Текст книги "Оружие возмездия: секретные операции израильских спецслужб и их противников"

Почти сразу после Шестидневной войны Неэман начал активную политическую деятельность, основав движение «За неделимый Израиль». С 1975 по 1979 гг. он снова на государственной службе в качестве советника Министерства обороны по вопросам науки. В 1979 г. организовал и возглавил новую партию «Тхия», которая выступала против любых территориальных уступок арабам. В качестве члена этой партии Неэман был избран членом Кнесета 10-го, 11-го и 12-го созывов, а 1981–84 гг. состоял в правительстве министром науки и развития. Многие годы Неэман активно участвовал в борьбе за право советских евреев на возвращение в Израиль и улучшение условий их (особенно ученых) абсорбции в стране.

Именно к этому же времени относится история, которая не имеет прямого отношения к описанию жизни и деятельности Ювала Неэмана, но мне захотелось ознакомить с ней читателей.

В октябре 1976 г. незадолго до отъезда из СССР в Израиль, мы приехали в Москву, чтобы оформить выездные и транзитные визы. У меня лично в Москве ни родственников, ни знакомых, а вот у жены там жил двоюродный брат, который был женат на Алле, дочери Флерова. Не известного академика-физика Георгия, а его брата Алексея, тоже физика, доктора наук. Мама Аллы давно была в разводе с А. Флеровым и замужем за член-корреспондентом АН СССР Петром Спиваком, одним из последних из оставшихся к тому времени в живых членов «команды Курчатова», которая создавала советскую атомную бомбу. И Спивак, и его падчерица имели квартиры буквально за забором Курчатовского института. Мы попросились пожить нужные нам в Москве несколько дней на квартире у нашего родственника. Он дал согласие, сказав, что сами они пойдут на это время спать к родителям. За день до нашего отъезда из Москвы родственник пришел к нам и сказал, что мы должны покинуть квартиру, так как курчатовский городок не лучшее место, куда нужно пускать пожить собирающихся уезжать в Израиль. Мы спешно стали искать, где можно провести одну оставшуюся нам в Москве ночь. В гостиницу мы идти не хотели, да и не так просто было туда попасть. Вдруг раздался стук в дверь, и появился молодой человек очень приятной наружности, с виноватой улыбкой на лице. Он сказал, что он – Виктор, родной брат Аллы, т. е. пасынок Спивака, который, узнав, что его зять попросил нас съехать с квартиры, послал Виктора, чтобы немедленно перевезти нас к ним на квартиру (Виктор жил со Спиваками). Время было уже вечернее, но мы, хотя и были тронуты таким предложением, решили, несмотря на обстоятельства, остаться ночевать на прежнем месте, договорившидь с Виктором, что он придет за нами завтра утром. Уезжать нам нужно было вечером, но Виктор действительно приехал утром и, всем своим видом давая понять, что искупает вину родственника, провел с нами целый день. Мы с трудом уговорили его не провожать нас на вокзал. Виктор был физиком-теоретиком и в то время готовился к защите кандидатской диссертации. Т. е. это было как раз «самое время» водиться с теми, кто уезжал в Израиль.

Через несколько лет после приезда в Израиль нас разыскала семья Ширманов: мама и сын Миша. Миша сказал, что его родная сестра Инна – жена Виктора Флерова и что именно Виктор перед их отъездом посоветовал ему разыскать нас в Израиле. Мы по мере возможностей помогали этой семье. Миша перед отъездом учился в Московском химико-технологическом институте им. Менделеева, а в Израиле продолжил учебу в институте Вейцмана в Реховоте. Поселился он с матерью в Нес-Ционе, что между Реховотом и Ришон-ле-Ционом, где жили мы. Потом его взяли в армию, кажется, на два года. После армии Миша устроился на работу в какую-то молодую научно-исследовательскую фирму в Нес-Ционе и готовил диссертацию.

