Текст книги "На переломе эпох. Том 2"

Тимофеев пробирался сквозь густой кустарник, прорубая себе путь самодельной «мачэтэ». Всё вокруг было окутано густым туманом, плотно стелившимся по земле подобно облакам.

Вскоре лейтенанту открылась широкая поляна, В центре которой сидел, скрестив ноги по-турецки какой-то человек с лысой головой, уже ранее назвавшийся Аулихастром.

– Ну, привет, – он поднял голову и посмотрел проникновенно лейтенанту прямо в глаза так, что тот передёрнул плечами. Что-то было неприятное в этом взгляде.

– Ну, привет, – ответил он.

– Вот и свиделись снова, – лысый человек наклонил голову набок, – ты не такой, как остальные, тебе нужно идти дальше, никогда не останавливаясь и не оглядываясь назад.

– Это вряд ли, – усмехнулся офицер, – я такой же, как и все.

– Ты станешь таким, как все, если не откинешь свои бесполезные нормы коллективной морали, которыми забита твоя башка. Лишь поняв свою исключительность, возведя на пьедестал своё эго, ты сможешь достичь богатства и возвыситься над остальными.

– Обычное проявление эгоизма. Я иначе воспитан, так что, увы!

– Цель оправдывает средства. Для достижения цели позволено всё! Если нужно – укради, если необходимо – убей! И никого не слушай, кто пытается тебя «наставить на путь истинный», закрывая этим тебе путь к цели.

– Вот что, Аулихастр, меня воспитали родители так, как воспитали, и тебе меня уже не переделать, так что не старайся.

– Глупо! Можно ли христианские заповеди «не убий», «не укради», «не ослушайся матери и отца твоего» и т. д. называть путеводными законами на пути к высшей цели? Ими можно лишь создать иллюзию существования бога у самых невежественных и безумных существ!

– А причём тут бог? И разве христианские заповеди являются путеводными законами к высшей цели?! Хоть для верующего, хоть для атеиста – это всего лишь нормы земного существования человека в нормальном обществе. Но, будучи существом достаточно безумным, последний на протяжении всего своего существования не сумел, к сожалению, до конца осознать истинность всех этих заповедей, не научился отделять добро от зла. Поэтому и верят некоторые таким, как вы. «Высшая цель» – это не богатство и не слава. «Высшая цель» – это высшая мораль. Быть человеком с «большой буквы», с широкой душой, вот что значит «высшая цель»!

– Высшая мораль! – усмехнулся лысый человек. – Как забита твоя голова, юноша, то ли христианской чепухой, то ли большевистской пропагандой. Что-то не разберу я. Вроде вы, коммуняки, материалисты, а ты говоришь про душу, про мораль! Я вот не верю ни в бога, ни в мораль. Моя главная мораль – лишь материальные блага. По-моему, для любого материалиста материальные блага и должны быть основой морали!

– Мне очень тебя жаль. Нет в самих материальных благах счастья. Без них, конечно, трудно, но они, сами по себе, счастье не дают. Так как ощущение счастья, прежде всего, не материальное чувство. Ощущение. А будучи ощущением, оно субъективно. И появляется лишь там и тогда, когда ты живёшь в гармонии с окружающим миром и своей собственной совестью.

– Совесть! Как же! – лысого человека обволок туман, и он исчез из поля зрения…

– Тимофеев, просыпайся! Я уезжаю, – над ним стоял Майер, уже умытый-побритый, пахнущий «рыльно-мыльной» свежестью и перетянутый портупеей, – говори, что тебе привезти?..

Майер шёл мимо ДОСов. Уже смывший с себя слоистую пятнистую шкуру из полигонной грязи, въевшейся в поры. Его полевая форма была вычищена (насколько это было возможно сделать щёткой) и выглажена так, что можно было порезаться стрелками брюк. Загорелая шея окантована свежей белоснежной, аккуратно подшитой кромкой подворотничка, оттеняющей снежной белизной бронзу загара. Вылитый «литр» одеколона «О’ Жён» божественно благоухал цитрусовой свежестью на несколько шагов вокруг. Стройная фигура перетянута строго портупеей. Галифе натянуто струной. Начищенные сапоги сверкали на солнце. Блестящий зелёный козырёк полевой фуражки подчёркивал загорелый бронзовый профиль офицера. Бравый офицер, настоящий гусар, нечего сказать!

