Текст книги "Время дракона"

– Ничего. Это я так. Вспомнил кое-что.

«Приеду во владения Гуньяди к празднику нового урожая, – решил княжич. – В праздничной кутерьме легче всего остаться незамеченным, а когда именно начнётся кутерьма, я знаю – в середине августа, ведь праздник нового урожая у венгров всегда совпадает с днём святого Иштвана!»

Княжич помнил о дне святого Иштвана, потому что видел празднества в ту пору, когда жил с родителями и старшим братом в Сигишоаре. Немцы в городе не праздновали, а вот в венгерской деревне, находившейся недалеко от города, люди праздновали. Сначала они торжественно обходили всю околицу, надев на головы венки из колосьев, затем приносили в церковь хлебы из новой муки, чтобы священник благословил эту пищу, а затем начиналось пиршество на деревенской площади, танцы и прочее веселье.

«Если Сёчке не уехала из замка, то обязательно пойдёт на праздник урожая в одно из ближних селений, – подумал Влад. – На Пасху она вместе со всеми служанками ходила в деревню. Значит, и в этот раз пойдёт. Только бы не уехала никуда!»

Эта же мысль вертелась в голове у Влада, когда он гнал коня по горной дороге в сторону венгерской границы. Княжич покинул поместье боярина Нана посреди бела дня, ни с кем не простившись. Только оставил в своей комнате на гвозде, неизвестно для чего торчащем из стены, письмо. В письме, которое состояло всего из двух строк по-славянски, беглец говорил, что уехал надолго и что искать не надо.

Только в дороге княжич спохватился и понял, что зря не разменял часть золота на серебро. Рассчитываться мелочью было бы удобнее и безопаснее. Он понял это в первый же вечер, когда в одном из селений напросился на постой. Через это селение не проходило торгового пути, поэтому корчмы там не нашлось. Влад остановился в доме у обычных крестьян. Сперва наврал им, что является гонцом и везёт важное письмо, но как только достал из кошелька золотую монету, то все присутствующие – муж и жена, сидевшие за столом, старуха, сидевшая возле печки, и дети, лежавшие на полатях, – уставились так, будто увидели клад.

– Я дам вам эту монету, если вы накормите моего коня лучшим овсом и сеном, – пообещал Влад.

– Ты не гонец, – с подозрением произнёс хозяин дома.

Влад вздохнул и понял, что должен сказать правду или почти правду. Он признался, что является сыном знатного человека и что отправился в путь не из-за письма, а потому что хочет повидать «невесту».

– Мне её сосватали, но затем наши отцы рассорились, – сказал Влад, – а я всё равно хочу жениться на ней. Я отправился в путь, чтобы её увидеть и сказать, путь не выходит замуж за другого, а я как-нибудь сумею уговорить отца помириться с её отцом, и тогда свадьба состоится.

На этот раз крестьяне поверили, а наутро даже собрали Владу поесть в дорогу, хотя он об этом не просил. «Видать, им стало меня жалко», – подумал княжич и решил впредь рассказывать именно про «невесту», раз это помогает. Остановившись на ночь в следующем селении, он уже не называл себя гонцом, а сразу начинал рассказывать про «ссору отцов», мешавшую «свадьбе» – то есть говорил не ложь, а полуправду.

Жаль, что в Венгрии требовалось не это. За горами требовалось стать совсем не похожим на себя – то есть говорить чистейшую ложь – поэтому через неделю, когда Влад пересёк венгерскую границу, в ход пошла новая история. Теперь княжич выдавал себя за местного, и притворяться получалось легко. В этой части Венгрии жило много немцев и румын, которые говорили по-венгерски с ошибками, совсем как он, поэтому никто ничего не заподозрил.

Останавливаясь в очередном городке на очередном постоялом дворе, Влад уверял всех, что живёт неподалёку и что спешит к своему дяде. Особо любопытным людям, которые спрашивали, почему молодой господин путешествует без слуг или других провожатых, княжич «признавался», что попал в неприятную историю – спутался с одной девицей и навлёк на себя отцовский гнев:

– Теперь я бегу от отца к своему дяде, который меня всегда любил и жалел, – говорил Влад. – Надеюсь, что дядя уговорит отца простить меня и не лишать наследства.

