Текст книги "На переломе эпох. Том 2"
Автор книги: Владимир Земша
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 20 (всего у книги 41 страниц)
Костёл
Нормен медленно цокал гулкими шагами взад-вперёд по тёмному помещению, устрашающего всем своим мрачным видом нависающих грифонов вошедшего прихожанина. Людвиг поднялся при виде «босса». Нормен повернулся к нему, наклонил голову и, глубоко вдохнув, начал.
– Время решительных действий, Людвиг, пришло! Наши цели известны. Наша революционная «кувалда» – это толпа. А знание форм поведения человека в толпе позволит нам успешно достигать своих целей. Мы прекрасно понимаем, что вывести людей на улицы невозможно без мощной организационной структуры. Кто думает иначе – наивен по своей сути. Попробуйте хотя бы собрать жильцов собственного дома, и вы в этом убедитесь. Вывести же людей на улицы с плакатами, побудить их на противоправные действия, объединить их единой целью, что позволило бы использовать их как инструмент для захвата власти, невозможно без знания психологии толпы. Итак, нам нужно собрать «активную группу» из молодых энергичных людей, способных заводить своим личным примером других. Это обычная работа, и им мы будем платить. Чем больше людей они соберут – тем больше денег получат. Студенты здесь – наиболее благоприятная среда. Им всегда нужны быстрые деньги и им легче, чем другим собрать многочисленную группу в любом месте. Особенно из тех, кто живёт по общагам. Выходы на студентов со времени последних «репетиций» остались?
– Разумеется, – Людвиг потёр ладонью лоб.
– Далее, необходимо разогреться. Найти какое-то общее эмоциональное возбуждение, затрагивающее общие ценности. Не важно какое, лучше – довольно нейтральные на этом этапе. Как в прошлом году мы делали митинг по поводу образования Чехословакии. Найдите их. Используйте любой повод. Годовщину любого события, хоть день высадки американцев на Луне или всемирный день студента!
Что у нас есть в ноябре?
– Очередная годовщина Октябрьской революции.
– Не пойдёт. Что-то новенькое нужно. Близкое к студентам. То, что они легко воспримут и поддержат. Думай!
– Это лучше узнать у самих студентов.
– Точно! Так и сделай. И помни. От правильности выбора очень многое зависит! Например, устроенное в январе выступление по поводу самосожжения Яна Палаха в знак протеста против советской оккупации. Тогда – было здорово! Но сейчас повод лучше найти более нейтральный! Ведь мы говорим об организации легального митинга!
– Вот!.. 50 лет назад в Праге был убит эсэсовцами студент, тоже Ян, – Ян Оплетал …
– Вот это отлично! Далее мы дадим подкрепление из числа творческой интеллигенции, актёры, писатели, журналисты. Вообще, это всё «наши» ребята! Каждая известная фигура в «активе» приведёт в наши ряды сотни и тысячи последователей!..
16 ноября 1989 гПрага
Бескровный переворот 89-го начался с массового молодежного выступления в 50-ю годовщину похорон убитого эсэсовцами пражского студента Яна Оплетала. На следующий день к студентам присоединились популярные актеры и интеллектуалы. И тут направленность демонстрации плавно меняется, превращаясь в явно антиправительственную. Демонстрации становились всё более массовыми…
– Нам удалось собрать множество молодёжи.
Что ж, возможность прогулять занятия и юношеский нигилизм подогревали молодых людей, громко кричащих на улицах Праги. Лицо Людвига выражало усталое удовлетворение от своей работы.
– Да, денек прошёл неплохо. Но пока это был всего лишь почти легальный митинг. Это был только первый сигнал, словно спичка. Далее – нужно вывести людей на улицы снова, – Нормен был спокоен, в отличие от Людвига он был более скептичен.
– Уверен, что и завтра мы продолжим в том же духе. Студентам понравилось, теперь им только дай повод. Тем более, что и многие преподаватели нами уже также задействованы!
– Однако этого явно недостаточно! Эти группы остаются всё ещё довольно аморфными. И вскоре распадутся. А нам необходимо, во-первых, чтобы толпа росла как снежный ком. Поэтому завтра вас поддержит новая группа из числа актёров пражских театров. Эта задача непосредственно мистера Гавела. Они как-никак, можно сказать, его коллеги! – Нормен посмотрел в сторону сидящего как бы в стороне мужчины. – Я правильно говорю?
– Разумеется, мистер Нормен.
