Текст книги "Оружие возмездия: секретные операции израильских спецслужб и их противников"

7 июня, когда Иерусалим уже был освобожден, израильский посол в Вашингтоне был приглашен в Госдепартамент, где ему сообщили, что США поддерживают просьбу Египта о прекращении огня. Понятно, что такой поворот событий в такой момент совершенно не устраивал Израиль, о чем посол от имени своего правительства и заявил. Однако в ответ американцы намекнули послу, что знают о том, что Иордания была вовлечена в войну обманным путем и возможен крупный международный скандал. Эту опасность Израиль не мог игнорировать и согласился на заключение перемирия. Война была окончена. За шесть дней.

Конечно, ни в коем случае нельзя утверждать, что победа в этой войне была достигнута только благодаря Аарону Яриву. Но каждый израильский офицер хорошо представлял, как исключительна была заслуга разведки и лично Ярива в этой победе. Можно смело утверждать, что без его проницательности, умения анализировать события и общей гениальности победа в войне не была бы столь стремительной, ошеломляющей и блестящей. Ярив не переставал утверждать, что для Израиля разведка имеет особый смысл, ибо она должна компенсировать стране уязвимость, связанную с малой территорией и малыми людскими ресурсами.

Безусловно, Шестидневная война оказалась главным событием в жизни разведчика Аарона Ярива, и именно поэтому описанию деятельности нашего героя в этот период было уделено столь много места. Возможно, многие читатели теперь по-другому посмотрят на события и обстоятельства того времени, о котором, казалось бы, уже все написано и все известно. Возможно даже, что некоторые из них не будут больше осуждать Израиль за быстрое заключение перемирия и лучше поймут причины, по которым Израиль пошел на такой шаг.

Война закончилась, но не для разведки. Генерал Ярив по-прежнему был необычайно занят и необычайно плодотворен. Одной из самых блестящих операций, проведенных Военной разведкой под его руководством в последующие годы, следует считать угон катеров из Шербура. В 1965 г. Израиль разместил во Франции заказ на строительство торпедных катеров. Заказ был передан одной из крупнейших верфей страны – шербурской, которая в то время сильно страдала от отсутствия заказов и безработицы своих недавних работников. Однако в 1968 г. французский президент Шарль де Голль наложил эмбарго на поставку оружия в Израиль. К тому времени израильтяне уже получили пять готовых катеров. Еще два они ухитрились переправить в Израиль в течение недели после полного введения эмбарго в силу. Но пять почти готовых катеров оставались на верфи Шербура. Министр обороны Моше Даян отклонил предложение некоторых военных о вооруженном захвате катеров. Однако он согласился на предложение секретно вывести катера и доставить их в Израиль, возложив это дело на разведку. В августе 1969 г. была создана специальная группа под руководством адмирала Мордехая Лимона, возглавлявшего израильскую комиссию Министерства обороны во Франции, и бригадного генерала Давида Кимхи, о котором я уже упоминал и расскажу подробнее в следующей главе, для проведения операции «Ноев ковчег». Общее руководство операцией было возложено на генерала Ярива. М. Даян поставил еще одно условие: катера должны быть выведены из Франции легально. Т. е. Яриву предстояло каким-то способом добыть официально разрешение на отбытие судов из верфи Шебура. И он этот способ нашел. Зная, что французы, что называется, «застряли» с почти построенными катерами, израильтяне, с одной стороны, потребовали компенсации за предварительно полностью оплаченные катера, а с другой – создали фирму в Норвегии, которая изъявила готовность их купить. Французы на это предложение клюнули как на возможность закрыть историю с катерами, избавившись от них и выплатив Израилю компенсацию за счет вырученных от продажи катеров денег.

