Текст книги "Оружие возмездия: секретные операции израильских спецслужб и их противников"

Основной задачей в деятельности возглавленной им организации Даган считает борьбу с террором. Благо после того, как основной противник современной мировой цивилизации террористическая организация «Аль-Каида», возглавляемая Бен-Ладеном, взорвала в Кении отель, в котором жили израильские туристы, и попыталась подстрелить ракетой израильский гражданский самолет, на борту которого эти туристы находились, Шарон выдал Дагану мандат: уничтожать врагов за пределами Израиля. Большая часть годового бюджета Мосада, составляющего 350 миллионов долларов, была переправлена с традиционных статей – сбора разведывательных данных и их анализа – на деятельность на местах и «спецоперации». Второй по значению задачей Мосада Даган определил иранское направление – его ядерная программа и ее ликвидация.

Не все сотрудники Мосада приветствовали этот поворот в его работе. Опытнейшие из них советовали Дагану удовлетвориться задачами поскромнее, но он не стал их слушать. В результате только за несколько месяцев 2004 г. ушли в отставку более 200 работников, в том числе первый заместитель, 7 начальников управлений и несколько их заместителей. Правда, кое-кто считает, что эти увольнения связаны с изменением израильских законов, по которым командному составу выгодно уходить на досрочную пенсию. Еще одна волна отставок обрушилась на Мосад в октябре 2005 г. Его покинуло еще 6 высших руководителей, включая Х. по кличке «Кибуцник», человека № 3 в Мосаде, одного из самых прославленных разведчиков в истории этой организации. Формальная причина все та же: несогласие с политикой руководства Дагана. В ответ Даган попытался привлечь для работы в своем ведомстве офицеров, недавно демобилизоанных из армии, но многие из них ответили отказом. Тем не менее новые начальники Разведывательного управления, отдела кадров и ряд других офицеров пришли в Мосад из армии. Все они – заслуженные боевые офицеры, но не имеющие опыта работы разведке.

Глава правительства Шарон в ответ на демарши протеста заявил, что доволен деятельностью Меира Дагана на посту руководителя Мосада, а также работой службы внешней разведки в целом.

Ибо за годы своего руководства Даган сумел доказать всему миру, что Мосад по-прежнему остается эффективной службой, способной обеспечить безопасность Израиля. Что, кстати, в очередной раз отметил генерал Олег Калугин на публичной встрече в Нью-Йорке 21 ноября 2004 г., назвав израильскую разведку лучшей в мире.

Несмотря на провал в Новой Зеландии, связанный с попытками получить новозеландские паспорта (см. главу «Израильские шпионы»), и некоторые другие провалы, в которых обвиняют Дагана, Мосад под его руководством сумел предотвратить три крупных исламистских теракта, направленных против израильских объектов в Африке, еще один в Таиланде и несколько других враждебных Израилю акций, о которых пока не дано оповещать мир.

Мы начали эту главу изложением статьи Йоси Мильмана. Статьей Йоси Мильмана и закончим. Только другой, опубликованной в одном из ноябрьских номеров за 2005 г. русскоязычного издания известной американской еврейской газеты «Форвертс», выходящей в свет с 1897 г., – «От перемены мест слагаемых сумма поменяется». Статья посвящена последним по времени действиям руководителя Мосада Меира Дагана. Мельман отмечает, что в начале своей каденции Даган работал по принципу: «Мы посоветовались, и я решил», больше всего пренебрегая вербовкой агентов, отчего сильно пострадало управление «Цомет»: его покинуло много работников. Пострадало также и управление «Тевель». В результате Мосад, и так находящийся долгие годы в упадке, уступил лидирующие позиции в израильском разведобществе Аману и ШАБАКу, а в сфере тайных сношений с арабскими и мусульманскими странами – МИДу.

