Текст книги "Конец режима. Как закончились три европейские диктатуры"

Голосование-харакири

Утром 16 ноября 1976 г. – это без четырех дней год со дня смерти Франко – Суарес входит в здание кортесов, размахивая зажженной сигаретой. Он явно нервничает, хотя секретные списки, составленные по итогам разговоров с прокурадорами, говорят, что правительство выиграет голосование. На случай затруднений король напоминает Суаресу о своем праве напрямую поставить любой вопрос перед народом на референдуме.

Проект закона, кстати, включает статью о референдуме, на котором все граждане вслед за депутатами должны одобрить политическую реформу. Суть реформы проста: новый состав кортесов будет избран всеобщим, равным и тайным голосованием. В выборах смогут участвовать политические объединения и партии, и победители сформируют правительство, ответственное перед парламентом. Новый состав кортесов напишет новую конституцию. В проекте не сказано, что он отменяет семь действующих фундаментальных законов эпохи Франко, на верность которым клялись депутаты, министры и сам король. Однако новый закон «О политической реформе» тоже фундаментальный и будет превалировать над семью старыми.

Обсуждение проекта длится три дня, с 16 по 19 ноября. Докладчиком выступает Мигель Примо де Ривера, потомок и полный тезка испанского диктатора – предшественника Франко и племянник основателя фаланги Хосе Антонио Примо де Риверы. Он с юности дружен с Хуаном Карлосом, и пригласить именно его представлять новый закон – идея короля. По убеждениям нынешний Примо де Ривера номенклатурный реформатор, сторонник демократизации режима изнутри, но само его имя, священное для режима, действует успокоительно на консервативных депутатов.

Мигель начинает с того, что верность присутствующих наследию Франко и Хосе Антонио бесспорна, однако настало время для более широкого участия испанского народа в политической жизни. Реформистски настроенные депутаты и послушные пассивные консерваторы, которых страшит мысль о публичных спорах с правительством и королем, дают себя убедить. Но представители «бункера» один за другим поднимаются на трибуну, чтобы разоблачить обман. «Мы тоже хотим реформ, – негодует Блас Пиньяр, – но предложенный закон означает не реформы, а конец режима 18 июля. Это не модификация режима, а разрыв (ruptura) с ним, хоть и ненасильственный. Это замена патриотического национального государства государством либеральным». С точки зрения противников реформы, все происходящее – лживый, казуистический спектакль, в котором внешне все по закону, буква соблюдена, но от духа Испании Франко не останется и следа.

19 ноября проходит поименное голосование. Председательствующий произносит имя депутата, а тот перед всеми – то есть королем, который за, правительством, журналистами, гражданами, европейскими политиками – говорит «да» или «нет». Осмеливаются сказать «нет» только самые упорные. Результат голосования: 425 за, 59 против, 13 воздержались. «Проект одобрен, сессия закрыта», – говорит спикер кортесов Торкуато Фернандес-Миранда.

Суарес закрывает глаза и устало откидывается на спинку депутатской скамьи. Через секунду он встает аплодировать вместе с большинством и принимать поздравления сторонников, которые, выходя из зала, жмут ему руку. Путь к демократизации Испании открыт, причем мирно, без революции, без всеобщей забастовки, без новой гражданской войны и даже без сдачи власти оппозиции. Впрочем, сохраняется риск, что взбунтуется армия. Тринадцать из голосовавших против – высокопоставленные военные.

Происходит то, что историк Пол Престон позже назовет коллективным политическим самоубийством кортесов, которое стало возможным благодаря привычке к послушанию, подкрепленной умело разбуженным чувством национальной гордости и заманчивыми обещаниями. Гордость и обещания сработали, потому что представителям поздней франкистской верхушки надоело быть изгоями в мировой и европейской элите. Они хотят, чтобы их Испания стала европейской страной не хуже других, и в этой будущей Испании король и Суарес обещают им не менее значимую роль, чем они играют в нынешней.

Лоялистам важно, что изменения не приводят к разрушению франкистской законности: тут и покойному вождю не в чем было бы их упрекнуть, он сам так поступал. Происходит то, чему учил юного Хуана Карлоса его наставник и главный автор законопроекта Торкуато Фернандес-Миранда: все законы режима могут быть изменены без разрушения действующего правового поля, так, что оно само изменится.