И вдруг у Миши обнаружили страшную болезнь – рак крови. Обычные методы лечения не помогли. Оставалась последняя надежда – пересадка спинного мозга. Найти соответствующего донора в Израиле не удалось (мать тоже не подошла). Тогда обратились к Инне Флеровой, единственной, кроме матери, близкой родственнице Миши. Инна проверилась в Москве, ее спинной мозг оказался подходящим для Миши. Приехать Мише для операции в Москву, а шел тогда, кажется, 1985 или 86-й год, не было никакой возможности. Инна тоже не хотела приехать временно в Израиль, опасаясь, что не впустят обратно. Тогда Виктор и Инна подали документы на эмиграцию. Ей тут же выдали разрешение, а вот ему сказали, что никогда таковое не получит. Виктор в то время готовил докторскую диссертацию, считался очень талантливым и весьма перспективным молодым ученым (ему еще не было тридцати), к тому же сын профессора Флерова, племянник академика Флерова и пасынок член-корреспондента Спивака – не лучшие достоинства для человека, пожелавшего уехать в Израиль. Инна одна ехать отказалась. Началась борьба, в которую были вовлечены крупные политики и общественные деятели многих стран. Разрешение на выезд было получено, Флеровы немедленно выехали в Израиль и уже через пару недель Миша и Инна были на операционном столе. Сложнейшая операция прошла успешно, но Мише она уже не помогла: слишком поздно!!! Он умер в феврале 1988 г. в 1:55 ночи. Интересно, что именно в эту минуту я, словно почувствовав во сне какой-то толчок, проснулся. Такой же толчок почувствовали именно в эту минуту и еще некотороые близкие знакомые Миши.

Виктор Флеров, приехав в Израиль, начал искать работу. Его приняли временно на стипендию, предназначенную для молодых ученых-репатриантов, в Тель-Авивский университет, физическим департаментом которого по совместительству с политической деятельностью руководил тогда Ювал Неэман. Но через некоторое время эмигрантские деньги кончились и администрация университета отказала Виктору в работе: кому нужны изыскания физика-теоретика, под которого, в отличие от физика-прикладника, не получишь никаких денег – ни от частной фирмы, ни от правительственной организации. И тут в очередной раз в своей жизни сказал свое веское слово Ювал Неэман. Он, судя по всему, несмотря на почти полное отсутствие в физическом департаменте, которым руководил, и почти полный перерыв в работе физика, хорошо разглядел способности и потенциал молодого ученого. Он, судя по всему, также хорошо помнил, с каким трудом ему удалось много лет назад, работая в Военной разведке, добыть деньги и другие ресурсы для воплощения его идей, которые почти всем руководителям и начальникам казались безумными и ненужными. Виктора приняли в университет на постоянную работу. Вскоре его приласили на работу и в несколько европейских университетов. Он стал делить время между Европой и Израилем, даже не допуская мысли, что может покинуть Израиль.

Инна, кандидат экономических наук, устроилась на работу в научную библиотеку. У них родился третий ребенок. Но, к сожалению, судьба оказалась жестокой к их семье. Однажды, когда Инна с двумя дочками недалеко от своего дома переходила дорогу, на них налетела машина. Погибли Инна и одна из девочек. Виктор продолжает работать в Тель-Авивском университете.

Там же все еще трудится и его «крестный отец» – профессор Ювал Неэман. Сегодня он работает в сложнейших областях теоретической физики – гравитация, общее строение вещества. Его разработки способны понимать очень немногие. А ему это нравится. Для него главное в науке – красота, эстетика мысли, ясность и чистота выводов. Его огорчает, что сегодня фундаментальные науки угасают, а молодежь уходит в прикладные. Его по-прежнему отличает большой диапазон интересов. Таким он, наверное, останется до конца жизни – бывший талантливый разведчик, выдающийся ученый Ювал Неэман.

