Текст книги "Конец режима. Как закончились три европейские диктатуры"

Восстановление отношений с СССР. Конец Фаланги

Навстречу Суаресу идут не только испанские коммунисты, но и советские, несмотря на то что с испанскими у них принципиальные разногласия. После того как в Москве поверили, что испанская монархия полезна, а режим может быть изменен усилиями реформаторского крыла номенклатуры, СССР выступает за немедленное восстановление дипломатических отношений с Испанией, не дожидаясь победы прогрессивных сил. Раньше предполагалось, что СССР восстановит отношения с Мадридом только после того, как режим падет, франкисты будут изгнаны из правительства и к власти придет оппозиция. Казалось, что режим не сможет изменить себя сам, но ровно это и происходит.

Дипломатические отношения между СССР и Испанией восстановлены 9 февраля 1977 г. – до выборов, без легализации компартии и не с республиканцами, которые триумфально вернулись в Мадрид, а с преемниками Франко. «Это было правильное решение – не ждать победы левых, а принять реальность как есть», – говорит работавший тогда в Мадриде Игорь Иванов.

Испанскому правительству, чтобы окончательно вывести страну из изоляции, тоже необходим Советский Союз как один из полюсов двуполярного мира. «Отношения с Советским Союзом воспринимались как фактор признания политической трансформации Испании, которая собирается войти в общество цивилизованных государств, – объясняет Иванов. – Экономически это было не очень важно, но признание Советским Союзом должно было стать поворотной точкой в окончательном разрыве с франкистским прошлым и символизировать начало нового этапа». То есть отношения с Советским Союзом были для Суареса во внешней политике тем же, чем отношения с собственными коммунистами во внутренней: источником легитимации, подтверждением подлинности демократического транзита и ключом к примирению.

Ранг Сергея Богомолова, который на должности заместителя торгпреда представлял политические интересы СССР, повышен до посла. В Москву первым испанским послом едет Хуан Антонио Самаранч, председатель Провинциального совета Барселоны и Национального олимпийского комитета. Когда после советского вторжения в Афганистан западные страны потребуют бойкотировать московскую Олимпиаду, франкист Самаранч, которого накануне избрали председателем Международного олимпийского комитета, сделает все, что в его силах, чтобы западные спортсмены поехали в столицу идеологического врага.

Каррильо не предает гласности встречу с Суаресом, как боялись ее противники, и честно хранит тайну. Но, верный своей линии принуждения к легализации, он ставит власть перед свершившимся фактом иначе. 3 марта 1977 г. глава компартии, которая все еще запрещена, проводит в Мадриде двухдневный европейский коммунистический саммит. На него приезжают лидеры двух самых влиятельных компартий Западной Европы: Жорж Марше из Франции и Энрико Берлингуэр из Италии, которые вместе с Каррильо за год до этого выступили с доктриной еврокоммунизма. Формально это встреча частных лиц, но она проходит в окружении множества журналистов.

Суарес знает о будущей встрече от самого Каррильо. Правительство выставляет вокруг отеля, где проходит саммит, охрану на случай провокаций ультраправых, хотя еще два месяца назад само арестовывало Каррильо за публичное появление в столице. «Бункер» в ярости: лидеры партий, которые когда-то слали вооруженных коммунистических боевиков на испанскую гражданскую войну, открыто пируют в роскошном отеле посреди столицы. Зато сторонники демократического транзита воочию видят новую реальность: все трое генсеков – представителей еврокоммунизма демонстрируют независимость от Москвы и провозглашают многопартийную демократию единственным средством победы коммунистических идей в своих странах.

С конца зимы нового, 1977 г. правительство издает указы, меняющие закон о выборах и закон, который запрещает военным членство в партиях и профсоюзах и публичные высказывания на политические темы. В кортесах принят новый закон о профсоюзной деятельности, который освобождает граждан от обязательного членства в официальных вертикальных профсоюзах и легализует независимые профессиональные объединения, в том числе близкие коммунистам «рабочие комиссии». По амнистии выпускают на свободу большинство осужденных членов баскской ЭТА.

