Текст книги "Время дракона"

В прежние времена отец досадовал, если приходилось вспоминать о той злосчастной войне, когда он «провожал» турецкое войско в земли венгров. Родитель печалился именно потому, что обманул венгерских жителей, которых поклялся защищать. А теперь он обманул даже не венгров, а своих собственных подданных и радовался этому. Конечно, Влад понимал, почему же отцу пришлось соврать про свою жизнь у турок. Княжич и сам бы на отцовом месте поступил бы так, ведь иначе пришлось бы объяснять каждому встречному, что католик Янош оказался злее султана-магометанина. «Ну да, отец соврал. С кем не бывает!» – успокаивал себя княжич, и всё же перемены в отцовом поведении мешали есть, пить и плясать на пиру, забыв обо всём.

На другой день после окончания дворцовых празднеств отец привёл старших сыновей в свои покои, затворил двери и, убедившись, что никто из слуг не слышит, сказал:

– Теперь я могу открыть секрет, как мне удалось сторговаться с султаном и забрать у него детей жупанов.

– Можешь? – сразу встрепенулся Мирча, который ещё в лагере возле Дуная стремился выпытать у отца эту тайну, но так и не выпытал, хотя приставал с расспросами не один раз.

– Да, теперь могу, – повторил родитель и вдруг сделался грустен. Казалось, что он предпочёл бы не рассказывать об этом вовсе, но был должен.

Влад обратился в слух, а отец тяжело вздохнул и произнёс:

– Султан отдал мне сыновей жупанов, потому что вместо этих детей я обещал султану привезти к его двору двух своих. – Родитель совсем не гордился такими словами и виновато потупился. Он больше ничего не говорил и ждал, что скажут сыновья, но по всему было видно, что их слова ни на что не повлияют, ведь обещание, данное султану, не получилось бы взять назад.

Владу на мгновение показалось, что родитель обезумел: «Своих детей? Добровольно? Как это возможно? И ради чего? Ради того, чтобы жупаны-старожилы сделались благодарными и начали беспрекословно слушаться?»

Владу показалось, что он до сих пор совсем не знал своего отца и только сейчас обнаружил, к чему тот стремился. До сих пор княжич был уверен, что для родителя есть вещи поважнее власти – такие вещи, которыми ни за что не пожертвуешь. Превыше всего отец ценил семью. Ведь ради жены и своих будущих сыновей он поступился честью храбреца и сбежал из Тырговиште от своего дяди. Ради жены отец снова поступился честью и поклонился Жигмонду, забыв, что король чуть не сгноил его в тюрьме за ничтожную провинность.

А вот теперь получалось, что стремление к власти заглушило другие чувства. Ради этой власти родитель был готов отдать всё. Ранняя смерть матери вдруг показалась княжичу очень странной. Насколько Влад помнил, мать болела редко, а вот государыней не прожила и пяти лет. Отец как будто пожертвовал женой, прямо не сознавая этого, но всё же её смерть стала платой за власть. А теперь, уже прекрасно сознавая, что делает, родитель пожертвовал двумя сыновьями. «Кого ещё он отдаст прежде, чем очнётся от безумия, которое им овладело?!» – подумал Влад и впервые за всю жизнь, глядя на отца, испугался его.

Мирчу отцовская новость ошарашила точно так же, как Влада. Наверное, старший брат ожидал услышать всё, что угодно, но не это. Влад видел лицо брата и был почти уверен, что сам выглядит точно так же – растерянным. А вот родитель не видел лиц сыновей. Он по-прежнему стоял, опустив голову, и ожидал возражений или вопросов.

Меж тем Влад, когда первый испуг прошёл, попытался найти в отцовском решении разумное зерно и даже оправдать это решение. «Ведь ты сам недавно видел турок возле Дуная, – сказал себе княжич. – Ты пришёл к выводу, что они не такие уж и страшные. Ты видел, что у них на службе много христиан и что все эти христиане живы-здоровы. Значит, жить у турок вполне можно. Совсем недавно ты был в этом уверен. А теперь что же? На попятную? Только потому, что тебе предстоит доказывать свою правоту на собственном примере?»

