Текст книги "Моя бесстрашная героиня"

Визит онколога-радиолога

Каждый последующий день приносил худшие новости. Новых симптомов не было, зато старые усилились. На четвертый день пребывания в больнице Марину проконсультировал онколог-радиолог. Доктор была красивой женщиной средних лет, принадлежавшей к той редкой категории врачей, главной функцией которых состоит в помощи людям, которые ступили на узкое минное поле между жизнью и смертью. Поздоровавшись с Мариной, она сказала, что пришла обсудить с ней план действия по отношению к злокачественной опухоли в ее мозгу. Так как ей приходилось делать это ежедневно, с непроницаемым лицом, на котором не отражалось никаких эмоций, с безукоризненным профессионализмом эта доктор сказала, что единственным существующим методом лечением опухоли головного мозга Марины может быть только радиотерапия. Марина, настороженная и на удивление здравомыслящая, слушала врача с большим вниманием, и, когда та сделала паузу в своей речи, голосом, лишенным каких бы то ни было эмоций, спросила ее о том, что требовалось от нее в данной ситуации.

– Этот вопрос я собиралась обсудить с вами завтра, – ответила доктор, – но, поскольку вы задали мне его сегодня, давайте обсудим его прямо сейчас. У меня к вам один единственный вопрос: согласны ли вы на курс радиотерапии?

– Расскажите мне, пожалуйста, более детально о побочных эффектах радиотерапии, – слабым голосом, но удивительно твердо и рационально попросила Марина.

– Именно с этим я и хотела вас ознакомить, – ответила онколог, и лицо ее приняло серьезный вид. При всем своем профессионализме она не могла скрыть того, что у нее было на уме. – Да, я должна вам сказать, что у метода облучения мозга существует много побочных эффектов. Облучение рентгеновскими лучами действует на аппетит, вызывает тошноту; у вас будет ощущение, словно голова зажата в тиски. Могут быть головные боли, головокружения, вы будете чувствовать слабость и крайнюю утомляемость. Однако самый нежелательный эффект облучения – это потеря памяти. Мы пользуемся специальной терапией против этого, но каждый пациент реагирует на нее по-своему. Гарантировать позитивный результат мы не можем.

– Понимаю, – Марина, которая была при полном сознании, продолжала говорить слабым, но решительным голосом. – Так вот оно как. Значит я – в конце пути. Тем лучше. Да, тем лучше. Я не хочу превращаться в зомби, я хочу оставаться собой, Мариной, до конца. После 13 лет лечения пришло время попрощаться с миром. Я готова.

Слова Марины ударили меня, словно тяжелый кирпич. Все, что мне сейчас оставалось – это распрощаться с надеждой долгих лет. Как ни крути, медицина бессильна помочь моей жене и остановить процесс невозможно.

Когда радиолог ушла, Марина была усталой, и невидимая нить, которая соединяла нас столько лет, становилась все тоньше и тоньше. В палате стояла тишина. Любые слова были неуместны. Марина уходила из мира живых в мир неизвестный и, весьма возможно, она уходила в мир ангелов.

Незабытая

Вскоре после того, как ушла онколог-радиолог, Марину пришла навестить доктор Миллер. При виде знакомого лица Марина приободрилась и дважды улыбнулась во время разговора. Это была слабая улыбка, но настоящая, и не последняя. Марина была сильной женщиной, она гордо противостояла внутреннему процессу разрушения ее организма. Метастазы головного мозга могли забрать у нее жизнь, но они не были в силах отобрать ее ум и ее мужество.

Глава 5
В хосписе

К последнему берегу

Следующий день ознаменовался еще одной печальной, но предсказуемой новостью. Во время утреннего обхода после того, как Марина подтвердила, что она отказывается от дальнейшего лечения, лечащий врач сообщил, что завтра он планирует выписать ее из больницы. И в заключение с его губ сорвались роковые слова «со следующего дня».