Вряд ли прокурадоры кортесов и руководство партии власти в подробностях представляют себе, что ждет их дальше. Некоторые позже будут считать себя обманутыми. Многие готовятся к будущему заранее: еще до принятия закона о реформе они спешно присоединяются к формирующимся «объединениям» и партиям. Но в одном, в главном Суарес их не обманывает: действующая авторитарная элита без всяких барьеров и преследований растворится в политической и деловой элите демократической Испании и составит вместе с бывшей оппозицией единый правящий класс. Произойдет не вычитание, а сложение истеблишмента – элиты режима и оппозиционных контр-элит.

На следующий день после исторического голосования – первая годовщина смерти Франко. Город обклеен его портретами, но первые полосы газет посвящены совсем не почившему лидеру. Diario 16 выходит с огромной передовицей «Прощай, диктатура!». Франко доживал последние годы в качестве уходящей натуры, он задержался, и видно, как страна торопится распрощаться с ним окончательно. Но не вся. Памятные мероприятия на площади Ориенте в годовщину кончины Франко сразу же превращаются в митинг против политической реформы. Собравшиеся выкрикивают оскорбления в адрес Суареса и призывают армию вмешаться и остановить предательство дела покойного вождя.

Глава 8
На перевале. Демонтаж

Конец 1976 г. – 1977 г. Падение режима Франко

После голосования в кортесах объявлена дата референдума. Закон о реформе изменяет законы, одобренные на референдумах во времена Франко, значит, делать это следует голосованием всех граждан. Однако цель Суареса не только в том, чтобы уравновесить прошлые референдумы новыми. Законопроект Суареса, который сводит на нет диктатуру, поддержали авторитарные кортесы, но не демократическая оппозиция. В ее действиях кроме недоверия чувствуется ревность. Не власть, а оппозиция должна демонтировать диктатуру – в этом ее призвание, к этому она готовилась долгие десятилетия, ради этого дня жила, и вот переход наступает без ее решающего участия.

Оппозиция против референдума

Противники режима переживают зря. Без давления оппозиции, независимых профсоюзов с их забастовками, уличных демонстраций с требованием амнистии и свободы, господствующего среди граждан нежелания продолжать франкизм после Франко, без готовности оппозиционеров и верхушки вести переговоры реформа Суареса, короля и Фернандес-Миранды могла бы увязнуть и истлеть как вечный проект. Но теперь, когда ставший монархистом фалангист Суарес провел закон о реформе при поддержке законодателей диктатуры и в ее правовом поле, оппозиция ревнует свободу к представителям власти.

Референдум нужен Суаресу не только чтобы показать поддержку народа колеблющимся функционерам и сторонникам режима, но и чтобы продемонстрировать оппозиции собственную силу и широкую легитимность реформы. В случае успеха всенародного голосования правовым источником реформы будут не пожелания реформаторского крыла авторитарной номенклатуры, не франкистские кортесы, не правительство и даже не молодой прогрессивный король, а воля большинства граждан.

Объединенная оппозиция в замешательстве и не может придумать ничего лучше, чем призвать к бойкоту референдума, понимая, что проиграет. Раз Суаресу важно показать широкую поддержку реформы, ему нужна явка. Чем она меньше, тем слабее мандат Суареса на реформу, тем сильнее оппозиция. Это понимает и Суарес. Агитируя участвовать в референдуме, правительство пугает обывателя: уличная борьба, которую предлагает оппозиция, – это демагогия и насилие, референдум – это мир. Главный лозунг позднего Франко – мир как синоним стабильности, и большинство граждан не готовы расстаться с миром даже ради свободы. Пока диктатура была войной, ее ненавидели; когда она стала миром, ею вместе с ним начали дорожить.

Постепенное расширение объединенной оппозиции за счет более умеренных сил, в том числе бывших представителей номенклатуры, которое происходило в предыдущие месяцы и недели, смягчает ее запросы. Из оппозиционных заявлений исчезает требование, чтобы будущие выборы контролировало временное правительство, составленное из оппозиционеров. Шесть временных правительств за полтора года в Португалии дискредитируют саму идею.

В первый день декабря 1976 г. около 60 представителей оппозиционных сил собираются, чтобы окончательно определить стратегию накануне референдума. Спектр собравшихся максимально широк, от либералов и христианских демократов до региональных националистов и ультралевых. Все вместе приходят к общему выводу: инициатива в демократизации страны находится в руках власти.