Тем не менее израильтяне решили уже проданные им, т. е. их «норвежской» фирме, катера увести из Шербура незаметно, дабы избежать внимания газет, которые по этому поводу могли поднять излишний шум. Поэтому отплытие катеров готовилось тайно и было назначено в ночь под Рождество. Поставку необходимого оборудования для катеров взял на себя Мосад, и его агенты справились с этой задачей весьма быстро и успешно. Оставалась проблема экипажей. В Шербуре в то время находилось всего 60 моряков. Для обслуживания пяти катеров на пути в 5 тысяч километров до Хайфы требовалось как минимум еще столько же. Этим занялась Военная разведка. Дополнительных моряков надо было доставить в Шербур быстро и незаметно, чтобы не вызвать подозрения у коллег-французов. Для этого каждый из отобранных моряков должен был прибыть в Шербур по своему персональному маршруту. В одном и том же самолете могло лететь одновременно не более двух моряков, кое-кто добирался до Франции пароходом, а затем использовал поезд, чтобы прибыть в Шербур. В отелях останавливались только по необходимости, да и то не более чем по три человека и на одну ночь. Позаботились о паспортах, о связи через Торговое бюро Министерства обороны Израиля в Париже в случае возникновения каких-либо проблем. Выдавать морякам специальные бумаги на этот случай было весьма опасным и беспрецендентным, но нельзя было допустить, чтобы кто-либо из моряков (непрофессионалов разведки) заблудился в чужой стране и попал в руки местной полиции. Ярив, как всегда, продумал все до мелочей. В результате, правда, с некоторыми мелкими приключениями и волнениями, все 60 моряков к 23 декабря прибыли в Шербур. Так же незаметно удалось доставить на катера 250 тысяч литров горючего и провизию, необходимую для питания 120 человек в течение целой недели морского перехода. На одном из катеров расположился метеоролог, присланный из Тель-Авива, который в течение 10 дней собирал сведения о погоде во Франции и составил прогноз погоды на требуемые для морского перехода дни: катера не были приспособлены для плавания в Бискайском заливе в условиях зимы. Необходимая для плавания погода установилась только к двум часам ночи 24 декабря. Ровно в 2:30 все пять катеров снялись с якоря и устремились в открытое море. 31 декабря 1969 г. в 6:40 вечера катера появились на рейде хайфской гавани. Аарон Ярив и его люди блестяще выполнили и эту операцию, сравнимую разве что с операцией «Энтеббе», имевшей место шесть с половиной лет спустя.

Тем не менее вопросы общей безопасности Израиля по-прежнему были в центре внимания начальника Военной разведки. Даже после победы в Шестидневной войне Ярив продолжал считать Египет и Сирию основными противниками Израиля, а в начале 70-х годов вопреки общей самоуспокоенности большинства армейских руководителей и выводам аналитиков о невозможности начала войны в ближайшее время настаивал на обратном. Конфликт разгорался, и в результате в ноябре 1972 г. Ярив ушел в отставку. Он прослужил восемь с половиной лет в должности начальника Военной разведки Армии обороны Израиля и только за заслуги в Шестидневной войне обеспечил себе достойное место в мировой истории. Он и по сегодняшний день считается одним из самых выдающихся руководителей израильской разведки. Одной из доктрин Аарона Ярива была: «Разведчик, как и сапер, может ошибиться только один раз». Он не ошибся, ошиблись другие, и эта ошибка вскоре дорого обошлась его стране – в войне Судного дня.

