Текст книги "Время дракона"

Отец Доментиан сжал губы и начал глядеть куда-то вниз – обиделся, хоть и старался не подавать виду. К яблоням, растущим возле ворот, настоятель относился очень трепетно, ведь он сам посадил эти деревья и сам вырастил. Влад знал про яблони, но всегда отвечал отцу Доментиану нечто на грани дозволенного, потому что желал подвергнуть испытанию кротость и смирение своего собеседника.

Настоятель не выдерживал проверок. Он мог обидеться очень легко, и эта обидчивость отличала его от многих монахов здешней братии – к примеру, от отца Антима. Отец Антим смиренно выслушивал любые замечания, не перенося только одного – оскорбления веры. Он делал Владу строгие выговоры даже в тех случаях, когда князь с ехидством цитировал священные тексты, говоря, что Бог наказывает того, кого любит, а те, кого Бог не любит, живут в радости и довольстве. Отец Антим, слыша ехидные слова о Боге, не спускал этого, а вот отец Доментиан вёл себя наоборот – ехидные слова о Боге мог пропустить мимо ушей, но ехидные слова о своих яблоках всегда принимал очень близко к сердцу.

– Что же ты замолчал, отче? – спросил Влад, дожевав ещё один кусок яблока с мёдом. – Обиделся?

– Что ты, сыне, – живо откликнулся настоятель. – Для меня честь, что ты жалуешь плоды моих трудов, а с мёдом или без мёда – невелика разница. Отведай тогда и вино.

Князь сразу потерял желание ехидничать и расплылся в улыбке:

– Неужели то самое? – Он даже оглянулся на монастырского чашника, который, как оказалось, уже взял кувшин, готовясь наполнить государев кубок.

– Да, то самое, позапрошлого урожая, которое тебе так полюбилось, – кивнул отец Доментиан, и в его взгляде ясно читалось: «Ты знаешь, как я привязан к яблоневому саду, и в этом моя слабость, но ведь и я знаю твои слабости – от хорошего вина ты никогда не откажешься».

Влад усмехнулся, продолжая молчаливый диалог: «Да, вино позапрошлого урожая получилось отменное», – и всё-таки для приличия князь заметил, что вино в дни сухоядения не пьют:

– Разве сегодня вино дозволено? – спросил он, заранее уверенный, что благовидный предлог найдётся.

И предлог, конечно же, нашёлся:

– Путешествующие могут позволить себе послабления в посте, – сказал отец Доментиан. – А ведь ты только приехал, поэтому ещё не перестал быть путешественником. Выпей для подкрепления сил, сыне.

Чашник налил в государев кубок немного вина и уже собирался разбавить водой, как это положено, но Влад сделал знак, что воды не нужно. Отпивая вино маленькими глотками, дабы растянуть удовольствие, он снова вспомнил об отце Антиме. Сегодня, когда вся братия, по обыкновению, вышла встречать венценосного гостя, Влад не нашёл среди встречающих своего бывшего наставника.

– Скажи мне, отче, – обратился государь к настоятелю, – здоров ли отец Антим? Почему я не видел его сегодня?

– Наш брат Антим стал слаб на ноги, – последовал скорбный ответ. – В День Петра и Павла во время утрени он пошатнулся, упал на колени и не смог подняться. Теперь, подобно другим нашим престарелым братьям, брат Антим присутствует на службах, сидя в кресле. Ходить может, но ему надобно помогать, ведя под руку. На немощь брат Антим не жалуется, умом по-прежнему ясен и даже просит нас не молиться за его здравие. Говорит, что дело не в болезнях – просто годы берут своё.

– Так вот почему он не вышел… – проговорил Влад, обращаясь скорее к самому себе.

– Ты уж прости меня, сыне, но это я запретил брату Антиму выходить тебя встречать, – признался отец Доментиан. – Он и так утруждает себя слишком много.

– Что ж, пойду навещу его, – сказал князь, решительно поднимаясь из-за стола и даже не допив вино. – Благодарю тебя, отче, за угощение. Я сыт и доволен.

Отец Доментиан наверняка подумал: «Из-за меня ты бы так не вскочил», – но вслух этого сказано не было. Настоятель лишь сделал знак одному из монахов, чтоб пошёл вместе с государем. Пусть правитель сам прекрасно знал дорогу, но монастырским гостям не полагалось никуда ходить без провожатых. Таковы уж были правила.