В первую минуту Влад подумал, что решение отца безумно, но теперь стал убеждать себя, что родитель не отправил бы сыновей туда, где им будет грозить опасность. «Ведь он и сам только что вернулся от турок, где жил, как дорогой гость, – напомнил себе княжич. – А теперь, судя по всему, мне предстоит занять его место. Ну и чего же тут бояться? Я займу! Я готов!»

Четырнадцатилетний отрок вдруг устыдился своего страха. Устыдился ещё и потому, что вспомнил давнюю историю о том, как отец – в то время ещё не князь, а только соправитель – отвозил султану дань. «Отец считал это ответственным поручением и не отказывался, – вспомнил Влад. – Ведь отказаться – означает испугаться, а трусость – это позор». И вот теперь история повторялась. Владу предстояло пережить такие же приключения, которые переживал его родитель в ранней молодости. «Я похож на отца не только внешне, но и судьбой», – в очередной раз сказал себе Влад, и теперь предстоящая поездка к туркам почти что радовала. Ведь она сделала бы отца и сына ещё более похожими.

И тут княжич вспомнил, что родитель сказал лишь о том, что отправит к султану двоих сыновей, но не назвал имена.

– Отец, а кто поедет? – спросил Влад и даже поймал себя на мысли, что окажется немного разочарованным, если не услышит своё имя. Получилось бы, что все волнения были зря.

Отец не знал об этих мыслях сына и продолжал чувствовать вину:

– Я обещал тебя, Влад, – печально произнёс родитель. – Тебя и твоего младшего брата Раду. А взамен султан отпустил заложников и одолжил мне войско. К счастью, Басараб оказался достаточно умён, чтоб убраться из моей столицы. А если б не убрался, тогда войско, которое я привёл, отправилось бы брать Тырговиште. Хорошо, что этого не понадобилось, но я всё равно должен расплатиться с султаном за услугу. Должен.

Влад посмотрел на Мирчу и увидел, что тот испытывает большое облегчение, хоть и пытается это скрыть. Старший брат явно думал: «Хорошо, что поеду не я», – однако Влад не сердился на брата за такие мысли. Младшему даже хотелось утешить старшего и сказать: «Помнишь, отец рассказывал нам, как был соправителем своего старшего брата и отвозил султану дань? А теперь я сделаю почти то же самое для тебя. Я поеду к туркам. Это правильно. Так и должно быть. Я должен ехать, а ты – остаться».

– И… и когда мне ехать к туркам? – спросил Влад.

– Не очень скоро, – сказал родитель, стремясь успокоить сына. – У султана сейчас другая забота. Ему не до нас.

– А что сейчас заботит султана? – спросил Мирча.

– У султана может быть только одна забота – война,– отвечал родитель. – Янку доставляет ему много беспокойства. – Он посмотрел на обоих сыновей. – Вы ведь помните, что Янку грезил о большой войне с турками? А помните, что Янку победил некоего Шехабеддина, турецкого военачальника?

– Помним, – отозвался Мирча.

– Помним, – отозвался Влад.

– Так вот благодаря этой победе Янку наконец-то сумел найти союзников для своего предприятия. Раз он победил в большой битве, теперь все стремятся присоединиться к его армии. Состоится крестовый поход. Крестоносцы соберутся из многих стран. Будут ляхи, богемцы, немцы и даже, как я слышал, витязи из Франции.

– А мы будем участвовать?

– Нет, – сказал отец, – Янку с нами по-прежнему в ссоре и не отдаёт нам свою сестру. Поэтому мы в поход не пойдём4444
  С 22 июля 1443 года по январь 1444 года длился так называемый Долгий поход Яноша Гуньяди в турецкие земли. В походе участвовали сербы, поляки, чехи, а также немецкие и французские рыцари. Дракул-старший со своим войском в этом походе не участвовал.


[Закрыть].

– А ты не боишься, что Янку придёт к нам со своим войском? – спросил Влад.

– Не придёт, – покачал головой родитель. – Ему, как и султану, не до нас.

– Ты уверен? – спросил Мирча.

– Да. – Отец кивнул. – Уверен. Ведь Басараб отправился прямиком к Янку просить войско, но Янку не даст, потому что бережёт своих воинов для большого дела.

