Текст книги "На переломе эпох. Том 2"

– Utekali bez platenia! Boli tam! Vaša vojna!

Из его трескотни на словацком было мало что ясно. И всё же нам, братьям-славянам в особых ситуациях как-то договориться всё же возможно, особенно после рюмки-другой… Но подполковник был как стёклышко, так что понимать ему было явно сложнее. Хотя очень скоро до него всё же интуитивно дошло, что не рассчитались советские вояки, сбежали. Он ухмыльнулся:

– Утекали без платения? Не заплатили, что ли, наши вояки?! Не волну-у-йтесь! Разберё-ё-ёмся!

– Ну что, Тимофеев, придётся вам отдуваться за своих друзей! – он повернулся в его сторону, – и доложите мне, кто тут был, иначе…

(Карманы молодых офицеров никогда не раздувались от крон. Приходилось всегда выбирать, либо ты здесь закупишь что-то немного из шмоток, обеспечив себя и близких на первые пару лет после возвращения на Родину тотального дефицита. Либо ты – завсегдатай местных заведений. Третьего не дано! В Чехословакии советские офицеры выглядели голью на местном фоне. Итак, в карманах Тимофеева сейчас гулял ветерок.)

Владислав знал, что если он и потянет этот счёт, то за свой ему уже не рассчитаться.

– Расплачивайтесь, товарищ старший лейтенант, и жду вас в УАЗике! – подполковник вышел.

Тимофеев положил на стойку бара купюры. Вынул серебристые часы на цепочке из кармана, откинул крышку, положил на стол.

– Камарад! За сколько купишь? – обратился он к бармену.

Здена всё поняла.

– Влад. Оставь часы, – она молча достала кошелёк и расплатилась.

– Спасибо, Зденка, препачь. Так получилось. Знаешь, я тебя не смогу проводить… меня ждут в УАЗике. Препачь… А ты возьми мои часы. Пусть они напоминают тебе обо мне и приближают время нашей встречи с тобой! – он раскрыл её ладонь, положил часы, зажал её пальцы, поцеловал и побежал к машине.

Здена стояла одна на ночном крыльце горящего тусклыми огнями «интеротеля Грабово». Габаритные огни УАЗика исчезали из поля видимости. Она стояла совершенно одна в этом холодном и непонятном ей мире, где всё так сложно и необъяснимо, где всё так глупо и бессмысленно, где всё так жестоко и непредсказуемо, где всё так совершенно бесперспективно, где будущее ей ничего хорошего не сулит!..

Она приложила к своему тёплому уху холодный серебристый корпус часиков: тик-так, тик-так… – тикали они совершенно ровно, безмятежно, совершенно не так, как билось сейчас её сердечко.

3.49 (90.01.27) Оккупанты

В доме дяди Густава царила, как это и свойственно для словацких домов, тишина, когда Здена переступила его порог.

– А-а-а! Зденка! Заходь до нас! Рад очень тебя видеть, дочка!

– Я тоже рада вас видеть, дядя Густав, – Зденка сняла верхнюю одежду, прошла внутрь, – а Миро дома?

– Миро дома! Да-а! Слава богу, он дома! А то тут такое у нас случилось!

– Да что вы, дядя Густав! Что же тут у вас случилось?

– Ой, дочка! Ты только не обижайся, но нужно тебе бросать своего советского вояци!

– Что такое, дядя Густав, почему вы так говорите? – Здена выглядела обеспокоенно.

– Оккупанти они и есть оккупанти, – появился Миро.

– Его вчера арестовали. Представляешь, что твой братранек[132]132
  Двоюродный брат


[Закрыть] натерпелся!

– Кто тебя арестовал, Миро? – Здена приблизилась к брату.

– Советские вояцы арестовали! Вели через весь город, автоматами угрожали! Их поручик мне кулаком грозил! – мужчина плаксиво делясь впечатлениями, поднёс кулак себе к челюсти. – Вот так, упёр кулак, говорит, мозги вышибу, словацкая морда!