* * *

Трапезная находилась близко к главным воротам, а вот кельи располагались совсем в другой части монастыря. Туда от трапезной вела широкая песчаная дорожка, огибавшая церковь, и именно по этой дорожке Влад устремился, обгоняя монаха, который его вёл.

Сперва требовалось пройти через лекарственный сад, устроенный за церковью. Этот сад выглядел как поляна, заросшая зелёными пушистыми кустами, различимыми только по форме листьев. Время цветов давно миновало, ведь август – время плодов, а если судить по одним только листьям, тогда трудно было понять, где что растёт. Неопытный глаз выделял только кусты шиповника, но в саду также росли валериана, иссоп, мята, мелисса и многое другое.

Здесь трудились два монаха – один седой, а другой помоложе. Они заглядывали под каждый куст, выдёргивали оттуда сорную травку и бросали её в корзины, которые таскали за собой. Потревоженные лекарственные растения начинали пахнуть, и эта смесь запахов, немного горьковатая, мягко щекотала ноздри. Наверное, такой запах очень нравился некоторым братьям, которые не работали в саду, а просто гуляли по мелким дорожкам, склонив головы и перебирая чётки. Запах напоминал благовония, используемые в церковной службе. А может, братьям просто надоело молиться в четырёх стенах? Вот и вышли погулять, ведь вернуться в келью они бы всегда успели.

Не задерживаясь тут, государь пошёл по песчаной дорожке дальше, пересёк аккуратно выкошенную лужайку и подошёл к длинному двухэтажному зданию, пристроенному к монастырской крепостной стене. В сторону сада смотрело множество окошек, число которых равнялось числу келий, а входы в здание были устроены с торцов – на каждый этаж отдельные входы и каждый вход со своим крыльцом.

Чтобы попасть в келью, требовалось зайти на этаж и пройти по длинному узкому полутёмному коридору, в котором слева тянулась глухая стена, а справа располагалось множество дверей, выглядящих почти одинаково. Как ни странно, Влад не перепутал дверь, а уверенно толкнул одну из них и, отмахнувшись от монаха-провожатого, шагнул через порог.

Когда дверь отворилась достаточно широко, взору предстала маленькая комната, озарённая солнцем. Белёные стены делали её ещё светлей, а после тёмного коридора эта белизна почти ослепляла. Справа от двери на узкой кровати сидел хрупкий старичок с седой полупрозрачной бородой, казавшейся клочком шерсти, приготовленной для прядения. «Совсем он сроднился со здешней обителью», – подумал Влад, глядя на седую бороду, но не удивился, ведь название «Снагов» происходило от слова «снежный», поэтому всякому, кто тут селился, следовало рано или поздно побелеть.

Старичок молился, опустив голову. Пальцы правой руки то и дело приходили в движение, перебирая затёртые до блеска деревянные чётки. Скрип открывающейся двери заставил пальцы замедлиться, но моление прекратилось не сразу. Человек, погружённый в молитву, не может остановиться в один миг, ведь не может сразу остановиться течение ручья или полёт птицы.

Наконец обитатель кельи повернулся к гостю, и тогда гость увидел знакомое лицо с ясными глазами, смотревшими из-под края чёрной островерхой шапочки, которая прикрывала лоб монаха от самых бровей.

– Я ждал тебя, чадо, – сказал отец Антим.

Влад перекрестился на образа, стоявшие на угловой полке как раз над изголовьем кровати, затем подошёл к столу и взял из-под него единственную табуретку, имевшуюся в комнате.

– Хочу узнать, как твоё здоровье, отче, – участливо произнёс государь.

– Грех жаловаться, чадо, – с улыбкой отвечал отец Антим.

– А я слышал, что тебя плохо держат ноги, – возразил Влад, садясь напротив собеседника. – Не переусердствовал ли ты в посте? Поститься чрезмерно – грех, поэтому попроси Бога, чтоб послал тебе хороший аппетит.

– Люди в мои годы просят Господа только об одном, – вздохнул отец Антим. – Просят, чтоб не выжить из ума.

– Тебе совсем не так много лет, отче, – снова возразил государь.

