Текст книги "На переломе эпох. Том 2"

3.25 (89.10.03) «Бензиновое дело»

Реставрация была наполнена оживлёнными беззаботными людьми. Альяр жадно заглатывал пенистое ароматное пиво, разматывал волокнистый копчёный сыр. Тимофеев внимательно следил за его движениями, ожидая, наконец, когда тот приступит к озвучиванию плана действий.

– Тебе, Владик, просто так из этой истории не выпутаться, – наконец произнёс, причавкивая, Хашимов.

– А что ты предлагаешь?

– А ты сам подумай. Какая из оборон самая эффективная? – продолжал Хашимов загадками.

– Эшелонированная.

– Тоже верно! А какие «эшелоны» у тебя есть в твоём случае?

– Я не знаю. Ни черта у меня нет!

– Может, «волосатые лапы» есть, где-нибудь, а? Замолвят за тебя словечко?!

– Я же уже сказал, ни черта у меня нет! – Альяр снова отхлебнул пива. – А ты подумай. Я хочу, чтобы ты сам догадался.

– Ты про «защиту нападением», что ли? Ты это имеешь ввиду?

– Типа того! Заметь, ты сам это сказал! – Альяр хитро самодовольно улыбнулся. – Столкновение неизбежно, поэтому просто необходимо начать первым «превентивную войну», а учитывая однозначный перевес сил противника, нападение должно быть не лобовое, а в самом уязвимом и неожиданном для него месте.

– Да, что тут можно сделать?

– Действовать придётся не силой, а умом! Думай!

– Что тут придумаешь?.. Гранату кому-нибудь в окно кинуть?

– Ду-у-рень! Оберни их же оружие против них самих. Они что, хотят тебе повесить всю бензиновую недостачу?! Дела уже подшиваются к твоему делу. Отпираться и защищаться ты не сможешь. Тебя просто никто нэ станет слушать. Будут тебе и свидетели, и обвинители, и неопровержимые факты. А кто за тебя вступытся? А кто и попробует, пойдёт ещё как соучастник твоего бэнзинового дела! Так что поддержки нэ жди ни от кого! Короче, выход у тебя только один – начать дэйствовать.

– Что же я должен делать? Какие действия? Взломать штаб? Окопаться по периметру? Откопать в штабных кабинетах улики?

– В штабе ни хрена, кроме геморроя себе ты нэ найдёшь. Но подумай сам, если есть воровство бензина, значит, в этом замешан нэ один человек. Вот их-то и нужно заставить говорить. Тебе нужно собирать досье на твоих же обвинителей! Ты должен нэ защищаться, а нападать!

– Здорово! Только где их взять?

– А ты басни Крылова читал? Да, уж! Отцы-командиры всэсильны, но, как в той басне Крылова «Про мужика, который трех генералов накормил», что они могут без простого солдата. Солдат крутит «баранку» УАЗика, солдат таскает в «закрома», солдатик топит баньку, наконец! И кто, как не солдат, является самым главным свидетелем всех подвигов, грехов и грешков своих начальников – отцов-командыров!

– Оно-то так, но как их заставить говорить? Может, пытать?

– Пытать – это, конечно, самый эффективный метод. Пытай! Давай! Если сможешь, конечно. А нэ сможешь пытать, ищи подходы. К каждому – свой. Ты у себя поищи, кто там в авторитете среди бойцов. Поговори с ними. А я тоже с земляками потолкую. Кстати, ротный в РМО – также мой земляк! Уверен, мы все вместе сможем такой компромат собрать! Солдат боится начальника, но как ты сам прекрасно понымаешь, неформальных лидеров и земляков они боятся болше! – он замолчал на минуту, оторвал кусок сыра, забросил в рот. – Так что отцы-командиры ещё сами будут нэ рады, что всё это затэяли! Это их судилище обернётся против них самих же. Они думают, что это они вот так запросто сейчас младшего офицэра засадят по полной! Как бы ни так! Представляю я выражения их лиц! – Хашимов, то ли от чувства удовольствия от будущего возмездия, то ли от вкусного сыра, то ли от пива, смачно облизнулся. Его глаза горели заговорческим огнём…

Хашимов, как достойный представитель азербайджанского народа, имел множество земляков. Отсюда, национальная клановая поддержка могла всегда прийти ему на помощь, ежели чего.