То же самое он рассказывал в деревне, от которой было всего полдня пути до замка Гуньяд, причём рассказывал так убедительно, что приезжего посчитали отчаянным волокитой и стали опасаться.

Когда княжич, будучи на постоялом дворе, спросил у служанки, ожидается ли в здешнем селении праздник урожая, то услышал подозрительное:

– А тебе зачем?

– Хочу посмотреть, – отвечал Влад.

– Ты же собрался ехать к дяде, – хмыкнула служанка, хотя ей Влад свою «правдивую» историю не рассказывал.

Как видно, рассказали другие, и теперь служанка вела себя настороженно:

– Зачем тебе смотреть на праздник? – спросила она.

– Повеселюсь напоследок, – оправдывался Влад, – ведь по приезде к дяде мне придётся вести себя скромно и тихо, а то никто не поверит, что я раскаиваюсь.

– А ты раскаиваешься? – снова хмыкнула служанка.

Княжич улыбнулся, будто опытный проказник, и пожал плечами:

– Так ты слышала о празднике урожая? – спросил он.

– Нет, – ответила служанка, а через четверть часа к Владу подошёл хозяин постоялого двора, пожилой толстяк с заметной проседью в бороде, и строго сказал:

– Езжай-ка ты от нас. От тебя одно беспокойство. Поблизости есть и другие селения. Переночуешь там.

Хозяйка, такая же пожилая и грузная, укоризненно заметила на прощанье:

– Вот она, глупость молодых! Не успел выбраться из одной беды, а уже норовишь попасть в другую.

Женщина сама не подозревала, насколько оказалась права – Влад действительно находился в трудном положении и норовил испортить всё ещё больше. Он временно лишился отца и сделался изгнанником, а теперь могла случиться новая беда, ведь до замка Гуньяд оставалось совсем малое расстояние. «Как быть, если я сейчас повстречаюсь с сыном Яноша? – тревожился тринадцатилетний путешественник. – А как быть, если повстречаюсь с кем-нибудь из замковых слуг, которые меня помнят?»

Двигаясь в сторону замка, княжич даже начал узнавать места, по которым ездил вместе с десятилетним Ласло совсем недавно. Узнавание совершалось неожиданно. К примеру, когда Влад рысил по лесной дороге, он вдруг заметил на обочине приметный дуб, у которого была отпилена ветка, мешавшая проезду, а возле очередного поворота наткнулся взглядом на огромный пень, заросший мхом, и этот пень тоже был знакомым. «Хорошо, что знакомые деревья и пни не выболтают твою тайну, – говорил себе Влад. – А если тебе попадутся знакомые люди?»

С каждым часом эта опасность становилась всё ощутимей, однако выбора не было – следовало или ехать дальше, или повернуть обратно, но если бы княжич повернул, тогда получилось бы, что он напрасно провёл в пути полторы недели. «Поворачивать уже поздно, а пугаться пока не из-за чего», – повторял себе путешественник, и эта мысль помогала прогнать страхи – правда, лишь до той минуты, пока вдалеке на дороге не показывался очередной прохожий, который мог оказаться знакомым.

До чего же сильно испугался Влад, когда услышал за спиной топот коней! Княжич оглянулся и увидел, что по лесной дороге в его сторону мчатся пятеро воинов. Они были именно воинами – об этом говорили кожаные доспехи с металлическими бляшками, шлемы и мечи.

Спасаться бегством не имело смысла, поэтому тринадцатилетний путешественник предпочёл не ускоряться, а замедлиться. Он перевёл коня в шаг, а ещё через полминуты оказался окружён всадниками.

– Ты кто такой? – спросил один из всадников. Доспехи у него выглядели, как у его товарищей, но одежда под доспехами казалась дороже и выдавала в нём вожака. Лицо нельзя было толком разглядеть, потому что шлем защищал не только голову, но и шею. Влад видел только усы, пушистые и рыжеватые, нос с горбинкой, а также сощуренные глаза под густыми бровями, выглядевшие очень грозно.

– Ты что тут один делаешь? – продолжал спрашивать конник, не дожидаясь ответа на первый вопрос.

– Я… – Влад назвал вымышленное имя, которое уже называл не раз. – А тут я ничего не делаю. Мне нужно к моему дяде. Вам про меня сказали в деревне?

