Текст книги "Конец режима. Как закончились три европейские диктатуры"

Эпилог

Самолеты садятся в Мадриде в аэропорту Барахас имени Адольфо Суареса. Аэропорт назвали так после смерти Адольфо Суареса в 2014 г. Повернись история чуть иначе, он мог бы носить и другое имя – Хуана Карлоса, Мануэля Фраги, Лауреано Лопеса Родо или Торкуато Фернандес-Миранды. Это мог бы быть даже аэропорт имени Альфонсо Армады, если бы ему вдруг удалось стать испанским де Голлем – изобретательно спасти страну от путча, в котором он участвовал, а потом долго и успешно возглавлять правительство.

Это мог быть аэропорт имени Хуана Карлоса, если бы он покинул этот мир раньше Суареса, ведь их роль в переходе Испании к демократии одинаково велика. Или имени Фраги, Родо или Миранды, если бы не Суаресу, а кому-то из них король, уволив в 1976 г. последнего назначенного Франко премьер-министра Ариаса Наварро, поручил создать первое правительство политических реформ и тот, кому это поручено, успешно справился с тем, чтобы перевести страну от диктатуры к демократии и из изоляции в Европу. Но этот аэропорт не мог носить имя Техеро или Миланса, потому что даже если бы они победили 23 февраля 1981 г., эту победу уже тогда, и тем более позже, испанское общество сочло бы своим поражением. И ему не присвоили бы имя Ариаса, потому что общество не приняло простого продолжения диктатуры с косметическим ремонтом фасада.

Иными словами, главный столичный аэропорт мог получить имя любого из тех, кто помог бы обществу выбраться из диктатуры и раскола, в которых оно застряло, и перейти к современности, в которую страна хотела попасть, но не знала, как это сделать, не разрушив себя. История могла повернуться чуть иначе, но не развернуться и пойти вспять.

В этом с самого начала состояла главная претензия к Суаресу: он прославился тем, что, оказавшись на его месте, сделал бы любой. Он возглавил перемены, которые произошли бы в любом случае, с ним или без него. И которыми мог бы руководить человек более заслуженный, более достойный быть прославленным в веках. Но Суарес? Кто такой Суарес?

Это умаление Суареса, однако, содержит непреодолимое противоречие. Если с задачей, которую выполнил Суарес, справился бы любой, бессмысленно предъявлять ему претензии в том, что он не заслужил своей роли. Он просто стал тем «любым», тем самым «кем угодно», выполнившим эту задачу.

История не всегда справедлива. Лучшие роли в ней часто достаются не тем, кто дольше всего к ним готовился и больше всего для этого сделал, а тем, кто оказался в правильное время в нужном месте в лучшей форме. Историей оборачиваются цепочки человеческих связей – социальные молекулы, из которых состоит любой отдельно взятый срез времени.

Молодой король Хуан Карлос, не великого ума, но достаточной решимости преемник диктатора, любитель горных лыж, быстрых машин, обаятельных женщин и хорошей еды, назначил главой правительства своего ровесника и понятного ему человека – тоже молодого, не слишком образованного функционера с привлекательной внешностью, тоже любителя хорошей жизни и честолюбца. И этот человек сделал ту самую работу, к которой десятилетиями готовили себя реформаторы внутри номенклатуры и знаменитые оппозиционеры в стране и в эмиграции. Но есть дополнительные причины, почему историческая слава и честь дать имя столичному аэропорту достались Суаресу.

Во-первых, это посмертная слава, а умершие не преподносят сюрпризов. Если бы Хуан Карлос ушел из жизни раньше Суареса, посмертная слава главного реформатора могла бы достаться ему. Соперник Хуана Карлоса в борьбе за испанский трон, его кузен и муж внучки Франко Альфонсо де Бурбон-и-Дампьер, погиб в 1989 г., катаясь на горных лыжах в Колорадо. Хуан Карлос тоже любил горные лыжи, и, произойди с ним что-то подобное, когда он был еще молод, красив, популярен, не замешан в коррупции и любовных скандалах, он, несомненно, занял бы первое место в пантеоне строителей современной демократической Испании.