– За что, Миро? За что они тебя так?

– За то, что я его оккупантом назвал.

– А за что тебя арестовали-то?

– Да, я там гулял, никого не трогал, вроде там, где нельзя ходить, они повыскакивали, а я что, я у себя дома. Где хочу, там и хожу! Это они здесь… оккупанти! Морили меня у себя в камере, я вообще думал, что расстреляют ещё, чего доброго! Они мне угрожали. Там один такой вот русский солдат, у него такие вот глаза узкие, – он растянул веки глаз, превратив их в щелки, – ух, злой! Это он меня сперва поймал, я уж думал, вообще убьёт.

– Гнать их надо домой, в Москву, хватит уже, наших детей будут арестовывать, а я-то, старый дурак, их ещё защищал раньше!

Здена была обескуражена. В её голове крутились мысли, не дающие ей покоя: «Что же делать, что же делать?!» Она вышла на крыльцо, достала серебристый корпус часов. Посмотрела на них, задумалась. Замахнулась, было, чтобы бросить их куда подальше, но, подумав ещё, сунула назад в кармашек сумочки.

3.50 (90.01.29) «Особое дело»

Сержант закрыл дверь. Сел у входа, указав Тимофееву на тёмный кабинет, в котором он был впервые. (Никто не любил сюда заходить. Ибо каждый, переступая этот порог, становился либо потенциальной жертвой, либо потенциальным стукачом. Третьего тут было, как правило, не дано!..) За столом, под жёлтым светом настольной лампы сидел особист капитан Батурин. Добрый такой капитан, проницательный, играющий с другими офицерами роль «своего парня», но вызывающий почтительный трепет даже у самого командования части. Офицеры пытались держаться от него подальше, дабы не прослыть стукачом либо не взболтнуть чего лишнего, за что бы после пришлось горько расплачиваться. А так хороший был капитан. Умный, добрый, порядочный. Как и было положено для настоящего армейского чекиста, с «чистыми руками, горячим сердцем и холодной головой»…

– Входите, Тимофеев, – лицо капитана не выражало ни радости, ни почтения.

Тимофеев спокойно сел на стул, не «щёлкая каблуками» перед начальником «особого отдела». Впрочем, этот «боец невидимого фронта» отличался от обычных строевых офицеров своими не слишком высокими строевыми требованиями к «отходу, подходу и фиксации». Редко «давил на глотку». Но за внешней мягкостью он удавом держал «собеседника», набрасывая всё новые и новые кольца на его плечи. Каждое слово, каждое движение глаз могло быть мощным информационным оружием в этой «тайной войне». Вот уж где действительно каждое неосторожно выроненное вами слово могло быть использовано против вас!

– Я вас внимательно слушаю, товарищ старший лейтенант, – капитан посмотрел на него вкрадчиво, нахмурил брови.

– Мне нечего вам сказать, – Тимофеев насупился.

– А вот подполковнику Карпову есть что про вас рассказать. Так, может, и у вас что-нибудь найдётся, – капитан покрутил шеей и, размяв с хрустом пальцы рук, закинул их за голову, демонстрируя отсутствие особого любопытства к личности старлея и то, что ему его показания были нужны, скорее, только «для протокола».

Затем Батурин удобно сел напротив Тимофеева, подперев последнего своим пристальным взглядом так, словно пытался уловить малейшую нотку фальши и неискренности.

– Чем можете себя оправдать? Товарищ Тимофеев! А?

– Я ничего не натворил такого, чтобы оправдываться, товарищ капитан!

– «Такого», говоришь, не натворил! А что было тогда «не такого»? А? Расскажи, значит, свою версию! А так пока все карты против тебя, старлей!

Выслушав безо всякого интереса сбивчивые оправдания Тимофеева, он встал, размял снова пальцы рук, подошёл ближе и тихо спросил.