– Ты уверен? – повторил Мирча.

– Уверен. – Родитель снова кивнул. – Я уверен, потому что знаю больше, чем ты. Я знаю, что Янку будет воевать с султаном, а мы сможем остаться в стороне от этой войны. – Он на секунду задумался и вдруг произнёс, обращаясь к Владу: – Посмотрим, чем она закончится, а после этого примем решение, которое даст нам наибольшие выгоды. Может так случиться, что ты и Раду не поедете к султану вовсе. Не думай сейчас о турках. Сейчас думать незачем. Будущее слишком изменчиво, чтобы загадывать так далеко наперёд.

Княжич ничего не ответил, но по голосу родителя, излишне успокаивающему, понял, что отец опять обманывает. Конечно, в этом обмане не было злого умысла. Отец просто хотел, чтобы сын не тревожился, и всё же Владу сделалось досадно: «Неужели это ручные дьяволы научили отца врать?» – подумал он.

* * *

Старший Дракул говорил об изменчивом будущем, желая успокоить сына, а сын считал, что отец обманывает. Теперь же, много лет спустя, сын изменил мнение: «Те слова были не так уж далеки от истины. Ведь грядущее и вправду изменчиво… и не только далёкое грядущее, – думал он. – Порой я не могу предугадать даже то, что случится прямо сейчас. Вот я подъезжаю к селению, рассчитываю быстро разобраться с судейством и отправиться дальше, а на деле получается, что я задерживаюсь больше чем на два часа – ведь именно так случилось в Отопень. Хоть бы не случилось снова». Так рассуждал младший Дракул, приближаясь к селению Петрешть.

Селение это располагалось слева от дороги, среди полей и пастбищ, открытое для обзора со всех сторон. Оно ярко белело среди зелёных равнин и по виду напоминало многие другие селения. Домики с серыми крышами из дранки, плетёные изгороди и раскидистые кроны фруктовых садов выглядели очень обычно, а чуть дальше, за селением вилась такая же обычная река, кое-где скрываемая прибрежными зарослями кустов и рядами тополей, нарочно высаженных у берега, чтобы укрепить почву. И всё же эта обычная река притягивала взгляд, искрясь на солнце, поэтому всякий путешественник, любуясь её течением, волей-неволей обратил бы внимание на широкий деревянный мост, перекинутый через реку, и на большой дом возле моста, окружённый забором-частоколом. Это был пост таможенной охраны.

Пост не случайно устроили именно в Петрешть, ведь дальше, на другом берегу виднелась опушка тёмного леса. Это был совсем не такой лес, как возле Отопень. Здешний лес раскинулся широко. В нём водились и вепри, и волки, и много ещё кто. Там могли завестись даже разбойники. Вот потому и появился возле леса таможенный пост – для спокойствия проезжающих.

Здесь купцам предоставляли охрану, помогавшую безопасно проехать мимо леса до деревни Тынкэбешть, а в Тынкэбешть находился ещё один таможенный пост, где торговцев передавали новой охране, провожавшей их на городскую ярмарку в Плоешть.

Конечно, купцы могли объехать опасный лес заранее, но объезжать пришлось бы по просёлочной дороге, где одни ямы и колдобины. По просёлочной дороге купеческие возы ехали бы медленнее, да и путь оказался бы длиннее, поэтому до ярмарки они добрались бы позже. Вдобавок на просёлочной дороге чаще ломались бы оси, а починка – это трата денег. Вот и получалось, что купцам лучше было двигаться по большому тракту, который шёл прямо, как стрела.

За избавление от хлопот, связанных с путешествием по ярмаркам, торговцы платили князю сбор – отдавали десятую часть со всякого груза и всякой поклажи. Пошлина взималась лишь однажды, а дальше купец получал бумагу-удостоверение и вооружённых провожатых, однако некоторые купцы считали, что десятая часть – это слишком много и что от разбойников они оборонятся сами, поэтому путешествовать лучше окольными путями. Зная об этом, таможенники очень радовались, если им встречались купеческие возы, возле которых не было вооружённых провожатых, имеющих на одежде особый знак в виде жёлтого орла. Если купец ехал без таких провожатых, это означало, что он ещё нигде не заплатил пошлину и что с него можно требовать сбор.