Я пытался держать себя в руках и при этом понять, что практически означает решение доктора? Если Марина, будучи пациентом хосписа, завтра прибудет в наш дом, это означает, что ей будет нужна помощь медсестры и ее комната должна быть снабжена специальным медицинским оборудованием, таким как электрическая больничная койка, стульчак и различное другое медицинское оборудование. Когда я спросил лечащего врача обо всех этих и других необходимых компонентах ухода, он успокоил меня и заверил, что у компании, оказывающей услуги хосписа, этот процесс налажен, и завтра они предоставят все необходимое оборудование.

Когда Марина заснула, я позвонил женщине, которая готовила Марине еду, и объяснил ей ситуацию. Я был очень рад, когда она согласилась помочь в организации хосписа на дому.

Марина проспала час, а когда она проснулась, то стала говорить не о том, что она думает по поводу предстоящего пребывания в хосписе, а о практических вещах, за которые она не переставала чувствовать ответственность. Эта женщина долга в день до поступления в хоспис в первую очередь спросила меня, как я себя чувствую и ел ли я сегодня, проинструктировала, какие счета я должен оплатить и какие продукты нужно купить на завтра.

Чем больше я думал о хосписе, тем больше я волновался по поводу организации необходимых услуг хосписа у нас на дому. Это было не потому, что я чувствовал себя измотанным за последние жуткие дни и не был уверен, смогу ли положиться на постороннюю помощь, это все было решаемо. Главная проблема была связана с моей профессией и моей индивидуальной чувствительностью. Будучи врачом и желая сделать для жены все, что в моих силах, я знал по предыдущему опыту, что, ухаживая за Мариной, что бы я ни сделал, этого будет недостаточно, чтобы я не испытывал патологическое чувство вины, что я не сделал для нее всего того, что нужно было сделать. Я постоянно буду чувствовать вину за то, что в последние часы жизни моей жены, я не смог обеспечить ей тот уровень ухода, какой она заслуживала. Как никогда раньше, я почувствовал уместность совета, который с незапамятных времен давали врачам – никогда не лечите своих родственников, тем более самых близких. Я был уверен, что невозможность обеспечить степень совершенства в наилучшем уходе за Мариной попросту убьет меня физически и морально. Со временем, однако, сомнения оставили меня, и я решил, что выхода нет и я должен сдаться на волю судьбы.

На пути в хоспис

В тот же день, ближе к вечеру в палату к Марине позвонила медсестра компании хосписа Journey Саге, что приблизительно переводится на русский язык как «Заботы во время [последнего] путешествия», и сообщила, что все необходимое оборудование и материалы будут доставлены ко мне домой завтра утром.

Поблагодарив медсестру, я сказал, что моя жена находится в критическом состоянии и что я ни за что на свете не могу оставить ее в больнице одну. Если ее завтра выпишут, она будет дома не раньше, чем после полудня. Тем временем, чтобы поддерживать ее физически и морально, я обязан быть рядом с ней в больнице, а позже в санитарном транспорте, когда ее будут транспортировать домой. Получается, что, когда доставят медицинское оборудование, в моем доме некому будет открыть дверь, пока мы не явимся домой.

Медсестра перебила меня на полуслове и сказала, что она свяжется со мной в ближайший час.

В 3 часа дня, когда Марина заснула после того, как я тщетно пытался уговорить ее поесть, в палату вошла медсестра службы хосписа Journey Саге. Представившись, она сказала, что вместо того, чтобы звонить, она решила прийти сама.

– Вы не будете возражать, если сегодня вечером мы перевезем вашу жену в хоспис, который располагается при Rush University Medical Center? – спросила она меня.

Есть Бог на свете! О, да, да есть Бог на свете! Бог услышал мое самое потаенное желание. О том, что предложила мне медсестра, я не смел даже мечтать. Ухаживать дома за уходящей из жизни Мариной, видеть, как на моих глазах жизнь покидает ее и постоянно сомневаться в том, сделал ли я всё правильно, меня это просто бы убило. Обеспечить моей дорогой жене и моему лучшему другу наилучший из возможных уходов было для меня светлой мечтой. Знание того, что 24 часа в сутки она будет обеспечена профессиональным уходом в отделении, специально предназначенном для людей, находящихся в таком же состоянии здоровья, как она, было для меня одним из наилучших подарков, какие я когда-либо получал во время всей жизни. Я от всего сердца поблагодарил медсестру, не подозревавшую, насколько я был благодарен ей за ее предложение. Перед уходом она в деталях объяснила мне, как практически произойдет перевод Марины в новую больницу.