– Тимофеев, интересно, кому ты дорогу перешёл? Хотя кому я предполагаю, вот только чем? Что ты ещё натворил? Выкладывай всё начистоту! Иначе я тебе ничем не смогу помочь, старлей!

Тимофеев молчал. Тогда заговорил Батурин.

– Устроил пьяный дебош в реставрации, не заплатил, если бы не начштаба!.. Осрамил мундир!

– Этого не было.

– Не было, говоришь? Ну-ну. Положим, а что насчёт общения с иностранными барышнями, я уверен, вас инструктировали на сей счёт по прибытии?..

– Да.

– Да!? И что? Очень захотелось? Невтерпёж?

– У нас любовь… мы любим друг друга.

– Любовь? С иностранкой? Ты же советский офицер! Коммунист!..

Он сделал длинную паузу, ожидая оправданий, но Тимофеев продолжал молчать как рыба.

– Слушай меня, никому больше эту ересь не болтать! Любо-овь у него! Вся твоя любовь на кончике головы твоего дружка, который думать не умеет! А ты должен рассуждать как нормальный советский человек, как зрелый член партии!.. Скажи, интимные отношения с этой словацкой девицей у вас уже были?

– Она не девица! – Тимофеев кипел.

– Нет? Ладно, старлей, расслабься. С нашими обычно только курвы и якшаются. А так, все бабы одинаковые… Некоторые слабы на передок… Да ладно, я тебе хочу только помочь выпутаться из этого дельца. За попытку случайной связи с местной девушкой особого поведения ты отделаешься испугом. Будешь же настаивать на серьёзных отношениях, боюсь, вдобавок ко всему придётся тебя гнать из партии, из армии, или, как минимум, выслать отсюда в Союз. И это будет высылка не на курорт! Сам понимаешь, не маленький. Да?!.

– Что вы от меня хотите, товарищ капитан? – Тимофеев поднял голову.

– Чтобы ты, старший лейтенант Тимофеев, взял себя в руки и больше не повторял таких ошибок. А ты мне лучше расскажи, что у тебя на начштаба имеется? – его голос был вкрадчив.

– Что вы имеете в виду? – старлей насупился.

– Я про бензин, – лицо капитана было серьёзным.

Тимофеев заёрзал.

– Извините, товарищ капитан, но мне вам нечего сказать, – Тимофеев сделался также серьёзным.

– Уверен? Ну-ну, ладно, свободен! Пока свободен! – капитан хлопнул не сильно ладонью по столу и поднялся…

3.51 (90.01.30) Обмен ротами

– Ну что, Тимофеев! Ты уже в курсе? – Хашимов хитро смотрел на вошедшего коллегу.

– В курсе чего?

– В курсе того, что ты, дарагой, сейчас находишься в расположении моего подразделения! – широкая улыбка растянулась на всё лицо Альяра.

– У тебя что, температура?

– Да ладно, Тимофеев, не грузись, я не шучу. Нас с тобой командование решило ротами поменять! Ты там, поговаривают, снова какую-то осечку допустил, вот и решили тебя на перевоспитание в нашу гвардейскую краснознамённую седьмую роту направить.

– Да ладно!

– Вот тебе и «да ладно»! Готовься к передаче дел! Теперь вся моя геморройная рота – в твоём полном распоряжении! Гордись! Ты теперь в самой знаменитой роте в полку! Здесь ты применишь весь свой неоценимый опыт. Ты же у нас крутой замполит лучшей роты! Так что дерзай! А мы теперь скромненько посмотрим со стороны из-под тени твоей девятой роты на твои новые успехи. Быть тебе генералом, судя по всему!

Хашимов был, судя по всему его виду, в отличнейшем расположении духа, чего нельзя было сказать о Тимофееве…

Тимофеев с грустью на сердце изучал расположение своей новой роты. Своё новое пристанище, свою обитель.

Тут в расположение роты вошёл подполковник в чёрной фуражке. Он не спеша пошёл по коридору, поглядывая на стены. Тимофеев представился.