Но буквально в последнее время Даган резко изменил свои позиции по приоритетным задачам Мосада. Он понял, что Мосад, как и любая другая разведка, не может ликвидировать в одиночку иранскую ядерную программу. Аналогично и в борьбе с мировым терроризмом нельзя обойтись без сотрудничества с коллегами, например, с ЦРУ и (или) английской Ми-6. В результате Даган вернулся к основному принципу работы Мосада – человеческому фактору. Он назначил опытнейшего разведчика Н., который в прошлом руководил «Цометом», начальником оперативного управления и своим заместителем. На его место назначен сотрудник И., который до этого возглавлял европейский филиал «Цомета». Еще одного опытного офицера—ветерана Мосада Д. Даган назначил начальником «Тевеля».

«Каденция Дагана завершается через два года. Даже если она не будет продлена, можно будет говорить о том, что после многих ошибок он все-таки постарался вернуть Мосад к его главным задачам разведывательной организации, базирующейся на человеческом факторе», – так заканчивает данную статью Йоси Мельман – значительно более оптимистично, чем ту, 6-летней давности, с которой мы начали главу.

Так что в общем и целом можно полагать, что будущее Мосада не так мрачно, как думают некоторые представители израильской политики и общественности. Как любят повторять оптимисты-израильтяне: «Ихийе бэсэдр – будет нормально!»

ИЗ ОПЕРАЦИЙ ИЗРАИЛЬСКОЙ РАЗВЕДКИ

Если спросить любого среднестатистического человека (не в смысле личности, что нонсенс, а в смысле знаний об израильской разведке) происхождением из б. СССР, какие операции израильской разведки ему известны, то он, как правило, назовет две-три. Операция «Энтеббе», поимка Эйхмана, может быть, уничтожение иракского ядерного реактора. Более «продвинутый» в этом вопросе сможет еще назвать угон торпедных катеров из французского Шербура, операцию по добыче чертежей французского самолета «Мираж», месть организаторам и участникам убийства израильских спортсменов на Олимпиаде в Мюнхене, возможно, кое-что еще.

Ниже я хочу рассказать о двух, на мой взгляд, блестящих операциях израильского разведывательного сообщества, о которых мало что известно тому же среднестатистическому человеку. Обе эти операции были связаны с Советским Союзом. Может быть, поэтому мы, живя в б. СССР, практически ничего о них не знали. Хотя на Западе о них, точнее, об их результатах, а не о подробностях осуществления, было широко известно почти сразу после их успешного завершения. В принципе, как уже было отмечено, Израиль не занимался разведывательной деятельностью против СССР или России, за исключением, пожалуй, Организации по связям «Натив». Описываемые операции оказались косвенно направленными против Советского Союза и осуществлялись не с целью нанести ему вред или получить данные для предотвращения нежелательной деятельности каких-либо советских структур, а для информирования себя и своих союзников в борьбе со своим противником, как боевым, так и идеологическим.

ДОКЛАД ХРУЩЕВА

Многие представители старшего поколения наверняка помнят этот знаменитый доклад, зачитанный тогдашним первым секретарем ЦК КПСС Никитой Хрущевым на специальном заседании ХХ съезда партии 23 февраля 1956 г. Не знаю, случайно или специально датой обнародования злодеяний Сталина и развенчания его культа личности оказался именно День Советской армии, но этот доклад прозвучал, как звук разорвавшейся мощной бомбы, и его эхо разносилось по стране, да и по всему миру, еще долгие годы. Несмотря на то что доклад был архисекретным.

На то заседание не было допущено ни одного «лишнего», даже от «братских» коммунистических и рабочих партий присутствовало лишь по одному представителю от каждой делегации. Правда, через некоторое время, когда слухи о докладе достигли своего апогея, его содержание стали зачитывать перед народом. Но, упаси Боже, не по радио и не на митингах трудящихся, а на закрытых партийных, а потом и комсомольских собраниях, после предварительной «накачки» их участников под угрозой всех кар тем, кто осмелится рассказать об услышанном кому-либо, включая папу, маму и других членов семьи. Помню, как доклад зачитывали на комсомольском собрании школы, где я учился. К тому времени, а это было, кажется, почти через год после «исторического» съезда, все мы знали более или менее его содержание (от несдержанных, ай-ай-ай, родственников и знакомых). Но все мы уходили с собрания с гордостью за то, что и нам – детям – доверили такую страшно секретную тайну, и громко обещали никому ничего не рассказывать.