– Много, – кротко ответил старик.

– А сколько?

– Я давно перестал считать.

– А ты сочти, – принялся настаивать Влад.

– Счесть?

– Да, сочти.

Монах задумался:

– Когда я родился, твой дед Иоанн Мирча только-только взошёл на престол. Когда я принял монашество, мне было восемнадцать годов. Когда рукополагали меня в дьяконы, мне было двадцать семь. Священником я стал в тридцать пять. – Задумавшись ещё на минуту, отец Антим сказал: – Нет, эдак мы будем считать долго. Сочтём по-другому.

– Да хоть как-нибудь, – не отставал Влад.

– Вот скажи, чадо, сколько тебе сейчас лет? – попросил монах.

– Я давно уже не чадо, – с усмешкой ответил государь. – Мне скоро исполнится тридцать два годка.

– Тридцать два? – удивился отец Антим. – А когда я тебя крестил, мне было сорок два… Так значит мне сейчас… Ой, как время-то летит!

– Попроси Бога, чтоб подарил тебе ещё несколько лет.

– Я и так просил, чтоб Он позволил мне дождаться твоего нынешнего приезда и поговорить с тобой, – очень серьёзно произнёс монах.

– Я всегда рад побеседовать, – отозвался Влад.

– Даже если речь пойдёт о том, что тебе неприятно? – с подозрением спросил отец Антим.

– О чём ты хочешь побеседовать, отче? – насторожился государь.

– Я слышал о твоём походе на Брашов. Он состоялся ещё весной, но в прошлый свой приезд в обитель ты ничего не рассказал мне о нём.

– Могу рассказать сейчас. – Влад расплылся в довольной улыбке. – Поход оказался весьма удачным. Ты зря думаешь, отче, что мне будет неприятно об этом вспоминать.

– Насколько я слышал, в этом походе ты поквитался со своими давними врагами, – сказал монах.

– Да, – отвечал Влад, широко усевшись на табурете и сохраняя на лице всё ту же улыбку. – Я поквитался. Теперь я могу сказать, что наказал всех, кто был причастен к смерти моего отца и брата. Всех. В Брашове я нашёл последних двоих жупанов-изменников, которых не мог изловить много лет. И вот я наконец-то поймал эту парочку и предал заслуженной казни – посадил на кол. А перед казнью я устроил им испытание – заставил рыть могилу. Они служили одному пройдохе по имени Дан, а я сказал: «Помилую вас, если похороните Дана живьём, как похоронили моего старшего брата».

– И они похоронили? – спросил отец Антим, стараясь не кривиться, а Влад усмехался, будто не замечая настроения монаха:

– Они до того оскотинились, что готовы были похоронить кого угодно, лишь бы спастись. Но я не дал им довести дело до конца. Иначе пришлось бы миловать. А я не хотел их миловать. И не стал. Я посадил их на кол! А Дану отрубил голову. Смерть через отсечение головы очень легка. Она не похожа на смерть от яда и на смерть от удушья. Я сделал Дану большое одолжение, умертвив безболезненно.

– Дан не был причастен ни к смерти твоего отца, ни к смерти твоего брата, – задумчиво сказал отец Антим.

– Не был, – согласился Влад, – но он принял моих врагов на службу. А ещё он распускал обо мне разные сплетни…

– Дан не был причастен ни к смерти твоего отца, ни к смерти твоего брата, – повторил бывший наставник.

– К чему ты клонишь, отче? – спросил Влад, по-прежнему улыбаясь.

– Ты оправдываешь местью даже то, что с местью не связано, – строго сказал монах. – А помнишь, как ты казнил множество жупанов, которых пригласил на пир?

– Конечно, помню, отче. Все они были изменниками и получили по заслугам.

– А для чего ты казнил не только самих жупанов, но также их сыновей, братьев и племянников?

– Измену надобно вырывать с корнем, а то снова прорастёт, – пожал плечами Влад.

– Ты оправдываешь местью даже то, что с местью не связано, – повторил монах.

Влад снова пожал плечами:

– Родичи казнённых неизбежно ополчились бы на меня. Поэтому я казнил всех сразу, чтоб избежать междоусобицы.