ВОЛЬФГАНГ ЛОТЦ

По моему мнению, достижения и заслуги Вольфганга Лотца в израильской разведке не уступают таковым Эли Коэна, имя которого является легендой № 1 в Израиле. Имя же Вольвганга Лотца сегодня хорошо известно в основном специалистам. Думаю, в конце нашего повествования о нем читателю станет ясным, почему имеет место такая «несправедливость».

Как и Эли Коэн, Лотц был мосадовским агентом. Но если Эли Коэна взяли в Мосад после нескольких отказов и сомнений, то Лотца передали в Мосад из Амана как одного из лучших своих агентов. Оба разведчика работали в арабских странах: Коэн в Сирии, а Лотц в Египте. Но на этом, пожалуй, сходство кончается. Коэн – чистокровный еврей, уроженец Египта, был послан в Сирию под видом араба и под вымышленным именем. Лотц, уроженец Германии, совсем не похожий на еврея, работал в Египте под своим собственным именем, «в качестве» немца.

Вольфганг и Вальдтраут Лотц – шпионская пара в Египте

Вольфганг Лотц родился в 1921 г. в городе Манхейм. Его мать была еврейской актрисой, отец-христианин был сначала директором театра в Гамбурге, а затем – менеджером берлинского театра. При рождении Вольфганг не был обрезан, и это оказалось очень положительным фактором в будущем. Детство мальчика практически прошло на сцене и за кулисами. В 1933 г., когда к власти пришел Гитлер, родители Лотца развелись, и мать с сыном уехали в Палестину. Там он получил имя Зеэв Гур-Арье. «Зеэв» в переводе с иврита означает «волк». Чуть позже Зеэв поступил в сельскохозяйственную школу Бен-Шемен, близ Тель-Авива. Там он пристрастился к лошадям, стал прекрасным наездником и получил кличку «сус», что в переводе с иврита – «конь».

16-летним юношей Лотц вошел в подпольную еврейскую организацию сопротивления Хагана, ему была поручена охрана единственного автобуса, который обслуживал маршрут между его сельскохозяйственной школой и районом, где проживали евреи, а также конное патрулирование у школы. Когда началась Вторая мировая война, Лотц вступил в британскую армию, воевал в Египте и Северной Африке, в частности, в тылу Африканского корпуса Роммеля. Закончил войну военным переводчиком в Египте, в звании сержанта. Он свободно владел немецким, английским, арабским и ивритом. После войны Лотц вернулся в ряды Хаганы, а когда была организована Армия обороны Израиля, перешел туда. В 1948–49 гг. в звании лейтенанта принимал участие в Войне за независимость, в 1956 г. во время Синайской кампании уже в звании майора командовал бригадой, которая захватила египетские позиции на Суэцком канале.

Только после этой кампании представители Военной разведки обратили внимание на Лотца и установили с ним соответствующий контакт. Как вспоминал позже сам Лотц, он привлек их внимание к себе потому, что «был блондином… много пил и являлся воплощением бывшего немецкого офицера». Он был очень общительный и обладал качествами актера. Отец его был немцем, поэтому Лотц имел право получить законный немецкий паспорт и его можно было послать в Египет под настоящим именем. Благодаря тому же отцу несложно было выстроить его новую нужную биографию. В свое время он учился в берлинской гимназии Момзен, довольно несложно было «продлить» его учебу там до окончания, а затем «послать» на службу в 115-й дивизион армии Роммеля до конца войны. Во время войны Лотц, служа в британских войсках, участвовал во многих допросах военнопленных именно этой армии, в силу чего он знал многое о ней, ее частях, подразделениях, подробностях военной жизни ее офицеров, включая их имена. Поэтому его новая немецкая биография была довольно быстро создана. По новой биографии он после войны уехал в Австралию, разводил там в течение 11 лет скаковых лошадей, после чего вернулся на родину. Но и послевоенная Германия не должна была понравиться ему, поэтому он решил вернуться туда, где провел несколько довольно неплохих лет, т. е. в Египет.

