Текст книги "На переломе эпох. Том 2"

3.36 (89.12.02) Пусть кричат уродина!.

В этот день, 2 декабря 1989 г. Президент США Буш и Председатель Президиума Верховного Совета СССР Горбачев объявляют об окончании «Холодной войны». (По сути, окончание одной «холодной войны» привело ко многим другим уже вполне «горячим войнам» и неслыханным кровопролитиям! Это была кровавая цена на пути к, оттого ещё более презренным, материальным благам! СССР вышел из этой войны, добровольно приняв роль поверженного в ней. Но во всем мире происходящее оценят именно как поражение СССР, а не как обоюдное движение двух стран навстречу, инициированное СССР. Не плод доброй воли, а акт поражения! США же свою войну никогда не прекратят, лишь изменят её цели и тактику.

Родителей не выбирают, Родину – тоже! Если патриотизм – животный инстинкт, то любовь, верность и преданность – также.

Мы скорее станем животными БЕЗ этих инстинктов!

Родина. Как здесь, вдали, мила и дорога становится Родина! Такое возникает непреодолимое желание пройти по городу, где все люди, и даже маленькие дети вокруг, говорят на родном языке! Где всё понятно и где всё своё. И даже грязные разбитые дороги и мухи на застиранной казенной общепитовской скатерти – свои!

Вот тогда только и начинаешь ясно понимать, что не нужны эти заморские прелести вовсе, которыми становишься быстро сыт по горло и начинают скручивать сердце муки духовного вакуума чужбины…

Тимофеев вспомнил, как однажды в детстве в Хабаровске он с друзьями забрёл на задний двор кафетерия, что был недалеко от дома. В полуподвальном помещении которого, через большие зарешёченные окна, они с удивлением наблюдали как толстые бабы в белых чепчиках бесцеремонно большущими ножами снимали «лишние» шапки белого вкуснейшего взбитого белкового крема с заварных трубочек и стряхивали его в большой алюминиевый бак… После этого Влад стал понимать, от чего в так любимых им трубочках всегда так мало его любимейшего крема… Бабы, увидев тогда мальцов, закричали, замахали руками, прогоняя незваных зрителей. Другой раз Влад, зайдя в магазин раньше времени его открытия, увидел, как жирная продавщица массирует толстыми скрюченными руками огромный кусок сливочного масла, втирая в него прогорклый пожелтевший верхний слой! Она нисколько даже не смутилась подростка. Как это было всё омерзительно! Тимофеев усмехнулся.

И всё же он бы ни за какие блага этого мира не продал бы свой родной дом, свои родные улицы, своё детство, свои воспоминания! Ни за что! Кто-то скажет, что Родина там, где тебе хорошо, где сытнее. Но пусть этих людей покинут их дети и близкие, продавшись за кусок лучшей доли в будущем. Пусть останутся они у разбитого корыта своей судьбы, без Родины, совести и чести, вечными духовными скитальцами по белу свету, не в силах найти своё пристанище, свою обитель души. Ибо истинная обитель духовная для человека – его Родина, его близкие люди. Что же есть Родина? Это, прежде всего, семья, дом, родная земля, знакомая с детства берёзка под окном, родной язык. Родина словно родители. Либо они есть, либо их нет, их, хороших или плохих. Но разве могут для нормального человека быть его родители плохими?.. «Быть патриотом своей Родины – животная суть некоторых дураков», – считают некоторые. Но как быть тогда с животным инстинктом матери, о сохранении потомства, о животной репродуктивной сути любви, о дружбе и верности? Всё – тогда животное…Но на самом деле человек, отвергший партиотизм, верность Родине и близким, обречён на эгоистическое животное существование волка-одиночки.

Тимофеев стоял на перроне, с нетерпением ожидая советский поезд, стремящийся из Миловиц через пограничный украинский городишко Чоп в Москву. Велико и огромно необъятное пространство Руси, распахнувшей свои недра и земли всем народам огромного советского государства! Как долог путь с Запада на Восток! Тимофеева грели проездные документы на проезд поездом до Хабаровска. Это означало, что его отпуск продлён на время в пути. А это ещё примерно полмесяца плюс к отпуску, которые он был намерен заполучить в свой «отпускной фонд», заменив за свой счёт в Москве поезд на самолёт! Но как ни крути, а сперва нужно было поездом добраться до Москвы!