Суарес умер в 2014 г., к этому году Хуан Карлос уже был слишком скомпрометирован коррупцией и скандалами, чтобы персонифицировать главное событие новейшей испанской истории – мирный переход от диктатуры к демократии. Как вышло, что за столь же долгое время Суарес не омрачил своей славы героя демократического транзита?

Действительно, после своего исторического премьерства Суарес прожил целую жизнь, но большую часть этой жизни он прожил вне политики и даже вне общества, и это помогло законсервировать легенду. Суарес завершил политическую карьеру в 1991 г., но уже тогда у него начали появляться признаки болезни. Он путал вымышленное и реальное, фантазии и действительность. Болезнь Альцгеймера прогрессировала, и в последние годы он не помнил о своей исторической роли. Досрочная общественная смерть сделала его при жизни фигурой из славного прошлого. Но в легендарную фигуру вне политики, вернее над политикой, он начал превращаться еще в крепком здравии и ясном уме.

После попытки переворота 23 февраля Суарес хотел вернуться в политику, ведь вся страна увидела, как он героически не подчинился путчистам. Трижды он избирался депутатом от своей маленькой социально ориентированной центристской партии, которая так и не стала большой, но голосов, поданных за нее, хватало, чтобы он лично попадал в парламент. Без собственной фракции в парламенте он не мог влиять на политику при помощи голосований и стал влиять как мог – авторитетом первого главы демократического правительства страны, который демонтировал диктатуру, построил демократические институты и не склонил голову перед путчистами.

Он все меньше выступал с позиций политической целесообразности и все больше – как носитель высоких политических принципов, политический моралист, участвуя в парламентских и общественных дебатах в качестве человека, который проводит красные линии и напоминает коллегам, что в политике одинаково важны благая цель и благие средства. Этот выход в пространство над реальной политикой мог раздражать, но у Суареса были на это очевидные права, и именно такое этическое присутствие в политике вывело его из тени, которую реальный политический процесс так или иначе бросает на всех своих участников.

Своевременный уход из политики и в Португалии оказался важнейшим рецептом того, как стать политической легендой. Из всех героев португальской «революции гвоздик» самым любимым в народе стал обаятельный капитан Салгейру Майя. В отличие от остальных деятелей революции, Майя вообще не пошел в политику. Он вернулся в свою провинциальную воинскую часть в том же звании, в каком выехал из нее в апреле 1974 г. во главе колонны бронетранспортеров брать Лиссабон. В 1989 г. Майя заболел раком и в 1992 г. умер в возрасте 47 лет.

Ранняя смерть красивого и еще молодого офицера способствовала его славе. К тому же выяснилось, что за год до смерти он подавал прошение о пенсии по боевым заслугам, имея в виду революционные события 25 апреля, но премьер-министр ему отказал, хотя в это же время правительство назначило пенсии двум бывшим офицерам политический полиции PIDE за службу в Африке. Случился скандал, запрошенную героем пенсию после его смерти получила его вдова. В честь капитана названы десятки улиц и установлено несколько памятников в разных городах Португалии. Так общество отблагодарило революционных капитанов, которых выдавило из политики, в лице самого неамбициозного из них.

Парадоксальная дружба бывшего главного фалангиста Суареса и лидера коммунистов Каррильо продолжилась, пока удрученный печальным состоянием друга Каррильо не прекратил общение. В его кабинете на стене журналисты видели фотографию Суареса, на которой тот одиноко сидит, выпрямившись в парламентском амфитеатре, – единственный из депутатов вокруг него не подчинившийся требованию путчистов и не спрятавшийся под скамью от пуль, летающих по залу.