Коричневая потрёпанная полевая сумка стучала сзади по правому бедру. В руках он держал конверт от Самойлова для его жены. Стук его сапог разносился вокруг ДОСов, под пристальным обзором скучающих в ожидании мужей жён. Фигура холостяка Майера, окутанная амурными сплетнями и донжуанистыми легендами, о которых он и сам только отчасти догадывался, как-то особенно выделялась на безлюдном фоне, отпугивая и привлекая одновременно внимание одиноких, «располовиненых» на время, женских «половинок». Александр звучно поднялся по ступенькам, наполнив подъезд бравым гулким стуком сапог, словно поручика Ржевского. По мере прохождения им лестничных пролётов свет глазков в дверях притухал…

(Ну, конечно, пусть не подумает читатель, что здесь не обошлось без художественного «гротеска». Разумеется, не всё женщины полка так пристально наблюдали в этот момент за нашим героем из-за штор и в дверные глазки, но всё же были таковые…)

И вот – нужная квартира, он позвонил в дверь и почувствовал, как кто-то внутри подошёл к двери. Он видел тень, закрывшую собой просвет дверного глазка. Но замок никто не открыл. Майер позвонил снова. Тишина. Он снова надавил на коричневую пипку трескучего звонка, но дверь так и не открылась.

– Я от вашего мужа! От Самойлова я! Вот вам письмо от него! – сказал он громко сквозь дверь. И тишина в ответ. Там кто-то с обратной стороны отпрянул от двери, открыв просвет глазка. Тихий скрип половиц от удаляющихся шагов на цыпочках. И гробовая тишина, только скрипнула дверь этажом ниже, приоткрылась, очевидно, что кто-то любопытный выглянул, и дверь снова захлопнулась. Тишина. Майер махнул рукой, испытывая чувство жгучей обиды за такой труднообъяснимый, совершенно негостеприимный, где-то даже, как считал Александр, хамский поступок жены его командира. Сунул конверт в щель между дверью и косяком и вышел прочь, без всякого намерения возвращаться.

«Вот прочитает там, что муженёк ждёт от неё, как минимум, свежее полотенце, пусть теперь сама меня ищет, если хочет! А я второй раз не пойду! Она чё, думает, если про меня чушь всякую по полку сочиняют, то я и правда такой ё… террорист что ли!? На неё наброшусь что ли прямо с порога? Дура какая-то! Все Самойловы малость того, с прибамбасом…», – пыхтел про себя лейтенант, даже и не догадываясь об истинных причинах такого поступка жены старшего лейтенанта Самойлова. Даже и не догадываясь, кто она, эта женщина, от которой его только что отделяло лишь тонкое дверное перекрытие!

3.23 (89.08.23) А в это время в Прибалтике. Балтийская цепь

23 августа 1989 года, в день 50-летия подписания между СССР и Германией «пакта о ненападении Молотова-Риббентропа», около двух миллионов жителей Эстонии, Латвии и Литвы, стали участниками масштабнейшей акции того времени, организованной западными «советниками» перестройки.

Это была грандиознейшая «живая цепь». Многие держали зажженные свечи. «Балтийская живая цепь» считается самой крупной акцией такого рода в истории.

На следующий день представитель польского профсоюза «Солидарность» Тадеуш Мазовецкий избран премьер-министром Польши.

23 августа 1939 года был заключен советско-германский договор о ненападении, известный как «пакт Молотова-Риббентропа».

Сегодня свободные европейские «оценщики» истории намеренно «забывают» о тех усилиях, которые прилагались в те годы многими западными политиками для сближения с гитлеровской Германией, подталкивая её агрессию в сторону СССР. Не делается акцента и на том, что именно СССР первым предложил объединение усилий в деле борьбы с фашистской Германией задолго до этих драматических событий, но не получил должной поддержки. Англия и Франция, например, требовали от СССР принятия односторонних обязательств: оказание помощи союзникам в случае вовлечения их в военные действия или нападения Германии на Бельгию, Польшу, Румынию и Турцию. Однако при нападении Германии на прибалтийские государства: Эстонию, Латвию и Литву – подобной помощи со стороны Англии и Франции не предусматривалось. В то же время за спиной Советского Союза активно велись тайные англо-германские переговоры. Кульминацией которых стал, так называемый Мюнхенский сговор 1938 года, соглашение, подписанное, премьер-министром Великобритании Невиллом Чемберленом, премьер-министром Франции Эдуаром Даладье, рейхсканцлером Германии Адольфом Гитлером и премьер-министром Италии Бенито Муссолини, когда жертвой этой политики стала Чехословакия. В качестве «благодарности» за развязанные руки Гитлер пообещал не нападать на Великобританию и Францию, заключив с ними соответствующие декларации, которые рассматривались как пакты о ненападении. 22 марта 1938 г. Германия отторгла у Литвы Клайпеду (Мемель) и прилегающую область. К лету 1939 года СССР фактически оказался в политической и военной изоляции. Бывший союзник Чехословакия перестала существовать как государство. Союзный договор с Францией от 2 мая 1935 года потерял свою силу после подписания франко-германской декларации о ненападении. Польша заняла откровенно антисоветскую позицию и приняла участие в разделе Чехословакии, захватив Тешин. СССР оказался в крайне затруднительной ситуации.