– Заместитель командира девятой роты по политической части, старший лейтенант Тимофеев.

– Девятой? А где офицеры седьмой роты?

– Извините, ошибся, то есть я. Я теперь замполит седьмой роты.

Приход таких «инспекционных» подполковников с дивизии был не в новость. Подполковник небрежно протянул руку для рукопожатия.

– Замначальника по боевой подготовки дивизии подполковник Смирнов.

Он подошёл к двери кладовой, дёрнул ручку. Дверь оказалась закрыта.

– У кого ключ? – недовольно сморщил он лицо.

– Наверное, у старшины, – спокойно произнёс замполит, думая про себя, – «сейчас этот проверяющий побесится себе и уйдёт», – он с любопытством наблюдал за действиями подполковника.

Дверь канцелярии была по обыкновению распахнута настежь.

– Комиссар, зайди сюда! – подполковник переступил порог… – Что тут у вас за бардак, товарищ старший лейтенант?! Где ваша рота? Где ваш ротный журнал? Где планы-конспекты занятий? Где вся ваша ротная документация?

Тимофеев лишь недоуменно пожимал плечами, не зная, что и ответить.

– Я-я-я… я только… что… – пытался вставить он весть о его новом назначении, только что ошеломившей его своей внезапной лавиной, но проверяющий не давал ему и рта открыть.

– Что вы? Вы, товарищ старший лейтенант, негодя-я-й! – почти визжал подполковник, всё более и более распыляясь на пустом месте. – Всех вас тута на казарму[133]133
  На казарменное положение.


[Закрыть] посажу!

Он свято верил, что сейчас он приносит особую пользу Родине своей бурной деятельностью по наведению порядка в частях Гвардейской Иркутско Пинской на примере одного из забытых богом подразделений Гвардейского Гумбиненского полка.

Это начиналась служба в другом подразделении, новая служба, новая жизнь, когда каждый день и каждую минуту тебя будет каждый встречный старший начальник тыкать носом в дерьмо, каждый, кому только не лень. За дело и просто так, на всякий случай.

Тимофеев смотрел молча на подполковника, его перекошенное «гневом благородным» лицо и думал… думал… о своём, наболевшем…

(Интересна роль всякого рода проверяющих и начальников в деле «наведения порядка». Эти люди словно спускаются с небес, далеки от реальности. Всё, что они могут, так это назвать всех бездельниками, объявить построение, посадить офицеров «на казарму». Для них во всех смертных грехах виновны мы, младшие офицеры. Но не один из них и не пытается даже заглянуть в корень проблемы. Всех их преследует лишь одно чувство – чувство собственной значимости.

– Существующая система в армии давно себя исчерпала. Нам нужно принципиально новая армейская структура. Новая армия!

– Сегодня армия напоминает «Теремок», где собраны и «ёж», и «жаба». И пока представители разных национальностей, при решении бытовых проблем, будут сталкиваться на одном перекрёстке, конфликтов не избежать. Потому что у каждого народа свои традиции, обычаи, ценностные ориентации. Поэтому всем гражданам СССР нужно дать право служить на территории своих республик. При этом подразделения по-прежнему останутся многонациональными, но национальные группы, которые не уживаются друг с другом, не будут служить вместе! Другими словами, национальная структура войск должна примерно соответствовать национальной структуре гражданского общества, которое уже более-менее притёрлось друг к другу. Любые необдуманные изменения здесь грозят новыми бурями и попытками одной национальной группы взять верх над другой. Служба за пределами республик также возможна, если это нужно для целей обороноспособности СССР, но она должна быть с обоюдного согласия республик и при соблюдении здорового «национального баланса» внутри воинской части. Правила и требования ко всем военнослужащим одной части должны быть едины, невзирая при этом на национальности. Иначе будет иметь место национальная дискриминация.

Национальный вопрос не прост. И здесь важна серьёзная работа, основанная на глубоком научном подходе и знаниях.