Несколько лет назад о своем знакомстве с докладом рассказывала Лидия Либединская – литератор, вдова писателя Юрия Либединского и теща поэта Игоря Губермана. Дело происходило вечером в ее московской квартире в Лаврушинском переулке, куда с женой были приглашены в гости. Л. Либединская о многом вспоминала, и как-то случайно разговор вышел на события того времени. Доклад Хрущева зачитывали в Московском отделении Союза советских писателей. Но Ю. Либединский был в то время болен и не смог придти на собрание. Тогда Л. Либединская уговорила руководителей Союза дать ей текст доклада домой, чтобы муж тоже ознакомился с ним. Она ведь не имела права рассказывать ему содержание доклада. Скрепя сердце, руководители согласились и выдали ей текст на один(!) день. В специальном, тщательно запечатанном конверте. Ю. Либединский сказал, что он не хочет читать доклад один и про себя, и предложил пригласить своего приятеля – писателя Вениамина Каверина, который по каким-то причинам тоже не присутствовал на заседании в Союзе писателей. Того самого – одного из четырех-пяти отказавшихся за три с лишним года до этого подписать письмо, инициированное Сталиным, в котором видные советские евреи просили покарать их и всех других евреев СССР за предательско-убийственное поведение их одноплеменников-врачей. В обстановке строжайшей секретности Каверин пришел в квартиру в Лаврушинском, и Л. Либединская зачитала им этот доклад! Она подробно рассказала и показала нам, где кто сидел, кто как реагировал. Через много десятков лет она помнила все эти исторические подробности! К слову, несмотря на немолодой возраст, память у нее великолепная, и рассказчица она отменная.

Естественно, разведки всего мира: США, Великобритании, Франции, Голландии, Бельгии и других стран – жаждали как можно скорее заполучить текст этого доклада. Это была последняя точка финала сталинской эпохи, это была возможность лучше узнать Хрущева, который оказался первым единоличным советским руководителем после Сталина. Сказанное новым советским лидером могло быть использовано западной пропагандой для ослабления веры его союзников в Восточной, да и в Западной Европе в сталинизм и коммунизм как мощная аргументация в условиях набиравшей силы «холодной» войны. Поэтому понятно, почему агенты названных разведок рыскали по всем странам Восточной Европы, да и по другим странам тоже, в поисках заветного доклада. Они пытались подкупить ведущих коммунистов из братских стран, а также из других компартий, представители которых присутствовали на съезде. Не удалось, принципиальные были товарищи. И все-таки менее чем через два месяца текст доклада Хрущева лежал на столе тогдашнего директора ЦРУ Аллена Даллеса, который незадолго до этого сказал, что готов заплатить за этот текст миллион долларов. То, что не удалось другим разведкам, удалось разведке израильской, хотя она и не ставила перед собой такой задачи и ее агенты не рыскали по всему свету с таким специальным заданием. Как говорится в подобных случаях, «такая выпала карта». Ее только понадобилось правильно разыграть, с чем израильтяне справились блестяще. Тогдашний руководитель Мосада Исер Харел позже писал в своих мемуарах: «Мы передали нашим американским партнерам документ: полный текст секретного доклада Первого секретаря советской Коммунистической партии. Этот факт – одно из самых значительных достижений в истории разведки». Харел, тем не менее, не раскрыл, кто и как добыл этот доклад. Потому что в то время он (о, парадоксы жизни!) … и сам этого не знал. Очевидно, хватит интриговать уважаемого читателя, пора рассказать, «Как это было».

