Текст книги "Моя бесстрашная героиня"

Глава 4
И снова буря

Подозрительный кашель

Раковый процесс Марины не поднимал своего уродливого лица целых 7 лет – довольно длительный период для первично диагностированного рака с метастазами. В продолжение всего этого длительного периода наблюдая за впечатляющей энергией Марины я был настолько наивен, что продолжал не терять надежду на то, что рак, примитивно говоря, «завязнет» в ее теле. Что касается Марины, она не хотела ни думать, ни говорить о своей болезни. Она обладала ментальным механизмом, который предохранял ее от мыслей от такой неприятной вещи, как рак. Рак не укладывался в ее картину мира. Хотя она по природе была наделена солидным критичным интеллектом, убежденная оптимистка, она не хотела думать о том, что находилось вне ее контроля. Мы почти никогда не обсуждали состояние ее здоровья и вели себя так, словно с ней ничего не происходило.

В апреле 2012 года, через 7 лет после первичного лечения Марины от рака груди, мы посетили друзей в Бонита Спрингз во Флориде. Жили мы там в симпатичном здании в сказочно красивом месте, где всех цветов тропические растения росли и цвели круглый год. Мы с Мариной очень любили отправляться на долгие прогулки по этому совершенно очаровательному месту. Во время наших прогулок Марина продолжала быть более энергичной, чем я, и часто обгоняла меня в начале прогулки. Я наслаждался нашим времяпрепровождением и периодически просил Марину не спешить, пока не понял, что что-то отравляет мое настроение. Прошло немного времени, прежде чем я понял, что мой слух тревожил ее постоянный сухой непродуктивный кашель. Прислушавшись к ее кашлю, я вспомнил, что я уже слышал его несколько дней, но тогда она кашляла эпизодически, а теперь постоянно. Когда я спросил, почему она кашляет, Марина только пожала плечами и махнула рукой. Со временем, когда я повторил свой вопрос, она с прелестной улыбкой ответила, что кашель ее ничуть не беспокоит.

– Чего волноваться? – ответила она, когда я спросил её в другой раз, – да я сама не знаю, почему кашляю, может у меня какая-то незначительная инфекция верхних респираторных путей. А ты что думаешь?

Я не разделял её мнение, поскольку у неё не было никаких других симптомов этого заболевания.

Через три дня мы вернулись в Чикаго. На следующий день – это была суббота – кашель почти исчез, до такой степени, что мы даже пошли на дневную службу в нашу синагогу, где, как это всегда бывало, с пользой провели время.

Когда религиозная служба закончилась, по узкой аллее мы пошли к автомашине, Марина шла за мной. Когда я дошел до тротуара, оглянувшись, я увидел, что Марина стоит возле металлического столбика у выхода из аллеи, пытаясь отвести в сторону болтавшийся знак «Нет левого поворота», сделанный из листового железа. Присмотревшись, я понял, что Марина делает это для того, чтобы этот знак не поцарапал машину, которая выезжала из аллеи. К несчастью, за рулем этой машины был 94-летний прихожанин нашей конгрегации, у которого были проблемы со зрением. Более того, в тот день он забыл очки, поэтому он не замечал выступавшего знака. Уважительная и услужливая по отношению к пожилым людям Марина сейчас пыталась не допустить того, чтобы выступавший в аллею знак поцарапал машину прихожанина. Все произошло так быстро, что я не успел промолвить и слова. Машина продолжала двигаться, и вместо того, чтобы знак поцарапал машину, он поцарапал до крови руку Марины. Пенсионер водитель даже не заметил того, что произошло, и преспокойно уехал. Со слезами на глазах Марина вернулась в нашу машину. Я достал из аптечки бинт и перебинтовал ей рану. Когда кровотечение прекратилось, мы посетили ER, где нам сказали, что переломов нет. Относительно легкая травма причиняла Марине острую боль в руке, которая, в свою очередь, передавалась в правую сторону груди, а постоянный кашель делал эту боль невыносимой. Видя страдания Марины, я пытался убедить ее пойти к онкологу, но она отказалась наотрез и сказала, что кашляет «из-за болей в правой стороне груди». Только на третий день после травмы она согласилась пойти к онкологу. После 7 лет отсутствия симптомов рака доктор Арнольд, осматривавшая ее, не заподозрила ничего серьезного с ее здоровьем и прописала препараты с кодеином. После 4 дней приема лекарств кашель ничуть не уменьшился, и после повторного осмотра онколог направила ее к пульмонологу.