Утопии Каррильо, в которой они вместе – бывший глава партии диктатуры и лидер самой ненавистной диктатуре, самой гонимой и поэтому самой авторитетной оппозиционной партии – правят страной во имя национального примирения, не суждено было сбыться. Не только Суарес потерял свою партию, но и Каррильо. Актив не простил ему поражений на выборах, а Москва – независимого от нее еврокоммунизма. Привыкший побеждать во внутрипартийной борьбе Каррильо боролся против своих новых критиков, но проиграл и в 1985 г. был изгнан из собственной коммунистической партии. В 1986 г. он основал крошечную альтернативную компартию и вел жизнь, похожую на жизнь Суареса, – политической легенды без власти: писал статьи в газетах, преподавал в университетах, давал интервью.

Новое руководство испанской компартии, к радости международного отдела ЦК КПСС, вновь сблизилось с Москвой. Сближению сперва способствовала антикоммунистическая риторика американского президента Рональда Рейгана, а потом, недолго, популярность советского генсека Михаила Горбачева. Под конец жизни Каррильо сделал попытку вернуться в Социалистическую рабочую партию, к которой когда-то примкнул подростком, но ему отказали.

Легендарная республиканка Долорес Ибаррури застала упадок и раскол своей партии, но не покинула ее вслед за Каррильо и раз за разом избиралась депутатом от коммунистов. В последние годы жизни бывшая сталинистка сблизилась с церковью и регулярно посещала мессы. Она умерла в 1989 г., исповедавшись и причастившись. В 2005 г. XVII съезд КПИ избрал ее вечным председателем партии, тем самым поместив в своего рода виртуальный мавзолей.

Идею власти на двоих во имя национального примирения до некоторой степени воплотили конкуренты Каррильо и Суареса – Фелипе Гонсалес и Мануэль Фрага. Заслуженный республиканец-эмигрант, всю жизнь собиравший политический капитал, Каррильо ревниво относился к молодому лидеру социалистов Фелипе Гонсалесу, у которого не было за плечами ни республики, ни гражданской войны, ни эмиграции и который выскочил откуда-то из провинциальных недр страны, задавленной диктатурой.

Есть своя логика в том, что молодого провинциального выскочку Суареса, который вытеснил с поприща демократизации режима знаменитых номенклатурных реформаторов, сменил молодой провинциал из оппозиции Гонсалес, потеснивший заслуженных оппозиционеров и эмигрантов. Именно Гонсалес стал первым испанским премьер-министром от оппозиции, легальной при Суаресе и подпольной при Франко. И Гонсалес остается премьер-министром, дольше всех находившимся у власти со времени падения диктатуры: он возглавлял правительство 13 лет, а его Социалистическая рабочая партия превратилась в один из полюсов двуполярной (но не двухпартийной) политической системы страны.

Вторым полюсом стала Народная партия (бывший «Народный альянс»), основанная Мануэлем Фрагой, в прошлом министром туризма и информации, реформатором диктатуры изнутри, который при демократии стал просвещенным консерватором. Сам он, хоть и считал, что должен быть на месте Суареса, так и не стал премьер-министром. Его высшие должности, кроме главы партии и ее фракции в парламенте, – пост главы правительства автономной Галисии, родной провинции его самого и Франко, и депутатский мандат на первых выборах в Европарламент. Зато его партия стала второй опорой политической системы Испании, основой многих правящих коалиций.

Такими же полюсами своих политических систем стали партии, созданные греческим умеренным консерватором Константином Караманлисом, сменившим во главе страны «черных полковников», и социалистическая партия Андреаса Папандреу, которая, как и испанские социалисты, впервые получила власть в начале 1980-х. Ради предотвращения этой победы полковники устроили свой переворот в 1967 г., и, как следовало ожидать, он оказался напрасным: время остановить не удалось даже танками.

При Папандреу Греция установила более близкие отношения с советским блоком, но не стала ни просоветской, ни социалистической, а осталась западной рыночной демократией. В такие же два полюса политической системы Португалии превратились Социалистическая партия Мариу Соареша и Социал-демократическая партия его бывшего друга, а позже соперника Франсишку Са Карнейру.