– Как же ты, голубчик, до сих пор никому не попался? – радостно спрашивали купца таможенники. – А ну покажи, что везёшь. Сейчас мы сосчитаем, сколько ты нам должен.

Свободными от пошлины считались только жупаны и, конечно, государь, но в Петрешть даже они задерживались у реки, потому что на мосту поперёк проезда была навешена тяжёлая цепь, которую не сразу уберёшь. Когда через реку ехал государь, этой вынужденной заминкой, возникавшей на его пути, всегда пользовались люди, желавшие попросить о суде, а Влад знал об этом и потому не пытался ускорить себе проезд, не отправлял вперёд себя слугу поторопить таможенников.

«Нет разницы, насколько расторопно они уберут цепь. Всё равно придётся сначала разбирать дело, а уж затем пересекать реку», – думал государь, вполне готовый разобрать одну тяжбу, но лишь одну, и поэтому, приближаясь к Петрешть, он всякий раз окружал себя конниками, приказывая им перестроиться.

В нынешний раз, когда Влад подъехал к реке, на другом берегу стоял обоз из нескольких телег, запряженных волами. Таможенники явно были заняты, но, несмотря на занятость, заметили князя скоро, засуетились.

Тем временем дорогу правителю начали перегораживать просители, поджидавшие возле моста. Люди, только что топтавшиеся на обочине, теперь высыпали на середину тракта, и опять Влад увидел холщовую одежду, а кафтанов не увидел. Единственное, что казалось странным в этой толпе, так это избыток черноты. На каждом виднелось что-нибудь чёрное – безрукавка, юбка, рубаха, платок, а несколько человек были сплошь в чёрном.

– Государь! Государь! Выслушай и рассуди! У нас важное дело! Очень важное! – закричали люди, а пока они кричали, с другой стороны реки поспешно явился таможенный начальник, невысокий и упитанный человек средних лет, одетый в коричневый кафтан с нашитым на правом рукаве жёлтым орлом.

Самой примечательной чертой в этом человеке казались холёные тёмные усы, подкрученные кверху, будто в подражание государю, и по этим усам государь сразу узнал подражателя:

– Ага! Это ты, Титу, – проговорил Влад, а Титу, пользуясь тем, что узнан, пробрался сквозь строй княжеских конников, прикоснулся к княжескому стремени и тихо сказал:

– Государь, дозволь молвить слово. Я кратко.

По лицу таможенника ясно читалось, что он возлагает большие надежды на этот разговор, поэтому Влад разрешил:

– Если кратко, то я слушаю.

– Тебе сейчас жаловаться будут на меня, – зашептал Титу. – Я покойницу задержал. А люди недовольны и говорят, что произвол это. А как я могу пропустить, если на покойнице столько золота…

– Покойницу? – Правитель удивлённо поднял брови.

Меж тем просители, которые прекрасно видели, как таможенник пробрался к князю, начали возмущаться:

– Государь! Пусть Титу за нас не говорит! – крикнул кто-то. – Мы жаловаться на него хотим. Он творит произвол. Государь, дозволь рассказать нам. Мы все пришли к тебе с общим делом.

– Богатая покойница, – между тем шептал Титу. – Богатая, потому что вся в золоте. Значит, может пошлину заплатить. А люди говорят, что я жадный.

– Государь! – продолжали кричать в толпе. – Выслушай сперва нас! Несправедливо, если Титу всё расскажет первый!

– Государь, они наверняка задумали провести меня, – твердил таможенник. – Они пошлину платить не хотят. Они…

Меж тем змей-дракон, усевшийся возле ног хозяйского коня, широко улыбался, слушая, как происходит борьба за государево внимание. Что-то подсказывало Владу, что дьявол больше сочувствует таможеннику, пытавшемуся первым рассказать дело, однако тварь старалась не выдать своих предпочтений. Она лишь прошипела:

– Не останавливай их, хозяин! Пусть спорят! Слушать их так забавно!

– Забавно? – мысленно спросил Влад. – А мне не забавно.