Так же, как доктор Арнольд, находясь под впечатлением семилетнего благополучного периода, свободного от симптомов рака, пульмонолог, узнавшей от Марины, что у нее бывают изжоги, решил, что частый кашель – это следствие GERD, гастроэзофагиального рефлекса. Он сказал, что, очевидно, выброс желудочной кислоты, особенно в ночное время, попадает Марине в легкие, раздражает их и, таким образом вызывает у нее частый кашель. Гастроэнтеролог прописал ей сильнодействующее нейтрализующее кислоту средство и, так, «на всякий случай», отправил ее на рентген и СТ сканирование груди. В заключение визита Марина попросила его выписать от кашля «что-то другое, но не кодеин, который мне не помогает».

– О, это не проблема, – ответил пульмонолог. – Я выпишу вам чудодейственное лекарство, и гарантирую, что ваш назойливый кашель очень скоро прекратится. Tussinex Perl, или бензонатат – это ненаркотическое средство, которое вызывает анестезию, т. е. онемение в гортани и легких. Оно несомненно прекратит ваш кашель.

Через пару дней Марина сделала тесты, прописанные пульмонологом. Пока мы ждали результатов, предсказания пульмонолога сбылись – через 24 часа приема выписанного им лекарства кашель исчез напрочь. Мы были рады такому результату и думали, что, вот, наконец с проблемами закончено. Но не тут-то было.

Через три дня вечером у нас дома зазвонил телефон и гром грянул. Медсестра сказала Марине приехать на следующий день к онкологу, чтобы обсудить нечто очень важное. Когда мы приехали, медицинский работник сразу же пригласила Марину в кабинет. Доктор Мира Арнольд появилась в комнате, как только медсестра закончила осмотр. Она быстро поздоровалась и без всяких вступлений, пристально глядя Марине в глаза, бесцветным голосом сказала, что СТ сканирование обнаружило метастазы в ее обоих легких, которых раньше там не было. Что однозначно означало, что эти метастазы и были причиной ее постоянного кашля. Эта новость без сомнений означала, что надежды на то, что рак, обнаруженный у Марины семь лет назад, «уснул» и стал неактивным, вмиг рассыпались вдребезги. Обнаруженные метастазы автоматически передвинули болезнь в четвертую, последнюю и неизлечимую стадию заболевания.

Как это случалось много раз раньше, Марина, которая никогда не цеплялась за жизнь и которой был чужд страх смерти, не проявила никаких признаков паники или беспокойства. Она молчала и была очень серьезна. Следуя предписанию «живи сегодняшним днем», она занимала свой разум не будущими грозными последствиями сегодняшнего открытия, а непосредственной значимостью полученного результата.

Как бы мне хотелось, чтобы современная медицина так же эффективно могла лечить рак, как недавний надоедливый кашель. Какое парадоксальное существо человек! Вскоре Марина призналась мне, что, когда она услышала грозную новость о том, что рак распространился на ее легкие, то почувствовала облегчение оттого, что, по крайней мере, она избавилась от изматывающего кашля. Она выиграла битву с кашлем, но проиграла войну против рака.

Итак, после 7 лет, когда рак, как мы думали, был под контролем, пришел тот непрошеный день, когда Марине нужно было возобновить химиотерапию – главное оружие в борьбе с беспощадным внутренним врагом, никогда не прекращавшим свою вредительскую активность по созданию такой генетической мутации, которая может противостоять иммунной системе организма и успешно разрушать организм.

Как парадоксально устроена жизнь: женская грудь, которая так органически украшает ее тело, становится Троянским конем, разрушая ее обладательницу.

Рак – тебе нечем гордиться

На следующий вечер доктор Арнольд позвонила Марине и сообщила ей, что после более подробного изучения снимков метастазы были найдены не только в легких, но практически во всех длинных костях. Более того, есть подозрение, что метастазы появились также в печени. Вот такой букет. Следовательно, после 7-летнего перерыва, который, как казалось, предвещал успех, раковый процесс стал одерживать победы, протягивая свои смертоносные клешни, куда только он мог добраться. Оставалось только одно: с новыми силами и упорством Марине возобновить битву за выживание.

Со временем у меня создалось впечатление, что клинический курс онкологических заболеваний напоминает движение тяжелогруженого товарного поезда – вначале этот «поезд» движется медленно, медленно, создавая впечатление, будто он может остановиться в любую минуту. Однако со временем этот воображаемый поезд набирает скорость и уже ничто не может остановить его движение по пути к катастрофе.