– При желании какой-то из республик выйти из состава СССР эта республика должна обеспечить обмен жилья для всех жителей своей республики других национальностей, желающих, в связи с отделением покинуть данную республику, и выплатить компенсацию оным.

– Существующая структура армии способна себя оправдать только в случае, когда военной опасностью пропитан даже воздух, и каждый гражданин осознаёт необходимость вооружённой защиты своего отечества. Сегодня же попытки внушить молодому человеку необходимость жить два года в казарменных условиях и заниматься порой делами, далеко не связанными с защитой Родины, стали не только тщетны, но и более того – лишены всякого смысла.

– Некоторые сегодня предлагают платить военным как в американской армии. Но тогда необходимо будет поднять зарплаты и людям гражданских профессий, так же как за рубежом, ведь сегодня нуждаются не только военные. Иначе народное недовольство, которое ещё больше увеличит разрыв армии и народа, неизбежно. А кроме, для такого поднятия зарплат сперва необходимо насытить рынок товарами!

– Чем сегодня болеет армия? Социальной несправедливостью! В армии почти узаконены оскорбления подчинённых. Грубость здесь не знает границ. Она проникла на все уровни, от солдат до генералов. Каждый начальник считает едва ли не своим долгом громко кричать на подчинённых, ущемляя тем самым чувство их собственного достоинства. Пора ввести в действие закон по вопросам взаимоотношений между военнослужащими. Подчинённый должен быть защищён от грубости, произвола и самодурства начальника, равно как и начальник должен быть защищён от неисполнительности и грубости подчинённого.

– Пора на судах офицерской чести рассматривать вопросы именно офицерской чести, а не служебной деятельности, для которой вполне достаточно служебного совещания! А для этого необходимо возродить «Кодекс офицерской чести». Ведь именно благодаря «Кодексу чести» офицер старой русской армии и имел такой высокий авторитет!

– Пора прекратить превращение партийных организаций в карательный орган в рамках служебной деятельности. Партийные организации должны заниматься политическими вопросами, вопросами социального порядка. Что же касается роли партии в армии, то здесь необходимо многое пересмотреть, например, почему не член КПСС дальше командира взвода «расти» не может?

– В армии часто отбирают личное время и выходные под предлогом «отсутствия порядка». У нас в стране нет порядка ни в какой области. Так почему же тогда весь советский народ дружно отдыхает? Если следовать армейскому принципу, то в стране пора отменять все праздники и выходные, посадить всех «на казарму»! Не абсурд ли?

– Пора изжить практику прибытия офицеров в выходные, как говорится, «поздороваться с личным составом».

– А не справедливо ли было бы ввести почасовую систему оплаты сверхурочного рабочего времени, полевых, нарядов? Почему до сих пор допускаются разночтения Конституции СССР, где вполне ясно сказано о продолжительности рабочего дня, и пока ещё гражданские права у военнослужащих никто не отнимал. А если в целях обеспечения боеспособности необходимо продлить рабочий день, люди должны за это получать значительную отдачу. И это было бы справедливо. Офицер имеет право на личную жизнь и какие-то увлечения. Нередко считается, что настоящий офицер – только тот, кто «от зари и до зари», но именно такие, как правило, и сформировали о себе мнение как людях ограниченных.

– Ещё одна болезнь офицерских коллективов – постоянная нехватка значительной части штатного офицерского состава. А круг проблем при этом остаётся прежний. Вот и приходится одному-двум офицерам тянуть на себе сразу несколько должностей и все наряды. Приказ по части о временном исполнении обязанностей определённого должностного лица, при этом, должен обязывать выплачивать ему значительную компенсацию. Разве это не справедливо?

– Относительно отпусков вообще хочу сказать отдельно. Нам всем «втирают очки» оплачиваемостью отпусков. Это не везде так. Ведь мы тянем трудовые лямки во время отпусков друг за друга совершенно бесплатно, тем самым буквально отрабатывая свои «отпускные». Мы привыкли к этому обману.