После бурных споров в сигаретном дыму делегаты формулируют общий список требований. Если власть исполнит эти требования, оппозиция готова признать референдум и будущие выборы. Главные условия – легализация всех без исключения политических партий и профсоюзных организаций, нейтралитет государства во время референдума и будущих выборов, равный доступ к СМИ, роспуск правящего Национального движения и особые права для исторических автономий. Среди требований нет двух когда-то важнейших для оппозиции: немедленно дать испанскому народу выбрать между монархией и республикой, как поступила победившая демократия в Греции, и создать временное правительство с участием оппозиции, которое проведет первые свободные выборы, как произошло в Португалии.

Собрание формирует для переговоров с правительством «Комитет девяти». Его название созвучно португальской «Группе девяти», которая удержала страну от сваливания демократической революции к левой диктатуре. В испанском комитете двое социалистов (в том числе генсек Социалистической рабочей партии Фелипе Гонсалес) и по одному социал-демократу, либералу, христианскому демократу, каталонскому социалисту, баскскому националисту и галисийскому автономисту. Коммунист Сантьяго Каррильо на нелегальном положении (он живет в Мадриде без испанского гражданства по подложным документам, а въезд по настоящим ему запрещен), поэтому представлен посредником. Таков Ноев ковчег испанской оппозиции.

«Комитет девяти» требует немедленной встречи с главой правительства и начала переговоров. Суарес не отвечает: он хочет сперва провести референдум и, получив прямую поддержку народа, разговаривать с оппозиционерами с позиции силы.

Накануне референдума Гонсалес собирает съезд Социалистической рабочей партии, до сих пор не легализованной. Это первый ее съезд в Испании после конца республики. В числе гостей шведский премьер-министр социалист Улоф Пальме, лидер французских социалистов будущий президент Франции Франсуа Миттеран и глава Социнтерна – недавно покинувший пост канцлера ФРГ Вилли Брандт, обладатель Нобелевской премии мира за сближение двух немецких государств.

Партию Гонсалеса хорошо знают в эмиграции и в оппозиционной среде, но в народе ее успели подзабыть. Презентация партии в Испании адресована прежде всего народу. Гонсалес, обращаясь с трибуны съезда к однопартийцам, многие из которых после десятилетий гонений настроены на правосудие и возмездие, предлагает признать ценность либеральных шагов Суареса и начать переговоры с властью.

Правительство умело подталкивает лидера социалистов к компромиссу, призвав на политическое поле несколько менее крупных, но тоже именитых социалистических групп. В частности, в Испанию пускают Историческую социалистическую рабочую партию – то самое руководство социалистов в эмиграции, которое Гонсалес успешно сместил четыре года назад на съезде в Тулузе. Есть еще Народная социалистическая партия Энрике Тьерно Гальвана, популярного у столичной интеллигенции политика-интеллектуала. Однопартийцы Гонсалеса понимают: если они бойкотируют реформу и будущие выборы, их место попытаются занять другие социалисты. Гонсалес укрощает самых несговорчивых в партийных рядах и дает понять, что его партия будет участвовать в выборах следующим летом.

Коммунисты ставят перед фактом

Социалисты почти уверены, что будут участвовать в выборах, а коммунисты – что власть сделает все, чтобы их не допустить. Летом и осенью 1976 г. Суарес встречается лично с представителями почти всех партий и направлений, кроме коммунистов. С их лидером Сантьяго Каррильо премьер и король пока общаются через посредников и пытаются донести одну и ту же мысль: потерпите, не мешайте транзиту, когда перейдем, будет легче вас легализовать, преждевременная легализация коммунистов может сорвать переход к демократии.

Но Каррильо не хочет, чтобы к демократии переходили без него, чтобы он, когда-то надеявшийся задавать тон демократического транзита, быть среди лидеров первого свободного парламента и правительства, смотрел на рождение свободной Испании со стороны, в то время как его законное место будут занимать другие левые, вроде обновленной Социалистической рабочей партии во главе с молодым, ничем не проявившим себя Фелипе Гонсалесом. Отношения Каррильо и Гонсалеса в оппозиции напоминают отношения Фраги и Суареса в лагере франкистов-реформаторов. Каррильо – заслуженный борец с режимом, боец, эмигрант и подпольщик, знаменитый оппозиционер с 40-летним стажем. Он столько же в оппозиции, сколько Франко у власти, и даже дольше, и вдруг его место лидера главной оппозиционной силы – участницы демократического транзита занимает молодой, не нюхавший пороху провинциал из Андалусии Фелипе Гонсалес.