Когда в 2005 году Марина проходила комплексное лечение – химиотерапию, хирургию и облучение – ее раковый процесс был «наивным»: это означало, что у никогда ранее не подвергавшихся лечению раковых клеток была низкая сопротивляемость к терапии. Благодаря этому, Марина, как и многие другие пациенты в ее положении, ответила положительно на первичную стадию лечения. Однако с каждым годом, благодаря многочисленным мутациям, раковые клетки «научились» сопротивляться лечению. Как правило, рано или поздно новые штаммы мутировавших раковых клеток «научаются» противостоять не только естественному иммунитету организма, но и терапевтическому воздействию очередного химиотерапевтического агента. Когда это происходит, онколог, руководствуясь своим клиническим опытом и принятым в медицинском мире онкологии протоколом лечения специфических форм рака, отменяет неэффективный химиотерапевтический препарат и переходит на новый, ожидая от него позитивного результата. Однако никогда не существует гарантии, что новое лечение будет эффективным в уничтожении мутировавших раковых клеток. Другими словами, невозможно с уверенностью сказать, какое средство будет идеальным в каждом конкретном случае. Врач может надеяться, что то или иное существующее лекарство будет в состоянии воздействовать именно на этот тип рака и именно на такую динамику заболевания, но никто не может точно знать, каким мог бы быть лучший выбор в данной ситуации.

Со временем злокачественные клетки становятся все более «искушенными» в образовании новых мутаций штаммов, которые успешно сопротивляются попыткам их уничтожить с помощью лекарств, облучения и любых других известных медицине способов. Когда рано или поздно это происходит, организм теряет шансы на выживание.

Сложная биология генетики раковых клеток противоречит универсальному биологическому стремлению здоровых клеток поддерживать жизнь. Наоборот, раковые клетки разрушают хозяина, в теле которого они живут. Генетический аппарат нормальных клеток делает все возможное, чтобы помочь выжить организму в целом. Раковым клеткам «все равно», что с организмом произойдет. Выражаясь фигурально, раковые клетки заботятся только о себе самих и, будучи «эгоистичными», не согласовывают свои нужды с нуждами всего организма, в котором существуют. Раковые клетки, на которые не подействовало лечение, могут размножаться до бесконечности. Таким образом, убивая организм, в котором они живут, чем больше раковые клетки выигрывают, тем больше они проигрывают. В конце концов, разрушая организм, они погибают сами, так сказать, «кончая свою жизнь самоубийством». Отсюда, перефразируя английского писателя Джон Данна, автора знаменитого стихотворения “Death, be not proud," следует строка «Рак, тебе нечем гордиться».

Решение моего друга Рона

Логично предположить, что, когда человек узнает о том, что у него рак, он делает все возможное, чтобы от него избавиться. Однако, как это знает каждый, исходя из собственного опыта, человеческая психика бесконечно сложна, и есть люди, которые по разным причинам начисто отказываются от попыток продлить свою жизнь и во всем полагаются на судьбу. Эти люди, наделенные свободной волей, в меньшинстве, но пока существует свобода воли, они имеют полное право на свое индивидуальное решение.

Одним из таких людей был мой старый друг Рон. Ему было немного за 60, и я часто встречался с ним в хозяйственном магазине, где он работал. Рон, худой крепкий мужчина среднего роста, был ценным экспертом в магазине, который давал мне ценные советы, как справиться с домашними техническими проблемами. Он носил очки с толстыми линзами, и когда нужно было посмотреть на обсуждаемый нами предмет, он опускал их с макушки на нос, хмурился, а потом, пристально глядя на деталь, высказывал о ней свое суждение. Свои слова Рон сопровождал иронической дружелюбной улыбкой, которая не сходила с уголков его губ. Он много курил, и всегда делал это «со смаком». В прошлом Рон много лет устанавливал в квартирах ковровое покрытие, и, как это часто бывает в этой профессии, сильно повредил колени. По этой причине он слегка прихрамывал при ходьбе. Мы были друзьями, и когда у меня случались трудности с домашними делами, он приходил мне на помощь.

Рон жил недалеко от моего дома, и когда рано утром с женой мы ехали в синагогу, то мы часто видели, как Рон, подобно римскому воину, мчался на работу на своем любимом Segway электротранспортере. Мы громко приветствовали его из окна машины, и он на мгновение поворачивал к нам свое доброе лицо, широко улыбаясь, и приветствовал нас, махая рукой.