Голда Меир, которая была премьер-министром во время отставки Ярива и которая очень любила необычайно способного и талантливого генерала, пригласила его работать в качестве советника премьер-министра по борьбе с террором. Он согласился. Его переход на новую работу почти совпал с одной из самых трагических для Израиля террористических акций палестинцев – убийством израильских спортсменов на Олимпийских играх в Мюнхене, совершенным членами террористической организации «Черный сентябрь». И советник премьер-министра по борьбе с терроризмом, и новый начальник Мосада Цви Замир были буквально одержимы местью за эту и ряд других террористических акций палестинцев, которые им удались за последние годы. По настоянию этих двоих был создан специальный правительственный комитет, который возглавили Голда Меир и Моше Даян, его задачей было найти решение, как отомстить за Мюнхенскую трагедию. Комитет назвали «Комитет Икс», он был настолько засекречен, что даже не все члены кабинета министров знали о его существовании. Уже на первых же своих заседаниях комитет принял решение уничтожить всех без исключения членов «Черного сентября», непосредственно или косвенно участвовавших в подготовке или осуществлении теракта в Мюнхене. А еще через короткое время группа специалистов во главе с Яривом и Замиром подготовила список из 12 главарей террористов, которые подлежали уничтожению. Была создана специальная группа во главе с высокопоставленным сотрудником Мосада Майком Харари, которому Голда Меир якобы лично сообщила решение правительства об уничтожении мюнхенских убийц. Операция началась. Но Ярив не смог довести ее до конца. Вскоре разразилась война Судного дня, тяжелая война, имевшая трудно поправимые последствия для Израиля. Голда Меир вынуждена была уйти в отставку. Вместе с ней ушел в отставку и ее советник по борьбе с террором. О дальнейшей жизни Ареле Ярива мало известно. Он по-прежнему не любил быть на виду и встречаться с журналистами. Изредка выступал со статьями по вопросам безопасности Израиля и борьбы с терроризмом. И по-прежнему главным достижением жизни считал свою работу в разведке. «Разведка как опиум. Человек становится в своем роде наркоманом, если только хоть на момент перестает понимать, в чем его главная цель», – утверждал самый почитаемый начальник Военной разведки Армии обороны Израиля Аарон Ярив.

БАРУХ КОЭН

Читатель, который добрался до этого места в публикуемой серии очерков «Они сражались за родину», уже имеет право выразить свое удивление, а то и возмущение: почему большинство очерков посвящено начальникам и даже не просто начальникам, а высшим начальникам израильского разведывательного сообщества, и почти нет описания жизни и деятельности тоже выдающихся, но более рядовых сотрудников разведки, тех, кто действует не из штабной палатки, а в открытом поле, кто в основном и вступает в непосредственный контакт с врагом? Причин несколько. Как правило, о тех, «кто в поле», пишут больше, хотя их деятельность обычно более законспирирована и имена при жизни почти никогда не известны. С другой стороны, напрашивается сравнение с жизнью театра: может получиться хороший спектакль при наличии плохих актеров, но прекрасного режиссера, но вряд ли хорошие актеры могут создать более-менее приличный спектакль при отсутствии режиссера, даже не очень талантливого. Разведслужба – это своего рода театр, эффективность, известность и популярность которой в общем и целом зависят от качества задуманных и выполненных ею операций, своего рода спектаклей, которые всегда премьера, так как играются только один раз. Правда, почти всегда играются без зрителей, но при обязательном наличии актеров – «полевых» агентов разведслужб – и режиссера, его ассистентов и помощников (постановочной бригады) – тех, кто разрабатывает общий, а затем детальный план готовящегося спектакля, т. е. операции, а затем руководит его осуществлением. Как в театре, где актеров знают больше, чем режиссеров, актеры значительно более популярны, чем режиссеры, так и в деятельности разведки при общей скудности гласности мы почти ничего не знаем о деятельности их выдающихся руководителей. В публикуемых очерках я постарался по возможности «восстановить справедливость», хотя полагаю, что мои герои вряд ли когда-либо жаловались на отсутствие оной. Тем не менее, дабы полнее удовлетворить желания читателей, следующие несколько очерков хочу посвятить именно тем, кто был непосредственно на передовой.