– Ты оправдываешь местью даже то, что с местью не связано, – в третий раз повторил отец Антим.

– Это связано, – ответил князь.

– А помнишь, как ты собрал толпу нищих в большом доме, велел запереть их там и сжёг живьём? – продолжал спрашивать монах. – Кому ты мстил?

– Я не мстил, – ответил Влад. – Просто эти люди были большие хитрецы. Они прикидывались нищими, а на самом деле промышляли воровством и разбоем. Я наказал их за обман. Обман хуже воровства и разбоя, потому что Константинополис пал по вине обманщиков, а не по вине воров и разбойников. И такие же обманщики погубили моего отца и моего брата.

– Ты оправдываешь местью даже то, что с местью не связано, – в четвёртый раз повторил монах.

– Отче, к чему ты клонишь?

– Ты сбился с пути.

Государь лишь отмахнулся:

– Отче, ты говоришь так потому, что я выбрал путь возмездия, а не путь прощения.

– Ты выбрал путь возмездия, но даже с этого пути сбился и плутаешь во тьме, – строго сказал отец Антим, а затем в пятый раз повторил: – Ты оправдываешь местью даже то, что с местью не связано.

Влад устало вздохнул, потому что этот разговор действительно становился для него неприятным:

– Отче, скажи прямо, чего ты от меня хочешь?

– Я призываю тебя простить своих врагов.

– Простить? – Государь посмотрел на монаха, подозревая, что ослышался.

– Простить.

– Для чего? – Влад даже хмыкнул. – Они все мертвы. Подлец Янку умер своей смертью, а остальным помог умереть я. Их судьба уже решилась. Так не всё ли равно? Ты предлагаешь мне помиловать преступников после того, как казнь состоялась.

– Чадо, я говорю не о помиловании. Я говорю о прощении, – сказал монах. – Ты сам признал, что твоя месть совершена. Ты поквитался со всеми. А теперь прости их. Теперь самое время. Я знаю, что у тебя нет привычки прощать. Потому и говорю – прости их сейчас. Прощать мёртвых гораздо легче, чем живых.

– Для чего, если они мертвы? – продолжал упираться Влад. – Прощать уже бесполезно.

– Для них бесполезно. Но не для тебя, – терпеливо объяснял монах. – Сейчас речь идёт о твоей пользе. Прости их, и жить тебе станет гораздо легче.

– Легче? Это вряд ли, – сказал правитель.

– Чадо, ты не понимаешь… – начал монах, но венценосный собеседник перебил:

– Нет, отче, я понимаю. Ты хочешь, чтобы я стал добрым христианином и соблюдал все те правила, которые в наши безбожные времена мало кто соблюдает. Вот мой отец стремился соблюдать правила, и это привело его к смерти.

– Его привело к смерти не это, – печально покачал головой отец Антим.

– Нет, именно это! – с горечью воскликнул Влад. – Мой отец был щедр, но слуги, которых он щедро одаривал, предали его. Мой отец простил врага, а этот враг затаил обиду и сделал всё, чтобы мой отец умер. Ты хочешь, чтобы я последовал за своим отцом? Где тут для меня польза?

– Ты непременно получишь пользу, если Господь будет тобой доволен.

– Пусть лучше Господь забудет обо мне, – ехидно сказал младший Дракул. – Те, от кого Бог отвернулся, живут легко и беззаботно. Ведь так сказано в Писании? А если Господь проявит ко мне любовь, это значит, что Он начнёт посылать разные беды, чтобы воспитать меня и наставить на путь истинный. Я не хочу бед. Хочу, чтобы всё оставалось, как сейчас. Власть моя крепка, казна полнится золотом, на моей земле мир и спокойствие, народ множится числом, и нет врагов, которые могли бы разрушить установившееся благоденствие.

– Ты сам разрушишь всё своим неразумным поведением, – строго сказал монах.

– Ты священник и потому стращаешь меня, – усмехнулся Влад. – По-твоему, всякий, кто грешит, неразумен. По-твоему, добродетель и разум – одно и то же. Я думаю иначе.

– Если ты так разумен, то почему не беспокоишься о том, о чём беспокоится всякий государь? – спросил отец Антим.

– И о чём же мне беспокоиться?

– У тебя нет наследников, – сказал отец Антим.