Княжич говорил, запинаясь, потому что не понимал, узнали его или нет, верят ему или нет, и почему окружили. Он облегчённо вздохнул, когда воин, услышав вопрос насчёт деревни, добродушно рассмеялся:

– Да, сказали. Ты, оказывается, ловкач по женской части. А так не очень-то похож.

Влад забыл о страхе и обиженно нахмурился.

– Не обижайся, – продолжал воин. – Просто такая наша обязанность – проверять всех подозрительных, которые к нам заезжают.

– А вы из замка? – спросил Влад.

– Из замка, – подтвердил воин.

– А можно мне сегодня переночевать у вас? – вдруг спросил княжич, удивляясь собственной наглости. – Я до конца дня не успею доехать к дяде и ищу место для ночлега.

– Нет, в замок тебе нельзя, – сказал воин, разворачивая коня и освобождая проезд. – В замке сейчас живут только хозяйка с маленьким сыном и её золовка. А хозяина нет. Он на войне и вернётся нескоро. Так что в замок тебе нельзя. Там слишком много женщин. – Воин хохотнул. – Мы проводим тебя в деревню – в трактир, что возле церкви Святого Георгия – и пристроим на ночлег, а завтра уедешь.

– Хорошо, – вздохнул Влад, нагоняя собеседника, который уже развернулся и поехал шагом вперёд по дороге.

– Завтра в деревне будет праздник, – продолжал воин. – Ты наверняка не вытерпишь и захочешь посмотреть, но я предупреждаю тебя – не вздумай оставаться до вечера. Если завтра вечером тебя увижу, то послезавтра самолично отвезу к твоему дяде и расскажу про все твои проделки.

Влад опять забеспокоился, что окажется пойманным, но поводы для радости тоже появились, ведь теперь он узнал всё, что хотел – хозяйка замка и её золовка, то есть Эржебет и Сёчке, скучают вместе с Ласло, а Янош опять где-то воюет. «Завтра состоится праздник, и мне может повезти, – думал княжич. – Сёчке наверняка захочет пойти развеяться». Влад не мог предугадать лишь одного – куда именно пойдёт невестка, ведь праздник урожая праздновался не только в той деревне, где стоял храм Святого Георгия.

Деревня, где княжичу предстояло остановиться ночевать, была ему знакома. Три месяца назад, когда он ходил с девицами в лес собирать цветы, дорога вела сначала через селение кузнецов, а затем через другую деревню. Храм Святого Георгия – каменное строение с очень высокой колокольней – был как раз по пути, во второй деревне.

«Хоть бы она пришла к Святому Георгию, – мечтал Влад, – ведь выбор у неё невелик». Вблизи замка имелось три церкви, но одна из них принадлежала селению кузнецов, где не стали бы радоваться новому урожаю, потому что почти не занимались земледелием. Таким образом, на выбор оставалось две церкви.

Много это или мало? Владу казалось, что много, и в этом он нисколько не отличался от остальных влюблённых, ведь когда влюблённый очень ждёт свидания, то не уверен, что оно состоится, даже если любимая твёрдо обещала. Даже если девица клянётся своему воздыхателю, что придёт на свидание, он всё равно сомневается. А ведь Владу никто ничего не обещал. Сёчке могла передумать и никуда не пойти. «А если она даже не собиралась идти? – спрашивал себя воздыхатель. – Вдруг ей не нравится праздник урожая?»

В Румынии Влад запрещал себе думать об этом, но теперь, когда он вопреки всем препятствиям приехал туда, куда мог и не доехать, самообладание оставило его. Все тревоги и сомнения, связанные с Сёчке, которые он давил в себе, разом накинулись: «Ты сделал всё, что мог, но это окажется напрасным, если невестка не сделает свой шаг». Опасение не увидеть её было гораздо мучительнее, чем опасение быть пойманным. Княжич не помнил, как провёл ночь в трактире, всё думал о завтрашнем дне, и даже утро не принесло облегчения.

Может ли яркий свет солнца казаться мрачным? Может ли чистое голубое небо выглядеть так, будто смотришь на него сквозь пыльное стекло? Могут ли весёлые песни казаться заунывными? Может ли резать уши звонкий детский смех? Может ли весёлая толпа, несущая по улице большие снопы соломы, украшенные лентами, вызывать отчуждение? Да, может! Влюблённый видит мир именно в таком свете, если тревожится и ни в чём не уверен.