– Артисты – это эмоциональная группа, в ней легко поселить эйфорию, они страдают завышенной самооценкой, возбудимы, легко путаются в собственных измышлениях, причём, они очень чётко видят свою личную выгоду, и редко страдают повышенным патриотизмом. Чаще – это космополиты. Чувствуют себя хорошо там, где их хорошо кормят. Как раз всё то, что нам и нужно на этом этапе. Во-вторых, нам нужно превратить эту толпу в динамично и единодушно действующую. Поэтому следующим шагом для нас должно стать выдвижение общей идеи.
– Ведь идея давно есть – свержение власти, – Людвиг поднял брови.
– Не время. Пока. Пока эта идея может быть обречена.
Действовать необходимо пошагово. Пока достаточно будет на этом этапе перенаправить толпу при помощи присоединившейся группы наших актёров от легального русла движения к нелегальному. К Вацлавской площади через Народни тржиду! Стычек с полицией тогда не избежать! А это то, что нам и нужно! Пока это только лишь экспрессивная группа людей, выражающая различные эмоции. Дальше эта группа начнёт распадаться. Нам необходимо срочно возбудить народ. Запустить в толпе людей «циркулярную реакцию», которая побудит собравшихся к проявлению более-менее одинаковых эмоций. Нам нужна «бомба»! Политическая бомба, которая взорвёт всё здесь к чертям! Ян Оплетал уже никого не интересует! Он вывел людей, теперь нам нужны новые герои! Лучше всего – мёртвые герои!
– Вы хотите, чтобы кто-то умер?
– Именно. Причём от рук коммунистов. От рук полиции…
18 ноября. ПрагаКостёл
– Вчера прошли стычки с полицией! Сволочи! Многих наших задержали. 44 человека получили ранения! – Януш был очень возбуждён. Его глаза и лицо выражали яростное намерение идти до победного конца.
– Нормально-нормально. Это то, что нам нужно. Убитые есть? – Людвиг смотрел пытливым взглядом на юношу.
– К счастью, нет.
– К счастью?! К сожалению!
Януш вопросительно поднял брови на всё это время молчавшего друга Мартина, обвёл вопросительным взглядом других своих товарищей, как это делают школьники, не расслышавшие сказанное учителем домашнее задание.
– Завтра мы объявим о создании Объединенного гражданского форума, где объединим все силы оппозиции, – Людвиг поднялся, – это решительный этап, могущий стать переломным! Теперь нам важно не упустить момент! Необходимо срочно объявить о гибели какого-нибудь студенческого лидера от рук «коммунистической власти»!
– Кого именно?
– А как ты, Мартин, рассматриваешь собственную кандидатуру? Людвиг неожиданно посмотрел на молчаливого молодого человека.
– Я? – Мартин задумался. Это был самый неожиданный для него поворот. – Я должен умереть?
– А почему бы не умереть за идею, как Ян Палах!? Или слабо? – Людвиг упёрся в глаза растерявшемуся юноше, который явно был не готов к смерти «во имя будущего».
– Умереть за идею? Человек является патриотом идеи до тех пор, пока эти идеи сопоставимы с его личными ценностными ориентациями. Это нас, как овец, разводят. Мы бежим с флагами, против мнимых врагов. А наши «короли» в это время раскладывают очередную партию в шахматы, сидя у камина с рюмочкой Hennesy XO. И потешаются над своим «пушечным мясом».
– Как это ты заговорил! Каждый из нас, где-то «король», где-то сам «мясо». И на этом держится мир сей.
– Я не мясо. И это ещё хорошо, когда ты в этой пирамиде, скреплённой цементом из евро и долларов, как можно выше. И горе, если – внизу! Нас дёргают за «верёвочки», дёргаем и мы. Мы улыбаемся и смеёмся на «демократических митингах» и всё кажется вокруг шоколадно-мармеладно. Этакая идиллия! Но если копнуть… если заглянуть в головы. Мы увидим грязь. Ложь. Искажение фактов. Безразличие друг к другу. И всё, что нас окружает, в какой бы костюмчик это не было бы одето, Диктатура – Демократия – Анархия и т. п. Все создано, чтобы грызть друг друга, ибо в этом-то и скрыта высшая идея развития общества, на основе конкурентной борьбы. И в этом есть высшая его цель и высшая философия. Всё прочее – лишь красивая обёртка грязной сути. Поэтому, свой «патриотизм» я занусул в одно место… и не собираюсь умирать ни за одну идею, – молчаливого юношу словно прорвало! Вот уж верно говорят, что в «тихом болоте водятся черти!»
Приятели были шокированы таким неожиданным его выпадом.