– Один есть, – непринуждённо ответил правитель.

Монах неодобрительно покачал головой:

– Рождённый от язычницы, с которой ты сожительствуешь, пока гостишь у турок?

– Это уже не важно. Ведь теперь он живёт здесь, в моей земле, и он крещёный.

– И всё же это незаконный сын.

– А! Я понял. – Младший Дракул хитро прищурился. – Отче, ты опять за своё? Хочешь, чтобы я женился? Далась тебе эта женитьба!

Отец Антим тяжело вздохнул и произнёс:

– Даже если ты сейчас женишься, от этого не будет толку.

– Почему? – не понял Влад.

– Та женщина, которую ты перевёз в Букурешть и содержишь…

– Отче, хватит попрекать меня этой женщиной!

– Ты сошёлся с ней три года назад, а она не рожает, – докончил монах.

– Это не её вина.

– Здесь я не спорю, – согласился отец Антим. – Эта женщина бездетна из-за тебя. Здесь твоя вина.

– Здесь нет ничьей вины, – сказал младший Дракул.

– Нет, это твоя вина, – настаивал монах. – Ты живёшь неправедно, и потому Господь не даёт тебе продолжить род.

– Отче, ты же знаешь, что у меня уже есть два сына, – возразил Влад. – От язычницы. Ты можешь говорить, что один из них не в счёт, потому что не окрещён, но второй-то крещёный.

– Да, – кивнул монах, – та язычница родила тебе двоих турчат, но и она больше не рожает. Не рожает с тех самых пор, как ты начал истреблять жупанов, повинных в смерти твоего отца и брата. Ты живёшь неправедно, поэтому сейчас я не призываю тебя жениться. Пока ты не исправишься, любая женщина, с которой ты сойдёшься, будет бесплодна.

– Возможно, и не будет, отче.

– Уж не хочешь ли ты проверить мои слова, сойдясь с ещё одной женщиной? – сердито спросил отец Антим.

– Отче, я думаю, что ты ошибся в своих наблюдениях, – улыбнулся Влад. – Я ведь не Авраам, которому Бог не давал детей, проверяя силу Аврамовой веры. И я не Иаков, у которого любимая жена была бесплодна, а нелюбимая плодовита, потому что Бог желал, чтобы Иаков относился к обеим своим жёнам одинаково.

– Авраам и Иаков – не единственные примеры. – Монах продолжал сердиться. – Обычно Господь не даёт детей, если хочет, чтобы человек задумался о своей жизни и исправил её, пока не поздно. Тебе следует исправиться. Я не говорил тебе этого раньше, потому что ты был слишком увлечён мщением и не слушал увещеваний, но теперь послушай. – С каждой минутой отец Антим распалялся всё больше. – Надо каяться. Каяться и исправляться. Ты наказал всех, кого собирался. Пора остановиться. Остановись сейчас! Ведь виновные умерли, и если ты не остановишься, дальше будут страдать одни невинные!

– Невинные не пострадают, – пообещал государь.

– Они уже страдают, – возразил монах. – Ведь ты – государь! Ты – пример для многих! И если ты пойдёшь неверной дорогой, ты многих увлечёшь за собой. Что ты делаешь во время своих дорожных судов? Чему ты учишь людей? Ты учишь, что справедливость превыше всего, и своими словами завоёвываешь людские сердца. А ведь Христос, придя в этот мир, учил совсем другому – милосердие превыше справедливости. Милосердие превыше всего! Ты проповедуешь против Христа, и потому не зря тебя называют Дракул. Ты и есть сам дьявол, когда ставишь справедливость выше милосердия. Изгони дьявола из своего сердца! Изгони!

Влад задумался, следует ли изобразить обиду. Обидеться на самом деле князь не мог, потому что совсем недавно, разговаривая со склочным Кукувей, сам называл себя дьяволовым отродьем и сетовал: «У меня всё, не как у людей». Младший Дракул не мог обидеться на то, с чем был отчасти согласен, однако притвориться он так и не успел, потому что заметил – собеседник вот уже полминуты ничего не говорит.

Казалось, после слова «изгони» отец Антим хотел набрать побольше воздуху, чтобы выпалить что-то ещё, но новых слов так и не последовало. Вместо того чтобы продолжать речь, монах шумно выдохнул, затем снова набрал воздуху, снова выдохнул, и всё никак не мог совладать с собой.