Влад напряжённо вглядывался в толпу, надеясь заметить знакомое девичье лицо или край яркого платья. Толпа селян была по большей части чёрно-белой, поэтому яркое платье Сёчке или одной из её служанок сразу бросилось бы в глаза. Несколько раз, увидев край красной или зелёной юбки, Влад вздрагивал, но оказывалось, что эти юбки принадлежат неким богатым крестьянкам, позволившим себе потратиться на дорогую ткань.

Вглядываясь в толпу, княжич успел возненавидеть венки из колосьев, красовавшиеся на головах у многих девиц. Эти венки мешали разглядеть лицо – мешали именно тогда, когда это было так важно! «А вдруг невесткины служанки решили на время праздника переодеться в селянок?» – предположил Влад и из-за этого вытягивал шею, всматривался, иногда забегал вперёд, но всякий раз испытывал разочарование. Девица оказывалась незнакомой.

Не видя Сёчке возле храма Святого Георгия, Влад вдруг сделался уверен, что она отправилась смотреть праздник к другой церкви. Княжич прибежал на постоялый двор, поседлал коня и, взметая пыль на дороге, помчался в другую деревню, но и там не встретил никого знакомого.

В той деревне праздник был уже в самом разгаре. На площади перед храмом собрались все жители, а женщины и девицы стояли в первых рядах, держа перед собой на подносах огромные пшеничные караваи. Затем в дверях церкви показался священник в богослужебном облачении – белой рубахе до пят, поверх которой был надет просторный зелёный плащ, расшитый крестами. За священником шёл мальчик, державший в руках ведёрко. Священник окунал в ведёрко особую палочку с шариком на конце, которую католики часто использовали вместо кропильной кисти, и махал палочкой на хлебы.

Влад знал, что благословение хлебов – самая важная часть праздника. Это означало, что если бы Сёчке хотела прийти именно сюда, то пришла бы раньше, чтобы не пропустить самое интересное. Получалось, что не имело смысла продолжать ждать её здесь. «Наверное, возле Святого Георгия тоже идёт освящение хлебов, – подумал Влад. – А я смотрел там всего полчаса назад и никого не нашёл».

Княжич уже не знал, что делать. Он был готов пойти в замок и сдаться в руки Яношевых людей, лишь бы увидеться с невесткой ещё раз. Пусть это свидание продлилось бы совсем недолго, лишь бы она узнала, что деверь приехал ради неё. Владу хотелось посмотреть на её лицо в тот момент, когда она это узнает, и наконец понять, что на самом деле чувствовала Сёчке к своему воздыхателю. Нравился он ей или нет?

«Ты провёл в пути много дней, перенёс столько тревог, а ей всего-то и требовалось, что выйти из замка, – с горечью повторял себе княжич. – Ей требовалось сделать так мало! А она не сделала! Не вышла. Сидит, наверное, в своих покоях где-нибудь возле окна, вышивает, а про тебя даже не думает». Размышляя так, Влад вернулся к храму Святого Георгия и, не вылезая из седла, снова принялся оглядывать толпу, собравшуюся на освящение хлебов – оно только-только началось.

На улице играла музыка, люди переговаривались, стараясь перекричать окружающих, было шумно, а княжич, отстранившись от этого шума и суеты, восседал на коне и почти безразлично скользил взглядом по затылкам селян. Он уже готов был мысленно воскликнуть: «Что толку искать ту, которой здесь нет?!»

Вдруг внимание княжича привлекла голова в венке из колосьев, которая быстро двигалась через толпу прочь от церкви. Ещё через мгновение Влад увидел, что это девушка в синем платье. А ещё через минуту увидел лицо. Это была Ивола.

Княжич немного удивился, когда Ивола, протолкнувшись сквозь ряды селян, сразу же направилась к нему. Она не остановилась, чтобы присмотреться получше – значит, была уверена, что не обозналась, ведь приличная девица не станет приближаться таким твёрдым и решительным шагом к незнакомцу. Получалось, Ивола заметила княжича раньше, чем он заметил её.