Тимофеев, выслушав Хашимова, охотно взялся за дело.

Вскоре нашлась и пара бойцов, осмелившихся на заявление, обличающее некоторых штабных начальников в торговле бензином…

Не сидел без дела и Хашимов. Для него это было делом чести. Делом кровной мести тем, кто когда-то в прошлом обвинял его, Хашимова, в аморалке и бог ещё весть в чём! Как ему хотелось засадить их по самые уши. Конечно, он хотел помочь своему коллеге. Однако эта помощь сильно подогревалась собственной жаждой мести за всё «хорошее»!

Активное участие в сборе «компромата» приняли и некоторые другие младшие офицеры. Какая грандиозная пропасть лежала между младшими офицерами и старшим офицерским составом! Это были словно два противоборствующих лагеря. Казалось, что старшие офицеры питались кровью тех, кто младше их по званию.

Итак, показания солдатских «свидетелей» выбивались под различными предлогами и различной мотивацией, под различными формами давления… Вскоре слухи о собирающемся мощном досье с самыми разными обвинениями, компрометирующими облик отдельных штабных офицеров, и даже порочащие едва не самого командира полка, распространились среди военнослужащих. По правде, это «досье» не было слишком мощным, но кто это знал!? Молва медленно, но верно расползалась по полку. Полк уже замер в ожидании самого громкого в истории части «судилища», т. е. «суда офицерской чести», где главным обвиняемым выступал Тимофеев. И где главным обвинителем уже все воспринимали его же! Все поголовно осознавали, что этот суд – самая отличная трибуна для того, чтобы размазать по стенке тех, которые мнили себя «обвинителями». Тимофеев напоминал ходячую «бомбу», от которой уже шарахались все, кто потенциально чувствовал за собой хоть какой-то грешок. (Бог весть, что там этому типу удалось накопать!) Даже те, с «пушком на рыльце», на кого не было никакого компромата, да и цели разоблачения, стали беспокойно спать. Чёрт его знает, что за пазухой у этого лейтенанта! Очевидно, что тонуть он не намерен без жуткого, кровопролитного боя и жаждой потащить за собой всех и вся!

Как и предполагал Хашимов, предсудебная подготовка пошла полным ходом по неугодному для командования пути. Правда, последнее, прознав про всё это, а не прознать оно не могло, ибо, учитывая особый размах действий, лишь совсем ленивый только мог ничего не знать. А командование-то уж было просто обязано знать обо всём, что происходит в полку, в первую же очередь. И оно уже было совсем не радо затеянному!..

Суд так и не состоялся. Полковое командование, почуяв, что запахло жареным, прикусило языки, и мощный «каток», направленный на Тимофеева, стал резко тормозить, издавая мощный скрежет… Судилище так и не состоялось. «Тайфун» потерял свою силу, так и не достигнув «побережья»!

Все предпочли дело замять, сославшись на недоразумение. Просто спустили всё на тормозах. Как будто и не было ничего. В то же самое время хищения бензина продолжились…

3.26 (89.10.04–08) А в это время в мире. Мировая октябрьская капиталистическая революция

В ГДР 4 октября 1989 года произошли выступления восточных немцев в Лейпциге. Главное требование – проведение в стране политических реформ. Собрания начинаются в лютеранских кирхах.

7 октября Горбачёв посещает Берлин, где его восторженно встречает публика, требуя отставки Хонеккера, не раз критиковавшего Горбачёва за «перестройку» и считавшего себя единственным хранителем истинных социалистических ценностей.