Не все партийные лидеры присутствовали на историческом двадцатом. Некоторые по разным причинам не смогли. Им советские коммунистические руководители послали специальные персональные копии. Одну из таких копий, 58 страниц, отпечатанных на русском языке, специальный курьер доставил и вручил лично первому секретарю Польской объединенной рабочей партии (ПОРП) Эдварду Охабу. В полном шоке от прочитанного и от правды о Сталине, Охаб осторожно и конфиденциально поделился прочитанным с некоторыми из своих соратников, каждый раз вынимая из личного сейфа заветный экземпляр и тут же по прочтении водворяя его обратно в сейф.

Такое «из сейфа в сейф» вызывало у Охаба массу неудобств и он распорядился перевести доклад на польский язык и отпечатать ограниченное число экземпляров, которые были разосланы под личную ответственность получивших местным руководителям партии и власти, что тогда и в Польше было одно и тоже. Среди них оказался и партийный руководитель Варшавы Стефан Стажевский. Этот руководитель, тоже шокированный, решил, что содержание доклада должно быть известно более широкому кругу. Он приказал размножить его в нескольких тысячах(!) экземпляров и передал не только своим «товарищам по партии», но и трем западным корреспондентам, среди которых был известный журналист-международник Филип Бен.

Филип Бен родился в 1913 г. в Лодзи в еврейской семье. Впрочем, от рождения он был Норберт Нижевский. Журналистикой начал заниматься еще в юношеские годы. В 1939 г. с началом Второй мировой войны был призван в польскую армию. Вскоре после разгрома Польши с остатками своей армии бежал в Советский Союз и был интернирован. А через некоторое время добровольно вступил в польскую армию под командованием генерала Андерса. Вместе с этой армией оказался на Ближнем Востоке. Но дальше их пути разошлись. Вспомнив, что он еврей, Нижевский решил остаться в Палестине и снова занялся журналистикой. К слову, расстаться с польской армией Андерса и не продолжить войну в Африке, а затем в Италии, в составе английских войск решил не только Норберт Нижевский, но и несколько других его однополчан, в основном евреев. Среди наиболее известных назовем Менахема Бегина, впоследствии руководителя подпольной группы «Иргун», боровшейся против англичан в Палестине, и премьер-министра Израиля, и Ежи Петерсбурского – известного польского композитора, автора популярной мелодии «Синий платочек». Нижевский сменил свое польское имя на еврейское Филип Бен, что можно перевести с иврита как Филипов сын (Филипом звали его отца). В период Войны за независимость и в последующие годы Бен в основном писал не о внутренних проблемах страны и региона, а о событиях международных. Благодаря своим способностям в 1952 г. он стал работать корреспондентом французской газеты «Монд», специализируясь на странах Восточной Европы и переселившись снова в Польшу. У него был широкий круг знакомых и информаторов, его статьи пользовались огромным успехом. Однако в конце 1956 г. ему вновь пришлось покинуть Польшу. Филип Бен опубликовал в «своей» газете «Монд» и в израильском «Маариве» сенсационные подробности о рабочей забастовке в Познани, в результате польские власти выдворили его из страны. Он не только сам уехал из Польши, но и благодаря своим связям, смог оттуда нелегально вывезти свою любовницу, польскую красавицу Франку Торончик. После чего польские власти назвали его агентом израильской и американской разведок. Возможно, в этом клейме был элемент правды. Во всяком случае, дают основание так думать высказывания Франки Торончик, ставшей женой Бена, и Ханны Тикичинской, его сестры. «Он всегда был окружен ореолом таинственности», – вспоминала Ханна. «Он умел хранить секреты и почти никогда мне ничего не рассказывал», – добавляла Франка. В последние годы своей жизни он жил в Нью-Йорке, работая корреспондентом при ООН для нескольких изданий. Там же и умер в 1978 г. За свою жизнь он много опубликовал, но есть основания считать, что еще больше унес с собой в могилу. Одной из историй, которая ушла нерассказанной вместе с ним, является роль Филипа Бена в опубликовании на Западе секретного доклада Н. Хрущева на ХХ съезде КПСС.