Польша, вопреки обращениям СССР, категорически отказывалась пропустить советские войска через свою территорию к западным границам для оказания сопротивления немецкой армии в случае начала германской агрессии. Советские границы находились под реальной угрозой. А ведь к этому времени уже было известно о немецких планах нападения на Польшу.

Политика дальнейшего заигрывания европейских стран с гитлеровской Германией продолжалась. Так, на 23 августа была назначена встреча премьер-министра Великобритании Чемберлена с Герингом. Буквально в последнюю минуту немецкая сторона отказалась от этого «саммита».

Не следует также забывать, что в это же время на дальневосточных рубежах СССР шли ожесточенные бои в районе Халхин-Гола с японскими соединениями. Таким образом, Советский Союз мог оказаться перед угрозой быть втянутым в войну на два фронта.

Вероятно, поэтому Сталин был вынужден принять сложное, но казавшееся в то время единственно правильным, хоть и неоднозначное, решение для обеспечения безопасности страны: согласиться на предложение Германии заключить договор о ненападении, который и был подписан в Москве в ночь с 23 на 24 августа 1939 года.

(При этом присоединённые к СССР территории сразу после его подписания принадлежали ранее Российской империи, потерянные большевиками ранее, вследствие преступного «Брестского мира» с Германией, подписанного в марте 1918 года, по факту которого Россия не только теряла огромные западные и южные территории, но была буквально распята, о чём свидетельствуют не только бывшие союзники, но и даже сами немцы. (Хотя, возможно, и это явилось той мерой на чаше весов, предотвратившей ещё большие потери и, прежде всего, человеческие. Это была плата большевиков за захват власти. Тогда они ставили перед собой иные цели, нежели просто интересы России и её народа). А также в результате военной экспансии Польши, когда в двадцатые годы поляки оккупировали Киев, Вильнюс, Минск. По итогу которой, по Рижскому договору, подписанному в апреле 1921 года, СССР не только терял огромные территории, но и возвращал Польше военные трофеи, все научные и культурные ценности, вывезенные с территории Польши, начиная с 1772 года, а также обязался уплатить Польше 30 миллионов золотых рублей контрибуции за вклад Польши в хозяйственную жизнь Российской империи и передать польской стороне имущества на сумму 18 миллионов. золотых рублей. Польша же освобождалась от ответственности за долги и иные обязательства бывшей Российской империи. Однако Польша серьёзно нарушала условия договора, выражавшегося в поддержке антисоветских группировок, задержками с возвращением советских военнопленных и неблагоприятной ситуацией в лагерях для советских военнопленных, вследствие которых из примерно 150 тысяч, 55 тысяч были убиты или умерли от нечеловеческих условий в концентрационных лагерях. А также не соблюдались договорённости о равноправии русских, украинцев и белорусов, проживавших в Польше.)

Вернёмся же к «пакту Молотова-Риббентропа». С морально-этической позиции, да, несомненно, это можно назвать циничным сговором двух политиков. Но с позиций военно-стратегических и геополитических интересов, для Советского государства это был вынужденный, но, вероятно, единственно реалистичный и трезвый шаг, отсрочивший агрессию практически на два года, отодвинувший наши границы далеко на Запад. Даже французский военный атташе в Москве Люге 29 августа 1939 года направил в Париж секретное донесение по поводу заключения советско-германского договора. Анализируя его цели, Люге приходит к выводу: «По-видимому, следует считать очевидным, что советское правительство жертвует идеологией во имя реальности. Главное, что превалирует над другими соображениями – это внутренняя безопасность. Свидетельствами этого являются размах и последовательность, с которыми проповедуется идея мира в СССР, и те жертвы, на которые идут Советы, чтобы укрепить границы государства».