Чоп. Советская территория. Государственная граница СССР за спиной. Тимофеев стоял у окна вагона, который был поднят вверх для смены колёсных пар.

– А знаешь, отчего у нас рельсы на пятнадцать сантиметров шире, чем на Западе? – спросил Тимофеева попутчик.

– Оборонная доктрина, известно дело!

– Не-е-е-а! – обрадованно ответил тот. – А было дело так. Царя нашего батюшку спрашивают, дескать, как рельсы ложить. Как у них, на Западе или ширше? Ну, тут наш царь-батюшка репу-то почесал и отвечает: «На хер, говорит, ширше-то!» Ну, те так вот на «хер» шире рельсы-то и положили!

Все весело заржали.

– Сам сочинил, али как? – вытирая слёзы смеха с глаз, спросил Владислав попутчика.

– Сказал бы, что сам, да врать не буду. Услышал тут как-то хохму эту…

Чоп. Перрон вокзала в окнах вагона полон каких-то словно одичавших людей, именуемых себя гордо «западенцами». Каждый раз, когда Тимофеев их видел, его охватывало смешанное чувство радости и недоумения от царившего здесь беспорядка: вот они, врата Родины! Царивший здесь приграничный хаос неприятно поражал воображение даже бывалых путешественников.

«Родина… еду я на Родину, пусть кричат уродина, но она мне нравится… пусть и не красавица!..» – пело радио в купе.

(Как странно, что пройдёт немного времени и очень многие русские люди станут легкомысленно вкладывать полный негатива смысл во фразу: «там одни русские», словно сами они не русские… Есть ли ещё хоть один народ в мире, презирающий сам себя, стремящийся отмежеваться от своего этноса? Тем самым стремящийся сообщить иноземцам, что он выше своих соплеменников, но на деле, тем самым, втаптывая в грязь себя вместе с втаптываемыми им же!

Вскоре на смену утверждению, что «маде ин не наше, маде ин параша», среди «наших» утвердится новое расхожее убеждение, что всё, что есть на «Западе», по определению хорошо. А если у «них» что-то и не так, то это, совершенно очевидно, что это их «наши научили плохому». Где же это видано хоть в одной части этого света такая нелюбовь к самим себе! И почему нормы нравственного и культурного поведения забыты людьми, словно их никто никогда ничему не учил и не воспитывал? Кто это сумел так перевернуть наше собственное сознание на путь самоуничижения?)

Наконец, позади все границы, поезд бодро отстукивает по рельсам в глубь СССР. На одной из станций в купе подсел какой-то старлей – «чернопогонник». Артиллерист.

– С загранки? Да? – с долей зависти спросил он попутчика.

– С неё!

– Да-а-а! Я тоже два года назад в ЦГВ служил. Золотое было время! Шмоток вывез тогда!.. А щас пообносился уже. Всё хорошее быстро заканчивается! Так что не теряй время зря там! – начал он с порога свои наставления.

– Да я и не теряю, – пожал плечами Тимофеев.

– В Союзе зарплату свою не профукивай пока в отпуске.

Я вот по кабакам больше таскался. Холостым был! А теперь на подсосе. И семья! Зарплату стали в части задерживать! Последние 4 месяца охотился за начфином, чтобы получить зарплату. Ни черта не мог его застать. Когда он только там появляется? А появится – вечно занят! На днях случайно встретил в автобусе. Ну, думаю, всё! Ты попался у меня, голубчик! Не вывернешься! Он понял, что дело его «табак». Короче, договорились. Проник с ним в часть через дырку в заборе. Скрытно прокрались в его кабинет и там закрылись. А для остальных – начфина по-прежнему нет! Так вот я зарплату-то и получил! Прикинь! С вещевой службой ещё хуже. Каши не сваришь. Кроме скандала и рукопашной пока так ничего не добился. Вот такая она, наша действительность в Союзе! Так что лови последние лучи уходящего заграничного солнца там! Для многих это будут их последние солнечные лучи!

