод, остепеняться незачем.

Считалось, что он начинает проказить в начале марта, когда солнце печёт сильнее, оставляя на носу и щеках людей лёгкий румяный загар, особенно заметный на нежной коже молодых девушек и женщин. Даже сложилась поговорка: «Драгобете целует девушек». Священникам это не нравилось, они не уставали повторять, что Драгобете – выдумка, а люди кивали и оправдывались, дескать, Драгобете это ещё одно название первого месяца весны и более ничего.

 
Кто же такой Драгобете?
Тут нет никакого секрета.
Драгобете – вешнее солнце.
Он – тёплый месяц март.
 
 
Как явится к нам Драгобете,
Главной будет примета,
Что коварным сделалось солнце:
У всех девушек щёки горят.
 

На последней строчке певуньи засмеялись, а вслед за ними и остальные четыре девицы. Даже Сёчке. Они все лукаво смотрели на своего провожатого, а тот таращился на них в полном недоумении: «Что вы от меня хотите? Я что, должен вас поцеловать сейчас, как это делает Драгобете?»

В песне говорилось, что Драгобете дарит цветы, и Влад только что делал то же самое – дарил цветы. Хотели ли девицы, чтобы княжич уподобился герою песни и во всём остальном? Эта мысль казалась очень заманчивой, но риск был велик. Что, если невестка и её служанки просто хотели смутить своего ухажёра и немного посмеяться, а целоваться совсем не хотели? «Если ошибёшься, то в следующий раз гулять не позовут», – подумал Влад, глядя на них, а те смотрели на него – смотрели и смотрели. Молчание затянулось, и вдруг Чилла громко взвизгнула, заставив всех оглянуться в её сторону:

– Что случилось? Чилла, что такое?

– Лягушки! – плаксивым голосом ответила та. – Коричневые и с бородавками! Фу! Одна лягушка на меня чуть не прыгнула!

– А ты не ходи вдоль ручья, – сказала Сёчке. – Иди к нам. Здесь тоже много цветов.

– Ходить в лес одни не боитесь, а лягушек боитесь, – злорадно заметил Влад.

Про Драгобете больше никто не упоминал, и вскоре феи засобирались обратно.

В замок они возвращались без накидок, потому что накидку лучше нести в руках, если не хочешь помять цветочные украшения, однако и на обратной дороге Владу не суждено было восхититься своими спутницами, глядя сверху в вырезы платьев. То одна, то другая девица просили подвезти их – дескать, ноги устали. Княжич выполнял эти просьбы, но посадить в седло вместе с собой не мог. У седла были слишком высокие луки, так что приходилось просто уступать место, а девицы меж тем полагали, что выглядят очень привлекательно в седле, если свешивают обе ноги на одну сторону. Каждая девица поглядывала на свои башмачки и почти любовалась ими.

«И я тоже должен ими любоваться? – усмехался княжич. – Лучше бы вы садились по-мужски». Он однажды видел, как женщина сидела верхом по-мужски. Это была румынская крестьянка, и она нисколько не смущалась, что при такой посадке юбка задиралась до колен. Как видно, крестьянка больше думала об удобстве, а не о том, кто что подумает, на неё глядя. «Вот бы и невесткины служанки были такими!» – мечтал Влад. Впрочем, они и так вели себя достаточно смело. Княжич понял это, когда увидел, как во дворе замка на всю весёлую компанию недоумённо таращились конюхи и две прачки, и ключница, и шут Пустозвон.

Конечно, для недоумения имелись основания. Как по-другому можно было смотреть на девиц, которые ходили в лес вместе с ухажёром, а заявились обратно, украшенные цветами и необыкновенно весёлые?

Их веселье прекратилось само собой, когда из главных дверей замка во двор вышла Эржебет. Оглядев улыбающихся девушек и тринадцатилетнего провожатого рядом с ними, она грустно сказала:

– У меня есть новости от Яноша.

– Что случилось? – забеспокоилась Сёчке. – Брат заболел? Или ранен?

– С ним всё хорошо, – ответила Эржебет. – Он сообщает, что здоров, и желает того же нам.

– Тогда что случилось?

– Король отменил праздники.

Пока Влад с девицами гулял за пределами замка, приехал гонец от Яноша Гуньяди и сообщил, что турки разбиты. Было два сражения с промежутком в четыре дня. Во втором сражении армия Гуньяди и румынское войско действовали совместно. От турецкого отряда остался только пух и перья, однако вместе с приятными новостями пришла новость неприятная.

Ещё до того, как случилось первое сражение, молодой венгерский король отменил дворцовые празднества, назначенные на первую неделю после Пасхи. Его пытались переубедить, но монарх якобы сказал: «Вы можете устраивать всё, что вам угодно в своих домах, но во дворце ничего не будет! Идёт война! У нас нет повода для беспечного веселья».

– Турок разбили, а толку-то! – вздыхала расстроенная Эржебет. Она не понимала, почему судьба преподнесла ей такое огорчение, зато Влад понимал.