Барух Коэн – один из них, но как раз из тех, кто почти не известен ни в Израиле, ни за его пределами, хотя, на мой взгляд, вполне заслуживает известности. В данном конкретном случае одной из причин такой неизвестности может быть слава и популярность в Израиле другого агента-разведчика – Эли Коэна. Эли Коэн был однофамильцем (и только) Баруха Коэна. Вообще-то фамилия Коэн в Израиле даже более популярна, чем в России Иванов. Недаром именно ей посвящен давно известный в Израиле анекдот. Один израильтянин говорит своему приятелю: «У меня настолько хорошая память, что я могу воспроизвести подряд несколько страниц фамилий из телефонный книги, только мельком один раз взглянув на них. Вот, пожалуйста: Коэн, Коэн, Коэн…» Все эти Коэны, как правило, выходцы из стран Азии и Африки, а в далеком прошлом – выходцы из одной славной семьи цадиков – праведников. К этой же семье относятся менее многочисленные, но чуть более известные выходцам из бывшего СССР Коганы, Каганы, Каганские и даже Кагановичи.

K слову, в среде израильских разведчиков был широко известен еще один Коэн – Якуба, или Яаков – родившийся в 1924 году в Ираке и умерший сравнительно недавно, в октябре 2003 г., в кибуце Эдоним. Он успешно работал в Иордании, Египте, Сирии, Ираке и не имел ни одного провала.

Но наш рассказ о Барухе Коэне – «ватике» на иврите, т. е. старожиле, принадлежавшем к довольно известному и уважаемому в Израиле семейству, жившему на земле Израилевой несколько поколений. Оно всегда было связано с правыми партиями яркого политического спектра Израиля. Один из братьев Баруха Меир был активным членом партии Ликуд, которую возглавлял Менахем Бегин, и даже председателем Кнессета. Однако Барух, единственный, кто не поддержал «честь семьи» и ушел влево. Он верил в «социализм с человеческим лицом» и жил в кибуце. Возможно, принадлежность к этой семье, бывшей всегда на виду, в конечном счете отрицательно повлияла на его судьбу. Но не будем забегать вперед, все по-порядку.

Барух Коэн родился в 1935 г. Как и большинство уроженцев подмандатной Палестины, Барух рос вместе с местными арабскими детьми, свободно говорил по-арабски, знал и уважал обычаи арабов. Следует отметить, что большинство евреев, живших в то время в Палестине, довольно свободно владело тремя языками: ивритом, арабским и английским. После окончания школы и службы в армии в Военной разведке он не вернулся в отчий дом, а пошел жить в кибуц. Поскольку он хорошо знал арабский язык и ментальность арабов, его пригласили работать в ШАБАК. ШАБАКом тогда руководил Аврахам Ахитув, который определил Коэна в арабский департамент и послал на оперативную работу в Галилею. Сразу же после окончания Шестидневной войны его назначили губернатором Шхема – самого крупного города на Западном берегу Иордана – и произвели из сержантов в капитаны. Главной его задачей было подавление терроризма. Буквально через несколько дней после назначения губернатором Коэн чуть не поймал Арафата, который бежал из Шхема, переодевшись в женскую одежду с традиционной чадрой. В следующем году Меир Амит, тогда начальник Мосада, знавший Баруха еще по работе в Военной разведке, пригласил его на работу в свою организацию. Барух согласился. В 1969 г. Меир Амит ушел со своего поста, его место занял Цви Замир, который решил направить Баруха Коэна на работу в Европу. Через год 35-летний Коэн с женой и двумя детьми под именем Моше Ханана Ишайи прибыл в Брюссель, где формально занял незначительную должность в израильском посольстве. Но эта должность была только его дипломатическим прикрытием. Основной же его работой в качестве резидента Мосада была координация действий израильских агентов в Европе. В те годы количество палестинских террористических ячеек там невероятно разрослось. Поэтому главной задачей Коэна было внедрение в эти ячейки своих агентов и выявление среди сотрудничавших с Мосадом палестинцев двойных агентов.