Отец Антим хотел бы говорить, но ему было трудно. Он выглядел так, словно прибежал издалека и сильно запыхался. Дыхание его стало не только прерывистым, но и хриплым, а над переносицей, где лоб не прикрывала шапочка, выступил пот.

Влад с беспокойством взглянул на бывшего наставника, проворно поднялся и подошёл к столу, на котором стоял глиняный кувшинчик и жестяной стакан. Вопреки ожиданиям в кувшинчике оказалась не вода, а свежее молоко. Если отца Антима в день сухоядения поили молоком, значит, старик болел гораздо сильнее, чем это казалось на первый взгляд.

Государь плеснул питьё в стакан и поднёс тяжело дышавшему монаху:

– Выпей, отче.

Отец Антим протянул руку, взял предложенное, и только тогда государь заметил, что ногти у старика имеют странный синеватый оттенок. «Что бы это значило?» – подумал Влад, а вслух произнёс:

– Теперь я вижу, отче, что здесь нужен лекарь. Я велю послать за своим в Букурешть. Приехать сегодня лекарь уже не успеет, но вот завтра пускай приедет и осмотрит тебя.

– Незачем посылать за лекарем, сыне, – возразил монах, стараясь успокоить дыхание.

– Я желаю, чтобы он тебя вылечил.

– А если не сможет?

– Почему это «не сможет»? – спросил государь, чувствуя, что в вопросе опять кроется подвох.

– Если не сможет, посадишь никчёмного лекаря на кол? – через силу улыбнулся монах.

– Не посажу, если сумеет доходчиво объяснить, почему твоя болезнь не лечится, – серьёзно ответил Влад.

– А если не сумеет объяснить? – продолжал выспрашивать отец Антим.

– Отче, к чему ты опять клонишь?

– Есть вещи, которых ты изменить не в силах, – сказал монах. – В таких случаях смирение – это самое лучшее. А если не смиришься, то беда умножится.

– Говорить о смирении рано, ведь лекарь ещё не видел тебя, – возразил Влад.

Отец Антим наконец-то перестал задыхаться и теперь мог улыбаться без натуги. Однако эта новая улыбка вышла грустной:

– Здешние братья и сами кое-что понимают во врачевании. Посылать за лекарем ни к чему.

– Отче, я всё-таки пошлю за ним, – сказал государь, усаживаясь обратно на табурет.

– Однажды моё время настанет, – примирительно произнёс монах и, не вставая с кровати, поставил стакан с молоком обратно на стол.

– Пусть настанет, но не в этом году, – сказал Влад.

– Ты не можешь с этим смириться, – улыбнулся отец Антим. – Понятно, почему не можешь.

– Конечно, не могу, – сказал правитель. – Ведь я помню тебя, сколько живу. Расставаться с такими людьми всегда трудно.

– Нет, дело не в этом, – покачал головой отец Антим.

– А в чём же? – спросил младший Дракул, на сей раз не ожидая подвоха.

– Я был духовником твоего отца, – рассудительно произнёс монах. – Я до сих пор храню тайну его исповедей. Значит, пока я жив, твой отец умер не вполне.

Влад промолчал.

– Чадо, я ведь давно заметил, как ты пытаешься через меня говорить с отцом, – продолжал бывший духовник. – Ты знаешь, что я не нарушу тайну исповеди, и поэтому задаёшь мне хитрые вопросы. Ты спрашиваешь меня, что твой родитель одобрил бы, а что нет и как он поступил бы в том или ином случае. Ты доверяешь моему мнению, ведь думаешь, что я не предполагаю, а знаю наверняка.

– Конечно, ты распознал мою хитрость, отче, – усмехнулся младший Дракул, а отец Антим сохранял серьёзность:

– Тайна исповеди священна, но кое-что я могу тебе открыть.

– Открыть? – переспросил правитель, не вполне доверяя этому обещанию.

– Да, – кивнул отец Антим. – Помнишь ли ты, как в шестилетнем возрасте пришёл ко мне и сказал про ручных дьяволов твоего отца? Один дьявол был изображён на золотой подвеске, а другой на мече. Помнишь? Ты уверял меня, что дьяволы, смирённые крестом, служат и помогают человеку, а я спросил: «Кто сказал тебе это?» – а ты ответил, что услышал про усмирение дьяволов от своего отца. Помнишь?