Получалось, что три недели назад на пиру княжич верно истолковал кривляния шута, высмеивавшего венгерских монархов – у Гуньяди с королём были плохие отношения, ведь разгром большого турецкого отряда мог бы стать вполне достойным поводом для пиршеств и для танцев, но Его Величество заранее отказался праздновать. «А почему всё-таки отказался? – думал княжич. – Наверное, король не хотел, чтобы его вельможи, сидя за столами во дворце, поднимали кубки в честь Гуньяди. Всему виной зависть молодого монарха к успехам своего регента. Да, всему виной зависть!» Других причин такого поведения Его Величества быть не могло, поэтому Влад решил: «Этому неблагодарному Величеству я точно служить не буду, а когда мне станет чуть побольше лет, напрошусь на службу к дяде Яношу».

Тем временем Янош Гуньяди вместе с отцом Влада продолжал воевать против турок. Это означало, что Пасху, которая в этом году выпадала на первое апреля, семья румынского князя встретит в гостях.

До Пасхи оставалось чуть больше недели, поэтому настроение княжича начало меняться. Он давно привык, что в последнюю неделю перед Пасхой положено соблюдать очень строгий пост, ведь в это время вспоминаются события, связанные с распятием Спасителя, а значит – нельзя играть ни в «Поймай-угадай», ни в другие игры, пусть даже самые безобидные. Влад заранее смирился с мыслью, что скоро начнёт жить, как до приезда к венграм – всё станет строго и серьёзно, и пусть солнце светило ярко, и птицы щебетали, как полоумные, но он всё равно готовился скорбеть из-за распятого Христа, которого искренне жалел, потому что Христос умер за чужие грехи.

Наверное, не было ничего удивительного в том, что княжич, вспомнив о Христовых муках, почувствовал, что нуждается в покаянии, ведь чувства к Сёчке были греховными. И всё же каяться на исповеди Влад не собирался. Конечно, любой священник скажет, что истинное очищение души невозможно без исповеди, проведённой по всем церковным правилам, но тринадцатилетний отрок считал, что способен исправить свою жизнь и без вмешательства церковников.

Влад захотел стать примерным и даже вспомнил про учёбу. К сожалению, здесь, в замке, отец Антим не донимал своего ученика уроками, хотя княжич очень обрадовался бы, если б они появились. Влад был бы не прочь наложить на себя тайную епитимию, то есть наказание, а в качестве такового очень подходило изучение наук, которое не приносит удовольствия. Вот почему отрок сам обратился к наставнику с просьбой возобновить занятия – зашёл к нему в комнатку и, подождав, пока тот закончит читать очередную молитву, спросил:

– Отче, а почему с тех пор, как мы приехали сюда, ты не учишь меня наукам?

Отец Антим улыбнулся и сказал:

– Сейчас в твоей голове всё равно ничего не удержится. Мы лучше подождём.

– Я хочу избежать праздности, – произнёс княжич и тут же задумался: «А догадывается ли учитель, к чему привела меня праздность?»

Наверное, отец Антим не догадывался. Как и всякий монах, он стремился ограждать себя от мирской суеты, не слушал сплетен и не собирал слухов, а всё свободное время проводил в уединении, творя молитвы или читая книги. «Нет, вряд ли учитель подозревает, – думал Влад. – Если подозревает, то странно, почему не спрашивает меня ни о чём. Или, может, ждёт, пока я сам расскажу? Долго придётся ждать».

Тем временем отец Антим встал с колен, порылся в сундуке и вынул небольшую книжку-тетрадку с мягкой кожаной обложкой:

– Хочешь избежать праздности? Тогда читай, – с необычайной серьёзностью сказал наставник. – Когда закончишь, начни сначала. Прочитай столько раз, сколько сможешь, а через некоторое время я спрошу тебя, как ты понял прочитанное.

Книжка, которую он вручил княжичу, оказалась Евангелием от Иоанна. Это Евангелие Влад впервые осилил лет в восемь. По этой книге отец Антим учил его и Мирчу славянскому языку, а почему именно по ней, не знал даже сам отец Антим. Как-то раз он сказал своим подопечным, что Евангелие от Иоанна – одна из самых коротких библейских книг, а в другой раз сказал, что эту книгу надо изучить, поскольку все румынские князья получают при крещении имя Иоанн.

Такое имя носил дед Влада – великий Мирча – а также отец и старший брат, и сам Влад, и младшие братья. Правда, в разговорах крестильное имя не использовали. Государям полагалось упоминать его в грамотах и чеканить на монетах, а в кругу семьи никто не обращался друг к другу как к Иоанну. Случалось даже, что Влад забывал о своём «истинном» имени, под которым числился в небесной канцелярии.

Так или иначе, теперь княжичу велели перечитать Евангелие от Иоанна, поэтому отрок вернулся к себе, сел за стол, принялся читать и успел прочитать полтора раза, как вдруг в комнату заглянула Ивола.