Когда медсестра ушла, я, как мог деликатно, разбудил Марину, которая сейчас уже находилась в двух мирах – в одном из них был я, а другой был выше моего познания – и объяснил ей, что было запланировано на сегодняшний вечер. Хотя клешни безжалостного и неукротимого рака не переставали сжиматься над ее уходящей жизнью, моя героиня меня внимательно выслушала и понимающе кивнула мне в ответ.

К вечеру пришло время готовиться к переезду в хоспис. Впервые в жизни приготовлениями к переезду занималась не Марина, а я. Пришла медсестра, чтобы отключить IV установку, которая Марине больше никогда не должна была понадобиться. Лежавшая неподвижно в постели моя верная супруга по-прежнему была прекрасной в моих глазах. В этот день она не страдала от боли, не испытывала никаких неудобств, и ее разум был нисколько не замутнен. Еще много лет спустя она могла бы быть здоровой и сильной женщиной, если бы не рак.

Диспетчер скорой помощи позвонил мне и сказал, что через час приедет машина, чтобы забрать Марину в хоспис. Что касается меня, я должен ехать на своей машине. Диспетчер объяснила мне подробно, как добраться туда, куда отвезут Марину.

Те, кто был на моем месте, поймут, как сердце разрывается на мелкие куски, когда твой партнер по жизни, с которым было проведено много незабываемых лет, отправляется в последнее путешествие, откуда еще никто не возвращался. Я чувствовал себя в положении тех, кто был бы рад, если бы судьба забрала их самих, но не их любимого человека.

Было уже темно за окном, когда парамедики вошли в палату. На бледном лице Марины не было и намека на страх и беспокойство. Подчинившись судьбе, она была спокойной и усталой, и только ее глаза говорили о том, что ее незаурядный ум светел и чист.

Парамедики, две молодые сильные женщины, легко и заботливо переложили Марину с кровати на каталку.

– Место, куда мы забираем вашу жену, трудновато найти, – сказала одна из парамедиков перед тем, как забрать Марину из палаты – но вы не волнуйтесь, мы подождем вас у здания больницы. Постараемся вас не потерять.

Перед тем, как техники увезли Марину, я подошел к ней, и мы обменялись коротким поцелуем. Парамедики с Мариной исчезли в глубинах больничных коридоров, а вместе с ними полностью исчезла и Надежда, которая не покидала меня с тех самых пор, как 13 лет назад Марина беспечно сообщила мне о том, что она говорила по телефону с радиологом по поводу подозрительной опухоли в тканях ее левой груди. Неумирающая надежда сменилась чувством того, что я должен покориться судьбе и делать всё, что от меня потребуется. В то же время я старался думать как можно меньше о том, что ждет моего друга в ближайшем будущем.

Пункт назначения достигнут

Была уже поздняя ночь 25 октября 2018 года, за 10 дней до смерти Марины, когда скорая помощь подъехала к зданию больницы, где находился хоспис JourneyCare. С разрешения охраны я незаконно припарковался на улице и скоро вошел в хоспис, куда в этот момент парамедики вкатывали каталку с Мариной. Мое внутреннее напряжение от нескончаемых мыслей о том, что ждет Марину и меня в ближайшем будущем, ослабло, когда в комнату вошли медсестра-филиппинка и нянечка-афроамериканка. Эти женщины были воплощением человеческой заботы в действии. Через день я узнал, что отношение к пациентам этих медицинских работников далеко не были исключением. В отделении хосписа, предназначенном для облегчения страданий пациентам, уходящим из жизни, царила атмосфера любви и заботы. Во время приема Марины в отделение медсестра и нянечка говорили с моей женой тоном, который можно назвать не иначе, как уважительно-материнским. Они детально рассказали мне об этом новом для нас месте. К сожалению, они упустили очень важную деталь о парковке, что в дальнейшем стоило мне много сил и энергии. В последующем отношение персонала к Марине и ко мне, ее мужу, было таким, словно все мы были членами одной дружной семьи.