– Не парься, Мартин, умирать не придётся. Отсидишься недельку, а мы тут пока пустим слушок. Сделаем из тебя героя! А там уже будет неважно! Тебя ведь каждая собака знает! На другие варианты у нас просто нет времени!
Времени на колебания у Мартина не оставалось. И он был вынужден согласиться.
* * *
Скромная церковная обитель метра три в длину, пригодная разве для монаха, но не для разбитного чешского студента.
– Извини, Мартин. Тебе придётся посидеть пока в этой комнате. Всё необходимое, включая еду, для тебя здесь собрано. Слишком важный для нас всех момент. Никто о тебе не должен ничего знать! Пока эта комната – твой склеп. Пока страна будет тебя оплакивать… – Мартин слышал, как запирается на замок дверь. Он понял, что отрезан от внешнего мира, – о, чёрт!..
(17–18 ноября полиция временно навела порядок на улицах столицы. По данным комиссии Федерального собрания Чехии, около 500 человек в той или иной степени пострадали в ходе столкновений с полицией, но жестко использовать силу, как это было в Китае, власти всё же не решились…)
19 ноября. Прага19 ноября было объявлено о создании Объединенного гражданского форума.
Весть о «гибели» в Народни Тржиде студента Мартина Шмидта муссировалась повсюду, циркулируя по умам, побуждая собравшихся к проявлению более-менее одинаковых эмоций возмущения. Создавая у них нужду в удовлетворении новых эмоциональных потребностей через психическое взаимодействие…
Новосозданный «Объединённый гражданский форум» во главе с Вацлавом Гавелом кружил эту новость. В этом процессе «кружения» чувства всех были обострены до предела, побуждая всех к общению друг с другом. Прага погрузилась в политическую мистику, массовую истерию, в которой разум перестаёт действовать, в которой действуют лишь страсти. «Убиенному» возжигали свечи. Возбуждение наросло до предела, толпы людей стали готовы к совместным и немедленным действиям.
– Пора! «Плод» поспел! Объект всеобщего гнева создан, явившись плодом «группового творчества», – Нормен сидел напротив камина снова с шаром коньячного бокала.[102]102
Его пристрастие к коньяку пусть не покажется странным для русского человека. Ещё с древних времён на Руси русским разрешалось пить алкоголь лишь по праздникам, иностранцы же потребляли его каждый день. Так и повелось. Русские пьют редко, но метко, а европейцы – едва ли не ежедневно, но понемногу. Последнее, правда, симптоматично ближе к хроническому алкоголизму! Но страшно, если на Руси будет окончательно привита «европейская» алкогольная традиция, способная привить у россиян ежедневное чрезмерное, на «русский манер», увлечение Бахусом… Так что Нормен потягивал понемногу коньяк на регулярной основе, чему мы подражать всё же не должны!
[Закрыть]
– Вот теперь наша экспрессивная толпа превратилась в толпу действующую! В толпу повстанческую! В толпе человек всегда крайне эмоционален. Он ведёт себя совершенно иначе, нежели в ситуации, где он является индивидуумом. Здесь нет индивидуальностей! Здесь есть массовая логика действий и массовая эйфория. Мало кто соображает, что творит, следуя лишь инстинктам подражания, что повышает внушаемость каждого! Чувство ответственности за содеянное подавляется! Каждый чувствует свою безнаказанность, а это заводит многих, как наркотик! Безнаказанность и анонимность (попробуй, найди: «а кто это сделал?») рождают пьянящий момент вседозволенности! – Нормен почти торжествовал, разглядывая коньячные «ножки» на стенках бокала.
(21 ноября свою поддержку протестующим выразил кардинал Чехии Франтишек Томашек. Это осуществилось под «папским» контролем из Ватикана, вдруг вспомнившего о демократических ценностях, о которых им не приходило в головы вспоминать в годы нацизма!)
* * *
На конец в один из дней огромная колонна двигалась по центру Праги. Путь ей преградил одинокий бравый чешский полицейский офицер, который размахивал руками и кричал:
– Налево! Сворачивайте налево![103]103
Кто бы что ни говорил сегодня, но судить о героях мы должны по законам и меркам их времени. И это был на самом деле героический поступок – противостоять в одиночку возбуждённой до крайности толпе! Вот бы узнать для истории имя сего решительного офицера полиции!
[Закрыть]
– Никогда больше не пойдем налево! – хором ответила гордая своей необузданностью и ненаказуемостью безликая толпа, одержав сокрушительную победу над одиноким «старорежимным» полицейским…
3.33 (89.11.20) Национальный вопрос, или «социализм нужно защищать!»