Однажды в дождливый день Рон наскочил на незаметный, зарытый в земле кусок металла на мостовой и, упав, пробил себе грудь, в результате чего «заработал» пневмоторакс. К счастью, парамедики приехали вовремя, и в тот же день его успешно прооперировали.

Где-то на 20-й год нашей дружбы, я зашёл в магазин и увидел там своего старого друга Рона, который в это время, стоя в одном из проходов на лестнице, раскладывал что-то на полках. Как обычно, его окружал крепкий запах табака. После обмена приветствиями я спросил его, что он там сортирует? Наступило молчание. Через минуту Рон повернулся ко мне. К моему большому удивлению, на этот раз его обычно приветливая улыбка показалась мне страдальческой.

– В чем проблема, Рон? – справился я у него.

– Проблема в том, мой друг, что 10 дней назад у меня начался кашель, и он был настолько противный, что мой доктор направил меня на рентген в Лойольский университет. То, что было на рентгеновском снимке, было настолько плохим, что меня направили к специалисту по раку, они его называют онколог. Так вот, этот онколог направил меня на МРТ, сканирование тела и куда-то еще, не помню. Короче, этим утром мой доктор сказал мне по телефону, что у меня тяжелый случай рака легких и что нужно начинать лечение немедленно. Ну а я тут подумал и решил, что не хочу я никакого лечения. Вот так! Точка. Que sera sera. (Чему быть, того не миновать.)

– Но почему ты принял такое радикальное решение? – спросил я крайне озадаченно.

Рон ответил только после долгой паузы.

– Потому что оно сделает меня слабым, усталым и зависимым, а я этого не хочу. Не по мне это. Я пройду через все без всякого лечения. Да и доктора не обещают мне ничего хорошего.

В течение последующих нескольких минут я пытался убедить своего доброго друга изменить его решение, но Рон был непреклонен.

Я снова встретился с Роном через 3 недели в магазине, и первое, что я сделал, спросил, не передумал ли он. Когда он сказал, что нет, не передумал и не будет лечиться, я попытался его переубедить.

– Послушай, Рон, я уверен, ты знаешь, что у моей жены, Марины, рак уже много лет, и она все это время с ним борется, – сказал я. – Именно благодаря лечению она все еще жива. Без него ее давно бы не было в живых. Да, у нее есть побочные эффекты от лечения, да, оно ее утомляет, но она жива и счастлива быть среди живых. Она благодарит Бога за каждый прожитый день. Она не жалуется и не прекращает лечение. И она проходит его не только ради себя, но и ради семьи, ради меня, ради детей и внуков, и все мы безмерно счастливы, что она все еще с нами. Пожалуйста, Рон, начинай лечиться. Уверяю тебя, это не так уж и страшно, как ты думаешь.

– Не пытайся переубедить меня, Володя, ответил Рон, закуривая очередную сигарету. Я сделал свой выбор, и он окончателен. Посмотри на меня, я все еще силен, кашляю намного меньше, и надеюсь, что еще поживу какое-то время. Кроме того, в целом мире у меня никого нет, кроме моей старшей сестры, которая живет в Огайо. Она замужем, у нее пятеро детей, ну, а я ей совсем не нужен. Я планирую поработать еще пару недель, а потом осуществлю то, что планировал всю свою жизнь – поеду на Гавайи, там у меня есть мой собственный домик. На этот дом моей мечты я копил всю свою жизнь и только недавно полностью рассчитался за него. Он стоит на берегу северной части Тихого океана, и, поверь мне, от вида, который открывается из окна этого дома, просто дух захватывает. Я уже купил билет на самолет. Остаток жизни я проведу там, а с моим тяжелым случаем рака мне надо спешить.

– Ну может, мы сможем договориться хоть об одном, Рон? По крайней мере, откажись от курения.

– Да брось ты, не смеши меня. В моем состоянии уже не имеет никакого значения, курю я или нет. Я курил с детства, и теперь бросать не собираюсь…

Пару недель мы с Мариной провели в Милуоки, присматривая за детьми. На следующий день после приезда я отправился в магазин, узнать, что происходит с моим другом Роном. Однако Рона там не было.

Боб, владелец магазина, которого я спросил, где Рон, ответил мне, что Рон взял пару выходных.