Тогда же, в марте 1977 г., на Канарах происходит самая большая катастрофа в истории мировой авиации. После того как канарские сепаратисты (теперь есть и такие) взрывают бомбу в зале ожидания аэропорта Гран-Канария (погибших нет), все самолеты перенаправляют в плохо приспособленный для больших лайнеров аэропорт Тенерифе, где к тому же ухудшается погода. На взлетной полосе сталкиваются два огромных «Боинга-747», американский и голландский, 583 погибших. «Довели страну», – говорят противники перемен.

Первого апреля, в очередную годовщину победы Франко в гражданской войне, правительство Суареса распускает генеральный секретариат Национального движения. Единственная легальная политическая организация Испании, правившая в течение 40 лет, массовая опора режима и его партия власти, перестает существовать в один день. С фасада штаб-квартиры партии на улице Алкала в Мадриде снимают ее гигантские символы – пучки стрел и хомут.

Это поразительный момент. Символы фаланги снимают и правящую в течение 40 лет партию ликвидируют по инициативе ее лидера и премьер-министра, который всем ей обязан. Он провел в ней всю жизнь, прошел все ступеньки до самой верхней и благодаря карьере в этой единственной партии стал тем, кем стал, – главой правительства, которое ведет страну к многопартийной демократии и распускает эту партию, легализуя другие. Это лестница в небо, которую взобравшийся на вершину Суарес отбрасывает, повиснув в опасной, но завораживающей пустоте.

Вокруг короля и Суареса множество политиков, которые считали бы успехом такой переход к демократии, когда кроме партии власти на политическое поле и к выборам допущены другие партии. Множество не только реформаторов, но и оппозиционеров приняли бы такую реформу, побоявшись остаться ни с чем. На эту промежуточную трансформацию согласилось бы и большинство демократических правительств.

Главный союзник, США, не торопит с демократизацией, опасаясь прорыва левых сил и дестабилизации. Контролируемая демократия с реформированной правящей партией в качестве одной из опор системы и оппозицией рядом с ней многих в мире вполне устроит. Но не устроит Суареса. Он как лидер политической реформы смотрит на ее результат не только из настоящего, но уже словно бы из будущего. Единственный в своем роде шанс превратить собственную страну из архаичной корпоративной диктатуры в парламентскую демократию выпал ему, и судя по тому, как он использует этот шанс, он останется в национальной памяти навсегда.

Суарес действует как перфекционист, он следует императиву качества и подлинности продукта, который призван произвести. За несколько месяцев подготовки к реформе он понимает, что нельзя построить новую политическую систему вокруг старой партии, привыкшей управлять в одиночку. Так попытался сделать в Португалии Марселу Каэтану, тоже прогрессивный премьер-реформатор, наследник старого диктатора, и провалился. Суарес жаждет подлинности и честности и, разумеется, ортодоксальными однопартийцами зачислен в предатели своей политической альма-матер, которой всем обязан. А кто предал родную партию, предаст и родину. Именно это, по мнению критиков, и происходит через неделю с небольшим.

Операция «Легализация»

В тот же символический день победы Франко в гражданской войне Верховный суд должен высказаться о легализации компартии, но судьи отказываются прикрыть Суареса и возвращают вопрос в правительство. Оно перенаправляет заявку компартии в офис генерального прокурора и получает ответ, что в полученных уставных и финансовых документах нарушений действующих законов не обнаружено. Это важное правовое прикрытие для решения, которое предстоит принять правительству и его главе.

В Великую субботу, 9 апреля, когда большинство офицеров и чиновников на пасхальных каникулах, правительство объявляет о легализации Коммунистической партии Испании, опираясь на заключение генеральной прокуратуры. Министерство внутренних дел вносит компартию в список политических объединений, допущенных к выборам. Самая несистемная из оппозиционных партий становится частью рождающейся политической системы.

Легализация компартии застает врасплох не только армию и граждан, но и весь государственный аппарат, включая большинство министров правительства. Из 19 членов кабинета заранее о ней твердо знают только пятеро. И, разумеется, король Хуан Карлос. Не только генералов, но и Каррильо на всякий случай нет в Мадриде. Его под личное поручительство Суареса выпустили во Францию, там он живет у издателя Хосе Марии Армеро, в чьем мадридском доме произошла его встреча с Суаресом. Армеро по просьбе Суареса сообщает Каррильо новость за пять часов до ее официальной публикации и требует сохранить известие в тайне.