Представителей Амана интересовало, сможет ли Лотц забыть о своем еврействе и палестино-израильском прошлом и убедить всех его новых окружающих, что он – бывший нацист. После довольно долгой и сложной подготовки он отправился в Германию, жил в Западном Берлине и Мюнхене, а в конце декабря 1960 г. под видом преуспевающего и богатого бизнесмена прибыл в Геную, а оттуда в начале 1961 г. пароходом – в Египет. Военная разведка выделила ему довольно большие средства для обоснования на новом месте. Компанейский и предприимчивый Лотц вскоре вступил в члены фешенебельного Клуба кавалеристов на острове Джезир, почетным президентом которого был генерал Асеф аль-Гораб, начальник всех полицейских сил Египта. Лотц произвел очень хорошее впечатление на генерала, который предложил ему построить конный завод и заняться разведением чистопородных арабских скакунов, а также открыть школу верховой езды. Уже через шесть месяцев, когда Лотц, которого, как мы помним, в Израиле прозвали «конь», приехал для отчета в Европу, ему было что доложить. Со своими первыми задачами он справился блестяще: внедрился в высшие слои египетского общества, устраивал приемы для высших египетских офицеров, курил с ними гашиш и беседовал на военные темы, был принят в лучших домах у немцев из числа бывших нацистов, которые считали его своим и даже бывшим эсэсовцем, почти ежедневно делал конную прогулку вместе с Горабом. И если про Эли Коэна говорили «Наш человек в Дамаске», то Лотца стали звать «Глаза Тель-Авива в Каире». Он был упоен своей работой и своими успехами. Довольно скоро забыл о скромной уставной военной жизни в Израиле, тратил деньги помногу и широко: на постройку завода, на создание мифа о том, что он – богатый человек. Денег ему постоянно не хватало, хотя Военная разведка в его просьбах не отказывала: информация, которую он почти непрерывно передавал по рации, того стоила.

Каждые несколько месяцев Лотц ездил в Европу для встреч со своим куратором, которые чаще всего проходили в Париже. Однажды в июне 1961 г. во время поездки в знаменитом «Восточном экспрессе» он оказался в купе, где уже находилась дама, которую он описывал так: «Высокая, необыкновенно привлекательная блондинка, голубоглазая. Она была к тому же прекрасно сложена, а к таким формам я всегда испытывал тяготение…» Завязался разговор, он становился все более занимательным для Лотца, но в Штуттгарте дама вышла. Однако Лотц уже твердо решил, что это только начало. Через две недели Вальдтрауд Клара Марта Нейман, по некоторым источникам – Науман (удивительное совпадение с фамилией предыдущего нашего героя!) – была его женой. Она была родом из Южной Германии, беженкой из ГДР, проживавшей в США, окончила школу, которая готовила гостиничных работников, иногда приезжала в ФРГ навестить своих родителей. Вначале Лотц хотел испросить разрешения на женитьбу у своего начальства, затем решил, что не получит разрешения, и ничего начальству не сообщил. Еще одна проблема заключалась в том, что он не мог позволить себе взять в жены женщину, не предупредив ее о том, что он – израильский агент. Эмоционально он был не в состоянии подставить женщину под возможный удар без ее согласия на это. Кроме того, передатчик, которым он пользовался, был спрятан в весах его ванной комнаты, и скрыть это было трудно. Поэтому перед свадьбой он поговорил с Вальдтрауд, рассказав ей, чем он занимается. Вопреки опасениям, она пришла в восхищение от его рассказа. Через две недели они поженились, Вольфганг уехал в Каир, а через несколько недель туда же приехала и Вальдтрауд.