Упомянутый выше секретарь Варшавского горкома ПОРП Стефан Стажевский считает вполне вероятным, что доклад Хрущева, переданный им Бену, мог попасть именно в израильскую разведку, а затем в ЦРУ, а не на страницы «Маарива». С этим мнением согласен один из его коллег по этой газете, который считает «вполне возможным и даже естественным», что Бен делился полученной им во время поездок информацией со спецслужбами своей страны. Правда, тот же Стажевский утверждает, что текст доклада Хрущева он передал еще и корреспондентке «Нью-Йорк Таймс» Флоре Льюис и ее мужу Сиднею Грасону. Но Флора, обладавшая великолепной памятью, на вопросы об этом заявила, что в 1956 г. до них доходили слухи о каком-то секретном докладе Хрущева, но, несмотря на все усилия и связи, им не удалось получить его текст.

Так кто же все-таки передал в Израиль столь секретную информацию, которая вывела израильские органы разведки в число ведущих разведок мира? Точный ответ на этот вопрос знал только один человек: Амос Манор, бывший тогда руководителем ШАБАКа, службы внутренней безопасности. Напомним, что Исер Харел в это же время был не только руководителем Мосада, но и «мемуне» – это была неофициально созданная премьер-министром Израиля Давидом Бен-Гурионом должность ответственного за деятельность всех разведывательных служб страны.

Оставим этот вопрос пока открытым. Проследим за путем доклада Хрущева из Польши в Израиль и «далее – везде». У Манора на протяжении многих лет были лично свои источники именно в Восточной Европе, в общем и целом достаточно плотно закрытой для деятельности западных разведслужб. Возможно, это можно объяснить тем, что его жизнь до репатриации в Израиль была связана с некоторыми из стран этого региона. Один из его агентов в Варшаве сумел получить копию оригинального текста доклада Хрущева на русском языке. Естественно, он переправил его в штаб-квартиру ШАБАКа, которая тогда находилась в Яффо. Агент занимался совсем другими проблемами, близкими ведомству Амоса Манора, т. е. контрразведкой, но вот ему в руки попал текст доклада Хрущева, и он отправил его своему шефу – на всякий случай, для ознакомления. Манор не знал русский язык и попросил ознакомиться с материалом одного из своих ближайших помощников, эмигрировавшего в Израиль из СССР. Ознакомившись, тот немедленно перевел текст на иврит, после чего Манор передал перевод еще одному своему сотруднику – эксперту по Советскому Союзу. Он попросил сотрудника тщательно изучить текст и в кратчайший срок дать заключение о его подлинности. О том, что попавший к нему материал весьма важен, Манор сообразил сразу же после первичного перевода на иврит. Но КГБ в то время уже приобрел славу одного из умелых и крупнейших в мире фальсификаторов и распространителей сфабрикованных материалов. Поэтому следовало иметь полную уверенность, что полученный документ – подлинный. Сотрудник подлинность подтвердил.

Был вечер пятницы 13 апреля 1956 г., когда Манор в своем кабинете закончил внимательное чтение доклада Хрущева на иврите. Закончив, он приложил к тексту заключение экспертов ШАБАКа о подлинности доклада и поехал домой к Бен-Гуриону, оставив ему документы для ознакомления. Они встретились снова в субботу утром, и Бен-Гурион приказал немедленно передать текст доклада американцам. Он справедливо полагал, что если израильтяне сами предадут огласке доклад Хрущева, то могут еще больше осложнить свои отношения с Советским Союзом, которые в то время, впрочем, как почти всегда, оставляли желать много лучшего. Зато израильтяне мгновенно почувствовали, что акция передачи текста доклада Хрущева может послужить прорывом Израиля на место стратегического союзника Соединенных Штатов.