Она подошла к коню Влада, схватила за повод, как будто не хотела, чтоб от неё убежали, и строго спросила:

– Ты что здесь делаешь?

– Приехал к твоей госпоже, – спокойно ответил Влад. – А она где?

– Вон там стоит, – будто нехотя, ответила Ивола и указала в сторону храма, где продолжалось освящение хлебов. Все вокруг смотрели на священника, машущего палочкой, поэтому разговор девицы и всадника не привлёк внимания.

– Мы пришли посмотреть праздник, – продолжала Ивола. – И жена господина Яноша с нами. Слезь с коня!

Княжич повиновался, а невесткина служанка тут же вцепилась ему в локоть и сердито зашептала в самое ухо:

– Тебя издалека очень хорошо видно! Торчишь посреди улицы, как дурак! Ты очень сильно рискуешь. Немедленно уезжай. Хорошо, что тебя увидела я, а не госпожа Эржебет. Если она тебя увидит, то прикажет схватить. Она не будет проявлять доброту к врагам своего мужа.

– Я приехал к Сёчке и, пока не увижусь с ней, не уеду, – ответил Влад.

– А кто ещё с тобой приехал? – спросила Ивола.

– Я приехал один.

– Один?! – изумилась девица. – Как ты добрался?

– Думаешь, это сложно? – усмехнулся Влад, но собеседница не разделяла его веселья:

– Окрестности замка очень хорошо охраняются, – сказала она.

– Я знаю, – снова усмехнулся Влад. – По дороге я встретил тех, кто охраняет замок, но назвался вымышленным именем, и они меня не узнали.

– А если бы узнали? Немедленно уезжай.

– Передай Сёчке, что я здесь, – попросил Влад. – Пусть она сейчас ко мне подойдёт. Или я сам к ней подойду.

– Тебя схватят, – снова зашептала Ивола.

– Не схватят, если ты мне поможешь, – сказал Влад и посмотрел на кошелёк, висевший на поясе у девицы, – бордовый бархатный кошелёк, который украшали три золотые фигурки и один квадрат с ажурным рисунком.

– Я вижу, ты по-прежнему носишь мой подарок, – сказал княжич. – Значит, он тебе нравится. Неужели он не стоит маленькой услуги?

Ивола тяжело вздохнула и отпустила локоть собеседника:

– Хорошо, я передам госпоже твои слова, но ты жди её не здесь. Зайди в переулок и подожди там. Она не станет разговаривать с тобой у всех на глазах.

Влад развернулся и, ведя коня в поводу, пошёл туда, куда указала Ивола. По пути он часто оглядывался, но понимал, что это бесполезно. Он всё равно не увидел бы, как невестка примет новость о его приезде. Княжич даже не видел, куда направилась Ивола, скрывшаяся в толпе, ведь он не мог смотреть поверх голов, будучи пешим. Оставалось лишь воображать.

Влад представил, что мог бы увидеть, если б пошёл вслед за Иволой, а не в переулок. Наверняка пробираться к невестке через скопище селян пришлось бы долго, ведь она стояла где-то на другом краю в первых рядах. Наверняка вокруг Сёчке стояла её девичья свита, ведь не могла же невестка взять с собой на праздник только Иволу, а остальных пятерых служанок оставить. Влад вообразил, как Ивола склоняется к уху госпожи и сообщает новости. «Что Сёчке сейчас почувствует?» – думал он.

Княжич припомнил, как выглядело лицо невестки, когда та радовалась. Но она также могла напустить на себя безразличие, ведь рядом с ней наверняка стояла Эржебет и другие дамы, которых хоть и должно было отвлекать зрелище деревенского веселья, но эти дамы всё равно могли заметить подозрительную вещь.

Княжичу вдруг подумалось, что жена Яноша сама по себе незлая и что всё дело в свите. Свита госпожи Эржебет состояла сплошь из женщин, которые были жёнами Яношевых приближённых. «Если Эржебет станет относиться ко мне снисходительно, – понял Влад, – свита узнает, проболтается мужьям, мужья донесут Яношу, и тот очень рассердится. Вот почему Эржебет прикажет поймать меня, если узнает, что я здесь».