Тем не менее, именно «пакт Молотова-Риббентропа» сегодня расценивается не как факт временного успеха советских дипломатов в той геополитической игре, позволившего отсрочить, казалось бы, неизбежное, а как факт преступного сговора СССР с нацистами, полностью противоправный и несовместимый с демократическими принципами и нормами, шаг, открывший «шлюзы Второй мировой войны».

Известие же, что при этом стороны вроде как подписали секретный дополнительный протокол о разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе, официально было раскрыто только в годы горбачевской перестройки. Известие об этом имело эффект разорвавшейся бомбы.

Однако при этом никак не удалось найти подлинники секретных протоколов. И все предпринятые усилия оказались напрасными.

Оценка, данная официальной Комиссией советско-германскому договору, имела серьезные политические последствия. Так, прибалтийские республики, которые уже давно стремились к независимости, получили юридическое основание для выхода из состава СССР, и признания ввода советских войск не как факта защиты, но как факта советской оккупации. «Советская оккупационная» идея получает широкое распространение и пронизывает многие слои общественного сознания жителей прибалтийских государств, на фоне которой буйно воскресает откровенно нацизм, воздвигнутый на пьедестал идей национальной независимости, что не вызовет особых протестов со стороны «свободной демократической» европейской общественности, полностью озадаченной экспансией своих новых «демократических» ценностей по всему миру.

(По материалам открытых интернет-источников.)

3.24 (89.10.02) Бензиновые реки

За сентябрь 1989 года в мире произошло немало событий:

10 сентября 1989 года Венгрия дает разрешение гражданам Восточной Германии на свободный транзит через свою территорию в западные страны.

11 сентября 1989 года. В Восточной Германии создана оппозиционная группа «Новый Форум».

12 сентября 1989 года. В Польше приступает к исполнению обязанностей новое правительство, в котором доминируют представители профсоюза «Солидарность». По сути, «Солидарность» приходит к полному контролю власти в стране.

23–24 сентября в СССР Межрегиональная депутатская группа отменила руководящую роль КПСС, а также ввела частную собственность на землю и средства производства, приняла закон о печати и новый Союзный договор.

27 сентября 1989 года. Национальный парламент Республики Словения одобряет изменения конституции, на основании которых становится возможным выйти из состава Социалистической Федеративной Республики Югославия.

В «Гвардейском Гумбиненском» жизнь продолжала течь своим чередом, не обращая внимание на события вокруг. Бензиновые реки, речушки и ручейки вытекали из части, впадая в баки чехословацких «Шкодовок». Большинство из тех, кто стоял у «бензиновой кормушки», сверху донизу, от отдельного офицера управления, прапорщика на складе до солдата-водилы, всяк, имеющий по долгу службы хоть какой-то доступ к ГСМ, в той или иной мере, в тайне от других, или практически открыто, грешил этим. К счастью, не все такой доступ имели, а значит, и соблазна на сей грех имели, всё же, далеко не все! Слив топлива начинался прямо из цистерн ГСМ на складах, заканчивая топливными баками. Борьба с хищениями ГСМ носила больше перманентно-показной характер, напоминая больше борьбу с ветряными мельницами, нежели реальное полноценное действие, нацеленное на результат, где предпочтение гурманно отдавалось самому процессу. Ёмкости с топливом нещадно разбавлялись водой, для ввода в заблуждение всяческие комиссии и проверки. Но вот уж когда и обозначился явный перебор, так это когда в воде, заливаемой в баки боевой техники, бензина осталось так мало, что техника едва ли уже могла заводиться! Чихала и кашляла, захлёбываясь водяными парами… Местные чехословацкие торгаши уже отказывались приобретать такую топливную смесь, уже едва способную называться бензином! Наступил момент, когда дикую недостачу было уже невозможно скрыть. Командир полка подполковник Вовченко был вне себя от бешенства. Его искривлённая гневом линия рта нервно открывалась, жалко сотрясая воздух бесполезными раскатами негодования. Карпов осознавал свою немалую роль в случившемся. Необходимы были немедленные показательные меры. Публичная порка «козла отпущения», на которого бы и повесили всё! Тут уж никто в детали лезть не станет! Одна задачка – словить такого «козла» с поличным, когда он заберётся в чужой огород за капустой!..