Настоящей Меккой для палестинских террористов всех рангов и категорий в то время был Париж. Вследствие проарабской политики президента де Голля органы безопасности почти не занимались расследованием террористической деятельности палестинцев. Чисто внешне, а иногда и по документам их зачастую трудно было выявить, так как они вполне смешивались с похожими на них эмигрантами из североафриканских стран, переселявшихся в большом количестве во Францию. Мосадовцы довольно быстро выяснили имена, адреса и места пребывания многих рядовых палестинских агентов и боевиков. Но их интересовали «киты» – руководители, которые действовали весьма профессионально и были трудно выявляемыми и уловимыми. У них была тщательно разработанная система связи и контактов, так что многие «рядовые» даже не знали, кто ими руководит.

В марте 1971 г. Баруху Коэну от одного из своих осведомителей стало известно, что палестинцы планируют теракт в Израиле, какого тот еще не знал, чтобы показать евреям, что не они истинные хозяева в своей стране. Согласно плану, две девушки должны были доставить в Израиль взрывчатку и передать ее исполнителям, которые собирались применить ее по назначению. Органы безопасности Израиля довольно быстро организовали проверку пассажиров, отлетающих в Израиль и прилетающих туда. Всех молодых девушек в аэропорту Бен-Гурион подвергали личному досмотру, несмотря на унизительность этой процедуры. Днем 14 апреля на самолете компании «Эр-Франс» из Парижа прибыли две красивые девушки, одетые в мини-юбки одинакового стиля. Агент Мосада заметил их еще среди пассажиров самолета и предупредил таможенников. Обе девушки работали секретаршами в парижских фирмах, по паспортам они значились как Даниэль Риве и Мартин Элен Гарсье. Когда таможенники проверили их багаж, оказалось, что чемоданы девушек были доверху наполнены взрывчаткой. Мало того, при личном досмотре оказалось, что в широких поясах, которые были надеты на каждую из девушек, тоже была спрятана взрывчатка. При допросе, на котором девушки разговаривали почти без умолку, перебивая друг друга подробностями, сразу же выяснилось, что это именно те девушки, о которых сообщал Барух Коэн. Ими оказались сестры Марлен и Надя Бардели из довольно состоятельной марокканской семьи. Обе были вовлечены в левое движение во время учебы в Сорбонне. После окончания университета обе нашли места секретарш, однако Надя хотела работать журналисткой, а Марлен привлекала актерская профессия. Однажды на одной из молодежных встреч они познакомились с довольно молодым привлекательным алжирцем Моххамедом Будиа, который руководил небольшим, но быстро приобретающим популярность в Париже театром. Будиа пообещал посодействовать девушкам в их планах и мечтаниях. После нескольких приятных встреч Будиа попросил девушек помочь революционному движению, в котором он участвовал, и доставить в Тель-Авив два чемодана, которые он им даст. Девушки согласились с большим энтузиазмом, представляя себя борцами за свободу. Им вручили фальшивые паспорта и отправили в Израиль. В Тель-Авиве они должны были встретиться с более взрослой парой – Эдит и Пьером Бургалтер – и передать им все, посланное Будиа. Встреча должна была состояться на одной из улочек, примыкающей к центральной улице Дизенгоф. Вместо девушек чету Бургалтер встретили сотрудники Мосада, которые тут же их арестовали. Во время допроса супруги сразу же назвали имя руководителя всей этой операции, которым оказалась женщина. При задержании она предъявила паспорт на имя Аделен-Марии Франсин. Не составило большого труда установить ее настоящее имя: Эвелин Барадж. Она была убежденной марксисткой, долгое время сотрудничала с известной бандой ее единомышленников Баадер-Майнхоф из Германии, принимала участие во многих операциях по угону самолетов и других террористических актах. Как оказалось, конечной целью дьявольского плана была организация серии взрывов в крупных израильских отелях, чтобы парализовать туризм в страну и нанести ей крупный материальный урон.