Стратегия лидера коммунистов Сантьяго Каррильо состоит в том, чтобы принудить правительство к прямым переговорам и в конечном счете легализовать партию к выборам. У Каррильо есть ресурс: легитимность. Компартия – самая гонимая, самая авторитетная, самая последовательная оппозиционная сила, и при этом самая многочисленная – числом членов она превосходит даже партию власти. Из всех политических сил Франко больше всего ненавидел и преследовал коммунистов, значит, теперь им принадлежит моральное право оценивать подлинность демократического транзита. Нельзя утверждать, что страна уже не живет при режиме Франко, если политическая сила, которую тот ненавидел больше всего, по-прежнему нелегальна.

Опираясь на заработанную в гонениях легитимность, Каррильо начинает выводить партию из подполья, не дожидаясь договоренностей с властями. На глазах у всех он устраивает проверки, выполняет ли власть собственные демократические обещания: «Мы, запрещенная, ненавистная вам партия, будем действовать не как подпольщики, а открыто, у всех на виду, – как бы говорит он. – Вам придется с этим смириться или скатиться в репрессии».

В конце июля Каррильо собирает в Риме открытый пленум своей партии. Открытый – значит такой, где никто не прячется и не маскируется. Репортажи с него ведут испанские СМИ. Теперь руководство запрещенной партии известно всем: хотите – арестовывайте, хоть прямо на границе по возвращении в страну. Испанское общество с изумлением узнает, что многие известные интеллектуалы и лидеры рабочего движения, знаменитости, которыми гордится страна – ученые, журналисты, писатели, режиссеры, актеры, – члены и даже функционеры коммунистической партии. Но открытый пленум – это и способ предложить власти компромисс: мы больше не подпольщики, вы знаете каждого из нас, значит, мы не собираемся, как баскские националисты, прибегать к политическому насилию и устраивать революцию.

На том же пленуме Каррильо подтверждает: компартия будет играть по правилам буржуазной демократии. Это послание не только Суаресу и королю, но и своим: многие соратники рвутся довоевать гражданскую войну, восстановить справедливость и наказать виновных. Сторонникам справедливости любой ценой твердо заявляют: вы не революционеры, вы теперь политики и будущие парламентарии, возможно, вашим врагам придется сидеть не на скамье подсудимых, а на одной с вами скамье в парламенте.

Прошло полгода с того момента, как Каррильо в парике впервые почти за 40 лет въехал в Испанию и с трудом ее узнал. С тех пор он не только подпольно живет в Мадриде, но и регулярно ездит во Францию – все так же по подложным документам. Он официально обратился за испанским паспортом к послу Испании в Париже – посла сняли с должности за личную встречу с Каррильо, а паспорт не дали. Зато осенью, после летнего открытого пленума в Риме, компартия делает еще один шаг к выходу из подполья: начинает раздавать в Испании членские билеты. Ни участников пленума, ни обладателей свеженапечатанных красных книжечек не арестовывают.

После этого Каррильо делает еще один жест принуждения к легализации, ставя режим перед свершившимся фактом. На пятый день после судьбоносного голосования в кортесах и за три недели до референдума о политической реформе на французском и шведском телевидении появляются репортажи, в которых лидер коммунистов Сантьяго Каррильо свободно разъезжает на автомобиле по Мадриду. Власти обязаны его арестовать, но не хотят, поэтому уверяют, что на самом деле Каррильо в Мадриде нет.

Между тем коммунисты не ограничиваются раздачей партбилетов, они ставят на улицах и в общественных местах прилавки со своими книгами и газетами, многие местные комитеты собираются, почти не скрываясь. Коммунисты стараются заставить правительство сделать выбор: легализуйте нас или признайте перед всем миром, что демократия, о которой вы говорите, неполная, ущербная. Ведь компартии есть во всех странах Западной Европы, а в Испании это еще и главная оппозиционная сила. Какая демократия без главной оппозиции?