Даже в этот заключительный период в жизни Марины она не утратила свой жизнеутверждающий характер. В создавшейся ситуации, когда занавес опускается над человеческой жизнью, у этой женщины было две заботы технического характера: первая – знать, где ее мобильный телефон и зарядка к нему, и вторая – убедиться в том, что кнопка вызова медсестры или нянечки была под рукой. Даже здесь, в последней станции отсюда и в вечность Марина мужественно и без колебаний оставалась верной своему принципу полнокровно жить одним днем и не заботиться чрезмерно о том, что принесет день завтрашний. Эта концентрация на проблемах текущего дня заслоняла ее многие годы от решения прекратить нескончаемую битву с раком. Даже в хосписе, глядя внимательно на медиков, объяснявших ей новое медицинское решение, глазами, в которых не угасал живой разум, она переспрашивала их, когда что-нибудь недопонимала.

На следующий день я узнал, что JourneyCare – это одно из отделений большой компании, которая арендует помещение у больницы. JourneyCare была независима от Rush University Medical Center и, имея свой собственный персонал, работала по собственным правилам.

Хоспис – это последнее пристанище, где живая тайна человеческой жизни медленно или стремительно превращается в другую, неведомую нам реальность. Дизайн отделения был тщательно продуман. Главной идеей дизайна палат была забота не только о пациентах, но и о тех, кто за ними ухаживает, – о членах семьи, партнерах, друзьях. В отделении было 10 палат, все просторные и с большими окнами. Необыкновенная ширина удобных матрасов на больничных койках позволяла близкому человеку лечь рядом с пациентом, обнять ее или его, обменяться теплом человеческих тел с тем, кто отправлялся в последний путь. Простыни, наволочки и одеяла сияли чистотой, а на полу не было ни пылинки. Для удобства близких, родственников и значимых для пациента людей, которые хотели проводить с больным долгие часы, палата была оснащена специально спроектированной кроватью, которая легко складывалась в дневное время. Внутри этих складных кроватей был щедрый запас свежего белья, а в случае его необходимости его выдавали безотлагательно в любых количествах.

Хотя здоровье пациентов хосписа было в критическом состоянии, палаты здесь, как и в других отделениях больницы, были оснащены современным оборудованием. Дизайнеров не смущало то, что пациенты хосписа – к сожалению – были не в состоянии оценить окружающую их обстановку. Планировка отделения обеспечивала максимальный комфорт и удобство для пациентов и тех, кто их посещал, но, самое главное, она подчеркивала уважение к человеческой жизни. Примечательная обстановка хосписа не была результатом государственных бюрократических предписаний, она была результатом усилий тех, кто проектировал отделение, тех, кто хотел лишний раз подчеркнуть уважение к святости человеческой жизни людей всех возрастов, рас, и полов, дань, которую смерть не в силах отобрать.

Внимание, которым окружили Марину в день приема, было выше похвал, и я надеялся, что оно останется таким же в дальнейшем. Вечером, когда Марина удобно устроилась в своей кровати, медсестра спросила, не хочет ли она есть. Когда Марина ответила, что, может быть, она поест позже, сестра повернулась ко мне и задала мне – посетителю – тот же вопрос, лишний раз демонстрируя искреннюю заботу не только о пациентах, но и о тех, кто заботился о них.

Утомленная переездом, Марина крепко спала. Я разложил кровать и тоже уснул.

Утром состояние Марины не изменилось. Судя по внешности, нельзя было сказать, что она была пациенткой в хосписе. Цвет лица был удовлетворительный, жизненные показатели – нормальные, только дыхание было слегка учащенным. Она по-прежнему хорошо ориентировалась во времени, пространстве и ситуации. Но самым замечательным в её трагической ситуации оставался ее светлый ум. В ее состоянии было необычным думать и переживать о внешнем мире, но она продолжала задавать вопросы, что всегда ее интересовали: о детях, о близких друзьях, о моем самочувствии. Услышав, что в семье все хорошо, она замыкалась в своем мире. Медленно и, для неопытного наблюдателя, незаметно в мире и покое она плыла по Реке Времени к берегам универсального исхода человеческой жизни.