Карпов медленно цокал сапогами по крыльцу штаба, наблюдая со стороны за происходившем на плацу разводом суточного наряда…

Служба у Карпова давно уже стала давать пробуксовки. Планы на «дикорастущую» карьеру как-то не реализовывались. Добытые нечестным путём материальные ценности как-то не приносили ни счастья, ни удовлетворения. А главное – у него не было цели. Он сам не понимал, для чего он существует и что же он в действительности хочет. Ещё две звезды на погоны? Должность? Что же это может ему дать, кроме большей ответственности?! Ему, по сути, неприхотливому солдату из рабочих-крестьян, много было не нужно. Тёплый полевой «кунг», да пайка из полевой кухни, ему, служаке, было, впрочем, вполне достаточно для удовлетворения первичных потребностей. Потребности более высокого порядка у него исчезли вместе с потерей своей «второй половины». Его переполняла желчь, которую он изливал бурными потоками вокруг на своих подчинённых. На его личном фронте также было не всё в порядке.

Ольга ещё летом укатила в Союз. Согласие на развод своей «бывшей» он давно уже дал. Новостей же от Ольги давно не было. Видимо, её увлекла новая жизнь, а может, и вообще – новое увлечение, кто её знает! Жизнь же Оксаны, там, в Союзе, видимо, налаживалась, но в ней уже не было нисколько места ему. Но как знать, что кого ждёт там, за их скрытыми поворотами личной жизни? Ведь чужая жизнь – всегда потёмки. И лишь по фрагментам «фасада» мы пытаемся заглянуть в её глубины, чтобы предположить, что же там на самом-то деле. Надеюсь, что обе женщины всё же действительно сумели найти кусочки своего женского счастья, которое всё же заключено вовсе не в дорогих шмотках!..

Проехал ЗИЛ в сторону полковой мусорки на загрузку.

Тимофеев залез в ЗИЛ старшим машины. Его наряд подходил к концу и начпатр уже облизывался в предвкушении сдачи наряда, рассматривая построение на плацу очередной смены.

Наконец, в кузов был загружен весь полковой мусор, и машина выехала через ворота в город. В функции патруля входило и сопровождение полковой мусоровозки до городской свалки.

– Давай, заверни здесь недалеко! – сказал лейтенант водителю на обратном пути, когда содержимое кузова было успешно опорожнено.

– Есть, товарищ лейтенант, – вяло кивнул головой солдат, – куда именно?

Тимофееву страшно хотелось заскочить в тот заветный дом, где могла бы быть сейчас Здена. А вдруг?! Хоть на миг. Его сердце колотилось…

Он остановил машину чуть поодаль, чтобы ни привлекать излишнего внимания, спрыгнул, торопясь, направился к заветной цели. Так, на всякий случай, наобум. А вдруг?!

Ведь была же та встреча в Савое, да и в Штребске Плесо!

Однако в этот раз «обум» долбанул его «обухом» ожидаемого разочарования, ибо мечты лейтенанта не сбылись и он, не солоно хлебавши, поспешил назад к машине.

Тимофеев вынырнул из-за домов и вдруг обомлел. Рядом с ЗИЛом стоял УАЗик. «Что бы это значило? – подумал лейтенант. – Что ж, теперь станут промывать мозги за отклонение от маршрута!»

Рядом уныло топтался водитель ЗИЛа. На земле стояла какая-то канистра.

– Что, лейтенант, бензинчиком промышляем? – Карпов прищурил глаз.

– Ни-и-икак нет! Я не понимаю… – начал было мямлить Тимофеев.

– А это что? – майор ткнул пальцем в сторону канистры.

– Не знаю, товарищ майор, – лейтенант перевёл взгляд на солдата. Тот потупил взгляд в землю.

– Товарищ майор, простите меня, я больше так не буду! – взмолился солдат.

– Молчать, солдат! Тебе слово никто не давал! – грубо обрубил его Карпов. – Ну, мордоворот!

А случилось следующее, майор ехал на очередную встречу с Мирославом, но на этот раз порожним. Увидев вдруг полковую дежурную машину, он насторожился. «На ловца и зверь бежит»! – мысленно воскликнул он, когда увидел, как боец тянет канистру с бензином. К сожалению, лейтенанта – старшего машины в эту минуту рядом не оказалось. «Договаривается, видимо»! – решил он. Хотя тут же откинул эту мысль. Откуда у этого замполита доступ-то к ГСМ?! Да ещё и не со своим солдатом. С этим ЭрМОшником! Он прекрасно понимал, что солдат-эрмэошник просто использовал факт отсутствия офицера для сбыта собственной припасённой заранее канистры. Но было бы глупо повесить всю полковую растрату на этого солдатика. Роль «козла отпущения» здесь больше подходила этому глупому старлею.