– Хозяин, но ты же любишь послушать споры, – возразил дракон. – Вспомни, как забавно бранились те двое братьев, которые делили поле своего отца. Тебе поначалу понравилось слушать. Ты не сразу рассердился на них.

«Нет, хватит с меня на сегодня перебранок», – решил Влад и, приняв такое решение, крикнул таможеннику и просителям:

– Хватит! Замолчите все!

Все сразу замолчали, но при этом Титу досадливо вздохнул, а просители на дороге преисполнились надежд.

– Как я понял, – произнёс Влад, обращаясь к толпе просителей, – вы уже выбрали дело, которое хотите предложить мне для разбора?

– Выбрали! – хором грянула толпа, причём многие начали кивать головами. – Выбрали, государь! У нас такое дело важное! Очень важное!

– А кто истец?

– Да все мы!

– А кто же будет рассказывать дело?

Люди помялись немного, толпа начала переглядываться, загудела, и наконец кто-то произнёс:

– Пускай старая Виша рассказывает. Виша расскажет, государь!

– Пропустите её, – приказал Влад, и государевы охранники привычно посторонились, открывая княжескому взору всю толпу.

Из толпы к правителю выступила маленькая старушка в чёрном платке и чёрной безрукавке. Вся остальная одежда была светлой, а чёрными вещами эта женщина, очевидно, разжилась по случаю и не носила их постоянно.

– Я расскажу, государь, – с поклоном произнесла она.

– А почему дело рассказывает женщина, если есть мужчины? – усмехнувшись, спросил Влад.

– А потому что я сама нездешняя, – ответила Виша, слегка пришепётывая. – Я в другом селе живу. Меня на похороны позвали, вот я и пришла. Проводить покойницу пришла. Как пришла, так и уйду. Мне не страшно, если здесь на меня обидятся. – Старушка гордо вскинула подбородок и с высоты своего небольшого роста смерила взглядом сначала таможенника, а затем сельчан. – Я скажу всё как есть. Вот староста, священник и таможенный начальник никак не могут решить, как покойницу через мост перенести. Втроём не могут решить! Вот до чего дошло!

– А зачем нужно переносить покойницу через мост? – спросил князь.

– Затем, что она сама так хотела, – ответила старушка.

– Быть перенесённой через мост? – не понял Влад.

– Она хотела, чтоб её в другом селе похоронили, откуда она родом, – продолжала объяснять старая Виша. – Хотела вместе с матерью на погосте лежать. Через мост к тому селению дорога короткая. Вот вчера должно было случиться погребение. И не случилось. Не случилось по милости вот этого самоуправца. – Рассказчица ткнула пальчиком в сторону таможенника Титу. – Он сказал: «Через мост не пропущу!» А до этого говорил, что пропустит. Нарочно ведь у него спрашивали, можно ли будет покойницу перенести. Сказал, что можно. А как дошло до дела, так раскричался, руками замахал и переносить запретил.

– А почему запретил? – спросил князь.

– Так ведь… – хотел было вмешаться Титу, но государь остановил:

– Погоди. Дойдёт и до тебя черёд.

Старушка ехидно улыбнулась и сказала:

– А он требовал: «Платите пошлину!» И такую пошлину заломил, что ой-ой-ой. Раньше, когда мы приходили насчёт покойницы-то, разговору про пошлину не было. Говорил: «Ничего с вас не возьму». А как до дела дошло, то заломил такую пошлину, что ой-ой-ой. Поэтому пришлось нам обратно воротиться и справлять поминки по покойнице, которая ещё не похоронена.

– Государь, а что, если они все хитрецы? – спросил таможенник, решивший всё-таки встрять и выразить своё мнение. – Что, если они надели на покойницу золото лишь для того, чтоб перенести это богатство через мост без пошлины? Они не станут хоронить её в золоте. Они оставят золото себе или продадут.

– У тебя есть основания так полагать? – спросил государь.

– Я таможенник и я знаю, как люди могут извернуться, лишь бы пошлину не платить, – уверенно произнёс Титу.

– Ладно, мы выясним это, – пообещал правитель и обратился к старушке: – Значит, покойница до сих пор не предана земле?