Суаресу важно, чтобы первое заявление легализованного Каррильо не звучало злорадно или мстительно. Суарес просит об этом Каррильо, и генсек не подводит. Каррильо, пока что из Франции, поздравляет товарищей с легализацией. Он говорит, что не воспринимает Суареса как друга коммунистов, напротив, считает его антикоммунистом, но достаточно умным, чтобы понять, что борьба идей происходит не при помощи репрессий, а на свободных выборах. Коммунисты отмечают свою легализацию в Испании в ту же ночь, что католики Пасху 1977 г. Каррильо просит товарищей праздновать скромно, без агрессии и реваншизма, и те в большинстве своем исполняют просьбу лидера.

До конца пасхальных праздников и начала рабочей недели остается пять дней. Все три военных министра на вопросы журналистов отвечают, что узнали о легализации компартии из новостей. Это вопиющий знак недоверия главы правительства вооруженным силам, хотя вице-премьер по военным делам генерал Гутьеррес Мельядо уверяет, что поговорил с каждым из военных министров накануне.

С этого дня консервативный сектор испанской армии, а это большинство ее высшего командного состава, считает Суареса бесчестным обманщиком, а Мельядо соучастником, продавшим офицерскую честь за должность в правительстве. Командующий танковой дивизией Брунете героический генерал Миланс дель Боск, к чьим словам прислушивается армия, заявляет, что Суарес нарушил свое честное слово, а страной не должен руководить человек без чести.

Министр флота адмирал Пита да Вейга сразу же подает в отставку, и Суарес с трудом находит ему замену: ни один адмирал не хочет входить в «это правительство». Суарес даже думает сам занять вакантный пост, совмещая должности премьер-министра и министра флота, но тогда разрыв с вооруженными силами станет слишком наглядным. Министр армии тоже хочет уйти, но его убеждают остаться старшие по званию товарищи и политические тяжеловесы. Еще нескольких гражданских министров приходится уговаривать. В воинские части, прежде всего в дивизию Брунете, на случай попытки военного путча почти не подвозят бензина. Если техника покинет казармы, далеко она не уедет.

Король в качестве главнокомандующего лично обзванивает и успокаивает раздраженных генералов. Он считает, что легализация коммунистов на Пасху, когда большинства генералов нет на рабочих местах, – ошибка, надо было сделать это более открыто, в контакте с военными, чтобы у них не осталось ощущения нечестной игры политиков с армией. Но он тоже за легализацию, и сделанного не воротишь.

Король понимает, что нельзя перейти от однопартийной диктатуры к парламентской монархии, не вызвав недовольства ортодоксальных сторонников автократии, и, не всегда себе в этом признаваясь, считает Суареса обреченным на то, чтобы обратить на себя все это недовольство и в нужный момент уйти. Хуану Карлосу помогает его секретарь и бывший учитель генерал Армада: он против легализации коммунистов, но за короля. Армада считает себя опорой трона и главным защитником своего бывшего ученика в любой ситуации – его, как писал римский поэт Гораций о Меценате, praesidium et dulce decus, надежным союзником, близостью с которым наслаждаешься и гордишься.

Наконец Суарес находит замену министру флота. Это отставной адмирал Паскуаль Пери, герой гражданской войны, который в 1936 г. одним из первых встал на сторону Франко и помог быстрой победе националистов на Канарских островах. Пери всего два года назад вышел в отставку по собственному желанию и пользуется в войсках большим авторитетом.

Суарес вновь встречается с теми генералами, которых осенью на конфиденциальной встрече убедил, что политическая реформа затронет оболочку, а не суть построенной при Франко государственности. Теперь он пытается объяснить им решение о легализации компартии. Суарес даже дает послушать фрагменты магнитофонной записи их осеннего разговора, который, оказывается, записывал и из которого, по его мнению, должно быть ясно, что речь шла о невозможности легализовать коммунистов в их тогдашнем виде. Он говорил им, что с тех пор коммунисты изменили устав и программу и соответствие их документов закону подтвердила генеральная прокуратура. Для генералов все это казуистика, и, в отличие от осенней встречи, на этот раз убедить военных Суаресу не удается.