Княжич стоял в переулке, где по сравнению с шумной площадью казалось очень тихо – так тихо, что отроку слышался стук собственного сердца, отдающийся в ушах. Прохожие почти не обращали на Влада внимания, а когда стали обращать, он взялся поправлять седло и подтягивать подпругу, ведь если человек притворится, что занят, его никто не отважится побеспокоить.

Вдруг из-за угла показалась Сёчке. На ней было ярко-зелёное платье, а голову украшал венок из колосьев. Она, сопровождаемая Иволой, быстрым шагом приблизилась к Владу и с ходу произнесла:

– Что ты здесь делаешь?

Княжич видел, как Сёчке напугана – ей всё время хотелось оглянуться – но он не придал значения этим страхам. Влад так обрадовался встрече с невесткой, что все страхи показались ему пустяковыми, а его лицо само собой расплылось в широкой улыбке.

– Что я здесь делаю? – переспросил Влад. – А Ивола разве не сказала? Я приехал к тебе. Ты не рада?

– Нет, не рада, – отрезала Сёчке.

– Ты говоришь это, потому что сердишься, – продолжал улыбаться княжич, – но ты рада. Не бойся. Никто не знает, что я здесь. Я просто хотел тебя увидеть.

Сёчке боязливо оглянулась, а Влад воспользовался моментом, чтобы взять её за руку. Невестка вздрогнула и попыталась вырваться, но он держал крепко.

– Не бойся, – продолжал Влад. – Теперь я всё понял про рыцарей и дам. Я приехал просто для того, чтобы тебя увидеть. Разве не так рыцари поступают?

– Прошу тебя, уезжай, – взмолилась Сёчке.

– Ты так говоришь, потому что боишься за меня, – продолжал улыбаться Влад. – Не бойся.

– Нам нельзя видеться. Прошу тебя, уезжай и не пытайся приехать снова, – молила Сёчке. – Ты хоть понимаешь, чем я рискую?

– Ты рискуешь из-за меня. – Княжич крепче сжал её руку. – Да?

– Нет! – Теперь невестка не умоляла, а гневалась. – Ты дурак! Ты погубишь и меня, и себя, но, прежде всего, меня! Пойми наконец! – Она опять боязливо оглянулась. – Я не могу больше с тобой говорить. Мне нужно идти.

– Я уеду сегодня, – успокаивающе произнёс Влад, никак не желая выпускать невесткину руку. – Я уеду, если мы увидимся ещё раз. Приходи в лес на то место, где мы собирали цветы. Я буду тебя ждать. Там никто нас не увидит. Обещай, что придёшь.

Сёчке отчаянно старалась вырвать руку, но вдруг перестала вырываться, вздохнула и примирительно улыбнулась:

– Хорошо. Я обещаю. А теперь отпусти. Мне нужно вернуться к Эржебет и остальным.

– А когда ты придёшь? Скоро? – Влад заулыбался ещё сильнее, чем прежде. – Я буду ждать тебя сколько угодно долго.

– Я не знаю, когда приду. Это зависит от многих обстоятельств.

– Я буду тебя ждать.

– Жди. – Невестка произнесла это так, будто давала разрешение, чтоб её ждали, но Владу оказалось достаточно даже такого обещания. Он ослабил хватку, чтобы Сёчке могла высвободиться.

Она ушла, не оглядываясь, а вот Ивола оглянулась и сделала знак рукой, дескать, езжай уже в лес. Влад опять повиновался.

Лес, конечно же, выглядел не так, как в марте. Теперь дубы не казались палками – у них появились густые зелёные кроны, шумевшие от малейшего дуновения ветра, а земля под ними больше не была покрыта опавшими листьями – она заросла высокой травой, над которой порхали редкие бабочки в поисках последних цветов, ведь август – это не время цветения, это месяц плодов.

Из-за высокой травы Владу оказалось трудно найти ручей, который теперь являлся главной приметой заветной поляны. В поисках помог конь. Почувствовав, что хозяин больше не указывает направление, четвероногий помедлил немного, прислушался и повёз княжича прямо к ручью, потому что хотел пить.

Дождавшись, пока конь напьётся, Влад привязал его за повод к ближайшему кусту, проверил, крепка ли привязь, и, оставив пастись, улёгся на траву. Княжич устроился удобно, как на перине, а подушкой послужил дорожный мешок, который снова был при нём, потому что Влад съехал из гостиницы, как только увиделся с Сёчке. Он не знал, сколько придётся ждать, – даже готовился заночевать в этом лесу.