– А! Вот ты где. Что это у тебя? Книга? Тебя посадили за чтение? – прощебетала она.

– Я сам решил читать, – ответил княжич.

– Что-то тебя не видно и не слышно, – сказала девица. – Раньше ты приходил к нам каждый день и звал играть, а теперь не приходишь.

– Разве в последнюю неделю перед Пасхой можно играть? – возразил Влад.

– Последняя неделя ещё не наступила, – прощебетала девица. – Последняя неделя наступит завтра. А сегодня Цветочное воскресенье3939
  Более привычное нам название этого праздника – Вербное воскресенье.


[Закрыть]. Скорбеть ещё рано. Это было бы даже грешно, ведь сегодня Господь только вошёл в Иерусалим и ещё не распят. – Ивола улыбнулась и добавила: – Оставь свою книгу. Пойдём. Пойдём же!

– Куда? – удивился княжич.

– В сад. Мы решили устроить праздник, пока можно.

Влад понял, что не способен ей противиться. Он закрыл книгу, встал из-за стола и спросил:

– А что за праздник?

Ивола прежде времени рассказывать не стала. К тому же надо было спешить – в саду уже ждали остальные пять служанок и Сёчке.

Все они стояли возле раскидистого деревца, сплошь усыпанного розоватыми цветами. На ветках ещё не появилось ни единого листа – только цветы, и на всей лужайке это дерево оказалось единственным, уже успевшим расцвести.

Княжич не настолько хорошо разбирался в деревьях, чтобы знать, что в марте зацветает миндаль. Это не те сведения, которые полезны в государственных делах, поэтому Влад узнал про миндаль гораздо позже, через много лет, когда случайно увидел в саду в Тырговиште такие же ранние цветы на ветках и спросил садовника. Через много лет Влад посчитал, что название дерева важно, а в тринадцатилетнем возрасте даже не задумался над этим. Отрока волновало лишь то, что же собираются делать девицы.

– Помнишь, ты рассказывал про мерцишоры? – спросила Сёчке, выговорив последнее слово с едва заметной запинкой. – Мы решили соблюсти обычай. Мы будем вешать кружевные цветы на ветки.

– Соблюсти обычай точь-в-точь у нас не получится, – добавила Ануца. – Мы ведь должны были сплести мерцишоры первого марта, а мы сплели только сейчас. Но это ничего. Правда?

– Большой разницы нет, – пожал плечами Влад, хотя он одобрил бы затею девиц даже в том случае, если б Сёчке со служанками решила вешать мерцишоры в мае, а не в марте.

– Вот и нам кажется, что ещё не поздно, – подхватила Марика. – По обычаю мы должны подарить кому-нибудь наши цветы, чтобы этот кто-то хранил их до Цветочного воскресенья. Мы решили подарить тебе. Хранить уже незачем, поэтому ты вешай на ветку сразу.

– Тогда давайте их сюда, – проговорил княжич.

Семеро девиц переглянулись и звонко засмеялись. Влад не понимал, из-за чего они смеются, но смех казался особенным. В прошлую весну всё это вызвало бы у княжича сильнейшее замешательство. Он бы стоял, готовый провалиться сквозь землю от стыда, и наверняка крикнул бы: «Нечего смеяться!»

А в этот раз всё ощущалось по-другому. Смех как будто приглашал. «Наверное, и в прошлые разы он был приглашением, а не издевательством», – подумал Влад и, глядя на смеющихся девиц, повторил:

– Где же цветы? Я спрашиваю потому, что у вас в руках ничего нет.

Ануца передразнила баском:

– Давайте их сюда, – а затем уже своим обычным голосом добавила: – Это же праздник! На празднике всё должно быть по-особенному, а не просто «давайте».

– Весна, начнись! Цветочек, появись! – торжественно произнесла Лия, а затем потянулась к небольшому тёмно-жёлтому кошельку, висевшему у неё на поясе. Запустив руку в кошелёк, девица вынула кружевной цветочек из красных и белых шерстяных ниток.

– Надо же! Появился, – улыбнулась Лия и отдала цветок Владу.

Княжич старательно повесил подарок на дерево, привязав за две специальные верёвочки, которые есть у каждого мерцишора.

Затем то же самое повторилось с остальными девицами. Они торжественно произносили весеннее заклинание, вручали княжичу свои подарки, а получатель вешал на дерево. Даже Сёчке вручила Владу мерцишор, но достала его не из кошелька, а из рукава.

Деверь, хоть и пытался обращаться со всеми девицами одинаково, принял подарок из рук невестки особенно бережно и привязал к дереву особенно старательно. Если б княжич мог, то оставил бы этот цветок себе. «Может, прийти вечером и снять?» – подумал Влад.

– А ты ничего не замечаешь? – вдруг спросила Чилла.

Княжич, смотревший на цветок Сёчке, чтобы получше запомнить и не перепутать с другими, когда придёт время снимать, беспокойно оглянулся по сторонам: