Текст книги "Время дракона"

Между тем Ивола отняла руки от лица и взглянула на княжича. Из глаз у неё по-прежнему катились слёзы.

– Не плачь, – повторил Влад и с улыбкой вытер слезу, повисшую у Иволы на левой скуле. – Ну же! Не плачь. – Он вытер ещё одну каплю с правой щеки.

Девица никак не могла успокоиться, и поэтому её поведение казалось княжичу странным. «За неполный день она успела рассердиться, затем развеселиться, а теперь вдруг плачет, – недоумевал он. – Не много ли перемен за такое короткое время?» Ивола сердилась, когда встретила княжича в деревне, веселилась, когда его будила, а заплакала, когда он сказал всего пару резких слов, и продолжала плакать сейчас. «А почему сейчас-то плачет?» – не понимал Влад.

Это оказались ещё не все странности, которые его удивили – случилось и ещё кое-что странное, поскольку, вытирая девице слёзы, утешитель совсем не ожидал, что девица вдруг начнёт делать то же самое – легко проводить пальцами по его лицу. Зачем? Ведь он-то не плакал!

– Что ты делаешь? – спросил княжич.

– Ничего, – ответила Ивола, опустила руки и потупилась. – Пока ты спал на траве, у тебя лицо чуть-чуть испачкалось.

Влад вытерся рукавом:

– Теперь чисто?

– Чисто, – ответила Ивола. Голос у неё дрогнул, но она совладала с собой и не зарыдала снова.

– Я всё-таки должен спросить у твоей госпожи, почему она не пришла, – сказал Влад. – Она ведь по-прежнему в деревне?

Ивола помотала головой:

– Госпожи там нет. Она ушла. А сюда не явилась бы, даже если б хотела. Ты попросил её о том, чего госпожа никак не могла выполнить. Она должна оберегать свою честь.

– Но ведь я же не просил, чтобы твоя госпожа пришла одна, – возразил Влад. – Пусть она будет с тобой или с кем-то ещё.

Сказав это, княжич вдруг ухмыльнулся:

– А приходите всемером – Сёчке, ты и остальные. Я буду рад увидеть всех. Ты была права. Я скучал не только по вашей госпоже. Передай Марике, Ануце, Чилле, Лии и Беке от меня привет. Скажи, мне жаль, что я не увидел их на празднике. Жаль, что не довелось сплясать со всеми вами.

Ивола повеселела:

– Мне тоже жаль, что тебе нельзя остаться. Жаль, что тебе нельзя в деревню.

– Так приходите в лес! – ещё раз предложил Влад. – Вы же ходили сюда весной. Почему сейчас не можете?

Ивола перестала улыбаться и сделалась очень серьёзной:

– Сейчас госпожа очень боится уронить свою честь. Ты и все твои родичи стали врагами семьи Гуньяди, поэтому даже разговоры с вами предосудительны. Если господин Янош узнает, что моя госпожа втайне говорила с тобой, он скажет ей: «Ты не достойна своей семьи».

– Откуда ты знаешь, что скажет Янош? – удивился Влад.

– Так уже было, – пояснила Ивола. – Господин Янош сказал моей госпоже, что она потеряла часть достоинства, как потёртая монета.

– Так и сказал? – ещё больше удивился Влад. – Я думал, Янош свою сестру любит. Любимым сёстрам такого не говорят.

– Господин Янош может и не такое сказать, если речь о важных делах, – ответила Ивола. – Господин Янош сказал моей госпоже: «Ты потеряла прежнее достоинство, потому что больше не католичка». Госпожа обиделась и ответила, что оставила католичество по воле господина Яноша, ведь это он выдал её замуж, а господин Янош ответил, что причина не важна и что теперь надо найти моей госпоже нового мужа.

– Нового мужа? – Влад опешил.

– Да, нового мужа, – сказала Ивола.

– Ты что-то путаешь, – пробормотал княжич. – Ведь Сёчке – по-прежнему жена моего брата. Этот брак нельзя расторгнуть.

– Господин Янош не говорил о разводе, – сказала Ивола. – Господин Янош только сказал, что было бы хорошо, если б твой старший брат умер.

Влад застыл от удивления. Он никак не ожидал услышать подобное.

– Теперь понимаешь? – Ивола сделала шаг вперёд, взяла Влада за руки и заглянула ему в глаза. – Ты в большой опасности. Тебе нельзя в деревню. И нельзя приближаться к замку. Я не знаю, что господин Янош прикажет с тобой сделать, если поймает.

«А что Янош прикажет сделать?» – недоумевал Влад. Он считал, что в самом худшем случае окажется запертым в тёмном подвале или в высокой башне, а свободу получит только за большие деньги, или же его отцу придётся взять на себя некие обременительные обязательства. Ничего хуже княжич не предполагал и поэтому удивился словам Иволы, ведь из них следовало совсем другое. Ивола намекала, что Янош способен даже на убийство.

«Это всё девичьи страхи и глупости, – подумал Влад. – Янош сказал что-то про моего брата, а Ивола решила, что Гуньяди захочет меня убить? Янош не может поступить так, потому что так нельзя. Не настолько сильно мы враждуем». Отрок не заметил, что девица держит его за руки, а заметил только тогда, когда она отпустила их и сказала:

– Мне пора. И тебе тоже. Уезжай немедленно. Я передам госпоже, что ты уехал, а Чилле, Беке, Марике, Ануце и Лии передам твой привет.

Ивола повернулась, собираясь уйти.

– Подожди, – окликнул её Влад. По большому счёту из всей беседы он понял только то, что не увидится с невесткой, как бы ни старался. Понял, что если Сёчке и благоволила ему когда-то, то теперь всё заглушил страх перед гневом Яноша. Очевидно, невестка дала обещание прийти в лес только потому, что назойливый воздыхатель схватил её за руку и никак не хотел отпускать.

Сёчке соврала, чтобы высвободиться, но Влад поверил ей. Если бы княжич знал, что больше не увидит невестку, то прямо там, в переулке спросил бы её: «А почему ты не захотела уехать из замка три месяца назад? Тебе надоел муж? Или ты боялась, что я скажу кому-нибудь про поцелуй под деревом? Или тебе так сильно не нравилось жить в Тырговиште?» Влад уже не мог сам задать невестке эти вопросы и поэтому решил опять воспользоваться помощью Иволы.

– Подожди, – окликнул он служанку.

Она обернулась.

– Я хочу попросить тебя о последнем одолжении, – произнёс Влад. – Если тебе трудно это выполнить, то скажи прямо. Из-за меня ты и так ослушалась госпожу. Я не хочу тебе вредить.

– А что за одолжение? – участливо спросила Ивола. Казалось, она не хотела уходить и была рада, что её задержали.

– Ты можешь задать своей госпоже всего один вопрос и передать мне её ответ? Сходи в замок и спроси. Я подожду здесь. А когда получу ответ, уеду сразу, даже если ответ мне не понравится.

– Хорошо. – Ивола опустила глаза и грустно вздохнула. – Я спрошу. А что ты хочешь узнать?

– Почему три месяца назад она не захотела вернуться в Тырговиште? Почему осталась в замке?

– Хорошо. Я спрошу. – Ивола помолчала немного и добавила: – Ты сказал, что тебя устроит любой её ответ. Значит, если ответом будет молчание, ты должен будешь с этим смириться.

– А такой ответ возможен? – подозрительно спросил Влад.

– Да, – сказала Ивола, – поэтому если я не вернусь через два часа – уезжай.

Влад кивнул и уселся под дерево ждать, а Ивола пошла прочь.

Теперь княжич не заснул бы, даже если бы постарался. Он узнал слишком много всего, что следовало обдумать. Мысли носились в голове, как пчелиный рой. Влад думал о невестке и о том, что узнал про Яноша. Получалось, что Гуньяди не собирался мириться со своими румынскими родичами, однако Владу совсем не верилось в то, что Янош собрался разорвать родство с помощью убийства. «Разве можно делать такие серьёзные выводы, основываясь на словах пятнадцатилетней служанки?» – думал отрок, возвращаясь к этой мысли снова и снова.

«Зря или не зря я приехал? – рассуждал он. – Хотел встретить здесь тёплый приём, но не встретил. Вместо этого получил некоторые сведения, но стоило ли тратить ради них столько сил? К тому же, когда снова окажусь дома – меня не похвалят. Есть ли мне чем оправдаться? Если отец уже вернулся из Турции, то мне крепко достанется от него. Сказать ему или не сказать про то, что Янош желает Мирче смерти? Если скажу, отец меня простит… или поднимет на смех. Вдруг Ивола что-то перепутала? Государственные решения нельзя принимать, опираясь лишь на слова служанки».

Влад уже почти жалел, что сбежал из поместья боярина Нана. «Мой отец бы это не одобрил. И правильно, – говорил себе княжич. – Наверное, зря я решил сделать по-своему. Это всё змей виноват. Это он говорил, чтобы я сюда ехал. Вот я приехал. А что я получил от своей затеи? Даже с Сёчке толком не поговорил».

Вдруг отрок, сам не зная почему, вспомнил давние слова старшего брата, уверявшего, что незачем гоняться за знатными девицами, потому что простые ничем не хуже. Давний разговор с Мирчей всплыл в памяти ни с того ни с сего. А может, разговор вспомнился потому, что был связан с Сёчке?

Прошлым летом, когда состоялся этот достопамятный разговор, Влад витал в облаках. Впрочем, витал и сегодня. Витал в облаках и видел лишь то, что хотел видеть. Поэтому не заметил очевидного – Сёчке была совсем не рада, что деверь к ней приехал. А ведь деверь приехал по-рыцарски, преодолев столько опасностей! Она не обрадовалась, а ведь Влад во всём потакал ей! Он даже не лукавил невестке, когда говорил, что приехал лишь ради того, чтобы её увидеть.

Пусть до поездки ему хотелось не только увидеть, но и сделать с невесткой всё то предосудительное, про что даже упоминать не принято, но утром на празднике эти мысли улетучились. Лишь в лесу с Иволой, когда зашла речь о сбережении чести, мысли Влада приняли несколько иной оборот.

И вот теперь княжичу вспомнились слова старшего брата, который говорил ему вовсе не про красивые ухаживания, а про другие, насущные, вещи – говорил, что простые девицы ничем не хуже знатных. Это означало, что Ивола в определённом смысле ничем не хуже Сёчке. Ивола точно была не хуже!

Влад встрепенулся: «Ты спрашивал себя, зря приехал или не зря. Вот тебе и ответ! Ты приехал не зря, но может оказаться, что зря. Ты упускаешь то, что само шло в руки, а теперь его придётся догонять!»

Княжич резко вскочил, хлопнул себя по лбу и даже выругался вслух:

– Ну я дурак! Ну я дурак!

Через минуту он уже мчался на коне через лес, надеясь, что Ивола не успела уйти слишком далеко. Её удалось нагнать на выходе из леса. Она шла по дороге через поле. Шла медленно, опустив голову, а венок успела снять и несла в левой руке.

Влад перегородил девице путь и весело окликнул:

– Эй, Ивола.

Та остановилась, но голову не подняла.

– Я совсем дурак, – всё так же весело сказал княжич. – Я дважды попался на один и тот же обман. Сёчке сказала, чтоб я её ждал, и не пришла. И ты тоже решила так сделать? Ведь ты знала, что госпожа не отпустит тебя в лес во второй раз. Ты знала, что вернуться не сможешь, но сказала, чтобы я тебя ждал.

– Ты слушал невнимательно, – ответила Ивола. – Я сказала, чтобы ты меня не ждал.

– А давай притворимся, что она тебя отпустила, – продолжал княжич. – Давай притворимся, что ты вернулась и принесла мне ответ.

– Зачем это нужно? – спросила служанка.

Влад, спрыгнув с коня, подошёл к ней. Девица подняла голову, и Влад увидел, что глаза у Иволы опять красные, как будто она ревела всю дорогу, пока шла из леса.

– Скажи, что принесла ответ, – попросил княжич.

– И что будет? – спросила Ивола с полным безразличием в голосе.

– Скажи, что принесла ответ, и тогда я скажу, что уже не хочу его знать, – улыбнулся Влад. – Что бы твоя госпожа ни сказала, смысл один – она меня не любит. А если она меня не любит, то зачем мне её любить? Лучше я буду проявлять внимание к тем девицам, которым нравлюсь и которые ради меня нарушают запреты.

Княжич ещё раз улыбнулся, но Ивола так и не улыбнулась в ответ:

– Теперь уже поздно, – сказала она. – Я должна идти. А тебе нужно возвращаться за горы.

– Лишний час или два ничего не изменят, – возразил Влад. – Побудь со мной это время, Ивола. Я буду повторять твоё имя, пока ты не согласишься.

Княжич начал произносить имя девицы на разные лады – то просительно, то укоризненно, то с хитрецой, то восхищённо. Когда он произнёс восхищённо, Ивола вдруг повеселела и сказала:

– Если хочешь, я могу остаться с тобой больше, чем на два часа. Госпожа всё равно меня накажет. Ну и пусть. – Девица снова надела на голову венок из колосьев. – Зато сейчас у меня праздник.

– Сними венок, – попросил Влад.

– Он тебе не нравится? – удивлённо спросила служанка.

– Я хочу тебя поцеловать, а эти колоски будут лезть мне прямо в глаза, – сказал княжич.

– Нет, – лукаво отозвалась Ивола, которая теперь сделалась такой же весёлой, как была, когда разбудила Влада в лесу. – Я сниму венок, только когда мы вернёмся на поляну.

* * *

Государь Влад часто вспоминал о грехах юности именно тогда, когда слушал обедню. Порой он удивлялся сам себе: «Почему бы мне не проявить уважение к церковной службе? Почему бы не пресечь мысли о грехе и не подумать о спасении души?» Конечно, воспоминания о той давней поездке во владения Гуньяди и особенно воспоминания об Иволе были воспоминаниями о грехе. Влад понимал это умом, но вот сердце не соглашалось.

Влад ведь никого не обманывал и не принуждал. Он сделал то, на что Ивола сама его подбивала. А подбивала она потому, что была влюблена – сама ведь призналась:

– Знаешь, почему я заметила тебя на празднике, а другие не заметили? Я почувствовала. У меня вдруг всё сжалось внутри, и я поняла, что должна обернуться. И я обернулась. Я так рада, что ты приехал! Я рада, потому что… потому что… Ведь я тебе нравлюсь?

В лесу наедине она всё время спрашивала об этом:

– Я нравлюсь тебе? Я нравлюсь? – и Влад отвечал, что да, хоть и не мог сказать, что влюблён.

А Ивола была влюблена и потому соглашалась на то, от чего отказывались её подруги. Она соглашалась, хоть и понимала, что новое свидание невозможно. Служанка понимала, что её госпожа вряд ли когда-нибудь вернётся в Тырговиште. Ивола просила только об одном:

– Влад, уезжай и не возвращайся. А то тебя поймают.

Княжич уехал, но перед этим отсыпал девице пригоршню золота из своего кошелька:

– Возьми. Это тебе на дорогу в случае чего. Если поймёшь, что я сделал тебя беременной, приезжай ко мне. Я всем скажу, что ребёнок от меня, и ты сможешь остаться.

Иволу обрадовали эти слова, и поэтому Влад не чувствовал за собой вины. Может, он совершил что-то, чего не одобрит священник, но вот дед Влада, мудрый государь Мирча, понял бы своего внука. Дедова тень могла бы сказать: «Ну, что ж. Пусть юность возьмёт своё».

Мирчу прозвали Старый, потому что он правил долго, но старым этот правитель был не всегда. Мирча, которого запомнили как человека рассудительного, тоже пережил пору, когда чувства берут верх над разумом. Правда, эта пора немного запоздала. В юности дед Влада не имел возможности глупить, и потому юношеская глупость настигла его в зрелом возрасте. Мирча оставил после себя трёх сыновей, но только старшего родила законная жена. Среднего и младшего родила другая женщина, не связанная с Мирчей брачными узами4141
  Любовницей Мирчи стала венгерская дворянка Мария Толмаи.


[Закрыть]. Конечно, Мирча считал эту связь неразумной, но если бы он не сглупил, то не родился бы отец Влада.

Влад узнал про это как раз в тринадцать лет – узнал, и сразу многое сделалось ясно. Так вот зачем Мирча отправил среднего сына на службу к Жигмонду и женил на законной дочери своего соседа, молдавского князя! Мудрый Мирча стремился исправить свой опрометчивый поступок – хотел, чтобы незаконный отпрыск обрёл могущественных покровителей и смог бы устроиться в жизни не хуже законного отпрыска.

Если судить по христианским правилам, Мирча совершил грех, но Влад мог лишь благодарить деда за этот грех, ведь если бы дед не грешил, то ни отец Влада, ни сам Влад не жили бы на свете. И вот княжич пошёл по стопам деда.

* * *

Побег к венграм стал для Влада самым крупным проступком всей юности. Этот проступок княжичу вспоминали долго, причём за побег пришлось расплачиваться, претерпеть не одно наказание, а в первую очередь беглеца наказали страхом.

Вернувшись в поместье боярина Нана, княжич очень удивился и встревожился, не застав там никого из родных. Управляющий имением, вышедший навстречу сразу же, как Влад появился во дворе усадьбы, поклонился отроку с небывалым почтением и произнёс:

– Ой, как славно, что ты вернулся, господин! Ой, как славно! А мы-то стали надежду терять.

– Где мои братья? Где отец Антим? Где мачеха? – спросил недавний беглец, слезая с коня и передавая повод некоему слуге.

– Как же долго тебя не было! – повторял управляющий, ведя княжича по двору. – Мы обыскались. Ой, обыскались. А ты сам нашёлся.

– Я должен дать знать своим, что вернулся, – повторял княжич, оглядываясь по сторонам.

– Конечно, должен. – Управляющий пригласил войти в некую боковую дверь.

Влад зашёл и даже не успел спросить, почему в помещении темновато, как вдруг услышал – дверь за спиной резко захлопнулась, и взвизгнул засов.

– Посиди пока здесь, господин, – сказал управляющий. – Ты уж прости, что запираю тебя, но мне так велено. Это чтоб ты снова не убежал. А твои родичи уехали в другое место. Давно уехали.

С этими словами управляющий удалился, а княжич, когда глаза привыкли к полумраку, понял, что заперт в пустом амбаре, где почему-то стояли кровать, стол и стул. Свет проникал сюда только через окошки, устроенные под самым потолком. Они оказались такими маленькими, что отрок не смог бы просунуть в них даже голову, так что весь амбар был похож на настоящую тюрьму, а довершали сходство крепкие стены, сложенные из бруса, очень прочный пол из толстенных досок и не менее прочный потолок.

Влад сразу понял – из этого амбара лазейку не найдёшь, крышу или стену не пробьёшь и подкоп не выроешь – поэтому недавний беглец даже не пытался ничего предпринять. Целых три недели он просидел взаперти, не зная, что сталось с его родными. Владу ничего не говорили, поэтому он мог только гадать, что произошло: «Неужели Нан сделался-таки предателем и отдал сыновей своего прежнего государя в руки Басарабу?»

Через три недели приехал сам Нан. Как только Влад, по-прежнему сидевший в амбаре, услышал скрип засова и увидел, что дверь отворяется, то подскочил к выходу и тут же оказался вынужден отпрянуть. В дверь по-хозяйски ввалился Нан и встал перед княжичем, уперев руки в бока и загораживая ему свет.

– Ну что? – степенно спросил боярин. – Набегался? Где был-то?

– Не скажу, – резко ответил Влад. – А где мои братья? Где отец Антим? Куда они уехали?

– Не скажу, – так же резко ответил Нан.

– А где мой отец? Он вернулся?

– Не скажу, – повторил Нан, будто издевался.

– Что тебе нужно? – продолжал спрашивать Влад. – Почему ты велел меня запереть? А моих родичей ты тоже велел запереть? Ты предал моего отца?

– А зачем тебе знать? – спросил боярин.

– Я хочу знать! – крикнул Влад, топнув ногой и сжав кулаки.

– Мы тоже хотели знать, куда ты подевался и что с тобой сталось, – ответил боярин и вдруг распалился, начал махать ручищами. – Ну? Изведал на своей шкуре, что значит неведение?! Изведал?! Ты хоть знаешь, скольких людей подверг этой пытке?! Сосунок! Когда ты пропал, мы тебя везде искали. Всю округу взбудоражили. А я ночей не спал. Я же обещал твоему отцу, что ни один волос не упадёт с твоей головы. Знаешь, что твой отец сделал бы со мной, если б ты не нашёлся?!

– Мой отец вернулся? – снова спросил княжич.

– Нет, – резко ответил боярин. – Но он вернётся рано или поздно, и когда он вернётся, я скажу ему, что тебя надо высечь хорошенько.

Княжич видел, что правая рука у Нана так и порывается отвесить беглецу хорошую оплеуху, однако жупан не мог тронуть княжеского сына.

– Будь ты моим сыном, – сказал боярин, – я бы сам тебя высек. Дурак! Нашёл время бегать! Ты хоть понимаешь, что натворил? Из-за переполоха, который тут случился после твоей пропажи, тайное сделалось явным. Всем стало известно, что в усадьбе гостит не семья моего побратима, а семья государя Дракула. Мне пришлось перевезти твоих братьев, мачеху и остальных в другое место. А теперь говори, где был!

– Не скажу, – ответил Влад. – Скажу только отцу, когда он вернётся.

Нан не мог заставить княжича говорить. И наказать телесно тоже не мог, поэтому зарычал от бессилия:

– Посидишь здесь ещё ночку, – сказал боярин. – А завтра велю отвезти тебя к твоим братьям.

С этого дня жизнь Влада стала ограничиваться множеством запретов, которые, по большому счёту, не могли помешать новому побегу, но были унизительными. Например, княжич не мог больше сам править конём. По дороге в новое поместье Влад просто сидел в седле, держась за луку, а его коня тянул за собой на верёвке один из слуг Нана, привязавший эту верёвку к хвосту своей лошади.

По приезде княжич очень радовался, снова увидев родных, но радость от воссоединения омрачалась тем, что на новом месте за Владом постоянно кто-нибудь присматривал. Княжичу больше не полагалось уезжать из усадьбы одному – кто-то обязательно должен был брать его на поруки.

Обычно за недавнего беглеца поручался Мирча, которому Влад всё-таки рассказал, где пропадал:

– Проще съездить за горы, чем добиться чего-нибудь от местных девиц, вот я и поехал. Там, за горами, по мне скучали. Помнишь служанок своей жены?

Влад, конечно же, не сказал, что ездил ради Сёчке, а также умолчал о том, что услышал от Иволы насчёт Яноша. Владу просто не верилось, что Янош желает смерти своему зятю, и пусть Гуньяди много раз говорил, что люди по природе своей неблагодарны и быстро забывают добро, но это вовсе не обязательно означало, что Гуньяди сам таков и что он забыл всё хорошее, что связывало его с румынскими родичами. «Когда Янош говорил, что большинство людей неблагодарны, то усмехался, – напоминал себе Влад. – Если усмехался, значит, не одобрял таких людей. А если не одобрял, значит, не хотел быть на них похожим». Вот почему княжич ничего не сказал старшему брату про Яноша Гуньяди, а поведал лишь о девицах:

– Ивола скучала больше всех, – принялся рассказывать Влад, не в силах сдержать довольную ухмылку, однако старший брат, как только узнал, где болтался младший, тут же обозвал его дураком.

Тем не менее прозвучало это совсем не так, как из уст Нана. В слове «дурак», сказанном Мирчей, чувствовалось уважение. Наверное, в глубине души старший брат одобрял эту глупость и сам охотно куда-нибудь сбежал бы, ведь местные деревенские девицы вели себя как недотроги, а он, пытаясь уломать их, терпел одну неудачу за другой.

Деревенские «курицы» улыбались, смеялись шуткам, плясали вместе с Мирчей на очередном деревенском празднике, но дальше этого дело не шло. Даже Влад при всём своём малом опыте сумел понравиться им больше – сумел понравиться, потому что рассказывал истории.

Оказалось, умение рассказывать унаследовал от отца только он, а старший брат – нет. Конечно, Мирча тоже мог рассказать, но девицы редко когда слушали его, затаив дыхание. Старший брат говорил рублеными фразами, да и рассказывать ему было почти не о чем. Последние годы он мало учился книжной премудрости, потому что заседал на советах с отцом. А вот Влад, в своё время оставшийся один на один с учителями, знал много историй. Например, про амазонок.

Слушательницы поначалу смеялись и говорили, что даже в древности не могло уродиться таких женщин, которые не желали никого обшивать и обстирывать, с детства учились стрелять из лука и метать копьё, а при появлении врагов сами выступали в поход. Владу поверили лишь тогда, когда он объяснил, что про амазонок говорится в греческой книге и что слово «амазонки» тоже греческое.

– Ну, если у греков так сказано, то, может, и правда, – согласились девицы и тут же начали спрашивать: – А что у греков сказано ещё?

Отрок, знающий то, чего не знает даже деревенский священник, вызывал удивление, поэтому девицы всё чаще повторяли:

– Влад, расскажи нам что-нибудь.

– А как вы со мной расплатитесь? – хитро спрашивал тот.

– А мы тебе песенку споём, – простодушно отвечали просительницы.

«Вот дуры!» – думал Влад и искренне сочувствовал старшему брату, вынужденному иметь дело только с этими «курицами», которые своей глупостью в конце концов довели Мирчу до того, что он сделался мечтателем.

Это выглядело подозрительно, ведь старший брат с детства не был склонен витать в облаках. Даже в Сигишоаре, когда сильный дождь принуждал оставаться дома, Мирча не глазел в окно, а находил себе занятие – например, учил младшего брата свистеть. В Тырговиште, если стояла ненастная погода, Мирча донимал своих наставников по воинскому делу – расскажите, где и как воевали. И вот теперь он сделался другим, потому что мог два часа кряду сидеть на верхней ступеньке крыльца и жевать соломинку, а если слышал вопрос о причине своей задумчивости, то неизменно отвечал:

– Наведаться бы в Тырговиште. Там по мне скучают.

– А поехали к речке, – говорил Влад. – Сегодня у речки местные соберутся – плясать будут.

– Поехали, – лениво отвечал мечтатель. Он не очень хотел ехать, но понимал, что младшего брата не отпустят туда в одиночку.

Однажды поздно вечером, когда братья возвращались домой после долгих гуляний, Мирча, глядя вверх на занимающиеся звёзды, тихо сказал:

– В Тырговиште меня кое-кто ждёт.

– Кто? – спросил Влад.

– Должна ждать, – уверенно повторил старший брат. – Сама говорила, что ждать будет. Но я вернусь – проверю. Перед тем как к ней идти, спрошу всех её соседей, что делала, пока я отлучался. Если узнаю чего эдакое, тогда она у меня попляшет…

На этих словах Мирча грозно сдвинул брови, но, взглянув на брата, тут же расплывался в улыбке:

– Ты не думай. Это я так. Она хорошая. Ждать будет. Меня любит. Это видно. По всему видно. Это только с женой мне не повезло. Вот женил меня отец! На полудохлой курице женил! Знаешь, как жена меня встречала, когда я к ней ходил? Придёшь, а она как будто уснула, и никак её не расшевелить. Я сначала думал, все такие. А оказалось – нет.

– А имя скажешь? – спросил Влад.

– Имя?

– Ну, вот этой, которая в городе живёт. Как её зовут?

– Это я тебе не скажу, – улыбнулся Мирча, – а то ещё решишь её сыскать. А она только для меня. Если имени не будешь знать, тогда не найдёшь.

– Да не буду я искать! – небрежно ответил Влад. – Зачем мне с тобой ссориться?

– Она сирота, – продолжал рассказывать старший брат, – с дедом и бабкой живёт. У них дом. С него и кормятся. Пока я не появился, они постояльцев пускали. Там три комнаты, и все были заняты, а хозяева в кухне спали.

– А повстречал где?

– Она сама ко мне подошла, когда я по городу болтался. – Мирча снова улыбнулся. – Подходит и спрашивает: «Приезжий?» Я говорю: «А что?» Она отвечает: «Если человек озирается, как ты, значит, приезжий. Нашёл, где жить-то? А то вот комната есть, недорого». Я говорю: «Ну, пойдём, посмотрим комнату». Так и узнал, где эта курочка живёт. От комнаты я, конечно, отказался, но стал в дом ходить.

– А тебя пускали? – удивился Влад.

– Там из-за постояльцев всегда калитка была открыта, – пояснил Мирча. – А дом бедный – ворам брать нечего. Я заходил и смотрел, как эта девица по хозяйству хлопочет. Если в город шла, я тоже шёл. Вёл с ней разговоры, а она меня не прогоняла. И шутила. Говорила: «Мы с тобой соседи, потому что ты возле моей юбки живёшь». Она почти сразу всё поняла, сметливая. Говорит: «Ты не приезжий. Ты города не знаешь, но не приезжий. Ты сын богатых родителей, которые тебя никуда не пускали».

– А дальше? – спросил Влад.

– Я начал подарки дарить, – продолжал Мирча. – Её дед сначала на меня шумел, но я с ним поговорил серьёзно, сказал, кто я и что внучку не обижу. Тот присмирел.

– А дед ей сказал, кто ты?

– Я сам сказал. – Мирча в очередной раз улыбнулся. – А немного погодя колечко подарил, но признался, что меня давно женили. Она поплакала, конечно, но колечко взяла. А её деду и бабке я дал золота полный кошелёк и сказал, что у них постоялец теперь я один и чтоб прекращали в кухне спать. Ну, они поняли, что теперь их внучке надо в отдельной комнате постелить. А дальше как-то само собой всё случилось. Обещала ждать. Посмотрим, как слово сдержит…

Эта простая история, рассказанная старшим братом, оказалась для младшего неожиданным открытием. Всё это время Владу не давал покоя давний разговор у колодца, когда Мирча рассказывал, зачем ходить в город и как сойтись с девицами. «Значит, тогда, у колодца, старший брат привирал!» – вдруг понял Влад. Мирча говорил о девицах так, словно их у него много, а на самом деле водил знакомство только с одной. Брат нашёл такую девицу, которая ему нравилась, и не менял её на других.

Владу стало легче оттого, что истина открылась, ведь теперь он начал думать о брате лучше, чем думал, пока не знал правду. Главное, что чувство досады на всё и вся, появившееся после достопамятного разговора возле колодца, исчезло. Наконец разрешилось мучительное противоречие!

Великий государь Мирча когда-то сказал, что братья не должны ссориться, но Влад нарушал эту заповедь, испытывая к брату тайную неприязнь. Причиной неприязни было то, как Мирча обходился с Сёчке. А теперь получалось, что старший брат оказался прав. Да, Мирча не проявлял особой теплоты к супруге, потому что тянулся к посторонней девице, но к одной-единственной, а не к множеству других. «Что здесь плохого? – думал Влад. – Возможно, он даже любит ту девицу, но не признаётся сам себе». А вот Сёчке, вне всякого сомнения, кокетничала с младшим братом своего мужа только от скуки. Она желала ухаживаний, желала чувствовать чужое восхищение, и не так уж ей было важно, кто восхищается.

Размышляя об этом, Влад наконец-то выбрал – выбрал неосознанно, но всё же выбрал. Он встал на сторону брата, перестав сочувствовать невестке, а когда выбор оказался сделан, то изменилось отношение не только к Сёчке, но и к её венгерской родне. В прежние времена Янош Гуньяди казался княжичу примером для подражания. Теперь же мнение у Влада изменилось. Гуньяди, по большому счёту, оказался ничуть не лучше короля Жигмонда. Конечно, Янош в отличие от короля отличался острым умом, но самодовольства у Яноша было даже больше, чем у короля.

Весь образ мыслей у Влада изменился. Отрок больше не судил сгоряча, не клеймил позором всех подряд. Даже жупанов больше не хотелось называть изменниками и отравителями. «Не такие уж они коварные, если заботятся о тебе и не допускают, чтобы ты попал в руки Басараба», – думал княжич. Даже Нан показался ему заботливым, несмотря на историю с амбаром.

Турки, которых Влад прежде считал жестокими и жадными, тоже предстали в новом свете. «Они ведь обещали вернуть отцу власть, то есть обещали помощь, а разве так ведут себя жестокие люди?» – рассуждал отрок. Одно в них было плохо – турецкое гостеприимство казалось очень навязчивым.

Поначалу Мирча и Влад думали, что отец вернётся от султана скоро, но затем поняли – родитель правильно опасался, что задержится в гостях надолго. Это стало ясно в середине осени, когда имение посетил посланец от боярина Нана. Проверив, не сбежал ли кто снова, посланец рассказал, что идёт война турок с венграми и что было важное сражение, в котором Гуньяди победил некоего Шехабеддина – главного начальника над всеми турецкими землями в Европе4242
  Победа Яноша Гуньяди (Хуньяди) над турецкой армией, возглавляемой Шехабеддином-пашой, случилась на территории Румынии, в верховьях реки Яломицы в июле (возможно, в сентябре) 1442 года.


[Закрыть].