Ноябрь 1989 г. РужомберокReštaurácie
Политика угнетения национальностей есть политика разделения наций. Она вместе с тем есть политика систематического развращения народного сознания. На противопоставлении интересов различных наций, на отравлении сознания темных и забитых масс построены все расчеты черносотенцев… Но рабочему классу нужно не разделение, а единение. Нет для него горшего врага, как дикие предрассудки и суеверия, которые в темной массе сеют его враги. Угнетение “инородцев” – палка о двух концах. Одним она бьет “инородца”, другим русский народ. И потому рабочий класс должен решительнейшим образом высказаться против какого бы то ни было угнетения национальностей. Агитации черносотенцев, пытающихся отвлечь его внимание к травле инородцев, он должен противопоставить свое убеждение в необходимости полного равноправия, полного и окончательного отказа от каких-либо привилегий для какой-либо нации… За это черное, подлое дело берутся не только отбросы черносотенства, за него берутся и реакционные профессора; ученые, журналисты, депутаты. Миллионы и миллиарды рублей тратятся на то, чтобы отравить сознание народа.
Дело чести русских рабочих – чтобы законопроект РСДР Фракции против национального гнета был подкреплен десятками тысяч пролетарских подписей и заявлений… Это лучше всего укрепит полное единство, слияние между всеми рабочими России без различия национальностей…
(«Национальное равноправие». В. Ленин 1917 г.)
Реставрация была наполнена шумными словаками, громко, но безобидно орущими, иногда весело раскачивающимися с большими пивными кружками. Они не обращали особого внимания на советских «вояци», сидящих тихонько за столиком рядом. А те, перейдя на очередной хмельной уровень, как и водится, перешли от женщин к службе.
– В полк прибыло с последним призывом много узбеков. Сейчас идёт передел и полный беспредел. Только офицеры за полковой забор, сразу начинается… – Тимофеев задумчиво почесал «репу»…
– Камарад, два пива, една сыр! – кинул он подошедшему официанту.
– Да-а-а!!! Землячество – страшная вещь. Хуже любой дедовщины! А сколько у вас узбеков? – спросил Майер приятеля.
– Двадцать пять. Остальные кавказцы и небольшая русская группировка.
– Русская группировка? – Майер прищурился. – Кого ты имеешь в виду?
– Да, Саня, ты же знаешь, в русской группировке все, кто не примыкает ни к узбекам, ни к кавказу. Половина русских, есть кореец, два чувака[104]104
Так в армии называли чувашей
[Закрыть], а ещё татарин, литовец, но, самое интересное, два казаха туда же вошли!
Официант торжественно поставил две большие кружки с пенным пивом. Лучшим пивом на планете! Клубок копчёного сыра аппетитно лежал на тарелке.
– Казахи теперь в русской группировке? – Майер оторвал кусок сыра, как от клубка пряжи. Отхлебнул пива. Задумался.
– А что ты удивляешься? Сам-то из Казахстана, не знаешь, что ли этот народ?
– Да то-то, Владик, и оно, что знаю. Это они такие пушистые, когда в меньшинстве. Либо когда ты их «дорогой гость». Но окажись в их среде, где ты посягнёшь на их «место под солнцем»… – Майер задумался.
– Что, грустные воспоминания? А у меня с ними всё в порядке. Отличные ребята. Можно им доверять.
– Они-то отличные ребята. У меня и закадычные друзья казахи есть…
– Точно! Меня на абитуре один казашенок буквально выходил. Добрый такой тихий скромный опекал меня как родственника, сидел рядом, как сиделка, искал какие-то лекарства. А медиков мы боялись!.. – Владислав достал сигарету. Закурил.
– Да-а-а. Знакомо. Мы тоже медиков боялись. Боялись, что те «зарежут» на медкомиссии. Что же про казахов, вот что, я тебе, Влад, расскажу. Жил я в Казахстане и считал с детства, что мы с казахами друзья. Таких, как ты вот тут случай свой рассказал, я могу тысячу тебе рассказать. Они такие же, как и любые другие люди – нормальные. Но всё это может враз измениться, – он сделал паузу. Грустно задумался погрузившись мыслями внутрь себя. Отхлебнул пива, помолчал, – всё зависит, откуда подует ветер…
– Ветер?
– Ветер! А вот скажи, ты слышал что-нибудь о событиях в декабре 86-го?