– До сих пор, – кивнула старая Виша. – Мы решили, что подождём тебя, государь, и ты решишь это дело, потому что никто другой решить не берётся. Помоги нам, государь! А то ночью страшно даже задремать. Покойница и так уже недовольная. Вчера вечером один глаз приоткрыла! Один глаз приоткрыла и не закрывает, всё смотрит. Вроде как спрашивает: «Когда хоронить-то будете?» – Виша перекрестилась, а вслед за ней и вся толпа.

– Страшно, значит? – уточнил Влад.

– Страшно. Ох, страшно! – тут же подхватила Виша.

– А кто же прошлой ночью бдел возле гроба? – спросил государь. – Или вы оставили покойницу без присмотра?

– Да как можно! – воскликнула Виша. – Я бдела, государь. Я же и бдела. А если ещё одну ночь бдеть придётся, тогда я не знаю…

– Страшно, значит? – повторил Влад.

– Страшней, чем перед тобой стоять, государь.

– Титу творит произвол! – вдруг крикнул кто-то из толпы, а остальные подхватили: – Слишком много власти взял! А из-за него у нас тут засуха будет! И мор!

– Это мы ещё посмотрим, – отмахнулся таможенник.

– А у тебя на таможне крысы заведутся! – крикнула Виша.

– Не заведутся! – крикнул в ответ Титу.

– Заведутся, – ехидно улыбнулась старушка.

– Да хватит пугать, старуха, – презрительно взглянул на неё таможенник.

Видя, что государь не очень понимает, о чём перепалка, Виша пояснила:

– Крысы всегда приходят к тому, кто у покойников крадёт. А Титу решил покойницу обобрать. Вот дождётся он! Ох, дождётся!

Змей-дракон слушал эти крики с явным удовольствием:

– Неужели не весело, хозяин? – прошипел он.

– Нет, не весело, – мысленно отвечал Влад. Может, недавно князь и веселился, слушая перебранку двух братьев, деливших поле, но сейчас, слушая перебранку селян с таможенником, правитель с каждой минутой становился всё грустнее. Хорошее настроение, которое более-менее сохранялось у него с того времени, когда он слушал обедню, исчезло, а на смену пришла тоска.

Младший Дракул уже понял, кто здесь виноват, и из-за этого понимания чувствовал безысходность. «Судишь, судишь, а мир лучше не становится, – подумал Влад. – Это всё равно что бросать орехи на чердак вилами. Бросать орехи на чердак вилами – так говорят крестьяне, когда видят пустую трату сил, ведь сколько ни черпай, сколько ни бросай, орехи всё равно внизу. Лишь один или два по чистой случайности залетят в чердачное окно».

Государь обречённо вздохнул и обратился к таможенному начальнику:

– А теперь, Титу, расскажи мне ещё раз, почему с покойницы надо взимать пошлину.

– Так золото же на ней! – воскликнул Титу.

– Ну и пускай. Это же покойница. Разве с неё может быть спрос?

– Так ведь золота много! – с жаром воскликнул таможенник. – Очень много. Если б столько золота вёз купец, я бы взял с купца пять золотых. Пять золотых, государь!

– Пять? – Влад даже подумал, что ослышался. – Пять золотых с сельских жителей? Это же годовой налог с пяти зажиточных крестьянских дворов.

– Я знаю, – кивнул Титу.

– А не многовато ли? – в словах государя содержался явный намёк, но Титу ничего не замечал.

– Так ведь золота много! – повторил таможенник. – Перстней пять штук. А на голове убор с подвесками, с цепочками. Я всё это взвесил, и вышло, что пять золотых надо платить, потому что так положено. Положено платить, государь. Ведь если через таможню везут деньги, надо брать с десяти монет одну денежку. Если везут рыбу, то из десяти рыбин одна рыбина идёт в счёт пошлины. Если муку, то с каждого воза отмеряется десятая доля. Так почему же я не должен брать пошлину за золото, пусть даже надетое на покойницу? Если покойница такая богатая, что её хоронят в золоте, то пусть платит!

– А чего ты кричишь? – вдруг спросила старая Виша.