«Почему бы и нет, – думал отрок, – если девицы ещё весной уверяли, что волков здесь не водится. А земля тут мягкая и тёплая – не хуже кровати». Спать сейчас он не собирался, но жаркое летнее солнце и недосып, оставшийся от прошлой ночи, полной волнений, объединились и победили. Влад не знал, сколько проспал, а проснулся оттого, что кто-то его тормошил:

– Эй, проснись, – просил ласковый голосок, – проснись. Нашёл время спать. Я тебя еле нашла. Хорошо, что твой конь тоже не улёгся в траву. А то я искала бы вас до самого вечера.

Княжич наконец разлепил веки и пригляделся. Возле него сидела не Сёчке, а Ивола, но это не расстраивало, ведь служанки часто предваряют приход госпожи.

На девице был всё тот же дурацкий венок из колосьев, который очень неуместно смотрелся в лесу, но Ивола не обращала на это внимания. Она выглядела весёлой – наверное, принесла хорошие вести.

– Удивительно, как ты к нам доехал из-за гор, – щебетала девица. – Это же так далеко! И опасно! Но ты не побоялся опасностей и приехал. Ты оказался такой смелый. Смелее, чем мы думали. Поэтому мы удивились. Очень удивились.

– А Сёчке тоже удивилась? – спросил Влад.

– Да, – последовал ответ, – госпожа тоже удивилась, но мы удивились больше.

– Кто удивился больше? – не понял княжич.

– Мы, – повторила Ивола.

– О ком ты говоришь? Кто такие «мы»?

Служанка внимательно посмотрела на Влада:

– О ком я говорю? Мы – это я, а ещё Чилла, Беке, Марика, Ануца и Лия. Ты нас забыл? – Девица притворно всхлипнула и смахнула со щеки воображаемую слезу. – Всё понятно. Ты приехал к нашей госпоже, а до нас тебе дела нет. Я называю тебе имена, а ты с трудом вспоминаешь, кто это.

– Почему «нет дела»? – удивился Влад. – Я вас помню.

– А моё имя ты помнишь? – лукаво спросила собеседница.

– Конечно, – всё так же удивлённо отвечал княжич.

– Тогда произнеси его.

– Ивола.

– Ах, – вздохнула девица, – как приятно слышать! А произнеси ещё раз.

– Зачем? – не понял Влад.

– Не хочешь произносить? – служанка изобразила грустный вздох. – Боишься, что тебя услышит моя госпожа?

Княжич совсем запутался в этих девичьих речах:

– Ивола, ты чего?

– О! – воскликнула Ивола. – Вот ты снова произнёс моё имя. Это хороший знак.

– Знак? – не понял Влад. Он на мгновение подумал, что продолжает спать и ему снится какая-то чепуха.

– За минуту ты произнёс моё имя дважды, – сказала Ивола. – Это знак расположения. Признайся. Ведь ты ухаживал за бедными служанками не только ради того, чтобы добраться до их госпожи. Ты скучал по нам? Мы по тебе скучали. Ты всегда нам нравился. А сегодня, когда ты появился на празднике, мы так изумились! Мы не ожидали, что ты способен на такое. Ведь тебе всего тринадцать.

– Мне почти четырнадцать, – поправил Влад, а Ивола рассмеялась:

– Хочешь, дам совет? – сквозь смех спросила она. – Перестань прибавлять себе возраст – и тогда будешь казаться взрослым. И перестань так смотреть.

– Как? – не понял Влад.

– Вот так, как сейчас, – продолжала смеяться Ивола. – Не надо таращиться и показывать, что ничего не понимаешь. Взрослые ведут себя иначе. Они всегда делают вид, что всё понимают, даже тогда, когда не понимают ничего. Вот когда ты спал, ты выглядел на шестнадцать, а сейчас…

– А когда придёт Сёчке? – перебил её Влад.

Ивола замолчала и как-то сразу погрустнела.

– Когда она придёт? – повторил княжич.

– Она не придёт, – сказала служанка.

– Она ведь обещала. – Влад разом вскочил на ноги и огляделся, будто надеялся увидеть невестку где-нибудь рядом, среди деревьев.