А тем временем в Париже Мосад раздобыл сведения о Будиа. Оказалось, что под маской талантливого театрального режиссера скрывался довольно известный левак, хладрокновный убийца в борьбе против французов в Алжире. Он был ими арестован, освобожден, работал директором Алжирского национального театра, бежал из Алжира в Буэнос-Айрес из-за опасения быть казненным за попытку совершить государственный переворот. И, наконец, попал в студенты университета им. Патриса Лумумбы в Москве. Из Москвы он, наученный искусству делать революцию не только чистыми руками, уехал в Париж, где начал руководить театром и вскоре под его прикрытием, стал одним из руководителей палестинских террористов в Европе. Он тоже был связан с бандой Баадер-Майнхоф и, судя по всему, с КГБ. В результате допущенной им грубой ошибки в истории с сестрами через него была раскрыта вся международная сеть палестинских террористов, связанная с ним. Позже Будиа был участником разработки дьявольского плана убийства израильских спортсменов на Олимпиаде в Мюнхене и попал в известный список 12-ти, подлежащих безоговорочному уничтожению. 28 июня 1973 г. белый «Рено» Мохаммеда Будиа взлетел в воздух вместе с его хозяином от сигнала, посланного на расстоянии, в тот момент, когда тот сел на водительское сидение. Однако того, кто был непосредственным «виновником» разоблачения матерого террориста, Баруха Коэна, к этому времени уже не было в живых.

Барух Коэн принял непосредственное участие в подготовке этой знаменитой операции по уничтожению организаторов убийц израильских олимпийцев. За время работы в Европе, особенно после «выхода» на Мохаммеда Будиа, у него и его коллег скопилась достаточно большая картотека не только на рядовых террористов, но и на их лидеров. Поэтому, когда потребовалось определить, кого из них следует включить в список главных организаторов и исполнителей мюнхенского убийства, Барух Коэн специально приехал в Тель-Авив, чтобы помочь своим коллегам оценить специфическое участие каждого кандидата в зловещий список.

Очевидно, вся его деятельность в Европе не осталась незамеченной противниками. Позже, уже после его смерти, стало известно, что в том же сентябре 1972 г. злодейского убийства израильских спортсменов, членам палестинской организации «Черный сентябрь» удалось установить, что израильское посольство в Брюсселе, из которого действовал Коэн, было одним из основных центров, где координировалась борьба с ними. До сих пор никто, вероятно, кроме членов этой организации точно не знает, как они вышли на след Коэна, кто его выдал и как в действительности было организовано его уничтожение. Возможно, им сообщил о деятельности Баруха один из агентов-арабов, которому тот доверял. Возможно, узнав о роли брюссельского центра, они начали проверять всех сотрудников израильского посольства и вышли на Коэна благодаря его фотографии в полной военной форме, помещенной в юбилейном альбоме части, в которой он служил, и зная наперечет всех членов его семьи из-за ее известности в Израиле. Во всяком случае, незадолго до убийства в печати прозвучало сообщение, что «Черный сентябрь» приговорил к смерти одного из видных агентов израильской разведки в Европе. Никто не придал большого значения этому предупреждению: палестинцы много и часто сообщали о подобных планах, обнародовав свои желания, так и не подкрепленные впоследствии действительностью.

10 сентября служащему Мосада Цадоку Офиру, тоже официально состоявшему в штате посольства в Брюсселе, позвонил один из его осведомителей и, пообещав информацию о задуманных палестинцами диверсиях против владельцев предприятий – евреев, назначил ему свидание в ближайшем кафе. Когда Офир пришел туда, в него выстрелил молодой марокканец, как оказалось, с уголовным прошлым. Офир был ранен. Так как нападение было весьма любительским, никто в брюссельском центре Мосада не придал ему значения. Офир не был особенно засекречен и его принадлежность к спецлужбам выяснить было несложно. Во всех израильских дипломатических службах Европы были усилены меры безопасности.