Меня радовало, что медсестра и нянечка утренней смены следующего дня были такими же хорошими и профессиональными, как и вчера. Я ощущал большое счастье, что в эти трагические времена Марина находится в надежных и добрых руках. Позже я не один раз убеждался, что весь персонал хосписа прекрасно исполняет свои обязанности. Избранные люди, даже среди медиков, обладают способностью ежедневно функционировать нормально, имея дело со смертью своих пациентов и с горем их близких. Нормальным людям, и медикам в том числе, невозможно не ощущать скорбь при виде ежедневно умирающих людей. При всём при этом, как это ни было удивительно, ни один из членов персонала не проявлял знаков депрессии, связанной с их нелегкой работой. Как раз наоборот. Все медсестры, нянечки и вспомогательный персонал были радостны и дружелюбны. Они не скрывали, что они были духовно удовлетворены своей миссией. Фигурально выражаясь, их сердца горели желанием облегчить страдания пациентов. Секрет такого отношения нельзя записать в правилах и инструкциях. В этом уникальном медицинском учреждении, где происходили драматические сцены, во время которых люди расставались с жизнью, медицинский персонал, вдохновленный избранной ими миссией, не терял прочной и нерасторжимой связи с торжеством жизни. Эти поистине необыкновенные люди добровольно избрали служение детям, женщинам и мужчинам в последние дни и часы их жизни. По роду их профессии медицинский персонал иногда по нескольку раз в день ежедневно был активным участником сцен горя и скорби. Только особые люди способны полностью отделить работу, где каждый день они сталкиваются со смертью, с ходом нормальной повседневной жизни.

В первые дни поступления в хоспис Марина всё ещё была достаточно сильна. Она все еще ела мало, но самостоятельно и с минимальной помощью могла медленно дойти до туалета.

На встречу с вечностью

Я не хотел зря тревожить Марину и говорил с ней как можно меньше. Теперь наше общение сводилось к нескольким словам в день. Невзирая на это, Марина сохранила свою удивительную способность отвечать на телефонные звонки близких, словно это была ее святая обязанность. Как всегда, она не хотела отягощать других людей своими проблемами. Месяцы спустя после ее ухода из жизни, я узнавал от разных людей, что, оказывается, она звонила им из хосписа, пока я отлучался из палаты. Она не говорила тем, кто был на другом конце провода, что звонит попрощаться, а просто говорила о том, как она их любит и как они важны в её жизни. Присущее ей чувство долга можно оценить по тому, как внимательна она была к своему главному инструменту для коммуникации: казалось, что невидимая нить связывала её с мобильным телефоном. Она крепко сжимала его в руке, словно это была пуповина, соединявшая ее с миром, который она скоро покинет. До последних дней жизни она не забывала самостоятельно заряжать свой телефон.

Нежелание Марины принимать пищу было результатом ее постоянной тошноты и изжоги. Теперь уже не химиотерапия, а прогрессирующий злокачественный процесс постоянно отравлял ее организм. Когда лечащий врач прописал ей Haldol, новое лекарство против тошноты и изжоги, меня это немало удивило, поскольку из предыдущего опыта я знал, что Haldol был ничто иное, как психотропный препарат. Теперь же я узнал, что это лекарство является благословенным средством для помощи людям на пороге смерти, оказавшимся жертвами боли, тошноты и изжоги. После того как сестра первый раз вколола его Марине, к моему величайшему облегчению, тошнота и изжога уменьшились настолько, что она даже смогла проглотить небольшое количество еды. Однако за все хорошее в нашей жизни нужно платить. Haldol помог Марине с ее нежелательными симптомами, но сделал ее намного более усталой и сонной. Когда она немного поела и закрыла глаза, мне трудно было сказать, спит она или нет.

Со временем у меня появилась возможность более подробно узнать, как устроено отделение хосписа. Все комнаты располагались радиально, по одну сторону периметра большего просторного холла. Помимо палат, по этому же периметру, но по сторонам периметра находились разные офисы. Эти комнаты использовались врачами, духовенством, психиатрами, медсестрами и нянечками.