Офицеры замолчали. Было как-то грустно. Но всё же и радостно одновременно. Мелькали стволы родных деревьев, огни родных полустанков. Поезд стучал по широким рельсам Родины, – тух-тýх, тýх-тух, тух-тýх, тýх-ух, тух-тýх, тýх-тух…

3.37 (89.12.05–10) Русо оккупанто

А в это время 4 декабря 1989 года в СССР, в Нахичеванской АССР г. Нахичевань[113]113
  Город Нахичевань, по преданию, основан самим Ноем, тем самым создателем «Ноева ковчега» и являлся в далёком прошлом армянским городом.


[Закрыть] (5 декабря М. Горбачёв встретился для дачи приветствий с новыми властями Чехословакии, после чего немедленно дал новую оценку чехословацким событиям 1968 года:

– Эта акция явилась вмешательством во внутренние дела ЧССР, несовместимым с нормами отношений между суверенными государствами.

Во главе с Горбачёвым мировые лидеры выступили один за другим с заявлениями, осуждающими ввод войск, странами Варшавского договора в 1968-м.)

Итак, в этот декабрьский день группы местных жителей вышли к границе, разожгли костры и стали призывать через громкоговорители к «объединению Южного (территория Ирана) и Советского Северного Азербайджана». Пикетчиков предупредили, что они действуют незаконно. Те вскоре разошлись, но 12 декабря акция повторилась. Наконец, в конце декабря в адрес пограничников поступил ультиматум от нахичеванского Народного фронта. В ультиматуме содержалось требование: до 31 декабря 1989 года убрать на границе все заграждения. В противном случае все будет уничтожено. Народный Фронт Азербайджана активно готовился к погрому границы: шла агитация, свозились техника и горючее. Попытка Москвы объединить Иранский и Северный Азербайджан была предпринята в 1945 году, однако потерпела крах: в мае 1946 года Сталин под давлением США и Великобритании был вынужден вывести советские войска из Ирана. После этого падение новой Демократической Республики Азербайджан оставалось только вопросом времени. Чтобы усыпить бдительность Сталина и азербайджанцев, шахское правительство объявило о признании автономии Иранского Азербайджана, но в то же время начало концентрировать на севере страны войска. Всего было собрано до 20 дивизий. 21 ноября 1946 года было объявлено о вводе войск в Иранский Азербайджан и Иранский Курдистан. 12 декабря 1946 года иранцы практически без сопротивления вступили в Тебриз, учинив массовые кровавые расправы. Пишевари и вся азербайджанская верхушка республики успели бежать в СССР. Таким образом, Демократическая Республика Азербайджан просуществовала ровно год. День «освобождения» Азербайджана был объявлен в Иране национальным праздником.)

Рабочий день подошёл к концу.

– Зденка! – услышала девушка, закрывая кассу, за спиной знакомый голос.

– Агой[114]114
  Привет


[Закрыть], Януш! Это ты!? Что ты робишь[115]115
  Делаешь


[Закрыть] здесь?

– Здена! Пойди со мной тераз[116]116
  Сейчас


[Закрыть]! Будет весело! Будет забава!

– На ваш политичный клуб?

– Ну, так!

Януш, как активный участник нового движения молодёжи, являлся не только носителем новых идей, но и активным их пропагандистом. В этом у него имелся также и личный мотив – Тимофеев. Как он ненавидел этого «советского вояци», вероломно вторгнувшегося в его, Януша, мир. Ему где-то на подкорковом уровне казалось, что с разрушением этого чужеродного мира к нему вернётся всё, что было у него так нагло отобрано, в том числе и любовь!

Не только Януш, но и всё окружение твердило Здене о «русских оккупантах», о свободе Чехословакии, так или иначе она стала всё более и более напитываться этими идеями. И хотя поначалу она и вступала с Янушем в споры, но массовое внушение этих мыслей со всех сторон, лежащих вразрез с заскорузлой, пахнущей плесенью и полной ограничения старой идеологией, сделало своё дело. Что ж, и вода камень точит! Она стала задумываться, переоценивать и внутри себя соглашаться с чем-то, сперва немного, потом ещё чуть-чуть и так далее…

В общении с Тимофеевым они всё больше и больше стали вступать в пылкие дискуссии. Януш же оставался рассудительным. Он нес эти мысли спокойно, не пытаясь переломить через колено Здену. Поэтому его идеи мягко, медленно, но верно ложились на её почву. Тимофеев же оставался вспыльчив. Он кипел как паровоз. Вступал в жёсткую дискуссию. И это так же отталкивало Здену, именно то, что он не уважает её, Зденино мнение! Ей было неприятно любое навязывание. И она начала медленно отдаляться от него. Всё, что ни делал Тимофеев, в глазах Здены лишь подтверждало всё то, что говорил Януш. Отныне всё, что говорил Тимофеев, воспринималось не иначе, как проявление «имперского советского тоталитаризма». Всё, что говорил Януш – свобода слова и передовая «демократическая ценность».