Мариу Соареш, в отличие от своего испанского коллеги и почти однофамильца Суареса, остался в политике надолго. Он дважды был премьером, а в 1986 г. выиграл президентские выборы и оставался президентом Португалии до 1996 г. С 1991 г. он служил председателем Социнтерна, который когда-то помогал ему отстаивать умеренный курс революции. В 2005 г. в возрасте 81 года Соареш вновь попытался избраться президентом, но получил только 15 % голосов. Камбэк даже славных деятелей прошлого в демократиях удается не всегда.

Мариу Соареш прожил 91 год и в 2017 г. был похоронен в лиссабонском монастыре Жеронимуш – национальном пантеоне страны. Са Карнейру погиб при крушении частного самолета по пути на митинг во время предвыборной кампании 1980 г. Вместе с ним погибла его гражданская жена, издательница Сну Абекассиш, которая настаивала на праве невенчанной пары публично появляться вместе. И в этот раз на совместной поездке настояла она.

Последний диктатор и неудавшийся реформатор Португалии Марселу Каэтану завершил жизнь в Бразилии, въезд в Португалию ему был пожизненно запрещен. За океаном Каэтану вернулся к университетской карьере и стал авторитетным профессором-правоведом, заведовал кафедрой сравнительного права в Университете Рио-де-Жанейро, консультировал авторитарное правительство пятой бразильской республики, имел служебный автомобиль, выпускал книги по специальности и о политике. Хорошо продавались его воспоминания о Салазаре. Каэтану умер в возрасте 74 лет в 1980 г. и не застал краха бразильского авторитарного режима, который случился пять лет спустя.

Португальский президент Америку Томаш, которого свергли вместе с Каэтану, получил в 1980 г. разрешение вернуться на родину, но в просьбе о восстановлении в рядах военно-морского флота ему отказали. Последний президент диктатуры умер в Португалии в 1987 г. в возрасте 92 лет. Томаш и Каэтану до конца жизни спорили о том, кто из них больше виноват в революции, которой, по их мнению, могло не случиться.

Технократы из «Опус Деи», творцы экономической либерализации Испании, проложившие в экономике дорогу к демократизации, вскоре после конца диктатуры покинули политику и государственную службу. Лауреано Лопес Родо под конец века и жизни выпустил четыре тома воспоминаний – важнейший документальный источник об истории позднего франкизма.

Деятели «бункера» пытались сохранить влияние в новой демократической Испании. Блас Пиньяр избрался по мадридскому округу от ультраправой коалиции «Национальный союз», то есть был депутатом того самого парламента, который захватил Техеро. В качестве депутата он голосовал против автономии регионов, а на выборах 1982 г. соперничал в мадридском округе с самим Техеро, который баллотировался из тюрьмы, но оба проиграли.

Политическое пространство для франкистов сузилось настолько, что им пришлось сражаться друг с другом за немногочисленных избирателей-единомышленников. В ноябре 1986 г., в очередную годовщину смерти Франко, Блас Пиньяр распустил свое политическое объединение «Новая сила» и оставил за собой лишь одноименное издательство. Он не дожил пяти лет до 2019 г., когда ультраправые вновь оказались в испанском парламенте. Новая партия Vox («Голос») получила 10 % на выборах с лозунгами против сепаратизма испанских автономий и иммиграции.

Вдова Франко Кармен Поло отклонила предложение оставить за семьей дворец Эль-Пардо, где жил и правил ее муж. Всего через два с небольшим месяца после смерти диктатора семья, состоящая из трех поколений, покинула дворец и разъехалась по частным резиденциям, приобретенным ее членами за 40 лет правления Франко или принадлежавшим им до гражданской войны.

Никто не преследовал семью и не покушался на ее имущество, хотя полиция вскоре после смерти Франко пресекла попытку его дочери вывезти за границу большое количество золотых украшений. Кармен Поло вела замкнутый образ жизни, не высказывалась ни о политике, ни об истории и умерла в своем доме в 1988 г. И она сама, и ее дочь, внучки и внуки постепенно перестали слишком сильно интересовать таблоиды, у которых появилась новая пища в виде королевской семьи и многочисленных политиков. Тем не менее пресса отметила развод Кармен, внучки Франко, с Альфонсо де Бурбоном-и-Дампьером, проигравшим Хуану Карлосу гонку за трон (через десять лет после развода он погиб на горнолыжной трассе). Потомки Франко широко представлены в рядах испанской аристократии, но не в политике.