– Я не кричу, а говорю как есть, – ответил Титу.

– Вот и вчера так же кричал! – с ехидством заметила старушка. – Кричал: «Пусть платит! Пусть платит!» Сперва чинно себя вёл. Сам открыл нам мост, а как увидел золото, так будто помешался. Все повторял: «Ой, золота сколько! Ой, много!» Заставил все украшенья с покойницы снять, чтоб на весы положить. Вот до чего дошло! Где ж это видано, чтоб покойников раздевали прямо на похоронах?! И не пропустил нас. Священник взялся было его увещевать, а Титу упёрся. Тогда взялся увещевать староста, но и тут дело не решилось.

– А может, лучше совершить похороны на здешнем кладбище? – спросил у старушки государь.

– Нет, государь. – Она уверенно помотала головой. – Мы так сделать не можем. Покойница ясно сказала, где хоронить. Хочет лежать рядом с материнской могилой. А если положим не там, вдруг осердится? Нашлёт на нас засуху или мор.

– А если без золота хоронить? – предложил Влад, хоть и предвидел, что ответит Виша.

– Без золота тем более нельзя, – строго сказала та. – Покойница в этом золоте выходила замуж и думала, что передаст эти украшенья дочерям. А дочерей не родилось – только сыновья. Конечно, она могла передать снохам или внучке, но не захотела, а захотела взять золото с собой. Это воля покойницы, и не нам судить. Наше дело – волю выполнить.

– А не жалко золото зарывать? – спросил государь.

– Жалко, – раздалось на переднем крае толпы. Там стоял мужчина, на котором всё было сплошь чёрное, кроме рубахи и обмотков на ногах. – Жалко. А что делать? Желание покойницы – закон. Нельзя её обирать. А то заведутся у нас крысы и сгрызут всё в доме. Нам такого не надо! Уж лучше мы золото зароем.

– Золото зарывать жалко, но и пошлину платить жалко, – заметил князь.

– А мы, может, и заплатили бы как-нибудь, – сказала старая Виша, и опять в её голосе появилось ехидство. – Может, и заплатили бы, если б нам об этом сказали заранее. А сейчас, после такого позора, который на мосту был, мы не согласны! Кто ж так пошлины собирает! Вот погоди, Титу! Вот накажет тебя покойница за то, что ты её через мост не пустил!

– Нечего меня пугать, старуха! – осклабился Титу. – Если б всё, что мне пророчат, сбывалось, я давно уже провалился бы вместе с таможней к чертям в самое пекло.

Влад внимательно оглядел толпу:

– А староста и священник сейчас здесь?

– Здесь! – зашумела толпа. – Здесь они! Здесь.

Прошла минута или две, и к государю вышли те, про кого он спрашивал. Староста был в наглухо застёгнутом чёрном кафтане, а священник в чёрной рясе, и этот чёрный цвет чем-то роднил людей, выглядевших совсем по-разному.

Старостой оказался крупный пожилой человек с серой окладистой бородой, а священник был совсем старенький, щупленький, с редкой седой бородёнкой, которая казалась клочком белой овечьей шерсти, случайно осевшей на щеках и подбородке.

– Доброго тебе дня, государь, – хором сказали староста и священник.

– Вам тоже доброго дня, – ответил правитель. – А теперь скажите мне, как вышло, что покойница осталась без погребения.

Наверное, староста и священник подумали, что князь разговаривает с ними не строго, а участливо – ведь на государевом лице сохранялось грустное выражение. Наверное, старосте и священнику казалось, что правитель удручён нарушением святого христианского обычая, предписывающего погребать покойных на третий день. «Разве могут найтись другие причины для печали?» – наверное, думали эти двое, но если бы они высказали свой вопрос вслух, то Влад мог бы задать им встречные вопросы.

«А что, если меня опечалила ваша глупость? – мог спросить младший Дракул. – Ведь она так велика, что от неё нельзя отмахнуться! Благодаря вашему примеру человеческая глупость кажется мне неистребимой. Я грустен, потому что вспомнил о силе глупости. Я много лет не могу понять, почему глупость берёт верх над человеческим разумом даже тогда, когда речь заходит о самых важных вещах, касающихся жизни и смерти. Ладно бы, вы сглупили в другом деле, менее важном, но ваше дело касается жизни и смерти, а вы всё равно ведёте себя, как дураки. Почему?»