Странно, но если «старая идеология» и смеет оспаривать «новую», то она немедленно объявляется «тоталитарной». Для «новой идеологии» же, право оспаривать всё старое, абсолютно всё, есть проявление свободы слова и демократии… Таков вот он, расклад.

7 декабря 1989 года: Литва стала первой из советских республик, отменившей руководящую роль Коммунистической партии.

8 декабря в ГДР против бывшего руководителя партии и государства Эриха Хонеккера выдвинуто обвинение в злоупотреблении служебным положением.

10 декабря президент ЧССР Густав Гусак поручил коммунисту-реформатору из Словакии Мариану Чалфе сформировать новое правительство национального согласия и подал в отставку. Коммунисты в этом правительстве оказались в меньшинстве.[117]117
  По сути, «реформа» 68-го года начинает брать реванш в ЧССР. Коммунисты оказываются в меньшинстве в новом правительстве. Начинаются гонения. Страна берёт курс, противоположный социалистическому. Страна больше не только не реформирует социалистическую модель, но вообще не строит е «развитой социализм»! Она резко взяла курс на построение развитого капитализма! Советская символика идёт на свалку истории. Однако люди ещё не решаются просто выбросить всё это. Они сдают это «коммунистическое добро»: бюсты Ленина, других коммунистических лидеров, их портреты и т. д. в советские воинские части. Все эти события в стране ещё больше осложняют положение советских военнослужащих, которых воспринимают как потенциальную силу, способную обратить начатые реформы вспять и осуществить коммунистический реванш. Однако «западные консультанты» успокаивают местные власти и дают некоторые гарантии, основанные на влиянии на верховную власть в СССР в лице М.С. Горбачева. Они также рекомендуют подрывать имидж Советской армии в глазах местного населения, формируя в её лице образ «врага-оккупанта», а не «воина-освободителя»…


[Закрыть]

Мир – сложный организм. В нём нет только белого и чёрного, как некоторым кажется. Каждая личность, факт – многогранны и содержат в себе массу как положительных, так и отрицательных черт. Мы сперва ставим кого-то на пьедестал, потом – сбрасываем, а после возвышаем в святые!..

3.38 (89.12.10) Добро и зло

Вот и сгорел ещё один день. На темнеющей улице было нехолодно, всего-то градусов двадцать ниже нуля. Снег мягко искрился в воздухе за окном, расписанным узорами инея. Замороженные пельмени в мешочке висели, привязанные к оконной раме, ожидая часа своего гастрономического триумфа, своего «выхода в свет». По подоконнику прыгал снегирь, аккуратно склёвывая примёрзшие зёрна пшёнки, специально высыпанные ранее для этих птах.

– Сегодня встретил неофашистов, – Влад перемешивал ложкой наваристый мамин борщ.

– Каких ещё неофашистов? – мать посмотрела на него с недоумением.

– Самых что ни на есть настоящих!

– Да? А почему ты так решил?

– Да на них была соответствующая атрибутика. При этом все лысые!

– Может, это только лишь одежда. Дань моде. Юношеский нигилизм. Потом всё это пройдёт. Многие через подобное проходили в юности.

– Знаешь, я лично через это не проходил. И ты это прекрасно знаешь. Увлечение фашизмом не является обязательным связующим звеном между ребёнком и взрослым. А проявления нигилизма могут выражаться и в другом! Мы в школе тоже выражали свой нигилизм, своё несогласие с устройством общества. Спорили с учителями на уроках литературы и обществоведения. В училище мы находили массу расхождений в поведении отдельных партийных руководителей, командования с теорией научного коммунизма, работами Маркса и Ленина! Мы отрицали и открыто спорили!