Боевики-баски из вооруженного крыла ЭТА продолжили стрелять и взрывать. После очередного всплеска насилия в 1991 г. (46 погибших) баскский террор пошел на убыль и число жертв снизилось до полутора десятков человек в год. В 2004 г. боевики официально прекратили акции на территории Каталонии, потом несколько раз заявляли об окончании вооруженной борьбы, нарушали слово, вступали в переговоры с правительством, вновь заявляли о перемирии. Наконец в 2018 г. военная часть ЭТА объявила о самороспуске, в то время как представители ее легализованного политического крыла заседают в парламентах разных уровней.

Экономические предпосылки для баскского сепаратизма исчезли: Страна Басков – один из самых развитых регионов государства, который пользуется исключительной даже для децентрализованной Испании самостоятельностью, в том числе экономической. Хотя сепаратизм редко основан на одних экономических мотивах, вызвать чувство национальной обиды у благополучного населения труднее. Зато сепаратистские настроения с 1990-х начали усиливаться в Каталонии, хотя они редко выходили за рамки парламентской политики и мирного уличного протеста.

Верность генерала Мельядо Суаресу привела к тому, что и его политический закат наступил вместе с уходом Суареса. Мельядо реформировал армию быстрее, чем менялась психология военных, поэтому его отчуждение от армии не закончилось с переворотом. Его военная карьера завершилась вместе с политической, после ухода Суареса он вышел в запас, почти не общался с журналистами и не бывал в воинских частях, где его не слишком хотели видеть, – кроме прошедшей незадолго до его смерти церемонии в военной академии, где курсанты встретили его тепло. Его офицерское поколение до самой его смерти в 1995 г. так и не приняло Мельядо обратно в свое армейское братство, как не приняло и членов «Военного демократического союза», которых восстановили в армии и наградили только в XXI в.

Лиссабонский аэропорт тоже носит имя одного из могильщиков диктатуры. Он назван в честь генерала-оппозиционера Умберту Делгаду, убитого португальскими спецслужбами – до сих пор неизвестно, по личному распоряжению Салазара или по их собственной инициативе. До того как в конце 1950-х покинуть номенклатуру и возглавить оппозицию, Делгаду по поручению диктатора руководил созданием государственной авиакомпании TAP. Он был выбран и потому, что не нашлось кого-то одного, кто олицетворял бы, подобно Суаресу в Испании, переход Португалии к демократии в бурную эпоху «революции гвоздик». Этим героическим событием принято гордиться, но каждый из ее деятелей по отдельности оказался недостаточно популярен, чтобы олицетворять демократизацию страны.

Первый президент революционной Португалии генерал Спинола не стал ни португальским де Голлем, ни Наполеоном, ни Пиночетом. После возвращения в Лиссабон в 1976 г. он задумался о политической карьере, но понял, что его время ушло. Португалии, которая превращалась в парламентскую демократию, все меньше были нужны политики в мундирах. Спинола поселился на окраине Лиссабона и продолжил писать книги: от союза меча и пера осталось перо. В 1979 г. Спинолу восстановили в армии в генеральском звании. В 1981 г. уходящий с политической сцены военный Революционный совет присвоил Спиноле высшее звание – маршала. Он прожил 86 лет и до конца жизни носил свой знаменитый монокль. Именем Спинолы в Лиссабоне назван проспект.

Революционный премьер-министр Вашку Гонсалвиш, тот, чьи волосы были как будто сдуты назад невидимым ветром перемен, неутомимый социальный экспериментатор и борец за настоящее народовластие, остался верен своим идеалам. День подавления левого армейского мятежа в ноябре 1975 г. он считал днем, когда убили португальскую революцию. Гонсалвиш до конца жизни называл себя марксистом, продолжал выступать на митингах левых партий, в начале 1980-х участвовал в борьбе против размещения американских ракет в Европе. В начале 2000-х он с симпатией отзывался о левом повороте в Латинской Америке, особенно о боливарианском социализме президента Венесуэлы Уго Чавеса. Умер от инфаркта, плавая в бассейне на вилле своего брата на юге Португалии, в июне 2005 г.