– А что я должен был слышать? Мы в Новосибе бегали тогда «двадцатку» на лыжах. Вот такие у нас были события! Да я…ца обмороженные…
– Вот видишь, какой ты дремучий. Ни черта не знаешь! – Майер, отчасти торжествуя, отчасти сокрушаясь, хлопнул Тимофеева по плечу. – Вообще, я Алма-Ату имею в виду. Ведь о чём мы сейчас говорим!? Причём тут твой Новосиб?
– Ну да ладно, я что-то припоминать начинаю. Ходили у нас там по Академу разговоры про какие-то беспорядки в Алма-Ате.
– Беспорядки!? Да ты знаешь, что там творилось?! – глаза у Майера, казалось, сейчас вылезут из орбит. – Ты вот там вспоминал как-то про «социалистическую законность» и борьбу партии с хищениями госсобственности. Так вот, Казахстан там был в списке беспредельщиков не на последнем месте. Внешне, вроде, там и Советская власть, а на деле вся власть у Кунаева и его клана! Полный беспредел! И никакой Советской власти! Феодальная власть местных баев – вот что там было-то на самом деле!
Тимофеев молчал, слушая возбуждённого товарища, и лишь дымил как паровоз, а тот продолжал:
– Горбачёв сместил Кунаева, а вместо него прислал из Москвы Колбина, для наведения там полного порядка. Вот это и была, вероятно, роковая ошибка!
– Ошибка, что Кунаева сместил?
– Нет, что русского прислал, а не казаха. Ведь они, казахи, семейными кланами живут, жузы называется это. Это национальные традиции. Управлять здесь народом можно исключительно по их национальным правилам. Жузы с древности имеют разные места в кочевой иерархии. Каждый из них занимал свою территорию: старший жуз – южный и юго-восточный Казахстан, средний жуз – центральную, северную и восточную части страны, младший жуз – Запад. Первыми в Российскую империю ещё в восемнадцатом веке вошли младший и средний жузы, а старший – только век спустя, потому что был под властью джунгар…
Официальным вожаком у них может стать только некто из их родовых вожаков. Так было всегда. А кроме того, сами они никогда не работают. Они из древности веков – пастухи, а, значит, начальники.
– Хотя бы над отарой овец, но уже всё равно начальники!
– Точно! Русские у них всегда в замах ходят. Русские реально работают. А казахи руководят! А точнее – делают вид. А тут на престол – русского мужика. За спиной у Кунаева – его родовой клан – старший жуз. Где народу пара миллионов – одна треть всех казахов. А кто за спиной у Колбина? Горбачевы – Михаил с Раисой? Вот и поднял Кунаев свой клан на борьбу с Колбиным, Горбачёвым и всей Москвой. А Горбачёв это сделал, может быть, для того, чтобы избежать борьбы между жузами за «трон». Типа Колбин – как независимая от их клановых войн сторона. Но пусть бы они лучше между собой отношения выясняли! А так превратили это всё в «национальное восстание»! Хотя, уверен, что вероятнее всего это всё было предсказуемо и кто-то как раз этого и добивался. И думаю даже, что тут и без «Западной» помощи не обошлось. Причём, мне кажется, они действовали с двух сторон, влияя как на Кунаева, так и давая советы Горбачёву, который действовал так, словно и не понимал, какие сам козыри сдаёт Кунаеву. Ну не такой же он дурак конченый! Те же «соколики», что и моджахедов в Афгане подкармливают, они же, или им подобные, и всех «обиженных» и «непонятых» в Союзе кормят с ложечки, лишь бы они тут что-нибудь замутили. Да это – настоящие диверсанты! Только обрядили это всё очень красиво, дескать, казахский народ восстал против русских угнетателей.
– Ну и что, сильные волнения были? Теперь припомнил, в Академгородке какая-то казашка вела пропаганду. Распускала слухи о «зверствах властей». Кто-то верил. Кто-то нет.
– Я бы твоей казашке ноги повыдёргивал и сказал бы, что так и было! А в тот день толпа казахов Кунаевского клана вывалила на улицу. Несли горящее «синим пламенем» чучело Колбина. Всё громили вокруг. Жгли машины. Били витрины. Избивали прохожих… всех, у кого рожа русская.
– Только русских?
– Да всех, кто щуриться достаточно не умеет, на казаха не смахивает или просто им не нравится. Наше училище подняли по тревоге. Ещё погранучилище, да алма-атинский полк, он с нами через забор, и кинули на защиту наиболее важных объектов. Аэропорт, правительственные и госучреждения, учебные заведения и т. п. Но мы были с голыми руками, а те – вооружены металлическими палками, пиками какими-то, разобрали бордюры на камни. Короче, надавали нам. А генералу нашему даже машину сожгли!