Следующие три недели выдались очень занятыми, но, когда я снова смог вернуться в магазин, Рона там по-прежнему не было.

– Где Рон? – спросил я Боба, который работал за компьютером.

– Умер, – так как будто бы это случается каждый день, ответил Боб, просто и спокойно, не отрывая глаз от экрана.

– Что значит умер? – переспросил я, сбитый с ног внезапной потерей друга.

– Он умер, Владимир, вот все, что я могу тебе сказать. Извини, я занят…

– Но это ужасно. Он был прекрасным человеком, – сказал я.

– Знаю, – ответил Боб, на этот раз повернувшись ко мне. – Он мне очень помогал. Мне некем заменить его в магазине.

Боб был явно занят и не желал обсуждать со мной смерть Рона. Не многим людям нравится говорить о смерти, особенно родственника или друга. У меня невольно вырвалось:

– Как мне жаль, – сказал я. – Он так и не смог насладиться домом своей мечты на Гавайях.

– Человек предполагает, Бог располагает, Владимир, – подытожил Боб.

Такова жизнь, подумалось мне, всего месяц назад Рон был ощутимой, неотделимой частью реальности, а сегодня кажется, будто он никогда и не работал в этом магазине. В конце жизни он принял решение и был ему верен до конца.

Борьба за жизнь – святое дело

Марина и все те люди, которых я встречал в мире онкологии, никак не разделяли точку зрения Рона; в отличие от него, они с самого начала были готовы бороться до конца. Несмотря на то, что раковый процесс Марины зашел далеко, она не принадлежала к числу тех, кто капитулирует. Дальнейшее распространение рака для нее был боевым кличем, призывом к борьбе за свою жизнь. Она знала, что она была не первой и не последней в создавшейся ситуации. Как хороший шахматист, который никогда не сдается, даже если у него на доске осталось минимум фигур, она была готова продолжать борьбу до конца. Она хорошо сознавала, что мы в этом мире существуем временно, но это не мешало ей любить и наслаждаться невероятным ощущением присутствия на празднике жизни, до тех пор, пока мы живем. Как и многие люди, она до последнего вздоха верила, что наша жизнь – это дар силы, которую кто-то называет Богом, а кто-то Судьбой, и, самое главное, что в нашей жизни есть высокий скрытый смысл.

Марина, женщина, живущая сегодняшним днем, не проявляла признаков ни отчаяния, ни шока. Пользуясь незабываемыми словами Редьярда Киплинга из его стихотворения "If" («Если»), по отношению к тем храбрецам, кто борется с тяжелым заболеванием, в частности с раком, применимы слова: «Сумей встречать победы и потери, /К обоим недоверье затаив». Надежда – вот ключевое слово, характеризующее мобилизующую силу в нашем желании жить, в нашем стремлении двигаться вперед. Моя жена продолжала жить, высоко подняв голову, никогда ни на йоту не теряя человеческого достоинства. Она никогда не забывала знаменитые слова Уинстона Черчилля «Никогда не сдавайся, никогда не сдавайся, никогда, никогда, никогда, никогда, ни в чем, ни в большом, ни в малом, в значительном или второстепенном, никогда не сдавайся».

Побывав с Мариной в многочисленных местах мира онкологии, я повидал пациентов разного возраста и на разной стадии болезни. Я видел женщин, у которых не было видно никаких признаков болезни, и женщин с выраженными признаками заболевания. В основном эти женщины приходили на прием без какой-либо посторонней помощи, но были и такие, кто пользовался палкой, ходунком или был в инвалидном кресле. В любом случае, большую часть пациентов сопровождал кто-то из их родных или друзей. Я встречал больных на разных стадиях их трагедии. Главной отличительной чертой этих женщин было то, что все они были спокойны и полны человеческого достоинства. Случалось довольно редко, чтобы кто-то из многочисленных посетителей онкологического отделения был в слезах. Все эти люди питались заложенной в нас от природы неискоренимой надеждой на улучшение ситуации, надеждой на лучшее будущее. Повинуясь глубоко сидящему в нашей душе коду «любовь к жизни», эти люди были готовы терпеть невыносимую боль и все неудобства, связанные с иногда требующим мужества лечением, чтобы потом вернуться к нормальной жизни и снова наслаждаться ею. Марина, будучи одной из таких пациенток, была ярким примером непоколебимой решимости делать то, что от нее требовалось для продления ее жизни.