Одновременно Каррильо, подобно социалисту Суаресу, беспощадно бьет по тем однопартийцам, которые рвутся первым делом восстановить справедливость, попранную победителями республики. На тайном собрании руководства КПИ, проходящем на старой мельнице, переделанной в то, что позже назовут лофтом, он сообщает изумленным соратникам: цель компартии – не разрушить систему, а ехать вместе со всеми в поезде политической реформы – по билету, а не зайцем.

10 декабря, за пять дней до референдума, компартия созывает 70 испанских и иностранных журналистов. Их разными маршрутами свозят в один и тот же дом в центре Мадрида. Там их изумленным взорам предстает сам нелегальный глава запрещенной компартии Сантьяго Каррильо, который устраивает свою первую мадридскую пресс-конференцию. На ней Каррильо не грозит революцией, а обещает в случае, если компартию легализуют и допустят к выборам, помочь правительству заключить новый социальный контракт с независимыми профсоюзами. Это самый смелый шаг Каррильо в его стратегии fait accompli – постановки правительства перед свершившимися фактами. Теперь правительство не может отрицать, что оппозиционер-нелегал находится в Мадриде, и должно либо арестовать его, либо смириться с его пребыванием в стране, то есть де-факто легализовать.

Министр госуправления и внутренних дел, номенклатурный реформатор Мартин Вилья обязан задержать Каррильо, который дважды нарушил закон: как частное лицо, нелегально пересек границу по фальшивому паспорту и, не скрываясь, прямо из столицы руководит политической деятельностью запрещенной партии. Сантьяго Каррильо рискует еще и потому, что больше не уверен в солидарности других оппозиционных сил. Чем ближе к выборам, тем больше каждый сам за себя. Остальные партии проявляют все меньше готовности отказаться от участия в выборах, если на них не допустят коммунистов, значит, надо добиваться легализации своими силами.

Арестуют Сантьяго Каррильо только 22 декабря, через неделю после референдума. До этого власти делают вид, что не могут его найти. Таким образом, к моменту голосования у всех складывается впечатление, что лидер самой ненавидимой прежним режимом оппозиционной партии может выступать в столице, и ему за это ничего не будет.

Первое голосование после Франко. Победа Суареса

За четыре дня до референдума и на следующий день после дерзкой пресс-конференции Каррильо боевики из крайне левой организации GRAPO похищают председателя Государственного совета, члена Совета королевства аристократа Антонио Марию де Ориола-и-Уркихо, одного из лидеров самой консервативной части франкистского истеблишмента. Ориол восемь лет был министром юстиции в поздние годы Франко и помогал лидеру экономических реформ Лопесу Родо продвигать Хуана Карлоса в преемники. В обмен на освобождение Уркихо GRAPO требует выпустить из тюрем 15 боевиков – ультралевых и басков.

В головах консерваторов и колеблющихся обывателей складывается ложная причинно-следственная связь: не успел главный коммунист при попустительстве властей появиться в Мадриде, как возрождается левый террор, печально памятный по временам республики. До дня тишины в Испании еще не додумались, и вечером накануне референдума взволнованный Суарес со слезами на глазах просит граждан прийти проголосовать за реформу, несмотря на шантаж радикалов.

Голосовать 15 декабря приходят 77 % испанцев, 94 % из них поддерживают политическую реформу Суареса, только 2,6 % голосуют против. Игнорируют референдум 22 % граждан, то есть каждый пятый. Это много, но недостаточно, чтобы лишить реформу легитимности. Те, кто призывал к бойкоту, понимают, что ошиблись. Оппозиция представляет результат и как свое достижение: это ее давление вынудило правительство встать на путь демократизации. Но все понимают, что это огромная победа Суареса и важный его актив в отношениях как с оппозицией, так и с консерваторами в рядах режима.

Парадокс переходного периода: чтобы привести людей на референдум, который демонтирует авторитарный режим, правительство использует весь административный ресурс этого режима. На явку работает телевидение и радио, центральный аппарат и местные отделения Национального движения, муниципальные советы, губернаторы, центральные и местные СМИ и даже почта. Впрочем, большинство было готово прийти и так. Голосованиями испанцы не избалованы, тем более всеобщими и равными.

После того как граждане поддержали проект политической реформы на референдуме, правительство практически перестает обращаться за одобрением к кортесам и управляет страной при помощи указов.