– А ты за забор училища когда-нибудь выглядывал? Видел там толпы панков, хиппи?

– Виде-ел! Да… Их бы всех в армию! У нас бы их быстро научили Родину любить! Но от панков и хиппи всё же хоть вреда поменьше, чем от неофашистов.

– Всё это когда-нибудь перерастётся. Ты видел когда-нибудь дедушку с бритой головой? Куда они все деваются?

– А я думаю, что никуда не деваются, потом такие вот дяди-переростки молодёжь и воспитывают в таком же духе. Ну, никогда бы не подумал, что фашисты могут быть русскими. Я бы им жару задал бы!.. – он потряс кулаком и стукнул по столу.

– Ну, ты с ними, с бритоголовыми-то, всё же лучше не связывайся, – мать беспокойно посмотрела на сына, – и не задерживайся допоздна, как вчера. А то мы с отцом переживаем. Спать, пока ты не вернёшься, не ложимся.

– Мам! Я уже взрослый. Ты же не волнуешься, когда я там, в армии, а там у меня всяк случается.

– Ну, то там, а здесь ты для нас всегда ребёнок, – мама погладила сына по голове.

– Мам, я вообще-то ротой командую, можно сказать. На мне такая ответственность! Так здесь-то, дома, справлюсь уж как-то с самим собой. Какой я ребёнок-то?

– Ладно, ты не сердись. Сам поймёшь потом, когда вырастешь.

– Да вырос я уж давно!

– Вот дети когда у тебя появятся, тогда и поговорим об этом!

– Да ты не обижайся. Я понимаю. Просто не нужно меня ребёнком – то называть. Какой я ребёнок? Я офицер! – он сам усмехнулся от сказанного, вспомнив слова Ярмольника в фильме про Мюнхгаузена.

– Ну, не буду, не буду, – улыбнулась мама, – давай тебе второе положу, – добавила она, увидев, что борщ в тарелке уж иссяк.

– Давай! Так вот, всех фашистов-то этих, всех видов и национальностей, наверняка одни и те же типы поддерживают.

Вообще, не могу понять, по логике, русские фашисты должны ненавидеть тогда других фашистов, ан, нет, у них Гитлер кумир! Как это вообще возможно, при том, что столько наш народ пострадал в годы войны, в ум не возьму!

– Многое, что сейчас творится, трудно в ум взять. Ты, главное, себя береги. Держись подальше. Они так, может, и не опасны особо. Всё же русские, не немцы.

– Русские!? Да лучше бы они немцами были! Сталина нет, он бы всех их к стенке! – Влад хлопнул ладонью по столу.

– И не говори. К стенке! Но помни, что одно зло рождает другое, даже если оно и совершается во благо.

– Ой, мам, только не надо мне про толстовское «непротивление злу насилием». Добро должно быть с кулаками. Я бы их поубивал как собак и рука б не дрогнула.

– Страшное ты говоришь, сынок. Ну как можно человека убить, даже если он оступился. Ты ж у меня не убийца.

– Ну да, не убийца. Да, конечно. Мне тут и один мой боец-тренер по кунг-фу, тоже говорит, мол, когда борешься с врагом, сам становишься на него похож. Ну а как не бороться-то с ними?

– Это не наше дело, Владик, с ними бороться. Пусть милиция с ними борется. Они за то свою зарплату и получают. А мы люди маленькие. Чё нам на рожон-то лезть?

– Так многие говорят. Делают вид, что ничего не происходит. А чё ждать-то? Пока беда сама постучится в дом? Не нужно ждать, пока эта беда сама придет в семью, чтобы понять, наконец, что это напáсть есть. Они уже среди нас и с каждым днем их становится больше. Сколько люди будут вести страусиную политику, пряча головы в песок? Неужели история никого ничему не учит? Зло разрастается очень быстро. В Германии-то же вон, сидели в иллюзиях. И мы сейчас даже не замечаем эту проблему, потому что даже не всегда знаем, как фашистов отличить от обычных людей. Чего мы ждем? По нашей тридцать седьмой школе уже открыто ходят подростки в атрибутах этого движения, а училки не врубаются, все «дети-дети», всё «шалости», всё «молодёжная мода», а эти детки уже полные готовые отморозки.