Суаресу еще везет, что силовики не знают о его тайных, через посредников, контактах с представителями вооруженной баскской партии ЭТА. Его цель – обсудить условия умиротворения ЭТА или хотя бы перемирия на время первых выборов. В начале весны переговоры приводят к очередной частичной, а в мае практически к полной амнистии ее членов. Это подтолкнет боевиков к выводу, что насилие эффективно, и создаст Суаресу долгосрочную проблему, но сейчас ему важно, чтобы люди, в том числе в провинциях басков, не боялись идти голосовать, новости о терактах не затмили выборов и первые демократические выборы не оказались связанными в сознании граждан с хаосом, насилием и потерей властями контроля над ситуацией.

12 апреля в Мадриде собирается высший корпоративный орган армии – Совет вооруженных сил. Присутствуют военные министры, начальники штабов, все генерал-капитаны – главы военных провинций, на которые поделена страна. По испанской традиции генерал-капитаны командуют автономными региональными армиями, а в чрезвычайных обстоятельствах становятся высшей властью в своем регионе.

Большинство собравшихся чувствуют себя оскорбленными, а армию униженной: премьер-министр нарушил слово, данное представителям вооруженных сил. Пусть это слово не было юридически обязывающим и сопровождалось оговорками, для прямолинейных военных это мелочи. Произошло то, чего боялся и о чем предупреждал бывший курсант, а теперь король Хуан Карлос: у военных сложилось впечатление, что политики сговариваются за их спиной. А раз так, военные тоже могут сговариваться за спиной у политиков – делают вывод некоторые офицеры. Собравшиеся составляют решительное заявление, но пока не публикуют его.

Незадолго до этого лидер коммунистов Каррильо вылетает из Франции в Мадрид, хотя Суарес просит отложить триумфальное возвращение. После приземления самолета представитель правительства сообщает Каррильо, что в Мадриде на него готовится покушение на выходе из аэропорта, и прямо на полосе предлагает пересесть на рейс до более безопасной Барселоны. Каррильо отказывается. Тогда полицейским микроавтобусом прямо с летного поля его увозят в город в обход терминала и собравшейся там толпы журналистов и встречающих.

14 апреля, в годовщину провозглашения испанской республики, ЦК Компартии Испании собирает первый за 40 лет легальный пленум в Мадриде. В тот же день опубликовано особое мнение армии. После публичного заявления другое, более жесткое по тону, направлено лично королю, однако его текст моментально становится известен и расходится в правой прессе и в листовках по казармам. Совет вооруженных сил обрушивает гнев на Суареса и генерала Мельядо и в жесткой версии просит короля от них откреститься, а лучше избавиться.

В обеих версиях текста присутствуют три пункта: несогласие с легализацией компартии, принятие армией свершившегося факта легализации ради высших национальных интересов и готовность защищать любыми средствами целостность страны, честь национального флага и престиж вооруженных сил. Это значит: армию не удалось убедить, что легализация необходима. Пока она ничего не предпринимает и наблюдает за поведением оппозиции, но готова начать действовать, если это поведение ей покажется разрушительным.

Каррильо торопится показать, что выполняет свою часть сделки с Суаресом. Коммунистический пленум после яростных споров, но почти единодушно принимает заявление о том, что партия признает заново учрежденную испанскую монархию, монархический государственный флаг и территориальную целостность Испании. Перед изумленными журналистами члены ЦК КПИ вешают рядом с небольшим красным флагом огромный красно-желтый монархический флаг Испании. Этот флаг Франко поднял в 1936 г., против него коммунисты сражались в гражданскую войну, но теперь они признают национальным флагом его, а не республиканский сиренево-желто-красный триколор.

Участники пленума признают главой государства короля Хуана Карлоса, посаженного на престол по воле Франко. Наконец, коммунисты, которые в давние времена республики готовы были в изгнании и в подполье обсуждать самостоятельность Каталонии и Страны Басков или туманную Иберийскую федерацию с участием всех народов полуострова, включая Португалию, теперь признают единую Испанию в нынешних границах, хотя и не отказываются от идеи региональных и культурных автономий. Испанские коммунисты теперь не безродные интернационалисты, пляшущие под иностранную дудку, а патриоты родины и даже подданные короля.