Существует предположение, что фрау Лотц на самом деле оказалась в том купе «Восточного экспресса» совсем не случайно, а по поручению тогдашнего шефа западногерманской разведки Гелена, действовавшего в рамках сотрудничества с израильской разведкой. Типичная «нордическая» внешность жены Лотца должна была укрепить легенду о его немецко-нацистском происхождении. В пользу этой версии свидетельствует то, что к моменту встречи в купе Лотц уже был дважды женат-разведен, состоял в третьем браке с израильтянкой, и у них был ребенок. Такие случаи далеко не необычны в практике мировых разведок. С другой стороны, весьма сомнительно, чтобы израильские спецслужбы поставили организацию Гелена в известность о существовании в Египте такого блестящего и важного своего агента и допустили представителя другой разведки, пусть даже и дружественной, в свои святая святых.

Руководители Лотца в Тель-Авиве долго не знали, как отреагировать на его женитьбу, но все-таки решили сообщить израильской жене, что она уже Лотцу не жена. Расходы Лотца еще больше увеличились, финансовый отдел даже дал ему новую кличку «Шпион в шампанском», но поступавшая от Лотцев информация была бесценной, ее нельзя было добыть никаким другим путем.

Ситуация несколько изменилась, когда в 1963 г. из Военной разведки Лотца передали в Мосад. Руководитель Мосада тех лет Исер Харел был весьма требователен к отчетности о расходовании выделенных агентам средств, его казначеи были весьма удивлены, получая от Лотца в качестве отчета листики бумаги, где значились наспех написанные и весьма округленные цифры. Харел считал конный завод, созданный Лотцем, достоянием Израиля и хотел получать подробные отчеты о его деятельности, включая число и стоимость лошадей имеющихся там. Однажды ему (Лотцу) устроили нагоняй за то, что в его отчетности не хватало одной лошади, ему предложили прислать подробные объяснения по поводу огромных трат присылаемых из Мосада денег и даже подтвердить некоторые из расходов квитанциями. В ответ Лотц предложил снабдить его стандартными формами, которые он смог бы давать заполнить египетским старшим офицерам, когда одалживал, в основном безвозвратно, им деньги, а также испросить у египетских властей разрешения на приезд израильского инспектора с целью отыскания пропавшей лошади и оценки имущества Мосада в Египте. Куратор Лотца, каковым и при службе его в Мосаде оставался офицер Амана, сумел убедить Харела, что успешная работа Лотца в Египте в основном определяется свободой его поведения и способностью тратить деньги, и пусть он плохой хозяйственник, зато отличный агент.

Именно в это время Харел проводил крупную операцию по дискредитированию и запугиванию немецких специалистов, находящихся в Египте, которые, по мнению Харела, были близки к разработке египетского ракетного оружия. Проникшись, в конце концов, доверием к Лотцу, Харел подключил его к этой операции. Лотц выявил адреса этих ученых и сообщил их в Мосад. Затем через Лотца этим ученым было отправлено порядка 50 предупредительных писем, в которых разъяснялось, что им угрожает в случае, если они не откажутся от своей работы. Лотц хранил у себя взрывчатые вещества, которые в случае необходимости должны были быть применены против ученых-ракетчиков. Трудно было оценить эффект от этих действий, но в целом довольно длительная и сложная операция, задуманная Харелом, не удалась.

Со своего ранчо, расположенного вблизи египетской ракетной базы, Лотцы вместе вели наблюдение за немецким учеными и бывшими нацистами, помогавшим Египту в разработке новейших видов вооружения. Однажды они были задержаны, когда «случайно» заехали на территорию военной базы, якобы сбившись с пути. На этой базе находились новые ракеты класса «Земля-воздух» (SAM), полученные из СССР. Лотц уговорил командование базы связаться с его друзьями в египетской полиции и военной разведке (он был дружен с генералом Фуадом Османом и полковником Мохсеном Саидом – из руководства военной разведки), которые подтвердили, что знакомы с ним и доверяют ему. Это произвело такое большое впечатление на командира базы, что он предложил Лотцу и его жене лично показать основные объекты базы, включая ракетные установки. При этом в ходе разговора он отметил, что хотя у израильтян и отличная разведка, они ничего не знают о египетском сектретном оружии.