В этот же день социалистическая рабочая партия Венгрии самораспускается.

На следующий день, 8 октября национальный народный фронт Латвии объявляет о намерении выйти из состава СССР.

11 октября польские власти открывают границу с Восточной Германией, которая в отличие от Польши и Венгрии до последнего придерживалась жёсткого курса.

И уже через неделю в ГДР 77-летний Эрих Хонеккер уходит в отставку с поста главы государства[97]97
  Восточно-германская прокуратура обвинила его в государственной измене, злоупотреблении властью и т. д., однако Хонеккер лег в госпиталь советской Западной группы войск. В марте 1991 года по приказу маршала Язова он был тайно вывезен в Москву. Но летом 1992 года, после краха СССР, Э. Хонеккер будет возвращён в Германию, где просидит 169 дней в следственной тюрьме, правда будет освобожден «по гуманным соображениям» и уедет к дочери в Чили, где и скончается через два года. На его похоронах будут играть «Интернационал», а гроб покроют флагом несуществующего государства – ГДР.


[Закрыть]. Его место занимает Эгон Кренц.

А 23 октября 1989 года провозглашается новая Венгерская Республика, гарантирующая многопартийную демократию.

(По материалам открытых интернет-источников.)

3.27 (89.10.17) Курва

– Зденка, поди сюда, дочка. Поди, говорю, сядь к столу, – лицо Ладислава было серьёзным.

– Говорят, ты с русским вояци продолжаешь разгуливать!?

– Я? – Здена замялась под отцовским напором.

– Не срами семью. Не срами себя.

– Отец, ты, вроде, к русским хорошо относился!

– Оно так. Я к ним и сейчас нормально отношусь. Это другое. То я. Но что люди станут про нас говорить? Моя дочь тягается, как курва, с русским поручиком!

– Папа, а если бы он был немецким поручиком, что тогда?

– Ещё лучше! Но вот познакомишься с немцем, тогда и поговорим. Пойми, ты ему не нужна. Он вернётся через три года в свой Союз. И всё. А ты останешься здесь. А после такой славы кому ты будешь здесь нужна?!

– Это моё дело. Я уже взрослая. Могу сама всё решать.

Ладислав стукнул кулаком по столу.

– Пока ты живёшь под крышей этого дома, ты ничего не будешь решать сама!

Здена надулась и молча вышла на улицу…

Темнело. Свежий воздух наполнял пространство. Было почти пустынно.

Группка молодёжи куда-то оживлённо перемещалась, и их голоса раскатывались эхом по пустым улицам. Поравнявшись со Зденой, кто– то выкрикнул:

– А вот и русская подстилка! Курва!

Она узнала в нём подвыпившего соседского парня. Остальные оживлённо-пренебрежительно завыли. Слышался смех вперемежку с оскорбительными выкриками.

– Курва, пича!..

Здена кинулась назад домой, промчалась фурией мимо всё ещё бухтевшего отца и закрылась в своей комнате. Глаза её были на мокром месте от навалившейся досады и казавшейся безысходности.

3.28 (89.11.07) Прощай!

ГДР – прощай, страна Советов! 7 ноября 1989 года непрекращающиеся демонстрации в ГДР побуждают правительство подать в отставку.

А через два дня руководство Восточной Германии открывает пропускные пункты на границе с ФРГ. На следующий же день начинается разрушение 155-километровой Берлинской стены ликующей толпой. Преемник Хонеккера Эгон Кренц получил шесть с половиной лет тюрьмы, из которых отбыл четыре. Политическим репрессиям подверглись многие тысячи коммунистов и членов правительства Восточной Германии, несмотря на «демократическую критику» политических репрессий как таковых. Стало совершенно очевидно то, что эта «демократическая ценность» имеет совершенно однобокий характер и не исключает репрессий в отношении своих главных политических оппонентов, не затрагивая представителей своих, по сути, «дочерних» им политических оппозиций нынешним сокрушающимся коммунистическим правительствам. Таким образом, новая «демократическая власть», осуждая репрессии в адрес себе подобных, сумела провести все нужные ей репрессии в адрес особенно ей неугодных, обозначив рождение новой эпохи «Двойных стандартов».