– Припоминаю, но очень смутно, – с напускным безразличием произнёс Влад.

– Твой отец рассказывал тебе про этих дьяволов, – продолжал отец Антим, – поэтому я могу тебе признаться, что мне он рассказывал тоже. Твой отец говорил, что с помощью дьяволов получит власть. Я убеждал его, что дьявол человеку не помощник, но твой отец не слушал. Твой отец не слушал, и посмотри, куда это его привело. Дьявол – это хаос, который всё разрушает и ведёт человека к гибели.

– В смерти моего отца виноват не дьявол, а подлец Янку и предатели-жупаны, – возразил государь.

– Нет, виноват дьявол, который давал твоему отцу плохие советы, – сказал монах.

– Однако мой отец получил власть, как и хотел, – усмехнулся Влад. – Выходит, дьявол оказался не таким уж плохим советчиком.

– Неплохим? – отец Антим посмотрел на князя, будто не узнавая. – Чадо, неужели ты забыл всё, чему я тебя учил? Вспомни, как мы изучали логику, а теперь вслушайся в собственные слова! Ты сейчас утверждаешь, что зло – это не так уж и плохо. Ты говоришь, как безумный. По-твоему, зло не такое уж плохое? А как же добро? По-твоему, добро – это не всегда хорошо? Кто внушил тебе такие мысли?

– Люди, которые виноваты в смерти моего отца, – резко ответил Влад.

– Нет, – сказал отец Антим. – Эти мысли внушил тебе дьявол. Он запутал тебя. Слово «зло» и «плохо» означают одно и то же. Любой ребёнок скажет тебе это.

– Дети не знают всех превратностей судьбы, – горько усмехнулся младший Дракул.

– Судьбы? – переспросил монах и в который раз за сегодня вздохнул. – Чадо, я расскажу тебе о превратностях судьбы. Я ведь в большом долгу перед твоим отцом. Он спас меня, сам того не подозревая.

– Спас? – удивился Влад. – Когда?

– Очень давно, – ответил отец Антим. – Он спас меня ещё в ту пору, когда не был государем. Спас, когда рассказал мне о своих дьяволах. У меня ведь тоже были свои дьяволы.

– Твои дьяволы, отче? – ещё больше удивился Влад.

– У меня были свои искушения, а значит, и дьяволы, – отвечал монах. – И эти дьяволы почти завладели мной. Они соблазняли меня властью. Ведь в ту пору, когда меня рукоположили в священники и приставили к твоему отцу, я думал, что мне выпала большая удача. Я мечтал о тех днях, когда твой отец возвысится, а значит, и я возвышусь вместе с ним. Я думал: «Если он станет государем, то я смогу сделаться настоятелем богатого монастыря или даже епископом, а епископу совсем не далеко до митрополичьей кафедры». Так я думал, и эта мысль соблазняла меня, как не соблазняла ни одна другая.

– Что же плохого в этих мечтах? – продолжал удивляться Влад. – Разве быть митрополитом плохо? И почему ты не рассказал мне раньше? Если бы рассказал, то сейчас настоятелем здешнего монастыря был бы ты, а не отец Доментиан. Да и сделать тебя епископом не так уж сложно.

– Сейчас у меня нет этих мечтаний, и слава Богу, – ответил отец Антим.

– Нет? – изумился Влад.

– Быть епископом или митрополитом хорошо, – спокойно продолжал монах, – хорошо, если ты принимаешь эту должность ради служения людям, а не ради того, чтоб служили тебе. Мои мечты были плохи, потому что в этих мечтах я раздавал повеления с превеликим удовольствием.

– Когда я сделался государем, то мне поначалу тоже было приятно раздавать повеления, – признался младший Дракул, – а затем я привык, и удовольствие превратилось в бремя. Отче, ты бы тоже со временем привык и перестал чувствовать себя грешником.