Новый руководитель Мосада Меир Амит тоже поначалу относился к Лотцу с недоверием, но вскоре оценил своего агента по достоинству и начал загружать его заданиями сверх всякой меры. От него требовали информации обо всем: армии, правительстве, офицерах, политиках, слухах, сплетнях, настроениях. От него поступали сведения о готовящейся реорганизации египетской армии, которую предполагалось осуществить с помощью советских военных советников, о поставках в Египет советского оружия, о военных базах в районе Суэцкого канала, Лотц, вращаясь в высших кругах египетского общества, общаясь на короткой ноге с офицерами и генералами разведки, легко получал нужные сведения, запас его информации был необычайно велик. Среди его немецких друзей было много бывших нацистов, в том числе бывший помощник Геббельса Иоганн фон Леерс и известный своими экспериментами над узниками концлагерей доктор Эйзеле. Еще одним приятелем Лотца был Герхард Баух, который не скрывал, что он – бывший нацистский офицер, но подозревался в том, что он ведет какую-то тайную жизнь в Египте. Однажды генерал Осман сказал Лотцу: «Этот Баух все время крутится около тебя и ловит каждое твое слово. Будь осторожен. Официально он считается здесь промышленником, но мы знаем, что он – германский шпион. Мы позволяем ему действовать свободно, потому что президент Насер заинтересован в хороших отношениях с Германией… Нам также известно, что всю информацию, добываемую здесь, Баух переправляет в ЦРУ. Поскольку ты – гражданин Германии, он может попробовать использовать твое здешнее положение в своих интересах. Прости, что я говорю тебе об этом, но ты несколько наивен в том, что касается грязного бизнеса и шпионажа. Я посчитал необходимым предупредить тебя». Для Лотца было несколько смешно, что это все было сказано израильскому агенту в Египте. Он, конечно же, поблагодарил своего друга и пообещал быть осторожным.

В 1964 г. с помощью полковника Омара аль-Хадари Лотц открыл новую конюшню прямо на территории крупной военной базы в Абассии, затем открыл ипподром в дельте Нила недалеко от полигона, где испытывались новые египетские ракеты. Лотцы имели право на посещение аэродромов, куда прибывали новые МИГи, полученные Египтом из СССР, и даже сфотографировали пилотов, гордо стоящих около новых машин. Они даже смогли посетить сверхсекретную базу, расположенную вблизи Суэцкого канала. Египтяне также показали Лотцам, как они маскируют настоящие самолеты между макетами, чтобы запутать израильтян. Склады боевой техники, самолетные ангары, центры связи – все было открыто для них. Информации было огромное количество. Однако Лотц не всегда мог правильно ее оценить, особенно техническую информацию, и потому передавал в Тель-Авив все, что имел. Передатчик в его ванной работал чуть ли не каждую ночь.

22 февраля 1965 г. супруги Лотц поздно вечером вернулись в свою роскошную квартиру в Каире после очередной дальней поездки. Там их уже ждали сотрудники службы безопасности Египта «Мухабарат», которые сразу же объяснили, что радиопередачи, которые он вел из этой квартиры, были запеленгованы. Лотц не стал сомневаться в их объяснениях, потому что уже давно понимал, что он злоупотреблял использованием своей рации без всякой меры, нарушая все нормы безопасности.

Следует отметить, что всего за месяц до этого, 21 января 1965 г., в Дамаске был арестован Эли Коэн, который был обнаружен точно таким же образом. Безусловно, возникала мысль, что почти полное совпадение этих двух событий не случайно. Через некоторое время израильтянам удалось установить, что это действительно было так.