Александр открыл конверт, неожиданно врученный ему бойцом – почтальоном. Обратный адрес был ему не известен. Ни адреса, ни фамилии отправителя: «Полевая почта в/ч № 41337». Это был номер воинской части, дислоцированной в Комарно, который словно набатом ударил по его мозгу. Сердце заколотилось, кровь хлынула потоком к голове. Он сунул конверт в карман кителя и быстро зашагал, ища место уединения…

Открыв конверт, он окончательно убедился, кто был настоящий автор вложенного письма…

«Салют, мой милый! … я люблю тебя, как никогда и никого не любила… Но жизнь сложилась так, что ты не встретил меня раньше. Жизнь сложилась так, как это было суждено. Жизнь имеет множество узлов и переплетений, не все из которых возможно легко развязать или разрубить, оставшись при этом самим собой. Я наслаждалась каждой минутой, мгновением, проведённым с тобой. Но я чувствовала в глубине души, что всё это не бесконечно. Между нами легло расстояние. И мы сдались. Я готова отпустить тебя в своём сердце. Поступи и ты так же. Я люблю тебя и, возможно, никого так не полюблю уже никогда. Но я постараюсь с этим справиться. Просто нужно время. Много времени. А пока прости и прощай. Я люблю тебя и страдаю без тебя… Твоя Ира».

Александр вышел на улицу. Было прохладно и темно. Сверху светили точки звёзд так же, как и в тот далёкий вечер, когда они совершенно безмятежно гуляли по ночному городу, совершенно пренебрегая конспирацией. Собственно тогда им ещё совершенно не было что скрывать. Они шли и с упоением беседовали, рассматривая точки звёзд над головой. Она уже тогда хотела его всем своим существом, а он, увлеченный мальчишка, ещё совершенно не замечал её блестящих любовью при лунном свете глаз…

* * *

 
Прошли года, минули дни и ночи.
На небосводе, в тёмной вышине,
Мерцают звёзды, словно твои очи,
А облик твой в туманной пелене.
Да! Было, было, было между нами!
Но скрылось всё былое в темной мгле.
И я касаюсь твоих строк губами,
Ты – лучше всех, живущих на Земле.
Я мысленно целую твои руки,
По-матерински нежные всегда.
С тобой мне не страшны любые муки!
Твой взгляд я не забуду никогда!
 

Автор В.Земша 80-е гг.

3.29 (89.11.10) «Звездопад»

А в это время 10 ноября 1989 года лидер Болгарии Тодор Живков освобожден от партийных и государственных постов его коллегами по Политбюро. Тогда Болгария была наиболее близкой Москве. Поговаривали о превращении её в шестнадцатую союзную республику. Это родило поговорку: «Курица не птица, Болгария – не заграница». (Впрочем, то же говорили и про Монголию…) Т. Живкову было 78 лет. Срок его правления был равен 35 годам! Он не оказал сопротивления «перестройщикам» в обмен на жизнь.[98]98
  Через год, в 1990 году против Живкова возбудят уголовное дело по весьма модному тогда обвинению в «коррупции», которое не будет доведено до конца. До самой смерти в августе 1998 года бывший лидер будет жить под домашним арестом в своем особняке в Софии и писать мемуары…


[Закрыть]

Полк уныло пристукивал сапогами на плацу. Командир по очереди вызывал счастливых обладателей очередных воинских званий к полковой трибуне. Тимофеев не слишком надеялся, что его фамилия будет названа. После всего того, что было!.. Но! Она прозвучала! Он получил погоны! Погоны старлея!