Большая комната на этаже служила просторной кухней отделения. Кухня была необычной и заслуживает более подробного описания. То, как она функционировала, указывало лишний раз, что ее создатели уважали нужды не только пациентов, но также членов их семей и значимых для них людей, приходивших и присутствующих в отделении, чтобы проститься с дорогими для них людьми. Хоспис снабжал кухню крекерами, печеньем и напитками. Посетители вносили собственный вклад, в основном, принося пищу, купленную в ресторанах фаст-фуд: это были пицца, разные блюда из курятины и всевозможные сладости. Часто эту еду предлагали не только семьям доноров, но всем посетителям отделения, даже тем, кто не имел никакого отношения к семье, угощающей пищей. Как правило, посетители ели за длинным столом в просторной кухне или в креслах в главном холле.

Огромный главный холл был уникален, его пространство было заполнено как медиками, так и посетителями. Вместо традиционного поста медсестер, вдоль круговой стены прямо у входа в соответствующую палату располагались мини-посты для каждой из медсестер. Каждый такой мини-пост был оборудован всем необходимым для его функционирования, включая компьютеры и принтеры. Такое необычное планирование этажа обеспечивало непосредственный доступ профессиональной помощи к пациентам и к тем, кто за ними ухаживал. Кроме мини-постов для медсестер, расположенных по периметру холла, с противоположной стороны стояли столы для нянечек. У них было такое же оборудование для работы, как и у медсестер.

Всех семей в отделении хосписа объединяло общее горе, все семьи в отделении либо ожидали, либо совсем недавно утратили того, кого любили и о ком заботились. Чтобы обеспечить максимальный комфорт многочисленным посетителям хосписа, все свободное пространство зала или холла было занято удобной функциональной мебелью.

Трагедий, свидетелями которых были стены этого холла, невозможно перечислить. Так как пациенты уходили из жизни в любое время суток, главным образом по ночам, не было ограничений; любой, кто имел отношение к пациенту и хотел остаться с ним, мог оставаться в отделении так долго, как пожелает.

Для удовлетворения духовных нужд пациентов и их любимых, в дневное время можно было искать помощь со стороны капеллана или от специально обученных волонтеров. Духовных наставников часто можно было видеть в холле, когда они делали всё возможное в стремлении удовлетворить эмоциональные нужды пациентов и их близких.

Когда я вернулся к Марине в палату, она разговаривала с кем-то по телефону. Ее рука крепко сжимала телефон. Разговаривала она короткими фразами и недолго. В ее разговорах никогда не было ни малейшего намека на жалобу. Она мужественно продолжала игнорировать разрушительные результаты прогрессирующей агрессии болезни; эта женщина была выше этого. В таком критическом состоянии моя героиня продолжала чувствовать себя обязанной поддерживать контакты с теми, кто был на стороне жизни; она отказывалась говорить о своем несчастье и заверяла окружающих, что состояние ее здоровья вполне сносное и о ней не стоит беспокоиться.

Не сомневаюсь, что если бы я, как раньше, спросил ее, почему она не скажет правду о здоровье, она ответила бы сдержанно и без горечи: «Мне никак не помогут их волнения по моему поводу. Пусть они продолжают наслаждаться быстротекущей жизнью».

Время от времени Марина нажимала кнопку вызова, и сестра быстро являлась в палату. Медсестры отлично знали, что их вызывают в палату главным образом из-за болей, которые быстро прогрессировали во всем теле Марины, а также из-за неослабевающей тошноты и изжоги. С каждым днем ей требовалось все большая доза препарата Haldol. Инъекция препарата Haldol давала Марине 3 часа передышки от мучительных симптомов, а потом требовалась новая доза обезболивающего.

Каждый день утром в хосписе, как и в других обычных отделениях больницы, группа медиков во главе с лечащим врачом, приходила на обход. К Марине они заходили приблизительно в 9.30 утра.

В первые дни госпитализации лечащий врач сказал мне, что ее скоро выпишут и что таким образом она будет получать услуги хосписа дома. Однако состояние Марины ухудшалось быстро, и уже на четвертый день стало ясно, что она должна оставаться в стационаре.

В прошлом, когда я не раз находился в больницах, у меня обычно складывалось положительное впечатление от обслуживающего персонала, но нигде я не видел так много сострадания и внимания к пациенту, как здесь, в отделении хосписа.