– Отморозки они и есть! Вон, с полгода назад такие же нашего соседского парня отлупили, да так, что тот в больнице лежал. А с отморозками лучше не связываться.

– Кого отлупили-то? Ваську что ли?

– Его.

– За что?

– Ни за что. За то, что еврей, может.

– Вот, сволота. Как он сейчас-то?

– Да ничего, вроде. И почему только евреев все так не любят, не только фашисты. В толк не возьму.

– Не знаю. Но евреи сами как фашисты, порой, когда себя за особых держат. По-моему, любое утверждение о собственном превосходстве над другими и есть самый настоящий нацизм. Но бить человека за то, что он еврей – последнее дело. Таких самих нужно бить. Я ж и говорю, что с нацистами необходимо бороться. А ты меня всё пытаешься успокоить.

– Но мы-то что можем, сынок! Чем мы можем-то тут помочь?

– А хотя бы поддержкой моральной. А иначе, если от беды будешь бегать, то она сама к тебе и придёт.

– Ладно, борец! Котлету ещё подложить?

– Ух, негоже на ночь то много есть, а ну, давай.

Ароматный запах сочных котлеток, которые таили во рту, был настолько соблазнителен, что невозможно было устоять.

– Это настоящая мечта нильского крокодила! – Влад отломил вилкой очередную котлету…

– Да, кстати, тут посылки тебе пришли, наверное, родители твоих солдат наприсылали своим детям передать. Вот извещения. Как ты только это всё дотащишь?

– А-а-а! Дай-ка! Хорошо, схожу завтра на почту. Ничего, дотащу. Что поделать, ждут бойцы же передачки из дома! Ладно, что не впихну, отправлю назад. Ах, ну ещё добавочку подкину, на сон грядущий!.. – он поднялся к источающей божественный, если так можно сказать, аромат мясных котлет, сковородке… Мама улыбалась…

Колючий ветер в лицо. Высокая мокрая изумрудная трава под стройными жилистыми конскими ногами, блестящая чистыми каплями под степным жёстким половецким солнцем. Он шёл неудержимой рысью, пружиня сильными ногами в стременах, впереди небольшого войска. Красный плащ развевался сзади. Конусообразный золоченый княжеский шлем грозно увенчивал смуглое лицо. Стриженная на скандинавский манер чёрная борода горделиво обрамляла твердо сжатые смуглые скулы. Перевалив за косогор, князь увидел перед собой готовое к бою, идущее навстречу несметное воинство, подобно чёрной туче вдруг окружившей горизонты вокруг. Русское войско сзади заколебалось при виде превосходящих сил противника, сбавило ход.

– Половцы! – сказал кто-то сзади.

Он обернулся.

– За мной, порубим гадину! За Русь!

– За Русь! – вторило войско.

Резкий протяжный «вжик», выходящего из ножен, восторженно сияющего на солнце вострым лезвием княжеского меча. Грозный звук выходящих из ножен сотен мечей сзади.

Он не видел лиц ворогов. Лишь чёрную массу нечисти, подобно дракону, разбросавшую свои главы конными лавинами впереди. Его собственный конь летел галопом, закусив желтоватыми зубами удила, из яростно открытого рта которого летели брызги слюны. Вперёд. На встречу с противником, объявшим собой горизонты.

Князь врезался в ряды ворога, рубанул мечом по диагонали. Сверху вниз. Раздались крики ужаса. Тут же протянул мечом снизу вверх. Снова – брызги крови и хрипы. Он совсем не видел людей вокруг. Лишь искривлённые гримасами маски ворогов. Видя решительность своего бравого князя, русское воинство с криками: «Вперёд, за Мономахом!» бодро врезалось во вражескую тучу.

Окровавленный меч князя поднялся вверх и резко опустился вновь. Ещё одна половецкая голова покатилась по траве… Совсем ещё юная голова. Этому юноше едва ли исполнилось четырнадцать лет. Князь на миг остановился.

– Не смотри на него. Это лишь твой враг, – послышался голос откуда-то снизу. Князь посмотрел вниз, но ничего не увидел, кроме кровавого месива земли под копытами своего разгорячённого коня.