Так главная оппозиционная партия соглашается с тем, что у нее с властью есть общие ценности – не только общечеловеческие, клясться в верности которым легко, а вполне национальные: государственные символы и строй, суверенитет и территориальная целостность. Без этого минимального общего набора невозможно заниматься политикой – той самой конкуренцией идей на выборах, о стремлении Суареса к которой говорил Каррильо, – можно только вести страну к очередному гражданскому конфликту. Два полюса давней гражданской войны сближаются, уступив друг другу: Суарес движется к системе, похожей на уничтоженную диктатурой республику. Но эта республика будет существовать в новой, монархической оболочке, созданной представителями действующего режима, и руководят восстановлением республики наследники тех, кто ее уничтожил.

На следующий день, как всегда в четверг, заседает кабинет министров. Среди участников – новый министр флота. Именно на этом заседании правительство назначает выборы на 15 июня. Это первые всеобщие, свободные и прямые выборы настоящего парламента больше чем за 40 лет.

Глава 9
Неофиты демократии

1977 г. Год падения режима, становление демократии

Оппозиция легализована, силовики оскорблены, первые свободные выборы за 40 лет назначены на июнь. В апреле и мае на родину возвращаются самые непримиримые испанские политэмигранты. Из Москвы прилетает легенда мирового коммунистического движения Долорес Ибаррури. Она по-прежнему произносит грозовые огненные речи, но давно утратила в партии реальную власть. Среди вернувшихся – один из крупнейших современных поэтов Рафаэль Альберти, тоже испанский коммунист, писательница Мария Тереса Леон, феминистка Виктория Кент и другие прославленные республиканцы. Рафаэль Альберти участвует в выборах как кандидат компартии от родного города Кадис.

14 мая 1977 г. после десятилетий изгнания официально перебирается из Португалии в Испанию дон Хуан де Бурбон, граф Барселонский, отец нынешнего короля. Согласно династическому праву он – глава правящей династии и первый претендент на испанский трон, еще недавно фаворит испанских оппозиционеров, которые противопоставляли его «франкистскому принцу» Хуану Карлосу.

После смерти Франко дон Хуан начал вновь бывать в стране, но формально оставался эмигрантом при правящем сыне. У Хуана Карлоса была власть, у дона Хуана – легитимность, и отец тщательно выбирал момент, когда поделиться ей с сыном. По просьбе Хуана Карлоса и влиятельных монархистов дон Хуан не стал раскалывать монархический сектор режима и не объявил себя королем, но выпустил декларацию, в которой уклонился от признания королевского статуса Хуана Карлоса. Он обусловил будущее признание ощутимым прогрессом в восстановлении демократии. Теперь ему кажется, что достаточный прогресс достигнут, и дон Хуан во время скромной официальной церемонии в королевском дворце отрекается от всех династических прав в пользу сына и признает его главой династии испанских Бурбонов. Не только Каррильо, но и король окончательно легализован.

Председатель кортесов Торкуато Фернандес-Миранда, учитель и ближайший советчик короля, автор закона о политической реформе, не одобрял встречи премьер-министра Суареса с Каррильо и легализацию коммунистов и теперь, в мае, подает в отставку. Королю не удается его переубедить. Дело не только в коммунистах, но и в том, что Миранда потерял вес внутри властной конструкции. Прежде все важные решения король, Суарес и Миранда принимали втроем. Суарес был назначенцем короля, утвержденным кортесами Миранды, но после референдума о политической реформе у Суареса появился новый источник легитимности – прямая поддержка граждан.

Правительство перестает одобрять в кортесах свои действия, Суарес начинает управлять при помощи премьерских указов и практически не видится и не советуется с Мирандой, который когда-то сам надеялся возглавить кабинет реформ. Уязвленный Миранда ищет поддержки у короля, но не находит. У многих реформаторов со стажем появляется ощущение, что молодые король и премьер идут к своей цели по их головам. Отношения Миранды с Хуаном Карлосом становятся прохладными, и прежняя теплота не вернется в них уже никогда. Из старших друзей – бывших учителей и наставников через полтора года после вступления короля на престол рядом с ним остается только генерал Альфонсо Армада, секретарь королевской администрации.