Поэтому после встречи с Бен-Гурионом Манор сразу же отправился к Харелу и ознакомил его с содержанием документов, естественно, не раскрывая источника получения доклада. Харел невероятно возбудился. Одним из его постоянных стремлений, впрочем, как и других руководителей израильской разведки и иных правительственных ведомств, было по возможности всегда производить благоприятное впечатление на своих американских коллег и демонстрировать им свою полезность. Поэтому уже через два дня, ушедших на перевод на английский и подготовку сопроводительных документов, в Вашингтон вылетел специальный курьер, он доставил документы заместителю начальника ЦРУ, шефу контрразведки, ярому другу Израиля Джеймсу Энглтону. Энглтон немедленно направился к Даллесу, передал ему доклад, добавив, что текст добыт израильтянами. Было 17 апреля – день, который Аллен Даллес запомнил как один из самых удачных в его карьере. За несколько лет до этого между ЦРУ и Мосадом было заключено соглашение о взаимном сотрудничестве, и вот – такие плоды! Репутация Мосада в глазах руководства ЦРУ резко взмыла вверх. Энглтон – один из инициаторов соглашения с Мосадом – был счастлив.

Даллес распорядился дать утечку информации в «Нью-Йорк таймс», а еще через день-два полный текст доклада Хрущева на секретном заседании ХХ съезда КПСС был зачитан по радио на разных языках через радиостанции «Свободная Европа» и «Свобода». Вот откуда многие в Советском Союзе узнали о существовании и содержании доклада намного раньше, чем его начали оглашать на закрытых партийных и комсомольских собраниях! Тысячи экземпляров брошюр с текстом доклада были с помощью воздушных шаров заброшены на территорию стран «народной демократии». И только на родине доклада власти продолжали сохранять строгую секретность. От кого скрывали? От тех, от кого многое скрывают и сегодня в России – правопреемнице СССР. Еще раз пробежите глазами описание стремительного марафона доклада от уст Хрущева до ушей радиослушателей враждебных «Голосов». Прошло менее двух месяцев!

Американцам, понятное дело, не сообщили, как и кем был добыт доклад. Поэтому Даллес считал, что это дело рук Мосада. Харела вполне устраивала такая точка зрения ЦРУ. Манор же был недоволен, что Мосад таким образом присвоил себе пальму первенства в одном из самых выдающихся достижений израильской разведки. Но даже через несколько десятков лет Манор никому не раскрыл имя донесшего до ШАБАКа заветные сведения.

И, тем не менее, его имя стало известно широкой публике. Вот его рассказ:

– В Варшаве у меня была подруга Люция, которая работала в ЦК ПОРП, у Охаба. Однажды я пришел к ней на работу и на ее столе увидел совершенную государственную тайну – доклад Никиты Сергеевича Хрущева на русском языке. Я спросил: «Ты можешь дать мне это прочесть на два-три часа?» Она сказала, что могу взять, прочитать, но вернуть к четырем часам, потому что она должна это закрыть в сейф. Я взял, начал читать и почувствовал, что у меня в руках атомная бомба! Сталин, учитель народов, солнце человечества – такой варвар, Боже, что он наделал! Первой мыслью у меня было срочно отдать доклад обратно. Но потом я решил пойти в израильское посольство, я знал там одного человека по фамилии Бармор. Когда я показал ему доклад, он побледнел, покраснел, стал желтый, стал красный… Он ведь лучше меня знал, что все разведки мира ищут этот доклад, но не могут до него добраться. Он спросил меня, может ли он взять этот доклад на несколько минут. Потом он вышел и исчез на час или больше…

Этого человека зовут Виктор Граевский. Тогда, почти 50 лет назад, он был польским журналистом, членом партии. А его знакомый в израильском посольстве, судя по всему, был «человеком» Амоса Манора. Манор действительно так никогда и не раскрыл ни его имя, ни имя Виктора Граевского, о котором «человек» ему, несомненно, рассказал. Возможно, что имя умеющего хранить тайны Филипа Бена не случайно «вылетело» на поверхность. Чтобы «увести» многочисленных страждущих узнать «истинную правду» от имен истинных героев этой знаменитой кражи ХХ века.