– Ни хрена себе! Генералу машину сожгли? – Тимофеев выпустил клубы дыма. Майер замахал руками, морщась и разгоняя облако.
– Да кончай ты, Владик, курить! Всё равно ведь никакого кайфа ты от этого не получаешь, так зачем же добро попусту переводишь да воздух портишь!? – он сделал паузу, потом продолжал, – ну так вот, стоим в оцеплении. Напротив – толпа. А тут рядом какая-то казашка крутится себе так, как невинная овечка. Подходит ближе и вдруг – раз, ножом в лицо Ромке Кадышкину, другу моему! Прямо в глаз попала! Глаз себе и вытек. Тот орёт во всё горло, катается. Глаз свой пытается на снегу найти. Пацану девятнадцать, а уже инвалид! Взводный вскипел. Схватил эту тётку за волосы, тут же повалил на снег и давай пинать в живот. И орёт во всё горло: «Что б у тебя, суки, детей никогда не было!». Тут подскочил ротный, оттянул его. Но эту сцену уже кто-то из журналистов успел запечатлеть!
– Да, представляю себе, что люди скажут, такое увидев! Советский офицер избивает женщину! Звери! Враги трудящихся! Опричники!
– Так бы и было оно. Но это было только начало, дальше было больше. Этот эпизод затёрся, видимо, другими событиями, которых было великое множество. Хотя, как знать!? Генерал к нам обратился вечером: сынки, мол, «социализм нужно защищать!». Всю ночь мы точили в казарме сапёрные лопатки, зло точили после всего увиденного и полученных потерь. А на утро погрузили нас в ЗИЛы и – в город. На этот раз уже с лопатками. А навстречу нам бегут люди. Некоторые в крови. Просятся взять с собой. Но мы «не-а», говорим, мол, без вас, сами справимся. Добровольцы нам не нужны. В окнах люди руками нам машут. Бабки крестят.
– Я такую сцену помню из фильмов про защитников Москвы и Ленинграда.
– Вот-вот. Именно так мы себя и ощущали. Кстати сказать, курсантам-казахам, разрешили не принимать в этом побоище участия. Но ты знаешь, что удивительно, ни один не отказался. Серик Букетов наш так сказал: «Я присягу принимал, потому пойду как все!».
– Это, наверное, оттого, что бунт хоть и носил национальный характер, но всё же был, скорее, бунтом Кунаевского клана против Советской власти. Власть бая Кунаева им была нужнее Советской. Не все же казахи идиоты, многие поняли сразу, что к чему.
– Точно. Другие кланы или жузы Кунаева особо не поддержали. Скорее – наоборот. Ко мне после в городе часто подходили разные казахи. Сами начинали разговор. Прости, говорят, за этот позор. Это, мол, не казахи, а Кунаев всё устроил. А мы к русским хорошо относимся, как к старшим братьям.
– А к немцам они как относятся? – Тимофеев улыбнулся.
– В таких ситуациях все мы – русские. Ты вот говоришь, что даже казахи, когда здесь в меньшинстве, то скорее к русской группировке примкнут, чем к узбекской. А это уже хороший знак. Значит, те события не стёрли окончательно «русское самосознание» в некоторых казахах.
– Это «обрусевшие казахи». Хотя здесь, перед лицом словаков, все мы, и даже ещё совсем «не обрусевшие» узбеки – все русские!
– Точно так! Парадоксы и метаморфозы! Единство и борьба противоположностей, прямо!.. Так вот, месиловка тогда получилась знатная! Жуть. А я сам, знаешь, какой злой был, за Ромку хотелось всех порвать! Ведь он инвалидом остался! Нам на помощь ещё рабочих подкинули, вооруженных арматурой. В результате – все больницы переполнены. А трупы, говорят, увозили куда-то, никто не знает! Я сам камнем по черепу получил. Шапка спасла. Так я так лопаткой рубанул ему в ответ промеж глаз… До сих пор его окровавленное лицо перед собой вижу… – Майер жадно припал к бокалу с пивом, словно мучаясь от жажды, – не горжусь этим, нет, тут мало чем гордиться, мучаюсь от памяти и осознания того, что, может, кого-то сгоряча напрасно лопаткой завалил, кто знает! Может и выжил он, надеюсь. Но не жалею ни минуты того, что защищал страну и наш народ от кровавой вылазки этих сволочей!
– Трудно себе поверить в такой ужас, это зверство прямо! – Тимофеев поёжился.