И египтяне, и сирийцы уже давно были обеспокоены постоянной утечкой весьма ценной и секретной информации и, не в силах сами отыскать источники утечки, обратились за помощью к своим друзьям из Главного разведывательного управления (ГРУ) Министерства обороны СССР. Впрочем, возможно, более ушлые советские военные сами обратили внимание на эти утечки и настояли на более глубокой проверке, учитывая, что в их руках имелось куда более совершенное радиопеленгационное оборудование, чем у их египетских и сирийских коллег. Это оборудование и было доставлено в Сирию и Египет. Возможно, сначала в Сирию, а затем, после разоблачения Коэна, это же оборудование было переправлено в Египет. Советские специалисты в течение нескольких недель блестяще справились с поставлеными задачами.

Впрочем, существует и другая версия ареста Лотцев. К осени 1964 г. влияние СССР на Египет достигло своего апогея в связи с нескончаемым потоком экономической и военной помощи, оказываемой ему. Советские руководители, опасаясь усиливающихся связей между Египтом и Западной Германией (ФРГ), начали настаивать на приглашении президента Восточной Германии (ГДР) Вальтера Ульбрихта посетить Египет с официальным визитом. Насер не выдержал давления и зимой 1965 г. пригласил Ульбрихта. Советские представители также жаловались, что в Египте имеет место засилье западно-германских шпионов, шеф которых Гелен сорудничает с ЦРУ против СССР. Поэтому накануне визита Ульбрихта в Египет Насер приказал арестовать порядка тридцати западногерманских граждан, постоянно живших в Каире. Приказ был выполнен. В числе арестованных оказались Вольфганг Лотц, его жена Вальдтрауд и даже ее родители, которые в то время приехали навестить свою дочь, жившие постоянно в ГДР. Египтяне заявили послу ФРГ, что арест их граждан является формальным шагом и что все они будут освобождены после окончания визита в страну президента ГДР. Но Лотц этого не знал и уже при задержании признался в своей шпионской деятельности.

Однако дела израильских агентов Коэна и Лотца после их задержания пошли по разным путям. Эли Коэн признал, что был израильским шпионом и, несмотря на все усилия Израиля, был публично казнен на рассвете 19 мая 1965 г.

Что же касается Вольфганга Лотца, то его так до конца не разоблачили. Он активно сотрудничал со следователями. Признался, что занимался шпионажем в пользу Израиля. Но занимался этим из-за денег, которые они ему платили и на которые он смог посвятить себя в Египте любимому делу: разведению лошадей и скачкам. Кроме того, он боялся отказаться от предложений израильтян, опасаясь за жизнь – свою и жены. Египтяне поверили предложенной им версии. Они укрепились в своем мнении, когда проверили, что Лотц не был обрезан. Им так и не удалось докопаться до его еврейской биографии, несмотря на пытки, и он предстал перед судом как немец, бывший нацист, польстившийся на большие деньги. Мосаду удалось договориться с немецким адвокатом, который отправился в Египет для защиты Лотца. На суде адвокат заявил, что лично видел Лотца в компании немецких офицеров. Как позже он писал: «Поскольку я никогда не служил в немецкой армии, я сразу понял, кто послал этого адвоката». 27 июля 1965 г. Лотц был приговорен к пожизненному заключению с каторжными работами. Его жена Вальдтрауд была осуждена на три года заключения и каторжных работ. Но ни он, ни она не были посланы на выполнение каторжных работ. Они содержались в тюрьме в довольно приличных, по египетским понятиям, условиях.

Тяжело переживая гибель Эли Коэна, Меир Амит потребовал от тогдашнего премьер-министра Израиля Леви Эшкола, чтобы супругов Лотц включили в группу военнопленных, предназначенных для обмена после Шестидневной войны. Однако политические лидеры Израиля не хотели публично признать, что Лотц был израильским шпионом. Тем не менее зимой 1968 г., почти через три года после суда, в результате секретных переговоров под патронатом ООН в лице ее специального представителя Гуннара Ярринга, Вольфганга и Вальдтрауд Лотц вместе с группой других израильских агентов, задержанных в Египте, обменяли на особую партию из 500 военнопленных старших офицеров, взятых в ходе Шестидневной войны, среди которых было 9 генералов. Всем заключенным с обеих сторон, включенным в эту сделку, выдали медицинские заключения в том, что они страдают неизлечимыми болезнями, и в качестве акта гумманизма их выслали в свои страны. Никакой огласки об этой сделке долго нигде не было.