– Да, – печально повторила Ивола, тоже поднимаясь на ноги, – она обещала и потому прислала меня сказать, что не придёт. Не придёт совсем.

– Ты врёшь! – воскликнул Влад. – Она же согласилась прийти. Она сама сказала, чтобы я её ждал. Я не знаю, зачем ты врёшь, но…

– Да, я вру, – вдруг призналась Ивола. – Я вру. На самом деле госпожа не хотела, чтобы я сюда ходила. Она решила, что никуда не пойдёт, но и присылать к тебе никого не хотела. Она сказала, что ты посидишь тут один, сам всё поймёшь и утром уедешь. А мы упросили госпожу, чтобы разрешила тебя предупредить.

– Кто «мы»? – резко спросил княжич.

– Я, Чилла, Беке, Марика, Ануца и Лия, – сказала девица и на лице её отразилась досада. – Ты всё время забываешь про нас. А мы боимся за тебя. Мы боимся, что тебя схватят, если останешься здесь слишком долго. Мы просим тебя – уезжай.

– Ты что-то ей сказала… – пробормотал Влад и уже громко повторил: – Ты что-то сказала своей госпоже. Ты что-то ей сказала и всё испортила! Как это тебе удалось?! Ведь я же сам видел, что всё было хорошо. Сёчке хотела прийти. Она хотела. А теперь не хочет. Я спрошу её, почему.

– Не спросишь, – возразила Ивола. – Госпожа уже вернулась в замок. Тебя туда не пустят.

– Ты опять врёшь! Нагло врёшь! Сёчке в деревне, а не в замке! – воскликнул Влад и двинулся к коню, но Ивола схватила княжича за локоть и потащила назад:

– Не надо! Тебя схватят! На празднике осталась госпожа Эржебет и другие дамы. Если они тебя узнают, это будет очень плохо. Не езди!

– Пусти! – Влад одним резким движением высвободил локоть, развернулся к девице и очень зло произнёс: – Я просил тебя помочь, а ты всё испортила. Теперь я сам!

Ивола растерянно взглянула на него и вдруг заплакала навзрыд, закрыв лицо ладонями:

– Ну и езжай! Пусть тебя схватят! И пусть тебе будет плохо, как мне! Я из-за тебя ослушалась госпожу. А ты – дурак! Ты не помнишь, что она сделала после того, как ты признался ей в любви? Она запретила всем своим служанкам разговаривать с тобой. Строго запретила! И этот запрет по-прежнему в силе! Когда я сегодня к тебе подошла, я нарушила запрет. А ты вдруг попросил меня, чтоб я привела к тебе госпожу! Конечно, мне пришлось признаться ей, что я с тобой говорила. Госпожа, как услышала, так первым делом отругала меня. Она сказала, что, если бы я к тебе не подошла, тогда ей тоже не пришлось бы делать это.

– Она не могла так сказать, – твёрдо произнёс Влад, уже успев отвязать конский повод от куста. Княжич перекинул повод через голову коня и готовился сесть в седло.

– Она так сказала! – сквозь слёзы твердила Ивола. – Меня из-за тебя накажут. И я же ещё во всём виновата? Я во всём виновата, да?

Влад по-прежнему не верил, что Сёчке его обманула, но в словах Иволы заключалась доля истины. Княжичу стало стыдно за его резкие слова. Он действительно забыл, что невестка строго-настрого запретила всем своим шестерым служанкам разговаривать с ним, находиться с ним рядом и принимать от него подарки. Он забыл, а ведь присутствовал тогда в комнате. Он забыл и заставил Иволу нарушить запрет.

Княжич примотал повод обратно к ветке куста, подошёл к плачущей девице и попытался её утешить.

– Не плачь, – сказал Влад. – Я беру свои слова обратно. Ты не виновата. Значит, у меня с памятью плохо. Я забыл, что тебе было запрещено. Если б я помнил, то не стал бы тебя просить.

Ободряющие слова следовало подкрепить действием – взять за руку, похлопать по плечу или даже обнять, но Влад боялся сделать что-то не то и снова обидеть девицу. В других обстоятельствах он бы с удовольствием подержал её за руку и обнял покрепче, причём под любым предлогом – ведь обнимать девушек так приятно, но сейчас было как-то неловко.