– Зверство? Трудно нам пришлось. Все озверевшие были! Сам уже не верю. Как сон всё. А ты как думаешь, когда они шли громить русский детсадик!? А нам старшина орёт: «За мной!». Наш взвод кинулся на толпу, а два других взвода оцепили сад. А там детишки перепуганные… В эту минуту мы людей в этой толпе не видели. Только страшных зверей. И сами стали как звери, – Майер вытянул вперёд свои крепкие руки, – вот этими руками я там сам не помню, скольких завалил. Не знаю, выжили ли они или нет… надеюсь, что выжили всё же! Знаешь, когда борешься со злом, сам злом становишься, вот ведь штука какая! Говорят, что «добро должно быть с кулаками», но как только кулаки пускаешь в ход, перестаёшь добром быть! Такая вот она, жизни диалектика! – Майер тяжело вздохнул, потёр лоб, помолчал, потом выдохнул и продолжил.
– Хорошо, вскоре с Москвы спецназ подоспел. В касках с пластиковыми забралами. С щитами и дубинками. Как на Западе. Мы ведь таких только по телеку раньше видели. В передачах про «загнивающих капиталистов». А теперь и у нас такое. Они быстро, не то что мы, рассекли толпу по мелким группам и давай вязать. Мы-то такой тактике не обучены были! Да и это не наша ведь работа! Это дело МВД, а не нас! А знаешь, когда человек чувствует себя окружённым, моральный дух его резко падает. Он поддаётся панике. Короче, порядок восстановили они довольно быстро. Но ещё пару недель везде эти парни дежурили. На автобусных остановках, у административных зданий, у ВУЗов. Преподы ВУЗов и студенты собирались в группы и в сопровождении спецназа следовали в свои учебные корпуса.
– Странно, что об этом никто ничего не знает.
– Ещё бы! Представляешь, как это всё можно вывернуть! И подстегнуть подобные беспорядки в других регионах. А из военных сделать зверей и подонков, избивающих казахский народ!
– Но в Алма-Ате вышел не казахский народ. А враги его. Своих сограждан толкнули на преступление и братоубийство на почве сегодняшнего всеобщего нигилизма и расшатывания ценностей, любая крамола, я думаю, ложится сейчас на «благодатную» антисоветскую почву. Люди будут склонны видеть только то, что хотят видеть. И не увидят совсем того, что хотим мы. Но то ли ещё будет!..
– Кстати, Назарбаев, нынешний первый секретарь ЦК Компартии Казахстана, также из старшего жуза Кунаева! Так что надо полагать, «дело Кунаева» и его «восстание» будут увековечены рано или поздно! Вот увидишь!..
Тут в реставрацию ввалилась новая группа словацкого пьяного «подкрепления». Сидящие встретили вошедших бурными возгласами. Было очевидно, что все эти люди – приятели, завсегдатаи сего заведеньица, проводящие львиную долю своего времени именно здесь, за кружкой пенного ароматного пива. Уже не было радостных возгласов в адрес «русских камарадов». Местные словаки, оставаясь больше нейтральными, старались их просто не замечать. Некоторые косились и что-то зло бурчали себе под нос. Однако никто не лез на рожон, не задирался.
– Камарады отрываются! – Тимофеев посмотрел на них, как на людей, не вполне здоровых головой, ограниченных. Но, да и бог с ними, недоделанными! И он продолжал.
– Буреют словаки, всё более и более! И вообще, почему-то все «национальные кадры» так опухли от наглости в последнее время. Наверное, оттого, что ленинский завет о предоставлении прав маленьким народам выполняется слишком правильно. А вот завет Ленина в адрес этих самих народов – самим отказываться от излишних привилегий и бороться за интернациональное объединение – забыт этими самыми нацкадрами, – Тимофеев вздохнул.
– Но он ведь сам писал о «национальной гордости Великороссов». Почему бы и другим не иметь эту самую гордость? – пожал плечами товарищ.
– Он писал как раз о том, что проявления этой самой «гордости» – это плохо! Гордыня – это грех вообще!
– Ты что, в бога веруешь? Во дела, а ещё замполит!
– В бога я не верую, хотя его существование и не исключаю. Иногда мне кажется, по правде говоря, что отсутствие бога, совершенно нелогично. Должен быть какой-то разум. Ты Солярис смотрел?
– А кто его не смотрел!
– Так вот! А грехи я грехами всё же признаю! – Тимофеев поднял вверх палец, и продолжил.