– Необходимо изменить подбор и расстановку сержантского состава. Некоторые предлагают сделать должность сержанта профессиональной. Это, конечно, интересно. Однако интересно и то, много ли найдётся охотников и за какие деньги, жить в казарме по распорядку?! Сержант должен быть, безусловно, на два-четыре, как минимум, года старше своих подчинённых, а, значит и более опытным, зрелым. К солдатам он должен относиться как к младшим товарищам, являться наставником. Это должен быть достойный своего звания человек, имеющий определённые задатки младшего командира. Порядок прохождения службы у него должен существенно отличаться от солдатского. А теперь представим примерно такую схему: пришли молодые люди в военкомат. А там, лучшим из них, в понятном смысле, предложили вернуться пока домой и прийти попозже для прохождения службы в качестве сержанта. При условии, что сержант будет иметь гораздо большую оплату, нежели рядовой, некоторые сержантские привилегии, сомневаюсь, что будут отсутствовать желающие. Ведь здесь будут не только материальные выгоды, но и моральный престиж. Пройдя учебную часть, такой сержант будет по-настоящему работать. А что для такого сержанта будет означать разжалование! Вы можете себе представить?! Ни один не сорвёт с себя лычки, слишком много он в этом случае теряет, и не только в материальном смысле.

– Ещё маленький штрих: вы знаете, что есть такой человек-старшина роты. Прочитайте его обязанности и решите, реально ли выполнять все его обязанности от «а» и до «я». Вы правы – нет! Потому что для этого необходимо жить в казарме. Вот почему старшиной роты должен быть срочно-служащий сержант, а не прапорщик. Жить всю жизнь в казарме невозможно. А два года – вполне реальный срок. Отслужить «срочную» старшиной должно быть выгодно и очень престижно. Это должны быть лучшие из лучших. Лучшие из сержантского состава, как это организовано в военных училищах.

– Кстати, относительно студентов. Им собираются дать привилегию – освободить от службы. Но сама суть, что освобождение от службы есть привилегия, оскорбляет все основы службы в армии, как исполнение «священного долга», «почётной обязанности». Давайте тогда будем называть службу «позорной обязанностью». И нечего тогда удивляться всем вытекающим отсюда последствиям. Да и стоит усомниться в том, что сегодня экономика страны нуждается в рабочих руках менее, нежели в умах. Скорее – наоборот! А если ВУЗ станет ещё и ширмой для уклонения от службы, ситуация только усугубится. У нас станет слишком много бездарных личностей с «высшим образованием» и некому будет работать на производствах!

– Далее, пора прекратить использование армии в виде бесплатной рабочей силы! Все ремонты и строительство, как на территории военных городков, так и за пределами, должны производиться силами профессиональных мастеров и рабочих.

Сейчас личный состав подразделений, выводимых из «групп войск», занимается строительством «для себя». Вроде бы, всё верно. Но логично тогда напрашивается вопрос: может тогда и всех гражданских лиц вооружить лопатами и отправить строить «для себя»? Но нет, они все нужны на своих рабочих местах. А мы – нет? Значит, необходимо нас сократить до реальных размеров «нужности» на основе повышенного профессионального отбора. Кстати, это подымет армейский престиж, если здесь будут в действительности только лучшие из лучших.

– И вообще армия должна заниматься не пришиванием бирок и строевыми смотрами, а это должна быть «военно-спортивная школа». Причём офицеры большую часть времени должны заниматься повышением своего физического уровня и знаний. И оценка офицеру должна идти за его профессиональную подготовку, а не за «лужёную глотку», умение «щёлкать каблуками» и количество времени, тупо проведённого в казарме.