Влад мог бы спросить старосту и священника об этом, но не стал, ведь они всё равно не ответили бы, а только лепетали бы что-то, страшась государева гнева.

– Так почему покойница до сих пор не погребена? – спокойно спросил государь, обращаясь в первую очередь к старосте.

– Так мы решили подождать твоего суда, государь, – ответил староста.

Тогда Влад обратился к священнику:

– Отче, а как же ты согласился ждать? Ведь тебе полагалось бы воспротивиться. Покойников положено хоронить на третий день, и ты должен следить за этим.

Священник, потирая правой рукой левую, будто пытаясь смыть старческие веснушки, отвечал:

– Так ведь на таможне вышла заминка. Я говорил, что можно похоронить на нашем кладбище, а люди не захотели. Что я должен был делать?

– Но ты пытался договориться с таможней? – спросил государь.

– Пытался, – кивнул священник.

– А почему не вышло? – продолжал спрашивать Влад. – Может быть, ты не сказал на таможне всех слов, которые мог бы сказать? Что ты там говорил?

– Я просил, чтоб нас пропустили, – принялся рассказывать священник, погладив бородёнку, – но мне сказали то же, что и другим. Мне сказали, что надобно заплатить денег, и тогда не будет препятствий. Что же я мог на это ответить? Ведь в церковном ящике нет золота, и тем более нет пяти золотых. Что я мог ещё сделать? Я предлагал похоронить покойницу на нашем кладбище, а люди не захотели. Не захотели. Что я мог ещё сделать?

– Что сделать? – государь усмехнулся. – К примеру, ты мог бы пригрозить таможеннику небесными карами и сказать, что не допустишь его к причастию целый год, если будет мешать похоронам. Ведь отказать в причастии – это в твоей власти. Почему ты не пригрозил?

– Как же я мог? – Священник сделал такое лицо, будто не доверяет собственным ушам и потому сомневается, что государь спросил про угрозы. – За что отказывать в причастии, если Титу исправно посещает нашу церковь и великих грехов за ним не водится? Он даже приношенья делает. Вот недавно кадильницу подарил.

Тогда Влад посмотрел на старосту:

– А ты почему не смог договориться с таможней?

– А что я мог? – начал оправдываться староста. – Как же я мог? Ведь таможня принадлежит тебе, государь, и я не имею над ней власти.

– Да, – согласился Влад, – но ты мог бы договориться на таможне, чтоб вас пропустили в долг. Ты мог бы признать этот долг, а после попросить меня, чтобы я его отменил. Я всё равно судил бы это дело, но покойница оказалась бы уже похоронена.

– В долг? – озадаченно переспросил староста. – Нет, государь, я не мог так поступить. Ведь тогда Титу мог бы сказать, что я его обманул – обещал деньги и не заплатил. Такие разговоры – прямая дорога к ссоре, поэтому я не стал обещать ему ничего. Однако я сделал, что мог. Я пришёл и спросил Титу, почему он не хочет пропускать покойницу через мост, а Титу мне ответил, что надобно заплатить денег, и тогда не будет препятствий. Я не нашёл что возразить.

– А ты не думал пронести покойницу другой дорогой? – спросил Влад. – Разве в соседнюю деревню можно попасть только через таможню?

– Можно по-всякому, но… – замялся староста, – идти в обход таможни – это же плохо. Государь, ведь ты сам наказываешь иноземных купцов, если они пытаются делать так. Ты отбираешь у них товары и предаёшь эти товары огню. Да и нашим здешним купцам выходит очень накладно тебя обманывать. Я слышал об этом – слышал, что ты в таких случаях очень гневаешься. Сказать по правде, мне кое-кто предлагал положить покойницу в лодку и переправить через реку на лодке, но я сказал, что так не годится.

– А разве покойница – это товар? – спросил Влад, и по всему было видно, что рассуждения старосты кажутся правителю нелепыми. – Или ты скажешь, что золото на ней – это товар?