– Чадо, – возразил монах, – опасность состояла в том, что я поначалу не считал свои мечты греховными. Мне казалось, что моего возвышения хочет сам Бог. Я думал так, пока твой отец мне не открылся. И вот тогда я понял, что мы с твоим отцом мечтали об одном и том же. Он, как и я, желал власти, желал её для себя, для своего услаждения. Он твердил, что рождён быть государем и что не может больше ждать Божьей помощи, которая запаздывает. Твой отец уверял, что взял дьяволов на службу лишь ради того, чтобы надеть корону, а затем прогонит их. Я слушал его и с каждым днём всё больше убеждался, что власть – это великое искушение.

– Даже власть, которая от Бога? – спросил Влад. – Государева власть всегда от Бога, потому что её получают через помазание.

– Власть, которая от Бога, это испытание, а не искушение, – сказал отец Антим. – Бог даёт человеку лишь такие испытания, которые человек может вынести. Бог делает человека государем только тогда, когда человек к этому готов. А твой отец не был готов.

– Разве? – с сомнением спросил младший Дракул.

– Он не был готов, – уверенно повторил монах. – Именно поэтому ему предлагали власть дьяволы. У дьяволов всё наоборот. Они подсовывают человеку такие испытания, которых он вынести не сможет. Я понял это и перестал желать власти, но так и не сумел объяснить твоему отцу, почему дьяволы хотят ему помочь.

– Однако ты остался при нём, во дворце, – заметил Влад.

– Да, – кивнул отец Антим. – Ведь душу твоего отца вверили моему попечению. Я не мог бросить твоего отца в то время, когда его душа находилась в наибольшей опасности. Жаль, что он истолковал моё поведение превратно. Когда твой отец сделался государем, то сказал: «Отче, ты можешь стать настоятелем дворцового храма. Или найди монастырь, который тебе нравится. Я стану приносить туда дары, а тамошняя братия охотно изберёт тебя своим главой. Если же ни один монастырь тебе не приглянется, я дам денег, чтобы ты построил новый». Так сказал твой отец и был очень удивлён, когда я отказался.

Слушая монаха, младший Дракул старался притвориться, что плохо понимает, о чём речь. Он рассеянно оглядывал келью, но оглядывать было особо нечего. «Что тут оглядывать? – думал Влад. – Узкая кровать. Над кроватью стоят на полочке три иконы. Есть табуретка, на которой я сижу. Есть стол у окна. На столе подсвечник и кувшинчик. Напротив кровати на крючке, вмурованном в стену, висят запасная ряса и белая рубаха. Там же, у стены, стоит простой деревянный сундук. Вот и весь монашеский скарб».

Сундук, стоявший сейчас в келье, Влад помнил ещё со времён жизни в Сигишоаре и прекрасно знал, что там под крышкой. Если откинуть крышку, то можно было увидеть книги, а также немного бумаги и письменный прибор.

В Сигишоаре содержимое сундука заполняло его лишь на треть, и библиотека эта в основном состояла из книг, нужных для богослужения. Когда сундук переехал во дворец в Тырговиште, книг стало гораздо больше, а к тому времени, когда княжеская семья отправилась погостить в поместье боярина Нана, сундук заполнился почти доверху. Тем не менее количество книг не превышало нескольких десятков. «Несколько десятков книг – вот всё, что нажил отец Антим с тех пор, как принял постриг, а ведь постриг случился более полувека назад», – размышлял Влад.

– Чадо, ты слушаешь меня? – спросил монах, видя, что гость задумался о чём-то.

– Да, отче, я слушаю, – откликнулся Влад.

– В прежние времена всякий раз, когда я рассказывал о твоём отце, ты слушал с жадностью, а сейчас тебе как будто всё равно, – заметил отец Антим и поник головой. Наверное, он возлагал большие надежды на свой рассказ о покойном, однако увидел, что рассказ не подействовал – младший Дракул не испугался за свою судьбу.

Увидев бывшего наставника в такой печали, Влад захотел его утешить:

– Отче, – улыбнулся князь, – в прежние времена ты рассказывал о моём отце как о человеке богобоязненном. А сейчас говоришь другое, поэтому-то я тебя и не слушаю.

– В прежние времена я многое скрывал, – вздохнул монах. – Я скрывал это в надежде, что зло тебя не коснётся, а сейчас понимаю, что не смог тебя уберечь. Из меня вышел плохой духовник.