– Так вот, ленинский принцип по национальному вопросу сводился к тому, что русские вежливо как бы предлагают малым народам больше национальных привилегий и автономий, а те вежливо отказываются в пользу культурной интеграции всех народов. Взаимная вежливость, уступки и компромиссы, направленные вектором навстречу друг другу! Типа как в дверном проёме, все друг другу пытаются уступить! Только вот первая часть этого завета русскими выполнялась, а про вторую, про выполнение его нацменьшинствами, видимо, позабыли.
– А что, правдоподобная версия, – Майер крутил в руках пустую пивную кружку, – «лица коренной национальности» в Казахстане пользуются сегодня особыми привилегиями. Например, при поступлении в ВУЗ…[105]105
Согласно решению В.И. Ленина и партии большевиков, СССР создавался как федерация – с огосударствлением народов и народностей бывшей Российской империи, через создание советских республик по национальному признаку, наделённых правом на самоопределение, вплоть до отделения. Вся эта политика была чётко изложена в ленинском труде «О праве наций на самоопределение».
Народностям и народам России были предоставлены территория и государственная форма. Были созданы общественные и государственные институты и закреплена национальная принадлежность каждого гражданина.
В СССР никогда не велась речь ни об ассимиляции, ни о «плавильном котле» в единую национальность, ни о формировании «национальных резерваций» и «гетто», и никакой ни колониальной политики, ни апартеида.
Сейчас, во время перестройки, советская либеральная интеллигенция, аплодируя А.Д. Сахарову, стала подливать масло в огонь этнического сепаратизма – во имя разрушения СССР! Уже три года назад, в начале 1986 года под лозунгами «Якутия – для якутов», «Долой русских!» состоялись студенческие демонстрации в Якутске.
Неумелые или явно провокационные попытки Горбачёва ограничить власть местных национальных элит вызвали еще более активные протесты в ряде республик. Так, в декабре 1986 года в знак протеста против назначения первым секретарем ЦК Компартии Казахстана вместо Д. А. Кунаева русского Г. В. Колбина многотысячные демонстрации, перешедшие в беспорядки, состоялись в Алма-Ате.
Вследствие шумного разбора «хлопкового дела» и прочих действий по пресечению злоупотреблений властью, вспыхнули национальные выступления в Узбекистане. Зазвучали требования о воссоздании автономии крымских татар, немцев Поволжья. Зоной наиболее острых межнациональных конфликтов стало Закавказье.
В 1987 году в Нагорном Карабахе (Азербайджанская ССР) начались массовые волнения армян, составляющих большинство населения этой автономной области. Они потребовали передать Карабах в состав Армянской ССР.
На фоне карабахского конфликта и бессилия союзных властей в мае 1988 года были созданы народные фронты в Латвии, Литве, Эстонии. Если вначале они выступали «в поддержку перестройки», то уже через несколько месяцев объявили своей конечной целью выход из состава СССР. Требование о введении родного языка, как основного и единственного, в государственных и учебных заведениях звучало не только в Прибалтике, но и на Украине, в Белоруссии и Молдавии…
[Закрыть]
Тимофеев положил на стол кроны, и лейтенанты вышли на холодную ноябрьскую улицу. Словаки продолжали шумно выкрикивать групповые радостные возгласы, словно радуясь забитому голу!
– Во как местное пиво заходит некоторым! – улыбнулся Майер.
– И не говори!.. Так вот, если про «наших баранов», дальше, то зато в Новосибе, когда я поступал, мои друзья из республик, экзаменов не сдавали, писали только диктант и проходили как «нацкадры».
– Да! Уж! Но, пожалуй, на этом и всё.
– Как бы не так! Ты вот просто не задумывался. Живущие в республиках даже не догадывались о том, в каком привилегированном положении они находились всегда! В Сибири и на Дальнем Востоке всегда была масса дефицитов. Талоны на то же мясо были практически всегда.
– А я особо нигде не был, но вот у нас, в Алма-Ате, нет проблем! Куры, мясо, яйца, конфеты, одежда, мебель, посуда, словом, всё, что душе угодно есть у нас! Полным-полно, были бы только деньги! Никаких тебе талонов!
– Вот-вот! А вдобавок, к нам, на север «комсомольцы-добровольцы» приезжали, работали три года, получали по спецталонам в своих магазинах все дефицитные товары и уезжали с «жигулями»! А местным, живущим на севере, это всё было недоступно! Вообще, все цены там были выше, как для «третьего пояса»! А зарплат у них таких, как у приезжих «комсомольцев-строителей», не было никогда и близко! Да и всё там в жутком дефиците! Самая узурпированная республика в СССР – это РСФСР!
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.