Тремя днями позже выстрела в Цадока в своей квартире с тремя пулями в сердце был найден внештатный корреспондент радио Дамаска сириец Кадер Кано. Где-то за год до своей смерти он связался с израильтянами и предложил свои услуги в качестве информатора о деятельности палестинцев в Париже: он нуждался в деньгах. Ему не слишком доверяли, хотя и платили деньги за предоставленную информацию. Не было уверенности, что его не послали члены «Черного сентября». Естественно, ни Барух Коэн, ни кто-либо другой из сотрудников Мосада с ним не встречался и никого из них сириец опознать и назвать не мог. Возможно, он сам связался с палестинцами, предложив себя в двойные агенты, чтобы получить деньги и от них. Они же его и уничтожили. Поэтому и этот случай не насторожил Мосад. На несколько месяцев наступило затишье, во время которого Коэн съездил в Тель-Авив, о чем говорилось выше.

В январе нового, 1973 г. один из самых надежных его осведомителей позвонил Коэну и предложил встретиться в Мадриде. Они уже не раз там встречались, подальше от ненужных глаз, поэтому просьба не вызвала у Баруха никаких подозрений. Он решил поехать в Мадрид, приняв только обычные в таких случаях меры предосторожности. Поехал один, без какого-либо сопровождения. Из Мадрида он уже не вернулся. Его убили 26 января на пороге своего дома на Гран виа, который был записан на имя израильского бизнесмена Ханана Ишайи – псевдоним Баруха Коэна. Он пользовался этим домом во время своих достаточно частых приездов в испанскую столицу. Что именно произошло, никто не знает. Некоторые случайные свидетели утверждали, что видели двух мужчин арабской внешности, которые бежали от места убийства по одной из самых многолюдных улиц Мадрида Хосе Антонио. Только теперь деятели Мосада начали связывать покушение на Офира, убийство Кано и предупреждение о возможном убийстве видного агента Мосада с тем, что в конечном счете произошло в Мадриде. Кто-то из агентов «Черного сентября», возможно, это был двойной агент-араб, проник в Мосад. Старших офицеров Мосада, находившихся в Европе на работе, подобной Б. Коэну, срочно отозвали в Тель-Авив. Вся деятельность израильской разведки, за исключением операции по уничтожению убийц израильских спортсменов в Мюнхене, в подготовке которой принимал участие и Барух Коэн, была временно приостановлена.

Члены семьи Коэна впоследствии утверждали, что смерти Баруха можно было избежать, если бы не ряд ошибок, допущенных его руководителями. Родственники, в частности, вспомнили фотографию из злополучного юбилейного альбома, в которой его могла опознать палестинская агентура. Кстати, рядом с ним была помещена фотография его друга Цадока Офира, тоже в полной военной форме, чуть не погибшего при покушении на него за несколько месяцев до смерти Баруха. Они утверждали, что после случая с Цадоком и публикации предупреждения о вынесенном приговоре видному израильскому агенту, опубликованного в арабских газетах, Коэна не следовало посылать в Мадрид. Родственники Коэна утверждают, что его подстраховывали другие агенты Мосада, но, опасаясь собственного разоблачения, они не ответили на выстрел террориста. Думается, что это несколько сомнительное утверждение, поскольку пока нигде не приведено описание этого теракта и все источники утверждают, что до сих пор неизвестно, как в точности все произошло. Через много лет появилось предположение, что палестинцы получили информацию о Барухе Коэне от какой-либо третьей разведки, к примеру, советского ГРУ или восточногерманской Штази, у которых в Мосаде мог быть двойник.

К сожалению, я не имею возможности представить читателям фотографию одного из лучших израильских разведчиков Баруха Коэна. После случая с тем юбилейным альбомом израильские разведчики никогда не фотографируются, а фотографии, появившиеся в публикации до начала деятельности того или иного сотрудника разведки, тщательно изымаются. Так же, как сегодня невозможно найти тот злополучный альбом. Зато каждому читателю предоставляется возможность самому нарисовать в своем воображении образ этого замечательного 38-летнего черноглазого и черноволосого героя.