Не слишком веря в происходящее, он шлёпал по плацу подошвами сапог, сжимая в руке погоны с ещё одной звёздочкой. Получение новой звезды – очень знаменательное событие в жизни любого офицера!

Тимофеев вспомнил слова одного полковника в училище – препода по огневой. То был момент накатившего откровения на сурового полковника-«огневика»…

– Знаешь курсант, какое воинское звание является самым ценным?

– Маршал, наверное! – Тимофеев удивился вопросу, где ответ был так очевиден.

– Ну, маршал! Это да! Как далеко метнул! А вот попроще опустись, до простого полковника, типа меня!

– Полковник тогда! – продолжал удивляться курсант.

– Эх, сынок, самым большим, самым ценным званием в моей жизни было звание «старлея!»

– Старлея? – удивился курсант.

– Именно! Старшего лейтенанта! Или, как в шутку говорили, «микро полковника!»

– Почему же?

– Эх, курсант! Вот ты сейчас перед собой ничего не видишь, кроме золотых лейтенантских погон! Но пройдёт выпуск, отгремит марш «Прощание славянки» и наступят простые офицерские будни, где не будет ни цветов, ни шампанского. Только будни, полные лишений. И вот только тогда, испытав себя на прочность, как молодой офицер, ты поймёшь по-настоящему ценность первого звания, первой звёздочки, врученной не курсанту, но полученной офицером!

Потом всё пойдёт как по рельсам. Ещё год-другой, ещё звезда, потом ещё и ещё. Всякий раз приятно, но так как тогда, когда тебе всего немногим за двадцать, никогда! Вот всю жизнь мечтал дойти до полковника! И вот я сегодня полковник! Да, полковника было получить чертовски, чрезвычайно приятно. Ведь полковник – это всё же полковник! И знаешь, о чём мечтаю я сегодня?!

– О чём? О генерале?!

– Тимофеев! Тимофеев! И я был таким же всю свою жизнь! Да, хорошо быть генералом, но сейчас я мечтаю о звании простого старлея! О том, ушедшем, словно песок сквозь пальцы, времени, когда я был молод! И когда всё было ещё впереди! Я бы всё в жизни отдал, чтобы снова получить эти три маленькие звёздочки на погоны с одной красной полоской вместе с молодостью! К сожалению, вместе со звёздами приходит только старость! – глаза полковника слегка увлажнились, он улыбнулся и строго произнёс. – Так, товарищ курсант, всё, кру-у-гом! Шаго-о-ом! Марш!..

Тимофеев сжимал в руке погоны старлея. Это был праздник. Не тот, что в училище, когда звание было, по сути, неизбежным следствием для большинства легкомысленных курсантов. Это было первое, выстраданное офицерским пóтом звание! И он всё ещё был очень молод! Двадцать два года позади и впереди ещё вся жизнь! Когда-нибудь и он будет готов отдать всё, чтобы снова стать таким же. Ведь что может быть более ценно в жизни! Именно когда ты всё ещё молод, но уже не так «зелен». Когда на каждом из твоих погон блестят всего по три маленькие звёздочки!!!! И всё, всё, всё ещё впереди!

Полупустой зал привокзальной реставрации. Специфический характерный запах. Шумные весёлые словаки не обращают никакого внимания на советских офицеров.

– Давай, Тимофеев! Ты теперь целый «микро полковник»! Где твои звёзды?! – ротный взял децу со словацкой сливовицей. – Бросай сюда!

Четыре офицера поднялись из-за стола.

– За тебя, Владислав!

– За тебя, товарищ гвардии старший лейтенант!

– За тебя, дружище!

– За то, чтобы это было не последнее твоё звание!

Тимофеев лишь кивнул в ответ, опрокинул содержимое рюмки, едва не поперхнувшись звёздочками.

– Бери звёзды в рот и выкладывай на погоны!

– Без ру-ук!..