В отличие от Коэна, Лотц остался жив. Однако Коэн является мучеником и национальным героем, а Лотц до сих пор мало известен даже в самом Израиле. Правда, материально он после возвращения в Израиль жил неплохо. В 1973 г. умерла его жена Вальдтрауд, которая по приезде в Израиль приняла иудаизм. Вскоре прогорела школа верховой езды, которую он открыл в Тель-Авиве. Лотц перебрался в Западную Германию, но и там его работа оказалась малополезной и бесперспективной. Тогда он уехал в Калифорнию, успев за эти годы еще дважды жениться. В Калифорнии он занялся частным бизнесом, но ничего серьезного в этой деятельности достичь не смог. Лотц умер в 1993 г. в Израиле, отнюдь не в роскоши, но успев написать книгу о своей конно-шпионской жизни «Шпион в шампанском». Увы, он любил красивую жизнь, но никогда не умел «делать деньги» – этот бывший блестящий разведчик Вольфганг Лотц.

ИЦХАК ШАМИР

В один из дней 1955 г. Ицхак Шамир получил приглашение прибыть на встречу с руководителем Мосада Исером Харелом. Уже несколько лет мало кто интересовался Шамиром, разве что бывшие соратники по оружию иногда звонили, спрашивали, как житье-бытье. В определенном смысле он был даже рад такому «житью-бытью», он знал, что первое лицо «Всея Израиль» Бен-Гурион по прозвищу «Старик» не только не любил его, но и чутко следил за тем, чтобы ни он сам, ни кто-либо из его соратников никоим образом не попали на какой-нибудь пост, связанный с государственной службой. А с другой стороны, он – Шамир – уже вроде бы сполна расплатился за свои прошлые прегрешения. Поэтому, получив приглашение посетить Мосад, тем более самого его начальника, он несколько удивился. Но вспомнив, что преследование политических противников своего покровителя Бен-Гуриона было одним из любимых занятий Харела, подумал: «Значит, еще не до конца расплатился». И, вздохнув, бывший руководитель правой экстремистской военной группировки ЛЕХИ, которую нынешние правители Израиля еще до сих пор называли не иначе, как «Банда Штерна», Ицхак Шамир отправился на встречу с начальником Мосада. Он был уверен, что Харел снова подозревает его в какой-то антигосударственной деятельности, и готовился к новым неприятностям.

Ицхак Шамир. Из резидентов в премьер-министры

Организация ЛЕХИ («Лохамей Херут Исраэль» – «Борцы за освобождение Израиля») образовалась в 1940 г. в результате раскола другой правой военизированной организации – «Иргун», или «Эцель». Эта организация – «Иргун Цваи Леуми – Национальная военная организация», в свою очередь, откололась в 1931 г. от Хаганы – военизированных отрядов еврейской самообороны Палестины. Ее члены были несогласны с приоритетом оборонительной стратегии и тактики еврейской самообороны, считая, что «Лучшая защита – это нападение». Имея в своем составе несколько тысяч человек, Иргун проводил тайные операции возмездия против арабов, нападавших на евреев. С 1939 г. после опубликования шестой «Белой книги» врагами Иргуна стали и англичане – с 1914 г. «держатели» Мандата Лиги наций на Палестину, в очередной раз отложившие осуществление идеи создания Еврейского государства. Но в 1940 г., когда англичане вступили в войну против Германии, Иргун заключил с ними перемирие на время Второй мировой войны, считая, что они вместе должны бороться против самого страшного врага еврейского народа.