Копия письма Виктора Граевского, «укравшего» доклад Хрущева

Виктор Граевский, «укравший» доклад Хрущева

Интересно, что за пять лет до этого события 27-летний Граевский, заядлый альпинист, в одном из походов в горы оказался в течение целого дня в одной связке с другим альпинистом, земляком из Кракова, которого звали Кароль Войтыла. После того похода они расстались и больше никогда не виделись. В 1978 г. Граевский репатриировался в Израиль, где уже более 25 лет жили его родители. В том же году Войтыла переехал на постоянное жительство в Рим. По прибытии в Израиль Граевский получил из рук офицера израильской разведки дорогую ручку «Монблан» – награду за особые заслуги перед новым Отечеством. А католический священник Войтыла получил новый духовный сан и стал папой Римским Иоанном Павлом II. Войтыла, как и Граевский, помнил о том дне, когда они оба были в одной связке. Он пригласил Граевского в свою резиденцию в Ватикане и прислал ему именную медаль папы Римского со своим портретом. Но в Ватикан Граевский так и не собрался. «Он сделал карьеру в Риме, а я в Иерусалиме», – шутит Граевский. Ручка со временем затерялась, а вот медаль сохранилась. Сегодня Граевскому за восемьдесят. Он по-прежнему живет в Израиле. Там и застало его известие о смерти Ионна Павла II, с которым он целый день провел в одной связке. В те дни 2005 г. он снова вспоминал Войтылу, а заодно и историю с украденным текстом доклада Хрущева.

За последние годы Граевскому было посвящена масса публикаций в мировых СМИ, сделано несколько телевизионных фильмов. Будучи в Израиле, я решил позвонить ему, полагая, что он может и не пожелать разговаривать со мной, уже достаточно утомленный повышенным вниманием журналистской братии. Однако Граевский беседовал весьма приветливо, расспросил про книгу, в которой я собираюсь писать и о нем, и пообещал прислать свою фотографию. Письмо из Нес-Ционы, где сейчас живет Граевский (той самой, в которой расположен знаменитый Институт биологии), пришло довольно быстро. В нем была фотография и сопроводительная записка, текст которой я с удовольствием привожу:

«Уважаемый г-н Плакс!

На днях я узнал, что одна из ведущих газет Германии (кажется, «Die Velt») писала несколько лет тому назад, что «Граевский был тот человек, который своим поступком вынул первый кирпич из Берлинской стены.

Всего Вам хорошего!

В. Граевский»

А тогда, в 1956 г. Израиль начал пожинать плоды дружественной американцам акции. Даллес назначил Энглтона ответственным за израильский «счет» – так в ЦРУ конспиративно называли двусторонние соглашения с другими странами. Это было как раз то, о чем Энглтон мечтал. Он стал самым главным сторонником израильского разведывательного сообщества в сообществе американском. Он частенько блокировал или искажал информацию, полученную из других источников, которая могла принести вред Израилю. К примеру, когда в 1956 г. военный атташе США в Израиле направил в свою столицу секретную информацию о том, что Израиль намерен напасть на Египет, Энглтон заявил, что информация не является правдивой. Такие случаи, имевшие место не однажды, помогли Израилю, в частности, скрыть свои намерения по подготовке захвата Суэца. Энглтон добивался, чтобы все контакты с израильскими спецслужбами проходили через него, и приходил в негодование, если кто-либо из коллег по его ведомству пытался контактировать с израильтянами без его ведома. Некоторые из работавших с ним израильтян считали его «свихнувшимся», но все они были благодарны Энглтону за его усилия по установлению тесного сотрудничества между двумя разведками. Когда Энглтон умер в 1986 г., в Израиле напротив самого фешенебельного иерусалимского отеля «Царь Давид» был установлен мемориальный камень с надписью на трех языках – иврите, арабском и английском: «В память дорогого друга Джеймса (Джима) Энглтона». Через много лет спустя Джонатан Поллард, в определенном смысле коллега Энглтона по ремеслу, за подобные действия угодил за решетку и уже десятилетия коротает там свой век.