– Не щади врага, даже юного, от одного врага вырастет сто недругов в скором будущем. Проявление жалости – губительное проявление слабости, такова диалектика! – снова раздался голос с хрипотцой снизу.

Князь, застывший на миг, вновь врезался в самую вражескую гущу, не обращая более внимания на головы, которые он сек с остервенелой неистовостью.

Но тут на месте одной головы, как у Змея Горыныча, тут же выросло две, размножая число врагов. Он снова махнул мечом, зарождая новый удар сразу же, едва завершив первый, сливая их в единое молниеносное движение блестящего клинка. И ещё две головы упали на траву. Но и без того бесчисленный враг лишь размножался, подобно мифическому дракону с каждым ударом меча. И вот ворог уже буквально повис на его богатырских руках. Множество половецких кривых мечей пронзило гордую сильную княжескую грудь. Он упал на помятую окровавленную траву… Русское войско, увидев гибель своего князя, дрогнуло…

Он упал, и Тимофеев тут же проснулся. Сердце колотилось. Грудь всё ещё чувствовала боль от кривых вражьих мечей. В аквариуме плеснулась рыбка. Тимофеев в темноте, наощупь, вышел на кухню. Выпил воды, умыл лицо.

«Вот как оно. Чем больше мы сражаемся со злом, совершая даже нечаянное, вынужденное зло, тем ещё больше его же и порождаем. Вот она, какая диалектика. Зло невозможно просто убить, не дав ему возрождения. Вот оно откуда толстовское «непротивление злу насилием»! Борьба со злом, порой с неоправданной жестокостью, превращает добро в злодеяние. Но ни одна идея, замешанная на зле, не может иметь оправдание, ибо порождает такого размаха зло, которое сметает всё то доброе, ради чего всё это было затеяно. Старлей посмотрел в тёмное окно, прогоняя приснившееся. Вернулся в кровать…

Снова он чувствовал себя в седле. Его конь встал на дыбы, ударив копытами половецкого воина. На этот раз князь видел полные ожесточённости лица ворогов вокруг. Ворогов, но всё же людей. Он поднял меч вверх, но не опустил его острое лезвие на новую голову. Спрыгнул с коня, воткнул свой меч в землю в знак примирения. Ближайший окровавленный половецкий меч резко опустился на голову безоружного князя, которая тут же покатилась по траве, кувыркая весь мир вокруг, подобно карусели. Множество половецких кривых мечей пронзило гордую княжескую грудь. Он упал безжизненно, обезглавленный, на помятую, залитую кровью, траву. Войско, увидев смерть князя, дрогнуло…

Едва мир вокруг опрокинулся в его отсечённой голове, Тимофеев снова проснулся. Сердце колотилось, а шея чувствовала боль. Он потёр шею. «Ух! Ну и приснится же!» Раздался скрип половиц от соседей сверху и последовавший приглушённый шум сливаемой кем-то из санитарного бачка воды. Тимофеев поднялся, спустил с кровати ноги на холодный пол. «Вот вам и пресловутое «непротивление»! Однако существует ли добро само по себе? Есть ли добродетель, как «вещь в себе»? Как можно понять, что есть добро, что есть счастье, без боли, без страданий, без зла? Выходит, познать благодетель возможно, лишь испытав всю тяжесть чужих злодеяний, пройдя лично через страдания, лишения, боль. Те, кто сам не познал боль – не могут иметь сострадания, не осознают, причиняя боль другим. Видимо, оттого-то господь и посылает нам испытания…

Он посмотрел в темноту комнаты, опустился на подушку и снова уснул.

Княжеский конь встал на дыбы. Снова увидев полные ожесточённости, испуганные лица врагов вокруг, он поднял меч вверх и, резко поднеся его к голове неприятеля, вдруг резко остановился. Поднял вверх руку в знак примирения. Русские воины, увидев намерения своего князя, остановили сечу. Половцы, приняв перемирие, удерживая рвущихся в бой коней, ставили их на дыбы. Опускали красные от крови мечи. Вскоре появились несущие дары статные половецкие женщины.

– Повинную голову меч не сечёт! – Князь оставался на коне, всё же продолжая держать меч, готовым к бою, решил, что плохой мир всё же лучше хорошей войны.

Вскоре улыбающаяся половецкая красавица с большими слегка раскосыми глазами, чёрными как зрелые ягоды смородины, молча поднесла ему чашу с вином.