Всего через два дня после него ушел из жизни легендарный оппозиционер, генеральный секретарь компартии Алвару Куньял. Он пережил годы тюремного заключения, пытки, авантюрный побег из тюрьмы, эмиграцию в Москву, триумфальное возвращение на родину и даже ненадолго стал красным кардиналом революционной Португалии. Напуганная западная пресса приписывала ему большее влияние, чем у него было в действительности. Словно чтобы компенсировать годы, потерянные в заточении, Куньял прожил долго: 91 год.

В 1988 г. Михаил Горбачев вручил ему орден Ленина, а уже в 1989 г. Куньял на встрече в Москве выговаривал Горбачеву за оппортунизм и отказался согласовать текст совместного заявления, пригрозив разоблачительной пресс-конференцией, если оно выйдет в предложенном советской стороной виде. Выпуск программы «Время» пришлось редактировать прямо в эфире. Во время московского путча в августе 1991 г. португальская компартия поддержала ГКЧП.

Незадолго до смерти Куньял признался, что всю жизнь писал романы в неореалистической манере и публиковал их под псевдонимом Мануэл Тиагу. Всего таких романов вышло восемь, некоторые имели успех. Оказалось, что несколько молодых интеллектуалов, исповедавших модный неореализм, которые в конце 1920-х познакомили юного сапожника с коммунистическими идеями, сами того не подозревая, сделали из него не только главу компартии, но и своего коллегу-писателя. В 1996 г. по одному из романов сняли фильм, по другому в 2006 г. – сериал. Похороны Куньяла, как до этого Гонсалвиша, превратились в огромные манифестации сторонников социализма – своего рода поминки по тому пути, с которого свернула португальская революция.

Разжалованный из генералов в майоры Отелу Сарайва ди Карвалью, несостоявшийся левый Бонапарт португальской революции, после недолгого ареста и второго места на первых свободных президентских выборах 1976 г. стал рупором граждан, недовольных тем, что «революция гвоздик» развернулась прочь от социализма, до которого было рукой подать. Он вновь участвовал в выборах президента в 1980 г., но совсем неудачно, создал ультралевую партию «Сила народного единства», при которой немедленно образовалось вооруженное крыло – «Народные силы 25 апреля».

Кумирами Карвалью были Кастро, Че Гевара и революционный ливийский диктатор полковник Муаммар Каддафи. В начале 1980-х несколько арестованных боевиков «Народных сил» дали показания против Карвалью, и его приговорили к 18 годам тюрьмы, из которых он отсидел пять, вышел по УДО и был помилован в 1996 г. Карвалью написал две книги о «революции гвоздик» и продолжал комментировать текущие политические события – разумеется, с ультралевых позиций.

Майор Мелу Антуниш, лидер «Группы девяти» и умеренного крыла «Движения вооруженных сил», усилиями которых революция вернулась с социалистического на демократический путь, пытался противостоять выдавливанию армии из политики, но проиграл. После роспуска Революционного совета он не занимал высоких постов, вступил в Социалистическую партию и консультировал частные компании. К концу жизни получил по выслуге лет звание подполковника и в 2004 г. – полковника посмертно.

Самый богатый человек Португалии Антониу ди Шампалимо, у которого революционные власти отобрали выстроенную при Салазаре многоотраслевую империю, вслед за Каэтану уехал в Бразилию. Там он не стал просто проедать оставшиеся на зарубежных счетах деньги, а принялся строить бизнес заново. Сперва основал цементную компанию, потом несколько химических – и вновь разбогател. Он вернулся в Португалию в 1992 г., после того как из конституции исчезли последние социалистические статьи, и выкупил у государства свои бывшие компании. Многие португальские сельскохозяйственные кооперативы, возникшие в год революционной земельной реформы, сохранились до сих пор, хотя и утратили свой первоначальный «колхозный» характер.