«Один чёрт, терять ему особенно нечего. У него ни жены тебе, ни детей. Да и одним замполитом больше – одним меньше. Переживёт Сидоренко потерю. Не всё ему нос задирать!»

Карпов про себя недолюбливал этого дикорастущего харизматичного ротного, умеющего держать не только в страхе, но в преданном почтении всех своих подчинённых. Может, оттого, что сам Карпов таким никогда не был. Так что каверзная ситуация с Тимофеевым, подчинённым капитанау Сидоренко, кинула бы и на него самого значительную тень! План созрел в голове майора мгновенно!

«Добыча» была брошена к ногам комполка. Тот с очевидным удовольствием потирал руки. Всех бы устроила эта жертва. Каждый осознавал, что молния «справедливого гнева» саданёт теперь по этому «громоотводу». Оставалось лишь за малым – обставить всё как следует. Про себя Карпов где-то и стыдился своего поступка, но некий «второй голос» твердил ему, что он поступает совершенно правильно. Что ж, этот лейтенант заслуживает того, что с ним скоро произойдёт. Почему? А хотя бы потому, что он сам нарушил незыблемое правило – маршрут движения. Рванул куда-то, зачем-то. А куда он бегал, так ведь и остаётся за «кадром»! А может и впрямь он не так уж безобиден, каким хочет казаться?! Причастен он к бензину или нет – это лишь вопрос времени. Может, сегодня и нет, а вот завтра – кто знает! А главное преимущество именно этой кандидатуры на роль «козла» состояла ещё и в том, что с ней не потянется весь «порочный клубок», где каждый участник операции «Ы», начав тонуть, может увлечь за собой бог весть кого ещё! А здесь – совершенно «левый залётный» летёха. Ведь на то и есть главный армейский принцип, гласящий: «Делай что угодно, только не попадайся, а уж если попался, то не важно, делал ты что-то или нет, ни на кого не пеняй. А отвечать будешь всё равно по полной за всех и вся, дабы другим неповадно было!». Короче говоря, тучи быстро сбирались над растерянным лейтенантом, чья карьера, казалось, уже готовится к публичной «казни» и торжественному «погребению». «Палачи», скрывая свои лица под чёрными колпаками, уже точили свои кривые топоры, набрасывали тяжёлые верёвочные петли на шершавые перекладины виселиц, зловеще щёлкали диагональными стальными блестящими лезвиями безотказные станки гильотин»… «Казнь» обещала быть зрелищной и изощрённой, с применением всех имеющихся в распоряжении средств… Готовились все: и партийная организация полка, и суд офицерской чести, и все, все, все дисциплинарные карательные механизмы. Даже те, призванные контролировать процессы Горбачевской перестроечной инициативы, активно подключились сюда же…

– Тимофеев, тут Пронин списки в штаб подаёт о перестроившихся и не перестроившихся офицерах и прапорщиках. По всему полку собирают данные для политуправления дивизии. В нашем батальоне вроде как все «перестроились», кроме тебя! – Хашимов сочувственно, но с ноткой сарказма улыбался ему.

– Выходит, я не перестроился? То есть все, кого нет в «залётных списках», сразу уже и перестроились? А что, собственно, поменялось? Добавился лишь ещё один дисциплинарный рычаг давления?! – усмехнулся Тимофеев и вспомнил свои недавние рассуждения о перестройке: «Да, если перестройка будет проходить вот так вот глупо и бездарно, мы не только не перестроимся, мы только погубим окончательно и те завоевания социализма, которые с таким трудом удалось получить», – подумал он с нотками раздражения от тупости «капитанов» перестроечных процессов.

– Это же надо придумать такую редкостную бредятину как списки «перестроившихся и не перестроившихся»!

– Бредятина – не бредятина, но выходит, братишка, что это то, что мы имеем! – Хашимов похлопал его по плечу. – Проставишь пиво сегодня, пойдём, подумаем. Может, что и придумаем.

– Что-о-о придумаем? – Тимофеев недоверчиво поднял брови, типа, «ну что за бред ты сейчас несёшь».

– Ну, как тебя «пэрэстроить» ударными темпами! А? – Альяр прищурил правый глаз, сдвинул козырёк своей фуражки почти на нос и задрал голову…