Тимофеев зажал зубами звёздочку, с трудом выложил на один погон, сплюнул вторую на ладонь и положил на другой.

Словаки смотрели с возбуждением, но без особого удивления. Видимо, подобное им уже приходилось видеть не раз.

Самойлов, будучи достаточно «волосатым»[99]99
  Имеющим блат, т. е. связи


[Закрыть], уже паковал чемоданы, стремительно передвигаясь по своей «дикорастущей карьерной лестнице», заколачивал в ящик свой небогатый семейный скарб.

– Ох, Петя, мне даже и не верится, что мы едем в штаб в Зволен! Вроде ещё и здесь не успели освоиться!

– Да, Люба! Вот так-то! А то! Уже и другие «старлеев» получили, а значит, и мне пора двигаться дальше. Я теперь уже не просто старший лейтенант! И должность у меня будет не просто, как щас капитанская, а уже и на полпути к майорской! И никакого тебе личного состава! Так что, Любушка, это только начало! Самойлов ещё всем пока-ажет!

– Да ладно тебе! Кому что показывать собрался!?

– Ладно – неладно, но полковником я раньше других стану! Вот увидишь! А там и до генерала уже только руку протянуть! А эти недоделанные вечно будут Ваньками-взводными, с личным составом долбаться! С этими баранами-басмачами недоделанными! И в самом лучшем случае, до комбатов доберутся! Будут вечно окопных вшей кормить!

– Вшей? Откуда ж вши теперь?!

– Да это к слову, ну, сопли будут морозить по дырам… а хоть и не морозить, а наоборот, жариться где-нибудь в Туркво!..

Почтовая машина летела через перевал «Доновал» в штаб «Иркутско-Пинской» в Зволене. Люба грустно смотрела в щель на пролетающие мимо пейзажи.

«А может, так всё и к лучшему! Так было трудно сносить всё это! Как было трудно не встретиться, хотя бы случайно, с ним! Ведь он сейчас так увлечён другой! Теперь же с глаз долой, из сердца вон!»

Машина монотонно трясла в своём чреве молодую «ячейку общества» на пути в новую жизнь. Позади всё далее и далее в туман погружались остатки старого мира, всех и вся, что могло как-то напоминать о днях ушедшей юности, о сердечной боли, о грусти и несбывшихся надеждах! Впереди словно распахивал свои объятия новый мир, полный безмятежного штабного благополучия!..

3.30 (89.11.10) Извозчик, отвези меня домой!

Братишка, верь, взойдет она

Звезда пленительного счастья

Когда из ротных списков части

Исчезнут наши имена.

Солдатский фольклор

Дембеля совершают последние приготовления, последние сборы. Вот и всё!

– Дембель подкрался незаметно! – потирал ладони рядовой Ким.

– Дембель! Это сладкое слово свобода! – ему вторил Бедиев.

– Даже и не верится, что всё! Весь этот дурдом позади! – присоединился Буряк.

– Дембель неизбежен, как крах империализма! – добавил кто-то.

– Бедиев, Буряк, Ким, Гусейнов, Озаян! Дембеля! Давай, в ленкомнату девятой роты! Комбат собирает всех! – раздался голос Хашимова.

Довольные собой дембеля, в парадках, вразвалочку пошагали по коридору в расположение девятой роты. В ленкомнате уже сидели также в парадках из девятой роты: Харин, Моше, Саядян другие дембеля батальона.

– Женька, ты значки, на которые у тебя нет документов, куда спрятал? – Буряк шепнул на ухо товарищу.

– В чемодане.

– Ты лучше пришей их к трусам.

– Да я в тюбик с зубной пастой засунул – так надёжнее.

Солдатские сердца ёкали в груди от волнения перед приближающимся счастливым моментом в их жизнях.

* * *

 
Пройдет зима, пройдет и лето, пройдут, быть может, и года
Плохое будет все забыто, но годы службы – никогда!
 

Солдатский фольклор