Тем не менее американцы не всегда стремились правильно использовать информацию, предоставленную им израильтянами. Тедди Колек, много лет бывший мэром Иерусалима, в сентябре 1950 г. в качестве сотрудника Мосада впервые посетил Энглтона. После встречи с ним, идя по коридору штаб-квартиры ЦРУ, он лицом к лицу столкнулся с англичанином, которого знал по имени Гарольд (Ким) Филби. Колек немедленно вернулся в кабинет Энглтона и спросил, что здесь делает этот Филби. На что Энглтон ответил, что Филби – хороший друг ЦРУ и представляет здесь британскую разведку МИ-6. Колек, который давно знал и недолюбливал Филби за его связи с левыми и арабами, рассказал Энглтону обо всех своих подозрениях. Однако ни Энглтон, ни его коллеги не придали значения информации Колека, пока в 1951 г. в Москву не сбежали два высокопоставленных сотрудника МИ-6 Гай Берджесс и Дональд Маклин – члены знаменитой «кембриджской пятерки», шпионившей в Англии в пользу СССР. Только тогда американцы заявили своим английским коллегам, что пребывание Филби в качестве офицера связи между двумя разведками нежелательно. Энглтон позже долго сожалел, что не придал должного значения информации Колека. Англичанам же это пренебрежение впоследствии дорого обошлось. Филби так никогда и не был разоблачен и успешно скрылся в Советском Союзе, когда это стало ему необходимым. Не были разоблачены и другие члены пятерки. Все они нашли убежище в СССР.

Но, оказывается, это было не единственное предупреждение израильской разведки своим друзьям-коллегам относительно советского шпиона Филби. Было еще сообщение непосредственно англичанам.

Флора Соломон работала в популярной британской торговой фирме «Макс и Спенсер» и, как ее хозяева, была ярой сионисткой. В 1961 г. во время очередного визита в Израиль на каком-то светском приеме в Тель-Авиве она встретила своего знакомого лорда Виктора Ротшильда. Во время довольно теплой беседы разговор коснулся Кима Филби. Флора резко высказалась о нем, осудив его антиизраильские и проарабские настроения, которые он часто высказывал в своих статьях, будучи в то время корреспондентом английских изданий в Бейруте. Она закончила свое высказывание о Филби фразой, которая привлекла внимание Рошильда: «Он, как всегда, делает то, что приказывают ему хозяева в России». Когда Ротшильд попросил уточнить, что Флора имеет в виду, она рассказала, как в 1940 г. Филби пытался завербовать ее для работы на советскую разведку. Когда же она отказалась от этого предложения, Филби попросил ее никому об их разговоре не рассказывать. Ротшильд довел эту информацию до Мосада, а тот переправил ее своим коллегам в МИ-6. Однако последние не отреагировали достаточно быстро. В результате именно тогда, в январе 1962 г., узнав, что он попал под подозрение, Филби мгновенно исчез из Ливана, где находился, и в конце того же года объявился в Москве, но уже в качестве советского героя-разведчика. К чести англичан, даже после такого позорного поражения они не стали скрывать, что в свое время получили важную информацию об истинном лице Филби именно от израильтян. Они, как за несколько лет до этого американцы, поняли, что в круг элитных разведок мира вошел еще один член – израильская разведка. Вскоре МИ-6 заключила с Мосадом официальное соглашение о сотрудничестве, подобное тому, что ранее было заключено между ЦРУ и Мосадом.