– Пока жизнь у офицеров не устроена и судьбы их в голубой дымке неизвестности, пока им не даны рычаги воздействия на подчинённых, пока не избавят их от решения в одиночку неразрешимой на сегодняшний день национальной проблемы, пока не сделают настоящего сержанта, пока не создадут хорошие условия жизни, пока армия не начнёт заниматься только тем, для чего она, собственно, и предназначена, удивляться, почему нет порядка, просто глупо! И довольно приводить примеры типа: «Вот, когда я был командиром роты!..» Товарищи, пора жить сегодняшним днём. Не мы, молодые офицеры, развалили армию. К этому причастны именно те сверху, которые вручили нам этот разваливающийся механизм и теперь тычут нас, нижестоящих, носом в дерьмо.

– Возможен перевод армии на полупрофессиональную основу. Однако вот что странно, почему-то считается, что только доброволец или «профессионал» может жить в нормальных бытовых условиях, получать оплату за труд. Но ведь любой труд должен оплачиваться. Чем питается наш солдат? Что носит? Разве в таких условиях будет служить «профессионал»? Нужно создать для солдата срочной службы нормальные условия, аналогичные тем, в каких, в нашем понимании, должен служить и доброволец-«профессионал».

Необходимо чётко и конкретно отработать новый механизм службы «срочника», приемлемый и для «профессионала». В дальнейшем, если данный армейский механизм будет правильно сложен, сам начнёт заполняться профессиональными добровольцами. Причём и «призывные» солдаты, и «добровольные» должны служить параллельно в одних и тех же подразделениях, в идентичных условиях. Разве что с разной заработной платой, которая у «профессионалов», собственно за их «профессионализм», и должна быть значительно выше. То, как много будет добровольцев и станет ли вся армия полностью добровольной, будет зависеть от престижа службы и жизненного уровня военнослужащих, положения дел в армии и в обществе в целом!

– А пока большие начальники «спускаются вниз» с целью наведения порядка. И относительный порядок вроде бы, на первый взгляд, получается. Затем они, обозвав всех бездельниками, с чувством исполненного долга захлопывают дверцу машин, и … всё возвращается на круги своя. Так как в дни таких посещений проводится такой «аврал», что порой можно увидеть даже подполковника в тряпкой в руках. Толпы офицеров находятся на контроле распорядка дня повсюду. Но каждый день жить авралами невозможно. Начальникам, «спускающимся вниз» нужно стремиться вникнуть в суть проблем и создавать механизмы, которые бы и после их убытия функционировали. Но они, довольные собой, захлопывают дверцы машин и…)

– Това-а-арищ старший лейтенант, вы меня во-още-е-е слы-ы-шите? – подполковник впился глазами в Тимофеева, оторвав его от мыслей, циркулирующих в его голове.

– Так точно, товарищ подполковник!

– Чему вы можете своих подчинённых научить, если сами как болван!?

– Во-первых, товарищ подполковник, я не болван. А во-вторых, вы извините, конечно, но мне пора дела в роте принимать, не могу больше вам уделить времени. Для начала мне необходимо с личным составом познакомится, понимаете ли. Личный состав, он ждать не может! Служба зовёт! Разрешите идти? – он бодро козырнул опешившему проверяющему, лихо развернулся на каблуках и, не дожидаясь разрешения, вышел из канцелярии.

Тот побагровел, и густая пена едва не побежала из его рта. Что ж, его можно понять! Сам бы такого борзого старлея размазал по стенке как букашку! Да что тут поделаешь, Тимофеев, как уверенный в себе и ответственный боевой офицер, не терпел незаслуженного унижения от недостойного уважения непрофессионального штабного начальства, тупо орущего на тех, кто ниже, и раболепствующего перед вышестоящими. А самое важное, что такие никогда не вникают в суть проблемы, довольствуясь лишь показушным «разносом». Трусливы сами, как шакалы. Таких штабных трутней уж лучше и впрямь носом по батарее провести! Что они там себе «наверху» понимают? А Тимофеев был не из робкого десятка… Будь что будет! Пошлют в «дыру» или «горячую точку»? Так то для настоящего боевого офицера – лишь подарок судьбы!

Дверь канцелярии громко захлопнулась перед носом орущего штабного подполковника в чёрной фуражке…