– Это от нашего хана Сарухана.

Она обернулась на своего хана. Тот утвердительно кивнул в ответ. Мономах принял чашу, не отрывая глаз от неприятеля, поднёс к губам. Сделал глоток, ещё. И тут земля поплыла перед ним. Пересохло во рту. Огнём охватило его внутренности. Удушье подступило к горлу. Пена пошла ртом. Чаша выпала у него из рук, разливая своё коварное содержание. Он упал, отравленный, на помятую, залитую смертоносным вином, траву. Русское войско, увидев бесславную кончину своего князя, стало роптать…

Тимофеев вытер тяжёлые капли пота со лба. Вся кровать была мокрая. Сердце стучало, а желудок жгла изжога. Он вышел на кухню, развёл соду, выпил. Стало ещё хуже. «Ух! Вот что значит много есть на ночь!» За окном гулял декабрьский ветер, завывая время от времени. Тимофеев снова лёг. «Вот вам и пресловутое «непротивление»! Он посмотрел в темноту комнаты, опустился на подушку. Сон не шёл.

«Где же он, путь к истине? Где же путь в мир? Добро и зло ходят рядом. Вот добрый человек убил злого, а злой вдруг предстаёт пред потомками мучеником, а добрый – отправляется в ад как убийца. Это извечная диалектика жизни, словно заколдованный круг. На месте каждого поверженного врага завтра вырастет двое. И платить по счетам придётся потомкам. Так войны продолжаются между народами в веках.

Войны, как продолжение политики другими, а именно, насильственными методами. Политика же есть инструмент экономик. Экономик, конкурирующих друг с другом. Частнособственнических экономик. Когда сходятся экономические интересы народов в тупик, а политики уже не в силах их разрешить мирным путём, начинаются войны. Кто виноват? Тут уж ничего не скажешь, кроме: «Ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать!» Выходит, войн можно избежать, лишь лишив народы предпосылок для них. Лишив конкуренцию своей пищи: власти денег. Только в случае создания государств, не имеющих экономических предпосылок к военным конфликтам, возможно полностью избежать войн. Построение же таких государств, полностью свободных от международной эксплуатации, без угнетённых и вассалов возможно лишь при господстве неконкурирующей экономической модели, не ставящей пред собой извлечение прибыли главной целью, основным предметом своей деятельности. Только в этом случае исчезают истинные предпосылки для войн. Лечатся не последствия, но сами глубинные причины этого пагубного явления. Когда не гонка достижений всё новых материальных высот будет движителем человеческого общества, но достижения культурного, научного, образовательного, социального и духовного уровней. Однако построение такого общества в одной, отдельно взятой стране невозможно…», – думал про себя старлей, развивая тронувшую его тему на злобу дня сегодняшнего.

Тимофеев зевнул, снова устроился в кровати, с удивлением для самого себя, перекрестился. Укрылся с головой одеялом и, наконец, уснул.

– Сражайся, князь, – услышал он сверху, – не будь побеждён злом, но побеждай зло добром!

Он посмотрел на небеса, перекрестился. Обернулся на своё войско.

– Но и про меч не забывай!

– За мной, други мои! Не в числе сила, а в правде! Не будем же побеждены злом! Отступать некуда. Степь вокруг. А если и умереть придётся, то с честью!

Перекрестились. На глазах многих заблестели гордые слёзы патриотического воодушевления. Некоторые обнимались, прощаясь, полные готовности расстаться с жизнью за Русь, за князя и свою воинскую честь!

– За Русь!

– За князя! – вторило войско.

Резкий протяжный «вжик», выходящего из ножен, восторженно сияющего на солнце вострым лезвием княжеского меча возвестил о начале атаки. Грозный звук выходящих из ножен сотен мечей сзади сотряс землю.

Князь видел пред собой надменные лица своих противников, которые, затянули горизонты своими конными лавинами.

– Господи, помилуй, – прошептан он.

Его собственный конь летел галопом, закусив желтоватыми зубами удила, из яростно открытого рта которого летели брызги слюны. Вперёд! Навстречу с противником, начинавшему колебаться при виде решительно несущегося на него небольшого, но уверенного в себе русского воинства.