Израильтяне не только перестроили всю агентурную сеть в Европе, но и отомстили за смерть одного из лучших своих агентов. 10 апреля 1973 г. в ходе операции «Весна молодости» в своих квартирах в Бейруте были расстреляны руководители «Черного сентября» Мухаммед Нажжар и Камаль Адван, а также пресс-офицер ООП Камаль Насер. В числе участников этого рейда были будущие руководители Военной разведки и начальники Генерального штаба Армии обороны Израиля Эхуд Барак и Амнон Липкин-Шахак. Слухи утверждают, что и все боевики из «Черного сентября», причастные к убийству Баруха Коэна, были уничтожены. А через некоторое время палестинская террористическая организация «Черный сентябрь» прекратила свое существование. Увы, на смену ей пришли многочисленные другие.

«Время от времени ко мне заходили офицеры, сослуживцы мужа и спрашивали: «Ты читала в газетах о том, что тот или другой араб был застрелен или разорван взрывом на части?» Что я могла сказать? Что это меня утешает?», – рассказывала Нурит, вдова замечательного израильского разведчика Баруха Коэна.

ДАВИД ШАУЛ

Давид Шаул – «современник» Баруха Коэна по работе в разведке. К тому же оба работали главным образом против палестинцев. На этом, пожалуй, сходство между ними кончается. Барух Коэн был сотрудником Мосада, Давид Шаул служил в Военной разведке. Барух Коэн боролся против тех палестинцев, которые действовали в странах Европы и оттуда руководили операциями, проводимыми в Израиле. Давид Шаул работал с палестинцами в арабских странах и непосредственно в Израиле. Урожденный Палестины и хорошо знавший арабов, Барух Коэн был во многом европейским или «европеизированным» типажом, в то время как Давид Шаул родился в Ираке и вполне подошел к порученной ему роли палестинского араба. Последнее и, пожалуй, самое важное отличие: Барух Коэн всегда действовал под своими истинными именем и фамилией, и это обстоятельство, как предполагается, даже явилось одной из причин его гибели; Давид Шаул – имя вымышленное, не более пяти-шести человек в Израиле знали его настоящее имя во время его активной деятельности. Не раскрывается оно и сейчас, хотя человек этот жив и поныне, но живет в Израиле совсем под другим, тоже вымышленным именем. Читателям станет вскоре понятным, почему эта тайна сохраняется и по сей день и, будем надеяться, сохранится еще долго.

Почти ровесник Коэна, Шаул тоже служил в Армии обороны Израиля офицером (в звании лейтенанта). Прекрасно знал арабский, говорил на диалекте местных палестинцев, хорошо был знаком с их укладом жизни и ментальностью. Все это привлекло к нему внимание тогдашнего руководителя Военной разведки Иехошафата Харкаби, который перевел его в свою организацию и начал готовить к глубокому внедрению в Фатх – военизированные палестинские подразделения, которые организовал Ясир Арафат еще в 50-е годы. Эти подразделения живы и сегодня, подчинялись Арафату до последнего дня его жизни и по настоящее время ведут активную террористическую деятельность против Израиля. Шаул оказался одним из первых израильских агентов, глубоко внедренных в стан врагов. Следует отметить, что это внедрение было настолько энергичным, что перед началом Шестидневной войны он уже был командиром роты, а для укрепления доверия к себе даже «героически» сражался против израильтян на Западном берегу – одном из фронтов Шестидневной войны. Конечно, Израиль имел и других агентов в Фатхе, но Шаул оказался самым успешным и одаренным. Занимая в Фатхе довольно высокое положение, он имел доступ ко многим самым секретным документам, особенно во время войны и сразу после нее. Чтобы ознакомиться со всеми этими документами, израильским руководителям пришлось «арестовать» Шаула и поместить его на некоторое время в тюрьму. Среди материалов был довольно большой список жителей Западного берега, сочувствовавших Фатху и Народному фронту освобождения Палестины, еще одной террористической организации, возглавляемой в то время Джорджем Хабашем, в определенной степени конкурировавшей с Фатхом.